В объятиях страсти

Притворство нелегко ей далось, но помогла тяжелая простуда, которую она подхватила во время грозы. Сирена практически потеряла голос, будучи не в состоянии сделать вдоха без того, чтобы не разразиться кашлем. Преображе­нию также способствовала бесформенная одежда, которую Анна нашла в сундуке своей матери. Многочисленные под­кладки превратили девичьи формы в тяжеловесную фигуру своенравной старухи, приближавшейся к своему восьмидесятилетию. Плотная вуаль из кружев надежно скрывала лицо, но Сирена предприняла дополнительные меры пре­досторожности, надев седой парик, очки и разрисовав лицо плотной сеткой морщин.

Она надеялась, что в образе своей суровой прямоли­нейной бабки сможет держаться холодно и справиться с Трейгером. Результат превзошел все ожидания.

Он относился к вдове с настороженной почтительнос­тью, несмотря на все утверждения, что преклонный воз­раст не является достаточным основанием, чтобы заслужить его уважение. Капитан Грейсон не потерпел бы колкостей от жены, но и пальцем не тронул ее бабушку, за что Сире­на была ему благодарна.

Прикосновения Трейгера таили опасность, и она боя­лась, что растает как безмозглая дурочка. В роли старушки Сирена могла безнаказанно дразнить Трейгера, со злорад­ным удовольствием расплачиваясь за все прежние обиды. С очень приятным чувством она огрела мужа тростью, нис­колько не сомневаясь в том, что Трейгер, каким бы прохо­димцем и мошенником он ни являлся, не посмеет коснуться старой женщины.

Да, прячась под темной вуалью, Сирена пребывала в относительной безопасности, но ее безумно страшила пер­спектива появиться перед Трейгером без маски. Ведь она так и не избавилась от чувств, которые старалась похоро­нить, но которые оживали по ночам, преследуя ее в сладостно мучительных снах.

После кошмара, пережитого во время сражения и гро­зы в Уайт-Плейнсе, Сирена поклялась вечно презирать Трейгера. Она нашла приют у подруги, не решившись вер­нуться домой из опасения, что Оливия тут же донесет лоялистам о «сообщнице» Натана Хейла.

Замаскировавшись под собственную бабушку, Сирена отправилась в поместье и с огромной радостью узнала, что Оливия покинула дом. Мачеха числилась второй от конца в списке тех, кого Сирена хотела бы видеть. А последним чело­веком, которого желала бы встретить, был Трейгер, но, увы, он не замедлил явиться, чтобы в очередной раз породить в ее душе смятение.

Увидев мужа на пороге гостиной, усталого и осунувше­гося, она ощутила потребность утешить его и утешиться самой в объятиях любимого мужчины, едва сдерживаясь при этом, чтобы не огреть наглеца тростью. А потом, вер­нувшись под покровом темноты, словно преследуемый охот­никами зверь, Сирена обнаружила Трейгера в своей постели и чуть не выложила ему всю правду, настолько велико было желание оказаться рядом с ним. Но что-то удержало ее. Возможно, неотразимая улыбка, которой он, едва про­драв глаза, одарил «старушку» в твердой уверенности, что растопит сердце любой женщины. Врожденное упрямство заставило Сирену гордо распрямить плечи. Она смерила его взглядом, способным испепелить любого смертного, и, прикрываясь вуалью, как щитом, налетела на беззащитно­го полусонного Трейгера.

Сирена надеялась, что если даст себе время залечить ду­шевные раны, то сможет подготовиться к встрече с мужем и жестко потребовать расторжения их нелепого брака. Но две недели миновали, а она так и не справилась со своими чув­ствами. Любовь к Трейгеру по-прежнему жила в ее сердце, несмотря на горечь предательства. Как пройти через новое испытание, если Сирена не способна понять, что творится с ней, и бросается из крайности в крайность – от любви к ненависти.

– Дорогая? – Тихий голос Анны вывел ее из тре­вожной задумчивости, и Сирена подняла глаза, встретив­шись с обеспокоенным взглядом подруги. – Ты должна откровенно поговорить с мужем ради собственного блага. Зачем ему прилагать столько усилий, разыскивая тебя, если ты ему безразлична? Он бы просто умыл руки, бросив тебя на произвол судьбы.

– Он явился только потому, что придумал новые дья­вольские способы терзать меня, – горько пробормотала Сирена, не желая смягчаться под влиянием доводов Анны.

– Вряд ли. Он даже ко мне приходил с расспросами, когда узнал, что мы с тобой близкие подруги. Мне показа­лось, что муж искренне беспокоится о тебе.

Сирена крепко сжала в руках чашку, чтобы избавиться от нервной дрожи.

– У него сверхъестественный дар выискивать клочки и обрывки информации и складывать их вместе. – Она бросила на Анну укоризненный взгляд. – И ты, конечно, не устояла перед этим дьяволом и его ослепительными улыб­ками. Трейгер может быть очень убедительным, когда ему что-нибудь нужно, особенно если задался целью найти меня и помучить, как будто я мало настрадалась.

– Неудивительно, что Вашингтон так ценит твоего мужа, – заметила Анна, пряча улыбку. – У Трейгера поразительная способность находить иголку в стоге сена. Ох, как мне хотелось поведать ему правду о Веронике Уоррен!

Сирена была не в том настроении, чтобы слушать похвалы Трейгеру. Она провела две недели в размышлениях о его недостатках, нарисовав себе образ законченного злодея.

– Оставь при себе комплименты, – потребовала она более резко, чем ей хотелось. – Мой муж далеко не свя­той. Помимо того что он шпион, это лживый и коварный мошенник, равного которому нет на всем белом свете.

Слезы печали показались на глазах Анны.

– Он борется за дело, ради которого мой муж погиб. Я потеряла любовь всей моей жизни, – безутешно сказа­ла она. – Не гони любовь из сердца. Ты совершаешь серьезную ошибку, Сирена, пытаясь похоронить свое чув­ство к Трейгеру. В жизни так мало радости. В наше траги­ческое время нужно ловить каждое мгновение счастья, прежде чем оно ускользнет навеки. Ты обязана увидеться с мужем, Сирена, высказать ему свои подозрения и обсу­дить их с ним. Что, если ты ошибаешься? Как сможешь ты жить дальше, если выяснится, что он не причастен к смер­ти твоего отца?

Анна вытерла слезы тыльной стороной ладони. Ей было искренне жаль Сирену, не сводившую печального взгляда с колеблющегося огонька свечи.

– Послушайся совета женщины, которая бы много отдала за возможность перевести стрелки часов назад и снова пережить мгновения близости с мужем, чтобы пока­зать ему всеми возможными между любовниками способа­ми, как обожает его и боготворит землю, по которой он ступает. Если бы я могла представить себе будущее, то не скупилась бы на слова любви. Но я потеряла его, так и не сказав, что он унес с собой мое сердце. Избавь себя от этой боли, Рена. Постарайся по крайней мере узнать прав­ду, прежде чем выносить приговор Трейгеру и разрывать клятвы, которые произнесла перед алтарем.

Впервые с тех пор как потеряла мужа, Анна дала волю чувствам и залилась потоком слез, которые сдерживала, скрывая свою печаль от детей. Сердце Сирены разрыва­лось от боли и сострадания подруге.

– Встреться с ним, – всхлипывая, умоляла Анна. – Используй единственный шанс выяснить все до конца, иначе будешь сожалеть об этом всю жизнь. Если Трейгер виновен, как ты полагаешь, значит, справедливость на твоей стороне. Но ты должна узнать правду. Не забы­вай, каково пришлось тебе самой из-за лживых обвинений в сговоре с Натаном.

– Так и быть, я встречусь с ним, – заверила Сирена подругу, просиявшую благодарной улыбкой. – Но только потому, что об этом просишь ты. Мне страшно, Анна. Не думаю, что я в состоянии выслушать рассказ о том, как он убил моего отца.

– В любом случае гораздо легче жить зная правду, чем все время гадать, что же произошло на самом деле. Спокой­ной ночи, Сирена. Да пребудут с тобой мои молитвы.

Сирена подошла к Барону, который поднялся на все четыре лапы, потянулся и замахал хвостом, приветствуя хозяйку. Ласково улыбнувшись, девушка потрепала собаку по холке.

– Пора домой, мой верный спутник.

Барон несся следом за Кречетом, пригнувшим голову от резкого встречного ветра, предвестника скорой зимы. Студеный воздух пробирался под плотно запахнутый плащ Сирены. Итак, завтра вечером она встретится с Трейгером. От этой мысли озноб прокатился по ее телу. Девушка бросила взгляд назад и убедилась, что пес не отстает.

Барон превратился в безмолвного друга, которому она поверяла свои мысли. Он прибился к Сирене во время грозы и, признав в ней хозяйку, теперь преданно следовал за ней по пятам. Наверное, если бы Барон понимал, что она преступница, которой грозит виселица, то выбрал бы кого-нибудь, чья жизнь не висит на волоске. Но, подобно ангелу-хранителю, пес продолжал оставаться с Сиреной, радостно виляя хвостом всякий раз, когда хозяйка обраща­лась к нему, и, кладя голову ей на колени, предлагал уте­шение.

Пробравшись по туннелю к себе в комнату, Сирена удрученно вздохнула и стала раздеваться. Вместе с холод­ным мраком ночи вернулись запретные воспоминания, ко­торые не оставляли ее до рассвета. Она думала о свадебной ночи, чувствуя, как по телу пробегают мурашки, вызывая волшебные ощущения, которые теперь так старалась за­быть. Но его губы порхали, соблазняя и обезоруживая неж­ными ласками. Сирена крепко зажмурилась, приказывая непрошеному видению исчезнуть. Тщетно! Серебристый взгляд пронизывал ее насквозь, лишая воли. Она почти физически ощущала невесомые поцелуи Трейгера и пря­ный мужской аромат, витавший в спальне.

Сирена замотала головой, пытаясь отогнать дразнящие образы и приказывая себе воспринимать Трейгера таким, каков он есть на самом деле: лжец и мошенник, который привык использовать людей в своих целях, получать от них все, что ему нужно, ничего не давая взамен.

Будь он проклят за все беды, что причинил ей! Сирена замолотила кулаками по подушке, давая волю слезам и уверяя себя, что нельзя любить человека, подобного Трей-геру. Да и не любовь это вовсе. Когда наваждение прой­дет, Сирена соберет свою жизнь по осколочкам и будет жить дальше – без него, – следуя, как и прежде, соб­ственным путем.

Но грезы вытеснили доводы рассудка, и Трейгер снова возник рядом, разрушая поцелуями все возведенные барь­еры. Сирена откликнулась на его утонченные ласки и отда­лась восторженным воспоминаниям о мгновениях, которых не должно было быть и которым не суждено повториться.

Глава 18

Нетерпеливый стук в дверь вывел Сирену из состояния мечтательности. Она вцепилась в ручки кресла, напряжен­но прислушиваясь к уверенным шагам Трейгера.

Он прошел в комнату и остановился перед гревшейся у огня старой дамой, приветствуя ее коротким кивком. На лице Трейгера застыло решительное выражение.

– Полагаю, мадам, моя жена здесь, как вы и обеща­ли, – заявил он, опустив обмен пустыми любезностями, поскольку вдова не была к ним расположена.

Сирена улыбнулась и подтвердила хриплым голосом:

– Да, она здесь. Признаться, мы не оставляли надеж­ды, что вы откажетесь от своего намерения и исчезнете.

Трейгер проглотил свой ядовитый ответ, стараясь не реагировать на колкое замечание.

– Моя жена у себя в комнате? – осведомился он.

– Нет. – Сирена выпрямилась, устраиваясь удобнее, между тем как Трейгер прикидывал в уме, не встряхнуть ли ее хорошенько, чтобы вырвать признание.

Взяв себя в руки и решив обращаться вежливо с чокну­той старухой, Трейгер изобразил улыбку, что далось ему с величайшим трудом.

– Где в таком случае я могу ее найти? – Он чувство­вал, что вдова наслаждается, испытывая его терпение в надежде, что гость выйдет из себя и даст основания выста­вить его за дверь. – Мне пришлось ждать две долгие недели, чтобы поговорить со своей законной женой.

Затянутая в перчатку рука указала на графин бренди, стоявший на столике у окна.

– Может, выпьете сначала, чтобы снять напряжение, мистер Грейсон? – предложила старуха скрипучим голосом.

Тщательно сохраняемое терпение Трейгера лопнуло, как чрезмерно натянутая пружина.

– Проклятие, я… – Усилием воли он сдержал раз­дражение и продолжил менее враждебно: – Спасибо, миссис Уоррен. Не откажусь… хотя я предпочел бы поско­рее увидеть Сирену.

Она пропустила мимо ушей прозрачный намек и махну­ла рукой в сторону бара.

– Налейте заодно и немощной старухе.

Трейгер мог поклясться, что уловил веселые нотки в ее хриплом голосе. Вдова явно развлекалась, действуя ему на нервы. Не приходилось сомневаться, что она получала от про­исходящего извращенное удовольствие, вносившее оживление в ее унылое существование. Трейгер дал себе слово, что не позволит старой интриганке вывести его из себя. «Хорошо бы добавить ей в бренди ядовитый порошок», – подумал он.

– Я вам по-прежнему не нравлюсь, мистер Грейсон, верно? – поинтересовалась вдова, изучая широкие плечи Трейгера. – Вы считаете меня надоедливой старухой. Осмелюсь также предположить, что вы бы не слишком огорчились, если бы качалка перевернулась и я престави­лась нынче же вечером.

Трейгер обернулся и посмотрел на проницательную даму, высказавшую вслух его мысли. Просто поразительно, как точно она определила степень его неприязни! Налив брен­ди, Трейгер подошел к Веронике и протянул ей стакан.

– Вы действительно считаете меня бессердечным не­годяем, который желает вам смерти, мадам?

– Признаться, у меня возникла такая мысль, – хмык­нула она, прежде чем спрятать стакан под вуаль и сделать Добрый глоток.

Спиртное обожгло ей горло, и Сирена, задохнувшись, резко втянула воздух. Трейгер опустился перед ней на ко­лени с выражением сочувствия на смуглом лице, но тут же отпрянул, когда из-за кресла с сердитым ворчанием высу­нулся Барон.

– Вероника? С вами все в порядке?

Ей наконец удалось сделать вдох, и она утвердительно кивнула.

– Я надеялась, что бренди принесет облегчение моим старым костям, но, боюсь, лекарство оказалось слишком сильным, – просипела она.

Вообще-то Сирена рассчитывала, что спиртное успоко­ит нервы и поможет сладить с Трейгером, но сказалось отсутствие привычки к крепким напиткам.

Он несколько смягчился при виде страданий немощной вдовы.

– Я хотел бы извиниться за бесцеремонное вторжение в комнату Сирены. Просто не сообразил, что могу вас напугать.

– Не стоит, мистер Грейсон, – безразличным тоном произнесла она. – Я получила удовольствие, угостив вас тростью. Думаю, моя внучка была бы счастлива проделать это сама, представься ей такая возможность.

Трейгер чуть не вскипел от подобного откровения. Итак, они снова на ножах. Ну как можно быть любезным со старой ведьмой, которая не перестает кусаться, будто бе­шеная собака? Проклятие, да это просто невозможно!

– Я старался быть снисходительным, миссис Уоррен, и позволял вам клевать себя с остервенением коршуна, пожирающего добычу, поскольку вы стоите между мной и Сиреной. Но я всего лишь человек, и терпение мое не беспредельно. Я согласился ждать назначенного вами дня в надежде, что вы поступите достойно, позволив мне уви­деться с женой, – твердо произнес Трейгер, решив, что настало время бросить ей вызов, несмотря на свирепого стража за креслом.

После долгого натянутого молчания старая дама корот­ко кивнула.

– Что ж, раз вы выполнили свою часть сделки, я выпол­ню свою. – Она медленно встала, опираясь на трость. – Я пришлю ее сюда через несколько минут и советую вам дер­жаться от Сирены на расстоянии, молодой человек. Она стала весьма подозрительной и циничной, что, впрочем, вполне по­нятно.

Трейгер сел в кресло и задумчиво уставился в огонь. Примет ли Сирена его объяснения или отвергнет их, как предсказывала вдова? Оставалось только надеяться, что жена испытывает к нему хоть какую-нибудь привязанность, в противном случае с таким же успехом можно взывать к каменной стене.

Сирена сбросила платье и накладки, стерла с лица на­рисованные морщинки. Руки ее дрожали при мысли о том, что придется предстать перед Трейгером без маски. Боже, зачем только она согласилась? Должно быть, в минуту помрачения рассудка, решила Сирена, натягивая свое пла­тье и причесывая волосы. Проклятие, ей ни к чему очеред­ная стычка. Будь ее воля, она предпочла бы любое наказание перспективе выслушивать лживые увертки Трейгера. Что ж, Сирена позволит ему высказаться, а затем сообщит, что требует расторжения брака любой ценой. В конце концов, она дала обещание Анне и сдержит его.

С этой мыслью Сирена заперла Барона в спальне, ко­торой пользовалась в последнее время. Когда она появи­лась на пороге, Трейгер вскочил, завороженный прекрасным видением.

Сирена настороженно застыла в дверях, готовая со­рваться с места и бежать при малейшей угрозе. В воздухе повисло напряженное молчание, от которого кожа Трейгера покрылась мурашками. Хотя он много раз представлял себе это мгновение, Сирена оказалась еще обворожитель­нее, чем образ, хранившийся в его памяти. Несмотря на намерение оставаться на месте, Трейгер невольно сделал шаг к ней, испытывая неодолимое желание коснуться ее шелковистой кожи. Сирена стала его наваждением. Он должен завоевать эту женщину, которая подарила ему тело, но не отдала сердце и душу.

Сирена подняла руку, останавливая его, и скомандова­ла холодным тоном:

– Выкладывай что хотел прямо оттуда!

Трейгер опустил голову, собираясь с мыслями, прежде чем облечь их в слова.

– Сирена, я догадываюсь, почему ты убежала из Уайт-Плейнса, и могу себе представить, что ты думаешь обо мне…

– Переходи к сути. Я не позволю морочить себе голову.

– Я оставил тебя в Уайт-Плейнсе, потому что дей­ствовал по приказу Вашингтона. Мне было поручено про­следить за деятельностью Ангуса Болдуина. Ты оказалась совершенно права. Майор снабжал британцев сведениями о силах патриотов. Я встретил его, когда он выходил из ставки Уильяма Хау. Майор пригрозил разоблачить меня перед британцами, если я воспрепятствую его подлой дея­тельности. Кроме того, он угрожал, что сообщит генералу о твоем пребывании у повстанцев. Думаю, Болдуин дер­жал эту карту в рукаве, выжидая, пока награда за твою голову возрастет.

Сирена молчала. Трейгер нахмурился и тяжело вздох­нул, прежде чем высказать свое предположение:

– Остается только гадать, не он ли донес на тебя как на сообщницу Натана. Я заявил Болдуину, что не намерен поступаться своими убеждениями ему в угоду. Естествен­но, что после этого только один из нас мог остаться в живых. Он выхватил пистолет, но я опередил его. На вы­стрелы прибежали солдаты, и мне пришлось уносить ноги.

Казалось, что Сирена его не слышит. Трейгер сделал глоток бренди и повернулся к огню.

– Мне пришлось через тайный ход пробраться в твою комнату и отсидеться там, пока патруль не прекратит поис­ки убийцы Болдуина. Я был ранен в плечо, потерял много крови и так устал, что заснул у тебя в спальне. На следу­ющее утро я намеревался поговорить с твоим отцом, чтобы сообщить ему, где ты, и выяснить, имел ли он отношение к заговору против тебя с Натаном.

Трейгер перевел дыхание. На лице Сирены не дрогнул ни один мускул. Она напряженно ждала чудовищных под­робностей об убийстве отца.

– Ночью меня разбудил звук выстрела. Сначала я решил, что мне это приснилось, но потом вспомнил, где нахожусь. Я не убивал твоего отца. Когда я вошел в каби­нет, он лежал на полу лицом вниз, а парадная дверь была настежь распахнута. Я погнался за убийцей, однако он ус­пел скрыться в темноте. Мне ничего не оставалось, как продолжить свой путь.

Облегчение Сирены было так велико, что слезы навер­нулись ей на глаза и скатились по щекам. Она поверила Трейгеру, хотя и не ожидала, что муж сумеет убедить ее в своей невиновности.

– Ты узнал, кто выдал Натана?

Трейгер кивнул:

– Да, косвенным путем. Выяснилось, что его кузен, Сэм Хейл, известный своей приверженностью к лоялистам, приметил Натана, когда тот покидал на рассвете гос­тиницу, чтобы встретиться с другом. Сэм предупредил британцев, и Натана арестовали. Но мне так и не удалось узнать, кто донес на тебя как на сообщницу Натана. Мож­но предположить, что это один из тех, кто был на балу и мог что-либо выгадать, обвинив тебя в измене. – Трейгер замолчал, но решил быть честным до конца. – Только твой отец мог внести ясность в это дело. Сомневаюсь, что теперь мы узнаем, имел ли он отношение к объявленной на тебя охоте, а также кто лишил его жизни.

Трейгер решительно пересек комнату, не в силах про­тивиться желанию прикоснуться к Сирене, пропустить между пальцами медово-золотистые пряди, вдохнуть ее сладкий аромат.

– Мне следовало бы перекинуть тебя через колено и хорошенько отшлепать за то, что ты устроила мне эти бе­зумные гонки, – пробормотал он.

Если таково было его представление о наказании, то, с точки зрения Сирены, муж нашел весьма своеобразный способ добиться от нее послушания. Сильные руки сжима­ли ее талию, жаркое дыхание обдавало трепетавшую на шее жилку. Сирена разрывалась между небесами и адом, противясь неистовой пляске ощущений, которые рождала его близость. Кожа ее горела, мысли смешались, «Это выше моих сил, – беспомощно думала Сирена. – Разве могу я признаться ему в своей любви, как советует Анна, если знаю, как бесцеремонно он поступит, когда потеряет ко мне интерес?»

Трейгер целовал ее жадно и нетерпеливо, лишая сил сопротивляться. Оторвавшись наконец от губ Сирены, он улыбнулся и обвел указательным пальцем контуры ее чув­ственного рта.

– У тебя вкус бренди, – прошептал Трейгер, лаская взглядом ее лицо. – Вот уж не думал, что старушка по­зволяет тебе баловаться крепкими напитками.

– Вероника сама предложила мне выпить, чтобы не­много расслабиться перед нашей встречей, – ответила Сирена слегка дрогнувшим голосом, и в ее глазах сверкну­ло лукавство, когда она подняла ресницы навстречу удив­ленному взгляду Трейгера.

– Могу себе представить, как твоя бабушка произно­сит проповедь о пользе воздержания, хотя сама не прочь опрокинуть стаканчик-другой. Похоже, что у нее для себя одни правила, а для всех остальных – другие.

– У Вероники независимый характер, – весело воз­разила Сирена. – По-моему, она имеет полное право го­ворить, что думает.

– Признаться, порой мне хотелось, чтобы она умолк­ла. – Трейгер рассеянно кивнул, теряя интерес к разгово­ру: держать Сирену в объятиях было слишком большим искушением, чтобы рассуждать о сварливой вдове с брит­вой вместо языка.

– Я соскучился по этим искоркам в твоих глазах. Боже, как я тосковал по тебе!

Сирена оторвала его руки от своих бедер и отошла на безопасное расстояние.

– Тебе следовало бы радоваться, что избавился от меня, – выпалила она. – Ведь ты женился с единствен­ной целью защитить меня, но теперь Вероника позаботится обо мне и предоставит убежище.

Трейгер нахмурился, раздраженный столь неуместным в данный момент проявлением независимого нрава Сирены. Проклятие! Если обернуть вокруг нее американский флаг, то получится отличный образ для портрета мятежницы.

– И долго ты собираешься прятаться за юбками ба­бушки? – саркастически поинтересовался он. – Ты не осмеливаешься высунуть нос наружу, а Вероника, как я слышал, собирается отплыть домой на первом же корабле.

– Возможно, она пробудет здесь дольше, чем тебе кажется, – запальчиво ответила Сирена. – Бабушка не оставит меня, пока я в ней нуждаюсь.

– Для тебя здесь нет будущего, Сирена. Ты не мо­жешь свободно приходить и уходить, когда пожелаешь. Если ты останешься в поместье, прячась днем, то засох­нешь на корню и пропадешь. Боюсь также, что слишком долгое общение с Вероникой не пойдет тебе на пользу, разве еще больше отточит твой язычок.

Сирена посмотрела на него в упор.

– Я должна остаться, чтобы сохранить поместье. Хо­дят слухи, будто патриоты остро нуждаются в деньгах и не чураются того, чтобы продать собственность лоялистов, которые погибли в боях или эмигрировали в Канаду.

– Это так, но, уверяю тебя, имение твоего отца не тронут, особенно теперь, когда оно принадлежит мне.

Трейгер вглядывался в прелестное лицо, на котором застыло выражение, часто являвшееся ему во сне: неотра­зимое сочетание наивного доверия и женской подозритель­ности.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Нужно еще многое сделать, а время поджимает. Вашингтон предпола­гает расположиться на зимние квартиры в Велли-Фордж, так что на данный момент моя миссия здесь закончена. А генерал Хау собирается обосноваться в Нью-Йорке, купа­ясь в роскоши, будто война – это развлечение. Что очень глупо с его стороны. Он мог запросто припереть Вашинг­тона к стене, если бы последовал за нами в Пиксвилл, но Хау медлит и тем самым позволяет армии патриотов, кото­рая хромает на обе ноги, перегруппироваться и подгото­виться.

Его слова вызвали смятение в душе Сирены. Она ис­пытывала искушение отправиться с ним, засыпать в его объятиях холодными зимними ночами, следуя совету Анны, дорожить каждой минутой счастья. Но Сирена хотела боль­шего, чем страсть и наслаждение, большего, чем уютное гнездышко. Ей нужно было все или ничего, и у нее хватало гордости, чтобы предпочесть ничего, если уж нельзя полу­чить все.

– Собери вещи в дорогу. – Трейгер схватил ее за руку и потащил к лестнице. – Вашингтон ждет моего донесения к концу недели, а путь предстоит неблизкий.

Сирена машинально следовала за мужем, разрываясь между желанием бежать с ним и решимостью остаться. Трейгер начал засовывать в небольшой саквояж белье жены, а затем занялся платьями, торопливо складывая их и запи­хивая сверху.

Сирена перевела на него отсутствующий взор, погру­женная в свои мысли. С нетерпеливым вздохом Трейгер подошел и стал проворно расстегивать пуговицы спереди на ее бархатном платье. По мере того как нежное тело открывалось его взгляду, срочное дело превращалось в не­спешное действо. Время вдруг перестало иметь значение для Трейгера, лишь бы эта прелестница оставалась в его объятиях. Сейчас мужчина думал только о том, как бы уложить ее в постель. Слишком долго Трейгер томился и тосковал, просыпаясь один после мучительных сновидений, в которых – он готов был поклясться – русалка всегда была рядом.

Сирена затрепетала от проскочившей между ними ис­кры. Кончики его пальцев медленно и невесомо прошлись по ее груди и скользнули на плечи, стягивая платье.

– Ты хоть понимаешь, как я тебя хочу? – прошептал он, наслаждаясь прикосновением к шелковистой коже, и Сирена молча кивнула, не в состоянии противоречить, за­вороженная серебристым пламенем, прожигавшим ее на­сквозь. – Не думаю, что найду в себе силы покинуть эту комнату, пока меня сводит с ума жажда обладать тобой.

Едва заметная улыбка тронула ее губы. Трейгер напоми­нал маленького мальчика, умоляющего об одолжении, сердце которого будет разбито, если откажут в его капризе.

– Ты мой муж. Что я за жена, если откажу тебе в твоих правах?

Сирена поразилась собственным словам, удивляясь тому, что заставило ее согласиться. Должно быть, она трону­лась умом.

С обольстительной улыбкой Трейгер стянул платье с ее бедер, и оно соскользнуло на пол, окружив изящные ло­дыжки облаком из бархата и кружев.

– И ты не осуждаешь меня за страсть к твоему пре­лестному телу?

Трейгер не дал ей возможности ответить. Прижав Си­рену к себе, он накрыл губами ее рот, с восхитительным нетерпением ринувшись языком на исследование его глу­бин. Заключенная в тесное кольцо его рук, Сирена чув­ствовала, как воспламеняется кожа, как трепещет в сладком предвкушении каждый нерв. Вопреки доводам рассудка она выгибалась ему навстречу, испытывая восторг от слияния с великолепным телом, одурманенная его терпким запахом, забыв обо всем, кроме бесценных мгновений в объятиях любимого.

Лунный свет заливал шелковистые пряди, обрамляв­шие точеное лицо. Погрузив руку в густые локоны, Трейгер запрокинул ее голову для жадного поцелуя и замер, очарованный желанием, светившимся в изумрудных озерах ее глаз.

– Только сейчас я понял, как тосковал по тебе. Гораз­до сильнее, чем мне казалось.

– Правда? – прошептала она.

– Показать тебе, как сильно?

Нежно взяв в ладони его лицо, Сирена задержала ды­хание, опасаясь, что Трейгер заметит сиявшую в ее глазах любовь. Как жаль, что муж не отвечает ей тем же и она не может затронуть его сердце!

– Да, – выдохнула Сирена. – Докажи мне, что я нужна тебе. – И помолилась о том, чтобы услышать сло­ва, которые смягчат боль, терзавшую ее душу. – Люби меня, Трейгер.

Он прильнул в неожиданно нежном поцелуе, от кото­рого у Сирены выступили слезы. Будто издалека она ус­лышала собственный вздох, когда Трейгер провел рукой по внутренней стороне ее бедра. Казалось, Сирена парила, затаив дыхание, вне времени и пространства, как невесо­мое перышко, доверившееся ветру. Мысли разбегались. Она сознавала только то, что желает его, пусть на одно мгнове­ние, невзирая на боль и страдания, которые испытает, когда стихнет огонь страсти и придется расплачиваться за по­следствия собственной глупости.

Не в состоянии больше выносить сладостную пытку, Сирена вывернулась, пытаясь в полной мере вернуть без­мерное наслаждение, которое дарил ей Трейгер. Он засто­нал, когда ее руки скользнули по его груди, отслеживая полоску волос, сбегавшую по мускулистому животу. Лег­кими, как крылья бабочки, поцелуями она покрывала его бедра, сомкнув ладони вокруг его плоти.

За непостижимо короткий срок Сирена превратилась в неотразимую соблазнительницу, способную на самые изощ­ренные выдумки, приводившие его на грань безумия. Даже в сновидениях Трейгер не испытывал такого восторга, ко­торые несли в себе ее утонченные ласки. Было нечто гре­ховное в том, как хорошо она знала каждое чувствительное место на его теле, заставляя мгновенно откликаться на при­косновения ее губ и рук.

С легкостью приподняв ее, Трейгер перехватил иници­ативу и возобновил свои ласки. А когда перевернул Сире­ну на спину, обхватив мускулистыми ногами ее бедра, и она нетерпеливо выгнулась навстречу, жадно принимая плавные удары и поразив его своим самозабвением, Трей­гер впервые в жизни испугался, что не сможет утолить неистовую страсть любимой.

Губы ее приоткрылись, она предлагала ему всю себя, отдаваясь без остатка восхитительному мгновению, остано­вившему бег времени.

Их плоть стала единым целым, дыхание смешалось, сердца бились в одном бешеном ритме, вторя движениям Трейгера. То, что еще недавно представлялось Сирене пределом блаженства, не шло ни в какое сравнение с нео­писуемым наслаждением, в какое она окунулась сейчас. Слезы навернулись ей на глаза. Сердце разрывалось от заполнившей его чистой радости.