Глава 13

Сумакреа сумели выработать гораздо более сложный эмоциональный язык, чем могли себе представить люди, и они не имели ничего против того, чтобы обучить ему Флинкса. Они были в восторге оттого, что встретили себе подобных среди чужаков, которые забрели сюда из верхних этажей мира. Они очень хотели поближе познакомиться с Флинксом и разузнать, откуда он пришел. Совелману и Клэрити были вынуждены сидеть и ждать. Лишь изредка они переговаривались между собой, в то время как Флинкс сидел, не шелохнувшись, с закрытыми глазами и контактировал с аборигенами на том уровне, который был недостижим для его спутников.

Время от времени он говорил, пытаясь объяснить, какие чувства испытывает и что нового узнал. Слова были невыразительным эрзацем того, что он испытывал на эмоциональном уровне.

Одновременно Флинкс пытался лучше разобраться в тех чувствах, которые испытывает к нему Клэрити. Его признание в сочетании с тем, что он рассказывал ей раньше, вполне было способно пробудить в ней враждебность и страх перед ним. Но Флинкс не заметил ничего подобного. Ее отношение к нему оставалось по-прежнему дружеским, даже несколько восторженным, однако ко всему этому теперь прибавилась некоторая растерянность, которую Клэрити изо всех сил старалась не выдать голосом.

Впрочем, Флинкса это мало волновало. Что вообще могло его волновать после того, как он оказался в водовороте разнообразнейших эмоций, исходивших от Сумакреа!

Флинкс не переставал удивляться, как много можно было передать посредством одних только эмоций. Если, конечно, вы достаточно чувствительны и проницательны в выражении себя и понимании другого. Голод и жажду, страх перед фанатиками, захватившими верхние уровни, свое восхищение перед сумакреа и их удивительной способностью жить в мире вечного мрака — все это Флинкс выразил без труда и сумел понять их ответы. Под их руководством его способности стремительно обретали силу, его талант обострялся. Сумакреа поняли, что Пип такой же друг, как и ее хозяин. Поскребыш — тоже, но вот эмоциональная слепота последнего и его хозяйки огорчала и озадачивала их. Флинкс пытался объяснить, что прекрасно их понимает, просто его спутники лишены способности тонко выражать собственные чувства и понимать эмоции других. Флинкс поверг сумакреа в ужас, сообщив им, что лишь он один из всего человеческого рода наделен даром беспрепятственно общаться посредством чувств и эмоций.

Флинкс сделал для себя вывод, что слепота — понятие относительное и что отсутствие зрения — лишь следствие развития. Зрение — это все способы восприятия. Если для зрения используются глаза, то их зоркость можно усилить или при необходимости восстановить. Трансплантация, вживление линз, миниатюрные видеокамеры, присоединенные непосредственно к зрительному нерву — все это было возможно, если есть тугой кошелек.

Но при всей мощи медицинских технологий Флинкс не мог припомнить случая восстановления эмоциональной чувствительности у человека или транкса. И в арсенале медицины не было ничего такого, что способно было помочь слышать диалог, подобный тому, какой он вел с сумакреа.

— А ты уверен, что не просто обменивался чувствами с этим народцем? — спросила его на следующий день Клэрити. — Неужели ты действительно общаешься с ними?

— Совершенно уверен. С каждым часом мне все легче общаться. Самое главное — научиться управлять своими эмоциями, вроде того, как мы строим предложение. Или еще лучше — как в древнем китайском письме, когда обмениваются целыми понятиями, вместо того чтобы выстраивать слова. Например, вместо того, чтобы сказать: «Я хочу пойти в другой конец пещеры», нужно в эмоциях выразить свое желание переместиться на это место. И если сделать это, на минуту позабыв обо всем остальном, я гарантирую, что сумакреа отреагируют. Конечно, такой способ неприменим для науки, но для передачи простейших понятий он куда более эффективен, чем можно себе представить.

— Ну, а если ты так поднаторел в этом уникальном способе общения… — начал было Совелману.

— Я не сказал, что поднаторел. Просто мне удается следовать потоку их эмоций.

— А не пора ли тебе попробовать выразить для них наше настойчивое желание вернуться в места нашего обитания? Каким-нибудь окольным путем, если такой существует.

— Если только он существует, готов утверждать, что сумакреа с ним знакомы. У нас еще есть время. Может быть, подождать еще пару дней? Запасов у нас пока хватает. И если они действительно согласятся вывести нас, то вряд ли для этого понадобится слишком много времени.

Транкс издал челюстями звук, соответствующий легкой степени презрительности, смешанной с нетерпением второй степени.

— Я готов признать, что постепенно привыкаю к темноте, но это вовсе не значит, что она начинает мне нравиться.

— Чем больше мы здесь задержимся, тем лучше я освою способ общения с моими собеседниками.

— А ты уверен, что это та самая причина, по которой ты не спешишь покидать это место? — спросила Клэрити.

Он знал, что она сидела в темноте совсем рядом, бок о бок с ним. Ведь за несколько дней полного отсутствия света у них предельно обострились слух и обоняние.

— Готова поспорить, что у тебя с этими существами есть нечто общее, чего нет у других. Нечто такое, что мы с Совелману не в состоянии разделить с тобой. Что касается вашего способа общения, мы ведь фактически глухи и немы. Вернее, слепы, как ты сам выразился. Знаешь, Флинкс, я не вижу ничего приятного для себя в том, чтобы оставаться слепой в обществе частично зрячих. Возможно, тебе не резон торопиться назад в порт. Возможно, эмоциональное общение и есть именно то, в чем ты сейчас нуждаешься. Но мне и Совелману ужасно недостает света и нормальной речи. А еще нам всем следует как можно быстрее выяснить, что же все-таки происходит.

— Ну потерпи еще чуть-чуть. Это все, о чем я •прошу. — Флинкс даже не заметил, сколько мольбы он вложил в эту просьбу, а вот от сумакреа ничего не укрылось. — Ведь ты ничего не понимаешь. Я чувствую здесь себя как дома. Я впервые встретил существа, с которыми мне совершенно не надо притворяться — с ними я остаюсь самим собой. Мне совершенно не надо следить за тем, что и как я сказал, как среагировал. Мне не нужно постоянно быть настороже. Я не могу ничего скрыть от них, да мне и не надо ничего скрывать. Точно так же они не в состоянии скрыть свои чувства от меня. И это так, заявляю с полной уверенностью.

— Но это ведь ты, а не я и не Совелману, Флинкс. Нам с ним надо срочно возвращаться в порт. Мы просто обязаны выяснить, выдержала ли натиск фанатиков остальная часть колонии, и вообще, можем ли мы хоть чем-нибудь помочь. Это требуется сделать безотлагательно, в первую очередь. Если все улеглось, и бандиты либо сами покинули Тоннель, либо их вынудили это сделать, то ты вполне можешь снова вернуться сюда вниз и… — на секунду Клэрити умолкла, подыскивая нужное слово, — …и медитировать, сколько тебе вздумается. Открытие сумакреа в корне изменит весь ход исследований, проводимых здесь, на Тоннеле. Но ни в коем случае не остановит. Наша работа будет продолжена, и мы отыщем способ помочь этим существам. Ведь они наверняка страдают от нападений хищников, таких как мегалапы или стрелки.

В голос Клэрити, пока она убеждала Флинкса, закрались новые нотки.

— Флинкс, послушай, мы с Совелману тут потихоньку сходим с ума, пока ты сидишь как статуя и обмениваешься эмоциями со своими аборигенами. И если мои чувства для тебя хоть что-нибудь значат, я умоляю тебя помочь нам отыскать дорогу назад в порт, где от нас тоже будет какая-то польза. Ведь мы чувствуем ответственность перед друзьями и коллегами.

— А я — нет, — спокойно произнес Флинкс.

Его тотчас захлестнула теплая волна эмоций сумакреа — такая отточенная и такая сложная, как любой другой язык. Здесь была и любовь, и чуть-чуть голода с жаждой, и привязанность, и восторг. Были любопытство, недоумение, удивление, печаль, восхищение и разочарование. И все это не нуждалось в разъяснении и словесной оболочке, оно ощущалось буквально кожей.

Флинкс мог разговаривать одновременно со всеми или же, отключив остальных, обмениваться с каким-то одним из сумакреа и начать обмениваться с ним родственными эмоциями. При этом ему не надо было ни притворяться, ни кривить душой, ни лгать, ведь любая фальшь была бы замечена мгновенно. Здесь полностью исключались кражи, ведь в этой кромешной тьме воровское клеймо пылало бы, словно неоновая реклама. Здесь никто не мог хвастать красотой, потому что она была просто неразличима. В мире сумакреа внешность не играла ровным счетом никакой роли. Важны были одни лишь чувства.

Уму непостижимо, но общество слепых оказалось более мирным и уравновешенным, чем общество зрячих. Сумакреа держались друг с другом спокойно и уверенно. Живя среди них, можно было многому научиться, но из всего человеческого рода один Флинкс был способен на это. Многочисленные философы древности рисовали картины человеческого сообщества, каждый член которого существовал бы в гармонии со своим естественным окружением, но насколько Флинкс мог припомнить, никто из них не провозглашал слепоту как предпосылку успешного развития такого социума. И конечно, никто из них не мог себе представить ничего, что могло бы сравниться с эмпатической телепатией.

Если бы не Клэрити и Совелману, Флинкс без колебания остался бы здесь навсегда, чтобы шаг за шагом и миг за мигом познавать мир вечной тьмы, обмениваясь на эмоциональном уровне информацией о нем с его обитателями и не проронив при этом ни единого слова. А чтобы не соскучиться, при нем осталась бы Пип.

Все это было замечательно, но его друзья могли сойти с ума. Они ведь не в состоянии включиться в его общение с сумакреа. К тому же их преследует мысль о том, что сейчас происходит с их друзьями и коллегами. Его общение с сумакреа не восполнит их одиночества.

Но давно дал себе зарок — никому не позволять втягивать его в свои дела и всегда оставаться в стороне. Но именно этот зарок он то и дело нарушал.

Однажды придя на помощь Клэрити, он совершенно запутался в своих чувствах к ней. Не бросив в беде Совелману, надолго связал себя с транксами. Теперь он отвечает за них обоих. Словом, как бы он ни усердствовал, какие бы усилия ни прилагал, в результате всегда оказывалось, что он накрепко привязан к судьбам людей, которых до этого на знал вовсе.

Возможно, защитникам порта удалось подавить атаку не готовых к серьезным действиям фанатиков. Не исключено также, что враждующим сторонам Удалось достичь перемирия, и бандитам разрешено покинуть планету. Клэрити все же права. Скорее всего, они могут вернуться в колонию без особого риска. А если нет — наверняка сумеют на время укрыться в главном хранилище, как и намеревались с самого начала. Если же бандиты по-прежнему Держат оборону, то сумакреа с радостью примут их обратно. А раз так, значит надо возвращаться назад, как того хотят Клэрити и Совелману.

Что уж тут поделаешь, если его друзья так страстно хотят снова увидеть свет! Их желание общаться с себе подобными пересиливало страх снова оказаться в руках бандитов, хотя у Клэрити были все основания держаться от них как можно дальше. Ну а раз им так хочется вернуться, Флинкс обязан уступить им в этом желании, хотя бы ради того, чтобы узнать, что там происходит.

С тех пор как они лишились второй осветительной трубки, Клэрити, надо отдать ей должное, держалась молодцом, однако Флинкс постоянно ощущал, что она вот-вот сорвется от страха и напряжения. Дискомфорт — это меньшее из того, что она сейчас испытывала. Не способная понимать сумакреа, она не могла ощутить в их присутствии моральную поддержку и душевное равновесие. Для нее они оставались пустым местом, а не кладезем доброты и сочувствия. Похрюкивающие и посвистывающие создания, больше ничего.

Что касается Флинкса, он понимал, что тоже не сможет похоронить себя здесь. Поразмыслив, он шумно втянул в себя прохладный воздух.

— Я поговорю с ними, чтобы они вывели нас отсюда. Нет, это не пойдет. Для начала мне следует хорошенько просветить их насчет этого. Я постараюсь объяснить им, что происходит в колонии и каково наше положение. Иначе они не поймут, почему нам так нужно вернуться. Между прочим, они в курсе, что у планеты имеется поверхность. У них даже ходят легенды об этом. Этакие предания о храбрых героях, достигших огненной пещеры, что лежит над обитаемым миром. Этим храбрецам пришлось надеть маски, чтобы защитить себя от света, каким бы тусклым он ни казался нам.

Чья-то рука робко коснулась плеча Флинкса, чьи-то пальцы боязливо пробежали по его руке, и, наконец, его ладонь оказалась в ладони Клэрити, у которой от слов Флинкса стало легче на душе.

— Спасибо тебе, Флинкс. Я действительно больше не вынесла бы. Я и так изо всех сил пыталась сдерживать себя.

— А тебе и не надо было себя сдерживать, — ответил Флинкс, и тотчас ему стало неловко оттого, что он лишний раз напомнил ей о своем даре читать ее чувства. — Я поговорю с ними прямо сейчас, объясню им, что нам надо.

Сумакреа по соседству не оказалось, но подозвать их не составляло труда. Флинксу достаточно было распространить вокруг себя эмоциональный призыв к общению. Между прочим, у Клэрити и Совелману тоже была способность распространить такой призыв, но они пользовались им слабо и неосознанно, без всякого волевого контроля.

Мгновение спустя послышался шорох — это несколько сумакреа откликнулись на призыв Флинкса.

Флинкс почувствовал, как его спутники повернулись навстречу гостям, и тихонько улыбнулся. Пусть Клэрити и Совелману лишены его талантов, зато слух и обоняние частично компенсируют им другие органы чувств. Они вовсе не так беспомощны, как им кажется.

— Надеюсь, вы понимаете, что они могут не согласиться быть проводниками. Кроме того, дороги в колонию просто может не оказаться.

Для пессимизма существовали еще десятки причин, но он предпочел оставить их при себе. Надежда Клэрити на спасение была так сильна, что Флинксу не хотелось омрачать ее.

Эмоции в пещерах передавались прекрасно, и Флинксу оставалось лишь ждать. Интересно, как бы реагировали сумакреа, если бы им, подобно Флинксу, оказаться где-нибудь в крупном городе среди чувств и эмоции многих тысяч людей. Что бы они ощутили — дискомфорт или восторг? Здесь, под землей, было гораздо легче читать чувства каждого и столь же легко излучать свои.

Подумать только — им удалось наладить обмен самым сокровенным, практически не зная друг друга. Контакт с народом, который Флинкс, возможно, никогда больше не увидит. А ведь он успел привыкнуть к сумакреа, по крайней мере, к тем, с кем контактировал и кого знал по именам. Эти имена были подсказаны ему их эмоциональными доминантами. Был среди них Плакальщик, между прочим, самый эмоциональный из всех, был Тугодум, был его ближайший друг Воздыхатель. Эта троица, поглощая направленные на них чувства Флинкса, любила предаваться размышлениям.

Как Флинкс и предполагал, обмен эмоциями на этот раз прошел не слишком гладко. Сумакреа были убеждены, что если они подойдут слишком близко к Внешней пещере, то потом не смогут отыскать дорогу назад. Внешние уровни были совершенно лишены каких-либо чувств, и это пугало сумакреа. Флинкс терпеливо убеждал их, а Пип тем временем сонно восседала у него на плече, прекрасно чувствуя эмоции, которые он передавал сумакреа — ясные, чистые, недвусмысленные. Наконец он убедил сумакреа, и те согласились помочь.

Оказалось, что Тугодуму и Воздыхателю был известен путь к Внешней пещере. В последнее время до них оттуда долетали обрывки каких-то непонятных эмоций и ощущений. Впрочем, после того, как Флинкс им все объяснил, эти чувства стали им гораздо понятнее. Несомненно, там наверху обитали существа, похожие на спутников Флинкса — разумные и способные мыслить, хотя и слепые.

Долго собираться в дорогу не пришлось. Пищу можно отыскать по пути. Правда, маршрут, который их ждал, был хоть и близок, но довольно сложен.

Когда подошло время прощаться, на Флинкса обрушилась лавина прикосновений и сильных эмоций. Впервые за время их знакомства сумакреа продемонстрировали свое доверие во всей силе. Они привели с собой детенышей. Эти небольшие пушистые существа на коротких ножках принялись порывисто гудеть, ласково поглаживая непомерно большие тела гостей из Внешней пещеры.

Когда умолкли последние из сумакреа, Воздыхатель занял положение во главе колонны, а Тугодум был замыкающим. Двигаться вперед им придется наощупь. Впереди Воздыхатель, отыскивающий дорогу, за ним Совелману, затем Клэрити, Флинкс и Тугодум. Поскребыш нервно трепыхал крыльями, сидя на косице у Клэрити. Как только они покинули убежище в пещере сумакреа, к нему тотчас вернулись все его страхи. Флинксу не составило труда определить чувства его хозяйки, и он то и дело ласково проводил рукой по ее спине — от плеча до бедра. Это слегка смущало Клэрити и тем самым помогало вытеснить страхи на второй план. Клэрити была не в состоянии оттолкнуть его руку, ведь для этого ей пришлось бы оборачиваться в темноте и терять контакт с Совелману. Поэтому ей пришлось ограничиться комментарием по этому поводу.

— Надеюсь, эти существа способны нащупывать дорогу столь же эффективно, как и эмоции. Мне бы не хотелось еще раз оказаться в дождевой промоине или в какой-нибудь дыре наподобие этой, — сказал Совелману.

— Это их мир, Совел, — напомнил геологу Флинкс. — Они прекрасно знают, по какой дороге надо идти. Мы здесь не заблудимся. Сумакреа найдут нас по эмоциям.

— Мы поднимаемся к поверхности, — впервые голос Клэрити прозвучал радостно. — Они действительно знают дорогу.

— Мы еще не пришли, барышня, — транксы по натуре отличались осмотрительностью. — Я бы не советовал проявлять чрезмерный энтузиазм.

— Чем меньше мы будем производить шума, тем лучше, — Флинкс говорил исключительно шепотом. — Кто знает, а вдруг здесь есть уши не менее чувствительные, чем у сумакреа. У их хозяев могут оказаться не столь мирные намерения к нам.

Клэрити тут же перешла на шепот, хотя и не могла до конца подавить свое возбуждение. Чем выше они поднимались, тем ближе становился для них свет, а вместе с ним и способность видеть окружающий мир.

Постоянно держа в голове услышанное от Совелману описание главного хранилища, Флинкс пытался объяснить их проводникам, что войти в мир Внешней пещеры следует в строго определенном месте. Но он не был уверен, что ему удалось достаточно конкретно передать детали. Несмотря на полученный навык общения, информация о деталях была намного труднее для выражения, чем самые сложные эмоции.

После нескольких часов упорного подъема они, наконец, ступили на относительно ровную тропу. Воздыхатель призвал сделать передышку. Клэрити и Совелману, не способные разгадывать намерений сумакреа, споткнулись и налетели в темноте друг на друга.

— А что теперь? — спросила Клэрити. Флинкс напрягся, чтобы правильно уловить эмоции их проводников.

— Предостережение. Неуверенность. Смятение и боль.

— Ты хочешь сказать, что он поранил себя?

— Нет. Это эмоциональная боль. Что-то находящееся поблизости отсюда огорчает их. Вы с Совелману оставайтесь здесь. А я пойду проверю, в чем дело.

Пробравшись наощупь мимо своих товарищей, он медленно двинулся вперед, осторожно ступая и нащупывая путь перед собой.

Если бы им грозила непосредственная опасность, Воздыхатель наверняка бы предостерег его от этой вылазки. Впрочем, это вовсе не значило, что где-то совсем рядом не было отвесной километровой пропасти. Но иногда отсутствие света из проклятия превращалось в благословение. Опасность, которую не видишь, просто не существует.

Флинкс прикоснулся к Воздыхателю, и тот посторонился. Флинкс осторожно Пробрался наощупь еще немного вперед и вскоре правой ногой коснулся чего-то мягкого. Он тотчас замер, как вкопанный. Потом, аккуратно переступая, Флинкс двинулся вдоль лежащего тела и, наконец, обошел его. Поначалу он решил, что этот кто-то весьма крупных размеров, но более тщательное обследование показало, что лежащих было двое.