Глава 15

Я начал распечатывать все, что было заложено в секретном разделе, поскольку, согласно инструкции, это был оптимальный способ получения информации в полном объеме, в особенности что касалось раздела «Расходы».

Каждый раздел следовало печатать отдельно, и крошка-принтер неторопливо выстукивал строчку за строчкой. Я с восхищением наблюдал за его ритмичной работой и надеялся, что маленького рулончика бумаги хватит на все, поскольку больше у меня не было.

Из «Памятки», с которой я начал, вылезла скупая фраза: «Проверяй, не доверяй».

Далее следовало длинное перечисление дней и дат, как казалось, безо всякой закономерности: понедельник, 30 января, среда, 8 марта... Озадаченный, я смотрел, как перечисление продолжалось, и отметил лишь то, что это были понедельники, вторники и среды с промежутком в пять-шесть недель, иногда меньше, иногда больше. Все это заканчивалось за пять недель до его смерти, а началось... «Это началось, — безотносительно подумал я, — четыре года назад». Четыре года назад: тогда он впервые встретил Клариссу.

Мне стало невыносимо грустно. Гревил полюбил женщину, которая никогда не бросит ради него свой дом, а он не хотел ее скомпрометировать; и я не сомневался, что это были дни, которые им урывками удавалось проводить вместе. Он отмечал их, скрывая, как и все остальное. Сколько же роз, подумалось мне.

В разделе «Расписание», к которому я перешел, содержались прежде не фигурировавшие деловые встречи, включая день доставки бриллиантов к нему домой. На день его смерти были запланированы две встречи: первая — «Ипсуич. Гостиница „Оруэл“, П. 15.30», и вторая — «Встретить „Конингин Бит-рикс“ в 18.30, Харидж». На следующий за тем понедельник он наметил: "Встреча с К., Кингз-Кросс, 12.10, обед в «Луиджиз».

Встреча с К, на Кингз-Кросс... Он не пришел, и она позвонила ему домой, и автоответчик записал ее просьбу, а где-то днем она позвонила к нему на работу. Бедная Кларисса. В понедельник вечером автоответчик записал ее вторую, еще более отчаянную просьбу позвонить ей, а во вторник она узнала о его смерти.

Принтер с урчанием выдал новую информацию, относившуюся к прошлой субботе: «К, и Дазн Роузез в Йорке! Поехать? Неразумно. Трансляция ТВ».

Принтер остановился, как жизнь Гревила. Больше никаких встреч не значилось.

Я приступил к распечатке телефонного справочника «личных», «деловых» и «зарубежных» контактов. Среди «личных» был лишь «Найтвуд». В «деловых» — ничего, что же касается «зарубежных деловых контактов», то я, раскрыв от удивления глаза, наблюдал, как появились пять телефонов и адресов в Антверпене. Один был ван Экерена, второй — Ги Серви, остальные три были мне незнакомы. У меня чуть не перехватило дыхание от радости, мне не верилось, что Гревил мог ввести их просто так.

«Расходами» я занялся в последнюю очередь, поскольку это было самым сложным и ничего не обещающим. Однако первая же появившаяся запись была как гром среди ясного неба:

"Антверпен сообщает, 5 из первой партии необработанных оказались CZ.

Не хочу верить.

Бесконечно грустно.

В первую очередь.

Договориться о встрече. Ипсуич?

Вопрос открыт. Проклятье!"

Мне бы хотелось, чтобы он оказался более откровенным, более информативным, но, похоже, он не видел в этом нужды. Поразительно, что Гревил и так много написал. Видимо, его потрясение было настолько велико, что он просто не мог сдержаться. Последующая информация не содержала никаких комментариев и представляла собой лишь краткое перечисление расходов за услуги фирмы под названием «Евро-Секуро» и номер телефона. Примерно на этом месте кончилась бумага. Я высветил всю оставшуюся информацию на экране и бегло просмотрел ее, но там больше не оказалось ничего выдающегося.

Я выключил обе машинки и перечитал все, что было написано на длинном завитке бумаги с самого начала, затем расправил его и свернул так, чтобы он вошел в карман рубашки. Потом я оделся, собрался, позавтракал, дождался Брэда и, обнадеженный, отправился в Лондон.

Звонить в Антверпен нужно было с телефона компании «Саксони Фрэнклин», чтобы они могли в целях предосторожности перепроверить звонок. Я бы предпочел более конфиденциальное место, чем кабинет Гревила, но это было нереально. И в это утро я сразу же спросил у Аннет, не было ли у моего брата какого-нибудь приспособления, предупреждавшего о том, что кто-то слушает телефонный разговор по параллельному аппарату. Все телефоны в офисе были взаимосвязаны.

— Нет, не было, — ответила она с обеспокоенным видом.

— Как же он этого не предусмотрел! — воскликнул я.

— Вы намекаете на то, что мы подслушивали?

— Не вы, — поспешил заверить я, видя ее возмущение подобным предположением. — Однако вы правы. Я думаю, такое случалось. И сегодня утром я должен быть уверен, что меня никто не подслушивает. Так, может быть, вам стоит всем вместе отправиться на склад и спеть там «Правь, Британия», пока я буду говорить по телефону?

С юмором у Аннет было плоховато. Мне пришлось объяснить ей, что не стоило понимать сказанное мной буквально. Она обиженно согласилась, когда мне понадобится, обойти параллельные аппараты, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.

Я поинтересовался у нее, почему у Гревила не было вообще личного телефона. И услышал в ответ, что такой в свое время был, но сейчас они использовали эту линию для факса.

— Когда он хотел поговорить конфиденциально, он спускался во двор и звонил из своей машины, — добавила она.

Там, вероятно, он мог чувствовать себя в безопасности от людей с чувствительными подслушивающими устройствами, если он подозревал, что кто-то ими пользовался. Гревил, несомненно, знал о предательстве.

Закрыв двери, я сел за стол Гревила и поискал три неизвестных мне антверпенских имени, выданные «Чародеем», в длинном списке, предоставленном Джун, и обнаружил, что все три там значились.

Звонки по первым двум номерам не дали никаких результатов. Позвонив по третьему номеру и объяснив, кто я такой, я услышал уже знакомый ответ: сверимся с картотекой и перезвоним. Они перезвонили, но аморфный голос на дальнем конце провода был осторожен до предела.

— Мы, представители компании «Маартен-Панье», не можем ничего обсуждать с вами, месье, — сказал он. — Месье Фрэнклин особо подчеркнул, чтобы мы не вступали в переговоры ни с кем из его офиса, кроме него самого.

— Мой брат умер, — сказал я.

— Мы не можем верить вам на слово, месье. Ваш брат просил нас быть осмотрительными, имея в виду попытки получить информацию о его делах, и мы не имеем права их обсуждать.

— В таком случае не могли бы вы позвонить его адвокатам, удостовериться в том, что он умер и что теперь его делами занимаюсь я?

После небольшой паузы голос сдержанно ответил:

— Хорошо, месье, сообщите нам имена его адвокатов.

Я сообщил, и началось долгое ожидание, в течение которого позвонили три клиента с длинными заказами; я их записал, опасаясь по рассеянности что-нибудь перепутать.

Затем последовал безумный звонок какой-то женщины, которая бессвязно пыталась объяснить, что ей нужно срочно поговорить с мистером Фрэнклином.

— Вы миссис П.? — спросил я наугад. Это была именно миссис П. Миссис Патерсон, как представилась она. Я сообщил ей жуткую новость и стал слушать ее рассказ о том, каким замечательным джентльменом был мой брат, и, Боже мой, она чуть не упала в обморок, увидев, что творилось в гостиной.

Я предупредил ее, что то же самое творится во всем доме.

— Не обращайте внимания, — сказал я. — Потом я все уберу. А вы, если сможете, пропылесосьте и вытрите пыль после этого. Я был бы вам очень благодарен.

Немного успокоившись, она дала мне свой номер телефона.

— Позвоните мне, — сказала она. — Ах, Боже мой, Боже мой!

Наконец я вновь услышал голос из Антверпена и, попросив его подождать, подскочил к двери, позвал Аннет, протянул ей заказы клиентов и сказал, что сейчас настал момент для принятия мер безопасности. Когда я вновь закрывал дверь, она посмотрела на меня осуждающим взглядом.

Вернувшись в кресло Гревила, я обратился к антверпенскому голосу:

— Будьте любезны, скажите мне, месье, были ли у вас с моим братом какие-нибудь деловые контакты? Я пытаюсь разобраться в его делах, но он почти не оставил никаких записей.

— Он специально просил нас не присылать в офис ничего в письменном виде о той работе, которую мы для него выполняли.

— Он, э... простите, как вы сказали?

— Он говорил, что не всем доверял в своей компании. Он просил нас сообщать все существенное по факсу в его машину, но лишь в том случае, если он сам звонил оттуда и просил об этом.

— Гм. — Я даже заморгал от неожиданности. — Я видел у него в машине факс, но не нашел там ни счетов, ни какой-либо другой информации от вас.

— Думаю, что все это вы найдете у его бухгалтеров, если поинтересуетесь.

— Ну надо же!

— Простите, месье?

— А я и не подумал поинтересоваться у бухгалтеров, — глупо сказал я.

— Он говорил, из-за налогов...

— Да, понимаю. — Я помолчал. — А какую конкретно работу вы для него выполняли?

— Простите, месье?

— Он не присылал вам сотню бриллиантов цвета "Н" весом в среднем 3, 2 карата каждый для огранки и шлифовки? — спросил я, затаив дыхание.

— Нет, месье.

Должно быть, у меня невольно вырвался вздох разочарования.

— Он прислал двадцать пять камней, месье, но пять из них оказалось не бриллиантами.

— А кубическими цирконами, — осведомленно продолжил я.

— Да, месье. Как только мы это обнаружили, мы тут же сообщили месье Фрэнклину. Он сказал, что мы ошиблись, однако это не было ошибкой, месье.

— Да, — согласился я. — Он действительно так и записал: пять из первой партии оказались CZ.

— Да, месье. Он был весьма огорчен. Мы наводили для него справки, однако он купил камни у человека с безупречной репутацией, сам измерял и взвешивал их, когда они были доставлены ему домой в Лондон. Мистер Фрэнклин переслал их нам в запломбированной упаковке через фирму «Евро-Секуро». Мы заверили его в том, что мы не могли допустить ошибки, и вот тогда-то, вскоре после этого, он попросил нас не передавать никакой информации кому бы то ни было в его... вашем... офисе... — Он помолчал. — Мы договорились с ним о том, что обработанные камни будут переданы ему нашим посыльным, но он не встретил его.

— Вашим посыльным?

— Точнее сказать, одним из наших партнеров. Мы хотели сами доставить ему камни из-за тех пяти сомнительных штук, и месье Фрэнклин одобрил эту идею. Наш партнер не любит самолетов, и было решено, что он поплывет пароходом и так же вернется. Не встретившись с месье Фрэнклином, он приехал обратно. Это человек в возрасте, и он не рассчитывал оставаться в Англии. Он выразил некоторое недовольство в связи с тем, что ему пришлось совершить такое утомительное путешествие просто так. Он сказал, что надо бы подождать известий от месье Фрэнклина. Подождать новых указаний. Мы ждали, однако нас это озадачило. Мы не пытались дозвониться до месье Фрэнклина на работу, поскольку он запретил нам это делать, но мы уже стали подумывать о том, чтобы попросить кого-нибудь узнать от нашего имени. Мы очень сожалеем по случаю его смерти. Это все объясняет, конечно.

— Ваш партнер плыл до Хариджа на «Конингин Битрикс»? — спросил я.

— Совершенно верно, месье.

— И он вез с собой бриллианты.

— Именно так, месье. И он привез их назад. Теперь мы ждем ваших указаний.

Я глубоко вздохнул. По крайней мере с двадцатью бриллиантами было все в порядке. Пять исчезло. А остальные семьдесят пять были... где же они были?

Голос из Антверпена продолжал:

— Жаль, что месье Фрэнклин не увидел обработанные камни. Они очень хорошо сделаны. Двенадцать слезок необыкновенного блеска удивительно красивы в сочетании с этим цветом. Восемь, как мы и говорили мистеру Фрэнклину, для слезок не годились, и мы их сделали звездчатыми. Как нам с ними быть, месье?

— После того, как я поговорю с ювелиром, для которого выполнялась огранка, я сообщу вам.

— Очень хорошо, месье. А наш счет? Куда нам его прислать?

Он вежливо сообщил сумму.

— Сюда, в офис, — ответил я, вздохнув при мысли о том, что меня ждет. — Пошлите его на мое имя с пометкой «лично».

— Очень хорошо, месье.

— Благодарю вас, — сказал я. — Вы очень помогли мне.

— К вашим услугам, месье.

Я медленно положил трубку, разбогатев на двенадцать блестящих слезок, которым предстояло висеть и сверкать в лучах солнечного света, и на восемь прекрасных звездочек, которые будут искриться в фантазии из горного хрусталя. Лучше, чем ничего, но мало, чтобы спасти фирму.

При помощи костылей я отправился на поиски Аннет и попросил ее во что бы то ни стало разыскать Просперо Дженкса и договориться о моей встрече с ним сегодня же днем, если можно. Затем я спустился во двор и, воспользовавшись примером Гревила, позвонил из машины в бухгалтерию.

Брэд, читавший журнал про гольф, не обращал на меня никакого внимания.

Я спросил его, играет ли он в гольф.

Нет, в гольф он не играл.

В бухгалтерии мне подтвердили, что они получили конверты и от моего брата, и из Антверпена, но, выполняя просьбу, не открывали их в ожидании дальнейших указаний.

— Вам они понадобятся для общего счета, — сказал я. — Поэтому, пожалуйста, просто сохраните их.

Абсолютно никаких проблем.

— А вообще-то нет, — передумал я. — Вскройте все конверты и скажите мне, от кого все эти письма из Антверпена.

Опять никаких проблем. Одни письма были от Ги Серви, другие — от «Маартен-Панье». Никаких других фирм. Никаких других тайников, где могли бы оказаться семьдесят пять камней.

Я поблагодарил их, посмотрел, как Брэд приступил к очередной статье о профессиональном гольфе, и подумал о вероломстве и предательстве друзей.

В машине мне стало как-то спокойнее. Брэд продолжал читать. Я вспомнил о грабеже с насилием и о насилии без грабежа, о том, как меня уложили, ударив кирпичом по голове, и о том, как Симз умер от пули, предназначавшейся мне. «Интересно, смог бы кто-нибудь найти то, что я ищу, если бы я умер, считают ли они, что не могут этого найти, пока я жив?»

Я полез в карман и вытащил оттуда чек для Брэда, выписанный мною в офисе.

— Что это? — спросил он, уставившись на бумажку.

Я обычно платил ему наличными, но сейчас у меня не было с собой этой суммы, автомат мне сразу столько денег не даст, а в Хангерфорд, как он мог заметить, мы в последнее время приезжали тогда, когда банки уже не работали.

— Тогда заплатишь наличными потом, — сказал он, возвращая мне чек. — Кроме того, ты заплатил мне в два раза больше.

— За прошлую и за эту неделю, — подтвердил я. — Когда мы попадем в банк, я возьму наличные. В противном случае можешь привезти его назад, сюда. Это чек компании. Они позаботятся, чтобы ты получил по нему деньги.

Он посмотрел на меня долгим взглядом.

— Это все из-за стрельбы и прочего? На тот случай, если ты так и не попадешь в банк? Я пожал плечами.

— Думай как хочешь.

Посмотрев на чек, он аккуратно свернул его и убрал. Затем, взяв журнал, он машинально уставился на страницу, которую только что прочитал. Я был благодарен за отсутствие каких-либо комментариев и возражений и немного спустя как ни в чем не бывало сказал, что мне нужно еще подняться наверх, и предложил ему где-нибудь пообедать.

Он кивнул.

— У тебя хватит денег на обед?

— Да.

— Ты мог бы составить список своих расходов. Это я оплатил бы. Он вновь кивнул.

— Ну хорошо, — сказал я. — Пока.

Когда я поднялся наверх, Аннет сообщила мне, что она просмотрела сегодняшнюю корреспонденцию и положила мне на стол и что она разыскала Просперо Дженкса, который готов встретиться со мной в своем магазине в Найтсбридже в любое время с трех до шести.

— Отлично. Она нахмурилась.

— Мистер Дженкс хотел бы знать, собираетесь ли вы взять с собой товар, который приобрел для него мистер Фрэнклин. Грев — так он всегда звал мистера Фрэнклина. И мне это очень не нравилось. Я спросила, о каком товаре шла речь, и он ответил, что вы в курсе.

— Он имеет в виду бриллианты, — пояснил я.

— Но мы не... — Она замолчала и потом с какой-то отчаянной досадой в голосе добавила:

— Как жаль, что нет мистера Фрэнклина. Без него все не так.

Она посмотрела на меня взглядом, полным неуверенности и сомнений в моих способностях, и побрела на свое место. "При том, что меня ждет впереди, я предпочел бы «вотум доверия», — подумал я. И мне тоже всем сердцем хотелось, чтобы Гревил был жив.

Мне позвонили из хангерфордской полиции, узнав номер телефона у секретаря Майло. Их интересовало, не вспомнил ли я что-нибудь еще о той машине, на которой ехал стрелявший в нас преступник. Они уже опросили семейство, которое врезалось на своей машине в «Даймлер», не заметили ли они марку и цвет последней машины, вылетевшей им навстречу из-за поворота непосредственно перед аварией, и один из детей, мальчик, описал ее. Пока пожарные пытались извлечь меня из машины, полицейские также расспросили пассажиров и водителей других остановившихся автомобилей о последней машине, ехавшей им навстречу. Только первые два водителя видели какую-то машину вообще, но ничего полезного сообщить о ней не смогли. Не мог ли я вспомнить хоть что-нибудь, поскольку они пытались сопоставить все имевшиеся у них показания.

— Я бы очень хотел помочь, — ответил я, — но я разговаривал с мистером и миссис Остермайер и не смотрел на дорогу. Как вы знаете, она несколько извилистая, и я думаю, что Симз выбирал место, где бы обогнать впереди идущую машину. Как и в воскресенье, я могу сказать лишь то, что она была сероватой и довольно большой. Может быть, «Мерседес». Но я могу ошибиться.

— Мальчик сказал, что это была серая «Вольво», она ехала на большой скорости. Водитель автобуса утверждает, что эта самая машина ехала медленно, перед тем как «Даймлер» попытался ее обогнать. И он тоже собирался идти на обгон и прибавил скорости, поэтому с такой силой и врезался в «Даймлер». По его словам, машина была серебристо-серой, и, прибавив скорости, она умчалась, что соответствует показаниям мальчика.

— А водитель автобуса видел пистолет и вспышки выстрелов? — спросил я.

— Нет, сэр. Он смотрел на дорогу и на «Даймлер», а не на ту машину, которую собирался обогнать. Затем «Даймлер» резко вильнул и, отлетев от стены, оказался прямо у него на пути. Столкновение было неизбежным, сказал он. Вы подтверждаете это, сэр?

— Да. Все произошло так быстро. Он был бессилен что-либо предпринять.

— Мы обратились за помощью ко всем, кто мог видеть серый седан с четырьмя дверцами, предположительно «Вольво», на той дороге в воскресенье днем, но пока не услышали ничего нового. Если вам что-нибудь удастся вспомнить, даже самое незначительное, сообщите нам.

Я пообещал.

Положив трубку, я подумал, успевали ли убитые Ваккаро летчики заметить марку смертоносной машины, все свидетели тех убийств наверняка, думал я, стояли, оцепенев от ужаса, и смотрели на падающие жертвы, а не выскакивали на дорогу, чтобы разглядеть номер быстро удалявшейся машины.

В воскресенье никто не слышал никаких выстрелов. Никто, как говорила та вдова, не слышал выстрелов и когда убивали ее мужа. Пистолет с глушителем, нацеленный из проезжающей мимо машины... короткий хлопок... занавес.

Вряд ли Симза убил Ваккаро. Подозревать его было бы глупо. Один из таких же антисоциальных типов, каких полно в Северной Ирландии и еще где угодно. Прототип. Было множество подобных примеров.

Секретарю Майло пришлось еще поработать и сообщить мой лондонский номер телефона Филу Эркхарту, который, позвонив, известил меня о том, что в анализе Дазн Роузез барбитуратов не обнаружено и он может выписать свидетельство о здоровье, необходимое для продажи.

— Прекрасно, — сказал я.

— Сегодня утром я еще раз осмотрел лошадь. Она по-прежнему необычайно смирная. Похоже, это ее обычное состояние.

— Гм...

— Я улавливаю сомнение?

— На старте он всегда довольно возбужден.

— Естественный адреналин, — ответил Фил.

— Если бы не Николас Лоудер...

— Он бы ни за что не осмелился, — закончил за меня Фил, понимая, что я имею в виду. — Однако... есть вещества, стимулирующие выброс в кровь адреналина, кофеин, например. На них никогда не проверяют на состязаниях, поскольку они не считаются допингом. За анализы ты расплачиваешься своими деньгами. У нас еще осталась та моча для других анализов. Ты хочешь, чтобы я их сделал? Я имею в виду, ты действительно думаешь, что Николас Лоудер что-то давал лошади? И если да, ты хочешь знать что?

— Тот самый бейстер был у его приятеля по имени Роллуэй, а не у самого Лоудера.

— Вопрос остается открытым. Ты хочешь потратиться еще или не стоит беспокоиться? В любом случае это выброшенные на ветер деньги. А если анализ что-то покажет, что тогда? Ты же не хочешь, чтобы лошадь дисквалифицировали, это было бы глупо.

— Да... было бы.

— Так в чем же дело? — спросил он. — Я чувствую в твоем голосе какие-то сомнения.

— Страх, — сказал я. — Николас Лоудер чего-то испугался.

Он не сразу ответил.

— Я могу сделать анализы анонимно.

— Хорошо. Тогда сделай. Я очень не хочу продавать Остермайерам, как она бы выразилась, «кота в мешке». Если Дазн Роузез не хватает для победы собственных сил, я попытаюсь отговорить их от покупки.

— Итак, ты жаждешь убедиться в нормальных результатах.

— Разумеется.

— Пока я сегодня был у Майло, он по телефону разговаривал с Остермайерами, спросил, как они себя чувствуют, и пожелал им счастливого пути. Похоже, они все еще не пришли в себя после аварии.

— Ничего удивительного.

— Тем не менее они собираются вновь приехать в Англию, чтобы увидеть Дейтпама на скачках в Хеннесси. Как твоя лодыжка?

— К тому времени будет как новая.

— Ну что ж, пока. — Я словно увидел его улыбку. — Береги себя.

Поговорив с ним, я подумал о том, что в мире еще было что-то приятное, например, доверие Остермайеров и мое выступление на Дейтпаме в Хеннесси. Я поднялся и поставил свою левую ногу на пол в подтверждение достигнутых успехов по части выздоровления.

Все было не так уж плохо, если на нее не опираться, но она болезненно возражала против моих попыток ходить. «Ну что ж, — подумал я, вновь усаживаясь, — еще денек-другой...» Нельзя сказать, что я всю неделю занимался ее лечением, но, несмотря на это, она старалась меня не подвести. «В четверг, — прикидывал я, — попробую отказаться от костылей. Ну уж к пятнице точно. И вскоре после этого я уже буду бегать». Бесконечный оптимизм. Вера в выздоровление — лучшее лекарство.

Вновь звонил несмолкающий телефон, и я ответил уже привычным «Саксони Фрэнклин».

— Дерек?

— Да, — отозвался я.

Неподражаемый голос Клариссы произнес: