Тем временем Руфус добрался до бочонка и взял кружку с элем из рук румяного крестьянина. Не снимая рукавиц, добрый малый держал здоровенную жареную картофелину и не спеша откусывал от нее, глазея на более чем фривольное представление, затеянное бродячими артистами.

Нигде не было видно самого Като, и Руфус язвительно подумал, что Грэнвилл, похоже, считает недостойным водиться с простонародьем. Пусть пока пляшут на затеянном им празднике в честь его решения, от которого в деревнях прибавится вдов и сирот, — а он предпочтет держаться в стороне.

Внезапно хозяин замка появился на противоположном конце двора. Като беседовал с тремя самыми крупными землевладельцами между Ламмермуром и Йорком. И означать это могло лишь одно. Виконт Чартер, граф Фэйрокс и сэр Грэм Престон под предводительством Грэнвилла встанут на сторону парламента. Руфус сгорал от желания подслушать, о чем сговаривалась эта троица.

Не забывая об осторожности, не высовываясь из толпы, не спеша попивая свой эль и не делая лишних движений, он стал продвигаться по двору. Это выглядело так естественно, что ни у кого не вызывало подозрений.

Порция не успела остановиться и врезалась в крепостную стену. Она с хохотом цеплялась за камни, все еще охваченная чувством невероятной свободы, которое дарила ей эта нехитрая забава. А чего стоил свежий морозный воздух — после удушающего дыма больших городов, которым она дышала всю жизнь! Прежде ей не так-то часто выпадала возможность покататься на коньках, а эти костяные полозья, что были прикреплены к ее башмакам, оказались еще и превосходно заточены. К полному восторгу хозяйки, коньки могли развить просто невероятную скорость — в тех редких случаях, когда ей хватало умения с ними справиться.

— Рано или поздно я научусь останавливаться сама, а не налетать на стену! — крикнула она Оливии, которая намного превосходила подругу в конькобежном искусстве и остановилась, сделав изящный разворот.

Но внимание Порции уже привлекла суета на мосту — народ из деревень все прибывал, — и она лукаво прищурилась:

— Оливия, а не принять ли нам участие в празднике?

— Н-но нас никто не пригласил, — опешила та.

— Не пригласил, но ты, как дочь своего отца, могла бы чуть-чуть поиграть в хозяйку? — Разглаживая на пальцах перчатки, Порция ждала, пока подруга обдумает это неожиданное предложение.

— Но я никогда этого не делала, — нерешительно промямлила она. Это ведь Д-диана здесь хозяйка…

— Но Диана наверняка не высунет сегодня носа из опочивальни, — напомнила Порция. Она прислонилась к стене, скрестив руки на груди. В весело блестевших зеленых глазах играли озорные бесенята.

Оливия снова замкнулась, погруженная в свои думы. Ее взгляд нерешительно скользнул вверх по громаде массивных крепостных стен. Оттуда, из внешнего двора, вовсю неслись дразнящие звуки музыки и веселые голоса.

— Это выставит Диану небрежной хозяйкой, — медленно промолвила она.

— Прелестно! — хихикнула Порция. — Пошли. — Девушка села, чтобы снять коньки. Оливия сделала то же самое. — А меня это на целое утро спасет от когтей Дженет Бектон!

В нервном смехе Оливии слышалось радостное возбуждение, когда подруги решительно направились по мосту в замок.

Като подивился, заметив обеих девочек в самой гуще гулянья, однако остался доволен, когда заметил, как уверенно держится Оливия. Она решила присмотреть за тем, чтобы на столах постоянно было вдоволь угощения. Похоже, его дочь знала, что делать.

Порция сочла, что Оливия не нуждается в ее помощи, пока занимается скучными хозяйственными хлопотами, и направилась к кострам. Муки голода были слишком свежи в ее памяти, чтобы упускать возможность лишний раз поесть.

Она ловко протиснулась поближе к тому костру, над которым висел молочный поросенок. Какой-то старик, прикрывший горбатую спину темным домотканым плащом, стоял рядом с вертелом и рассекал ножом хрустящую корочку, ловко подхватывая сочные ломти мяса на острие ножа и предлагая всем желающим.

— Я бы тоже съела кусочек, добрый человек, — радостно заявила Порция, сняв перчатки и грея руки над костром. Она оказалась совсем рядом со стариком — и тут же ее охватило удивительное чувство. По спине побежали мурашки, как будто девушка увидела призрак. Она застыла на месте, не смея вздохнуть. Поразительная догадка вспыхнула в голове.

— Вы любите поджаристую корочку, сударыня? — Незнакомец говорил старческим хриплым голосом, с сильным йоркширским акцентом, пока кромсал мясо, вырезая кусочек получше, с золотистой хрустящей корочкой. Наконец он обернулся к Порции, и лукавые голубые глаза ярко блеснули.

Порция недоуменно уставилась на Руфуса Декатура. Что он здесь делает?! Нет, вы только полюбуйтесь: смертельный враг лорда Грэнвилла как ни в чем не бывало разгуливает по замку, не брезгуя подкрепиться жареным поросенком! Девушка машинально подалась назад, прочь от толпившихся возле вертела людей, не понимая сама: желает она защитить Декатура или самое себя?.. Однако Руфус Декатур не отставал ни на шаг, все еще протягивая ей кусок мяса на конце ножа.

— Вы что, совсем рехнулись? — Сама того не подозревая, Порция только что повторила слова Уилла.

Похоже, Руфус и не думал ей возражать, хотя это не убавило его веселья: лукавые голубые глаза все так же смотрели на ее растерянное лицо. Невероятно — он смеялся, и Порция поняла, что ей предлагают вместе насладиться рискованной шуткой!

— Вы рехнулись? — повторила она чуть слышным шепотом, безуспешно пытаясь стряхнуть с себя чары этого удивительного взгляда.

— Я так не считаю, мисс Уорт, — рассудительно возразил Руфус. — Однако будет лучше, если вы перестанете пялиться на меня, как кролик на удава. Боюсь, это может привлечь нежелательное внимание и все мои труды остаться неузнанным пойдут прахом.

Забывшись на минуту, Порция затравленно оглянулась, и Руфус с упреком напомнил:

— Вот-вот, так вы наверняка привлечете чье-нибудь внимание.

Он повел рукой — полы плаща распахнулись, как крылья огромного нетопыря, и Порция сама не заметила, как двинулась вперед, увлекаемая движением этих крыльев. Мелькнула запоздалая мысль, что скорее не она двинулась, а ее передвинули. И когда она остановилась — также не по своей воле, — оказалось, что от остальной толпы их отделяет мощный выступ у основания башни.

— Что вам нужно? — прошипела она.

Порцию по-прежнему укрывало огромное крыло: они стояли так близко, что можно было ощутить тепло его сильного тела, запах грубо выделанной кожи на солдатской куртке и мокрой от пота шерстяной рубахи. Казалось, весь мир в этом тесном, темном, насыщенном незнакомыми запахами пространстве — даже гул празднично шумевшей толпы — доносился как будто издалека.

Руфус не соблаговолил ответить. Он просто еще раз предложил ей ломоть мяса на острие ножа. Не соображая, что делает, Порция машинально взяла его и тут же ойкнула: поросятина обожгла пальцы.

— Осторожнее! — предупредил Руфус с искренним сочувствием. А потом взял у Порции мясо и как следует подул. — Вот, попробуй теперь. — Исходящий соком ароматный кусок оказался возле самых губ, и Порция, как заколдованная, послушно открыла рот. Ах, как это было вкусно! Тонкая корочка похрустывала на зубах, и мясо под ней прожарилось в самый раз, было сочным и нежным. Девушка наслаждалась угощением, как человек, который знает истинную цену вкусной еде, позабыв ради этого удовольствия обо всем на свете и не замечая, с каким пониманием и заботой следит за ней Руфус.

— Понравилось? — спросил он, и от этого негромкого голоса их близость посреди буйной и шумной толчеи как будто еще усилилась. Декатур облизал свои пальцы, а потом, сосредоточенно нахмурясь, вытер Порции губы и щеки от остатков мясного сока. Кожа у него на пальцах была грубой, и от их прикосновения губы слегка поджались. На какой-то неуловимый миг ее нежная щека оказалась в сильной, покрытой мозолями от меча ладони бывалого солдата. Это было приятно и вызвало во всем теле какое-то неясное томление, по его рука тут же опустилась. Завороженная, Порция следила, как Руфус не спеша облизал снова свои пальцы, прежде чем спрятать нож и натянуть рукавицы.

Медленно, неохотно земля перестала вращаться перед ее ошеломленным взором, побуждая отчаянно уцепиться за проблеск реальности. И Порция снова спросила:

— Что ты здесь делаешь?

— О, я здесь… как бы это сказать… подбираю крошки с господского стола, — отвечал Руфус с неопределенным жестом, который мог означать что угодно.

— Ты шпионишь?

— Если тебе угодно воспользоваться именно этим словом, — согласился он.

— Но ведь лорд Грэнвилл тебя повесит! — И ей во всех подробностях представилось, как в их уголок двора врывается взвод солдат Грэнвилла. Против толпы один человек бессилен — даже такой силач, как Руфус. И они измолотят его до кровавой каши, прежде чем… О, ей приходилось видеть, как вешают людей. Она видела, каким нелепо длинным становится тело на веревке, голова отогнута под невероятным углом, лицо лиловое от удушья, глаза выпучены… Ей стало тошно, и то самое мясо, которое минутой раньше доставило Порции такое удовольствие, едва не выскочило наружу.

— Ну, сначала Грэнвилл должен найти меня в этой толпе. — Руфус не отрывал глаз от ее лица, на котором яркие веснушки спорили с природной бледностью кожи. — Что такое? — удивился он, заметив ужас в раскосых зеленых глазах. — У тебя такой вид, будто ты повстречалась с самим дьяволом!

— Похоже, так оно и есть, — фыркнула Порция, став наконец-то. сама собой. — И имя этому дьяволу — Руфус Декатур. Неужели тебе не ясно, что стоит мне щелкнуть пальцами — и вся рать лорда Грэнвилла слетится сюда, как мухи на дохлятину?

— Но ведь вы не собираетесь выдать меня, не так ли, мисс Уорт? — Он взмахнул рукой, и полы огромного плаща снова накрыли ее с головой — так, что девушка оказалась притиснутой к нему вплотную. Эта странная и волнующая близость заставила Порцию ощутить себя едва ли не сообщницей шпиона, столь нагло пробравшегося в логово заклятого врага.

— По какой такой причине?

— О, причин найдется множество, — двусмысленно улыбнулся он. — Но главная из них та, что у тебя не хватит духу обречь человека на смерть.

— Ну, Декатура-то я обреку запросто, — выпалила Порция, больше всего желавшая убраться подобру-поздорову. Но за спиной у нее была стена, перед ней, как щит, стоял Руфус, а его плащ укрывал парочку от окружающего мира, создавая возмутительно интимную обстановку. — Не забывайте, лорд Ротбери, что я из рода Грэнвиллов!

— Нет, я об этом не забыл, — покачал головой Руфус. — И тем не менее… — Он задорно улыбнулся, и Порция заметила тоненькие морщинки в углах глаз. — И тем не менее у нас с тобой есть кое-что общее, — мягко заключил Декатур. — Мне здесь не место, но точно так же, моя милая, не место здесь и тебе!

Огорошенная этой простой, но неоспоримой истиной, Порция молча смотрела ему в лицо. Руфус хмыкнул:

— Что, язык проглотила? — Одним молниеносным движением он поймал ее за подбородок и легонько поцеловал в губы. — А это — печать на договоре между отверженными, — промолвил он, выпрямляясь. После чего опустил плащ и отступил назад, освобождая дверь во внешний мир.

Границы их замкнутого пространства рухнули столь внезапно, что Порция на миг растерялась. Она совсем запуталась в своих чувствах и не понимала, что происходит.

— А это кто вон там — дочка Грэнвилла? — равнодушно спросил Руфус, обернувшись через плечо. — Та девушка в синем плаще?

Вопрос вдребезги разбил овладевшие Порцией чары. Она с содроганием осознала, кто стоит рядом. Заклятый враг, смертельный враг, угроза всему роду Грэнвиллов. В горле почему-то пересохло, и ей пришлось откашляться, прежде чем она сумела произвести:

— Зачем тебе это знать?

— Просто интересно.

— Но какой интерес может быть в Оливии? — И Порция инстинктивно попыталась заслонить собой подругу от вражеского взора.

— Да в общем-то никакого, — небрежно пожал плечами Руфус. — Дети Грэнвилла женского пола не представляют для меня интереса. А вот если он когда-нибудь зачнет сына — это совсем другое дело… — И он снова пожал плечами. — Всего хорошего, мисс Уорт!

Он повернулся и стал протискиваться сквозь толпу: домотканый плащ топорщится на скрюченной горбатой сп-ине… весьма убедительное воспроизведение облика убогого старого крестьянина.

Порция еще долго стояла посреди шумной суеты, прежде чем пришла в себя. Из всего, что происходило нынче утром, можно было сделать один вывод. Ею хорошо попользовались. Руфус Декатур вызвал у нее в душе всплеск эмоций, поиграл на ее чувствительности и ужасно при этом веселился. Он обвел ее вокруг пальца с небрежной наглостью мужчины, который привык к тому, что ни одна женщина не способна устоять перед его чарами. И Порция сама позволила Декатуру вытворять все, что вздумается. На своем веку она достаточно насмотрелась на то, как бессовестно мужчины дурят головы женщинам; она отлично понимала, что сейчас происходит — и тем не менее позволила Руфусу Декатуру сделать из себя посмешище.

Злая на себя, злая на Декатура, она направилась к Оливии, пылая от негодования. В этот момент она не задумываясь выдала бы Руфуса, но горбатый крестьянин в темном плаще исчез.

В квадратной комнате на первом этаже принадлежавшего Руфусу дома было тепло и светло благодаря ярко пылавшим в очаге поленьям. Это был настоящий рай после трехчасовой скачки от замка Грэнвилл, причем последний час всадникам пришлось пробиваться сквозь метель, облепившую их с головы до ног мокрым снегом: ни дать ни взять привидения, несущиеся сквозь белесую круговерть.

— Кто присматривает за мальчиками? — немедленно спросил Уилл, отряхивая в сенях свой плащ.

— В этот вечер они должны быть у Сайласа… по крайней мере я на это надеюсь, — отвечал Руфус, поплотнее притворив дверь. — Они обещали быть там. — Он прошел прямо в комнату, где на полке стоял кувшин с медовухой.

— С такими держи ухо востро! — хмыкнул Уилл, стаскивая с себя насквозь промокшую одежду.

— Ага. — Руфус наполнил две кружки и подал одну своему кузену. Он не особо беспокоился о том, где сейчас его сыновья. Мальчишки не останутся без присмотра, пока находятся в этой деревне. Они привыкли садиться за стол в любом доме, если он оказался поблизости в тот момент, когда ребята проголодались. И заваливаться спать в любой угол, если чувствовали усталость. Пожалуй, такой образ жизни выглядел несколько беспорядочным, однако Руфус не видел в нем ничего плохого.

— Пей, а потом можно будет пойти в столовую перекусить. — И Декатур приветственно приподнял свою кружку. Уилл заметил, каким сосредоточенным, едва ли не мрачным, стало выражение на лице его друга, и приготовился выслушать рассказ о том, что удалось выведать во время вылазки в замок Грэнвилл.

Руфус застыл возле очага, опираясь ногой на решетку. С мокрого сапога на пол стекали грязные капли, но он не обращал на это внимания.

— Грэнвилл со своими прихвостнями собирают ополчение для парламента, — веско промолвил он.

— Откуда?

— Со всей провинции. У Чартера, Фэйрокса и Престона огромные поместья.

— Они граничат с Декатуром?

— Да. И они проникнут в Йорк, Ноттингем, Бредфорд и Лидс, чтобы перетянуть их на сторону парламента. Они отлично знают, кто прислушается к их словам и может поддаться уговорам.

Руфус налил себе еще кружку и жестом предложил Уиллу самому распоряжаться кувшином. Его губы сжались в суровую тонкую линию, почти незаметную под густой бородой, а голос был лишен всякого выражения.

— Попы поговаривают о сборе церковной утвари… блюда, кадильницы и все такое… Не сомневаюсь, что они огребут кучу денег.

У Уилла по спине пробежал холодок. Он не любил, когда Руфус начинал говорить вот так: совершенно серьезно, без привычных шуточек, а гулкий голос и лицо становились твердыми, как гранит.

— Бюргерские жены готовы снять с себя украшения, купцы — расстаться с золотой и серебряной посудой — со всем, что можно переплавить или продать. А Грэнвилл соберет с округи весь свинец и железо для мушкетов и пушек. И как ты думаешь, Уилл, что сделает Като с оброком со своих поместий?

Под этим безжалостным взором у Уилла пересохло в горле. Видимо, от него ожидали какой-то ответ, но все мысли разбежались, и оь не знал, что сказать.

А Руфус нетерпеливо барабанил по каминной полке, отбивая короткими твердыми ногтями какой-то неуловимый ритм, — словмо затаившийся в засаде хищник, готовый броситься на Уилла. Наконец он негромко промолвил:

— Предположительно Грэнвилл пустит в дело и свой собственный капитал.

— Ну да, я тоже так предполагаю. — Уилл даже сморщился, добросовестно пытаясь найти наконец ответ, ожидаемый его братом. — Он же сам собирает ополчение, а это наверняка обошлось недешево. А если маркиз еще и собирается изготовлять оружие…

— Да, не трудно догадаться, что Като постарается поскорее прибрать к рукам все, что можно еще выжать из окрестных земель, — процедил Руфус, и теперь его голосом впору было растворять золото вместо царской водки. У Уилла глаза полезли на лоб — он наконец-то понял!

— Ты… ты считаешь, он посмеет обобрать Ротбери?!

Хотя Руфус устремил свой взгляд куда-то в пространство, его младший родственник невольно поежился — такая смертельная ненависть пылала на дне холодных голубых озер.

— А почему бы и нет? — все так же язвительно проронил Декатур. — Почему бы и нет? — Он резко повернулся к столу и в бешенстве пнул тяжелый стул, который с грохотом отлетел на свое место у стены. — Като Грэнвиллу поручено опекунство над землями Ротбери. Почему бы не воспользоваться доходом с этих земель на пользу своему делу?

Уиллу нечасто приходилось видеть вошедшие в поговорки приступы бешенства у своего старшего брата — Руфус уже давно научился держать в узде свой темперамент. Однако в эту минуту Уилл понимал, что Декатур вот-вот сорвется, и понимал почему.

— Но ведь его назначили опекуном именем короля, — несмело возразил он. — Не может же он теперь обратить это преимущество против короны!

— А почему бы и нет? — громыхнул Руфус. — Он и так проявил себя изменником, лжецом и трусом! Он нарушил вассальную клятву и изменил своему сюзерену! Разве у такого может сохраниться понятие о чести? Не будь наивным!— Декатур метался, как тигр в клетке, и Уиллу показалось, что просторная комната удивительным образом сжалась, пытаясь удержать в себе этого неистового человека, наделенного столь пламенным духом.

Внезапно Руфус сжал кулаки и так грохнул по столу, что задребезжали стоявшие на полке кувшины и горшки. И хотя Уилл отлично понимал, что ярость взрыва направлена вовсе не на него, у бедняги возникло отчаянное желание незаметно убраться подальше.

— Я этого не допущу! — отрезал Руфус, и на сей раз его яростный, решительный голос был подобен заточенному клинку. — Этот выродок не сможет воспользоваться богатствами Ротбери. Я сам отдам их королю. А когда Грэнвилл сгребет под себя все, что сумеет, я отниму у него и эти сокровища. Я завладею каждой серебряной монетой, каждой золотой гинеей, каждым самоцветом, каждой свинцовой пулей и окованной сталью пикой, которые он сумеет собрать. И все это я отдам королю.

Уилл совсем растерялся — надо ли ему что-то сказать? Вроде бы кузен обращался вовсе не к нему: такая вот еле слышная, яростная клятва обычно дается самому себе. Но и молчать Уилл тоже больше не мог. Он нерешительно нарушил неловкое молчание.

— Как?

Руфус вернулся к столу, только теперь его глаза светились жизнью, а в движениях мощной фигуры больше не угадывалось яростное напряжение.

— Уилл, я составил такой отвратительный и коварный план, который сделал бы честь самому Като Грэнвиллу! — Он решительно осушил до дна свою кружку, прежде чем ухватить за ушко глиняный сосуд, стоявший на полке, и зубами вынуть из горлышка затычку. — Ну что, ты мужчина или нет? — лукаво спросил Декатур у брата, взмахнув кувшином, — судя по всему, имея в виду стойкость Уилла к спиртному. В кувшине хранилась шотландская ячменная водка такой крепости, что запросто могла бы свалить под стол взрослого мужчину.

Уилл решительно толкнул вперед свою кружку, и Руфус наполнил ее до половины.

— У тебя пока маловато опыта, малыш, чтобы выдержать больше, — пояснил он, уселся на край стола и сделал добрый глоток прямо из кувшина, который поставил рядом. — Итак, прикинь, что для Като Грэнвилла дороже всего на свете? — мохнатая рыжая бровь выразительно поползла вверх. Уилл опасливо пригубил из своей кружки.

— Понятия не имею. Откуда мне знать?

— У него есть дочь, — задумчиво пробасил Руфус. — На самом деле у него их целых три… У него есть красавица жена… — И он уставился на Уилла, все так же вопросительно приподняв бровь.

Тот сидел дурак дураком, однако вполне справедливо полагал, что это состояние вызвано не только парами спиртного. Весь вечер Руфус говорил загадками. Уилл почел за благо промолчать, ожидая, что же брат скажет дальше.

— Это же так просто, малыш, — заявил Руфус, взяв в руки кувшин. — Като отдаст мне весь доход с Ротбери в обмен на свою старшую дочь. — И он надолго приложился к водке, следя за тем, как меняется лицо Уилла, до которого дошла наконец суть ужасного плана.

— Заложница… Ты захватишь девочку ради выкупа, как заложницу?..

— Именно! — Руфус отставил кувшин и вытер губы ладонью. — Для обмена на доход с Ротбери — земель, которые должны быть моими по праву! Его отец предал моего ради этих самых земель, и вот теперь я выторгую их обратно за ту монету, от которой Като не посмеет отказаться. Эти земли мои, Уилл! — с диким пылом выдохнул он. — Мои!!! И я не буду сидеть сложа руки, пока эта грязная крыса Грэнвилл собирается обратить их себе на пользу!

Уилл проглотил содержимое своей кружки одним махом и зашелся в неистовом кашле; из глаз и из носа текло, а внутренности жгло, как огнем. Руфус осторожно похлопал брата по спине.

— Маленькими глотками, Уилл, маленькими глотками, — приговаривал Декатур, в его веселом голосе не осталось и следа прежней ярости. Уилл поднял полные слез глаза.

— И как же ты намерен все устроить?

— Я пока и сам не знаю, но рано или поздно у меня появится идея. Ну а теперь ступай-ка ты ужинать. Мне еще многое надо обдумать.

И Уилл послушно оставил кузена наедине с мыслями и кувшином водки. Руфус поворошил поленья в очаге и присел рядом. От выпитого по всему телу пошло приятное тепло и расслабленность, но это не утихомирило пылавший ненавистью рассудок. Из всех свалившихся на него несправедливостей самым тяжким казалось то, что злокозненному маркизу Грэнвиллу доверили опекунство над поверженным в прах, разоренным Ротбери — как бы в насмешку над некогда гордым и грозным родом. Но и этого оказалось мало. Теперь Като замыслил новое, окончательное унижение. Он собрался воспользоваться богатствами Ротбери, чтобы подлить масла в полыхавший в стране пожар гражданской войны.

Руфус то и дело старательно прикладывался к кувшину, следя за тем, как угасает огонь в очаге — подобно тому, как угасала его ярость. На место неистовому гневу пришел холодный расчет и неторопливость. И когда наконец граф Ротбери поставил на полку почти пустой кувшин и направился наверх, в спальню, в его голове созрел совершенно подробный и четкий план действий. Во время вылазки в замок Грэнвилл он успел выяснить немало чрезвычайно полезных подробностей.