Глава 8

Часа через полтора Порция услышала, как хлопнула входная дверь. Она все еще сидела неподвижно, кутаясь в лохмотья грязного плаща и едва обращая внимание на то, что лицо больше не жжет, и опухоль вроде бы спала. Не было сил шевельнуть пальцем — не то что подняться и улечься в постель. По-видимому, треволнения ужасного дня вымотали ее окончательно. Она даже не могла собраться с мыслями.

Однако звуки снизу моментально вернули ее к жизни. Девушка подскочила к двери и осторожно приоткрыла ее. В спальне никого не было. Руфус Декатур ушел и оставил ее одну.

Порция решила, что Руфус вообразил, будто его пленница, устав, давно заснула — или, во всяком случае, настолько испугана и растеряна, что не посмеет воспользоваться незапертой дверью. В таком случае он здорово ошибся.

На цыпочках Порция пробежала через спальню и проскользнула вниз. Остатки ужина были убраны со стола, огонь в очаге затухал, а в канделябр вставлена новая свеча. Похоже, хозяин отлучился совсем ненадолго.

Порция невольно покосилась на занавеску в дальнем углу и тихонько направилась туда, не в силах сдержать любопытство. Малыши спали, как щенята, свернувшись единым клубком. С мальчиков даже не сняли верхнюю одежду! Дженет Бектон пришла бы в ярость при виде такой небрежности. Порция невольно улыбнулась ну и чушь лезет ей в голову! Нашла что сравнивать — убогий закуток в домишке Руфуса Декатура и роскошную детскую комнату в замке Грэнвилл!

Она всмотрелась в сонные лица. Вспомнился живой блеск ярко-голубых глаз. Малыши удивительно походили на своего отца. А где-то по свету скитается их мать — женщина, лишенная права носить обручальное кольцо.

Порция решительно отступила назад и поправила занавеску. Кто-кто, а женщины явно не пользовались почетом в этой берлоге.

Кстати, что это может означать для нее лично? Бесполезная заложница… одна-одинешенька в забытой Богом деревне! У нее все еще оставался кинжал, но разве в такой ситуации это поможет?

Пленница метнулась к двери и приоткрыла ее, стараясь хоть что-то рассмотреть. Со стороны того дома, который она считала столовой, доносились музыка и смех. Если вся шайка напьется до зеленых чертиков, у Порции появится шанс сбежать.

Она вышла наружу и спряталась в тени от стены. Для побега потребуется лошадь. Пешком ей ни за что не пробраться по этой жуткой горной местности.

Ночь была холодной. Пока Порция кралась по деревне, нос ей щекотали запахи нехитрой стряпни. В темноте все домики казались такими теплыми, обжитыми, и люди мирно сидят там у огня, не спеша ужинают и подшучивают друг над другом — словом, наслаждаются покоем и безопасностью.

Порция всю жизнь была никому не нужной, бездомной нищей, о которой некому позаботиться. Конечно, рядом всегда находился Джек — но разве Джека можно было считать настоящим отцом?.. Он был причиной ее появления на свет — и не более. В эту ужасную ночь, пробегая по заснеженной деревне и невольно рисуя в своем воображении картины домашнего уюта, Порция ощутила свое одиночество с особенной остротой. Вот и сейчас она совершает отчаянную попытку сбежать оттуда, где ей не место, — чтобы вернуться туда, где она снова будет чужой. Обычно ей удавалось найти забавные стороны даже в самых мрачных ситуациях. И это служило неплохой защитой от сознания собственного несчастья. Но в эту ночь защита не сработала.

Девушка обнаружила конюшню довольно быстро. Для такой убогой деревни конюшня выглядела просто роскошно — просторное длинное здание с аккуратно вычищенным двором, мощенным булыжником. Но уже в следующую минуту стало ясно, что увести коня тайком нечего и пытаться — оба конца конюшни ярко освещались фонарями, а из распахнутых дверей помещения для конюхов доносились голоса и смех. Вот кто-то вышел во двор, на ходу расстегивая штаны. Человек справил нужду в углу возле стены и вернулся назад.

Порция поспешила уйти подальше и сама не заметила, как добрела до реки. Она не знала, что привело ее на берег — то ли рука судьбы, то ли упрямое нежелание смириться с тем, что попытка побега провалилась и пора возвращаться в ненавистную тюрьму.

Пленница стояла, прислонившись к стволу дуба, и рассеянно смотрела вдаль, когда ее осенила догадка. Река пересекала деревню и уходила вниз, в сторону долины. Вот она, еще одна дорога из логова Декатура!

Деревни часто строят на берегах рек. Реки пробивают себе путь через любые преграды. И если двигаться вниз по этой реке, рано или поздно она доберется до какого-нибудь жилья — может, даже до другой деревни! Ах, если бы ей оставили коньки…

И тут она увидела нечто иное. Возле берега стояли сани. Деревянные полозья были отполированы и блестели, как шелковые. Порция кинулась к саням, по-прежнему осторожно пригибаясь, хотя до сих пор не было признаков поднявшейся тревоги. На берегу не виднелось ни одной живой души.

На сани были навалены выделанные шкуры. Просто невероятная удача. Если не удастся быстро добраться до жилья, то под этими шкурами она не замерзнет, когда придется сделать привал. Сердце запело у Порции в груди. Теперь она не сомневалась в успехе. Она верила, что замечательные сани с их бесценным грузом поставила здесь сама судьба. И это ее судьба — сбежать от Декатура!

Вот только как она будет передвигаться? Наверное, хозяин запрягает в сани собак или даже пони. А может, толкает сани сам? Но тогда не обойтись без коньков.

Наконец она заметила шест, прислоненный к заднему краю саней. Он был сделан, как багор на барже — да и служил, видимо, тем же целям. Стоя на санях, очень удобно отталкиваться таким шестом. Так просто… так удивительно и рационально!

Порция даже нервно оглянулась: неужели ей действительно так повезло? А вдруг это ловушка, очередная дьявольская выдумка проклятого Декатура, заранее предвидевшего ее побег? Но разве можно ему верить… верить его обещаниям, что с пленницей не случится ничего плохого? Обычно к военнопленным относятся снисходительно — если не ловят их на попытке совершить побег. Тогда все прежние договоренности летят к черту. А если поймают Порцию, то что сделают с ней? Превратят в предмет для развлечений… если не самого Декатура, то его диких головорезов — это уж точно. Несмотря на холод, ее лоб покрылся липким потом. Она не имеет права не сбежать — просто, как Божий день. Она не имеет права быть пойманной.

Сани были массивнее, чем показались на первый взгляд, и Порция совсем запыхалась, пока умудрилась стащить их с берега на лед. То и дело она оглядывалась, что из какого-нибудь дома выскочит хозяин саней и поднимет на ноги всю деревню. Однако берег оставался все таким же пустынным и тихим — лишь гул голосов и музыки в столовой разносился далеко в морозном воздухе, пронизанном лунным светом.

Слава Богу, оказавшись на льду, сани стали такими же легкими и послушными, как детская лодочка.

Порция кое-как дотолкала их до середины реки, а затем устроилась сзади, сжимая в руках шест. Толчок — и сани двинулись вперед с поразительной скоростью, все сильнее разгоняясь на гладком льду. Это походило на чудо. Достаточно было лишь легкого толчка, чтобы проехать всю деревню. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, что девушка двигалась сверху вниз, спускаясь из гор в долину. С чувством невыразимого восторга Порция вслушивалась в легкий бег ее необычного экипажа, давно оставившего позади огоньки деревни Декатура. Неужели у нее получилось?!

Часовой на первой излучине реки увидел сани издалека — темный силуэт на блестящем речном льду. Он даже крякнул от удовольствия. Он рад был чему угодно — лишь бы развеять смертельную скуку бесконечных одиноких часов ночного дежурства на обдуваемом всеми ветрами насесте, устроенном в кроне старой березы. Его наблюдательный пункт был одним из шести таких же, разбросанных вдоль реки на протяжении первых десяти миль от деревни Декатура. Он запалил сигнальный факел, который предупредит и часовых на вершине горы, и тех его товарищей, что так же караулили речное русло. А потом закутался потеплее в подбитый мехом плащ и принялся следить за приближавшимися санями.

Пока они скользили под березой, часовой успел разглядеть, что их толкают с помощью шеста. Сани быстро летели вперед, так что гладкие полозья пели на льду. Кажется, они принадлежали Бертраму, местному охотнику, который собирался везти шкуры на продажу в ближнюю деревню в двадцати милях ниже по реке. Вряд ли Бертрам будет счастлив, если кто-то уведет его сани да в придачу плоды труда за несколько недель.

Впрочем, кто бы там ни увел у Бертрама сани, далеко ему не уйти. Вон на горе уже светится ответный огонь — стало быть, не пройдет и десяти минут, как доложат хозяину.

На самом деле Руфус узнал о непрошеных пришельцах на реке гораздо быстрее, чем через десять минут. А уж ему и вовсе не составило труда догадаться, кто же был столь любезен, что немного развлек его часовых, исправно несущих службу на протяжении долгой холодной ночи.

Новость застала его за столом. Добрый ужин, кувшин вина, общество верных друзей должны были вознаградить графа за долгий, полный разочарований и неудач день. И естественно, что такая новость не прибавила ему хорошего настроения. Не обращаясь ни к кому конкретно, Руфус зарычал:

— Черт побери! Она хоть когда-нибудь угомонится? Ну как можно вообразить, будто мы позволим кому угодно ш пяться здесь туда-сюда, да еще воровать чужие сани?

— Похоже, что она вообразила именно это, — заметил Уилл. — Хочешь, я ее поймаю?

— Нет, будь она проклята, я пойду сам! — Руфус перекинул ногу через скамью возле длинного стола и отшвырнул салфетку. — Как назло, я едва успел попробовать этот пирог с рыбой, — добавил Декатур с новым всплеском ярости. — Дьявольское отродье! Черта с два, я все же закончу ужин. — Он решительно сел и взял в руки вилку. — Джед, седлай Аякса. Будет веселее дать ей прокатиться до третьего поста. Пусть подольше думает, будто и впрямь удрала, — со злорадством продолжал он. — Тем сильнее ее поразит неудача.

Джед, тот самый малый, что принес известие, отсалютовал и помчался в конюшню — седлать Аякса.

Руфус не спеша прикончил рыбный пирог, однако Уилл отлично видел, что кузену уже не доставляет удовольствия вкусный ужин, и юноша невольно пожалел мисс Порцию Уорт, которой придется отвечать за испорченный вечер.

— Ладно. — Руфус оттолкнул пустую тарелку и встал. — Пора положить этому конец. — И он направился к двери, на ходу застегивая плащ, с более чем мрачным лицом. Проще всего дать девчонке удрать, все равно от нее никакого толку. Но что-то в глубине души противилось и не позволяло Дека-туру просто так взять и отпустить Порцию куда глаза глядят. Рано или поздно он сделает это — но только когда будет сам готов. А пока он к этому не готов. А кроме того, она увела сани — не говоря об их грузе. Среди его людей воровство почиталось одним из самых тяжких грехов.

Джед уже подвел к крыльцу Аякса. И подержал стремя, помогая хозяину взобраться в седло.

— Я послал гонца к часовым, милорд. Они не будут ее останавливать до нового приказа.

— Хорошо.

Повинуясь малейшему движению всадника, огромный караковый жеребец рванулся вперед.

Третий пост находился милях в трех от того места, где Порция взяла сани. Руфус скакал по берегу параллельно руслу реки. Времени было более чем достаточно.

Сильному мужчине понадобится не меньше часа, чтобы преодолеть это расстояние на санях с помощью шеста. И тут, несмотря на снедавшее его раздражение, Декатур с ухмылкой отдал должное упрямству отчаянной девицы. Вряд ли она имеет хоть малейшее представление о том, как далеко ей пришлось бы прокатиться, чтобы считать себя в безопасности, за пределами охраняемой территории.

А вот и третий пост. Руфус тихонько подъехал поближе и Натянул удила, осторожно окликнув часового:

— Она еще далеко?

— Ярдов двести, сэр.

Граф заставил Аякса встать на самой кромке берега и неподвижно замер, следя за приближением саней.

Порция заметила его далеко не сразу. Слишком была поглощена борьбой с шестом. То, что поначалу казалось едва ли не забавой, очень скоро превратилось в тяжкий, напряженный труд, от которого давно ломило все мышцы, а на ладонях вспухли волдыри, хотя она орудовала шестом, не снимая перчаток. В очередной раз пытаясь прикинуть, достаточно ли далеко она успела отъехать, чтобы сделать передышку, беглянка устало подняла голову. И увидела перед собой темного всадника на коне. Они заслонили собой весь свет, они стояли перед ней, словно вестники Страшного суда.

Ей стало дурно. Руки безвольно опустились. В голове вертелась одна мысль: это слишком несправедливо. Она уже успела поверить в свой побег — и вот пожалуйста, он сидит и ждет ее на берегу. И лопается от гордости. Ей хотелось завизжать от отчаяния, но страх намертво запечатал уста.

А может, еще есть возможность приналечь на шест — так, чтобы проскочить мимо?.. Но вряд ли она сумеет тягаться в скорости с огромным конем. Только еще сильнее вымотается и получит новую порцию издевательств… как будто сама по себе ситуация, в которой она оказалась, не являлась издевательской! Как ни странно, в какую-то минуту ей удалось почерпнуть долю отваги в снедавшем душу ледяном страхе. Уж во всяком случае, Руфус не должен догадаться, как ей страшно.

Порция подняла шест, позволяя саням постепенно остановиться как раз посередине реки. Она сидела на куче выделанных шкур и ждала.

Руфус соскочил с коня и ступил на лед. Медленно и осторожно он приближался к саням, не спуская с пленницы глаз.

— Что это мы поделываем здесь, мисс Уорт?

— Удираем во всю прыть, — фыркнула Порция. — А что еще, по-твоему?

— Да, я тоже пришел к подобному выводу, — подтвердил он с предательски-безмятежной улыбкой. — И снова мне приходится утверждать, что побеги вам удаются не очень успешно.

Сложив на коленях руки, Порция сидела не шелохнувшись, чувствуя, как разгоряченное тяжким трудом тело остывает под суровым дыханием ночи. Черт побери, она уже озябла не на шутку, а этот изверг все еще стоит как истукан и любуется ею с людоедской улыбкой, не скрывая своего злорадства! Впрочем, наравне с уколами ледяных игл Порция ощущала и исходившие от него волны ярости. Он ведь предупреждал о своем крутом нраве… и она сама не раз видела, как этот нрав готов был прорваться наружу. А вот теперь он решил вволю над ней поиздеваться. Вон как сверкают его голубые глазищи — безжалостные, холодные, холоднее льда у него под ногами!

— Что ты собираешься сделать? — не выдержала Порция.

— Сделать? — Рыжая бровь надменно поползла вверх. — А как по-вашему, мисс Уорт, что мне следовало бы сейчас предпринять?

Порция упрямо сжала губы.

— Что угодно, только поскорее, — буркнула она себе под нос, почему-то жалея, что ей приходится препираться с Руфусом сидя. Может быть, стоя она почувствует себя увереннее?

— Эти сани принадлежат Бертраму. И когда утром он соберется в дальнейший путь, то пожелает получить свое имущество в целости и сохранности. Так что тебе лучше поспешить.

— Поспешить?! — До Порции не сразу дошел весь ужас того, что подразумевалось под небрежными словами.

— Тащите их обратно, мисс Уорт, — сурово кивнул Руфус. — У нас, в деревне Декатур, воров терпеть не могут.

— Но деревня вверх по реке!

— Да, похоже, что так. — И он отступил на шаг от саней.

— А я проедусь верхом вдоль берега… просто на случай, если тебя снова посетят бредовые идеи. — Белые зубы ярко сверкнули в густой бороде, однако вряд ли эту улыбку можно было назвать дружеской.

Порция тупо уставилась на свои бедные руки. Тонкие перчатки протерлись до дыр, на ладонях вспухали волдыри. Стиснув зубы, пленница встала, взяла в руки шест и оттолкнулась. Сани сдвинулись едва ли на фут. Как будто кто-то исцарапал полозья или обмотал их тряпкой. Порция закусила губу и снова налегла на шест.

Руфус, стоя на берегу, вволю налюбовался этой картиной, прежде чем снова сесть на Аякса и заставить его медленно шагать по берегу, держась вровень с санями. Мало-помалу снедавший его гнев иссяк. Еще до своего отчаянного побега пленница валилась с ног от усталости — наверное, то, что ей приходится проделывать сейчас, хуже самой изощренной пытки. И в который уже раз Декатур не смог подавить восхищения ее несгибаемым духом. Помнится, он сам утверждал в замке Грэнвилл, что между ними много общего. Это воспоминание окончательно усмирило гнев. Совершенно верно, попади Руфус в сходную ситуацию, он бы повел себя точно так же.

Впрочем, это не значит, что ему нравится проводить вечера, гоняясь за Порцией по горам. И с новым всплеском раздражения в голосе он приказал:

— Порция, оставь сани и ступай сюда.

Но она и не подумала подчиниться — скрипя зубами, раз за разом вонзала в лед проклятый шест. Впереди не было видно ни огонька — наверное, все в деревне улеглись спать. В мыслях маячило лишь видение узкой кровати в чулане для яблок, огонь в камине и блеск свечи. Нужно было выкинуть из головы все остальное, заставить себя сосредоточиться на одном: необходимости толкать и толкать сани вперед.

— Ах ты чертовка! — взревел Руфус, окончательно разозлившись. — Ты будешь слушаться наконец или нет?!

На сей раз она все же удостоила его взглядом: оказывается, он остановил коня, привстал в стременах и даже сложил ладони рупором — вот отчего раскаты его голоса оказались такими оглушительными.

— Зачем? — только и осведомилась пленница, продолжая орудовать шестом.

— Потому что я так велю! — заорал Руфус. Он в жизни не видел такого упрямства! — А теперь давай быстро иди сюда!

Порция отбросила шест и слезла с саней. Ее больше не волновали новые унижения, приберегаемые хозяином деревни Декатур. Она и так была полумертвой от усталости и холода — пожалуй, чем скорее из «полу» станет просто «мертвой», тем легче. Скользя и падая, она кое-как вскарабкалась на берег и встала перед своим мучителем, упираясь руками в бока:

— Что дальше?

— Дай руку и поставь свою ногу на мою, — велел Руфус, наклонившись в седле.

И все же Порция подчинилась не сразу: страх обуял ее с новой силой. Вид Декатура не обещал ничего хорошего. Неужели он и правда смягчился и готов сам отвезти ее обратно в деревню?

— Мисс Уорт, если мне все же придется спешиться, один из нас об этом сильно пожалеет, — промолвил Руфус, нетерпеливо щелкнув пальцами.

Сильно смахивало на то, что решит ли Порция подчиниться или нет — один черт, пиши пропало. И она протянула руку, которую тут же сильно, до боли сжали его длинные пальцы. Ей еще хватило сил задрать ногу настолько, чтобы опереться на тяжелый сапог, вставленный в стремя, — после чего ее вздернули наверх, как котенка.

— Ты что же, так и бросишь здесь эти сани? — ехидно поинтересовалась она. — А мне-то казалось, что твой Бертрам — или как там его зовут — непременно пожелает увидеть их там, где оставил с вечера!

Руфус опешил. Ее хоть чем-нибудь можно пронять? Но тут он почувствовал, как она дрожит. Задавая свой дерзкий вопрос, девушка посмотрела на него, и в ярком лунном свете ему удалось различить в глубине зеленых раскосых глаз и боль, и страх, тщательно скрываемые под внешней бравадой. Его рука сама собой потянулась погладить бледную щеку. Зеленые глаза распахнулись еще шире. Страх исчез, и его место заняло нечто иное. Удивление, смешанное со странным ожиданием. И Руфус понял, что сейчас ей вспомнился мимолетный поцелуй во дворе замка Грэнвилл. Он поцеловал ее просто так, чтобы подразнить, и для него этот поцелуй ничего не значил. Конечно, ничего…

Он решительно убрал руку, завернул дрожащую, измученную девушку в полы своего плаща и пустил Аякса рысью.

Порция из последних сил боролась с усталостью и пыталась сидеть прямо. На щеке все еще сохранялось тепло от странной неожиданной ласки, хотя девушка отлично понимала — так тигр может тронуть лапой свою жертву, желая с ней поиграть. Он издевался над ней еще з тот день, когда повстречал на гулянье в замке, — и занимается тем же сейчас. Ему явно доставляет удовольствие эта игра, и она будет круглой дурой, если хотя бы на один миг позволит себе верить, что он был искренен. А он наверняка успел заметить по ее глазам эту глупость.

— Ради Бога, сядь поудобнее! — Одним нетерпеливым рывком Руфус заставил ее опереться спиной к себе на грудь. — Не бойся, не уколешься! — Его руки прижимали Порцию с такой силой, что нечего было и пытаться вырваться. Всей спиной она ощущала широкую мощную грудь и гулкое биение его сердца. Кажется, ее собственное сердце стало биться с ним в унисон, и эта иллюзия поглотила все остальные мысли.

Не прошло и десяти минут, как всадники оказались в темной и тихой деревне. Даже несмотря на приятную расслабленность, Порция не смогла подавить дрожи отчаяния при мысли о том, сколько времени и усилий отнял бы у нее тот же путь на санях — если предположить невероятное и считать, что она вообще смогла бы его проделать. Тем временем Руфус подъехал к своему дому, спустил ее на землю и сказал:

— Ступай к себе и ложись. А я отведу Аякса в конюшню.

Этот тип привык вертеть окружающими как заблагорассудится. Слабое раздражение, испытанное от этой мысли, немало порадовало Порцию. Стало быть, она еще не окончательно раскисла.

Девушка вернулась в дом. Тепло от очага было истинным благословением! Скорчившись над угасавшими углями, она подставляла огню побелевшие от холода руки и стар&чась совладать с жутким ознобом. Из-за занавески донеслось сонное бормотание. Пленница застыла, однако в следующий миг все снова затихло. Наверное, кто-то из мальчиков говорил во сне. Через пять минут в хижину неслышно вошел Руфус. И сердито уставился на нее:

— Я думал, ты уже спишь.

— Я слишком замерзла, чтобы сразу подняться.

— Там тоже достаточно тепло. Идем. — Он махнул рукой в сторону лестницы. — Полагаю, нынче ночью тебе удалось усвоить кое-что о порядках в военном лагере, но просто на всякий случай, если ты все еще сомневаешься, мне придется предпринять кое-какие меры. Тогда мы оба сможем спокойно отдохнуть хотя бы остаток ночи.

И Руфус дал ей сильный шлепок пониже спины, чтобы заставить двигаться.

— В конце концов, — раздраженно продолжал он, оказавшись в своей спальне, — день выдался на редкость тяжелым, и терпение мое на исходе. Ты тоже наверняка устала, так что давай сделаем друг другу одолжение и просто ляжем спать, не вступая в новые споры.

Он снял перчатки, расстегнул плащ и бросил все это в ногах кровати. За верхней одеждой последовала солдатская куртка, потом Руфус сел и стал стягивать с ног сапоги и чулки. Порция, пребывая в каком-то остолбенении, молча следила, как он расстегивает ремень на штанах.

— Ради Бога, милочка, что ты стоишь как неживая?! — Декатур раздраженно смерил ее взглядом. Теперь на нем было одно исподнее. — Или ты собралась спать в одежде? Может, все же отправишься к себе и наденешь ночную рубашку? — Он подошел к тазу с водой и принялся пригоршнями плескать воду в лицо.

Порция вошла в свой чулан и затворила дверь как можно плотнее. Она понятия не имела о том, на какие такие меры предосторожности намекает Руфус. Хорошо, если ей хватит сил просто стащить с себя грязное драное платье и добраться до койки, — разгадывать загадки она не собиралась.

Стук в дверь застал ее врасплох: она как раз пыталась завязать тесемки на ночной рубашке и от неожиданности чуть не подскочила на месте.

— Выходи, Порция, я готов.

— Что?! — Дрожа как осиновый лист, она ошалело уставилась на дверь.

Дверь распахнулась, и синее пламя пронзительных глаз Руфуса Декатура прожгло ее до самых печенок. Он подтвердил свой приказ выразительным жестом и утомленно повторил:

— Я на самом деле жутко устал. Иди сюда! — Приказ был отдан тоном, не терпящим возражений, и Порция двинулась вперед.

— Что ты собрался делать? — Все ее недавние страхи мигом выскочили наружу. Она одна, совершенно беспомощная, в спальне у полуголого мужчины. Никто не услышит 130 ее криков о помощи, а если и услышит — разве кто-то посмеет помешать хозяину деревни Декатур развлекаться по своему вкусу?

— Я собираюсь спать, — внятно промолвил он. — Точно так же как и ты. Но поскольку мне надоело за тобой гоняться, то я хочу быть уверен, что до утра ты никуда не удерешь. — И он потащил ее за руку к себе в спальню.

Порции показалось, что каким-то колдовством ее лишили всей воли к сопротивлению. Все происходило как бы во сне. Вот Руфус накинул ей на талию свой ремень, пропустил свободный конец через пряжку, но застегивать не стал, а просто зажал в руке. Он что, еще и извращенец вдобавок?!

— К счастью, ты достаточно худая и длины этого ремня хватит, чтобы дать тебе свободно двигаться, — бурчал себе под нос Руфус, откидывая одеяло. — Вот, ты можешь спать под одеялом, а я лягу на краю и укроюсь пледом. Таким образом нам вполне удастся соблюсти приличия.

Он вдруг громко рассмеялся — по виду Порции было ясно, что она сочла Декатура повредившимся в уме.

— Вообще-то здесь не особо придерживаются приличий, — милостиво пояснил он. — Однако иногда приходится учитывать мнение посторонних. А теперь не соблаговолишь ли ты лечь под одеяло?

Но Порция не двинулась с места.

— А ну! — Сильные руки подхватили ее и закинули на середину кровати. — Ложись. — Руфус накинул на нее одеяло, затем лег сам и закутался в толстый шерстяной плед. Свободный конец ремня он намотал на запястье и закрепил таким узлом, который, по мнению перепуганной пленницы, никто и никогда не сможет развязать. — Вот так. Теперь я могу быть уверен, что проснусь, как только тебе в голову придет очередная шальная идея. Приятных вам снов, мисс Уорт.

И в ту же минуту Руфус Декатур крепко заснул сам, чем поверг свою пленницу в окончательное замешательство.

На какое-то время она застыла, опасаясь даже перевести дыхание. Всего минуту назад она полагала, что ее вот-вот изнасилуют, а теперь оказалась уложенной в теплую кровать, где ей ничто не грозило — так, словно рядом с ней мирно спал сам Джек. За долгие годы скитаний она успела привыкнуть делить с отцом и спальню, и кровать. Они с Джеком укрывались одним одеялом, и Порция могла часами лежать без сна, вслушиваясь в его затрудненное дыхание и даже временами испуганно замирая, когда казалось, что промежутки между вдохами становятся слишком велики. Она боялась, что отец вообще перестанет дышать, и до сих пор отлично помнила чувство облегчения, охватывавшее ее всякий раз, когда хриплые неровные звуки возобновлялись. Это хриплое дыхание да еще пьяный храп — вот и все колыбельные, которые ей довелось услышать в детстве и которые способны были навеять на нее спокойный сон.

Глаза защипало от слез, и Порция сердито смахнула их, не думая о том, что может разбудить соседа. Однако мало-помалу в объятиях жаркой пуховой перины ее озябшее тело стало согреваться. Вызыв&д раздражение только поводок, но и он не причинял особых неудобств — Порция попробовала повернуться и проделала это с легкостью.

Ее сосед тихонько посапывал во сне, и веки наливались такой тяжестью, что вряд ли Порция смогла бы бороться с дремотой, даже если бы стояла на ногах, а не лежала, уютно свернувшись в этом теплом гнездышке…

Руфус проснулся через несколько часов. Он всегда просыпался легко, вне зависимости от того, насколько кратким был сон и утомительным вечер накануне. Порция свернулась клубочком на краю кровати и дышала ровно и глубоко. Опираясь на локоть, Руфус присмотрелся к своей пленнице повнимательнее. Конечно, глазеть вот так на ничего не подозревающего спящего человека не очень-то прилично, однако их предыдущее общение складывалось в основном из перепалок. Порция Уорт постоянно откалывала такие штучки, что не могла не разбудить в Руфусе любопытства.

Невольно он подумал о том, что судьба явно поскупилась на козыри, когда метала карты для этой представительницы рода Грэнвиллов. Даже самый ярый поклонник аляповато-ярких красок не смог бы пожаловаться на недостаток медно-красного и рыжего оттенков, насыщавших пламенную шевелюру, вздымавшуюся над бледным скуластым лицом. Пожалуй, единственной привлекательной чертой можно было назвать глаза. Но даже если бы они не были сейчас закрыты, их достоинства вряд ли перевесили бы массу недостатков во внешности Порции Уорт. Не говоря уже о тощей, угловатой, непривлекательной фигуре. Как странно, что этот несгибаемый дух, способный бросить вызов всему свету, получил от природы столь невзрачную оболочку! Порции пришлось испытать многое за свою недолгую жизнь, однако трудности не сломили ее. Вряд ли жалость к себе можно назвать одной из слабостей этой девицы, хотя Господь свидетель — у нее наверняка найдется немало поводов для отчаяния.

Руфус поймал себя на том, что улыбается, глядя на нее: случайно угодившая в заложницы девица обладала темпераментом под стать его собственному. Мало того, что он захватил никому не нужную нищую, за которую и торговаться-то никто не станет, — вместо изнеженного, покорного ребенка судьба подсунула бойца, попросту не способного смириться с поражением. И от этого каприз фортуны казался Декатуру вдвойне несправедливым и обидным.

Одним ловким движением он развязал узел на запястье, а потом просунул руку под одеяло, чтобы расстегнуть пряжку на талии у пленницы. Естественно, его рука натолкнулась на обнажившееся тело. Никогда прежде он не ощущал под ладонью такую гладкую и шелковистую кожу. Рука словно сама по себе приникла к ней, хотя Руфус понимал, что скорее всего ночная рубашка задралась во время сна и он прикасается к ягодицам. Рассудок настойчиво советовал оставить все как есть и поскорее выбраться из кровати, однако пальцы не желали внимать этим советам.

Они продолжали осторожно скользить по восхитительной мягкой коже, пока кровь не закипела в жилах и чресла не напряглись от желания. Теперь Руфус ни за что бы не прервал эти сладостные исследования по собственной воле, но Порция внезапно пошевелилась и что-то пробормотала во сне, отпихнув дерзкие пальцы, как надоедливых насекомых. Крайне неохотно Декатур убрал руку из-под одеяла и заставил себя подняться, чтобы вернуться в реальность холодного зимнего утра.

Совсем уже решившись оставить ремень на Порции, Руфус и сам не понял, как снова оказался возле постели и осторожно приподнял одеяло, виновато вслушиваясь в ровное дыхание спящей. Длинные ноги были подтянуты к самой груди, а руки скрещены, и свернувшаяся калачиком хрупкая фигурка показалась Декатуру невероятно трогательной.