Люсипаф

      - А-а, - басил Женечка арию Зороастра из Моцартовой "Флейты", - а-а.
      Волосы его взметались упругими воздушными потоками, и сердце пронизывало насквозь нескончаемой, казалось, радостью:
      "Оленька была беременна! Значит, конец второго распроклятого этажа в Юриной благоухающей хижине, значит, улетает аллергия от его Персидского Шаха, значит, жизнь совершенно меняется, - конец аккомпаниментам, словом...
      - Я становлюсь мужчиной! - закричал Клюква, и сорвал панамку и зеленые линзы.
      - По ветру ее, легчайшую паутинку! - и понеслась панама.
      - Вдребезги! - и разлетелись очки. Женечка сбросил пиджак, галстук, рубаху, оставшееся и побежал, высоко подкидывая колени, в море. Он падал, плескался, глотал соленоватую воду и вдруг, когда ушла из-под ног земля, поплыл важно и торжественно как Орфеева голова.
      - Чудеса, - фыркая произнес он, когда захотел взмахнуть руками, и почувствовал, что их у него не было.
      Ног? - нет. Туловище? - какое! Голова качалась в волнах Финского залива, мягко жмурилась от выскочившего из-за облаков солнца и фыркала:
      - Чудеса! Тут он проснулся. За окном то ли лил дождь, то ли шел снег. Странно, - сказал Женечка, и долго лежал еще так, покрытый до подбородка зеленым верблюжьим одеялом, рассуждая: какая Оленька, зачем она забеременела?
      Мысли его плавно зашли в тупик, и позвонила как раз Подруга.
      - Юрик, представь! - пересказывал ей свой сон Женечка.
      - Вот так-так, - такала перетрусившая Подруга. "А вдруг сбежит к теткам! - саднило ей задницу. - Вдруг сон в руку?! Сегодня у нас что, пятница? Ах ты, беда!"
      Но пересилив свои эмоции и взяв нить разговора в собственные руки, она спросила:
      - А ты был у Люси? - Нет, - живо ответил Женечка. - Сейчас пойду. Правда, погода... Но дело не терпит отлагательств, правда?
      - Правда, юноша, правда, истинная правда. А потом, надеюсь, ко мне? Пообедаем вместе!
      - Ах, конечно, Юрочка! - улыбнулся Женечка и попрощался. "Какая Оленька? Странно!" - закрыв на секунду глаза, подумал он, и откинул одеяло со своего свежего утреннего тела.
      * * *
      "Непременно уже третий глаз себе наел бананами", - завистливо поглядывал на Фефелу Лопоухий. А тот скрипел о соотношениях, движениях, положениях. Асцедент, десцедент, гомодромы, дорифорий - лезли все вместе эти труднопроизносимые термины Лопоухому в уши, расчленяя его голову на множество мелких деталек. Нижняя губа у него отвисла, уши сникли, будто завяли вдруг.
      "Вот", - негодовал он на себя, и в то же время жалуясь себе самому, "Не снял порчу! Теперь в дураках и нахожусь. Эти-то, небось, хохочут над Владиком, а уж, верняк, сбегали по-тихому и все сняли давно. Потом и банановая струя... И почему я бананы не люблю?!"
      - Типичная Рыба, - продолжал Фефела, - ну это и наглядно просматривается в космограмме.
      - Как Рыба? - ударил даже себя по ноге Маргинальный Морг. - Ой! Гете же Дева.
      - По рождению, - ничуть не смутился Фефела. - А я имею ввиду сейчас гороскоп смерти. Рождение нам интересно как дата, да и то приблизительно. Ибо в гороскопе учитывается другое, впрочем, кухня довольно сложная, чтобы здесь...
      - Так вы гороскоп смерти составляете? - заерзал на стуле Маргинальный Морг.
      - Да, - победно оглядел всех Фефела. - Именно. "Вот это высший пилотаж!" - завибрировал Маргинальный Морг. - А, а, а, как?! - цеплялся за соломинку Маргинальный Морг. - Да также, как и Гете, - ответил Фефела. - А Гете как?
      "Как-как? Какарак!" - негодовал про себя Пафнутий. Он возненавидел Маргинального Морга. "Вот упрямый баран!" - ругался он при Люси. - "Все, все уже выявили, а этого на стул посадить - целое событие. Ну сядь ты, посиди минутку. Я ж тебе добра желаю!" - кричал обычно Пафнутий. - "Вот-вот", поддакивала Люси. - "Вот-вот!"
      - А Гете взял и построил, а если вы, Юра, хотите, то я и вам могу эту услугу оказать.
      - Так ведь Гете себе сам составил... - начал Маргинальный Морг.
      - Но ведь ты же не Хете, Юра! - вскочила в разговор Люси.
      - Нет, - согласился Маргинальный Морг. Установилась тишина. - А можно порчу посмотреть? - нарушил молчание Маргинальный Морг. - Конечно, Юра, Пафнутий ожил, задвигал ладошками, шлепнул стул, встряхнул коробочком со спичками.
      - Ну, я пойду, Владик, - начал подниматься Фефела.
      - Ну, я тогда тоже, - завертелся будто не находя себя Маргинальный Морг.
      - Как, - развел загогулинами Пафнутий. - А порча?
      - Порча, порча, порча, - зашелестел Маргинальный Морг. - Порча. Да, потом как-нибудь порча!
      - Ну, смотри сам. Дело добровольное. Я никого не принуждал и не буду никогда...
      - Всего доброго, - прощались уже, выходя на лестницу, Маргинальный Морг и Фефела.
      "Взять сейчас и снять ее, падлу!" - решился Лопоухий, и подошел к разведшему разочарованно руками Пафнутию.
      - Пока. До встречи, - хлопнула дверью Люси, и только хотела спросить, мол, долго ли Лопоухий еще собирается у них ошиваться, как тот опередил ее:
      - Влад, а сними мне эту порчу. Вопрос Люси мгновенно умер, и она изготовилась к прыжку. - Ну, денек! - свел загогулины Пафнутий. - Тот убегает, этот наоборот. Как же я тебе вот так сразу сниму? Надо заранее готовиться. А ты - с места в карьер! Хочешь - хоп, и порчу сними! Это же очень серьезно!
      - Значит, не получится? - уныло и безнадежно проговорил Лопоухий.
      - Почему не получится. Сегодня что? Вторник. Вот в четверг и приходи.
      - Да я сегодня хочу, сейчас, - предпринял еще одну попытку Лопоухий.
      - Сегодня, сейчас, - как обезьяна повторял Пафнутий, сводя и разводя загогулины.
      - Ну, Влад, чего ты, давай! - разрешила ситуацию Люси. - Ты же можешь.
      - Могу, конечно. Ну, ладно, скажи спасибо Люси, - начал было соединять опять загогулины Пафнутий, и опомнился. - Так, это нам тогда не нужно. Люси, приготовь стул!
      - А вот, - указал Лопоухий на тот, который Пафнутий поставил для Маргинального Морга.
      - Нет, этот не ходится, - дернулась Люси, - этот только для захохулин. Я сейчас прихотовлю друхой...
      - Ну, приготовь, - зачем-то согласился Лопоухий, будто его кто-нибудь спрашивал. "И кто из них все-таки смеется?" - не мог понять он.
      - О, Астрал, - отвернувшись к окну, начал свою тайную молитву Пафнутий, - помоги мне в добром моем намерении, дай мне силы снять эту и все другие порчи мира, возвысь меня до себя, позови меня, и я сниму твою порчу. Алес.
      - Ну, - повернулся Пафнутий. В комнату вбегала Люси со стулом. - А где? - сказали они в один голос. - Нет, определенно кто-то хохотал надо мной, прыгая через две ступеньки, улепетывал от целителей Лопоухий. - Это уж последнее дело - слышать как над тобою хохочут!
      Он будто вмиг протрезвел при новом взрыве астрального хохота в тот момент, когда Пафнутий начал шептать молитву. И дверь оказалась так близко! Уши его блестели под уличными фонарями и привлекали мотыльков - сгорать.
      * * *
      Маргинальный Морг лежал, уставившись на свою задранную вверх ногу и недоуменно хмурился: - Работаешь-работаешь со словом, а оно себе на уме. Возьми и по-своему побеги. Ведь сказано:
      Поднимаясь на пагоду прожитых лет,
      Оступаясь, но все же не падая, нет.
      Так почему же? И именно со мной?! Дней пять назад Маргинальный Морг устремился по тротуару, догонять 51 трамвай, а гололедица - ни к чему, ну и он чашечку коленную - пополам.
      Причем бежал он тогда к Пафнутию. Люси уже и пирожок готовила. "Все же сколько на них не потратишь, а сторицею обернется", - вертелась она по кухне. Пафнутий, растирая ладошки, подошел к окну. Там маячил Астрал.
      - Чего тебе нужно от меня? - прошептал вызывающе Пафнутий. - Хочешь я тебе порчу сниму?
      Но не успел он это проговорить, как один из трех китов заколебался, и трехногое астральное тело полетело вверх ногами и повисло, раскачиваясь, как подвешенный за ногу, туда-сюда.
      "Нет, сто процентов у него порча", - размышлял Пафнутий. - Если доберусь до тебя, то помогу, верь мне, - торжественно обратился он к раскачивающемуся вниз головой гиганту.
      В дверь постучали. - Юра идет! - закричала Люси. - Влад, открой, а то у меня руки в муке. - Морг ты мой печальный, Морг ты маргинальный, - пропел тихо Пафнутий начало своей бесконечной песенки, где он собирал и эпиграммировал знакомых под видом вилок, ложек, кофейников и даже салфеток для вытирания рта. Обычно, он играл эти куплеты Люси, а она прикалывалась:"Хорошо, Влад, так их! Пером сатиры!"
      В дверь между тем постучали еще раз, и Пафнутий отворил. Это был действительно Юра, но не тот. Маргинальный Морг кружился сейчас на скользкой мостовой, как опрокинутая мельница, проклиная Сатурна, себя и свою козерожью судьбу, а на пороге стояла Подруга.
      - Можно?! Здравствуй, Владик! Ах, как вкусно пахнет! - потянула она носом.
      - Входи, Юра, входи, - посторонился в дверях Пафнутий. - Мы тут Юру ждем, я думал - это он идет.
      - А, Юру... - протянула Подруга, - ну, тогда я пошла.
      - Нет-нет, - спохватился Пафнутий. - Заходи, заходи. Мы тебя сейчас на порчу проверим.
      - На что? - не поняла Подруга, но со всем присущим женщине любопытством подалась вперед.
      - Сейчас увидишь, важно раздевал ее Пафнутий. - У каждого человека есть астральное тело, - взяв Подругу под руку, провожал его на кухню Пафнутий, - и на это тело злые люди, колдуны то бишь, навешивают порчу. Она висит, скажем, на позвоночнике и жизнь коверкает. Но не бойся, мы ее снимаем.
      - Так ты же еще не проверял, есть ли она у меня, - попыталась пошутить Подруга.
      - Да я уже и так вижу, - чуть ли не махнул рукой от безнадежности положения Пафнутий. - Осталось только проткнуть твое астральное тело. И тогда она просто невооруженным глазом видна.
      - А мне-то покажешь? - улыбалась Подруга. Но тут их уже встретила Люси:
      - Ты зря улыбаешься, Юра! Здравствуй. - Здравствуй. - Я тоже сначала смеялась, и не верила, а потом, когда Влад у меня увидел... - Да, а мне-то можно посмотреть на свою порчу? - посерьезнев и, даже чего-то испугавшись, оглянулась Подруга.
      - Не каждый это может видеть! - закрывая духовой шкафчик, изрекла Люси.
      - Садись, Юра, - Пафнутий твердой рукой усадил Подругу на табурет. - Ты знаешь, сколько я учился, чтобы вот так видеть и исцелять?
      - Нет, - растерялась обмякшая Подруга. - То-то, - продолжал Пафнутий, нагревая загогулины. - В течение трех месяцев, и даже больше, еженощно. Так что... А ты сразу - покажи... Ишь ты, - недовольно бурчал Пафнутий.
      - О-хо! - вскрикнула Люси, когда загогулины над Подругиной головой не только скрестились, но и запутали руки Пафнутия так, что он не мог без помощи Люси их рассоединить. - О-хо, вот это порча!
      Подруга, хотевшая было улыбнуться, вдруг моментально скукожилась. Еще на пороге жизнь казалась такой светлой, с чудесным запахом лимонного пирожка, старые знакомые... - и вот!
      - Это что ж? - испуганно повернулась она к Пафнутию.
      - Тихо, Юра, сейчас посмотрим, где она. Сиди спокойно, не двигайся.
      Люси замерла. Подруге еще недавно, до того, как сесть на этот провидческий табурет, так хотелось лимонного пирожка! Такая вкуснятинка!
      И вдребезги! Она застыла ни жива, ни мертва. Только чувствовала, как по позвоночнику ползет теплая ладонь Пафнутия, да видела, как Люси широко-широко раскрыла глаза и, тут же спохватившись, что пациент увидит ее реакцию, попыталась нормализовать свой взгляд. Но Подруга заметила и это.
      "Каюк!" - подумала она, и в животе жутко резануло.
      - Ой! - вскрикнула она. - Ой! - Влад, смотри! - бросилась к Подруге Люси. - Юра, что с тобой?! - Это порча! - членораздельно проговорил Пафнутий. - Как раз там внизу и висит. Собака! Подруга тем временем привстала с табурета, а Люси обхватила ее за талию и повела прилечь в спальню. Она заботливо уложила пациента и прикрыла одеялом.
      - Хочешь пирожка, Юра? - по-матерински склонилась Люси к ней, и ее длинные волосы щекотнули Подругу.
      - Не... Люси, - слабо простонала Подруга. - Спа...
      - Ничего-ничего, - появился рядом Пафнутий. - Сегодня у нас что? Пятница? В понедельник придешь и снимем.
      - А если до понедельника... - начала беспомощно Подруга.
      Люси захрипела - ей что-то попало в горло. - Ничего, - продолжал, присаживаясь к Подруге на кровать, Пафнутий. - С такой порчей до понедельника не страшно. Чаю хочешь?
      - Нет, - мотнула головой Подруга. - Который сейчас час?
      - Три, - появилась Люси с заварочным чайником. - Ох, мне же еще в Университет. Совсем забыла! - начала подниматься Подруга. - А не опасно, Влад? - справлялась за Подругу Люси. - Нет, ничего, уже можно. Если надо, Юра, иди. Поднимайся и иди! Да здесь и недалеко. Но чтоб в понедельник...
      - Да, конечно-конечно, - приходя в себя, заверяла Подруга. - До понедельника.
      - Всего доброго! - в один голос пропели молодожены. И дверь захлопнулась.
      * * *
      - Степь мы отрезаем тебе, держи, Дима, - торжественно говорил Фефела, склоняясь над политической картой мира. - Громи там Мамая и желтолицую нечисть.
      - Яволь, майн Фюрер! - Молодец, молодец. Грецию, Цока, вместе с морем получай. И распологайся широко, мы к тебе на каникулы будем летать.
      - Зиг хайль! - положил пятерню, будто нажал септаккорд Лопоухий.
      - А остальное, партайгеноссен, райхсканцелярия приводит к общему знаменателю, - и Фефела перечеркнул остатки суши и океана свастикой.
      - А?! - победно осмотрел он собрание. - Гениев-то раз-два и обчелся!
      - Это справедливо! - кукарекнул Зигфрид, как никогда молоденький сейчас и чрезвычайно похожий на степного жителя.
      Нет, с национальностью у него были лады, а вот глаза он щурил за линзочками так, будто ветер ему дует в лицо. И точно подхваченные ветром назад были закинуты его волосы. И казалось, что стоит он посреди степи с мечом, а навстречу несметные полчища Мамайские.
      Лопоухий же наоборот: септаккорд нажмет - и вся Греция на том вместе с морем.
      Фефела оглядел своих рубак и торжественно записал дату.
      - Сегодня день рождения 4-го Райха! Партайгеноссен шаркнули туфлями и застыли со вскинутыми вверх руками. - Почитаем. Ein Buch fuer Alle und Keinen. - Ja, - прозвучало троекратно в ответ.
      * * *
      У Люси и Пафнутия горел повсюду свет, из кухни доносились голоса, и пахло ванилью. Третьим собеседником был Женечка Клюковякин. Он прямо с залива завалился к Пафнутию в гости, да такой мокрый, что Люси, высунувшись из-за косяка кухонной двери, всплеснула руками и вскрикнула:
      - Ты шо такой мокрый, Женечка? Дождь шо ли был? - Да, нет, - смущаясь заалел тот. - Это меня Финский залив забрызгал. Я там одно место искал. Мне недавно приснилось...
      - А-а-а, - теряя интерес, задвинулась за косяк хозяйка. Пафнутий стоял в прихожей и удовлетворенно улыбался. Он был уверен, что Женечка пожаловал с тем самым. Однако после нескольких фраз Пафнутий сосредоточенно чесал за ухом, а Люси, углубляясь в свою роль, подпирала рукою подбородок, внимательно вчитываясь в стихи, лежащие перед ней на кухонном столике.
      - Понимаете! - щебетал мокрый Женечка. - Мы хотим именно с Реквиемом дебютировать, а музыка никак не идет! Вы, Люси, смогли бы! Мы вам так будем благодарны! И гонорар, конечно. Владик ведь тоже песни пишет? А нам с Юрочкой так бы хотелось. И чтоб только сопрано и фортепиано. Камерно и высоко.
      - Сопрано и фортепиано, - подхватил Пафнутий и, серьезно выдохнув, добавил:
      - Да, это тяжело! Люси молчала и делала вид, что читает стихи. Но вдруг и она подняла голову со своей подпорки и, не глядя на Женечку, спросила:
      - А чьи это вы стихи хотите на музыку положить? - А, это, - застеснялся Женечка, - это Юрочкины стихи. Уже старенькие, но мне очень нравятся. Длинные, - растянуто произнесла Люси и подумала: "Это ж сколько музыки надо написать!" - Длинные, да, - сиял Женечка, втягивая тонкими ноздрями аромат ванили. - Юрочка их даже не стихами, а простынями зовет.
      - Это правда, - улыбнулся Пафнутий. - Что правда, то правда. Только спать на них нельзя!
      Теперь засмеялась Люси. Она вдруг вспомнила Моцарта. "А что если! - сумасшедше подумалось ей. - Вольфганг Амадей Люси..."
      Но хохот сбил ее мысли. Рядом дергался Пафнутий, и сотрясался мелкими шажками ему в такт Женечка. Все трое хохотали.
      - Стоп! - обрезала вдруг Люси, еле сдерживая выскакивающую печень. Это же очень серьезно, Влад.
      Пафнутий мгновенно посерьезнел. Сжался и Женечка.
      - Думаю, Евгений, мы возьмемся, а, Влад? - посмотрела на мужа Люси. Только с самыми высокими намерениями, с самыми высокими...
      - Конечно-конечно. Реквием, - заспешил подтвердить решение Пафнутий.
      В дверь стукнули три раза, пауза и еще три раза. "Свои!" - бросила в Пафнутия взгляд Люси. - Ох, кто-то идет! - поднимаясь и скрипя при этом паркетом, удивился Пафнутий. Он подошел к двери и открыл хранившие его покой засовы. В темноте что-то задвигалось, зашоркалось, потом чьи-то руки обхватили Пафнутьичью голову, и мягкие губы угодили точнехонько Пафнутию в лоб. Раздался чмок.
      Люси, ошарашенная, ухвативши своим музыкальным слухом этот смертельный для нее звук, оставила гостя, спрыгнула с верхотуры пианического стула и, как есть, в халатике бросилась в прихожую. "Убью!" - мелькало у ней в мозгах, волосы лезли в глаза, под яблочком стянуло и встало комком.
      - Тетя Пальмира! - заорал Пафнутий. - Люси, тетя Пальмира приехала!
      - Ты чего такой счастливый, Влад? - тихо и мрачно, вытирая уже успевшую покрыть гладкий девический лоб испарину, прошипела Люси.
      Тетя в это время зарылась в чемоданах на лестничной клетке, и что-то там чирикала, упоенная своим приездом.
      - Ты что, Люси, тетя же! Я же тебе рассказывал. Ведь я у нее все детство провел, в этом, в этом... А, ну как его, забыл!
      "Мухосранске!" - хотела подсказать Люси, да прикусила язык, так как тетя стояла уже перед ней и тянула свои руки, и складывала бантиком губы для поцелуя.
      - Тетя, где ты живешь-то, забыл название? - Ох, и не стыдно ж тебе, Вадичка?! Забыл! Чуть ли не родом из тех мест, а забыл. Шу! Ну, вспомнил? Шу? - выдохнула тетя огромную волну счастья из своей пышной фигуры - так ее переполняло по случаю приезда к племяннику.
      - Шурюпинск, конечно, Шурюпинск! - засветил себе ладошкой по лбу Пафнутий.
      - Ну, здравствуй, свояченица, - чмокнула, наконец, тетя Пальмира и Люси.
      - Здравствуйте, - чуть ли не морщась, выдавила Люси и, перебивая тему, обратилась к мужу:
      - Так, Влад, я хотовлю хороховый? - вкладывая в эти слова чуть ли не суть жизни на сегодняшний день.
      - А, да-да! - двигая неподъемные багажи тети Пальмиры, отдувался Пафнутий.
      - А вы откуда родом будете, Люсенька? - неожиданно спросила тетя. И лоб в лоб стояла перед Люси. - Петербуржанка?
      - Да, нет, - ввязался Пафнутий. - Люси из Ростова, тетя.
      - А-а, то-то я и слышу ховорок-то, вроде, как родной, - оборачиваясь к Пафнутию, объясняла тетя Пальмира, и, уже развернувшись к пришпиленной на месте свояченице, доезжала ее:
      - Так значит, мы с вами землячки, Люсенька! Я же там поблизости тоже...
      - Да! - картинно закричала Люси. - А из какого хорода?
      "Все-таки моя концертная деятельность даром не прошла!" - ликовала она, восхищаясь своим самообладанием. - "Ведь ненавижу эту тетю, убить хотова, а так смеюсь!"
      И она еще больше рассмеялась. - Так я уже Вадичке напомнила только шо!
      Ты тоже не очень-то внимательна, милая моя. А женщина должна... Впрочем, конечно, я без телехраммы, как снех на холову, да уж не обессудьте. Там у нас в Шурюпинске ничего не фунциклирует. Какое там телехрамма! Хорошо, хучь доехала, - тетя до сих пор находилась в дорожном ажиотаже, все еще продолжая ту длительную шурюпинскую рулетку, когда едешь пару тысяч километров в столицу и гадаешь: примут - не примут.
      - Да, ну так хороховый! - возвращаясь в свою тарелку, решительно проговорила Люси, и тронулась в кухню, возглавив процессию. За ней тетя с плетеной корзинкой, и замыкал шествие Пафнутий, с отнимающимися от тяжести чемоданов руками, надувшийся, как баллон пропана и такой же красный.
      Женечка робко одернул проходящего Пафнутия за рукав. Тот остановился.
      - А, ты, ну сейчас, видишь сам, извини, не время для таких серьезных вещей. Наоборот, у нас радость! Извини, - состроил печальную рожицу Пафнутий.
      - Да что ты, что ты, все понятно! Конечно, тетя...
      - Да, зайди через недельку, лады? - У-гу, хорошо, - и Женечка хлопнул дверью. Тетя обернулась: - Кто там, Вадичка? - вступала она уже в права живущей в доме, и поспешно пошла на звук. - Да тут, тетя... - начал объяснять Пафнутий. "М-да, - трезво оценивала ситуацию Люси. - Теперь взхромоздится на шею и давай в темячко поклевывать. Знаю я эту хватку! "Петербуржанка!" Не на ту напали, тетушка! Здесь вам не бедные овечки, кто же нас спасет. Тут хде сядешь - там и слезешь!"
      В кухню вошел, пыхтя, Пафнутий. Тетя щелкнула шпингалетом в уборной и затем пустила со страшной силой воду в ванну.
      Люси вопросительно посмотрела на Пафнутия. - Умыться ей надо с дороги.
      Ванну принять, она это страшно любит. - Ну, хорошо, - одушевилась Люси. - Влад, а она надолго? - Не знаю, а что? - чуя что-то нехорошее в голосе жены, проговорил Пафнутий. - А то! Нам над Реквиемом надо работать.
      Потом исцеление! Да и вообще, зачем она нам здесь. Никто же и приходить не будет с такой диковиной.
      - Ты что, Люси, - опешил Пафнутий. - Она же мне все мое детство...
      - Ты уже мужик, Влад, а не пацан! Кончилось твое детство. Шо ты здесь с ней розарий развести хочешь? Или ты забыл?
      Люси многозначительно подняла вверх палец. - Да-а-а, - принимая правоту слов жены, протянул Пафнутий. - Как же тогда быть? - А так! Недельку ей отпусти и в Шурюпинск. Даже билет ей сам купи. Верь мне, дешевле встанет! Пафнутий чесал за ухом. - Сука! - выговорил он гневно. - Хто? - заинтересовалась Люси. - Да, ситуация, сука, паскудная. Я так любил тетю Пальмиру, так!.. А, ладно, - он отмахнулся, поднялся с табурета и пошел ворочать тетин скарб дальше.
      Вода в ванной бешено неслась из крана. Тетя Пальмира напевала за дверью и фыркала от столичного удовольствия.
      "Конечно, Люси права! У нас и времени особенно нет. А если, действительно, гости ходить перестанут, кого же я исцелять буду? Нет, тетя моя дорогая, любимая! Недельку и домой! В Шурюпинское!"
      Пафнутий не ошибся. Детская память и тут не подвела его. То, что тетя называла городом, было в самом деле засранной деревенькой, где все перекосилось, покрылось плесенью, пылью, а на кладбище жили жирные шурюпинские хорьки, если можно так выразиться, единственная достопримечательность тамошних мест. Да и то. Вонь стояла от этой достопримечательности такая, что запросто могло подуматься: "Ну, здесь где-то поблизости свиноферма, и свинины невпроворот!" А оказывалось на поверку совсем не так. Хотя аборигены и посейчас утверждают, что мясо шурюпинского хоря - это такой деликатесс!..
      Когда тетя вывалилась из ванны гладкая, как выдра и блестящая, как алюминиевая сковорода, Люси уже знала, что с ней делать. По квартире плавал аромат горохового ростовского супца, придавая на этот раз уроженке казачьей вольницы необыкновенную уверенность в собственных силах.
      "Так что дело в шляпе!" - улыбалась тетушке прямо в лицо Люси. - "Дело в шляпе, тетушка!"
      Отобедали. Попили чайку. Тут тетя схватилась и полетела в туалет. Она задвинула щеколду. На секунду все замерло, а потом громовыми нарастающими волнами из уборной покатились в кухню раскаты баталий. Царь Горох лез у тети отовсюду, чуть ли не из ушей, угрожая подорвать позиции противника и прорвать оборону, но тетя, сначала - во время чаепития - сдерживавшая было чудовищный натиск, решила пойти на тактическую хитрость, и выпускала помаленьку газы, сидя на фиолетовом Вадичкином толчке.
      - А чего она тебя, Влад, Вадичкой называет? - начала издалека Люси, якобы для того, чтобы приглушить треск из уборной.
      - А, не знаю. Думаю, что она уверена, что меня Вадимом зовут. В паспорт-то мой она не заглядывала. Услышала в детстве Вадичка, с тех пор и зовет.
      - А-а-а, - будто удовлетворенная мужниной болтовней, вытянула Люси. А-а, ты ее проверил бы, Влад, слышь? Ведь она больной человек. Может надо помочь?
      - Ты думаешь, Люси? - серьезно собрав морщины на лбу в звезду, посмотрел на жену Пафнутий. - А пожалуй! Мы-то с тобой ничего. Сидим, разговариваем, а она... Бедная!
      - Да, поддакнула Люси. - Я прихотовлю приборы, Влад?!
      - Давай, давай. Свечу в комоде возьми, пожалуйста, а то на фанере которая, так та коптит...
      - Конечно, Влад, тетя все-таки, - Люси сходила с ума от радости.
      Она, как никогда ранее, была уверена в убойной силе мужниного колдовства.
      "Найдем сейчас порчу, отведем к целителям, а там хлядь - как и не бывало!" - напевала Люси.
      * * *
      Штанги Пафнутия скрестились над тетиной головой так стремительно, что выскочила искра. - О! - вскричала Люси. - Шо?! - встрепенулась тетя Пальмира. - Да ничего, ничего, тетя, просто искорка выскочила, - Пафнутий, напрягшись, развел штанги и замер.
      - Ис-ко-рка, - повторила нараспев тетя. - Есть порча, - начал трагически Пафнутий. - И не шуточная, тетя, у тебя порча! Люси поднесла ко рту носовой платок и не то чихнула, не то фыркнула. Впрочем тете было не до нее.
      - А шо за порча-то, Вадичка? - робея, выясняла она. - Отчего она?
      Люси не зевала: - Это, тетя Пальмира, если хто-нибудь из ваших недрухов схлазит вас. Она и висит на позвоночнике, висит себе, висит, а человек живет, улыбается. Потом какая-нибудь критическая ситуация - раз и в ящик! - чесала без обиняков по-пупырински Люси.
      Тетя это разом поняла, приняла и озаботилась: - А шо ж делать, Вадичка? - обратилась она к парившему над ее головой судье. - Как что?! - будто читая по букварю, без запинки отбарабанил тот. - Завтра пойдем к целителям, они ее и снимут, твою порчу. Я бы и сам, да...
      - Нет-нет, Влад! - кинулась спасать будто мужа Люси. - Ты не можешь еще, ты ж не очистился, тебе ж еще нельзя!
      - Да, правда! - сокрушенно согласился Пафнутий. - А так бы и ходить никуда не надо было! - вздохнул он.
      - А почему завтра? - заторопилась тетя. - Сегодня уж вечер, темно, да и футбол сегодня, - вырвалось у племянника, - наши с Америкой, на УЕФА...
      Тут он осекся. Люси сверлила своего идиота взглядом. "Сейчас эта корова почувствует профанацию и все!" - кричало ей сердце. - "Выручай, Люсенька! Себя выручай!" И она схватила тетю под руку, бормоча и шепча:
      - Вам надо подхотовиться, дорохая. Это же не шуточное дело. Вы даже не подозреваете, как это серьезно! Я вон семь лет мучилась-мучилась, скиталась по свету, не знала, куда деваться от себя... Хорошо Влада встретила. Он посмотрел на меня и сразу ховорит: "Порча!" Проверили - точно, проклятая. Баба какая-то насадила...
      Пафнутий, раскрыв рот, смотрел на жену и тетю. Ничего подобного с ним и Люси никогда не происходило. Она сама влезла к нему в кровать после вечеринки, да так прилепилась, что Пафнутию даже отдирать ее не хотелось. А уж много времени спустя он начал на эти курсы колдунов ходить. А Люсенькина порча... Так надо ж было пациентам что-нибудь да привести в пример!
      А Люси шла дальше: - Так Влад мне все определил. Кохда, хде, большая ли, правда, Влад?! - Угу! - подтверждая свою репутацию, кивнул Пафнутий. Тетя обмякла и попросилась спать. Люси с энтузиазмом взбила ей подушку, подвела к кровати и уложила, погасив свет и пожелав тете спокойной ночи.
      - И безоблачных снов, как в наших краях ховорят! - прибавила она, улыбаясь.
      Затворив дверь в тетину комнату, Люси приложила палец к губам, тссыкнула на мужа, и опрометью бросилась в туалет.
      * * *
      Проснувшись, Зигфрид пошарил первым делом под диваном, ухватил там что-то и вытащил на свет огромное эмалированное ведро, полное до краев спермы. Похлопав подушку, он нащупал свои очки и надел их.
      - И это за ночь?! - не веря собственным глазам, прошептал он. - Ну и ну!
      - Впрочем оно и ясно, - подводил он теоретический фундамент под неоспоримый факт. - Сколько нас по степи таких батыров? И если б не мы, то, глядишь, степь бы давно уже в пустыню превратилась и пирамидами бы поросла. А так!..
      Зигфрид вскочил с дивана, взял ведро и понес его на кухню. Там он аккуратно разлил по стеклянным баночкам содержимое ведра и, закрывая их полиэтиленовыми крышками, тщательно вывел на каждой: ночь с 20 на 21. Проделав все это, он открыл холодильник и двумя ярусами составил свежий консервант на хранение.
      - Так, это готово! бодро потянулся он и распахнул шторы. Окно выходило на детскую площадку. Но она была на удивление вымершей и унавожена свеженасыпанным песком. Всю площадку заливало горячее солнце. Зигфрид даже зажмурился и хотел уже задернуть штору и закатиться назад под прохладную простынь, как вдруг он увидел, что через площадку идет одетый бедуином мужчина и несет на голове спеленутое по рукам и ногам тело. Пот обливал его лицо и шею. И было этому бедняге так тяжело, что он все более и более сгибался под своей ношей.
      Откуда ни возьмись выскакивают тут два низкорослых субъекта, может быть даже и калмыки, а может и не засыпанные ранее песком дети, сбивают мужичка с ног и погребают его на глазах у Зигфрида вместе с трупом, прямо посреди детской площадки.
      Зигфрид, видя такое, хватает нож - и вниз. Он подбегает к оставшемуся на месте убийства холмику, и, ничего не соображая, видит, что холмик начинает прорастать. Но растет из него какая-то мертвечина и разложение. Тогда он бросается назад, вытаскивает из холодильника один из ночных сосудов и бежит вниз.
      - Успею ли? - шепчет он трагически на бегу. - Не успею, все погибнем!
      Он подбегает к разрастающемуся холмику, отдирает зубами крышку и опрокидывает банку в песок. Тление захлебывается, а среди разложения возникает живое тельце. Оно начинает пухнуть и расти вместе с увеличивающимся холмиком. Зигфрид - домой! Один за другим он выливает свои ночные сборы на животворную землю, и вдруг на него из песка смотрят голубые глаза его любимого Фюрера.