Дэмьен увидел, как он исчез в собственноручно прорубленном туннеле, а затем с явной неохотой принялся за обустройство лагеря. Он был встревожен. Весьма встревожен. Сделанное им Тарранту предложение было скорее жестом доброй воли, нежели серьезной попыткой; он знал, насколько дорожит Охотник своим дневным уединением. Но если бы Таррант и впрямь решил остаться с ними, если бы он предпочел общество Дэмьена тому неизведанному, которое здесь скрывается… Но он ушел, и то ладно.

Дневной свет. Или нечто в этом роде. Туман стал темно-серым, потом средне-серым — и ни на йоту светлее. Солнечный свет с трудом протискивался на дно ущелья между двумя крутыми стенами и сквозь толщу тумана. В полдень клубящийся в воздухе пар наконец стал несколько посветлее, но лишь на очень недолгое время, — через какой-то час все вокруг снова окрасилось в серые тона. Это напомнило Дэмьену ложный рассвет, с которым ему доводилось сталкиваться в арктических пустынях, где последнее осеннее солнце один раз в сутки дразнит наблюдателя своим светом; но так и не восходит. И это, вспомнил он, производит на человека столь же угнетающее впечатление.

Но даже в тумане все-таки удавалось кое-что различить: слабые шорохи жизни, порожденной Фэа, скользили по воздуху подобно летучим рыбам; Эти создания лишены вещественности, а их внешняя форма столб же непостоянна, как и сам туман, но отсутствие материальной субстанции ни в коем случае не делало их менее опасными. Судя по всему, ночью их заставляла держаться в сторонке от путников близость Тарранта, а теперь — в свете столь тусклом, что он едва ли мог причинить им существенный вред, — они нависали над Дэмьеном, ведомые слепым инстинктом демонического голода, расчувствовав в его плоти и в присущей ему жизненной силе редкостную по здешним местам добычу. Одному только Богу ведомо, чего именно они от него хотели, а сам священник и не собирался выяснять. Дважды рубанув мечом, он убедился в том, что тяжелая сталь бессильна в поединке с эфемерными существами: меч проходил сквозь призрачное «тело» примерно с тем же эффектом, с каким проволока вонзается в дым; поэтому Дэмьен решил прибегнуть к Творению. Он отогнал их от себя угрозой Проклятия, а затем очертил на земле меловой круг, предотвращая тем самым их возвращение. Пока он предпринимал Творение, его руки тряслись, — он понимал, сколь рискованно это занятие здесь, где в любую минуту может случиться землетрясение, а уж оно испепелит его мозг прежде, чем он успеет хоть что-нибудь почувствовать. Но в конце концов он со всем управился и, собрав восемь камней, разложил их на равномерном расстоянии друг от друга по меловой окружности, защитив тем самым весь лагерь. Здешние камни были далеки от идеала в охранных целях: по идее их следовало бы сперва исписать особыми письменами и украсить соответствующими символами, но пока суд да дело, сойдут и эти. Каждый из них он втиснул в землю под таким углом, чтобы они вошли в Фэа и набрались этой энергии, — и если какая-нибудь демоническая тварь вздумает приблизиться, камни отпугнут ее. А поскольку у камней нет мозга, они могут почерпнуть из Фэа сколько угодно энергии и тем не менее так и не превратиться в источник опасности для человека.

Хессет наблюдала за его возней несколько насмешливо, однако воздержалась от каких бы то ни было комментариев. Вот и прекрасно. Потому что поганые твари явились сюда вовсе не по ее душу, не так ли?

И лишь когда священник со всем управился и подсел к костру, где уже сидела она сама, Хессет заговорила:

— А он скорее всего прав.

— Кто?

— Таррант. Насчет здешних людей.

Дэмьен посмотрел в сторону леса, куда меж тем бежали последние порождения Фэа.

— Разумеется, здесь должны быть люди. Причем достаточное количество. Потому что такое число этих тварей могут породить лишь десятки душ в своем общем невольном усилии. — Теперь, когда эти твари уже исчезли, ему стало трудно припомнить, как они выглядят, но он попытался. Какие они странные… но в самом их наличии имелась строгая логика. — Это страх перед туманом, — сказал он. — Вот что распространяет их. Страх перед туманом и передо всем, что скрывается в тумане. Здешние обитатели, должно быть, люди пришлые — и туман вызывает у них ужас. И когда эти негативные эмоции начали воздействовать на земное Фэа, оно и выдало такие порождения. Аморфные и подобные самому туману. — Вглядевшись в пламя костра, он попробовал думать четче. Так, чтобы все сошлось воедино. — Здесь ведь нет более традиционных демонов, не так ли? По крайней мере, мы с таковыми еще не встречались. Но в большинстве человеческих общин складывается собственная фольклорная мифология — вампиры, суккубы, всяческие карлики и уродцы — задолго до того, как появляются бесплотные абстракции вроде здешних. И это странно… — Тем временем от реки на них начало наплывать нечто туманное и красноглазое; достигнув ближайшего охранного камня, оно задрожало и зависло в воздухе. — Вот мне и любопытно, почему это так получилось?

— Таррант, наверное, сможет на это ответить, — пробормотала Хессет, наблюдая за демоническим существом, которое попятилось от охранного камня и растворилось в тумане.

Но Таррант не смог.

Вернувшись ночью, он остановился у мелового круга и последовательно осмотрел все охранные камни. Лишь покончив с этим, он подсел к костру.

— Конечно, это не имеет особенного значения, — обратился он к Дэмьену. — Но сила этих камней недостаточна. А вам следовало бы учесть, что и моя мощь является демонической по своей природе и они, соответственно, реагируют на меня, как на врага.

Дэмьен сконфуженно заморгал; конечно, ему следовало об этом подумать.

— Прошу прощения.

После того как они загасили костер и расселись по седлам, Дэмьен и Хессет рассказали Тарранту о странных демонических существах. И вслед за ними раздраженный Охотник оказался не в силах обнаружить людей, которые должны были обитать где-то в здешних лесах.

— Но это не Затемнение, — рассерженно, как показалось Дэмьену, буркнул он. — Но если не Затемнение, то тогда что же? Что может позволить десятку или более того людей исчезнуть из потоков Фэа в такой степени, что оно словно и не подозревает об их присутствии?

Ответа на этот вопрос не было; не было и другого выбора, кроме продолжения пути. Они вновь углубились в лесную чащу, и теперь ее замкнутость сама по себе обрадовала Дэмьена. Отрадно было видеть хоть что-нибудь, кроме непроглядного тумана, даже если этим чем-нибудь и были противоестественные здешние заросли.

Всю ночь они промолчали, проезжая милю за милей по этому странному и чужому лесу, высвечивая фонарем лишь кусочек земли прямо перед ними. Разумеется, Таррант мог видеть и в свете, источаемом Фэа, а ночное зрение Хессет ничуть не уступало дневному, но вот Дэмьену казалось, будто он здесь ослеп. И, вдобавок к этому неприятному обстоятельству, лес с каждой милей менялся и становился все страннее и страннее. Ничего удивительного в том, что ко времени очередного привала он почувствовал себя полностью изнуренным.

Сначала дикий виноград удушал деревья. Затем пошла полоса изломанного (кем? чем?) винограда, из изуродованных побегов течет белый сок. Затем появились черные зверьки, снующие туда и сюда по стволам деревьев, с несколькими виноградинами или с обрывком грибовидного листа во рту. Потом твари больших размеров, похожие на гигантских пауков, поедали черных зверьков. Причем вся эта живность не соседствовала друг с другом, как обстояло бы дело в обычном лесу, а проходила своеобразными полосами или волнами — и каждая новая волна пожирала лес по-новому, оставляя после себя лишь мертвые деревья, погубленный виноград и голые кости. Костей было чрезвычайно много. Они устилали землю, как по осени — сухие листья. Лежали целыми слоями, столь толстыми, что трещали под копытами лошадей буквально на каждом шагу. А запах гниения и распада был время от времени столь невыносимым, что Дэмьену приходилось зажимать платком нос и рот и совершать Творение, воздвигая вокруг себя нечто вроде обонятельного барьера. Да и Хессет выглядела такой больной, что он предложил ей аналогичную помощь — и она, к его изумлению, согласилась. Как разбирался с невыносимым запахом Таррант, так и осталось загадкой, но Дэмьен не сомневался в том, что тот что-то придумал. Охотник был человеком слишком изысканным, чтобы переносить такую мерзость, к тому же так долго.

Но вот, наконец, они вновь выехали на берег реки. Здесь она стала шире, вода рябилась, протекая по скалистому ложу. Дэмьен рванулся к берегу, чтобы набрать воды для ужина, но Таррант схватил его за плечо и заставил остановиться.

— В чем дело?

— Характер здешнего леса. Подумайте об этом. Живое здесь пускает корни, размножается и разрушает окружающую среду. Потом то же самое совершает следующий вид. И так далее. И так далее. И так далее.

Священник не сразу понял, что имеет в виду Охотник.

— Вы хотите сказать, что кто-то заставляет формы жизни эволюционировать?

— Природа бесконечно сложна, преподобный Райс. Кому знать об этом лучше, чем мне? Естественная экосистема всегда бывает тщательно сбалансирована, всегда подразумевает сложное взаимодействие сдержек и противовесов, эволюционирующих одновременно и параллельно. Здесь же мы не наблюдаем ничего подобного. Здесь все чрезвычайно просто — и чрезвычайно расточительно… Я чувствую за этим человеческие усилия. Усилия крайне неопытного человека, лишенного подлинного понимания происходящего, обескураженного собственной неспособностью управлять протекающими процессами. Потому что если ты стремишься вывести новый вид и подходишь к этому делу надлежащим образом, тебе приходится позаботиться и о противовесах: о хищниках, паразитах, эпидемиях, о механизме вырождения. Ничего подобного здесь не сделано. Просто приложена сила в отсутствие понимания возможных последствий. Ничего удивительного в том, что последствия оказались настолько ужасными.

— Каждая форма жизни захватила собственную территорию, — подчеркнула Хессет.

— Возможно. Но возможно и другое. Все здешние формы жизни созданы в едином центре, а затем им предоставили возможность свободного распространения. Сперва виноград, потом зверьки, питающиеся виноградом. Когда зверьки вышли из-под контроля, по их следу пустили хищников. И так далее. Каждая форма жизни волнообразно распространяется из общего центра. А мы с вами направляемся…

— Мы направляемся именно в этот центр, — внезапно вырвалось у Дэмьена.

Охотник кивнул:

— Точно так. И скоро нам предстоит встреча со следующим здешним видом. Последними нам на глаза попались грызуны, причем довольно крупные грызуны. Все, что может справиться с этими грызунами, будет представлять опасность и для людей — и, соответственно, для собственных создателей.

— Но их смогут уничтожить насекомые, — заметила Хессет. — Или даже микробы. Не представляющие опасности для человека.

— Совершенно справедливо. И, затей все это я сам, я бы выбрал микробов. Но тот, кто строит из себя Господа Бога применительно к данной экосистеме, явно лишен подобной изощренности. Так кто же, с нашей колдовской точки зрения, может оказаться надежным — и безопасным для нас самих — убийцей? Еще один мелкий зверек? Это неэффективно. Крупный зверь? Это слишком опасно. Может быть, нечто крупное, но ограниченное в своих передвижениях так, что оно не может распространяться само по себе. Тогда смертоносного контакта с ним можно избежать. Но ведь нельзя же расположить этих убийц в выбранных наугад точках? Остальная живность научится избегать контакта с ними. Убийцы должны находиться где-нибудь в укромном месте — но все же в таком, куда в конце концов непременно придут все звери…

Он на мгновение всмотрелся в траву, затем, наклонившись, поднял с земли камень. Тот был, как заметил Дэмьен, плоским, очень тонким, размером приблизительно с мужскую ладонь. Изящно вывернув запястье, Таррант бросил камень в реку, причем тот несколько раз подпрыгнул над поверхностью воды, прежде чем то ли пойти на дно, то ли потеряться в тумане.

— Ловко, — усмехнулся Дэмьен. — Но я не понимаю…

Река пришла в движение. Там, где плоский камень впервые соприкоснулся с поверхностью, из воды в хлопьях пены вырвалось нечто зеленое. Зеленое и поблескивающее, оно судорожно зашарило вокруг в поисках осмелившегося побеспокоить его предмета. Дэмьен разглядел зеленые щупальца, между ними мелькнуло нечто ослепительно белое и страшно острое. Голод. О Господи, он прямо-таки физически ощутил голод, исходивший от этого чудовища, почувствовал, как этот голод парализует ему конечности, лишая малейшей возможности как убежать, так и вступить в схватку…

Резко встряхнув головой, он заставил себя отвернуться. И это оказалось нелегко. Какое-то время спустя шум, доносившийся с реки, затих. Еще какое-то время спустя Дэмьена оставило ощущение собственной беспомощности. Он вновь повернулся к реке, но не увидел на ее поверхности ничего, кроме легкой ряби.

— Господи, — прошептал он. — Что это было такое?

— Последний гамбит нашего колдуна, так мне кажется. А что может произойти, когда выйдет из-под контроля эта тварь, остается только догадываться. К счастью, следующим этапом здешней эволюции, судя по всему, тоже должно стать речное чудовище. Благодаря этому путешествие по суше выглядит до поры до времени более-менее безопасным.

— Если вы правы, — заговорила Хессет, — если все это дело рук человеческих… тогда, скажите, далеко ли нам еще до встречи с этими людьми? Вы можете определить это хотя бы приблизительно?

— Я бы сказал, что мы подошли к ним практически вплотную. Сколько ступеней по живой лестнице пропитания остается преодолеть, прежде чем предмет эволюции решит, что ему нравится вкус человеческого тела? Мне кажется, отныне нам надо проявлять предельную осторожность, — предостерег их Охотник. — Здешние твари с каждым разом становятся все крупнее и крупнее, а значит, и опаснее. Не исключено, что в конце концов эти исчадия окажутся даже опасней, чем местные люди.

— А ваше Познание по-прежнему бессильно выяснить что-нибудь о них? — спросил Дэмьен.

Таррант холодно посмотрел на него:

— Увы. Я пытался. Все выглядит так, будто они исчезли напрочь.

— Или были съедены, — предположила Хессет.

— Я бы такое почувствовал, — невозмутимо ответил Охотник.

«Предельная осторожность!» Вот о чем думал Дэмьен, пока они ехали по берегу, высматривая место для привала. Предельная осторожность. Как будто они не были предельно осторожны до сих пор! Как будто без Охотника они бы сами этого не поняли.

«Он встревожен, — подумал Дэмьен. — Может быть, даже напуган. Да и случалось ли кому-нибудь пренебрегать его волей столь бесцеремонно?

Но если он испуган… то какие же, к черту, выводы из этого вытекают?»

Лагерь они разбили на скале над рекой.

— Дэмьен! Дэмьен! Поднимайся!

Встревоженный шепот проник в его сны. Прошло не меньше минуты, прежде чем он понял, кто это и почему к нему взывают с такой страстью.

— Дэмьен! Проснись! Пожалуйста!!

И тут наконец он понял. Сон разлетелся на тысячу обломков. Он проснулся.

— В чем дело? — пробормотал он, неловко усаживаясь. В горле у него пересохло. — В чем дело?

Он увидел, что Хессет вооружилась.

— Кто-то идет, — прошептала она. Уши ее стояли торчком, щетина искрилась. — Я чувствую по запаху.

Священник вскочил на ноги, огляделся по сторонам в поисках удобной позиции для стрельбы. Но место для привала они подыскали, исходя из того, чтобы оно было подальше от леса и в то же самое время подальше от реки, а вовсе не с учетом удобства для обороны. Он мысленно выругал — и себя, и Тарранта — за такую беспечность.

— Где? — прошептал он.

Ракханка кивнула в сторону юга. И, помедлив, сказала:

— Их много.

«Черт побери. Черт побери. Черт побери». Он выбрал небольшую группу деревьев у них за спиной, где можно было относительно надежно укрыться. Однако лошадей прятать было некуда. Не хватало времени и на то, чтобы убрать признаки лагеря. Он жестом велел Хессет подползти поближе за низкий и длинный бугор.

Теперь он и сам услышал. Шорох. Голоса. Странное сочетание осторожности и беззаботности: переговаривались они тихо, а по земле топали громко, вовсю. И, черт побери, их действительно было много. Несколько человек ни за что не подняли бы такой шум.

Они подошли ближе. Они подступали с юга, но затем внезапно переменили направление и пошли в западную сторону. Это означало, что они окружают лагерь. Голоса смолкли, они понимали, что их жертвы могли теперь услышать их.

Выходит, им известно, где находится лагерь. Скорее всего, известно и то, на кого предстоит охота. Черт побери. Еще какая-то пара минут — и они с Хессет окажутся в окружении. А тогда не останется ничего другого, кроме как бежать к реке. Стремительно рванувшись на север, они бы еще сумели вырваться из смертоносного круга… нет, это означало потерю лошадей и всех припасов. А без провианта, снаряжения и лошадей им все равно ни за что не добраться до цели.

Дэмьен почувствовал, что им овладевает отчаяние, но вместе с тем принялся хладнокровно просчитывать варианты. И все они сводились к одному-единственному шансу, который у них еще оставался. Он потянулся к Хессет, взглянул ей в глаза, кивнул на лошадей. «В седло, — гласило выражение его лица, — и прочь отсюда». На север. Можно держаться реки — но не слишком близко к ней, — там лошади смогут развить галоп. И не исключено, что от этой оравы удастся просто-напросто оторваться. Конечно, поднимется страшный гвалт, но человеку не угнаться за лошадью. Ехать придется долго, чтобы уйти от преследователей с гарантией, но другого шанса у них просто не было.

Но как раз когда он бросился к лошадям, заросли винограда на опушке леса раздвинулись, и он понял, что опоздал: враг вышел на открытое место, а это означало, что лагерь уже окружен. Возвращаться за бугор времени уже тоже не было, так что и с этой опорной точкой следовало проститься. Кроме того, вернувшись, он выдал бы тем самым, где прячется Хессет. Надо было предоставить шанс хотя бы ей.

Сердце у него в груди бешено заколотилось. Взяв оружие на изготовку, он повернулся лицом к противнику.

Первым, что бросилось в глаза, было лицо. Чудовищное лицо с искаженными очертаниями и самым страшным и нелепым образом размалеванное. В своем взвинченном состоянии он даже не сразу понял, что это такое. Но тут появилось и второе лицо — столь же гротескное, столь же размалеванное. Это были лица из его детских кошмаров — именно такими рисовало подсознание ночных демонов задолго до того, как он столкнулся с ними в действительности. Да нет, это и впрямь оказались не лица, а маски. Он в недоумении наблюдал за тем, как из леса выскакивали все новые и новые вооруженные страшилища в масках, пока они наконец не окружили весь лагерь. Воители в демонических масках явно рвались в бой, от их заляпанных грязью тел веяло кровью и смертью, деревянные копья с костяными наконечниками и примитивные луки были в чем-то липком и буром — и Дэмьен ни на мгновение не усомнился в том, что это кровь, кровь бесчисленных жертв, которыми кишат здешние леса.

Следовало напасть на них, пока они не выстроились в боевой порядок. Или вернуться к Хессет. Следовало сделать хоть что-нибудь.

Но он не мог. Он, не веря собственным глазам, глядел на нападавших.

Это были дети.

Не меньше двадцати детей окружили лагерь, он не стал тратить время на подсчет их точного числа. Лишь немногие из них были ростом ему по грудь. Какая-то часть наверняка была из семи — или восьмилетних малышей, остальные были самую малость постарше. Судить о возрасте детей в масках и примитивных кожаных доспехах было трудно, и все же Дэмьен предположил, что лишь двоим или троим исполнилось больше десяти лет.

Странно. Чудовищно — и в то же время невероятно странно.

Все дети были вооружены, а их оружие — при всей своей примитивности — наверняка ничем не уступало взрослому. Пока они подступали все ближе и ближе, Дэмьен понял, что ему остается одно из двух. Он может наброситься на них, воспользовавшись преимуществом, которое предоставляют ему рост, сила и опыт. Или он может сдаться и попробовать потянуть время до возвращения Тарранта. Последнее явно претило ему, и он уже начал прикидывать, каким образом проще всего справиться с такой оравой… но это же были дети. Дети! Как же он сможет рассекать мечом эти тщедушные тельца? Да и сможет ли? Внезапно он утратил уверенность в этом. Руки его, сжимавшие оружие, задрожали.

Выскочив из укрытия, к нему присоединилась и Хессет. Он услышал, как ракханка горестно зарычала, поняв, с кем и с чем приходится иметь дело.

— Кто вы? — спросил Дэмьен. — И что вам нужно?

Ему ответил мальчик — один из самых рослых:

— Вы пойдете с нами. Немедленно. Положите на землю оружие и пойдете с нами.

— Или мы вас убьем! — вмешалась малышка, по плечам которой вились нечесаные белокурые волосы.

— Так что живо, — скомандовал мальчик.

Дэмьен посмотрел на Хессет и увидел у нее в глазах отражение той же душевной сумятицы, которая охватила и его самого. Возможно, какую-то минуту назад он смог бы убедить себя в том, что это не люди, а оборотни, смог бы, зажмурившись, изрубить их мечом или извести колдовством… но не сейчас. Не когда они заговорили. Все человеческое в нем восставало против насилия по отношению к детям. Детей следует защищать, а вовсе не убивать.

Если бы они набросились на него, он, возможно, оказал бы сопротивление. Если бы создалась реальная опасность для его жизни. Если бы они повели себя яростно или бесновато, если бы решили убить его, а не взять в плен. Если бы…

Но они этого не сделали. И никак себя в этом смысле не проявили.

Он опустил оружие. Дети ждали. Он посмотрел на Хессет — ее уши по-прежнему стояли торчком, и она тихо шипела, но, перехватив его взгляд, кивнула, и он положил оружие. И отступил на шаг. Конечно, все это было в каком-то смысле жестом. С учетом его физической силы и когтей Хессет они были в этой толпе не такие уж и беззащитные. Но, казалось, дети в масках требовали от них именно этого.

Он проследил за тем, как собрали все их припасы и взяли лошадей под уздцы. Повадки у них не детские, подумал Дэмьен. Слишком деловитые. И слишком скованные. Он обнаружил, что за ними трудно наблюдать с близкого расстояния. Трудно на мало-мальски длительное время сфокусировать взгляд на ком-нибудь одном. Возможно, это остаточный эффект Затемнения? Во всяком случае, ощущение было странным.

В конце концов дети собрали и забрали все, кроме того, что показалось им не заслуживающим внимания. Забрали оружие и у самого Дэмьена, и у Хессет. Стройная девочка в маске хищного зверя взяла его меч вместе с ножнами: меч был больше ее самой.

— Кто они? — прошептала Хессет. — Кто или что?

Рослый мальчик расслышал эти слова. Дети уже взяли Дэмьена и Хессет в круг, изготовившись вести пленников в глубь леса и далее, одному Богу известно куда. И теперь рослый мальчик встал лицом к лицу с ними, широко расставив ноги и опершись на воткнутое в землю копье. И заговорил. Заговорил с вызовом и торжеством.

— Терата, — объявил он, и хотя лицо его было скрыто под маской, Дэмьену показалось, что он ухмыльнулся. — Вот мы кто такие. Терата!