Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Игра по правилам

ModernLib.Net / Детективы / Фрэнсис Дик / Игра по правилам - Чтение (стр. 19)
Автор: Фрэнсис Дик
Жанр: Детективы

 

 


— Когда молод, решения даются проще.

«А разве это не так? — думал я с кривой усмешкой, мысленно повторив свои слова. — В возрасте Джун я был сам полон уверенности. Как бы я тогда поступил, узнав о наличии кокаина в моче лошади? Трудно сказать. Назад не вернешься».

Я сказал им, что ухожу и увижусь с ними только завтра утром. Дилеммы могут подождать, решил я. Вечер принадлежит Клариссе.

Спустившись во двор, я увидел, что Брэд читал «Рейсинг пост», в которой была та же фотография, что и в «Дейли сенсейшн». Когда я уселся возле него, он показал мне знакомую фотографию, и я кивнул.

— Это твоя голова, — сказал он.

— Гм...

— Вот это мрак, — произнес он.

— Мне кажется, что это было давным-давно, — улыбнулся я.

Он подвез меня к дому Гревила и, войдя вместе со мной, остался ждать внизу, пока я пошел наверх, положил трубку бейстера в конверт, затем в специально принесенный для этой цели пакет «Джиффи» и написал на нем адрес Фила Эркхарта.

Спустившись к Брэду, я сказал:

— В главный офис фирмы «Евро-Секуро» на Оксфорд-стрит, не очень далеко от гостиницы «Селфридж». Вот адрес... — Я протянул ему пакет. — Найдешь?

— Да.

Он вновь показался обиженным моим вопросом.

— Я звонил им из офиса. Они ждут. Платить не надо, они пришлют счет. Просто возьми квитанцию. Хорошо?

— Да.

— Потом заедешь в гостиницу «Селфридж» за моей знакомой и привезешь ее сюда. Она тебе позвонит, так что оставь телефон включенным.

— Да.

— А потом, если хочешь, можешь ехать домой. Мрачно взглянув на меня, он лишь спросил:

— Завтра в то же время?

— Если тебе еще не надоело. Он вдруг совершенно неожиданно расплылся в улыбке — зрелище, от которого захватывало дух.

— Лучшее время моей жизни, — сказал он и удалился, оставив меня буквально с открытым от изумления ртом.

В этом состоянии я прошел в маленькую гостиную и немного прибрался там. Раз Брэду нравилось часами ждать меня, читая самые неожиданные журналы, меня это устраивало, но я уже не чувствовал себя в непосредственной опасности и при желании мог сам водить машину. Так что в качестве телохранителя-шофера Брэд дорабатывал последние дни. «Он должен это понимать, — думал я, — ему уже несколько раз приходилось чуть ли не навязывать свои услуги».

К вечеру этой среды лодыжка тоже чувствовала себя гораздо лучше. Насколько я понимал, в местах перелома на костях всегда нарастала новая ткань, которая соединяла кости, как клей. Через восемь-девять дней эта мягкая ткань начинала отвердевать, и с этого момента кость быстро крепла. К этому времени у меня, видно, началась именно эта фаза. Оставив один из костылей в гостиной и опираясь на второй, как на трость, я для равновесия касался пола большим пальцем левой ноги, чтобы не переносить на нее всю тяжесть тела.

Я решил, что обезболивающее больше не понадобится. За ужином я буду пить с Клариссой вино.

Я вдруг с удивлением услышал, как в дверь кто-то позвонил. Для Клариссы было слишком рано: за такое короткое время Брэд не успел бы отвезти пакет, заехать в «Селфридж» и привезти ее сюда.

Доковыляв до двери, я посмотрел в «глазок» и с изумлением увидел на пороге Николаев Лоудера. Позади него на дорожке стоял его приятель Ролло-Роллуэй и с тоскующим видом оглядывал палисадник.

В некоторой растерянности я открыл дверь, и Николас Лоудер тут же сказал:

— Как хорошо, что вы дома. А мы тут ужинали в Лондоне, и, поскольку осталось свободное время, я подумал, почему бы нам не зайти и не поговорить насчет Джемстоунз, чем вести переговоры по телефону.

— Но я еще не назвал цену, — возразил я.

— Ничего. Мы можем обсудить и это. Можно войти?

Отступив, я неохотно пропустил их.

— Ну что ж, — сказал я, глядя на часы. — Только ненадолго. Ко мне скоро должны прийти.

— У нас тоже дела, — заверил он меня. Обернувшись, он махнул своему приятелю. — Заходи, Ролло, у него есть для нас время.

Роллуэй с видом человека, которому не нравилось все это мероприятие, поднялся по ступеням и прошел в дом. Повернувшись, я провел их по коридору, нарочито оставив входную дверь открытой, как недвусмысленный намек на то, что им не стоит долго задерживаться.

— В комнате беспорядок, — бросил я им через плечо. — У нас побывал грабитель.

— У нас? — переспросил Николас Лоудер.

— У нас с Гревилом.

— Ax! — воскликнул он.

Он вновь ахнул, увидев застрявший в экране телевизора горшок с хризантемами, однако Роллуэй смотрел на все весьма равнодушно, словно ему доводилось видеть подобный хаос изо дня в день.

При ближайшем рассмотрении Роллуэй выглядел не более привлекательным, чем на расстоянии: угрюмый, коренастый, крепко сложенный мужчина средних лет, лишенный всякого обаяния. «Его дружбу с обаяшкой Лоудером можно было объяснить лишь деловыми взаимоотношениями», — подумал я.

— Это Томас Роллуэй, — с некоторым опозданием представил его мне Николас Лоудер. — Один из владельцев лошадей. Его очень интересует Джемстоунз.

По виду Роллуэя трудно было сказать, что его вообще что-то интересует.

— Я бы предложил вам что-нибудь выпить, но преступник разбил все бутылки.

Николас Лоудер рассеянно взглянул на осколки стекла на ковре. Бриллиантов в бутылках не было. Зря только перепортил выпивку.

— Не могли бы мы присесть? — спросил он.

— Конечно.

Он уселся в кресло Гревила, а Роллуэй примостился на подлокотнике второго кресла, оставляя мне тем самым лишь жесткий стул. Я присел на краешек, отложив свой костыль и желая, чтобы они поскорее ушли.

Я взглянул на Лоудера, высокого, светловолосого, с умными карими глазами. Казалось, он больше уже не злился на меня, как в недалеком прошлом. И я почти почувствовал себя виноватым за то, что втайне от него делал анализ на кокаин, в то время как он вел себя со мной самым естественным образом, впервые с тех пор, как умер Гревил. Если бы он был таким с самого начала, мне не пришлось бы устраивать все эти проверки.

— Итак, сколько вы хотите за Джемстоунз? — спросил он.

Из документов «Саксони Фрэнклин» я знал, сколько стоил Джемстоунз годовалым жеребенком, но это почти не имело отношения к его стоимости два года спустя. Он уже однажды был победителем, но особо не блистал. И я назвал цену, в два раза превышающую его начальную стоимость.

Николас Лоудер иронично рассмеялся:

— Ну, Дерек. Половину.

— В эту сумму он изначально обошелся Гревилу, — сказал я.

На какое-то мгновение прищурив глаза, он тут же с невинным видом открыл их.

— Так, значит, вы все-таки в курсе! — с улыбкой воскликнул он. — Я обещал Ролло приличную лошадь за разумную цену. Нам хорошо известно, что Джемстоунз не мировой рекордсмен, однако, я думаю, он еще будет победителем. Будет справедливо, если мы заплатим за него ту же сумму. Более чем справедливо.

«Вполне возможно, что и так, — думал я, — но „Саксони Фрэнклин“ нуждается в каждом выторгованном центе».

— Набавьте еще половину — и он ваш, — сказал я.

Вопросительно подняв брови, Николас взглянул на своего друга в ожидании его ответа.

— Ролло?

Но, похоже, Ролло больше интересовал костыль, который я до этого поставил к стенке, чем предмет нашего разговора.

— Джемстоунз этого стоит, — рассудительно заметил Николас Лоудер, и я вдруг с удивлением подумал, что он заинтересован продать его для меня как можно дороже, чтобы получить себе побольше комиссионных.

«Надо торговать с противником — налаживать взаимовыгодные контакты», — вспомнил я.

— Мне вообще не нужен Джемстоунз ни за какие деньги, — сказал Ролло. И это были его первые слова с тех пор, как он пришел.

У него был грубый и удивительно невыразительный голос. «Совершенно бездушный», — подумалось мне.

— Но мы именно за этим и пришли сюда, — возразил Николас Лоудер. — Ты же сам предложил прийти сюда!

Томас Роллуэй словно как-то рассеянно поднялся, взял оставленный мною костыль и, перевернув его вверх ногами, схватился за тот конец, который обычно находился ближе к полу. Затем, словно эта идея пришла ему в голову в ту же секунду, он, согнув ноги в коленях, с силой взмахнул костылем, как косой, чуть не касаясь пола.

Все это было настолько неожиданно, что я не успел среагировать. Ручка костыля обрушилась на мою левую лодыжку, и, не давая мне опомниться, Роллуэй кинулся на меня, подобно разъяренному быку, осыпая ударами и сшибая на пол.

Меня это скорее ошарашило, чем испугало, а потом я просто разозлился. Все казалось беспричинным, без какого-либо повода, не укладывающимся в рамки здравого смысла. За плечом Роллуэя я заметил ошеломленного Николаев Лоудера с вытянутым, ничего не понимающим лицом.

Пока я пытался подняться, Томас Роллуэй достал из кармана пиджака пистолет довольно внушительных размеров и с глушителем на конце.

— Не дергайся, — сказал он, направляя дуло мне в грудь.

«Пистолет... Симз...» Я начал что-то смутно понимать и пришел в отчаяние.

Николас Лоудер завозился в кресле, пытаясь подняться.

— Ты что делаешь? — спросил он высоким от тревоги и нарастающей паники голосом.

— Сиди, Ник, — бросил его дружок. — Не вставай. — Его бездушный голос прозвучал настолько жестоко и сурово, что Николас Лоудер подчинился и сник, не веря тому, что происходило у него на глазах.

— Но ты же пришел, чтобы договориться о покупке его лошади, — возразил он слабым голосом.

— Я пришел, чтобы убить его.

Роллуэй сказал это совершенно бесстрастным тоном, словно не о чем и говорить. Однако это ему было не впервой.

Лоудер пребывал в таком же оцепенении, как и я.

Роллуэй перевел дуло пистолета на мою лодыжку. Я тут же убрал ее, делая отчаянные попытки встать, и смертоносный ствол вновь оказался направленным мне в сердце.

— Не дергайся, — вновь повторил он. Своими холодными глазами он смотрел, как я полусидел-полулежал на полу, опираясь на локоть и не имея никакого оружия под рукой, даже костыля, на который я опирался. Затем так же неожиданно, как и до этого, он что есть силы наступил на мою лодыжку и для пущей уверенности еще и потоптал ее каблуком, словно сигаретный окурок. Но и после этого он не убрал ботинка с моей ноги, надавливая на нее своим немалым весом.

Я проклинал его, но не мог двинуться с места, чувствуя, как трещат мои кости; у меня в голове крутились идиотские мысли о том, что на выздоровление теперь уйдет гораздо больше времени, и они отвлекали меня от пули, которая все равно причинила бы мне намного меньше страданий.

— Но почему? — заскулил Николас Лоудер. — Зачем ты это делаешь? Хороший вопрос. И Роллуэй ответил на него.

— Успешными оказываются лишь те убийства, для которых нет видимого повода, — сказал он.

Это прозвучало как усвоенный на занятиях материал. Что-то из области сюрреализма. Нечто чудовищное.

Замерший справа от меня в кресле Гревила Николас Лоудер сделал неловкую попытку перевести все в шутку.

— Не валяй дурака, Ролло. Ведь ты шутишь? Ролло не валял дурака. Он совершенно очевидно стоял на моей лодыжке, загораживая собой дверь, и обращался ко мне:

— Во время скачек в Йорке ты поднял одну мою вещь. Обнаружив, что ее нет, я вернулся и стал ее искать. Один из служащих сказал, что ты положил ее к себе в карман. Я хочу, чтобы ты мне ее вернул.

Я ничего не сказал.

«Чтоб ему пусто было, этому служащему, — подумал я, — смертельно услужливому. Я даже не заметил, что кто-то смотрел».

— Какую вещь он мог взять у тебя? — спросил сбитый с толку Николас Лоудер.

— Трубку ингалятора, — пояснил Роллуэй.

— Но эта женщина, миссис Остермайер, она же тебе ее отдала?

— Только грушу. Я не заметил, что трубка тоже выпала. Я обнаружил это только после забега. Лишь после того, как объявили результат.

— Но какое это имеет значение?

Недрогнувшей рукой Роллуэй направил пистолет в самое мое уязвимое место и, не сводя взгляда с моего лица, ответил на вопрос:

— Ты же сам говорил мне. Ник, — объяснил он, — что Фрэнклин беспокоит тебя своей наблюдательностью и сообразительностью.

— Но я говорил это лишь потому, что кастрировал Дазн Роузез.

— Когда я узнал, что трубка у него, я поинтересовался у нескольких людей, что они думают о Дереке Фрэнклине как о человеке, а не как о жокее. И все они говорили одно и то же: умный, мозговитый, сообразительный. — Он сделал паузу. — Мне это не нравится.

Я думал о том, что где-то там, за дверью, на улице продолжалась нормальная жизнь, была среда, шел дождь, был час «пик», и все текло своим чередом. До всего этого так же близко, как до Сатурна.

— Я не люблю проводить время в ожидании неприятностей, — заявил Ролло. — Мертвецы не обвиняют. — Он вновь уставился на меня. — Где трубка?

Я не отвечал ему по нескольким причинам. Если он мог так запросто убить и я бы сказал ему, что послал трубку Филу Эркхарту, то тем самым приговорил бы к смерти и Фила, и, кроме того, если бы я по каким-либо причинам открыл рот, то из него скорее всего вырвались бы вовсе не слова, а нечто среднее, — между криком и стоном, звук, который отчетливо раздавался у меня в голове и который не имел сейчас никакого значения, по крайней мере, по сравнению с той мрачной перспективой, которая ожидала меня в ближайшие несколько минут.

— Но он бы никогда не заподозрил... — слабо возразил Лоудер.

— Ошибаешься. На его месте заподозрил бы любой. Как ты думаешь, почему с ним повсюду таскался этот телохранитель? Почему же еще он старался куда-то улизнуть и не появляться дома, чтобы я не смог его найти? И мочу лошади он взял в Лэмборне для анализа, хотя это официально делалось в Йорке. Я же сказал, что не хочу ждать, пока он наделает нам неприятностей. Я в тюрьму не собираюсь.

— Ты бы и не попал.

— Не будь наивным, Ник, — язвительно сказал Роллуэй. — Я импортирую этот порошочек. Я рискую. И я стараюсь избежать неприятностей, как только они появляются на горизонте. Если ты замешкаешься, они раздавят тебя.

— Я же говорил тебе, не надо им пичкать лошадей, — заскулил Николас Лоудер. — Это не прибавляет им скорости.

— Чушь. Нельзя утверждать, потому что это еще не распространено. Кроме таких людей, как я, этого никто не может себе позволить. У меня его сейчас полным-полно, он просто валом валит из Мадрида... Где трубка? — подытожил он, испытывая мою ногу на прочность тяжестью своего веса.

Если благодаря своему молчанию я еще немного поживу, то не собираюсь говорить ему, что выбросил трубку.

— Тебе нельзя убивать его, — отчаянно убеждал Ролло Николас Лоудер, — нельзя убивать в моем присутствии.

— Ты для меня не опасен, Ник, — категорично заявил Роллуэй. — Куда ты денешься со своей маленькой слабостью? Стоит тебе только пикнуть — и ты погиб. Я позабочусь, чтобы тебя взяли за хранение. За то, что ты позволял мне кормить лошадей наркотиками. За это у тебя отберут лицензию. Николас Лоудер, великий тренер, окажется в заднице. — Он сделал паузу. — Мы оба знаем, что ты будешь молчать.

Несмотря на то что все эти угрозы были произнесены невыразительным монотонным голосом, они прозвучали не менее внушительно. У меня на голове зашевелились волосы. Трудно сказать, какое действие они возымели на Лоудера.

«Больше он уже не станет ждать, пока я скажу ему, где трубка, — подумал я. — И, может быть, в конце концов трубка и окажется его крахом, потому что Филу было известно, чья она, а Остермайеры были свидетелями. И, если меня найдут убитым, это послужит началом его конца... но сейчас это не очень успокаивает».

В порыве отчаяния я перекатился и что есть силы ударил Роллуэя по ноге своей правой ногой. Издав звук, похожий на рычание, он убрался с моей лодыжки, а я отпрянул, отползая назад и пытаясь дотянуться до стула, на котором сидел, чтобы воспользоваться им как оружием, или хоть чтобы, по крайней мере, не лежать беспомощно в ожидании смерти. Он уже пришел в себя и твердо стоял на ногах, выпрямляя руку и целясь, чтобы не промахнуться.

Эта его недвусмысленная поза могла стать последним, что я мог видеть; и последним чувством, которое я мог бы испытать, была неистовая злость из-за такой бессмысленной смерти.

Николас Лоудер, видя, что надвигается нечто непоправимое, в ужасе выпрыгнул из своего кресла с криком:

— Нет-нет, Ролло! Не делай этого!

Для Ролло это, вероятно, было похоже на писк комара, который он просто проигнорировал.

Сделав несколько шагов вперед, Николас Лоудер вцепился в Роллуэя и в его целившуюся руку.

Я использовал эту возможность, чтобы хоть до чего-то дотянуться, до чего угодно, и дотянулся до костыля.

— Я не позволю, — не унимался Николас Лоудер. — Не смей!

Стряхнув его с себя, Ролло вновь направил пистолет на меня.

— Нет! — Лоудер ужасно разволновался и почти обезумел от потрясения. — Не надо. Я не позволю тебе!

Лоудер бросился на Роллуэя всем телом, пытаясь оттолкнуть его.

Роллуэй легко отшвырнул его. Потом очень быстро перевел пистолет на грудь Николаев и тут же нажал на курок. Дважды.

Я услышал два приглушенных хлопка. Увидел, как упал Николас Лоудер с застывшим на лице выражением недоумения или, скорее, полнейшего удивления.

На страх не было времени, хотя я его и испытывал. Схватив костыль, я с силой ударил тяжелым концом по правой руке Роллуэя, удар получился настолько ощутимым, что он выронил пистолет, который упал далеко от меня.

Я дернулся к нему, перекатываясь и карабкаясь, но Роллуэй опередил меня. Наклонившись, он поднял пистолет и яростно сжал его.

Его рука вновь стала подниматься в моем направлении, и вновь я, взмахнув костылем, ударил его. На этот раз он не выронил пистолет, а перехватил его левой рукой, встряхнув при этом пальцами правой, словно от боли, и я очень надеялся, что это действительно так.

Я попробовал ударить его по ногам. Попал. Отойдя на пару шагов, он стал целиться левой рукой. Я опять махнул костылем. Дуло дрогнуло. Когда он нажал на курок, последовала маленькая вспышка и пуля пролетела мимо.

Он все еще находился между мною и дверью.

«Черт с ней, с лодыжкой, — подумал я, — как только мне удастся подняться, я сшибу его с ног и побегу, побегу... выбегу на улицу...»

Мне удалось подняться лишь на колени. Встал на правую ногу. Поставил левую. Дело было не в боли. Я ее не чувствовал. Она просто подворачивалась. Ей нужен был костыль... и мне нужен был костыль, чтобы отбиваться от пистолета, ковыляя, пробиваться вперед, оттягивая неизбежное, сражаться до последнего.

Внезапно я краем глаза заметил, как в дверях мелькнул чей-то силуэт.

«Кларисса», — мелькнуло у меня в голове. Я и забыл, что она должна прийти.

— Беги, — отчаянно закричал я, — беги отсюда! Роллуэй вздрогнул. До этого я так мало шумел. Он, кажется, подумал, что мой крик был адресован ему. Он ухмыльнулся. Не сводя глаз с пистолета, я бросился на него, вновь сбивая ему прицел в критическую секунду. Он нажал на курок. Вспышка. Хлопок. Пуля, прожужжав над моим плечом, попала в стену.

— Беги! — вновь в ужасе завопил я. — Скорее же!

«Почему она не убегает? Он увидит ее, если обернется. Он убьет ее».

Кларисса не убегала. Она вытащила руку из кармана своего плаща, сжимая в ней что-то похожее на черную сигару, и, с силой взмахнув ею, описала в воздухе дьявольскую дугу. Из черной «сигары» выстрелили жуткие телескопические пружины с набалдашником на конце, и кийога резко опустилась на череп Роллуэя.

Он рухнул без единого звука, упав прямо на меня, заваливая меня назад. Я оказался сидящим на полу с его тушей, лежащей вниз животом на моих ногах.

Кларисса опустилась возле меня на колени. Она вся дрожала и была на грани обморока. Я тоже чуть не лишился чувств и тоже дрожал. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем кто-то из нас смог говорить. Она нашла в себе силы лишь едва слышно прошептать:

— Дерек...

— Спасибо, — отрывисто произнес я, — ты спасла мне жизнь.

— Он мертв? — Кларисса в ужасе смотрела на голову Роллуэя, ее глаза были полны страха, страх сковал ее шею, проник в ее голос.

— Если и да, мне плевать, — откровенно сказал я.

— Но ведь я... это я ударила его.

— Я скажу, что это я. Не волнуйся. Я скажу, что ударил его костылем.

— Ты бы не смог, — с сомнением возразила она.

— Очень бы даже смог. Именно это я и собирался сделать. Жаль, что не получилось.

Я взглянул на Николаев Лоудера, и Кларисса, похоже, впервые заметила его. Он лежал на спине и не шевелился.

— Боже, — еле слышно пролепетала она, ее лицо побледнело еще сильнее. — Кто это?

Посмертно представив ее Николасу Лоудеру, тренеру и коневоду, и затем Томасу Роллуэю, наркомагнату, я рассказывал, пытаясь освободиться от лежавшей на мне тяжести, что они накачивали Дазн Роузез кокаином. Я раскрыл их. Роллуэй решил, что меня лучше убить, чем ждать, когда я буду давать против него показания. Он так и сказал.

Никто из поверженных не оспаривал выдвинутых против них обвинений, хотя Роллуэй и был жив. Я чувствовал на своих ногах его дыхание. Честно говоря, это меня огорчило. Я сказал об этом Клариссе, и ей немного полегчало.

Кларисса все еще сжимала кийогу. Я дотронулся до ее руки своими пальцами и погладил, не находя слов благодарности за ее смелость. Гревил подарил ей эту кийогу. Знал бы он, что она сохранит мне жизнь! Я осторожно взял ее из рук Клариссы и положил на ковер.

— Позвони в мою машину, — сказал я. — Если Брэд не успел далеко уехать, он вернется.

— Но...

— Он отвезет тебя назад в «Селфридж». Звони скорее.

— Я не могу... вот так взять и уехать.

— Как ты собираешься объяснять свое присутствие здесь полиции?

Кларисса посмотрела на меня в испуге, но в глазах было упрямство.

— Я не могу...

— Это необходимо, — сказал я. — Как ты думаешь, что бы от тебя хотел Гревил?

— Ax... — последовал горестный вздох, выражавший печаль по моему брату и, как мне казалось, по безвозвратно потерянному вечеру, который нам уже не суждено провести вместе.

— Ты помнишь номер? — спросил я.

— Дерек...

— Иди же, милая, сделай так, как я прошу. Словно в забытьи, она поднялась и побрела к телефону. Я подсказал забытый ею номер. Когда, как обычно, после шести-семи сигналов в трубке раздался голос телефониста, сообщивший, что на другом конце никто не подходит, я попросил ее набрать номер снова и затем еще раз. Может быть, мне повезет, и Брэд поймет, что три звонка означают экстренный вызов.

— Когда мы сюда приехали, — сказала Кларисса уже более уверенным голосом, — Брэд сообщил мне, что здесь неподалеку от калитки стоит серая «Вольво». Мне показалось, что он был обеспокоен. Он просил меня передать тебе. Это важно?

Боже милостивый...

— Этот телефон дотянется сюда? — спросил я. — Попробуй. Опрокинь стол и подтащи телефон. Если я вот так вызову полицию и они, приехав, увидят меня и все как есть, у них не возникнет никаких подозрений.

Она перевернула стол на бок, автоответчик упал на пол, и она подтащила телефон, натянув шнур до предела. Я так толком и не смог до него дотянуться, и мне пришлось несколько извернуться, что причинило боль, которую она увидела на моем лице.

— Дерек?

— Не обращай внимания, — с несколько искаженной улыбкой ответил я, стараясь придать этому шутливый оттенок. — Лучше так, чем умереть.

— Я не могу оставить тебя.

В ее глазах была все та же тревога, и она заметно дрожала, но к ней возвращалось самообладание.

— Можешь, черт возьми, — отозвался я. — Ты должна. Иди к калитке. Если Брэд приедет, пусть посигналит, я буду знать, что вы уехали, и позвоню в полицию. Если он не приедет... подожди минут пять и иди... иди и возьми такси. Обещаешь, что сделаешь так?

Взяв кийогу, я безуспешно пытался ее собрать. Кларисса взяла ее у меня из рук, повернула, стукнула о ковер и, ловко собрав, положила к себе в карман.

— Я буду думать о тебе и благодарить тебя каждый день своей жизни, — сказал я.

— В четыре двадцать, — добавила она словно машинально и вопросительно посмотрела на меня. — В это время я встретилась с Гревилом.

— В четыре двадцать, — повторил я и кивнул. — Каждый день.

Она вновь опустилась возле меня на колени и поцеловала, но поцелуй был лишен страсти и скорее походил на прощальный.

— Иди, — сказал я, — пора.

Она неохотно поднялась, дошла до двери и, задержавшись, оглянулась. «Леди Найтвуд, — думал я, — храбрая спасительница, у которой каждый волосок знает свое место».

— Позвонишь мне как-нибудь на днях? — спросил я.

— Да.

Она тихо удалилась по коридору, но ненадолго. В комнату ворвался Брэд, а за ним, словно тень, следовала Кларисса.

Останавливаясь, Брэд чуть ли не проделал тормозной путь — открывшаяся его взору картина могла бы заставить замолчать даже самого словоохотливого болтуна.

— Черт! — лаконично воскликнул он.

— Тебе виднее, — отозвался я.

Падая, Роллуэй уронил пистолет, но он все же лежал возле его левой руки. Я попросил Брэда отодвинуть его подальше, на тот случай, если вдруг этот «нарколог» придет в себя.

— Не трогай, — резко сказал я, когда он, наклонившись, машинально протянул к нему руку. — Твои отпечатки пальцев здесь совсем ни к чему.

Он что-то буркнул в ответ, соглашаясь, и Кларисса молча протянула салфетку, при помощи которой Брэд, ухватив пистолет за глушитель, отпихнул его через комнату к окну.

— А если он очухается? — спросил он, показывая на Роллуэя.

— Еще раз огрею его костылем.

Он кивнул, словно это было в порядке вещей.

— Спасибо, что вернулся, — сказал я.

— Я был недалеко. Здесь рядом стоит «Вольво»... Я тоже кивнул.

— Это та самая?

— Наверняка, — ответил я.

— Черт-те что.

— Отвези мою знакомую назад в «Селфридж», — попросил я. — Забудь, что она была здесь. Забудь, что ты был здесь. Езжай домой.

— Я не могу тебя оставить, — сказал он. — Я вернусь.

— Здесь будет полиция.

Как всегда при упоминании о полицейских, ему стало не по себе.

— Поезжай, поезжай домой, — сказал я. — Все опасности позади.

Он немного подумал. А затем с надеждой в голосе спросил:

— Завтра утром в то же время?

— А почему бы и нет? — криво усмехнувшись, ответил я и кивнул в знак согласия.

Мой ответ, похоже, полностью удовлетворил его, и они с Клариссой направились к двери и возле нее оглянулись. Я махнул им рукой, и они помахали в ответ, прежде чем выйти. Казалось невероятным, но они оба улыбались.

— Брэд! — заорал я вслед.

Он тут же вернулся с встревоженным лицом.

— Все в порядке, — успокоил я. — Абсолютно.

Не захлопывай за собой входную дверь. Мне бы не хотелось вставать, чтобы впускать полицию. И я не хочу, чтобы они взламывали замки. Я хочу, чтобы они вошли тихо и культурно.

Глава 20

Это был долгий и нудный вечер, хотя не обошлось и без смешного.

Большую часть времени я тихо просидел в сторонке на кресле Гревила, и сновавшие мимо меня с деловым видом люди, которые что-то измеряли, фотографировали, брали отпечатки пальцев и выковыривали из стен пули, почти не обращали на меня внимания.

Мне была задана масса вопросов, и этот предварительный допрос закончился тем, что приходивший в себя Роллуэй застонал. Хотя полицейские и не любят посторонних советов, они все-таки прислушались к робко высказанному мною предложению надеть на него наручники, пока он еще окончательно не очухался, поскольку он тут же проявит свой боевой характер. Он уже бесновался, поднявшись на ноги и что-то ворча, пока не понял, где находится.

Когда стоявшие по обе стороны от него полицейские схватили его за руки, он уставился на меня, пытаясь сфокусировать свой взгляд. Я еще был на полу, но уже радовался тому, что с меня убрали его вес. Он словно никак не мог понять, в чем дело, и тем же невыразительным голосом, что и раньше, называл меня скотиной и прочими менее безобидными словами.

— Я знал, что от тебя надо ждать гадостей, — сказал он. В голове у него еще недостаточно прояснилось, чтобы попридержать язык. — Но тебе не придется давать показания, уж я позабочусь об этом.

Полицейские флегматично выполнили формальности ареста, рассказали ему о его правах и пообещали медицинскую помощь по прибытии в полицейский участок. Я смотрел, как он, спотыкаясь, удалился, и, усмехаясь, вспомнил о принятом ранее решении ни в чем не обвинять его, тем более в убийстве людей. Я же не знал, что он застрелил Симза. Я совершенно не боялся его. А он, видимо, даже не предполагал, что я могу не предпринять никаких действий по обвинению его в использовании кокаина. Он готов был убить лишь для того, чтобы предупредить это. А я даже и не подозревал, что он крупный торговец, пока он сам не похвастался.

Пока вокруг меня полным ходом шло расследование, я размышлял, почему представители наркомафии с такой легкостью отнимали жизнь у других людей, так легко шли на преступление.

«Тот же Ваккаро, — думал я, — расстреливал из проходящих машин летчиков, которые хотели с ним развязаться. Может быть, у наркомагнатов это считается обычным наведением порядка, вроде приборки? Все считали, что убийство Симза не было беспрецедентным, и оказались правы».

Для типов вроде Роллуэя и Ваккаро жизни других людей стоили недорого, ведь они так или иначе их рушили. Выбрав наркобизнес и коррупцию своим поприщем, они сознательно и охотно извлекали прибыль из гибели и крушения бесчисленных жизней, намеренно обрекая молодых людей на горестный безвозвратный путь. Я читал, что употребление кокаина наносит ощутимый физический ущерб через два-три года. Поставщикам и торговцам это было известно. Благодаря этому торговля шла бесперебойно. Их жадность была отвратительной.

Из-за лежавшей в основе этого безнравственности и прогрессирующей душевной тупости они сами были подвержены гниению и наркомании. Роллуэй самоуничтожился, как и его жертвы.

Я удивлялся, откуда брались такие люди. Одно дело осуждать, но я просто не понимал их. Они не были случайными мошенниками, как Просс. Они были бездушными и жестокими. Как говорил Эллиот Трелони, у большинства преступников порочная логика. Если бы мне когда-нибудь вздумалось продолжить тетрадь Гревила, я написал бы в ней нечто вроде: «Пути нечестивцев неисповедимы для праведников». Или даже так: «Что делает нечестивцев нечестивцами, а праведников праведниками?» Нельзя верить простым ответам социологов.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20