Глава 14

— Желаешь смерти? — прохрипел свирепый голос над ухом Пенелопы.

— Рэмзи! — нервно пролепетала она. — Это я, Пенни.

Он опустил пистолет и принялся внимательно изучать ее лицо. Проведенные исследования, видимо, удовлетворили его. Потому что, осторожно отжав курок, он положил оружие на столик у кровати, а затем вновь — уже спокойно — посмотрел на нее. Нервное напряжение все еще сводило судорогой мускулы на его лице, но взгляд был уже тих, И Пенелопа облегченно вздохнула. Вдруг он резко отвернулся в сторону и зарылся в подушку.

— А эта штука и правда заряжена? — спросила Пенни, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

— Помолчи! — раздраженно откликнулся он и, неожиданно приподнявшись, взял ее за плечи. — Ты маленькая глупая девчонка! Я ведь мог убить тебя!

Он с силой встряхнул ее. И не успела Пенни ответить, как он, отпустив ее, сел в кровати, подтянув сползшее вниз зеленое белье, которое ему было явно не по размеру.

— Черт возьми! — выругался Рэмзи, приглаживая взъерошенные волосы и мрачно глядя перед собой. Пенни молча присела рядом. Она понимала, какая буря страстей бушует сейчас в его груди, и не хотела понапрасну волновать его. Она ждала, когда наконец разрешится это мрачное оцепенение и можно будет нормально поговорить с ним. И О'Киф оглянулся и посмотрел ей в лицо. Искреннее беспокойство отражалось на нем. Словно в зеркале, видел он в ее глазах тревогу своего сердца, будто волнение его души прямо переходило ей в душу, совсем не искажаясь в ней. «А ведь я мог ее убить, — вновь подумал Рэмзи. — Она, видимо, даже не понимает, что пистолет может и сам выстрелить в любую минуту».

— Мне нужно идти, — неуверенно произнесла Пенелопа, порываясь встать с постели. Но Рэмзи удержал ее за руку и, приподняв, усадил к себе на колени.

— Я бы не выдержал, если бы причинил тебе боль, — глухо сказал он, заглядывая в ее зеленые глаза.

— Извини, — пробормотала она срывающимся голосом, прикасаясь ладонью к его подбородку. — Я не хотела напугать тебя.

Он крепко сжал ее руку и тихо вздохнул, сдерживая подступавшее волнение, но желание уже охватило его душу. Жарким соблазном наполнило оно его сердце, придало особое притягательное очарование ее тихо шепчущим рядом губам, ее глазам, напоенным лаской и теплом, волосам, сияющим огнем страсти. И на мгновение ему показалось, что она сама пришла к нему сегодня, чтобы отдаться его любви и нежности, разделить с ним эту закипающую в крови страсть.

И все же он знал, что это не так. Что нельзя вслух высказать мучающие его чувства. Ведь при всей ее кажущейся беззащитности и робости она тем не менее обладает недюжинной силой души и в состоянии вновь воздвигнуть между ними ледяную стену отчуждения. И нужно терпеть, нужно сдерживать свою мучительную страсть. Хотя так хочется по-настоящему насладиться ею, чтобы убедиться в реальности предчувствуемых восторгов и узнать, не фантазия ли то расстояние, которое разделяет их души.

Рэмзи наклонился к ее лицу. Он уже чувствовал на своих губах прерывистое дыхание Пенелопы. Она вздохнула, ее глаза расширились, словно затаившееся в них чувственное пламя стремилось вылиться во взгляде, устремленным на О'Кифа. Сердце отчаянно стучало, кровь огнем пульсировала в венах, щеки горели лихорадочным румянцем — казалось, стоит прикоснуться к ним ладонью, и она тотчас покроется волдырями ожогов. Рэмзи молчал. И это молчание лишало Пенни последних сил.

Воздух вокруг них стал густым и жарким. Он обжигал гортань и затруднял дыхание. И она судорожно глотала его перекосившимся ртом. Как вдруг О'Киф, сделав резкий выпад, прижался своими губами к ее губам. Она вздрогнула. Атака была для нее неожиданной. Слишком жарко, слишком душно было ей. Но он ласкал ее, щекотал языком, требовал ответа. И она сдалась, не выдержав его напора, ответила наконец на страстный завораживающий поцелуй.

Огненная волна пробежала по ее телу. Прикосновения его рук пробудили в ней неутомимую жажду любви. И она уже сама обвила руками его мускулистую шею. Рэмзи понял, что она, как и он, желает судорог страсти, и слегка помедлил, прежде чем прикоснуться к ней вновь. Но когда он провел ладонью по ее груди, осторожно лаская налитые, как гроздья винограда, соски, она застонала от наслаждения и выгнулась под его рукой, требуя повторения ласки.

О'Киф расстегнул пуговицы ее пижамы и обнажил ее до пояса, продолжая нежно гладить великолепную тугую грудь. Наконец, освободив ее тело от всего, что разделяло их, он крепко прижал Пенни к себе. Она словно обезумела от страсти. Горячими поцелуями покрывала она его лицо, губы, нетерпеливо шептала какие-то бессвязные слова. И он, поддавшись ее порыву, почувствовал острое желание познать ее всю, до дна души, до последнего предела.

Придерживая ее рукой, он склонился над ней, дотронувшись кончиком языка до напряженно набухшего соска. И Пенелопа, вздрогнув, провела ладонью по его волосам, продолжая ерошить их, тихо постанывая, пока он длил свою любовную игру. Его рука медленно скользила по ее бедру, приближаясь к горячему средоточию ее плоти. И Пенни открылась ему навстречу, готовая вскрикнуть от наслаждения и забиться в медленном ритме его ласки;

Прильнув щекой к шее Рэмзи, она извивалась в его руках, целиком отдавшись нежности прикосновений. Прося еще и еще, она билась в объятиях любви, желая лишь продолжения этих безумных мгновений.

— О, как хорошо! — шептал он, все сильнее обнимая ее и все ближе скользя рукой к горячему цветку ее тела, пока не проник наконец в ее глубину.

— О Боже! — вскрикнула Пенни, выгибаясь дугой.

И Рэмзи медленными движениями большого пальца принялся ласкать ее в самом сокровенном месте. Она стонала и всхлипывала, впившись ногтями ему в плечо.

— Расслабься, Пенни, — бормотал он, ускоряя темп ласки и прижимаясь к ее губам долгим сладострастным поцелуем.

Ее бедра покачивались в такт его движениям. Глаза были застланы серебристой дымкой наслаждения, словно прохладный утренний туман стоял над зеленоватой глубиной старого озера, окаймленного длинными ресницами тростника. О'Киф утопал взглядом в этой таинственной глубине, где взблескивали алыми огнями юркие огненные рыбы и мелькали зловещими тенями древние чудовища человеческих страстей.

Вдруг тело Пенелопы судорожно напряглось, и громкий крик восторга вырвался из ее груди. Огненная волна блаженства захлестнула ее. Рэмзи почувствовал, как мелкая бархатная дрожь пробежала по ногам Пенни, и она, затихнув, словно растаяла у него в руках, став легкой и податливой, как пушинка.

Он все еще прижимал ее к себе, не шевелясь, почти не дыша, вновь и вновь переживая блаженнейшие минуты их близости. Пусть пройдет вечность, думал он, но никогда им не забыть этих мгновений, не забыть пережитого вместе восторга.

Наконец Пенни пошевелилась и резко откинулась назад. Прядь волос упала ей на лицо, и она отвела ее в сторону, вглядываясь в глаза Рэмзи. Он улыбался, склонившись к ней и осторожно придерживая руками, будто боялся, что если отпустит ее, то она упадет и разобьется на мелкие кусочки.

— Милая, — прошептал он, ласково поглаживая ее колени, — неужели никто не говорил тебе, как опасно девицам по ночам посещать спальни мужчин?

«Она — само совершенство, — думал он между тем. — Страстная, нежная, чувственная». Нагнувшись к ней, Рэмзи хотел поцеловать ее еще раз, но Пенни вдруг отпрянула в сторону, словно испугавшись продолжения их любви. 'Рэмзи видел в ее глазах искренний страх, боязнь последнего любовного слияния.

— Что с тобой? — тихо спросил он.

— Я не могу, Рэмзи. Прости меня, пожалуйста. Отстранив его, она встала с кровати. О'Киф попытался поймать ее за руку, но она вырвалась и отвернулась от него.

— Я никогда не потребую от тебя того, что ты дать не в состоянии, — спокойно произнес он.

И она смущенно опустила глаза. Его чрезмерная искренность, видимо, шокировала ее.

— Я понимаю, — негромко сказала она. — Не хочу быть эгоисткой, но… — Ее губы задрожали. Она качнула головой и, уже выходя из комнаты, шепнула:

— Извини.

Рэмзи печально вздохнул и нахмурился. Он чувствовал себя виноватым и не понимал, почему Пенелопа испугалась его. Может быть, то, что произошло между ними «, уязвило ее гордость? Или ее смутила проявленная ею чрезмерная страстность? О'Киф терялся в догадках. Он чувствовал, что необъяснимая загадочность ее поведения будет мучить его этой ночью, пожалуй, даже больше, чем острая ноющая боль потревоженной раны.

Лежа на боку и подперев рукой голову, он в мельчайших подробностях вспоминал то, что случилось. Затем, утомленный тягостными фантазиями, опрокинулся навзничь и принялся сосредоточенно созерцать потолок. «Беги, прячься, милая, скрывай все, что желаешь! Все равно нет тебе спасения. Поздно. Ибо отныне я знаю твою слабость!» Он удовлетворенно кивнул, поправил сбившуюся простыню и сел на кровати, с видом крайнего удовлетворения поглаживая себя по груди.

Глава 15

Ровно через час Рэмзи, оставив надоевшие ему размышления о прошлом, решил продолжить столь успешно начатые им исследования настоящего. В одном из углов своей спальни он заметил небольшую, покрашенную под цвет стены дверь. Подойдя к ней, он осторожно повернул прозрачную, разрисованную узорами ручку. Но дверь не поддалась его усилию. Он нажал сильнее. Результат оказался тем же. Тогда О'Киф с силой ударил кулаком по раме двери, та взвизгнула и распахнулась. За нею, как он и ожидал, его взору открылась небольшая полутемная служебная лестница, по которой, судя по сырому затхлому воздуху, давно уже никто не ходил.

Рэмзи стал медленно спускаться по ступенькам. Любопытство было сильнее желания спать. К тому же из-за поспешного бегства Пенелопы его все еще одолевали беспокойные и довольно нелепые мысли. Так что заснуть бы все равно не удалось. Он по-прежнему ломал голову над тем, достаточно ли хорошо ей было с ним или, быть может, это только показалось. Не клянет ли она судьбу за то, что вступила с ним в близкие отношения? Не жалеет ли о случившемся? Как чувствует себя теперь? Вся эта чепуха всерьез волновала его.

Остановившись посреди лестничного проема, он задумался о том, что в прошлом у него уже было немало женщин, но он ни разу не удосужился спросить хотя бы одну из них, как она себя чувствует в момент близости с ним. И теперь его мучили сомнения, способен ли он доставить женщине настоящее удовольствие.

Тесс, помнится, дразнила его тем, — что он слишком озабочен своими мужскими достоинствами. И возможно, она была права. Но эта озабоченность учила его, увы, лишь простой телесной любви. А что он знал о том, как доставить радость женской душе? Как угодить ее сердцу? С сожалением Рэмзи вынужден был сознаться, что знал об этом действительно очень мало. Он искал лишь страсти, лишь восторга и наслаждения, едва ли даже догадывался об истинной любви.

Пенелопа вдохновила его на поиски большего. Ее независимость была вызовом, требующим от него величайшей душевной собранности, готовности переступить за грань повседневных чувств. Она мучила и манила его, заставляла надеяться на что-то большее, чем простое телесное обладание, но всякий раз вновь и вновь ускользала от него, уходила куда-то в глубину своей души.

Рэмзи пожал плечами и двинулся вниз по ступенькам. Он уже достиг последнего лестничного пролета, когда его внимание привлек высокий медный светильник, напоминавший подсвечники на корабле. Свечу, похоже, давно не зажигали.» Декорация «, — подумал О'Киф. С некоторых пор он не слишком доверял современным изобретениям. Недаром, разобрав у себя в комнате один из находившихся там светильников в поисках источника света, он нашел лишь какие-то странные железки и веревочки, не обнаружив ни фитиля, ни горючего материала.

Скептически посмотрев на светильник, нависавший над служебной лестницей, Рэмзи гордо проследовал мимо. Привалившись плечом к обнаруженной чуть далее двери, он бесшумно распахнул ее и двинулся по узкому темному коридору по направлению к мерцавшему в отдалении неяркому маленькому огоньку, словно маяк, светившему в глухой ночной тишине.

Подойдя ближе, О'Киф понял, что свет просачивался в коридор через узкую щель слегка приоткрытой двери. Он улыбнулся и заглянул в освещенную комнату. Его взгляду предстала сидящая за столом Пенелопа. Роскошный черный халат мягким бархатом облегал ее плечи. В одной руке она держала ложку, а в другой — небольшую металлическую миску, с удовольствием поедая то, что извлекала из нее. На столе стояли еще несколько баночек и тарелочек. И Пенни время от времени воздавала должное и им. Она настолько увлеклась этим, несомненно, привлекательным занятием, что, казалось, не замечала ничего вокруг, и была похожа на маленькую девочку, забравшуюся ночью тайком от няни в большой кухонный буфет и теперь с наслаждением уплетающую добытую в нем банку варенья.

— Ага, кушаешь! — нарушил Рэмзи ее гастрономическое уединение.

Она вздрогнула и посмотрела на него испуганными глазами. Ложка дрогнула вслед за своей хозяйкой и замерла у нее во рту. Так и смотрели они друг на друга некоторое время: Рэмзи, надувший щеки от сдерживаемого смеха, и Пенелопа с торчавшей изо рта большой ложкой. Затем, опомнившись, Пенни, словно ничего не произошло, извлекла ложку изо рта и подцепила ею кусочек лосося. Спокойно протянув руку, она разломила лежащую на столе ватрушку, и О'Кифу вновь пришлось напомнить о своем присутствии.

— Можно присоединиться? — любезным тоном осведомился он.

Она пожала плечами, не утруждая себя ответом. Вероятно, она была немного смущена своим поведением у него в комнате, когда, возбудив мужчину до крайности, вызвав в нем горячее желание, она сбежала, бросив его одного, словно напуганная страстью девственница. Теперь Пенни беспокоилась о том, не подумал ли Рэмзи, что она нарочно подстроила эту историю, чтобы позабавиться за его счет. И уж по крайней мере была явно недовольна собой.

Так что, когда он, будто привидение, появился перед нею среди кухни, она не знала, куда деться от смущения и растерянности. Готовая сию же секунду залезть в шкаф и захлопнуть за собой дверцу, она тем не менее чувствовала где-то в глубине души непонятное желание остаться с ним наедине и, быть может, даже по-настоящему испытать так испугавшую ее только что близость.

И это было более чем странно. Она упрекала себя за то, что готова вот так — с бухты-барахты — предаться любви с почти незнакомым мужчиной, который к тому же чем-то смущал ее. Это странное притяжение было опасно вдвойне еще потому, что неопределенность ее чувств и непонимание происходящего делали ее особенно уязвимой и беззащитной. Соблазн был велик и мучителен. И это пугало.

Пугала и его необычная для современного мужчины чуткость, и галантная старомодность манер, и катастрофическая неожиданность появления в ее жизни. Но страшнее всего было то неодолимое могучее влечение, с которым она боролась уже несколько дней, не в силах ни одолеть его, ни уступить ему.

« Интересно, — подумала Пенелопа, украдкой взглянув на Рэмзи, — он тоже испытывает такое же притяжение ко мне? Почему он был так спокоен сегодня ночью? Или мне это лишь показалось?»

А О'Киф тем временем в нерешительности стоял посреди кухни, не зная, как расценить ее неопределенный жест. Наконец, решившись, он оглядел ее с ног до головы и шагнул к столу. Рэмзи досадовал на эту странную женщину, которая доводила его почти до помешательства, но всякий раз ловко уклонялась от любых проявлений любви. Угрюмо глядя на спинку стула, он гадал о том, как она поведет себя теперь и чего ждать от этой забавной ночной трапезы. Подойдя вплотную и ощутив волнующий запах женского тела, Рэмзи осторожно опустился на мягкое сиденье.

Похоже было, что она только-только приняла ванну. И О'Киф радовался тому, что видит ее без пудры. Так она была гораздо привлекательнее. Ее изящно изогнутые темно-золотистые брови оттеняли мягкий загар красивого молодого лица. Так что хотелось покрыть поцелуями ее щеки, лоб, губы, провести ладонью по легко приподнятым светло-каштановым ресницам. Рэмзи с восторгом любовался ею, и тут, словно потакая его желаниям, черный бархатный халат слегка сполз с ее плеч, открыв великолепную, безукоризненной формы грудь. Увлеченная едой, Пенни не заметила этого, и О'Киф получил возможность беспрепятственно наслаждаться созерцанием открывшейся ему красоты.

— Что так увлекло тебя, милая? — ласково произнес он, склонившись к ней.

От этих нежных слов у нее быстрее забилось сердце. Она смущенно улыбнулась и кивнула в сторону небольшой розовой баночки, стоявшей перед ней.

— Мороженое, — ответила она, и Рэмзи, удивленно посмотрев на нее, перевел взгляд на густую коричневатую массу, заполнившую банку. — Неужели ты никогда его не пробовал?

Он пододвинул к себе баночку и большой ложкой зачерпнул ее содержимое.

— Что мне еще надобно попробовать? — спросил он, оглядываясь по сторонам, словно хотел откусить кусочек от каждого предмета, находящегося в кухне.

« Он, похоже, и меня готов попробовать на зуб «, — подумала Пенни. А О'Киф тем временем не долго думая засунул в рот всю ложку с мороженым. Глаза его округлились. Он замер, будто оцепенев, но затем, мужественно прожевав и проглотив все положенное в рот, гордо посмотрел на Пенелопу.

— Вкусно, — решительно сказал он. — Кажется, шоколадное, И вновь залез ложкой в банку. Пенни, усмехнулась и занялась лежащей рядом ватрушкой, украдкой поглядывая на него.» Как он хорош «, — думала она. Длинные каштановые волосы прядями спускались до плеч, могучие мускулы двигались под тугой атласной кожей. Она восхищалась его сильным, ладным телом. Ее взгляд скользил по упругому темно-серому шелку, обтягивающему его широкие плечи, по яркому малиновому канту, окаймляющему полы длинного свободного халата, в разрезе которого была видна крепкая мускулистая грудь, по темного цвета брюкам, выглядывающим из-под халата. Его мощная, бронзовая от загара, покрытая золотистыми кудряшками маленьких волосков грудь вновь и вновь привлекала ее внимание.

Она сладострастно облизала свою ложку и посмотрела ему в лицо. Он же, уже расправившись с мороженым, деловито оглядывал стол, решая, что ему исследовать дальше, пока его взгляд не упал на остатки распотрошенной Пенелопой ватрушки.

— Э нет, она моя! — воскликнула Пенни, выхватывая из-под его протянутой руки свою дорогую ватрушку. — Съешь что-нибудь другое.

— Но я хочу это.

Пенелопа улыбнулась, глядя, как он приподнялся со стула, готовый отстаивать свои неотъемлемые права на кусочек печеного теста. Она прикрыла ладонями свое сокровище. И Рэмзи, перейдя в наступление, покрыл поцелуями ее плечи и выглянувшую из-под халата грудь. Нечаянно задетая локтем ложка упала со стола и, зазвенев, отвлекла внимание Пенни. Воспользовавшись этим, он оторвал большой кусок ватрушки и, удовлетворенно отдуваясь, опустился на стул.

— Это нечестно! — закричала смущенная Пенелопа.

— Добыча, завоеванная в бою. — Он гордо вскинул голову и окинул взглядом ее обнаженные плечи. — Штурм произведен по всем правилам в самом уязвимом месте противника.

Она почувствовала себя осажденной крепостью, измотанной длительной осадой и готовой вот-вот сдаться. Но она не хотела сдаваться так просто и, накинув на плечи сползший халат, с вызовом посмотрела на Рэмзи. Он засмеялся и подвинул поближе к себе завоеванный кусок.» Терпение, главное — терпение «, — уговаривал он себя, в свою очередь искоса глядя на нее.

— Весьма странен выбор блюд на твоем столе, дорогая, — заметил он, поводя рукою вокруг, и, нагнувшись вперед, окунул ложку в теплый овощной соус, предназначенный для лапши.

— Это естественно, — ответила она, широко зевнув. — Ведь он сложился случайно. Просто я всегда прихожу на кухню, чтобы немножко перекусить, когда чем-нибудь расстроена.

— А ты расстроена ныне? — с любопытством спросил он.

— Нет.

Он нахмурил брови и пристально посмотрел на нее.

— Ты напрасно скрываешь от меня истину, — О'Киф потянулся вилкой к банке с лососем, — не надо этого делать, мне неприятно.

— Что-что?

Он невозмутимо пережевывал рыбу, внимательно разглядывая ее лицо. Более всего Рэмзи хотел сейчас разрушить ту ледяную стену отчуждения, что она воздвигла между ними.

— Я не из тех, кого можно так просто обмануть.

— Ты о чем?

— Ты лжешь мне.

— Я беру пример с тебя. Ты ведь тоже не рассказываешь мне, откуда ты прибыл.

— Из Лексингтона, — снисходительно ответил он, беря ватрушку.

— Издалека, — недоверчиво покачала она головой. — И как же ты добрался до того места, где тебя нашли?

— Вплавь.

— Ну вот, теперь ты определенно лжешь.

Рэмзи скептически посмотрел на нее. Ему не хотелось скрывать от Пенелопы правду, но он не был уверен, что она поймет случившееся. Он и сам каждый раз, как только вспоминал об этом, удивлялся тому, что с ним произошло. А Пенни может к тому же испугаться и перестать доверять ему. И тогда она наверняка откажет от дома. А это совсем не входит в его планы.

— Разве так уж важно, откуда я прибыл? — тихо спросил он, вытирая губы салфеткой. — Даже если бы я упал с небес, это вряд ли имело бы хоть какое-нибудь значение. Я, например, мог потерпеть кораблекрушение или стать жертвой матросского мятежа. Но, коли я не ошибаюсь, это никоим образом не отразилось бы на наших чувствах, когда ты лежала в моих объятиях.

« А ведь у него такие искренние глаза, — подумала Пенелопа. — Впрочем, я и сама не слишком-то откровенна со своими знакомыми и вполне могу его понять «.

— Возможно, ты прав, — сказала она.

— Я рад, что ты со мной согласна, — откликнулся он и зачерпнул ложкой какую-то странную желтоватую массу из стоявшей неподалеку тарелки. Но стоило ему только положить ее в рот, как лицо его дико исказилось: глаза полезли на лоб, словно решив, что там им будет приятнее, ноздри расширились, как у объевшегося мякиной жеребца, а на ушах появился нездоровый лихорадочный румянец. — Что это за чертовщина! — тяжело дыша, проворчал он.

— А что такое? — засмеялась Пенни, лукаво глядя на него. — Может быть, соли не хватает? По-моему, вполне приличное блюдо. Маринованные мозги поросенка.

Рэмзи жалобно застонал и выплюнул свинячие мозги на салфетку. Стул испуганно скрипнул под ним, когда он, не дожидаясь последствий проведенного эксперимента, резко вскочив на ноги, бросился к находившейся в кухне раковине. Вослед ему звонким серебряным шариком покатился веселый смех Пенелопы. Открыв воду, О'Киф стал жадно пить прямо из-под крана.

— Тьфу, — он оглянулся, прополоскав рот. — Свиньи явно умом не блещут. И как ты можешь есть такую гадость?

— К этому можно привыкнуть.

— Никогда не стал бы привыкать к подобной мерзости, если бы меня не заставили силой.

— Как хочешь. Мне больше достанется. — Она зачерпнула из тарелки поросячьи мозги и поднесла ложку ко рту. Рэмзи ждал, как зачарованный глядя на нее. Она фыркнула и отложила ложку в сторону. — Я пошутила. Это Хэнк у нас любитель подобных деликатесов.

О'Киф облегченно вздохнул и, подойдя ближе, принялся убирать со стола. Дотронувшись до ее тарелки, он спросил:

— Ты уже закончила свою трапезу?

— Да, — ответила она, вновь сладко зевнув. — Не хлопочи, пожалуйста. Я уберу сама.

Рэмзи ничего не ответил ей. Не мог же он сказать, что это всего лишь прелюдия перед тем, как он возьмет ее на руки и отнесет к себе в постель. Поискав, куда убрать посуду, он открыл дверцу большого белого шкафа, стоящего в углу, и удивился холоду, пахнувшему на него оттуда.

Шкаф сверху донизу был набит самыми разнообразными продуктами.» Видимо, эта штука хорошо проветривается «, — подумал О'Киф, дотронувшись до его холодных гладких стенок. Он не спеша расставил посуду по полкам посудного шкафчика, думая о том, что неплохо было бы всерьез заняться исследованием этого странного помещения, полного самых занятных и загадочных механизмов, и, решив осуществить это на досуге, обернулся к Пенелопе.

Она уже спала. Голова ее лежала на краю стола, а одна рука покоилась на большом румяном пироге с черничной начинкой. Рэмзи улыбнулся и, вернув на место изрядно помятый пирог и вытерши салфеткой испачканную ладонь его неосторожной хозяйки, взял Пенни на руки. Она, не открывая глаз, поудобнее устроилась у него на руках, крепко обхватив за шею. Он ласково поцеловал ее в лоб и понес вверх по лестнице, но, достигнув второго этажа, в нерешительности остановился посреди холла, не зная, куда дальше идти.

Справа были видны двери каких-то комнат. Но О'Киф никогда в них не был и помнил лишь то, что они соединены друг с другом балконом. Его же спальня находилась в конце одного из коридоров, причем напротив располагалась дверь служебного помещения. Он не стал долго гадать и направился налево, где увидел слегка приоткрытую дверь. Толкнув ее плечом, Рэмзи понял, что не ошибся, поскольку сама обстановка представшей перед ним комнаты говорила о том, что в ней живет женщина. Правда, цвета, которыми была отделана мебель, показались ему излишне пестрыми: преобладали синие, зеленые и сизые оттенки, но в общем комната производила благоприятное впечатление. Роскошные пушистые покрывала, мягкие взбитые подушки, легкие светлые портьеры, стулья и пуфики, обитые темным бархатом. И ко всему этому — ужасающий беспорядок. Так что не было сомнений, что хозяйка этого добра — женщина.