Вызвав всех матросов на палубу, рулевой вел маленькую каравеллу по опасному проливу. Альфонсус Уверенный склонился над своими картами, периодически поглядывая на текущий тонкой струйкой песок в песочных часах, а боцман выкрикивал длины лаглиня. Повинуясь указаниям штурмана, матросы раз за разом перекидывали паруса, и корабль лавировал, с большим трудом обходя одну угрожающе острую скалу за другой.

В конце концов «Вероника» благополучно миновала Зубы Бога. Не успела Финн впервые, кажется, за несколько часов перевести дух, как поняла, что они плавают по кругу в огромном водовороте, называемом Дьявольской Воронкой. Она была последним крупным препятствием между каравеллой и пунктом ее назначения, гаванью Брайда. И опять все моряки были на палубе, а Альфонсус делал все новые и новые расчеты времени и угла, постоянно сверяясь со своей алидадой.

Не раз во время этого полного опасностей плавания Финн испытывала приступы страха. Но когда она увидела огромный темный водоворот, его головокружительную скорость, пенящееся море вокруг, ужасную воронку, затягивавшую океан, ноги под ней подломились. Она зажмурилась и уткнулась головой в колени.

Корабль, увлекаемый водоворотом, кружился, точно детский волчок. В желудке у Финн что-то тошнотворно перекатывалось, веревки глубоко врезались в руки и ноги, не давая центробежной силе швырнуть ее на фальшборт. Эльфийская кошка изо всех сил пыталась освободиться, до крови расцарапав предплечья Финн. Но та держала ее крепко, надежно спрятав между собственным телом и согнутыми ногами. В уши ей бил оглушающий рев, будто тысяча львов пыталась разорвать корабль в клочки. Взвесь соленых капель хлестала ее тело, уже и так промокшее до нитки. Она крепче прижала к себе Гоблин, от души жалея, что не поцеловала на прощание мать.

Спустя, как ей показалось, целую вечность она услышала у своего уха голос Джея и почувствовала, что его рука обнимает ее за плечи.

— Все отлично, Финн, честное слово; мы целы и невредимы; все отлично, — повторял он.

Финн приоткрыла один глаз, потом другой. Над ней гордо белели надутые паруса «Вероники», ослепительно белые на фоне синего неба. За кормой пенилось море.

— Отлично, как козье дерьмо, утыканное лютиками, — буркнула Финн, отпустив пытающуюся вывернуться кошку. — Не могу в это поверить.

— Альфонсус сказал, что теперь он прошел через Дьявольскую Воронку уже пять раз. Никому больше такого не удавалось, — сообщил Джей.

По его лицу нельзя было сказать, что он недавно тоже прощался с жизнью. После того как Джей спел песню любви, от него исходила такая аура величия и непобедимости, что Финн чувствовала себя рядом с ним маленькой и ничтожной. И не она одна. Все матросы относились к нему с таким почтением, какое оказывали лишь офицерам, а Бранг робела и восхищалась им, заставив Финн бросить на нее несколько сердитых взглядов.

Выбравшись из Дьявольской Воронки, каравелла быстро приближалась к побережью, покрытому пологими зелеными холмами, между которыми поднимались высокие остроконечные шпили, обозначавшие деревушки.

— Это башни церквей, — пояснил Финн и Бранг словоохотливый Тэм. — Их строят как можно выше, чтобы оказать почет Отцу Нашему Небесному, который живет на небесах.

Море перешло в широкую бухту, тихую и голубую между зелеными мысами, на каждом из которых возвышался маяк. У входа в бухту виднелся высокий остроконечный остров, берега которого были отвесными, точно стены замка, и уходили более чем на пятьсот футов в высоту. На самой вершине скалы стояла уродливая квадратная крепость. При виде ее Финн сглотнула, немедленно поняв, что это строение, хмуро глядящее на них, и есть тюрьма.

«Вероника» проплыла мимо тюрьмы в длинную широкую гавань, защищенную почти так же хорошо, как Бертфэйн. Там в низине между холмами расположился город Брайд, поднимая к рассветному небу высокие изящные шпили из золотого камня. Здесь, в отличие от скругленных линий архитектуры Шабаша, все башни и здания были квадратными, что придавало городу какой-то непривычный вид. Они смотрели на него во все глаза.

— Ох, до чего же красивый город, — восхитился Эшлин, облокотившись на перила между Финн и Бранг. Его костлявые руки с длинными пальцами не находили себя покоя, комкая подол рубахи.

— Большой, так его раз этак, — сказала Финн, не в состоянии выкинуть из головы предостережение молодого моряка насчет колдовства. — Что будем делать?

— Бросим якорь, — сказал Тэм, — и подождем начальника порта. По мне, так это будет уже слишком скоро.

Они встали на якорь в некотором отдалении от берега, и в честь благополучного прибытия матросам выдали двойную порцию рома. Все были на взводе, чувствуя тяжелый груз неизвестности теперь, когда их путешествие подошло к концу. Больше всех нервничала Финн, при каждом взгляде на скалы вспоминавшая о том, как давно она в последний раз забиралась на стену.

Вскоре к стоящей каравелле подплыли портовые чиновники. Энит и ее спутникам не чинясь предложили отдохнуть под палубами. Они с готовностью согласились, спрятавшись в одной из кладовых и отсидевшись там до тех пор, пока чиновники не ушли.

— Нам приказано завтра предстать перед Всеобщим Собранием, чтобы объяснить, как мы оказались здесь, и доказать им, что мы свободны от всякой ереси и скверны колдовства, — сообщил капитан Тобиас напряженной и молчаливой группе. — У вас всего одна ночь, чтобы сделать то, зачем вы сюда прибыли. Завтра мы уплывем вне зависимости от вашего успеха или неуспеха. Можете мне поверить, ни одному из нас не улыбается предстать перед Всеобщим Собранием.

— Но почему они не доверяют вам? — спросила Энит. Ее смуглое лицо было таким бледным, насколько это вообще возможно при ее темной коже. — Разве они не должны были встретить с распростертыми объятьями капитана, у которого хватило храбрости сбежать из флота Ри?

— Они полагают, что мы не могли пройти мимо Берега Скелетов без колдовства, — коротко ответил капитан. — И хотя я пытался изо всех сил, боюсь, что мои глаза забегали, а щеки побелели. Я не умею лгать.

Они дожидались темноты. Дайд сидел, как ни в чем не бывало наигрывая на гитаре, но остальные с трудом выносили томительно тянущиеся часы. Эшлин до крови обгрыз ногти, Бранг постоянно дергала себя за короткую пшеничную косину, а Диллон склонился над своим косматым пегим псом, не говоря ни слова, в то время как Финн ходила по палубе взад-вперед, точно запертый в клетке волк.

В конце концов все стихло, и на гавань опустилась темнота. Над кораблем маячила тюрьма, темная и неприступная, как никакое другое здание, которое Финн видела в жизни. Теперь, когда она была здесь, ее терзали сомнения. Несмотря на ощутимое присутствие волшебного плаща и теплое тельце свернувшейся вокруг шеи эльфийской кошки, живот Финн сжимала ледяная рука, а голова кружилась от страха. Дайд проработал каждый шаг операции, каждый вариант развития событий, но Финн все равно сидела как на иголках. Мы так далеко зашли, — думала она. — Я не переживу, если все испорчу…

Как только совсем стемнело, они уселись в баркас и, обвязав весла тряпками, поплыли туда, где над морем угрожающе нависала скала. Диллон сидел на носу, сжимая рукоятку меча, а Джей с Дайдом работали веслами и румпелем. Все были одеты в черное и вымазали лицо и руки сажей.

— Финн, думаешь, ты правильно решила спасать этого пророка в одиночку? — прошептал Дайд. — Мне было бы куда спокойнее, если бы ты разрешила нам отправиться в Черную Башню вместе с тобой.

— Это тебе-то с твоими огромными топочущими башмаками и привычкой по любому поводу горланить песни? — Дайд запротестовал, но она продолжала: — Нет, поверь, мне будет куда лучше идти одной. Меня учили прятаться и не привлекать внимания, а вас троих — нет. Если понадобится, я позову вас через тот золотистый шарик, что ты мне дал.

Дайд нехотя кивнул.

— Береги себя, Финн, — настойчиво сказал Джей, когда лодка ткнулась носом в скалу.

— Ой, не волнуйтесь за меня, — отозвалась Финн, перекидывая набитый мешок через плечо и проверяя веревку, обвязанную вокруг пояса. — Но если до рассвета я не вернусь, уплывайте отсюда, понятно?

Джей нечленораздельно запротестовал, она ободряюще улыбнулась ему и сказала:

— Не беспокойся, глупыш. Я буду в полном порядке!

Натянув новые перчатки с железными когтями, которые специально для нее сделал корабельный плотник, Финн поверх голов взглянула на выступ скалы. Даже в темноте было видно, как она выдается из воды, блестящая от соленых брызг.

— Более пологие склоны строго охраняются, но этот обрыв считается неприступным, — сказал Дайд. — Как думаешь, Финн, сможешь забраться по нему?

— Может ли кошка вычесать своих блох? — с деланной беззаботностью отозвалась Финн, — Смотрите и учитесь, морячки!

Она потянулась и воткнула длинную стальную шпильку в камень, нависающий над их головами, вогнав ее одним быстрым и почти бесшумным ударом. Через миг она обвила вокруг шпильки веревку и подтянулась, повиснув на скале, точно паук на листке. Она не отказала себе в удовольствии мгновенно исчезнуть у них из виду, так что ее товарищи и глазом моргнуть не успели, но как только очутилась за выступом скалы, сразу остановилась, чтобы унять бешено колотящееся сердце.

Пятьсот футов отвесной предательской скалы, влажной от морских брызг и почти невидимой в темноте безлунной ночи. Финн лезла медленно, осторожно, не торопясь, убеждаясь в том, что ее шпильки вбиты прочно. Не раз ее рука или нога соскальзывали, теряя опору, но она каждый раз восстанавливала равновесие и прижималась к скале, приникнув лицом к холодному граниту. Иногда эльфийская кошка лезла перед ней, показывая безопасный путь. Иногда она цеплялась за плечо Финн, своими когтями напоминая, чтобы та была настороже. Время от времени Гоблин повисала, боязливо мяукая, испуганная крутизной и неприступностью утеса. И каждый раз Финн находила какую-то трещинку, куда можно вбить стальную шпильку, какую-нибудь кочку с травой, за которую можно уцепиться, какой-то уступ, чтобы опереться, и тащила эльфийскую кошку за собой.

В конце концов Финн переползла через край утеса. Она лежала в темноте, тяжело дыша. Гоблин жалась к ней, дрожащая, мокрая и грязная. Обе с огромной радостью свернулись бы рядышком и уснули, но Финн все-таки заставила себя подняться на колени, потом на ноги. Над ней нависала тюрьма, шестьсот футов черного камня, прерываемого лишь рядами узких, как щели, стрельчатых окон.

— Ну да, легко, как постель обмочить, — сказала Финн.

Она взобралась по плотно пригнанным камням стены проворно, как по лестнице. Но самая вершина башни была надстроена выступом, лишая Финн всякой возможности перебраться через нее. Она немного повисела, раздумывая, потом соскользнула до последнего ряда стрельчатых отверстий. Там она прочно закрепила веревку, прежде чем еще раз сделать вокруг шпильки свободную петлю, чтобы ее можно было легко распустить. После этого она заползла в амбразуру, с трудом протиснув сквозь нее свое длинное тело, и пожалела, что уже не такая тощая, как в былые дни, когда только училась быть воровкой.

Наконец, ободрав плечи, Финн очутилась внутри, приземлившись на колени в длинном, еле освещенном коридоре. Там она быстро вытащила из кармана маленький прямоугольный пакетик черного шелка и встряхнула его, превращая в плащ. Все волоски у нее на руках тут же встали дыбом, по коже побежали мурашки, и ее затрясло от холода.

Преодолевая апатию и озноб, охватывавшие ее всегда, когда приходилось надевать плащ, она прижала маленькую теплую кошечку к подбородку. Потом сняла специальные башмаки и перчатки и надежно спрятала их в мешок.

Не испытывая страха, она отправилась по коридору, оглядываясь в поисках двери на бастионы. Она точно знала, где их искать, поскольку нарисованный Эльфридой Ник-Хильд примерный план тюрьмы она запоминала до тех пор, пока не смогла бы воспроизвести его в темноте и с закрытыми глазами.

По коридору шагал патруль стражников в тяжелых доспехах, поверх которых были надеты белые плащи с эмблемой черной башни. Финн просто прислонилась к стене и подождала, когда они пройдут, уверенная, что ее не смогут увидеть. Потом, дойдя до конца коридора, прижалась ухом к огромной обитой железом двери.

Оттуда доносилось какое-то неразборчивое бормотание, и она заколебалась, кусая губу. Через некоторое время она медленно повернула дверную ручку и чуть-чуть приоткрыла дверь. Завернувшись в плащ, она просунула в щель сначала одну руку, потом голову, потом ногу, и уже почти была внутри, когда один из стражников сказал раздраженно:

— Закрой дверь, а, Джастин? Что за холод собачий! Финн еле успела выдернуть ногу, прежде чем дверь за ней с грохотом захлопнулась. Она совершенно неподвижно стояла у стены, лишь несколькими дюймами отделенная от стражника, который закрывал дверь. Он повернулся, задев ее латами, но ничего не заметил, лишь поежился и принялся ладонями хлопать себя по плечам.

— Бррр! — сказал он. — Ну и лето!

Дверь на бастионы находилась на другой стороне караулки. Финн подождала, когда солдаты вернулись к своей игре в нарды, и на цыпочках пробралась через комнатушку. Она не смогла удержаться и по пути стащила у одного из солдат кисет с табаком, поскольку ее собственный уже несколько недель как кончился и Финн до смерти хотелось покурить. Когда она открывала дверь, петли заскрипели, и стражники подскочили от неожиданности.

— Наверное, призраки бродят, — сказал один боязливо. — Ох, ну и дрянная же работенка!

Финн проскользнула в щель, услышала, как второй стражник поднял товарища на смех, и с трудом подавила желание зловеще завыть. Тихонько закрыв за собой дверь, она бесшумно пробралась на бастион. Найдя место, где она поднималась, Финн обвязала свой кушак вокруг тельца эльфийской кошки и осторожно спустила ее со стены. Гоблин тихо мяукнула от страха. Бешено раскачиваясь на конце кушака, она в конце концов оказалась рядом со стальной шпилькой, где Финн оставила свободно завязанную веревку, и схватилась за ее конец зубами. Когда Финн потянула ее обратно, узел развязался, и веревка поехала вверх вместе с кошкой.

Скоро Гоблин благополучно очутилась на стене, фыркая и шипя от ярости. Финн крепко обняла ее, но кошка вырвалась и села спиной к хозяйке, принявшись презрительно вылизывать свой вздыбленный мех.

— Ты молодчина, киска, — прошептала Финн, гладя ее по шелковистой головке. — Спасибо тебе!

Гоблин лишь зашипела в ответ, сердито колотя хвостом.

Стараясь производить как можно меньше шума, Финн вбила в стену еще один крюк, обвила вокруг него веревку, закрепила ее и сбросила длинный конец вниз. После долгого ожидания, когда она уже вся извелась, веревка натянулась, и она поняла, что один из ее товарищей забирается наверх. Зная, что Дайду и Диллону понадобится немало времени на подъем, она не стала ждать, а дважды дернула веревку, чтобы дать знать, что отправляется спасать пророка, потом начала бесшумно пробираться на внутреннюю стену бастиона. Тюрьма была построена в форме огромного квадрата с башней в каждом углу и зубчатыми парапетами на верху стен. Внутри этого квадрата находилась еще одна, меньшая по размерам, башня из черного сияющего камня. Она была сложена так тщательно, что щели между огромными каменными глыбами были не толще волоска. У единственного выхода, массивной железной двери, стояли на часах солдаты, и внутренний двор тоже патрулировался.

Финн долго выглядывала из амбразуры, внимательно изучая центральную башню. В ней Эльфрида прожила большую часть жизни, и здесь же держали самых важных заключенных. Говорили, что никому еще не удавалось сбежать из Черной Башни, не говоря уж о том, чтобы тайком проникнуть в нее. Финн знала, что если ее поймают, смерти не миновать.

Она подождала, пока не улегся ветер, потом подняла свой арбалет, натянув его при помощи крюка, висевшего на поясе, тщательно прицелилась и выстрелила.

Стрела пролетела расстояние между башнями и вонзилась глубоко в камень, потянув за собой крепкую веревку. Финн инстинктивно пригибалась, несмотря на защиту магического плаща. Когда стало ясно, что свиста стрелы никто не услышал, она вбила в стену еще один крюк и надежно закрепила другой конец веревки. Потом глубоко вздохнула и ступила на нее.

Порыв ветра заставил ее покачнуться. Она с трудом вернула равновесие, широко расставив руки. Далеко внизу солдаты маршировали плотным строем вокруг подножия башни, но никто не догадался поднять голову. Финн подавила искушение посмотреть вниз, устремив взгляд на противоположную стену. Она осторожно продвинулась вперед на один фут, потом еще на один, пытаясь не думать о том, что произойдет, если она сорвется. Шаг за шагом, медленно, не отрывая ступней от веревки, она шла над пропастью, и щека ее подергивалась в усмешке, когда она вспоминала, как Дайд с Морреллом попеременно то уговорами, то насмешками побуждали ее тренироваться в ходьбе по канату до тех пор, пока она не достигла в этом деле настоящего мастерства. Тогда Финн считала это простой игрой, помогавшей скоротать долгие недели пути и поучаствовать в представлениях циркачей, хотя должна была бы знать, что Дайд никогда ничего не делал без веских на то причин.

Наконец она добралась до противоположной стены, с гулко колотящимся сердцем и липкими от пота ладонями перевалившись через зубцы. Гоблин отцепилась от шеи Финн, принявшись тщательно вылизываться, пока Финн с раздражением потирала исцарапанное горло. Она дорого дала бы за несколько хороших затяжек, но не осмеливалась закурить, боясь, что кто-нибудь может увидеть искры или почуять запах табачного дыма.

Она нашла дверь в башню, но та оказалась закрытой на ключ и запертой на засов изнутри. Финн вздохнула и вытащила свои отмычки. Встав на колени, она вставила в замочную скважину сначала одну из них, затем другую, за ней третью, и так до тех пор, пока замок наконец не открылся. Отодвинуть засов было более трудной задачей, и Финн изо всех сил подавляла свое нетерпение, понимая, что оно лишь усложнит и без того нелегкое дело. Хотя темные часы ночи утекали, пинки в дверь и брань не заставили бы время идти медленнее.

В конце концов, дверь открылась, и Финн прокралась по винтовой лестнице вниз, очутившись в длинном коридоре. Прижавшись спиной к холодным черным камням, она вытащила из рюкзака деревянный крест старого пророка.

В тот же миг она почувствовала его. Ощущение вломилось в ее мозг с такой силой, будто он дул в трубу. Она надеялась найти старца где-нибудь наверху, поблизости от веревки и пути к спасению, но, к ее ужасу, он находился глубоко в чреве здания. Она запихала крест в карман и бегом пустилась по коридору. Времени оставалось совсем мало.

Черная, точно ожившая тень, крошечная кошка кралась по темному коридору, шевеля увенчанными кисточками ушами, принюхиваясь у дверей и в углах. Внезапно она замерла с поднятой лапой и стоящим торчком хвостом. Финн склонилась к ней.

— Что ты чуешь, Гоблин? Что ты слышишь?

Мышь, прошипела кошка, обнажив белые острые клыки, и подняла мерцающие аквамариновые глаза на Финн.

— Не сейчас, киска! Мы ищем вонючего старика, очень вонючего, если верить слухам. Говорят, что тирсолерские мистики считают мытье грехом, поэтому ты должна учуять его издалека!

Гоблин брезгливо сморщила нос и фыркнула.

Коридор вывел их в более широкую галерею с запертыми на тяжелые засовы дверьми. В конце галереи виднелась площадка, а за ней — широкая лестница. Финн, засверкав глазами, направилась в ту сторону.

Внезапно послышалось чье-то пение. Финн застыла, зачарованная. Женский голос исполнял ламент, и она узнала мелодию, которую много раз пела Энит.

Ах, не хочу я больше быть живой,

Хочу лежать одна в земле сырой,

Чтоб я давным-давно была мертва,

А надо мной росла зеленая трава,

Песня оборвалась. Потом Финн снова услышала эти слова, но уже не спетые, а сказанные очень тихо и жалобно:

— Да, а надо мной росла б зеленая трава.

Она на миг остановилась в нерешительности, потом раздраженно потрясла головой, поплотнее закуталась в плащ и поспешила к лестнице.

Надежно скрытая волшебством, Финн не слишком беспокоилась о безопасности, сосредоточившись только на скорости. По пути ей попалось множество стражников, часть из которых стояла в карауле у дверей, а другие патрулировали коридоры.

На первом этаже она остановилась в тихом уголке и снова взяла в руки деревянный крест, пытаясь сориентироваться. Это заняло некоторое время, она присматривалась и прислушивалась, прежде чем поняла, как спуститься в подземные камеры. Они были заперты и тщательно охранялись, поэтому ей пришлось ждать, изнывая от нетерпения, пока снова не появится ежечасный патруль. Она юркнула прямо за ним, чуть не наступив на пятки одному из солдат, чтобы оказаться внутри, прежде чем дверь снова захлопнется.

Внизу помещения были вырублены прямо в скале, стены и пол оказались грубыми и неровными. По обеим сторонам в проход выходили железные двери с маленьким зарешеченным окошечком на уровне глаз и откидной дверцей, в которую просовывали еду. Время от времени коридор разветвлялся, но Финн не колебалась, куда ей свернуть. Даже не прикасаясь к деревянному кресту, она чувствовала, где находится пророк, так уверенно, как будто была стрелкой компаса, а он — севером.

Она спустилась еще по одной лестнице, на этот раз узкой, со ступенями разной высоты, поэтому старалась двигаться осторожно. Камень был слизким на ощупь, и, проходя мимо факела, Финн увидела, что на полу блестят лужи.

В конце коридора у большой железной двери сидели два стражника. Один с трудом сдерживался, чтобы не клевать носом, через каждые несколько минут испуганно вскидываясь. Он широко зевнул, снял шлем, энергично почесал голову и снова натянул его.

— Ох, терпеть не могу ночную смену, — пробурчал он. В ответ прозвучал лишь заливистый храп его товарища, громкий и безмятежный. Первый стражник со вздохам взглянул на него и пнул ногой. — Проснись, Доминик!

Тот не шелохнулся. Стражник снова тяжело вздохнул, потом от души глотнул из большой глиняной кружки, стоявшей на полу.

— Ох, зачем, ну зачем я пошел в армию? — вопросил он самого себя.

Финн встал на колени так бесшумно, как только могла, и, следя за тем, чтобы ни одна часть ее тела не выскользнула из-под плаща, медленно и осторожно сняла со спины мешок. Она развязала завязки, сунула руку внутрь и пошарила там. В мешке звякнуло — золотистый шарик Дайда стукнулся о ее молоток. Финн замерла.

Стражник поднял мутные глаза. Ничего не увидев, он потер рукой затылок и сказал своему спящему товарищу:

— По крайней мере, Дом, ты мог бы не спать, а составить мне компанию!

Пальцы Финн нащупали маленький бумажный пакетик. Она осторожно вытащила и развернула его. Бумага зашуршала, и стражник снова огляделся, на этот раз уже более настороженно. Финн сидела очень тихо, так тихо, как эльфийская кошка, жмущаяся к ее ногам. Солдат встал и сделал несколько шагов в глубину коридора, потом снова уселся. Его рука нащупала кружку с элем, поднесла ее ко рту. Сделав большой глоток, он вздохнул, утер губы и собирался поставить кружку обратно на пол. Но глаза у него закатились, кружка выпала из ослабевших пальцев и разбилась. Эль растекся, образовав липкую лужу.

— Хм, этот сонный порошок и вправду хорошо действует, — прошептала Финн своей кошке. Потом наклонилась, отстегнула от пояса стражника связку ключей и отперла дверь.

Она почувствовала тошноту сразу же, как только переступила порог. В воздухе стояла тяжелая вонь, такая густая, что была почти осязаемой. Смесь запахов плесени, пота, мочи, человеческих экскрементов и еще чего-то темного, похожего на ужас, заставила ее закашляться и подавиться от отвращения. Она зажала рот и нос плащом и огляделась.

Внутри было темно, темно, как в заднице у трубочиста. Финн пожалела, что не догадалась захватить один из фонарей, висящих перед дверью. Она на ощупь вышла в коридор, набрала полную грудь воздуха, который показался сладким по сравнению с тем, что был в камере, точно вино, схватила фонарь и вернулась назад.

В углу тесного каменного мешка на грязном соломенном тюфяке лежал старик, прикрытый какими-то лохмотьями. Как только в камеру проник свет, он проснулся, с криком прижавшись к стене. На его пергаментной коже виднелись уродливые следы пыток: воспаленные красные ожоги, гноящиеся глубокие порезы и рваные раны, старые синяки, уже успевшие пожелтеть и позеленеть, и новые, темные, точно чернила.

Финн попыталась успокоить старика, который явно не мог понять. Опустившись на колени, она всунула ему в руки деревянный крест. Его безумно расширенные глаза уставились на священную реликвию, потом снова на нее. Внезапно лицо пророка озарилось надеждой и радостью, и он страстно поцеловал крест.

Финн помогла несчастному подняться. Он дрожал от холода в своих жалких мокрых и грязных лохмотьях, но Финн была к этому готова. Она вытащила из своего мешка длинную черную сутану и знаками предложила ему переодеться. По какой-то непонятной причине он шарахнулся, увидев эту одежду, но она умоляюще сложила руки, и он нехотя кивнул, а когда Финн отвернулась, сбросил свои лохмотья и облачился в сутану. Она достала пару мягких туфель, и он втиснул в них свои худые костлявые ноги, покрытые гноящимися болячками — следами постоянных истязаний.

Как только закончилось переодевание, она медленно приоткрыла дверь и выглянула наружу. Все было тихо, стражники дружно храпели. Финн задумчиво пожевала ноготь большого пальца. По плану Дайда, она должна была украсть форму одного из часовых и притвориться стражником, сопровождающим пастора по тюрьме. Такое зрелище не было ничем из ряда вон выходящим, потому что пасторы читали молитвы над узниками, находящимися при смерти, а в тюрьме каждый день умирало немало народу. Грязная и худая фигура пророка не должна была вызвать подозрений, поскольку многие из тирсолерских пасторов добровольно морили себя голодом и отказывались мыться, зарастая грязью и вшивея, ибо такое странное поведение считали праведным.

Финн не решалась раздеть стражника, боясь разбудить того из них, который спал естественным сном, но через миг все же решила рискнуть. Показав знаками, чтобы пророк оставался на месте, она сняла с опоенного часового латы, стараясь действовать как можно тише. Но совсем не звякать было невозможно, и один или два раза его товарищ начинал шевелиться, а однажды даже приоткрыл глаза, пробормотав что-то неразборчивое, и снова закрыл их. Финн затащила полураздетого солдата в камеру, торопливо влезла в мерзко пахнущую кольчугу, потом надела на голову шлем, а на руки — латные перчатки. Это облачение было довольно тяжелым и очень вонючим, и Финн с отвращением сморщила нос. Наконец она смогла вывести старика, снова заперев дверь, и привесила связку ключей к поясу.

Пророк еле держался на ногах, и Финн с трудом сдерживала нетерпение, глядя, как он шаркает по коридору. Она взяла его за локоть и попыталась заставить идти быстрее. Но это оказалось совершенно бесполезно, поэтому ей пришлось унять свою тревогу и помогать ему.

В башне царила ночная тишина. Финн удалось обойти большинство стражников стороной, а те, мимо которых пришлось пройти, не обратили на них особого внимания, хотя пророк явно еле передвигал ноги. Когда они добрались до лестницы, задача упростилась, поскольку он мог тяжело опираться на перила, а она подталкивала его сзади.

Они уже были на верхнем этаже, когда Финн снова услышала пение и остановилась, зачарованная силой и красотой голоса. Он пел о девушке, бегущей по песку вдоль моря с развевающимися на ветру волосами, слушающей пение птиц и собирающей ракушки, в которых шумел океан. Должно быть, какие-то звуки проникли и в изувеченные уши пророка, потому что он поднял грязное лицо и тихо спросил:

— Это морская ведьма?

Впервые услышав его голос, Финн изумленно уставилась на старца. Он слегка нахмурился и сказал:

— Пусть мне и отрезали уши, но я все еще слышу, парень, хотя и неотчетливо, слышу ушами души. Этого у меня никто не смог бы отнять, разве что вместе с жизнью. А тогда я был бы с Господом и слушал пение ангелов, о чем давно мечтаю.

Он вздохнул.

— Но я помню эту морскую ведьму. Раньше мы с ней сидели в соседних камерах. Я прижимался ухом к стене и слушал. Как сладко и как печально она пела! Воистину, вряд ли пение ангелов может быть таким же сладким, ибо она пела о том, что я люблю, — о весне, о яблочных деревьях и об играющих детях…

Финн кивнула и улыбнулась. Она еще послушала этот чистый ангельский голос, лихорадочно соображая. На многих военных советах, еще в самом начале войны, когда Яркие Солдаты только что напали на свободные земли Эйлианана, все были озадачены тем, как им удалось проплыть мимо Берега Скелетов, когда моря кишели Фэйргами и не было ни одного моряка, который знал бы это побережье, поскольку прошло уже триста лет с тех пор, как из Брайда в Эйлианан плавали торговые корабли. Как-то раз Мегэн сказала: «Будь это кто-нибудь другой, я решила бы, что у них на борту была Йедда, которая своим пением отгоняла Фэйргов, но я знаю, что Ярким Солдатам ненавистно всякое колдовство и они ни за что не приняли бы помощь морской ведьмы».

Лахлан тогда ответил ей: «Если только они не захватили корабль, посланный в Брайд пять лет назад. На его борту была последняя оставшаяся в живых Йедда, которую мне удалось разыскать. Возможно, они заставили ее плыть с ними и запевать Фэйргов до смерти. Если так, то понятно, откуда Ярким Солдатам известен путь через Бухту Обмана, поскольку в команде моего корабля было много искусных моряков, которые знали побережье, как свои пять пальцев».

Ни на одном тирсолерском судне, захваченном во время воины, Йедду не нашли, и Финн не слышала, чтобы о ней упоминали когда-либо потом. Но теперь она вспомнила этот разговор. Она стояла и слушала, и в мозгу у нее зародилась идея.

Когда позади раздался топот марширующих ног, она погнала старика по коридору и спрятала его в боковой галерее. Патруль прошел мимо. Как только он отошел на достаточно безопасное расстояние, Финн потащила старого пророка по узкой лестнице на зубчатую стену. Они выбрались на свежий воздух, и оба глубоко вздохнули, почувствовав, как в крови забурлило облегчение.