— Я говорю, вы доложили уже об этом провост-маршалу[13]?

— Это еще на кой черт? Что я, сам что ли не справлюсь? — Магвайр вдруг повернулся к Мидберри, внимательно поглядел на него. — Мы с тобой и сами отлично справимся. Вдвоем. Зачем нам еще кто-то? Отлично справимся.

Мидберри сел на краешек стола. «Ну уж дудки, — подумал он. — Этого я тебе ни за что не позволю. Законы для всех писаны. И для старшего „эс-ина“ тоже. А если ты и на этот раз не доложишь по команде, как положено, я сам это сделаю. Как же это можно без дознания? Никому ничего не сказав. Так дело не пойдет. Дудки!»

— Пей же кофе…

— Мне все-таки кажется, что следует все делать по закону. Как положено, — Мидберри говорил, не поднимая головы, с трудом подбирая слова. Он хотел все же убедить своего старшего, заставить его поверить, что тут самоуправство может только навредить. — Полиция, надо думать, свое дело все же лучше знает. Вон у них там какие спецы!

— Во-во! Пусть они и занимаются своими делами. А с этакой ерундой мы и без них отлично управимся. В два счета. Тоже мне воровство — четырнадцать зелененьких…

Мидберри спрыгнул со стола, поставил чашку.

— И все же я позвонил бы им, узнал, что они думают. — Он подвинул к себе телефон, снял трубку. — Ну что за беда, если мы с ним посоветуемся? Верно ведь?

— Вуд, — скомандовал Магвайр, — марш в кубрик. И не вздумай там болтать. Понял? Ложись в постель и помалкивай. Мы сейчас будем. П-шел!

— Есть, сэр! — солдат прошмыгнул между сержантами и бегом кинулся по коридору в кубрик.

— Так вот, сержант Мидберри. Я никому не собираюсь докладывать. И хватит болтать. Положи трубку. Пора заниматься делом. Надо же в конце концов найти вора.

Мидберри молча опустил трубку на рычаг. Он вдруг весь как-то напрягся, ему стало жарко, сердце учащенно забилось. Он знал, что не боится Магвайра и готов хоть силой доказать свою правоту. Магвайр слабее его физически, да и годами постарше, так что с ним он наверняка справится. Да и сколько же можно терпеть все эти окрики и унижения? Как он вообще смеет так им помыкать?! Что он ему, червяк какой, что ли? Новобранец зеленый? В конце концов пора поставить все на свои места. Любому терпению когда-то приходит конец. А тут вон что творится.

— Я считаю, — начал он и почувствовал, как вдруг сел у него голос, — что так… не годится. Есть же ведь порядок, и каждый военнослужащий должен ему подчиняться. А порядок гласит: любое расследование должно проводиться только провост-маршалом или его людьми…

— Здесь кто же это командует? — взорвался вдруг Магвайр. — Кто здесь старший, черт меня подери? Ты или я? Я еще буду…

— К чертям собачьим! — закричал в ответ его помощник. — Закон один. И для старших, и для младших. Один, и все тут!

— Да плевать я хотел на твой закон. Все эти офицерские штучки-дрючки у меня вот где сидят. Плевать хотел, говорю…

— Но послушайте же. Выслушайте меня, пожалуйста, — Мидберри первым опомнился. Ему стало стыдно за этот взрыв, он пытался как-то убедить старшего «эс-ина». — Зачем нам лезть на рожон? Чем вам закон-то плох? Что он, мешает, что ли? Есть же порядок. Пусть следователь этим делом и занимается. А нам зачем? Лучше пошли бы да хоть выспались. Разве мы не заслужили отдыха, а? Давайте я им позвоню, и дело с концом.

Он протянул снова руку, хотел взять трубку. Мелькнувшая в воздухе рука Магвайра, как капканом, стиснула кисть. Мидберри попытался вырваться, но не смог. Рука у штаб-сержанта была как железная.

— Да ладно тебе, законник морской, — он тоже говорил спокойно. — Послушай-ка лучше меня. Что я, против закона, что ли? Да только есть два серьезных «но». Две, так сказать, причины. Во-первых, у нас нет времени. Посуди сам: если завтра с утра начнется расследование, то как же мы сможем выйти на стрельбище. Значит, весь взвод черт его знает на сколько дней вылетит из графика. И это еще не все. А теперь представь себе, что к нам припрется дознавателем какой-нибудь прыщавый лейтенантишка из тех, что только и мечтают вылезти в начальство. Этакий пинкертон-карьерист. Он же начнет тут копать сверху донизу. Полезет куда надо и не надо. Чтоб славу себе заработать. На наших костях. Ты об этом подумал? Такой мозгляк камня на камне не оставит, пока не доберется до чего-нибудь этакого. Чтоб перед начальством выслужиться. От него уж добра не жди.

Мидберри наконец смог поднять голову. Впервые взглянул Магвайру в глаза. Ему все было теперь ненавистно в этом человеке — его заплывшие, как у свиньи, глазки, хриплый, осипший голос, пожелтевшие от табака пальцы, тяжелый запах изо рта. До чего же, оказывается, он ненавидел своего начальника. Они были настоящими врагами. Ничего общего, никакого взаимопонимания. Какой уж там дружный тандем, пара единомышленников. Просто враги. И ничего больше.

— А мне нечего скрывать, — бросил он. — Пусть спрашивают, что хотят. Я ведь ничего за пазухой на держу и в карманах не прячу.

Магвайр слегка ослабил свою хватку, и Мидберри высвободил руку из сжимавших ее тисков. Он подошел к окну, потом вернулся назад, потирая кисть и стараясь дышать ровно.

— Вы ведь, любезный, говоря «мы» и «нас», вовсе не имели в виду нас с вами. У вас голова только о себе болит. Только о себе и ни о ком другом. Потому что если следователь что и вынюхает, так уж только не обо мне. А вот вы можете здорово влипнуть. Это точно. Потому и крутитесь. Не так ли?

«Уж на этот-то раз, — думал Мидберри с каким-то внутренним ожесточением, — Магвайру так просто не отделаться от меня. Узнает, кем можно помыкать, а с кем лучше не связываться».

— Дерьмо, — проворчал Магвайр…

— Я ведь вам не раз говорил, что добром все это не кончится. Говорил ведь? И про то, что я против всех этих расправ, хамства, мордобоя. Верно?

— Ну, а кому еще?

— Что, еще?

— Кому, говорю, еще ты обо всем этом трепал?

— Вы поосторожнее со словами. Я ведь не такой, как вы думаете. По углам не шепчусь. А если что надо сказать, так говорю прямо. В лицо.

— Так ты никому, значит, еще не успел наболтать? Не нажаловался?

— Конечно, нет!

Впервые за этот вечер Магвайр улыбнулся.

— Но сейчас я все это говорю вам в последний раз, — повышал голос Мидберри. — В последний. Вам это ясно? Вы слышите или нет?

Магвайр покачал головой.

— Так ты, стало быть, считаешь, что тебе бояться нечего? Что ты, вроде бы, весь чистенький? Ишь ты, однако. А этого не хочешь? — Он неожиданно сделал циничный жест. — Черта лысого. Тебе, брат, тоже ведь не отвертеться. Оба гореть будем, коли что, это уж как пить дать, оба. Ну что ты им скажешь? Что будто бы не знал ничего? Что, мол, ни ухом, ни рылом не ведал, что творилось во взводе? Да кого же ты этим бредом обманешь? Кто тебе поверит? Какой дурак? И ты сам, черт тебя дери, это отлично знаешь. А что до вины, так виноват ты никак не меньше моего. Одной веревочкой мы повязаны. Одной. И гореть вместе будем. Это точно.

— А я так вовсе не считаю…

— Да? Ишь ты какой шустрый. Не считает, вишь ты. А кто тебе поверит, ты об этом подумал?

— Я считаю, что, если дело дойдет до трибунала, там ведь тоже не дураки, разберутся как-нибудь. Да и я молчать не буду.

— Вон ты какой, оказывается! До трибунала! А ты уверен, что если уж действительно дело дойдет, так кто-нибудь из этих червяков поганых не покажет, что ты его избил? И не один раз? А?

— Но ведь я никого из них и пальцем не тронул…

— Ну и что? Какое это имеет значение? И кому это точно известно? Ты ведь «эс-ин», а этого уже достаточно, чтобы считать, что ты мог излупить новобранца. К тому же где это ты слыхал, чтобы вся эта мразь, сапоги несчастные, питали симпатию к нашему брату? Мы ведь для них все одним миром мазаны, все на одну колодку, враги до гроба. И коли уж они почувствуют, что могут насолить кому-то из нас, то уж, поверь, своего шанса ни за что не упустят.

— За что же так?

— Как за что? Сто раз тебе твержу: за то, что мы сержанты-инструкторы, «эс-ины», враги им.

Магвайр минуту помолчал, что-то обдумывая. Мидберри тоже молчал.

— Нет, не открутиться тебе, — снова заговорил штаб-сержант. — Будет после этого рядовой Магвайр, но и рядовой Мидберри тоже будет. Как тебе это нравится? Не очень, видать. А мне и подавно. И этого, парень, я ни за что не допущу. Слишком много сил вложил я в свои нашивки. Уж поверь, так просто я их не отдам. Слышишь, джентльмен? Мистер Мидберри! Не отдам!

Мидберри снова подошел к окну, поглядел в ночную темень. Он не имел права на промедление, на раздумья. Нельзя ждать. Необходимо действовать. Надо немедленно хватать трубку и звонить. Иначе будет уже поздно. Даже если Магвайр прав. Нельзя же, чтобы сержантские нашивки были важнее правды. В ярости он стукнул кулаком по подоконнику. Хоть бы он замолчал, этот Магвайр. Хотя бы на минуту.

— Ты, видно, считаешь, что тебе терять нечего, — продолжал, как бы читая его мысли, штаб-сержант. — А так ли это? Сколько лет ты уже в корпусе?

— А вы что, черт бы вас побрал, этого сами что ли не знаете? Знаете преотлично. И хватит долдонить об этом. Надоело одно и то же с утра до ночи: зеленый! неопытный! неотесанный! Меня от этого уже тошнит. Слышите?!

— Да ладно тебе, ладно, — голос Магвайра звучал примирительно, он вдруг заговорил почти дружеским тоном. — Не ершись. Сядь-ка лучше, не бегай.

Мидберри продолжал стоять у окна.

— Ну что еще? — спросил он, не поворачивая головы. — Говорите, раз начали…

— Да я про то, что вовсе не собираюсь подвести тебя под удар. Хоть парень ты в нашем деле и новый, но вроде бы справляешься неплохо. Правда, в голове у тебя еще много всякого мусора. Насчет того, каким должен быть корпус морской пехоты. Ну, да это не беда. Пройдет со временем. А я против тебя ничего не имею. Парень ты, повторяю, неплохой, в морской пехоте будешь как раз на месте. Только заруби себе на носу — идейки твои здесь вовсе не всем по вкусу приходятся. Эти все твои заскоки. Все законником хочешь быть, только по уставу действовать. Не годится нам это дело, парень. Мы ведь с тобой не начальство. Одно дело, что там начальству в голову взбредет. Понапишут там всякую муть в уставах да инструкциях. А другое дело — жизнь. В жизни ведь не все по уставу получается. И не только у нас, но и у тех, кто эти уставы пишет. Конечно, любой собаке на острове известно (а уж «эс-инам» и подавно), что новобранца не то что бить, а даже пальцем тронуть нельзя. Запрещено напрочь. Так это же по инструкции. А что на самом деле? Девяносто процентов инструкторов лупят эту шваль почем зря. По башкам их, мерзавцев, да так, чтобы навек запомнили. И знаешь почему? Да потому, что без этого никак невозможно. Ей-богу!

Вон как-то в третьем батальоне решили попробовать. Чтобы, мол, солдата ни-ни. И делать все тютелька в тютельку по уставу. Несколько недель эти поганые черви жили там ну просто как у Христа за пазухой. Рай, да и только — ни тебе в морду, никаких других там мер для острастки. Да и казарму для них приготовили — прямо дворец, а не казарма: и светло, и чисто, даже кондиционер поставили, чтобы жарко солдатикам, упаси бог, не было. Мол, уж ставить опыт, так на всю катушку. А что из всего этого получилось? Так знай: ничего, кроме огромной кучи дерьма. Ни один червяк из тех, что там обучались, не умел толком винтовку в руках держать, не говоря уж про стрельбу; строевая выправка — упаси бог, во сне приснится, бегать не умеют, врукопашную — мешки с дерьмом, да и только. Вот тебе и поставили опыт. Ты бы только поглядел на ату поганую кучу ублюдков во время выпускного парада на плацу. Какая-то шайка разбойников с большой дороги, да и только.

Ну, что ты скажешь? Думаешь, погладят по головке за это? Вот то-то же! Весь Пэррис-Айленд тогда за животики держался. Так ведь это на плацу. Тут и посмеяться не грех. А если они в бой пойдут, такие вояки? Что с ними там станется? Пошлют такой батальон в дело, а он и двух шагов сделать не успеет, ляжет костьми в первой же перестрелке. Да их и не жалко, черт с ними. Чем скорее от такого дерьма избавишься, тем лучше. Других ведь они за собой потянут, вот что плохо…

— Да, но кто же…

— Постой, дай закончить. Знаешь, что потом было? Начальство, как псы, накинулось на сержантов из третьего. Давай их топтать. И так, и этак. Они, мол, виноваты, что такое дерьмо подготовили. Ты понял, к чему я речь веду? Вообразил себе, будто эти пижоны в золотых галунах ничего не знают о наших делах и как мы работаем, не ведают, что сержанту для пользы дела приходится и кулаком поработать, и под зад кое-кому дать как следует. Ерунда, дружок. Все они отлично знают. И верят не хуже нашего в то, что если хочешь сделать бойца, так не стесняйся лишний раз дать ему хорошего пинка или съездить по зубам. Червякам это только на пользу. И все это преотлично знают.

Магвайр на минуту остановился. Помолчал. Потом продолжал:

— Вот так-то, друг мой дорогой. Начальству что, у него одна забота, чтобы мы этих желторотиков как следует натаскали, ремеслу нашему обучили бы их. Оно и ставит нам задачу. А мы, стало быть, выполняем. Как мы это делаем — их не касается. Это — наша забота. Начальство ведь всегда должно оставаться в стороне, чистеньким должно быть. Оно вроде бы не велит дубасить эту скотину, таскаться с ней день и ночь по грязи, гонять как Сидорову козу. Оно в чистеньких перчаточках прохаживается в сторонке. Да требует, чтобы все было в лучшем виде. Ну, а уж мы стараемся. Жмем, что есть сил. Всем известно, что ради этого нам другой раз приходится про инструкции забывать, на уставы смотреть сквозь пальцы. Все знают, да только шума не поднимают. Если только какой гад уж очень громко запищит. А пока все тихо, никто не пошевелится. Это, брат, хоть и неписаный, но железный закон.

Зато когда наружу что-нибудь вылезет, тогда сразу все по-другому начинается. Особенно если на стороне вдруг станет известно, кто-нибудь чужой пронюхает. Узнает, что какой-то «эс-ин» дал солдату под зад, и давай орать на всю епархию. Тут уж вони не оберешься. А нам всем уж во как (Магвайр провел ребром ладони по горлу) достанется. Начальству тут уж деться некуда. Оно и давай все на сержантов валить. Расписывает в газетах, какое это все, оказывается, безобразие, от него все, мол, утаили, но теперь-то уж меры будут приняты самые решительные и ничего подобного больше никогда не повторится. Да еще для пущей важности какого-нибудь беднягу сержанта в козлы отпущения определят, все шишки на него свалят, он, видите ли, один во всем виноват. Уж такие-то, брат, спектакли разыгрывают, такие комедии. Цирк, да и только. Смеху не оберешься. И все, главное, довольны. Кроме «эс-инов», разумеется, тем-то уж не до смеху. Они только пинки да подзатыльники хватают со всех сторон — от чужих и от своих. Только держись.

Магвайр подошел к столу, аккуратно положил трубку телефона на рычаг. Мидберри стоял, привалившись спиной к подоконнику. Руки скрестил на груди и спокойно наблюдал, что делает старший. Он отлично понимал, что теперь уже никуда не позвонит и ничего больше не предпримет. Все шло нормально до тех пор, пока Магвайр не вцепился ему в руку. Сила, с которой штаб-сержант схватил его, не только удивила Мидберри, но и поколебала его решимость. Эта сила и дикий блеск в его глазах. Сквозь охватившие его в тот момент возмущение и даже ненависть Мидберри вдруг почувствовал в груди спазм чисто животного страха. Ему показалось, что сержантская неожиданно превратилась в страшную западню. В голове промелькнуло: «А что вообще может выкинуть этот безумец, что можно ждать от него буквально в следующее мгновение?» Ведь Магвайр, кажется, уже закусил удила, просто сдурел, того и гляди кинется как зверь. И не просто в драку, а в смертельную схватку. Поэтому Мидберри и не полез на рожон, стал его слушать. Пусть, мол, успокоится немного. Но чем дольше он его слушал, тем все больше и больше чувствовал, как покидает его былая решимость. Магвайр сперва запугал его, потом посеял в душе сомнения и, в конце концов, вроде бы даже убедил в своей правоте.

Мидберри взял чашку с кофе, отхлебнул немного, ждал, что же дальше будет.

— Ты думаешь, мне очень уж нравится трепать себе нервы, мотать кишки с этими чертовыми новобранцами? — после минутного молчания снова заговорил Магвайр. — А что прикажешь делать? Такая уж наша работа.

Мидберри допил кофе, но все еще держал чашку в ладонях, чувствуя, как постепенно уходит тепло.

— Еще хочешь?

Он покачал головой.

— У нас с тобой одна задача, — продолжал штаб-сержант. — Значит, и делать ее надо совместно. И без того уж эти начальнички в золотых галунах жрут нас поедом. Так стоит ли еще и самим друг другу глотки рвать? Ну, что скажешь?

— Что?

— Я говорю, на кой черт нам рисковать нашивками из-за какой-то ерунды? Ставить себя под удар. Тем более что мы и сами все в лучшем виде сделаем. Черт побери! Да если мы с тобой дружно возьмемся, рука об руку, кто устоит против нас? Какой уж там, к свиньям, провост-маршал со своей шарагой! Ну, пошли, что ли? — Магвайр открыл дверь в коридор. — Ты займись вещмешками, а я рундуки проверю. Согласен?

— А потом что?

— Да ничего. Найдем, что надо, и порядок. А потом, как-нибудь в другой раз, этот подонок обязательно проштрафится снова — только уже при свидетелях. И мы его спишем, как не пригодного к службе. Только и делов. Они вышли из комнаты.

— А если не отыщем? — спросил Мидберри шедшего впереди Магвайра.

— Как так не отыщем? Обязательно отыщем. Иначе и быть не может. У меня он не выкрутится…

— Так ведь вор, возможно, уже куда-нибудь сплавил добычу.

— А куда он мог-то? Никуда ему не деться. В кубрике деньги, вот увидишь…

— Мог ведь за ужином кому-либо передать потихоньку. Дружки-то, наверно, есть…

— Вряд ли. Когда эти подонки идут на такой риск из-за монеты, трудно ожидать, что они с добычей расстанутся.

— Но может быть, он просто струсил?

— Да нет, увидишь, тут эти зелененькие. Как пить дать найдем.

Обогнав старшего «эс-ина», Мидберри взялся за ручку двери.

— Но ведь деньги-то не меченные, — вдруг сказал он, загораживая собой вход. — Как же доказать, что именно эти украдены у Вуда?

— Проще простого… При вербовке все они получили задаток. По тридцать долларов. Так? За все это время мы их в магазин выводили только один раз. И только в тот раз они могли что-то потратить. Стало быть, ежели у какого червяка окажется в кармане больше тридцати, он, выходит, и вор.

— А вдруг он не признается?

— Так у него же деньги. Откуда? В казарме ведь не заработаешь!

— Ну… может, в карты выиграл. Или еще там как…

— Играть на деньги запрещено. Это мы им сто раз твердили, они знают. Так что вряд ли на это кто решится. Неизвестно, за что больше влетит. Опасно рисковать…

Магвайр сделал движение, чтобы пройти в дверь. Мидберри смотрел ему в глаза:

— Подождите минутку… Но все же, как быть, если мы не найдем деньги? Найти ведь вора обязательно надо.

— Слушай, мы зря теряем время…

Толкнув дверь, Магвайр вошел в кубрик. Не включая света, громко скомандовал:

— Быстро поднимайтесь, черви! Скачи на палубу!. Живо! Всем подъем!

Проснувшись будто от неожиданного удара, Адамчик сперва подумал, что уже наступило утро. Однако в кубрике было темно, в темноте слышалось только напряженное дыхание быстро одевавшихся солдат. Они натыкались друг на друга, теряли равновесие, ругались. Весь этот шум покрывал голос Магвайра.

Подавив неожиданно подступившую к горлу тошноту, ничего еще толком не понимая, Адамчик сидел в постели, тщетно вглядываясь в окружающую темень. Неожиданно он почувствовал, что держит в руках четки, и, сунув их под подушку, соскочил с койки.

«Может, война началась, — подумал он, одеваясь. — Наверное, кто-то вторгся или бомбежка была. О, господи! — Его трясло. Неужели же теперь все начнется? И мне придется воевать». Эта мысль вызвала прилив безудержного страха. А он как на грех еще не очень внимательно вел себя на занятиях по тактике. И на стрельбище они еще не были. Вот же невезение! Он даже стрелять не умеет. Не могли подождать, пока они хоть отстрелялись бы. До чего же все это нечестно!

— Прежде всего, — говорил тем временем, обращаясь к взводу, Магвайр (свет в кубрике еще не горел), — быстро навесить одеяла на все окна. Каждый червяк отвечает за то окно, что у него за койкой. А вы там, скоты, на шкентеле, быстро закрыть входную дверь. Ну-ка, шевелись! Живо! И чтоб все было как положено! Проверю. И тогда уж на себя пеняйте! Ясненько? Давай!

Адамчик с Уэйтом молча, но быстро трудились у своего окна. «Наверно, воздушный налет, — думал Адамчик. — Но кто же это решился налететь? Кто враг? Русские? Китайцы? Да и у Кастро, говорят, есть самолеты». Он все пытался убедить себя, что это учебная тревога, а не настоящая война. И бояться вовсе нечего. С чего это он так струсил? На учениях же не убивают… Но только если командуют, оборвал он себя, не такие типы, как Магвайр. Да, кстати, если это учебная тревога, почему же не слышно воя сирен? Нет, Магвайр определенно что-то затевает. С ума, наверно, сошел. Или, может, пьяный? Вот и приперся ночью во взвод людей ни за что, ни про что мурыжить. У них тут действительно идет война. Все время идет, не прекращаясь ни на минуту. Война между новобранцами и штаб-сержантом. Сержант — их самый злейший враг. Вон и сейчас. Как орет! Сколько зла в его голосе. Ничего вроде бы и не видно, да только голос вон какой. Все выдает.

От одного этого голоса у Адамчика по телу ползли мурашки…

Тем временем Магвайр сходил в сержантскую и вернулся с карманным фонарем. Включив его, он пошел от окна к окну, проверяя, плотно ли пригнаны одеяла. Закончив осмотр и убедившись, что все в порядке, приказал Мидберри включить верхний свет.

— Так вот какие дела, червяки, — обратился он к взводу. Солдаты, не понимая спросонок, что происходит, жмурились и моргали от яркого света. — Окна у нас задраены как следует. Вроде бы все с этим в порядке. А теперь слушай приказ: всем быстро отпереть рундуки, взять вещмешки и построиться у коек. Шевелись, стадо! А ты, Нил, чего там не видел у окна? Давай быстро, тряси черной задницей. Да поживей! И чтоб я никого у окон не видел. Ясненько?

Солдаты врассыпную бросились выполнять приказание. В поднявшейся сумятице Магвайр отправил Вуда в сержантскую, велев ему не показывать оттуда носа, пока не позовут. Новобранцы между тем быстро похватали вещмешки и выстроились вдоль коек, вытянувшись и глядя поверх голов начальства. Магвайр откашлялся, прошелся вдоль строя:

— Хочу вас порадовать, скоты. Во взводе завелся вор. Кто-то из вас решил прибрать к рукам чужие денежки — четырнадцать долларов. И мы с сержантом Мидберри намерены найти их. Не важно, сколько для этого потребуется времени и к каким мерам придется прибегнуть. Это, повторяю, не важно. Да только деньги мы найдем, будьте уж покойны. Поэтому советую тому, кто их увел, учесть это. Не надейся, подонок, что тебе это с рук сойдет. Для твоего же блага и чтобы взвод не мурыжить, лучше сразу сознайся, и дело с концом.

Он замолчал, снова прошелся вдоль строя, вглядываясь в одно за другим напряженные лица солдат…

— Верно говорю! Лучше добром сознайся. Тебе же лучше будет. А уж когда найдем, пеняй на себя…

Сержант снова замолчал, огляделся. Солдаты стояли как вкопанные.

— Ну, быть по сему. Ладненько. Так и запишем. — И, подойдя к Мидберри, спокойно сказал: — Что ж, начнем, стало быть…