— Мне жаль, что так вышло, — сказал коала. — Знаешь, никогда нельзя предугадать, что скажут руны.
— Скажут? Эта куча дерьма не способна произнести ни единого словечка! Верно, Джон-Том? Ну, ты че, воды в рот набрал? Верно, ваше чудомудрие? Дерьмо, да и только!
— Отчего он погибнет? — спросил Клотагорб у Колина, не спуская глаз с Маджа, который продолжал пятиться от медведя.
— Не знаю, старик, — ответил коала.
— Дерьмо! — вопил Мадж. — Дерьмо! Сплошное вранье! — Выдр озирался по сторонам, будто ожидал, что на него вот-вот нападут. — Брехня! Чушь собачья! Я враз понял, что он шарлатан! А вы, растяпы, пялились на него, будто он с неба свалился! Тоже мне предсказатель! Ты, приятель, конечно, умен. — Мадж повернулся к Колину. — Но тебе не одурачить старину Маджа! Никто не может предвидеть будущее! Никто! А ежели и может, то не так, как ты! Что ты мог разглядеть в своей куче дерьма? — Он постучал себя кулаком по груди. — Я жив и здоров, вокруг меня мои друзья, и с ними я не боюсь ничего на свете! Ничто не…
Хвастливый монолог выдра был прерван громким треском. Джон-Том инстинктивно шарахнулся назад; Дормас последовала его примеру.
Клотагорб и Колин не шелохнулись. Что касается Сорбла, то филина выручили зоркие глаза; как ни странно, острота его зрения если и притупилась вследствие ежедневного прикладывания к бутылке, то не намного.
— Осторожнее! — крикнул он.
Мадж резко обернулся. Мало кто способен потягаться с выдрой в ловкости и быстроте движений. Однако на сей раз Маджа не спасло ни то, ни другое. Почти с макушки ели, до которой он незаметно для себя допятился, свалился огромный гнилой сук. Огрев Маджа по затылку, ветка рухнула наземь. Удар был настолько силен, что по лесу раскатилось эхо; во все стороны полетели щепки и сухие иголки. Путники бросились к выдру; один только Клотагорб остался стоять, где стоял. Он с любопытством разглядывал руны.
— Очень интересно, — пробормотал волшебник. — Я было согласился с водяной крысой. Сколько мне попадалось всяких ведьм, колдунов, кудесников, заклинателей и так называемых прозорливцев, но этот Колин и впрямь умеет предсказывать будущее.
— Порядок! — радостно воскликнул Джон-Том, который опустился на колени рядом с распростертым на земле телом выдра. Шляпа Маджа при ударе отлетела в сторону; мех на затылке был красным от крови. Однако Мадж дышал, хотя и был без сознания. — Сорбл, ты молодец, что предупредил нас!
Филин кивнул и прижался ухом к груди выдра. Когда он поднял голову, все увидели, что Сорбл улыбается.
— Он не мертвее моего. Так или иначе, сердце у него колотится, как у девственника после четырехдневной оргии!
— Ну-ка, пустите меня.
Колин подхватил Маджа на руки и, выказывая недюжинную силу, перетащил туда, где все сидели перед падением злополучной ветки.
Джон-Том порылся в аптечке и извлек бутылку, заполненную золотистой жидкостью.
— По правде сказать, — заметил Сорбл и причмокнул клювом, — ты бы мог отыскать что-нибудь попроще.
— Сорбл! Тебе не стыдно?
— Я разумею, ведь он все равно жив. Чего зря переводить добро?
Ну и компания подобралась, вздохнул про себя юноша. Он наклонился над неподвижным выдром и влил несколько капель крепкого напитка прямо в разинутую пасть. Мадж закашлялся, его тело выгнулось дугой; вдруг он уселся и обрушился на Джон-Тома, который имел несчастье первым попасться ему на глаза:
— Приятель, ты че, очумел? Или решил утопить меня? — Выдр осторожно прикоснулся к собственному затылку. — Слушайте, у меня такое чувство, будто мне на башку уронили здоровенное дерево!
— Так оно, в общем, и было, — отозвался Джон-Том. Сук, задевший по касательной Маджа, был и впрямь настолько огромен, что вполне мог сойти за ствол молодого деревца.
— Считай, что тебе повезло, друг, — заметил Колин, осмотрев голову выдра. — Я рад, что ошибся. Теперь ты убедился сам, каково это — толковать руны.
— Дай мне тока добраться до тебя, я воткну твои поганые руны тебе в задницу! — взревел Мадж и потянулся было за ножом, но боль в затылке вынудила его отказаться от своего намерения. Он снова притронулся лапой к голове, а когда отнял ее, оказалось, что мех между пальцами приобрел розоватый оттенок. — Ну че вы расселись! Дожидаетесь, пока я истеку кровью?
— Хватит ныть! — прикрикнула Дормас. — Джон-Том, на дне аптечки должен быть бинт. — Юноша кивнул, порылся в мешке, достал бинт и принялся обматывать голову Маджа.
— Ай! Осторожней, приятель! Я тебе не чурбан все-таки!
— Извини, Мадж, но иначе не получается.
— Рассказывай! — буркнул выдр и смерил Колина свирепым взглядом. — Можешь быть доволен, начальник. Не то чтобы я тебе поверил, но ты, по крайней мере, заработал очко в свою пользу.
— Если бы не руны, от тебя осталось бы мокрое место. — Колин презрительно фыркнул. — Мог бы и поблагодарить.
— Интересно, за что? Раз уж ты такой умный, почему не предупредил насчет ветки? А может, ты сам все подстроил?
— Друг, не пытайся задирать меня. Я не стану связываться с тем, кто, похоже, повредился в уме. Что касается твоего вопроса, откуда мне было знать, что ты встанешь под ту ель?
— Пошевели мозгами, Мадж, — посоветовал Джон-Том.
— Ежели ты не против, приятель, чуток погодя. Боюсь, как бы они у меня не сплющились в лепешку.
— Кончай причитать, водяная крыса, — отрезала лошачиха. — Надоело слушать твое нытье. Лично мне Колин нравится. Мы должны радоваться тому, что он с нами.
— Говори за себя, милашка.
— Мадж, подумай, — убеждал Джон-Том, разрывая конец бинта надвое и завязывая узел на лбу выдра. — Если бы Колин хотел убить тебя, он бы засмеялся, когда ты получил веткой по затылку. А на деле он вместе с нами поспешил тебе на помощь.
— Все вы, адвокаты, одним миром мазаны! Вечно твердите о своей вонючей логике! Отстань, парень, я сыт по горло, о-о-о!
— Дай отдохнуть языку. Глядишь, и голова станет болеть поменьше, — сказал юноша. — Все, готов. А я-то думал, эта ветка вбила в тебя хоть крупицу разума. Но тут, верно, не обойтись без целого дерева — скажем, секвойи.
— О чем ты, мой мальчик? — спросил Клотагорб.
— Так называются очень высокие деревья, которые растут в моем мире.
Я уверен, вам не доводилось видеть таких громадин…
— Не знаю, не знаю. В молодости, путешествуя по южным землям, я…
— Слушайте, — перебил Мадж, — ваше чудодейство, нельзя ли обождать с воспоминаниями? У меня чайник вот-вот отвалится, а они…
— Не думаю, что нам следует опасаться за целость твоего черепа, в отличие от его, если позволительно так выразиться, содержимого. — Волшебник благосклонно поглядел на раненого. — Мы не раз имели возможность убедиться, что череп — самая крепкая часть твоего тела и обладает вдобавок плотностью свинца.
— Давайте, давайте, — пробурчал Мадж. — Я тут лежу, можно сказать, умираю, а мне не тока не сочувствуют, а еще и оскорбляют.
— Мадж, ты и в самом деле мог погибнуть, — проговорил Джон-Том. — Ты что, недоволен, что Колин слегка ошибся в своем предсказании?
— Кореш, вы с ним два сапога пара. Значица, мне повезло? Знаешь, при таком везении я рано или поздно перережу себе глотку.
— Пожалуй, я был не прав, — сказал Колин, собирая руны. — Мне не стоило гадать. А если уж нагадал, надо было промолчать.
— Ничего подобного, — возразил Джон-Том. — Кстати, не обижайся, но мы все относились к тебе с опаской.
— Не думал, что настанет день, когда коале не поверят на слово, — вздохнул Колин, завязывая узелок и затягивая веревку.
— Когда на карту поставлена судьба части космоса, — изрек Клотагорб, — осмотрительность просто необходима.
— Вы о себе? А как же я? Где у меня доказательства, что вы — те, за кого себя выдаете?
— Я прогнал дикарей, — гордо сообщил Джон-Том.
— И где же там была магия? Я слышал ужасные звуки, от которых хотелось броситься в костер и сгореть заживо.
Мадж, видимо, вполне оправился. По крайней мере, у него достало сил рассмеяться.
— Только не нужно преувеличивать. Я, конечно, не король рок-н-ролла, однако…
— Что-то я не припоминаю такой страны, — нахмурился Клотагорб. — Где она находится?
— Отсюда не видно, — бросил раздраженный Джон-Том. — Послушайте, мы торопимся или нет?
— Разумеется, мой мальчик. Нам давно пора в путь.
— Ну да, — буркнул Мадж. — Чем скорее мы доберемся до места, тем быстрее отправимся на тот свет! Нечего сказать, шикарная подобралась компания! Чародей, который более-менее знает, где засел враг.
Предсказатель будущего, который более-менее знает, что должно произойти. И не забудем чаропевца, который более-менее может защитить нас от любой опасности. И каково, по-вашему, бедолаге вроде меня? Что ему остается, как не надеяться на благополучный исход этой бредовой затеи?
— Верно, Мадж, — одобрил Джон-Том. — Между прочим, ты и не подозреваешь, сколько от тебя помощи. Стоит нам подзабыть об осторожности, как ты тут как тут со своим неувядающим пессимизмом.
— Не говори, приятель. За вами нужен глаз да глаз. — Мадж огляделся по сторонам. — Эй, где моя шляпа?
— Сейчас принесу, — откликнулся Сорбл. Филин подлетел к злосчастной елке, покружил возле нее и вернулся с чем-то зеленым и бесформенным в клюве. Он вручил это нечто Маджу. — По-моему, она угодила под ветку.
Но лучше она, чем ты, правильно?
— Бедная моя шляпа! — вздохнул выдр, пытаясь выдернуть из расплющенного фетра не менее расплющенное перо. — Знаете, чье это было перышко? Кетсаля[4], у которого к тому же был тогда брачный сезон! А известно вам, сколько стоит одна такая штучка?
— И как он его вообще продал? — пробормотал Клотагорб.
— Как-как, — хмыкнул Мадж, — продал, и все дела. Говорят, будто тот, кто носит такое перо, становится сильным, как жеребец. Правда, я не очень-то верю во все эти россказни.
— Тогда чего же ты хнычешь? — справился Джон-Том.
— Кто, я? Разве я хнычу? Парень, я всего лишь чуток расстроен.
Понимаешь, опять-таки говорят, что здоровье того, кто носит перо, зависит от состояния пера.
— Ах вот оно что! Но не переживай, все равно поблизости нет ни одной дамы, за которой ты мог бы приволокнуться.
— И шут с ними, кореш. — Мадж наконец выдернул перышко и уронил его на землю. — Можа, оно и к лучшему. Теперь я уж точно не буду отвлекаться по дороге. Между нами, я бы и рад отвлечься, да не на кого.
— Вот и славно. — Джон-Том ухватил свой рюкзак. — Ну, двинулись!
Идем, Мадж. Мадж, пошли!
Однако выдр словно не слышал. Он настороженно принюхивался.
— Я тоже чую, — проговорила Дормас, запрокидывая морду, чтобы задрать как можно выше ноздри.
— Что? — спросил Джон-Том.
— Где-то, приятель, чтой-то горит.
— Я пока ничего не чувствую, — произнес Клотагорб, — но воздух стал гораздо теплее. Боюсь, это не ранняя весна, а кое-что похуже. Сорбл, посмотри-ка.
— Хорошо, хозяин.
Филин раскинул крылья и взмыл в воздух, быстро набирая высоту.
Остальные, будучи существами земными — в крайнем случае, земноводными, — внимательно наблюдали за Сорблом.
— Теперь и я чувствую, — пробормотал Джон-Том. — Что-то в этом запахе не то, но вот что именно?..
— Может, Сорбл нам скажет? — предположила Дормас. Ученик чародея тем временем камнем падал к земле. В последний миг, когда катастрофа казалась неизбежной, он распростер крылья и аккуратно сел на спину лошачихи. Вид у него был не просто обеспокоенный, а как у приговоренного к смерти.
— Мы в ловушке! — воскликнул филин тоненьким голоском. — Все кончено! Мы пропали!
— Сорбл, — ответствовал Клотагорб, — ты, как видно, забыл присказку: «Где наша не пропадала»? Мы многажды выходили сухими из воды в прошлом и, я полагаю, не изменим себе в будущем. Выкладывай, что ты видел.
— Ог-гонь, — выдавил Сорбл.
— Отлично. Огонь. В каком направлении он движется?
— Во всех, хозяин. Честное слово!
Нет, подумалось Джон-Тому, что-то тут и впрямь не так. Обыкновенный лесной пожар не мог напугать Сорбла до такой степени. В конце концов, он ведь птица, то есть может в любой момент улететь…
— Что горит? — справился юноша. — Лес?
— Лес, земля, даже воздух, — отозвался Сорбл. — Весь мир в огне.
— Ты говоришь ерунду, фамулус, — произнес Клотагорб, — и уже не в первый раз.
— Хозяин, ей-же-ей, горит все кругом!
Джон-Том приподнялся на цыпочки, медленно повернулся вокруг собственной оси, окидывая взглядом горизонт. Температура продолжала возрастать, однако нигде не было видно ни дымка, что само по себе представлялось весьма странным: даже если Сорбл преувеличил и горела всего-навсего одна роща, в небе все равно должен был клубиться дым. Но с какой стати филину преувеличивать?
— Кое-кто вообразил себе невесть что, — проронила Дормас. — Если мир и вправду горит, где же дым?
— Пертурбация. — Клотагорб принялся рыться в ящичках у себя на груди, разыскивая необходимый фиал. Волшебник был уверен, что положил тот в ящичек рядом с левой подмышкой или ниже, на уровне колена. — Я полагаю, она приближается с юга. Те пертурбации, которые охватывают весь мир, обычно начинаются вдали от самого пертурбатора.
— Выходит, мы сгорим заживо. — Мадж тяжело опустился на землю. — Удовольствие, приятель, еще то.
— Вижу! — воскликнул Джон-Том, указывая пальцем на юго-запад. Все как по команде повернулись в ту сторону.
Над макушками деревьев показалась стена пламени, которое буквально пожирало все на своем пути. В огненной стене не было прорех, сквозь которые пролегали бы тропинки на свободу. Не приходилось рассчитывать даже на везение. В небе поверх надвигающейся стены сновали огненные шары. Путешественники отчетливо различали рев пламени, этакий траурный марш — отходную гибнущему на глазах миру. Что касается дыма, его по-прежнему не наблюдалось.
— Далеко, — выдохнул Джон-Том, вытирая пот со лба.
Некоторое время спустя пламя приблизилось настолько, что стало видно: горят не только деревья и трава, но и камни — от крохотной гальки до громадных валунов. Зачарованный ужасным зрелищем, Джон-Том все же смутно сознавал, что Клотагорб, стоявший чуть позади, воздел лапы к небу и бормочет какую-то тарабарщину на очередном древнем языке. Пламя наступало с ошеломляющей быстротой. Было жарко, но не настолько, чтобы на ком-либо вспыхнула вдруг одежда; никто из путников не превратился пока — и как будто не собирался превращаться в живой факел. Да, подумал Джон-Том, огонь явно не настоящий. Сорбл был прав.
Внезапно стена пламени разошлась, словно ее рассекли топором, обогнула маленький отряд с двух сторон и снова сомкнулась. Воздух оставался пригодным для дыхания, однако повсюду, куда ни посмотри, был испепеляющий огонь.
— Световое шоу, — хмыкнул Джон-Том. Лицо, да и все тело юноши было мокрым от пота. Он попытался представить, будто лежит на пляже в Редондо и наслаждается знойным ветром из пустыни Мохаве. — Что будем делать?
— Подумать только: не так давно мне было холодно, — проговорил Колин, выказывая знаменитое чувство юмора, которое испокон веку приписывали коалам. Медведь обнажил саблю и крепко стиснул ее обеими лапами, переплетя вдобавок когти, чтобы ухватиться ненадежней. К сожалению, враг был не из тех, кого колют или рубят. Должно быть, осознав это, Колин сунул саблю обратно в ножны.
— Дороги нет ни вперед, ни назад, — пробормотала Дормас, которая, как и следовало ожидать от представителя семейства лошадей, нервничала сильнее всех. — Эй, волшебник!
— Я сделал все, что мог, — отозвался Клотагорб. — Нам не остается ничего другого, как терпеливо дожидаться окончания пертурбации и надеяться, что она не затянется слишком уж надолго. Мне бы, откровенно говоря, не хотелось прибегать к силе. Даже естественные пожары не так-то просто поддаются заклинаниям, а сие пожарище можно назвать каким угодно, только не естественным. Вся проблема в том, что очень трудно уговорить пламя подождать, пока ты наведешь чары.
— Что произойдет, когда все кончится? — спросила Дормас.
— Мир станет точно таким, каким был до пертурбации, если, конечно, не случится того, что стряслось в Оспенспри.
— То есть все, что сгорело — деревья, камни, — станет самим собой?
— Совершенно верно, — кивнул Клотагорб. — Не забывайте, пертурбатор может искажать любые законы природы. Не пытайтесь обнаружить в его фокусах логику, иначе сойдете с ума. Пертурбатор следует принимать таким, каков он есть.
— Возможно, вы, сэр, и не готовы сразиться с ним, — заявил Джон-Том, — но я больше не могу терпеть. — Юноша снял с плеча дуару и повернулся к Колину. — Ты хотел доказательств? Смотри, что сейчас будет.
— Мой мальчик, стоит ли рисковать? — осведомился Клотагорб. — Одно-единственное неверное слово, одна не правильная нота — и ты уничтожишь мое охранительное заклинание. В результате мы можем оказаться захваченными пертурбацией, а когда она сойдет на нет, нам, боюсь, будет уже все равно.
— Одно или другое, — проговорил Джон-Том, кивая на солнце, — какая разница? Что так погибать, что этак. Сидя здесь, мы ни на пядь не приближаемся к пертурбатору. Тот, кто медлит, проигрывает. — Он тронул струны инструмента. Раздались звучные аккорды, ясно различимые среди рева пламени.
— А кто поет, да не то, по тому палка плачет, — предостерег Мадж.
— Твори свою магию, человек, — изрек Колин. — Я не из пугливых.
— Посмотрел бы, на что способен мой бестолковый приятель, небось заговорил бы иначе, — пробурчал Мадж, предусмотрительно отступая подальше от своего друга.
Джон-Том призадумался. В его репертуаре имелось достаточно песен об огне. Вся трудность заключалась в том, что большинство из них — такие, как старая добрая «Пламя, ты меня жжешь» или «Иди сюда, детка, зажги мой огонь», — относились к зажигательным, а не к противопожарным.
Размышления отняли несколько минут, а потом юноша заиграл и начал петь. Аккорды дуары оказали немедленное воздействие на огненную стену вокруг. Языки пламени, большие и малые, принялись взмывать и опадать в такт музыке. Однако они, по-видимому, вовсе и не думали исчезать окончательно. Во всяком случае, когда Джон-Том допел последний куплет, выяснилось, что огонь по-прежнему окружает путешественников со всех сторон. Мало того, в одном месте пламя как будто придвинулось ближе.
Ну вот, подумалось юноше, что хотел, то и получил. Он не только не сумел утихомирить пертурбацию, но уничтожил-таки охранительные чары Клотагорба, то есть совершил точь-в-точь то, чего опасался волшебник.
Юноша широко раскинул руки и приготовился обнять грозно ревущее пламя.
— Не валяй дурака, — пропищал крохотный красно-оранжевый язычок пламени, останавливаясь в каком-нибудь ярде от Джон-Тома.
— Присоединяйтесь к нам, — пригласил другой, держащийся чуть правее.
— Это тоже пертурбация, сэр? — справился Джон-Том, искоса поглядев на Клотагорба.
— Разумеется, мой мальчик, и, надо признать, весьма неожиданная. — Чародей пристально смотрел на танцующие язычки. — Можно подумать, что пожар выпустил на волю стихийных духов, обитателей земли и леса, отдельных деревьев и камней. Будь осторожен, не поддавайся на их призывы. Мне кажется, что если они просят составить им компанию, значит, заставить нас у них не получается.
— Не беспокойтесь, сэр. — Джон-Том с облегчением опустил руки. — Меня с детства приучили не баловаться с огнем.
— Идите, идите к нам! Мы будем играть и жечь! Снимайте свою одежду, она вам только мешает! Бегите перед ветром, пожирайте вместе с нами мир! И не вздумайте нас гнать — мы вернемся к вам опять!
Присоединяйтесь!
— Нет уж, спасибо, — отозвался Джон-Том. — Соблазняйте других, а нас — бесполезно.
— Тогда спой нам песню! Такую, чтобы обжигала, опаляла, испепеляла!
— И что тогда? — спросил юноша, затаив дыхание. Спутники Джон-Тома напряженно прислушивались к разговору.
— Если она нам понравится, мы оставим вас в покое. Спой нам, и мы перестанем к вам приставать.
Джон-Тома подмывало предложить язычкам пламени показать, на что они способны, — ведь Клотагорб утверждал, что пока он сам того не захочет, огонь его не коснется, — однако юноша вовремя сообразил, что шутить шутки с лесным пожаром, вызванным к тому же неестественными причинами, довольно рискованно. Куда проще спеть все песни об огне, какие он только знает. Если на свете и впрямь существует наделенное разумом пламя, с ним лучше не ссориться. Придя к такому выводу, Джон-Том запел — громко, энергично, однако стараясь не слишком усердствовать, чтобы новоявленные поклонники его таланта, не ровен час, не перевозбудились.
Он начал с «Небес в огне», знаменитого хита группы «Кисе», и закончил чуть не половиной песен из альбома «Пиромания» группы «Деф Леппард».
Язычки пламени, судя по всему, оценили старания юноши: они подпрыгивали, вертелись волчком, распадались на мириады искорок, воспаряли под самые небеса. Тем временем жар сделался поистине удушающим. Джон-Том, представься ему подобная возможность, наверняка бы разделся, но не осмеливался ни отложить в сторону дуару, ни отвести взгляд от огнеликих любителей музыки. Те, похоже, были просто счастливы, однако их настроение могло в любой момент измениться.
Джон-Том со страхом думал о том, что случится, когда у него иссякнет запас песен; вдобавок он осознал, что язык уже еле ворочается во рту, а в горле пересохло.
— Я устал, — проговорил юноша. — Может, передохнем?
— Нет, нет, играй, играй! — Из огненной стены выплеснулся вдруг крохотный язычок пламени, который словно лизнул руку Джон-Тома, опалив при этом волосы на тыльной стороне ладони. Юноша отпрянул и поспешно заиграл новую композицию. Очевидно, заклинание Клотагорба потихоньку ослабевало, из чего следовало, что спасение напрямую зависит от того, как долго он сможет играть и петь. Джон-Том мало-помалу стал отчаиваться в успехе своего импровизированного концерта, и тут пламя исчезло! Внезапно, без малейшего предупреждения, пертурбация завершилась. Деревья вновь обернулись деревьями, камни — камнями, а путники обнаружили, что стоят на полянке посреди хвойного леса.
— Сорбл, поднимись и посмотри, виден ли где-нибудь огонь.
Филин послушно взмыл в воздух. Ему не понадобилось много времени, чтобы установить положение дел.
— Все в порядке, хозяин. Мир такой, каким был до пожара. Мы возвратились в действительность. Ничто не горит, кроме… — Сорбл указал крылом влево от себя.
Джон-Том выкидывал замысловатые коленца, словно исполняя некий невразумительный танец, и старался избавиться от дуары, отливающей цветом раскаленного добела металла. Наконец юноше удалось швырнуть инструмент на землю. Как ни странно, тот все же не загорелся, а какое-то время спустя остыл настолько, что стало возможным снова взять его в руки. Джон-Том оглядел дуару, пощупал еще теплые струны и произнес:
— Похоже, обошлось.
— Шикарный у тебя был видок, кореш, — заметил Мадж. — Знаешь, я видел загнанных лошадей, сам загонял до полусмерти разных там дамочек, но чтобы учинить такое с музыкальным инструментом… Да ты герой, приятель, тебе памятник ставить надо!
— Я всего-навсего слегка перебрал с песнями об огне. — Юноша погладил дуару и повернулся к чародею. — Сэр, помните, вы рассуждали о пертурбациях, которые могут быть нацелены точно на нас? Это как раз такой случай?
— Трудно сказать, — отозвался Клотагорб. — Я не ощутил в пламени какой-либо особой злости, что, впрочем, ничего не доказывает, за исключением, может быть, того, что с возрастом я теряю остроту восприятия. Тем не менее одно можно утверждать с полным основанием: вне зависимости от того, являлась эта пертурбация целенаправленной или нет, она была гораздо серьезнее предыдущих. По мере того как нарастает, если можно так выразиться, возбуждение пертурбатора, вносимые им в структуру мироздания искажения становятся, очевидно, все более радикальными. Я предлагаю организовать ночные дежурства, чтобы очередная пертурбация не застала нас врасплох.
— Я могу дежурить первым, — вызвался Колин. — Мне нравится ночь.
— А я вторым, — поторопился вставить Мадж. — По мне, так лучше пораньше с утра, чем попозже вечером.
— Значит, мне достается кладбищенская смена[5], — вздохнул Джон-Том. — Дормас, я разбужу тебя, когда подойдет пора меняться.
— Не забудьте про меня, — напомнил Сорбл. Судя по виду филина, эти слова дались ему нелегко: ведь храбрость отнюдь не принадлежала к основополагающим чертам его характера. — Я могу дежурить дольше всех, ибо ночь для меня — то же самое, что для вас день.
— Надо сказать Дормас, чтобы глаз не спускала с бочонка с вином, — прошептал Мадж на ухо Джон-Тому. — А как насчет вас, ваша расфуфыренность?
— Я величайший волшебник на свете, — высокомерно проронил Клотагорб, — не говоря уж о том, что никто из вас по интеллекту мне и в подметки не годится. Разумеется, я не могу отвлекаться на всякие пустяки.
— Я так и думал.
— Придержи язык, водяная крыса. Если тебе не терпится возглавить нашу экспедицию, я…
— Не стоит, ваше чудомудрие, — ухмыльнулся выдр. — Разве я похож на идиота?
— Если ты и впрямь не глуп, как пробка, — заявил чародей, — то должен понимать, что в триста лет спать нужно как можно дольше.
Утро следующего дня выдалось холодным и ясным. Колин зевнул, потянулся и окликнул товарищей, которые все еще нежились под одеялами и в спальных мешках:
— Эй, вставайте! Я развожу костер.
— Посмотрим, как у тебя получится, когда тебе сунут в зубы факел!
— Что? — Коала резко обернулся. Единственным, кроме него самого, поднявшимся в столь ранний час был Мадж. Выдр стоял на краю полянки и разглядывал лес. Колин произнес с угрозой в голосе:
— На первый раз прощаю, но только попробуй повторить!
— Чего? — озадаченно переспросил Мадж.
— Ничего. — Колин наклонился над заготовленной с вечера кучей хвороста и принялся складывать ветки на остывшем кострище.
— Ничего так ничего, — пожал плечами Мадж. — Набрать чегой-нибудь к завтраку? Ну там, ягод или орехов?
— Неважно, — последовал быстрый ответ. — Главное — мотай отсюда, а не то огребешь на орехи и ходить никуда не придется.
— Слушай, ты, — так и взвился выдр, — заткни свою поганую пасть!
Колин поначалу как будто не расслышал, однако, повернувшись, увидел, что Мадж в упор глядит на него. Коала прищурился, оторвался от своего занятия и спросил:
— Ты что-то сказал?
— Сказал, сказал, лопоухий. Ну-ка, признавайся, о чем ты толковал?
— Когда? — удивился Колин.
— Эй, вы, задиры, — проговорила Дормас, высовывая голову из-под одеяла, — если вам невтерпеж, идите в лес и орите там в свое удовольствие. Не мешайте спать!
— Смотри не проспи все на свете, мешок с костями!
Сна у Дормас как не бывало. Лошачиха вскочила и огляделась по сторонам.
— Кто это сказал? Ну-ка, покажись, умник!
Мадж и Колин были слишком заняты выяснением собственных отношений, чтобы обратить внимание на вопрос Дормас.
— Если тебе не нравится наша компания, — прорычал выдр, — вали на все четыре стороны. Обойдемся и без тебя. Эка невидаль — гадальщик на рухляди!
— Между прочим, у меня такое впечатление, что если кто-то из нас и вправду лишний, так это ты, паршивая водяная крыса!
— Неужели? — Мадж потянулся за ножом.
— Погоди, друг. — Раздражение Колина сменилось искренним удивлением.
— Еще чего! Я научу тебя, как надо себя вести!..
— Да погоди ты! — прикрикнул Колин. — Я ничего не говорил.
— Медведь не обманывает. — Спорщики обернулись и увидели Клотагорба, который, казалось, высматривал что-то в воздухе. — Хватит пререкаться. У нас новые неприятности. Просыпайтесь, просыпайтесь!
— А? — произнес сонным голосом Джон-Том. — Что стряслось?
— Вставай, Джон-Том.
— И так всегда? — спросил Колин у своего недавнего противника, разглядывая юношу.
— Почти, — признал со вздохом Мадж. — Знаешь, он иногда пригождается, ну, как вчера, но лентяй страшный. Хлебом не корми, дай тока подремать.
— Мадж, я все слышу, — заметил Джон-Том, натягивая рубашку. — Уж кто бы говорил насчет лентяя!
— Замолчите! — велел Клотагорб, повернулся и направился к дереву, на ветке которого нес дежурство бдительный Сорбл. — Ты никого не видел?
— Нет, хозяин, но я что-то почувствовал. Я хотел вас разбудить, но потом решил, что не к спеху, благо дело все равно шло к рассвету.
— Молодец, — похвалил филина Клотагорб. — Мои наставления все же не прошли для тебя даром. Ты научился подозрительности.
— Да что происходит? — воскликнул Джон-Том. Юноша поднялся и теперь мотал головой, прогоняя остатки сна.
Чародей открыл было клюв, чтобы ответить, но тут послышался визгливый, насмешливый голос:
— Эй, ты, старая перечница, куда лезешь? Забрался в свою скорлупу и думаешь, тебе все можно? А про голову забыл? Если не образумишься, смотри, как бы тебе ее не лишиться!
— Кто это сказал? — Джон-Том поглядел на Маджа. Выдр, в свою очередь, уставился на Колина.
— Значит, не ты прохаживался на мой счет? — спросил тот.
— Конечно, не я, приятель. И, выходит, не ты отпустил ту гнусную шуточку насчет орехов?
— Вовсе нет.
Клотагорб двинулся в обход поляны и достиг ее дальней стороны, когда вновь раздался тот же голос:
— Что, настолько одряхлел, что уже и по прямой ходить не можешь?
Ба, да из тебя песок сыпется! Интересно, из чего — из мозгов или из задницы?
Волшебник отступил на шаг или два, и голос умолк.
— Тут стена, — объявил Клотагорб и утвердительно кивнул в ответ на изумленные взгляды товарищей.
— Стена? — пробормотал Джон-Том, который, как ни старался, не мог различить никакой стены. — С чего вы взяли, сэр? Мир ничуть не изменился, все осталось точно таким, каким было вчера вечером.
— Целенаправленная пертурбация, — объяснил Клотагорб. — Она должна задержать нас здесь. По всей видимости, тот, кого мы разыскиваем, не обделен ни способностями, ни могуществом, хотя его мысли представляются бредовыми, а методы — весьма нетрадиционными. Мы заперты в клетке.