Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Черви

ModernLib.Net / Современная проза / Фленаган Роберт / Черви - Чтение (стр. 13)
Автор: Фленаган Роберт
Жанр: Современная проза

 

 


— Так точно, сэр! — дружно крикнул взвод.

— Вот поэтому мы такие места и называем точками болевого нажима. Ваша задача какая? Постараться так двинуть противника в такую (ха-ха!) точку, чтобы он от боли надолго, а то и насовсем лишился бы способности (ха-ха!) к сопротивлению. — Он постучал указкой еще в нескольких местах таблицы. — Надавите как следует в любой из этих точек, и ваша задача (ха-ха!) решена. Можно (стук!) омертвить руку, перебить (стук!) дыхание, сделать (ха-ха!) человека (стук! стук!) калекой на всю жизнь, ослепить (стук!) его, полностью (ха-ха!) вывести из строя (стук! стук! стук).

Ободранная фигура на таблице все больше и больше раздражала Уэйта, и, чтобы успокоиться, он стал разглядывать свои ноги. Но тут ему вдруг показалось, что у него на коленях и в паху появились темно-красные кружочки, стало не по себе, вроде бы, даже заболело где-то. Хриплый голос инструктора и постукивание его указки стали приглушенными, казалось, уши заложили ватой.

Сине-черно-красный Чарли почему-то напомнил Уэйту о лекциях по личной гигиене и медицинской подготовке, которые им читали несколько дней тому назад. Там тоже висели таблицы костно-мышечной системы человека, большие схемы кровеносной, нервной и других систем. Такие же таблицы висели и в комнате, где новобранцы проходили свой первый медицинский осмотр. Раздетые догола, нервничающие, смущенные парни стояли там в длинной очереди. Вдоль строя медленно шел санитар, проверявший их по списку. Каждому рекруту, фамилию которого он находил, он ставил мелом на груди его порядковый номер. Дойдя до конца, санитар вернулся назад, проверяя теперь правильность цифр. Это был очень педантичный парень, он и потом без конца проверял и перепроверял их, сортируя по врачам — кого к глазнику, кого к хирургу или дантисту. Врачи тоже проверяли их — заглядывали в уши, рты, другие места, измеряли давление и объем легких, определяли рефлексы и все другое.

— Вот вам удалось бросить противника на землю, — доносился откуда-то издалека голос сержанта, — но надо ведь, чтобы он и не поднялся. Вот тут-то и помогут нам точки болевого нажима. Их вообще-то много, но вам следует запомнить самые главные. Вот они, — и он снова застучал по таблице своей указкой.

Уэйту в это время почему-то вспомнилось, как на занятиях по личной гигиене кто-то из новобранцев стал довольно громко подвывать. Это заметил сержант-инструктор. Он записал солдата в свой журнал, и с тех пор этого парня они больше не видели, как в воду канул. Куда, интересно, он девался?

— Ну ладно, парни, — сержант отошел от таблицы. — А теперь попробуем овладеть основным броском через бедро…

«И не забудьте, парни, — мысленно продолжил за него Уэйт, — поддать огоньку. Как же иначе. Без огонька-то. А, парни?»

— Встать!

Солдаты вскочили на ноги.

— Всем быстро принять то же положение, что и утром. Парами друг против друга. И чтоб никто не вздумал бегать по залу, подыскивать себе противника полегче. Глядите у меня, черви!

Новобранцы быстро выполнили приказ. Уэйту в партнеры достался Адамчик. «И то благо, — подумал Уэйт. — Хоть не надо будет лишней тяжести поднимать».

Инструктор показал, как проводится бросок через бедро.

— А теперь, — крикнул он, — пусть те, что стоят слева, примут оборонительную позицию. Правым же вытянуть вперед правую руку, как будто вы наносите удар…

Адамчик выбросил руку. Он был весь внимание…

— Да ты не бойся, — усмехнулся Уэйт. — Я с тобой полегче буду обращаться. Пожалею.

— И то верно. А то ведь потом моя очередь будет.

— Приготовились, — скомандовал инструктор. — По команде «и… раз» обороняющемуся сделать шаг вперед и бросить нападающего через бедро… Внимание… И… раз!

По залу прокатился глухой шум, затем послышался слившийся воедино звук падения тридцати трех здоровых тел…

— Встать!

Адамчик быстро вскочил на ноги…

— И… раз! — снова крикнул инструктор. Уэйт снова шагнул вперед, ухватил Адамчика за куртку и, резко нагнувшись, бросил его через бедро. Партнер полетел на мат, перевернулся, с силой шлепнул ладонью по полу, резко выдохнул. Уэйт упал рядом на колено, бросил Рыжему ладонь на нос, обозначая удар.

— Встать! Поменяться местами… Приготовиться… И… раз!

Теперь уже Адамчик выставил ногу вперед и ухватил Уэйта за куртку. Дернул его посильнее, попытался бросить на мат. Однако сил не хватило, и прием не получился. Командир отделения оказался тяжелее, чем рассчитывал Адамчик, и, вместо того чтобы полететь кувырком, просто свалился Адамчику на ноги.

— Эй, ты там, — заметил непорядок сержант, — морковная башка! Ты что же это вытворяешь? Разве тебе, болван рыжий, не ясно, как я приказывал — не руками тянуть, а бросать через бедро. Всем корпусом! Корпусом и ногами! А ну-ка, повтори, дубина. И чтоб как следует!

Солдаты снова заняли исходное положение. Адамчик весь напрягся от усердия, присел, рванул Уэйта на себя, швырнул на маты. Вроде бы, на этот раз получилось. Противник лежал на спине, Адамчик стоял рядом на колене, положив ладонь правой руки ему на горло.

— Пойдет! — крикнул инструктор. — Только отработать надо.

Разгоряченный Адамчик все еще продолжал давить на горло партнера, и тот раздраженно схватил его за руку:

— Полегче, ты…

— Прости, пожалуйста. Не хотел.

Они поменялись опять местами. Уэйт принял позу для броска.

— Ты не больно-то зарывайся, — тихо проговорил он, — занятия ведь. Не бой же.

— Так я же извинился…

На этот раз Уэйт бросил Адамчика совсем легко. Опустился рядом, положил руку ему на горло.

«Тренированные убийцы, — подумал он. — Действительно, обещания Магвайра удивительно быстро воплотились в жизнь. Вон как успешно идет подготовка. Все, что вам угодно: можно сломать шею или пальцами выдавить глаза. Все уже умеем. А чтобы отшлифовать мастерство, стать большими специалистами, будем тренироваться на кошках».

Он поглядел на тощую, слегка загорелую шею, что вся напряглась под его рукой. Где-то под пальцами бился пульс, по жилам текла кровь.

«Ничего себе, — возникла вдруг мысль, — хорошенький способ зарабатывать на жизнь, на хлеб насущный, будь он трижды проклят!»

17

— Всем быстро раздеться, — скомандовал Магвайр. — Снять все до трусов. Рубашки и брюки сложить и положить поверх ботинок, чтобы ничего не пропало.

Взвод стоял в две шеренги посредине огромного зала главного вещевого склада. Солдаты быстро раздевались, складывая обмундирование перед собою на полу. На стене напротив них висели большие плакаты, изображавшие морских пехотинцев в форме разных времен — от момента создания корпуса и до наших дней. На первом красовался лихо подбоченившийся бравый морской пехотинец периода войны за независимость. Он был одет в узкие белые лосины до колен и синий мундир. В руках у солдата был мушкет, через плечо — широкая белая портупея.

«Тоже мне, выхваляется, — подумал с неприязнью Уэйт. — Или вон тот, времен второй мировой войны. Вояку из себя разыгрывает. Хотя, наверно, солдат и должен выхваляться. Особенно перед противником — напугал его, глядишь, уже и победа в кармане».

— А ты чего, болван, ведро с башки не снимаешь? — крикнул сержант на Хорька. — Тебя что, не касается? Команды не слыхал? Быстро котелок скидывай и раздеваться! Ну!

Логан поднял руки и снял ведро. Пот, обильно покрывавший его лицо, при ярком свете ламп блестел, как свежая роса. Розовый язык непрерывно двигался по нижней губе, слизывая слюну и пот. Свое ведро он поставил сверху на обмундирование и ботинки.

— И запомни, Хорек вонючий, — приказал, отходя, Магвайр, — как только двинемся отсюда, чтоб ведро тотчас на башке оказалось. Закон есть закон, и приказа я не отменяю. Ясненько?

— Так точно, сэр! — с готовностью выкрикнул солдат.

Когда взвод отправлялся на стрельбище, штаб-сержант разрешил ему оставить ведро в казарме. Но по возвращении, как только солдаты вбежали в кубрик, они сразу же заметили, что у Логана на кровати, прямо на одеяле, стоит новенькое металлическое ведро.

— Это тебе от меня в подарок, — с ухмылкой заявил ему Магвайр. — Вишь, какое новенькое да блестящее. Это чтобы я тебя, дорогой мой, издали видел…

Сложив обмундирование на полу, солдаты снова вытянулись по стойке «смирно», а глазами — все, как один, куда-то в пространство между верхней частью противоположной стены и потолком. Прямо перед ними стоял огромный темно-зеленый стол, из-за которого в этот момент появился старший портной. Был он высокого роста и непомерно тощ, одет в какую-то грязную, всю измятую рубаху и застиранные, висевшие мешком джинсы, подпоясанные узким ремешком неожиданного розового цвета.

Этот человек уже одним своим видом вызывал неприязнь. И не только из-за грязного, затасканного обмундирования. Он был сам весь какой-то грязный и липкий. Длинные, давно не чесанные волосы сальными прядями свивали на воротник и шею, сутулые плечи кособочились, ноги вихляли и волочились. Адамчик вдруг подумал, что он со временем тоже мог бы стать таким же вот страшилищем — тощим, хилым, анемичным. Но ему, видно, повезло. Он вон даже в весе немного прибавил, да и физически окреп, чувствовалось, что недели тренировок не прошли даром, принесли какую-то пользу.

— Так вы уж меня слушайте, мальчишечки, — обратился к взводу старший портной. — Внимательно слушайте, что скажу…

Грязный, неряшливо одетый человек, с лицом сплошь в угрях и прыщах, стоял перед взводом загорелых здоровых парней. Адамчик искоса поглядел на Магвайра. Сержант сидел нога на ногу на уголке широкого портновского стола. Лицо его было спокойно и бесстрастно, только брезгливо опущенные уголки губ выдавали презрение. Солдаты чувствовали это отношение своего командира и постепенно тоже прониклись им. Да и как могло быть иначе? Кто такой был этот портняжка? Штатская шляпа, пиджак занюханный. Его удел — обслуживать настоящих людей, бойцов, морских пехотинцев. Ему за это и деньги платят. Так что, какая же он им ровня? Они ведь совсем другие люди.

Здесь, в присутствии чужака, взвод как бы почувствовал необходимость быть единым целым, сплотить ряды, слиться. Даже Магвайр казался солдатам в эти минуты ближе, он был своим, близким и нужным, тем, без чего они становились вещью в руках этого грязного портного. И солдаты невольно подтянулись, замолчали, даже посуровели.

Тем временем портной, с отсутствующим взглядом стоял перед строем и давил прыщ на щеке. Он уже объявил солдатам, что после того, как с них будут сняты мерки, они должны стать в затылок друг другу вдоль вон того прилавка, где каждому будет выдано по одной рубашке защитного цвета и по одной светлой — для тропической формы. Потом они получат еще зимнее обмундирование — шерстяной китель с брюками и другие вещи. Брать вещи следует того размера, какой нужен, без путаницы. Обмундирование лежит на прилавке стопами, сверху написаны размеры и роста. Брать только то, что сказано, лишнего не хватать.

«Нашел еще что объявлять, крохобор несчастный, — в сердцах подумал Адамчик. — Будто так не ясно. За круглых дураков нас считает, что ли? А может, этот грязный портняжка просто решил поиздеваться над нами? Так пусть побережется, пиджак паршивый. Магвайр ведь кого хочешь на место поставит — хоть новобранца, хоть этого пиджачника. Уж он-то себя ждать не заставит. Тем более что этот грязнуля и в подметки не годится настоящему морскому пехотинцу». Адамчику очень захотелось, чтобы штаб-сержант как-то одернул портного. Уж больно развязно тот себя вел. Забыл, наверно, кто здесь хозяева, а кто им только прислуживает.

Магвайр, однако, молчал. Он сидел себе на столе и посматривал вокруг, пока солдаты становились в очередь, и она медленно поползла вдоль прилавка.

Получив стопку обмундирования, каждый новобранец поднимался с ним на длинное возвышение — что-то вроде узкой платформы, куда уже забрался портной и где он, переходя от солдата к солдату, проверял подгонку, главным образом длину брюк.

Когда подошла очередь Адамчика, портной нагнулся и приложил сантиметр к щиколотке его ноги. Потом, придерживая конец сантиметра на месте, другой рукой провел по внутренней стороне ноги солдата, от щиколотки вверх. Пробежав по брючине, рука уперлась снизу в пах, и Адамчику показалось, будто она там на какое-то мгновение задержалась. Он весь напрягся, не зная, что делать. Но рука уже скользнула вниз, черкнула несколько раз мелком по брюкам и оставила его в покое.

«Интересно, — мелькнуло у него, — давал уже кто-нибудь этому дяде йогой в зубы за такие штучки? Это же надо! Мало того, что всякие штатские пытаются тут командовать солдатами, так они еще и хамство себе позволяют, педики несчастные».

Он поглядел на других солдат. Никто вроде бы ничего не заметил. Адамчик несколько успокоился. В новом обмундировании все выглядели уже совсем по-другому. Наверно, такими и должны быть настоящие морские пехотинцы. И они на них понемножку начинали походить. Вот только на головах вместо красивых фуражек сидели одни околыши с темно-зеленым козырьком и тонким каркасом из белой проволоки — верхних чехлов им еще не выдали, ни зимних, ни тропических. Без них же, с этими смешными белыми венчиками на голове, солдаты выглядели прямо как лики святых на иконе.

Если не считать брюк, тропическое и зимнее обмундирование пришлось Адамчику как раз впору. «Ну, прямо как по заказу», — подумал он, с удовольствием рассматривая выходной китель с лакированным ремнем и блестящей медной бляхой. Он расстегивал и снова застегивал клапаны на карманах, пробовал, хорошо ли пригнан узел галстука и на месте ли фирменная заколка с эмблемой морской пехоты. В новом обмундировании он почувствовал себя не то чтобы сильнее или здоровее физически, но как-то солиднее и увереннее. Ему даже захотелось сойти с платформы и посмотреться в зеркало, чтобы убедиться в том, что он действительно стал другим человеком.

Магвайр объявил, что теперь, когда их отпустят в гарнизонную лавку, они могут купить себе значок за стрельбу — кому какой положен по результатам зачетов. «А мне положен „Отличный стрелок“, — подумал Адамчик и представил себе посеребренный крестик с эмблемой морской пехоты в центре. Неплохо, наверно, будет выглядеть на выходном кителе. Конечно, еще лучше было бы получить в дополнение к этому значку еще и нашивку рядового первого класса на рукав, но это уже из другой области. Это было его мечтой. Приехать домой таким вот бравым морским пехотинцем, в хорошо подогнанном обмундировании, надраенных до зеркального блеска ботинках, да еще со значком за отличную стрельбу и нашивкой в придачу.

«Это ведь все не так для меня, — убеждал он себя, — как для папы с мамой. Чтобы они могли гордиться своим сыном. И чтобы им было приятно, что он стал сильным и здоровым, вон как загорел, да еще в красивой форме». Отец все время был против того, чтобы он завербовался. Но теперь, наверно, и он обрадовался бы. Адамчик знал, хотя отец никогда об этом не говорил и ни за что не признался бы, что того всегда угнетало, что он не бывал на военной службе. Дядя Тэд во время второй мировой служил в армии и даже воевал в Италии. И он всегда старался, чтобы отец ни в коем случае не забывал об этом.

У Адамчика перед глазами возникла картина: отец и дядя сидят за столом на кухне, друг против друга. Дядя небрежно поигрывает красивым брелком: на никелированном колечке вместе с ключами висит маленький номерной знак автомобиля.

— Как это тебе нравится? — вроде бы между прочим говорит он отцу. — Хорошая, брат, штучка. Случись грех, потеряю я эти ключи, так мне и горя мало. Через пару дней, от силы через неделю, получу их по почте. Видишь, на номере сзади выгравировано: «Доставка по почте оплачена. Нашедшего просят опустить в любой почтовый ящик». Вот ведь как! Кто-то подберет, увидит, бросит сразу в почтовый ящик, и, пожалуйста, почтальон уже мне их приносит. А ведь тут ни адреса, ни фамилии. Только номер и все. А зачем нам адрес и фамилия? Лишний соблазн для какой-нибудь хитрой бестии забраться в дом или машину угнать. Нет, нам это все ни к чему. Только номер нужен. Мы ведь ветераны. Номерок сразу в управление по делам ветеранов сообщат, там сверятся, и, пожалуйста, мистер, получите вашу пропажу. Неплохо придумано, а?

Отец не отвечает, он только жалко пожимает плечами.

— Надо бы нажать кое-где, — продолжает дядя. — Я и тебе такую же штуку могу устроить. У меня ведь там связи…

— Да хватит тебе чепуху плести, — вспыхивает отец. — Устрою! Связи! Будто бы любой не может все это сделать. Только заплати, и все дела. Обычная платная услуга.

— Ишь ты какой ловкий! «Обычная»! Нет уж, дудки, брат. Вовсе не любой, а только ветеран. Только ветеранам эта привилегия. Точно!

— А я говорю, нет. Давно уже всем такие номерки рассылают. Приглашают воспользоваться услугой. Я сам месяца два тому назад по почте получил — фотографию номерного знака моей машины и конверт с адресом, чтобы туда деньги вложить и выслать.

— Не верю. Покажи.

— Да я его выбросил.

— Ишь ты какой хитрец!

— Верно тебе говорю. Выбросил. А на кой он мне?

— А если потеряешь ключи? Ты что, не хочешь, чтобы их тебе вернули?

— Да с чего это мне их терять…

— Во-во! Послушайте-ка этого умника, — дядя Тэд, громко смеясь, повернулся к племяннику. — Он ведь никогда ничего не теряет. Какой молодец. Да я ведь, — он снова обращался к брату, — только добра тебе хочу. Мне что ли это все надо?!

— А кто тебя об этом просит? Кто? Будет надо, сам скажу. А пока что оставь меня с этим в покое.

Дядя Тэд еще немного поиграл брелком, потом сунул его в карман.

— Как хочешь, — он немного помолчал. — А то у меня есть там один приятель, мог бы помочь…



Мать недавно писала Адамчику, что сын дяди Тэда — Стив тоже хотел завербоваться в морскую пехоту, но его забраковали. До этого он уже обращался в вербовочные бюро армии и флота. Даже в береговую охрану поступить пытался. Но с его астмой и плоскостопием разве возьмут? Признали начисто не годным.

«Когда разрешат первый отпуск, — подумал Адамчик, — нужно обязательно съездить повидать дядю Тэда». А может быть, даже дядя сам с семьей приедет к ним, чтобы встретиться с племянником. Но теперь уже, конечно, все будет иначе. Никакая сила теперь не заставит Тома Адамчика вместе с отцом сидеть и безропотно выслушивать бесконечные дядины бахвальства и разглагольствования о том, что такое военная служба и какова солдатская жизнь. Хватит, послушали. Теперь он сам может немало порассказать на эту тему. Правда, дядя Тэд бывал на фронте. Но зато он служил в армии, а не в морской пехоте. Стало быть, и у Тома Адамчика есть свои козыри.

А этот бедняга Стив. Оказался такой рохлей, что его даже в береговую охрану не взяли. Вот здорово бы поглядеть, какое выражение было у дяди Тэда, когда этот его любимчик Стив, предмет вечной гордости и похвальбы, заявился домой с полным отказом в кармане. Все телефоны, поди, оборвал, добиваясь, чтобы его сыночка приняли. Всех на ноги поднял — и начальника вербовочного бюро у них в городе, и службу набора добровольцев в Пентагоне. Всех, всех. Знакомых-то у него действительно немало. Еще бы! Сына такого выдающегося ветерана, такого заслуженного солдата и вдруг начисто отвергли. Да как же можно! Как посмели! Ах, ах!

— Теперь можете спуститься…

Голос портного заставил Адамчика на минуту отвлечься от своих мыслей. Вместе с другими солдатами он по узким ступенькам сошел с платформы. Проходя мимо портного, смотрел в другую сторону.

Встав в строй, солдаты начали снимать новое обмундирование, надевая взамен его уже изрядно истрепавшееся, пропитанное потом рабочее платье. Старая одежда на теле сразу же рассеяла ту атмосферу праздника, приподнятости, которая еще несколько минут назад владела Адамчиком. Он снова почувствовал себя прежним паршивым червем, грязной скотиной в стаде таких же скотов, вонючего быдла. Скотина во взводе скотов, в батальоне скотов, на этом проклятом скотском острове Пэррис-Айленд. Как и все в этом рекрутском центре, он сейчас боялся только одного — оказаться вне выпуска. Как и все, он не знал, не был уверен, сможет ли стать тем, что от него требовалось, — настоящим морским пехотинцем, бойцом и убийцей. Как и всех, его ждал впереди долгий и трудный путь.

И все же, попытался он уверить себя, его шансы были не такими уж мизерными. Стал бы разве корпус тратить зря деньги на выходное и тропическое обмундирование для него, если бы был уверен, что из него ничего не получится?

В последнее время, стремясь как следует взять себя в руки, он принял за правило поменьше думать о вещах, которые находились за пределами его возможностей. Пусть они идут сами по себе. Все равно ведь ничего не поделаешь, так нечего и голову ломать. Будь что будет. Вот и сейчас он постарался выкинуть из головы мысли о выпуске. Зато уж после этого, стучало тем не менее в голове, после этого… И он вновь представил себе, как приезжает домой, как обрадуются родители, как он встретится с дядей Тэдом и этим плоскостопным ничтожеством Стивом… А потом придут школьные товарищи, и он расскажет им, что такое Пэррис-Айленд и какая тут жизнь. Пусть знают.

Размышления вернули в душу Адамчика прежние треволнения и страхи. Вновь стало расти в душе чувство неуверенности в своих силах. Он попытался отогнать тяжелые мысли, снова стал перечислять в уме все те достижения, которых добился за последнее время: зачет по истории и традициям, стрельбище, занятия по штыковому бою, а также и то, что физически он окреп, стал больше верить в свои силы, лучше и быстрее реагировать…

— Ну, что ж, — услышал он снова голос старшего портного. — Пожалуй, на этом и покончим.

— Добро, — отозвался Магвайр, обращаясь скорее ко взводу, нежели к неприятному им всем человеку в грязных джинсах. Он соскочил со стола, ловким движением надел свою сержантскую шляпу, проверил, правильно ли она сидит на голове. Скомандовал:

— Смир-рна! Нале-е-во! По отделениям, на выход… На улице построиться во взводную колонну! Ша-агом а-ар-рш!

Солнце поднялось уже в самый зенит. Маленькое и белое, оно палило так, что асфальт на дорожках становился мягким, как резина, каблуки вязли в нем, как в сырой глине. Магвайр оглядел стоящий по команде «Смирно» взвод…

— Хорек!

— Есть, сэр!

— Мы уже вышли…

— Не понял вас, сэр?

— Мы уже вышли, говорю, скотина. Здесь светло, и я опять вижу твою поганую рожу. А мне это противно. Все равно, что… — Штаб-сержант грязно выругался. — Тебе что, все еще не ясно, мразь?

— Ясно, сэр! Виноват. — Солдат поспешно напялил себе на голову блестящее под лучами солнца ведро, бросил руки по швам и вытянулся смирно. Настоящий зеленый манекен. Робот с металлической головой на плечах. Магвайр подошел к солдату, дважды звонко стукнул стеком по ведру, отчего оно глухо звякнуло. Повинуясь команде, Хорек сделал головой «налево».

— А теперь и вы все, вороны дерьмовые, налево… рав-няйсь! Смир-р-на! Шаго-ом, — оп снова поднял стек над блестевшим на солнце ведром, потом резко стукнул ручкой по его дну и в тот же момент рявкнул: — …арш!

18

Все произошло раньше, чем Уэйт почувствовал, что он что-то сделал. Ему казалось, что он все еще сидит на своем рундуке, размышляя о том, что в общем-то нет ничего удивительного, почему он все время чувствует какую-то неудовлетворенность. Просто дело в том, что все время приходится торопиться — торопиться с улицы в кубрик, где вечно орущие Магвайр и Мидберри уже выкрикивают очередную команду.

Его голова была занята этими мыслями, но в то же время он видел, что Филиппоне снова начал задирать Хорька, пытаясь вызвать его на драку. Подбадриваемый дружками, итальянец старался дернуть Хорька за отвисшую нижнюю губу и при этом со смехом повторял, будто он точно знает, отчего это у парней иногда бывают такие слюнявые рты.

— Пусть только нагнется, — хихикал он, обращаясь к своим прихлебалам, — увидите, как он этими губами…

В следующее мгновение, как будто наблюдая со стороны, Уэйт вдруг увидел себя стоящим со сжатыми кулаками над валяющимся на полу Филиппоне. Закрывая руками окровавленный нос, тот тщетно пытался уклониться от сыпавшихся на него новых ударов, стараясь отползти в сторону. Увесистые удары приходились ему по голове, по корпусу, снова по голове. Четверо новобранцев, повиснув на Уэйте, с трудом оттащили его от трусливо сжавшегося и только закрывающего голову Филиппоне. Одним из четверых был Адамчик. Он был потрясен всем случившимся и только без конца повторял шепотом на ухо Уэйту: «Ну, успокойся же, Джо! Успокойся!»

Сейчас это уже все было позади. Прошел отбой, все утихомирилось. Прочитана ночная молитва, пропела труба за окном. Уэйт лежал на спине, сдерживая дыхание, чтобы казаться спящим, однако сердце все еще прыгало в груди, а в голове был полный сумбур.

Он слышал, как лежащий внизу Адамчик шепотом предлагал ему помощь, уверял, что он всегда может рассчитывать на него. Уэйт даже рассмеялся, и Адамчик обиженно замолчал.

Еще до того как скомандовали отбой, Адамчик украдкой спросил его:

— Боишься?

— Кого?

— Да, Филиппоне, конечно. Кого же еще… Слыхал, как он грозился?

— Да ну его, дерьмо это.

Уэйт храбрился, но чувство страха усиливалось.

— Эта шпана только и может, что грозиться. Йебось знает, что, если полезет, еще получит.

Но Адамчик никак не мог успокоиться, все лез с вопросами. Зачем он ввязался? И почему тогда только сегодня? Что станет делать, если банда Филиппоне возьмется за него всерьез, как это у гангстеров принято?

Уэйт отмалчивался, хотя настырность соседа действовала ему на нервы. Ему надо было побыть одному, подумать, прикинуть, что и как. В конце концов Адамчику надоел этот односторонний разговор, и он отстал от Уэйта.

Когда Уэйт говорил Адамчику, что не боится Филиппоне и его банды, он не кривил душой. Он действительно их не боялся. Гораздо больше беспокойства внушал себе он сам. Вот себя ему действительно следовало опасаться. Он знал, что может не сдержаться, взорваться и наломать дров. И тогда уж все, конечно, будет погублено. Сейчас ему уже даже казалось, что, замахнувшись на Филиппоне, он будто бы пробил брешь в плотине своих чувств, и все, что сдерживалось этой плотиной, теперь хлынуло наружу, брешь расширяется и нет уже сил закрыть ее. Стоит хоть чуть-чуть отпустить вожжи, хотя бы еще на миг потерять контроль, и все окончательно пропало. В голову настойчиво лезло то, что он оставил в прошлом, — мать, Кэролин, работа в мастерской химчистки, вся его жизнь до того, как он очутился на этой узкой солдатской койке и понял, что, оказывается, совсем не знает себя. Всю жизнь он старался сдерживаться, замыкался в себе, не давал выхода внутренним чувствам и энергии. И кто теперь скажет, что произойдет, если он откроет клапаны, выпустит все это наружу.

Он боялся только этого. Банда же Филиппоне была совсем не опасна. В худшем случае накостыляют ему по шее. Не страшился он и Магвайра. Что ему все сержантские угрозы? Даже самая страшная — вышвырнуть в гражданку с волчьим билетом в кармане. Никого он не боялся, только себя. В какое-то мгновение ему показалось, будто койка его потихоньку тронулась с места, поплыла, набирая ход, куда-то вверх и там остановилась, покачиваясь от дуновений ветра. Он чувствовал себя как циркач, сидящий высоко на шесте или идущий по туго натянутому канату под куполом цирка. Одно неверное движение, одна малейшая ошибка, и все будет кончено.

От этих мыслей кровь приливала к лицу, и оно горело, как в огне, лоб покрывали капли пота. А может быть, он заболел? Солнечный удар или что-нибудь еще? Вот было бы здорово. Отправили бы в лазарет, там чистые простыни, удобные кровати, в небольших палатах царят тишина и покой. Если вести себя по-умному, можно долго там проваляться, до тех пор, пока закончится курс рекрутской подготовки.

Повернувшись на бок, он постепенно успокоился и задремал. Ему снилось, будто он забрался на высоченную башню, она качается под напором ветра и ему очень страшно: упадешь — разобьешься насмерть. А ветер все крепчает и все сильнее припекает раскаленное солнце. Страшное белое солнце Пэррис-Айленда, иссушающее тело и душу, расплавляющее мозг и сердце человека и валящее его с ног. Время от времени на солнце наплывает какая-то тень. Подняв глаза, он увидел, что это не тучи, а стая огромных черных птиц, слетевшихся к нему со всех сторон, кружится с криком над головой и закрывает крыльями солнце и небо.

В тот момент, когда он взглянул вверх, одна из птиц вдруг отделилась от стаи и стремглав ринулась вниз. Это был огромный отвратительный орел-стервятник с хищно изогнутым клювом, длинной голой шеей и голодными глазами, которые горели дьявольским огнем. «Лучше бы мне не видеть это чудовище, — пронеслось у него в мозгу. — Будь проклято это любопытство». Не подними он голову, хищник, может, и не заметил бы его, пролетел мимо. Теперь же он мчался прямо на голову. И зачем только он это сделал! Сидел бы да помалкивал. А теперь вот накликал беду на свою голову.

Он тщетно пытался найти какое-нибудь оружие. Платформа, на которой он находился, была совершенно пуста. Да и сам он сидел в чем мать родила. О боже! Он скорее почувствовал, чем увидел, как черное чудовище наверху расправило во всю ширь свои страшные крылья, готовясь к последнему броску. В смертельном страхе Уэйт сделал отчаянную попытку сжаться в комок, затаился, даже дышать перестал, ожидая, голый и беззащитный, того последнего момента, когда чудовищный клюв обрушится на него, размозжит голову, растерзает тело. Он уже чувствовал на себе давящую тяжесть огромной птицы, физически ощущал, как от этой тяжести сдавливается грудная клетка, сплющиваются легкие, останавливается сердце. А птица все наваливалась, она, по-видимому, не собиралась уносить его в своих когтях, не рвала ими его тело. Наоборот, она вроде бы даже начала успокаиваться, старалась поудобнее усесться на своей жертве. Вот черные крылья махнули еще раз-другой и сложились вдоль огромного тела. Вот подобрался и хвост. Уэйту даже показалось, будто он слышит в глубине ее тела какие-то жуткие вздохи, похожие на воркование. «О господи, — пронзила вдруг его страшная догадка. — Да ведь эта гадина приняла меня за яйцо. Она собирается меня высиживать!»



  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23