Впереди замаячила фигура Сорбла. Ученик чародея сжимал в лапе палку, на конец которой был насажен светящийся шар. Несмотря на шар, в коридоре царил зыбкий полумрак — верный признак того, что филин самостоятельно сотворил огнетворное заклинание.

— Я здесь, хозяин.

— И снова в стельку, — буркнул волшебник.

— Нет, учитель, — возразил Сорбл, распрямляясь. — Видите, я не качаюсь. Я различаю и вас, и Джон-Тома.

Юноша присмотрелся к филину. Странно, но факт: глаза фамулуса против обыкновения если и были налиты кровью, то совсем чуть-чуть.

— Это нам не понадобится, — заметил Клотагорб, разумея светильник.

— Как же так, хозяин? Разве мы идем не в погреб?

— В погреб? — переспросил Джон-Том. — А я и не подозревал, что он у вас есть. Почему вы мне его не показывали, сэр?

— Потому что он используется не по прямому назначению. Я бываю там в исключительных случаях.

— Держите, хозяин, — сказал Сорбл, протягивая волшебнику палку с шаром. — Я пошел.

— Интересно знать, куда? Ты идешь с нами, Сорбл. Если все время будешь убегать, так ничему и не научишься.

— Я читаю книги.

— Их недостаточно. Необходима практика.

— Хозяин, я боюсь погреба!

На лице Клотагорба появилась гримаса отвращения. Он упер лапы в бока, то бишь в панцирь: поскольку в силу обстоятельств рождения чародей принадлежал к черепашьему роду, его тело помещалось между щитками роговых пластин.

— Порой мне кажется, что ты никогда не поднимешься выше ученика.

Тем не менее по договору я обязан вбить в твою башку хотя бы крупицы знаний. Если тебе так легче, можешь не гасить свет. — Клотагорб покачал головой. — Надо же: филин — и боится темноты.

— Я боюсь не темноты, хозяин, — возразил Сорбл, набравшись, по всей видимости, мужества, — а того, что в погребе.

— Минуточку, — вмешался Джон-Том, — минуточку. О чем, собственно, речь? Чего ты боишься, Сорбл?

— Ничего, — пробормотал филин, искоса поглядев на юношу.

— Погоди, — не отступал тот, — ты же сказал, что чего-то там боишься. Чего именно?

— Ничего, — повторил Сорбл.

— Да, каши с тобой не сваришь, — фыркнул Джон-Том. — Что его напугало, сэр?

— Ничто, — изрек чародей.

— Благодарю, — криво усмехнулся Джон-Том. — Наконец-то мы все выяснили.

— Сорбл, ты останешься со мной, — заявил Клотагорб, окинув ученика суровым взглядом. — Мне может потребоваться твоя помощь. Иного способа узнать нахождение пертурбатора у нас нет. Это должен понимать каждый.

— Он посмотрел на Джон-Тома. — Не так ли, мой мальчик?

— Разумеется, — отозвался тот без малейшего промедления, а мысленно прибавил: «Знать бы, с чем я соглашаюсь».

— Кроме того, — сообщил волшебник, вновь повернувшись к Сорблу, — ты будешь сопровождать меня в дороге.

— Я? — воскликнул филин. — Но я всего лишь ученик, неопытный подмастерье! И потом, кому-то надо приглядывать за домом, оплачивать счета, забирать…

— Дом приглядит за собой сам, — перебил маг. — Стыдись, Сорбл! Даже Джон-Том идет со мной, как же я могу оставить тебя?

— Ему проще, чем мне.

— Он явился к нам из совершенно иного мира и не имеет ни малейшего желания учиться магии, однако сумел-таки кое-чего добиться. Бери с него пример, ученик! Он того и гляди станет настоящим чаропевцем. Куда подевалось твое честолюбие, твое желание познать тайны Вселенной?

— Может, я лучше позабочусь о стирке? — предложил филин.

— Я брал тебя в ученики, а не в домохозяйки, — фыркнул Клотагорб. — Если бы мне была нужна домохозяйка, я бы нанял кого-нибудь попривлекательнее и противоположного пола. А раз ты мой ученик, то должен идти за мной повсюду, по желанию или без оного. Не забывай, ты подписал договор. Сдается мне, ты пребывал тогда в некотором отупении с похмелья. Да, жаль, что я не знал, какое времяпрепровождение ты предпочитаешь. Но договор есть договор. Я сделаю из тебя волшебника, пускай мы оба в итоге ляжем костьми — один от усердия, а другой от бестолковости.

— Ну и ложитесь, коли вам так хочется, — пробормотал Сорбл себе под нос.

— Вдобавок, — закончил Клотагорб, — вполне может случиться так, что ты окажешься мне полезен.

— Да ну? В смысле, ну да.

— Вот именно, что «ну да». Утром, во время пертурбации, я не заметил у тебя склонности к панике, хотя был вправе предполагать обратное.

— Пертурбация? Что это такое? — Похоже, удивление Сорбла было неподдельным.

— Ты что, не помнишь? — изумился Джон-Том. — Дупло превратилось в пещеру, лес снаружи — в океан, мы с твоим хозяином обернулись голубыми крабами, а ты — противной многоножкой. Ну, вспомнил?

— Ах, это. — Физиономия Сорбла выразила облегчение. — А я-то решил, что и впрямь что-то прозевал. Так на вас тоже нашло?

— Сорбл, — сказал Джон-Том, — ты все перепутал. Это было не наваждение, а пертурбация.

— Серьезно? — Филин поглядел сперва на чародея, затем на молодого человека. Те утвердительно кивнули. — Ну и что? Нашли из-за чего беспокоиться!

— Ну как? — справился Клотагорб у человека, не сводя глаз со своего ученика. — Пожалуй, это — единственное благоприятное последствие злоупотребления алкоголем. Пертурбация не встревожила Сорбла, поскольку он постоянно пребывает в аналогичном состоянии, то бишь вечно пьян в доску.

— Понятно, — проговорил Джон-Том. — Вы хотите сказать, что для него перемена была не столь разительна, потому что он воображал себе во время запоев и не такое?

— У меня не бывает запоев, — возразил с оскорбленным видом Сорбл. — Я знаю меру.

— Ну так вот, мой дорогой ученик, — произнес Клотагорб, — ты привык к галлюцинациям настолько, что перестал обращать на них внимание. Дабы ты и дальше вел себя не менее достойным образом, разрешаю тебе взять в дорогу бочонок вина, которое ты будешь потреблять достаточно свободно, но под моим неусыпным наблюдением. Как там в поговорке: смазанное колесо лучше катится? Похоже, ее сложили про тебя.

Сорбл, судя по всему, не верил собственным ушам. Он застыл, как в столбняке, разинув клюв, потом спохватился и кинулся благодарить чародея:

— Конечно, я отправлюсь с вами, учитель. Тем более что выбора вы мне все равно не оставляете. — Он заколебался. — А вы не шутили, когда говорили, что позволите мне… гм… освежаться в пути?

— Увы, не шутил, — вздохнул Клотагорб. — Для всех нас крайне важно, чтобы ты как можно дольше находился в своем привычном состоянии.

Разумеется, за тобой будут следить, чтобы ты не перебрал лишнего.

— Не волнуйтесь, мастер! — радостно воскликнул филин. — Я вас не подведу.

— Гм… Посмотрим, посмотрим. А теперь, раз мы разобрались, кто и куда идет, продолжим-ка наш путь. Времени у нас в обрез. Если мы не сумеем быстро освободить пертурбатор, частота искажений возрастет и может дойти до того, что пертурбации станут постоянными.

— Я не понимаю, хозяин, — пробормотал Сорбл, — но погреб…

— Я же сказал, иного способа нет! — вспылил Клотагорб. Он подтолкнул филина вперед. — И прибавь шагу, не то подпалю тебе перья — будешь нам вместо светильника!

Сорбл тут же припустил чуть ли не бегом.

Стены коридора — вернее, тоннеля — были земляными. Ни тебе деревянных подпорок, ни бетонных блоков, ни металлических решеток — кругом, куда ни глянь, сырая земля. Под ногами чавкало. По тоннелю сновали какие-то крошечные существа, которые, едва завидев свет, немедля зарывались в стены или в пол. Вполне возможно, Клотагорб не преувеличивал — они бы обошлись и без светящегося шара, однако Джон-Том искренне радовался, что волшебник не стал настаивать на своем. Очевидно, существование погреба поддерживалось каким-либо дополнительным заклинанием, или же здесь было задействовано то самое, которое превратило дупло в уютное и довольно просторное обиталище. Так или иначе, подумалось юноше, представить себе дерево с погребом еще труднее, нежели вообразить дупло размерами с городскую квартиру.

Воспользовавшись тем, что Сорбл отдалился на несколько шагов, Джон-Том прошептал на ухо волшебнику?

— Сэр, он нас не слышит. Что же его так напугало?

— Он тебе ответил: ничего.

— Послушайте, сэр, я не хотел бы показаться навязчивым, но не могли бы вы выразиться малость поконкретнее?

— В конкретике, мой мальчик, суть любого объяснения. Скажи мне, каково кратчайшее расстояние между двумя точками?

— Прямая. Хотя я учился на юридическом, а в математике никогда не был силен, уж это мне известно.

— Тогда ты ничего не знаешь. Все твои знания — нуль, ничто, каковое и есть кратчайшее расстояние между любыми двумя точками.

— Ничто? — переспросил Джон-Том и нахмурился.

— Именно! — воскликнул волшебник. — Наконец-то ты сообразил. Ну конечно, кратчайшее расстояние между двумя точками — ничто. Ведь если между ними ничего нет, значит, они совпадают.

— Признаться, я запутался.

— Логика соблюдена?

— С точки зрения семантики — несомненно. Но вот с точки зрения математики…

— Слушай меня внимательно. Если между двумя точками ничего нет, ничто не мешает им располагаться касательно друг друга, верно? Если нас отделяет от пертурбатора всего-навсего ничто, мы разыщем его без особого труда.

— Подождите, подождите. А как же расстояние?

— Ну да, рукой до него не дотянуться.

— Тогда каким образом, черт побери, вы намерены разыскать его, тем более — в погребе? — Джон-Тому казалось, что над ним потешаются.

— Когда спустимся в погреб, мы обнаружим там ничто, с противоположной стороны которого находится пертурбатор вкупе со всем остальным. Однако все остальное нас сейчас не интересует.

— Ну-ну, — пробормотал обескураженный Джон-Том, решив закончить с расспросами и подождать, пока не увидит погреб собственными глазами.

Переход по тоннелю растянулся, мнилось, чуть ли не на час, но на деле занял лишь несколько минут. Затем последовал крутой поворот налево, и все трое очутились в крохотном помещении со сводчатым потолком, которое, насколько мог судить Джон-Том, располагалось по центру исполинского дуба, служившего пристанищем чародею. Земляной пол под ногами был сухим и ровным. Некое существо замерло на мгновение, ослепленное Сорбловым светильником, а затем с писком исчезло в норе, черневшей в дальнем углу. С потолка, переплетаясь между собой, свешивались кривые толстые ветви. Благодаря им создавалось впечатление, что потолок украшает изысканная деревянная решетка. Среди крупных веток виднелись и другие, поменьше, которые торчали в разные стороны, словно выискивая, где можно поживиться влагой и питательными веществами. Корни, подумал Джон-Том. И как он сразу не догадался?

Погреб под корнями! Юноша признался в несообразительности Клотагорбу, который уселся на стоявший посреди погреба массивный стул; другой мебели в помещении не было.

— Ты прав, мой мальчик, — отозвался волшебник. — Надо сказать, это особенный погреб. — Он запрокинул голову, долго всматривался в переплетение корневищ, потом указал пальцем. — Вон корень зависти, рядом с ним — корень вдохновения, а в углу, вон тот, золотистый, — корень зла.

Джон-Том пригляделся повнимательнее. Интересно, из чего состоит корень: дерево цвета золота или золото цвета дерева? Заметив любопытство юноши, Клотагорб улыбнулся.

— Не увлекайся, мой мальчик, это небезопасно. — Он повернулся к филину. — Сорбл, раз уж ты принес светильник, поставь его сюда.

Ученик медленно приблизился к чародею, воткнул палку со светящимся шаром наверху в землю и поспешно отступил к стене. Джон-Том расположился по соседству с Сорблом. Клотагорб скрестил руки на животе и закрыл глаза, из чего следовало, что он готовится произнести весьма могущественное заклинание. В доказательство серьезности своих намерений волшебник пробормотал пару-тройку фраз, потом снял очки, сунул их в футляр и положил последний в один из верхних ящичков у себя на груди.

— Что дальше? — шепотом справился у филина Джон-Том. — Кого он собирается призывать?

Сорбл как будто норовил вжаться в стену, совершенно игнорируя тот факт, что сырая земля запачкала его перья, и не сводил широко раскрытых глаз с волшебника, который погрузился в предваряющий чародейство транс.

— Ты же знаешь. Ничто.

— Ах да. Совсем забыл. Ведь что скрывается в погребе? Ничто.

Джон-Том пошутил, однако Сорбл воспринял его слова в буквальном смысле.

— Ну конечно. Я рад, что ты меня понимаешь.

Клотагорб, глаза которого по-прежнему оставались зажмуренными, медленно повернулся к ним лицом и извлек из другого ящичка на своей груди бумажный свиток.

— Сорбл!

— Да, хозяин? — пробормотал филин.

— Это тебе. Будешь читать.

Джон-Том отметил про себя, что голос волшебника изменился, сделался чуточку громче и приобрел известную торжественность, как будто чародей за те несколько секунд, в течение которых пребывал в раздумьях, помолодел на добрых двести лет. Юношу подмывало спросить, так ли это на самом деле, но он не решился. Что касается намерений Клотагорба, было ясно, что тот вот-вот раскроет их.

Сорбл аккуратно развернул свиток и прищурился, разбирая первые строчки.

— Мастер, я не знаю, получится ли у меня. Почерк такой мелкий…

— Получится, получится, — уверил ученика Клотагорб. — Помнится, природа наделила тебя поразительно острым зрением. Можешь вернуться к стене, которую ты так усердно подпирал, но когда я дам тебе знак, начинай читать.

— Как скажете, хозяин, — Сорбл послушно попятился туда, где стоял сильно озадаченный всем, что творилось вокруг, Джон-Том.

Клотагорб неторопливо воздел передние лапы к темноте под потолком.

На глазах у изумленного юноши лапы волшебника словно ухватились за некую невидимую опору и подтянули за собой тело; в итоге чародей оказался сидящим в воздухе над своим стулом. Клотагорб спрятал в панцирь задние лапы и голову, лишь глаза поблескивали из-под роговой оболочки. Интересно, подумалось Джон-Тому, неужели черепаха чего-то опасается? Юноша быстро огляделся по сторонам. Ничего, только грязь да корни дерева. Ничего? Не о том ли твердил перепуганный Сорбл? И тут Клотагорб заговорил. Он произносил слова протяжно, нараспев, а царивший в погребе полумрак становился, казалось, все плотнее, стискивал в своих объятиях светящийся шар, и тот постепенно превратился в слабую искорку света, изнемогавшую в сражении с тьмой.

Темнота как будто усиливала звуки. Джон-Тому чудилось, он слышит, как колотится в груди сердце. Дыхание юноши сделалось прерывистым.

Мрак, который заполнял погреб, не был обычным мраком. Его нельзя было сравнить с безлунной ночью, ибо он отнюдь не навевал успокоения. Это было не просто отсутствие света, а непроглядная тьма, нечто живое, обладающее ростом и весом, нечто такое, от чего перехватывало дыхание.

Джон-Том осознал, что еще немного — и он ударится в панику. Ему мнилось, он задыхается, но вдруг в темноте вспыхнул второй огонек, и дышать сразу стало легче. Свет исходил от того самого свитка, который вручил своему ученику Клотагорб. Чем дальше читал Сорбл — сперва неуверенно, затем без малейшей запинки, — тем ярче становилось свечение.

— Друзья мои, — читал филин, — я пришел к вам ныне с тем, чтобы заручиться вашей поддержкой. Если меня изберут, обещаю делать все, что пойдет на благо народу и стране. Я приложу все усилия к тому, чтобы стать лучшим губернатором из всех, каких только знала провинция. Я сокращу налоги и увеличу расходы на социальные нужды. Я позабочусь о стариках и об укреплении оборонной мощи. Я… Я…

Джон-Том, теряясь в догадках, слушал с разинутым ртом нескончаемый перечень столь знакомых несбыточных обещаний. По правде сказать, он ожидал услышать совсем другое — какое-нибудь неизмеримо древнее и могущественное заклинание, а вовсе не речь записного политика. Похоже, политики все на одно лицо, неважно, к какому миру они принадлежат. Все те же посулы, все те же заверения, в общем, полная ерунда, которая ни к чему не ведет. Ни к чему? К ничему?!

Разумеется! Вот что призывал Клотагорб, вот что он заклинал и звал сюда, в погреб под корнями раскидистого дуба. Через ничто, которое отделяло его от пертурбатора, он надеялся установить местонахождение последнего. Теперь ничто смыкалось вокруг, словно норовя вытеснить их из погреба. Джон-Том чувствовал во рту привкус горечи. Впечатление было такое, будто на него наползает живое одеяло, которое стремится проникнуть в ноздри и в горло, но не в состоянии достичь этого, пока светятся шар и свиток. Рука юноши невольно легла на струны дуары. Он совсем уже собрался было спеть что-нибудь веселенькое, однако в последний миг, под влиянием здравого смысла, отказался от своей затеи: ведь если его песни могли бы хоть чем-то помочь чародею, Клотагорб наверняка упомянул бы о такой возможности. А так, вздумай он запеть сейчас, в момент наивысшего, по всей видимости, напряжения, все старания волшебника могут пойти насмарку, и тогда темнота восторжествует. К тому же еще неизвестно, что страшнее — ничто или гнев Клотагорба. Вот почему Джон-Том не стал предпринимать какие-либо действия; он просто стоял, и слушал, и пытался уяснить, что, собственно, происходит.

О каком ничто может идти речь, когда оно — явно что-то? И потом, что значит: «в погребе ничего нет»? А как же стул Клотагорба, светящийся шар на конце палки и чудесный свиток, не говоря уж о троих живых существах? Джон-Том, как ни старался, не находил ответа, а потому счел за лучшее прислушаться к бормотанию Сорбла и тут, совершенно неожиданно, сообразил, что к чему. Текст на свитке представлял собой типичное предвыборное выступление политического деятеля, изобилующее хвастливыми заверениями и лживыми обещаниями, то есть являлся даже меньше чем ничем, а потому как бы низводил до своего уровня все то, что находилось в погребе.

Нет, поправил себя юноша, не все. В помещении по-прежнему присутствовали светящийся шар, Сорбл со свитком в лапах, парящий над стулом Клотагорб, а также посторонние смутные, зыбкие тени, размытые очертания диковинных фигур, серые пятна на фоне темноты. Вернее, они были не столько серыми, сколько чуть менее темными, нежели окружающий мрак. Так сказать, антрацитовые призраки. Джон-Том присмотрелся повнимательнее, и призраки прямо на глазах утратили часть своей зыбкости. Стало возможно различить черты серых лиц, серые же языки, которые сновали вперед-назад меж черными зубами. Привидения тихонько постанывали, очевидно, переговариваясь друг с другом. Определить, что стоит за этими стонами — слова, музыка или жалобные возгласы, — было весьма затруднительно. Вот они, обитатели мрака, подумал Джон-Том.

Голос Сорбла стал немного громче. Чувствовалось, что филину страшно, однако он не прерывал чтения. Клотагорб продолжал творить заклинания, произносил нараспев загадочные фразы на неведомом языке.

Светящийся шар сделался ярче. Темнота словно слегка отступила. Погреб куда-то исчез. Корни и склизкая грязь на стенах, которая вызывала что-то вроде клаустрофобии, сгинули без следа. Как ни странно, юноше отчаянно захотелось, чтобы они вернулись на место, ибо на смену им пришла пустота, то бишь ничто. Чудилось, что вокруг простирается Вселенная, безграничная и лишенная каких бы то ни было отличительных признаков. Ни земли, ни ощущения того, что над головой возносится к небу могучий дуб. Только посверкивали в непостижимой дали редкие, бесконечно одинокие звезды. Джон-Том тщетно напрягал зрение, стараясь рассмотреть хотя бы парочку туманностей: он словно перенесся в ту часть пространства, где отсутствовала даже космическая пыль.

— Где мы? — прошептал он и вздрогнул, испугавшись собственного голоса. — Куда нас занесло?

— В ничто, — отозвался Сорбл, оторвавшись на мгновение от свитка. — В мимолетную мысль, в фантазию, которая на миг стала явью. Мы очутились с обратной стороны хаоса. Местечко, конечно, еще то, лично я не хотел бы здесь поселиться.

Внезапно показалось, что пол уходит из-под ног, и филин торопливо возобновил чтение. Теперь он читал в два раза быстрее. Постепенно неприятное ощущение миновало, мир как будто выпрямился. Впрочем, относительно ничто такие понятия, как «прямо» и «криво», не имели смысла.

Вдруг хилый огонек светящегося шара засиял с новой силой. Джон-Том встрепенулся. Ему померещилось, что он видит некий предмет, от которого исходит колоссальная энергия, который вертится волчком и постоянно меняет форму. Юноша моргнул. Бешеное верчение, от которого шла кругом голова, и не думало прекращаться. Этот предмет был, вне всякого сомнения, живым, однако вряд ли являлся органическим существом. Насквозь чужеродный, он принадлежал иным мирам и подчинялся исключительно своим законам.

Джон-Том попробовал определить, что же такое он лицезреет, но вскоре был вынужден признать, что не может. Ему казалось, он наблюдает бутылку Клейна внутри листа Мебиуса, который балансирует на макушке дисконтинуума Шварцшильда. Предмет вертелся как сумасшедший, мутировал, трансформировался на глазах, перетекал из одной нереальности в другую, проносился сквозь ничто со скоростью миллиарда миль в секунду и сверкал ярче любой из алых звезд-гигантов. Вдобавок рядом с ним располагалось нечто, чего никак нельзя было разглядеть, нечто куда более обыденное и все же наделенное чудовищной энергией.

Вот оно заметило, что на него смотрят… Джон-Том не знал, каким образом это произошло, он только почувствовал на себе чей-то взор и пошатнулся, словно получил удар в челюсть. Нечто испустило разъяренный вой. Должно быть, оно что-то сделало, ибо неописуемо прекрасный предмет, который был пертурбатором, внезапно задрожал. Хаос вокруг как бы кристаллизировался. Раздался оглушительный грохот, от которого у Джон-Тома чуть не лопнули барабанные перепонки. Юноша прижал к ушам ладони, его зубы сами по себе заскрежетали друг о друга. Ему чудилось, что он очутился в котле, по которому молотят без устали огромные кувалды. Он покачнулся и наверняка бы упал, если бы было куда падать.

Сорбл растерянно взирал на происходящее. Свиток выпал из его лап и разлетелся во все стороны, оказавшись ни с того ни с сего разодранным на мелкие кусочки. Филин попытался было ухватить один из них и продолжить чтение, но не сумел, поскольку тот в мгновение ока отлетел на расстояние в тысячу парсеков. Вконец перепуганный филин рухнул на пол.

Да, на пол, ибо они все трое неведомо как вновь попали в погреб.

Над ними возник потолок, с которого свешивались корни дуба; появились и пропитанный сыростью стены. Джон-Том глубоко вздохнул. Господи, до чего же приятно, когда воздух пахнет землей, водой, жизнью! Погреб буквально пронизывало ощущение жизни. Стена, о которую опирался юноша, влажная и скользкая, подтверждала реальность перемены. Посреди помещения блистал светящийся шар. Клотагорб, как и прежде, восседал на стуле. Волшебник прижимал лады к груди и тяжело дышал. Убедившись, что стена не собирается исчезать, Джон-Том оторвался от нее и шагнул к чародею, чтобы посмотреть, не нужна ли тому помощь. Ему было жарко, хотя температура в погребе ничуть не изменилась. Тем не менее на лбу Джон-Тома выступил пот — холодный пот — свидетельство кратковременного пребывания в ничто. По крайней мере, так он думал, хотя не помнил, когда умудрился вспотеть. Ну естественно: за пределами ничто не жарко и не холодно, там вообще ничего не ощущаешь.

— С вами все в порядке, сэр? — спросил Джон-Том, стараясь унять дрожь в руках.

— Конечно, — отозвался волшебник, окинув юношу пристальным взглядом, удовлетворенно вздохнул и улыбнулся. — В полном порядке, насколько это возможно для моего возраста. Ты видел?

— Видел, только не знаю что. — Джон-Том взглянул на светящийся шар, который распространял вокруг успокоительное сияние. Впервые в жизни он радовался тому, что находится не где-нибудь, а под землей. — Вы имеете В виду пертурбатор?

— А что же еще? — фыркнул Клотагорб, обретающий, похоже, прежнюю самоуверенность. Волшебник поднялся, приблизился к палке с шаром и потянулся. — Считай, что тебе неслыханно повезло, мой мальчик.

По-моему, никто из живущих на свете не может похвастаться тем, что ему довелось лицезреть пертурбатор. Они обычно не задерживаются, пролетают мимо без остановки, а если им и вздумается притормозить, их, как правило, не узнают. Признаться, наш меня несколько удивил.

— То, как он менялся?

— Ну что ты! Пертурбатор просто не может не изменяться. Я не ожидал, что он будет столь великолепен. — Волшебник посмотрел за спину юноше. — Сорбл! Куда ты запропастился?

— К сожалению, никуда, учитель, — откликнулся филин, потирая бок, и состроил гримасу.

— Хорошо. Ну, пошли. Возвращаемся наверх.

— Хозяин, я потерял свиток. Его у меня вырвали. Я ничего не мог поделать.

— Ерунда. Когда понадобится, я восстановлю его. Так что не переживай. Давай пошевеливайся, тебе предстоит упаковать наши пожитки.

— Вам не придется подгонять меня, хозяин, — проговорил филин, выдергивая из земли палку с шаром. — Я пойду куда угодно, только бы очутиться подальше отсюда. — С этими словами он нырнул в тоннель.

— Поддержи меня, мой мальчик, — сказал Клотагорб. — Что-то мне не по себе.

— Неудивительно, — буркнул Джон-Том. — Я и сам, того гляди, свалюсь. — Он обнял чародея за панцирь, и они, опираясь друг на друга, направились вслед за Сорблом.

В тоннеле Клотагорб попросил остановиться, достал из ящичка на груди очки и принялся изучать их на расстоянии вытянутой лапы.

— Запотели, — сказал он, извлек тряпицу и начал протирать стекла. — Однако мы побывали в той еще переделке.

Джон-Том встревоженно оглянулся. Ничто не преследовало их, не гналось по пятам. Да и как оно могло? Ведь ничто — это ничто, оно не способно на какие-либо действия.

— Я знаю, куда нам надо идти, мой мальчик, — сообщил чародей и постучал себя по голове. Послышался громкий скрежет кости о кость. — Путь долгий, но не слишком трудный.

Знакомая песня, подумалось Джон-Тому.

— И куда же? — осведомился он.

— Сдается мне, ты о таких местах и слыхом не слыхивал. Дорога ведет на север, за Колоколесье, мимо Оспенспри и Крешфарма-на-Болотах. Ты в такую даль, верно, и не забирался. Цивилизацией там и не пахнет. Но нужно торопиться. Скоро начнется зима и всякое путешествие станет невозможным. Мы должны освободить пертурбатор до наступления холодов.

К несчастью, проблем прибавилось.

— Да ну?

— Боюсь, что так. Я полагал, что пертурбатор угодил в природную ловушку — завалился в яму или застрял в трещине, которых хватает в межпространственной структуре мироздания. Но причина оказалась в другом.

Джон-Том ощутил, как на лбу вновь выступает холодный пот. Ему вдруг вспомнились взгляд невидимых глаз и разъяренный рык.

— Значит, пертурбатор застрял у нас не случайно?

— Увы, мой мальчик. — Волшебник вздохнул. — Его задержали умышленно, насильственно, с заранее определенной целью. Кажется невероятным, но правда на то и правда, чтобы опровергать самые смелые домыслы. Скажу честно, меня до сих пор одолевают сомнения.

— А я вообще не верю, что такое возможно. Из того, что вы мне наговорили, я понял, что пертурбатор нельзя ни поймать, ни удержать.

— Я тоже так думал, однако, по всей видимости, случилось именно то, чего никто из нас не допускал. Я ощутил присутствие некой враждебной и чрезвычайно могущественной силы. Кто-то пленил пертурбатор и заключил его в пространственно-временную клетку. Если мы не освободим беднягу, он не только коренным образом изменит наш мир, но и уничтожит себя в тщетных попытках вырваться на волю.

— Но тогда погибнет и тот, кто его захватил.

— Разумеется. — Волшебник кивнул.

— Бред какой-то! — воскликнул Джон-Том.

— Ах, мой мальчик, наконец-то ты начинаешь понимать, с чем мы столкнулись.

Джон-Том погрузился в молчание и до выхода из тоннеля не проронил больше ни слова.