— А что в том фиале, сэр? Взрывчатое вещество или какая-нибудь кислота?
— Разумеется, нет, — отозвался волшебник. — Я, конечно, стар, но не настолько, чтобы торопиться на тот свет. Это негашеная известь.
— Что-то я вас не пойму, — признался Джон-Том, нахмурив брови.
— Ты слишком часто расписываешься в собственном невежестве. Хорошо еще хоть не притворяешься, что понимаешь. Неужели до тебя никак не дойдет, что умение творить магию означает сноровку в обращении как с формулами, так и с живыми существами? Если Сорблу не из-за чего будет волноваться, он найдет способ почаще прикладываться к вину, которое я разрешил ему взять в дорогу. Жалкий пьяница, учился бы с таким же рвением! Ну вот, а теперь он поостережется злоупотреблять моей добротой.
— Мне казалось, поводов для волнения предостаточно, однако я разделяю ваше мнение, — произнес юноша, наблюдая, как Клотагорб роется в книгах, ставит большинство обратно на полку и отбирает лишь отдельные экземпляры. — А как вы думаете, каков из себя наш противник?
Что он опасен, мы знаем. А еще?
— Если ты безумен, — ответил волшебник после недолгого размышления, — исправить положение можно двумя путями: или вылечиться, или попытаться принудить окружающих примириться с тобой. По правде сказать, я впервые встречаю психопата, который предпочел второй путь.
Разумеется, тот, кто захватил пертурбатор, пошел на это ради какой-то цели, преследуя личную выгоду. В результате миру угрожает опасность вывернуться наизнанку. Что ж, для безумца нет ничего лучше, нежели безумный мир. Любому, кто обвинит тебя в сумасшествии, можно ответить:
«Сам такой». Тем более, никто не посмеет заявить, что ты живешь в мире, который сотворило твое воспаленное воображение, ибо никто не удостоился иной участи. Такова, мой мальчик, логика нашего противника — логика умалишенного.
На последних словах волшебник начал видоизменяться. Его тело значительно вытянулось в длину. По прошествии нескольких секунд Джон-Том обнаружил, что беседует с огромной мохнатой желтой гусеницей.
Стена кабинета, к которой прислонился юноша, превратилась в нечто эфемерное, а кабинет как таковой — в громадный прозрачный шар, внутри которого располагались диковинные предметы непонятного происхождения и неведомого назначения. Джон-Том взирал на все это безобразие двумя парами фасеточных глаз. Он чувствовал себя как-то неловко; все тело ниже талии жутко чесалось. Вспомнив про свои многочисленные ноги, он принялся терзать ими бурый с красноватым отливом мех, в котором гнездились паразиты. В углу шара парил крошечный голубой мотылек.
— Странно, — пропищал мотылек, — хозяин, вы теперь больше Джон-Тома. Наверно, тут ты чем старше, тем крупнее. Видите, какой я маленький?
— Скорее уж чем умнее, — буркнул чародей. — Как бы то ни было, ощущение не из приятных. Что скажешь, Сорбл?
— Мне нравится. Кажется, я уже бывал мотыльком.
— А мне нет, — пробормотал Джон-Том. — Надеюсь, это скоро кончится.
Желудок юноши так и норовил выплеснуть наружу все свое содержимое.
Отсутствие костяка напугало Джон-Тома настолько, что он боялся сделать хотя бы шаг, понимая, впрочем, что ничего страшного, по всей видимости, не произойдет. Он твердо вознамерился не потворствовать желудку — не только из-за того, чтобы не уронить себя в глазах Клотагорба, но и потому, что вовсе не стремился узнать, чем питаются бурые с красноватым отливом гусеницы; так что просто сидел и чесался.
Миновало около пяти минут. Затем еще столько же. Кожа Джон-Тома зудела не от паразитов, а от нарастающего нервного напряжения.
— Что будем делать?
— Ждать, — откликнулся Клотагорб, пошевелив усиками. — Иного нам не остается.
— Сдается мне, ожидание затягивается, — заметил обеспокоенный Джон-Том.
— Естественно. Я же говорил, что с каждой новой пертурбацией их длительность будет возрастать.
— И пускай себе возрастает, но мне надоело изображать из себя гусеницу! — Джон-Том попробовал переменить положение, однако достиг лишь относительного успеха. — По-моему, меня сейчас вытошнит.
— Постарайся обойтись без этого, мой мальчик. Побочные эффекты неизбежны, но такое… Хотя, с точки зрения науки…
— К чертям собачьим вашу науку!
Юноша согнулся пополам. В следующий миг он осознал, что вновь очутился в знакомой обстановке и стал самим собой, высоким молодым человеком с крепким и надежным костяком. Однако желудок, несмотря на обратное превращение, продолжал вытворять нечто невообразимое, словно в доказательство того, что метаморфоза не была отголоском сновидения.
Джон-Том кинулся к раковине, плеснул в лицо холодной водой, ухитрился протолкнуть некоторое количество ее вниз по пищеводу. Как будто обошлось. Бледный и осунувшийся, он выпрямился и ухватился обеими руками за край раковины, чтобы не упасть.
— Да, удовольствие ниже среднего.
— Вполне с тобой согласен. — По тону волшебника невозможно было определить, сочувствует он Джон-Тому или насмехается. — Между прочим, пока нам везет. А представь себе, что ты идешь по мосту, и вдруг этот мост превращается в тонкую проволоку. Надо либо устоять на ногах (но тут нужна ловкость канатоходца), либо вцепиться в проволоку руками, а иначе ты упадешь, а когда мир вернется в нормальное состояние, выяснится, что имярек такой-то почил в бозе во время пертурбации. К моему глубокому прискорбию, тебя уже будет не воскресить.
— Все готово, хозяин, — подал голос Сорбл.
— Отлично, — кивнул чародей. — Ну, мой мальчик, бери свои вещи, а я свои. — Он взвалил на плечо один из двух тюков, лежавших на полу возле двери кабинета.
Джон-Том закинул за спину рюкзак и направился следом за волшебником к выходу. Внезапно его словно осенило.
— Минуточку! Мы что, идем пешком? Неужели вы намерены пересечь Северное плато на своих двоих?
— Ни в коем случае, — заверил Клотагорб. — Доберемся до Линчбени, а там наймем повозку.
— Легко сказать «доберемся». И потом, зачем идти, — юноша положил ладонь на гриф дуары, — когда можно доехать?
— Ой-ой! — воскликнул Сорбл, оглядываясь в поисках наиболее безопасного места.
— Мой мальчик, я не в том настроении, чтобы творить дорожные заклинания, — хмыкнул Клотагорб. — Мне и без того хватает дел.
Вдобавок я подзабыл необходимые формулы, а вспоминать их сейчас некогда.
— Насколько мне известно, сэр, — усмехнулся Джон-Том, — скромность к числу ваших добродетелей не относится. Значит, вы изнемогли в схватке с ничем, правильно?
— Я не стану отрицать, что слегка подустал, — произнес чародей, с тревогой посматривая на дуару. — По-моему, я догадываюсь, что ты собираешься предпринять. Не уверен, что от этого будет толк. Да, за последние месяцы ты кое-чего, несомненно, добился, однако точность твоих чаропений по-прежнему оставляет желать лучшего.
— Я не претендую на совершенство. — Джон-Том почувствовал, что краснеет. — И не претендовал никогда. Но, черт возьми! Я уже не тот, каким был, когда впервые взял в руки дуару. И потом, вы же знаете, что дорожные заклинания мне удаются. У меня получались плоты и лодки, а однажды — сам М'немакса!
— Мой мальчик, — заявил Клотагорб, — ты прогрессируешь на глазах, тебе есть чем гордиться, но все же простые дорожные заклинания, если меня не подводит память, не по твоей части.
— Вот именно, что подводит, сэр. Вспомните наше первое путешествие на юг, к Вертихвостке. Мы гадали, на чем бы нам добраться до Поластринду, и я, чтобы облегчить путь, вызвал чаропением л'бореанскую ездовую змею.
— Ты прав. Я совсем забыл. Однако… Ну да, ты ведь пытался вызвать вовсе не ее, а потому, когда змея появилась, испугался не меньше остальных.
— Было дело. — Джон-Том потупился и смущенно прокашлялся. — Тем не менее заклинание сработало, и средство передвижения оказалось вполне пригодным для наших целей. А на сей раз я, благо опыт позволяет, вызову змею сразу. Никаких проблем!
— По совести говоря, перспектива брести пешком до Линчбени меня не вдохновляет, — признался чародей. — Пожалуй, я разрешу тебе попробовать. Если ты уверен…
— Разумеется, уверен.
— Мои ноги, должно быть, старше головы, — вздохнул Клотагорб. — Вдобавок мы сможем избежать препирательств при найме повозки. Что ж, мой мальчик, действуй. Я прошу тебя только об одном: давай выйдем наружу. Мебель старая, а случиться может всякое…
Джон-Том послушно направился к двери, чувствуя себя так, словно вырос разом на несколько дюймов — не в прямом, а в переносном смысле: новой пертурбации пока, к счастью, не предвиделось. Впервые за все время их знакомства Клотагорб сам попросил его сотворить заклинание; юноша был полон решимости не подвести своего благодетеля и наставника.
Утро выдалось свежим и ясным, в воздухе ощущалось приближение осени. Клотагорб не зря торопился отправиться в путь: с наступлением зимы все проходы через Северное плато окажутся занесенными снегом.
Однако при виде буйства красок в лесу было весьма и весьма затруднительно представить себе устилающее землю белое покрывало.
Клотагорб наложил на входную дверь простенькое, но действенное заклятие, а потом они с Сорблом отошли подальше. Джон-Том покинул тень раскидистого дуба и встал там, где трава доходила ему до колен. Он провел пальцами по струнам дуары, подстроил инструмент и прочистил горло. Сорбл не выдержал, попятился бочком от хозяина и спрятался за деревом. Клотагорб, по-видимому, разделял опасения ученика, однако, обладая более закаленной нервной системой, остался стоять, где стоял.
Джон-Том погрузился в раздумье; между тем его пальцы пощипывали струны, извлекая негромкие звуки. Подобное происходило с ним и прежде.
Он твердо знал, что именно хочет вызвать своим заклинанием, но не имел ни малейшего представления о том, какая песня тут годится. В конце концов, змеи и все, что с ними связано, отнюдь не относились к излюбленным темам рок-музыкантов.
Правда, существовала такая группа, которая называлась «Уайтснейк»[1]. Может быть, подойдет какая-нибудь песня, в которой хотя бы вскользь упоминается о транспортных средствах? Ничего лучшего Джон-Тому в голову не приходило; к тому же он постоянно ощущал на себе требовательный взгляд понемногу теряющего терпение Клотагорба. Нет, нужно поскорее что-нибудь спеть, пусть даже заведомую чушь; чаропевец он, черт побери, или безмозглый идиот? Джон-Том зажмурился, припомнил слова — и запел, притоптывая ногой в такт музыке.
Некое возмущение в воздухе, скорее угаданное, нежели ощутимое, вынудило его открыть глаза. На самом краю поля зрения кружила парочка гничиев, предвестников волшебства. Они, как правило, появлялись в тот миг, когда чаропение начинало срабатывать. Это был добрый знак; юноша удвоил усилия. Однако, сколько он ни старался, количество гничиев оставалось прежним. Не показывались ни их собратья, ни тем более чешуйчатое тело л'бореанской ездовой змеи. Джон-Том делал все, что в его силах; пальцы юноши летали по струнам с легкостью, которой позавидовал бы и Ричи Блекмор. Он играл и пел, и наконец в воздухе стало материализовываться нечто громадное и кольцеобразное. Джон-Тому хотелось улыбнуться и окликнуть Сорбла с Клотагорбом, однако он сознавал, что дело еще не кончено. Искоса поглядев на зрителей, он заметил, что филин высунулся из-за дерева, убедившись, по всей видимости, что природных катаклизмов опасаться не приходится.
Джон-Том продолжал петь, испытывая в глубине души все большую тревогу. Как он ни пыжился, сколько новых строф ни вспоминал, предмет, который лежал на земле, упорно отказывался удлиняться. Насколько было известно юноше, ездовых змей таких размеров на свете отродясь не существовало. Он пел и пел, пока у него не запершило в горле.
Последний аккорд затерялся в листве деревьев. Гничии умчались на поиски более удачливого чаропевца.
Джон-Том осторожно приблизился к тому, что лежало на земле. Это нечто имело в длину всего-навсего несколько футов. Тоже мне, ездовая змея! Ну и ладно, подумалось юноше, зато получилось. Главное — не что, а как! Он помедлил, потом нагнулся и дотронулся до диковинного предмета. Ну и что, змея как змея, правда, резиновая…
— Среди волшебников, мой мальчик, — проговорил подошедший Клотагорб, глядя на резиновое чудище поверх очков, — ходит присловье, что даже богини судьбы обладают чувством юмора.
— Чтоб тебя перевернуло!
Джон-Том пнул змею, и та отлетела далеко в кусты. Тревога сменилась яростью. Ну и дурака же он свалял! Не сумел выполнить то, чем во всеуслышание похвалялся, и вдобавок выставил себя полным идиотом перед учителем. Все коту под хвост — недели практики, тщательное изучение методов и стилей игры, тренировка слуха. На, получай подарочек из галактического магазина игрушек! Богини богинями, но кто-то над ним точно потешается.
— Бери свой тюк, ученик, — сказал Клотагорб, со вздохом отворачиваясь от юноши. — Линчбени все так же далек, а ночевать в лесу дважды мне что-то не хочется.
— Погодите! Ну погодите же! Еще не все!
— Неужели? Мой мальчик, ты явно переутомился.
— Потерпите, сэр. Последняя попытка.
Значит, они не верят в его способности. Ну что ж, сейчас он им покажет! Он или наколдует змею, или сдохнет на месте! Посуровев лицом, Джон-Том отвернулся от чародея с Сорблом и запел новую песню.
Раздражение и смятение чувств придавали каждой строке особую выразительность. И в той, и в другой эмоции заключалась несомненная сила. В ином состоянии юноша вряд ли прибегнул бы к ним, но теперь он даже радовался подобному обороту событий; к тому же дела сразу пошли на лад: яркие краски осеннего утра как будто поблекли, из зыбких сумерек возникли гничии, целые сотни, окружившие певца и его товарищей искрящимся, переливчатым облаком. Как обычно, они держались на краю зрения. Гничиев нельзя было заметить иначе как уголком глаза.
Джон-Том играл и пел, вертелся как угорелый, заходился в крике.
Пальцы его левой руки отплясывали сарабанду на верхних струнах дуары, а ладонь правой будто приклеилась к деке инструмента. Юноша играл и играл, и постепенно в воздухе перед ним начали вырисовываться очертания чего-то вполне материального, достойного столь редкого усердия.
Сорбл благоразумно спрятался обратно за дерево. Даже Клотагорб невольно сделал шаг назад. Дуновение ветерка донесло до них омерзительную вонь. Очертания того, что сотворил Джон-Том, становились все отчетливее; предмет обретал массу и плотность. Но вот с формой что-то было не так. Юноша торопливо закончил песню и присмотрелся к материализовавшемуся шедевру. Похоже, он вновь напортачил. Разве это — ездовая змея? По крайней мере, хоть не игрушка из космического универмага, и то ладно. Форма предмета была на удивление знакомой.
Джон-Том признался себе, что такого он никак не ожидал. В горле у него першило, пальцы онемели. Юноша закинул дуару за спину, поморщился от боли, которую причинило ему это движение, и приблизился к своему творению. Оно все яснее проступало из мерцающей пелены, тускневшей буквально на глазах.
Сорбл выпорхнул из-за дерева, заложил над диковинкой пару виражей, а затем приземлился рядом с Джон-Томом.
— Во имя семи демонов воздуха, что ты такое соорудил?
Юноша пропустил вопрос филина мимо ушей. Он осторожно прикоснулся к предмету. Поверхность не обдавала жаром и не обжигала холодом, она была гладкой и сверкающей, как шкура л'бореанской ездовой змеи.
Джон-Том обошел предмет вокруг, осмотрел его со всех сторон. Тут к ним с Сорблом присоединился Клотагорб.
— Мои опасения подтвердились. Тем не менее интересная штуковина. Я не знаю, как она устроена, однако ясно, что перед нами транспортное средство. Иначе для чего ему колеса? — Волшебник постучал по одному из колес. — Они изготовлены не из древесины и не из металла, но из какого-то гибкого чужеродного материала. — Неожиданно Клотагорб наморщил нос; картинка получилась весьма забавная. — Ну и запах!
— Запах как запах, — отозвался Джон-Том. — По правде говоря, я и не подозревал, что такое существует на самом деле. Между прочим, л'бореанская змея этому и в подметки не годится. В общем, идти до Линчбени нам не придется. Прокатимся с ветерком! Ну да, запашок, конечно, есть, но к нему можно привыкнуть. В том мире, из которого я прибыл, издается куча дешевых книг, журналов и всякой ерунды, и во всех них печатают рекламные проспекты. Эта штука тоже была в проспектах, однако я и думать не думал, что мне доведется столкнуться с ней в действительности. Помнится, никто ее так и не приобрел. О чем бишь я? А, реклама. В проспектах рекламировались различные армейские излишки.
— Что такое «армейский», мне неведомо, — задумчиво произнес Клотагорб, — но чтобы кто-то похвалялся излишками… Невероятно!
— Армейский — значит принадлежащий армии, — сообщил Джон-Том. — В моем мире имеется множество армий. Все они создаются с одной-единственной целью: выкачивать из налогоплательщиков деньги, которые тратятся потом на то, что никому не нужно, на разную ерунду, каковая впоследствии передается в магазины по торговле излишками.
Материалов в армиях мало, денег из года в год требуется все больше, а магазины переполнены, так что приходится постоянно открывать новые.
Это удивительный процесс, уникальный от первой до последней стадии. В тех изданиях, о которых я упомянул, порой рекламировали достаточно полезные вещи. Понимаете, магазины норовили завлечь покупателей, а потому сулили такое, чего, как я думал, на свете и не бывает. Самой знаменитой была реклама, которая предлагала армейский джип всего за двадцать пять долларов. Разумеется, умные люди соображали, что никакой дурак не продаст джип за столь смехотворную сумму, но реклама все равно печаталась, год за годом, несколько десятилетий подряд. На деле же таких джипов просто не существовало, и теперь я знаю, почему. Их не раздобудешь без магии. Кстати говоря, тот восхитительный аромат, который вы обозвали вонью, есть не что иное, как благоухание бензина.
У нас дома это один из наиболее распространенных запахов.
— Искренне сочувствую, — буркнул Клотагорб.
— Не могу поверить, — бормотал Джон-Том, ошарашенно разглядывая армейский джип грязно-зеленого цвета с открытым кузовом, вполне пригодный к тому, чтобы отправиться на нем в путешествие. Сам того не ведая, юноша оказался единственным счастливчиком, которому довелось увидеть воочию легендарный автомобиль стоимостью всего двадцать пять долларов. Должно быть, сказал он себе, такие машины скрываются от людей в укромном уголке пространства, в почти недосягаемом месте; там выстроены в ряд полумифические джипы, а по соседству с ними расположились не менее фантастические механизмы вроде овощерезок, которые срабатывают при малейшем прикосновении двухдолларовых рентгеновских трубок, что позволяют подросткам смотреть сквозь стены, а чуть поодаль лежат груды кремов для увеличения бюста и налоговые формы, которые можно заполнить, не обладая степенью доктора бухгалтерских наук.
Джон-Том подобрал рюкзак и швырнул его на заднее сиденье автомобиля.
— Чего вы ждете? Забирайтесь!
— Ты уверен, что все будет в порядке? — настороженно справился Клотагорб.
— Опасность столкнуться с другой машиной на перекрестке нам не угрожает, — ответил Джон-Том, — а больше и бояться нечего.
— Я предпочел бы змею. — Продолжая ворчать, волшебник уселся на сиденье рядом с водительским и постарался устроиться поудобнее. — Странное, однако, кресло. Ну да ладно, думаю, что как-нибудь приноровлюсь.
Сорбл взмыл в воздух, подлетел к машине и опустился на спинку заднего сиденья, которая, очевидно, представлялась ему вполне надежной опорой. Пожалуй, мелькнула у Джон-Тома шальная мысль, когда они будут пересекать каменистую равнину, лежащую впереди, на долю филина выпадет меньше всего неудобств.
— Ну, посмотрим, — бодро воскликнул юноша. Он бросил взгляд на приборную панель, и его энтузиазм мгновенно иссяк: пояснительных знаков на ней было раз-два и обчелся. Однако в замок зажигания, как и положено, были вставлены ключи. Джон-Том завел двигатель, надавил пару раз на педаль газа, прислушался, затем выжал сцепление, хмыкнул про себя, увидев краем глаза выражение лица Клотагорба, и включил передачу. Автомобиль рванулся с места, проехал расстояние приблизительно в половину обхвата дуба и остановился. Двигатель замолчал. Юноша нахмурился и снова взялся за ключ; стартер противно заскрежетал, но тем дело и кончилось. Джон-Том посмотрел на древний датчик расхода топлива. Ну, разумеется, никаких сверхъестественных причин: стрелка датчика застыла на нуле. Юноша вздохнул.
— Вот и приехали, — проговорил он. — Все бы ничего, но даже ездовую змею перед тем, как трогаться в путь, следует покормить.
Клотагорб поглядел на загадочный датчик со стрелкой.
— Понятно. И чем питается твой агрегат?
— Бензином, — кисло отозвался Джон-Том. — Той самой жидкостью, которая так приятно пахнет.
— А где вы его берете? — справился Сорбл.
— Да где угодно, — бросил в сердцах Джон-Том. — Пожалуй, пройдусь-ка я до ближайшей заправочной станции и залью канистру-другую.
— Мой мальчик, ты не хочешь думать. — Клотагорб погрозил юноше пальцем. — Ты расстроен, что вполне естественно, однако настоящие волшебники не могут позволить себе такой роскоши. Да, они, бывает, огорчаются, но не более того. Пораскинь мозгами. Из чего состоит этот твой бензин?
— Это очищенное топливо, — пустился в объяснения Джон-Том, мысленно пожав плечами. — Его получают из нефти. Ну, знаете, из такой густой черной жидкости, которая скапливается под землей. Какая разница?
Положим, мы отыщем нефть, и что дальше? К несчастью, нефтеочистительного завода у меня в кармане не завалялось.
— У тебя — может быть. — Глаза чародея блеснули. Клотагорб сунул лапу в один из ящичков на панцире и извлек оттуда черную таблетку размером с мраморный шарик. — Где тут рот?
Продолжая хмуриться, Джон-Том выбрался из джипа, обошел его вокруг и остановился у левого заднего колеса.
— Вот здесь.
— Брось туда, — сказал Клотагорб, вручая юноше таблетку. Джон-Том повертел ее меж пальцев. На ощупь таблетка казалась резиновой, а сверкала точно черный жемчуг. А почему бы и нет? В конце концов, хуже не будет. Сам не зная, зачем он так поступает, — впрочем, Клотагорб ничего с бухты-барахты не делает, — юноша уронил таблетку в заливное отверстие и услышал, как она глухо стукнулась о дно пустого бака.
Чародей воздел к небу правую лапу и что-то пробормотал себе под нос, а потом сплюнул. Джон-Тому почудилось, что слюна волшебника была чернее ночи.
— Теперь попробуй завести.
Джон-Том состроил гримасу, уселся на свое место и осторожно повернул ключ в замке. Двигатель чихнул, кашлянул — и заработал. Юноша надавил на педаль газа, и фырчание перешло в оглушительный рев. Он отпустил педаль: как ни странно, двигатель, по всей видимости, не собирался глохнуть. Стрелка на датчике переместилась к противоположному краю шкалы.
— Что вы… Нет, как вам это удалось, сэр? Что было в той таблетке?
— Да будет тебе известно, что нефть входит в состав множества магических средств, — сообщил Клотагорб. — Я всего лишь собрал воедино несколько концентратов и катализировал их заклинанием, предназначенным для адаптации углеводородов. В общем, проще простого. Мне трудно судить, на сколько хватит таблетки, однако какое-то время она наверняка продержится, так что благодаря твоим вокальным упражнениям и моему волшебству мы можем ехать.
— Если мне когда-нибудь посчастливится отыскать дорогу домой, — проговорил Джон-Том, — я, с вашего разрешения, прихвачу с собой парочку таблеток и листок с текстом заклинания. — Он включил передачу и повел джип в направлении ближайшего из торговых путей на Линчбени. — Считайте, что мы уже на месте. Правда, черт его знает, вдруг опять откажет…
Автомобиль подпрыгивал на камнях, лихо расплескивал лужи, переваливал через рытвины. Чем дальше они отъезжали от дуба, тем большим уважением проникался Джон-Том к машине. Подумать только, этакое чудо — за пародию на рок-концерт!
Глава 4
Джип весело катил на север, то и дело подскакивая в воздух на очередном ухабе. Вскоре после отъезда Джон-Том убедился, что амортизаторы у автомобиля начисто отсутствуют: колеса сидели на осях, которые крепились прямо к днищу. Интересно, подумалось юноше, что отвалится раньше — дно джипа или его собственный зад? Клотагорб, судя по всему, никак не мог решить, какие чувства вызывает у него Джон-Томова игрушка. Во всяком случае, она если и уступала л'бореанской змее в удобстве передвижения, зато значительно превосходила последнюю в скорости. К тому же она ничего не предпринимала по своей воле, что было и хорошо, и плохо. Взять, к примеру, громадную ящерицу, которая грелась на солнышке посреди дороги. Змея тут же прогнала бы нахалку, а так им пришлось объезжать разомлевшую рептилию по весьма пересеченной местности. В результате волшебник едва не вывалился из своего панциря. Вдобавок углеводородное заклинание, насыщавшее брюхо металлического монстра, постепенно утрачивало силу, а потому Клотагорб был вынужден время от времени подновлять его, причем не упускал ни единой возможности напомнить Джон-Тому, что такого не выдержит даже величайший из чародеев. Похоже было, что близится миг, когда им придется бросить машину и продолжать путь пешком.
Меньше всех страдал от непрерывной тряски Сорбл. Лишь только он чувствовал, что болтанка начинает действовать ему на нервы, как немедля взмывал в воздух и парил над макушками деревьев, предоставляя своим несчастным спутникам испытывать всю прелесть езды по ухабам.
Впрочем, ящерицы им больше не попадались, а ближе к Линчбени дорога стала более ровной, и они смогли хоть немного насладиться очарованием осени в Колоколесье. Деревья не спешили сбрасывать листву, а потому их кроны переливались всеми оттенками красного и золотистого, которые прекрасно гармонировали с огненно-рыжим ковром, устилавшим местами землю. Однако то, что было поистине великолепным на вид, на слух воспринималось совершенно иначе. Стоило задуть ветерку, как листья на ветках принимались звенеть, но не дружно, не в лад, как обычно летом, а вразнобой, кто во что горазд. Клотагорб объяснил, что звучание листьев-колокольцев целиком и полностью зависит от времени года.
Искушенный лесовик способен по звону листвы предсказывать погоду. По весне песни деревьев сладостны и мелодичны, летом — исполнены истомы, осенью же, когда опадает листва, они — нестройные и несколько грубоватые. Терзавший уши звон сопровождал путешественников вплоть до того момента, когда они, заехав в Линчбени и миновав Флиртачию, выбрались из леса к югу от Оспенспри.
— С Поластринду ему, конечно, не тягаться, — заявил Клотагорб, подразумевая Оспенспри, — но сам по себе городок неплохой, где-то даже красивый. Он расположен среди холмов, на северном рубеже цивилизации.
— Волшебник подался вперед и пристально всматривался в даль, выглядывая на горизонте очертания городских зданий.
Им то и дело встречались стада жирных ящериц-абизмо, что паслись на лугах, доедая летнюю траву. Вдалеке виднелись высокие холмы — первые признаки близости Северного плато. Джон-Том слегка удивился тому, что абизмо бродили по равнине без всякого присмотра, однако сказал себе, что они, должно быть, приучены возвращаться к вечеру в свои загоны.
— Оспенспри славится садами, — продолжал Клотагорб. — В них собирают самые лучшие в теплых землях яблоки и плоды деревьев токла.
Джон-Том крепко сжимал руль обеими руками. Долгая дорога от Линчбени сказывалась на джипе все сильнее. Ему с первого дня было далеко до «Порше», а теперь он окончательно превратился в разболтанный драндулет. Юношу преследовали кошмарные видения: вот они только-только вписываются в крутой поворот, и вдруг руль отрывается от колонки и оказывается у него в руках. По счастью, ничего подобного пока не произошло. «Дотяни до города, — мысленно обратился Джон-Том к дребезжащему автомобилю, — дотяни, милый, а там мы тебя похороним по всем правилам».
Джип обогнул холм, увенчанный сосновым бором, и глазам спутников предстало громадное черное облако, застывшее в неподвижности над Оспенспри этаким клоком пропитанного копотью хлопка. Джон-Том притормозил, но останавливаться не стал. Что касается прекрасного Оспенспри — чудесного города, о котором Клотагорб твердил не переставая всю дорогу, с его многочисленными потоками, арочными мостами и фонтанами, — этого северного цветка, то он мало соответствовал восторженному описанию волшебника. Вместо высоких изящных зданий долину, что раскинулась под облаком, заполняли крошечные глиняные хижины. Меж ними тянулись каналы, по которым текла грязная вода. За пределами поселения каналы соединялись в один и образовывали реку. Удивительно, но факт: сразу за городом грязная вода становилась чистой и прозрачной, как будто проходила сквозь очистные сооружения; однако ничего похожего поблизости не наблюдалось. Как и утверждал Клотагорб, деревьев в городе было не перечесть, но все они, все до единого, погибли, и вовсе не от ранних холодов. Казалось, их погубило нечто куда более ужасное, нежели зимняя стужа. На склонах холмов к северу от города, где располагались прежде знаменитые сады, виднелись только бурые скелеты с кривыми стволами и голыми ветвями. Ни на какие плоды не было, естественно, и намека. А сверху надо всем этим чудовищным разором нависло зловещее черное облако.
— Хозяин, вы уверены, что нам надо именно сюда? — осведомился Сорбл, совершив аккуратную посадку на спинку заднего сиденья.
— А куда же еще, пернатый ты недоумок?! — Чувствовалось, что чародей озадачен, если не сказать изумлен. Он ошеломленно взирал на открывшееся им зрелище. — Это Оспенспри. Вон Акомарский холм, вон три источника, которые снабжают город водой. — Клотагорб привстал и оперся о лобовое стекло, которое застонало под его весом.
Позади простиралось во всем блеске осеннего великолепия Колоколесье, в звоне листвы которого слышались скорбные, однако отнюдь не пророчащие беду нотки. А впереди лежал некогда прекрасный Оспенспри — оскверненный, испоганенный, словно придавленный к земле колоссальным облаком. Когда волшебник заговорил снова, голос его выражал муку.
— Поезжай дальше, мой мальчик. Город и тех, кто в нем проживал, постигло несчастье. Возможно, мы сумеем чем-то помочь. По крайней мере, мы должны попытаться.