Шерлок Холмс

Старики подъезжали к Юртауну ясным днём. На околице их поджидал Сотон. Молча кивнул и прижал палец к губам. Показал знаками, что в посёлок заезжать не следует, а надо удалиться в чащу и там переговорить. Тройка послушно двинулась в указанном направлении. Хан воровато оглянулся – не следит ли кто? – и пятками послал коня вслед.

Четыре всадника отыскали в тайге неподалёку удобную поляну на ручье Смородиновом, спешились.

– Теперь говорите, – разрешил хан.

– Всё сделали, как ты просил, – буркнул Забадай.

– Убили внешнего врага?

– Племянника твоего Джору? Да, порубили, когда он под одеялом с золотой красавицей развлекался. Вскрикнул напоследок да и помер.

– Молодцы, старики. Я же говорил, что старый конь борозды не испортит. А я с вами расплачусь за службу верную.

С этими словами Сотон извлёк из-за пазухи кошель и одарил Сордона и Долбона золотыми кольцами, а Забадаю подарил перстень с зелёным камнем. Тройка его поблагодарила, но сдержанно, не раболепствуя, не рассыпаясь в благодарностях. Хан заметил.

– Что, мала награда? – спросил он.

– Золото – всегда золото, – изрёк Сордон.

– Мог бы и добавить, – сказал Долбон.

– На душе нехорошо, – признался Забадай. – Худое дело мы содеяли. Сердце не на месте, скребут его рыси.

– Не волнуйтесь, мои нукеры, – успокоил Сотон. – Вот я вам сейчас бражки налью, выпьете – и как рукой снимет. Бражка у меня хорошая, сам её на рябине ставил. Даже получше той, что у леших водится. Подставляйте рога.

Из седёльной сумки извлёк бурдюк и наполнил сосуды, протянутые стариками. Те выпили, крякнули:

– Хороша!

– Ещё бы, я особый секрет знаю. На секретных травах настаиваю. Давайте ещё по рожку.

Наполнил рога во второй раз. И в третий. И четвё…

Нет, на четвёртый стариков уже не хватило. Повалились они на влажную таёжную землю, хрипя и хватаясь под бородами. Не перенесли настоя из секретных трав. Хан обыскал трупы, вернул золото в кошель, потом отстегнул от сёдел топоры и порубил тела, пока кровь не свернулась. И про Забадаев меч не забыл. Его тоже измазал в крови, а потом вложил оружие в руки хозяев. Своим же топориком тюкнул чужих коней, не сильно – не до смерти, а чтобы придать вид боевых ран. Огляделся. Всё выглядело именно так, как задумывалось: трёх ветеранов зарубили в бою. Они пали, но перед этим успели омыть оружие в крови врага. Потёр руки и вскочил в седло. В Юртаун ворвался, голося:

– Беда! Беда! – и носился верхом по улицам, образованным выстроенными по линеечке жилищами, пока на крики не сбежался народ.

На площади собраний хан-узурпатор речь повёл не слезая с коня. Будто бы он собрался с утра поохотиться, но не было ему сегодня удачи, одного только рябчика и подбил. Не вышло охоты, и решил он вернуться домой. Когда подъезжал, то наткнулся в лесу на три трупа. Лежит там порубленная коварным врагом боевая тройка – Забадай, Сор дон и Долбон. Все в крови, но в руках сжимают оружие. По ним видно, что непросто далась ворогу их погибель. Попили чужой кровушки два топора и меч. Но трупа подлого убийцы не осталось – либо не справились старые со злодеем, либо ворог был не один и сообщник подлюку с собой уволок.

– И знаете, кто всё это сотворил? – грозно спросил Сотон. – Не знаете? Так я вам скажу: это Чонов ублюдок – Джору! Долго его не было в наших краях, шлялся неизвестно где. Вот и вернулся. И убил стариков, бахвалясь, – я, мол, вернулся!

– А просто так вернуться было нельзя? – спросили из толпы. – Приехал бы и сказал нам: я вернулся!

– И стариков бы губить не пришлось! – добавил второй.

– Зачем ему вообще на нас нападать – на старых или молодых?

Ответ у Сотона был готов заранее. Глупый, конечно…

– А чтобы нам власть свою показать. Я, мол, Джору, ханский сын.

– Так он и впрямь ханский сын.

– Вот!

– Что-то тут не так, – заявил Хабал. – Я позавчера с Джору встречался. И был он весёлый и жизнью довольный (а про смерть папаши не знал!), с женой и верблюдицей, которых выкрал в стране Инь. Милуется с ней день и ночь, потому до родного дома никак добраться и не может. Устроились на Краснобровой поляне и друг от друга не отрываются. Красотка так измотала мужика, что он старуху дряхлую не победит, а тут – старики-ветераны. Их просто так не порубишь, у них боевой опыт – о-го-го! И никто меня не убедит, что Джору ни с того ни с сего начнёт стариков губить.

Эх, подумал Сотон, зря я Хабала сразу-то не замочил. Прирезал бы, когда принёс дурную весть о возвращении племянника, тогда бы всё мне сошло с рук. Не убил, вот теперь и приходится выкручиваться. Как бы их обмануть?..

– У меня доказательства есть, – наскоро придумал хан.

– Какие доказательства?

– А вот! – Он полез в седёльную сумку и продемонстрировал рябенькую птичку, заготовленную заранее. – Видите?

– Чего? Рябчика?

– Ну да. Ездил я на охоту, но удачи не было. Разве это не доказательство?

– Да мы верим, что ты плохой охотник, – согласились с доказательством чонавцы.

– Я не про то, а про другое. Теперь-то верите, что это Джору стариков порубил?

– Никакие это не доказательства, – решила толпа.

– Но старики-то порубанные лежат! Кто их тогда убил?

– Да мало ли кто? Почему именно Джору?

– Потому что больше некому! Мы тут сколько живём, никаких других врагов не видели! Пока он не появился, никаких убийств не было! – рвал глотку хан.

– Да почему же не видели? А бухириты?

– Люди! – вскричал Сотон, будто бы осенённый догадкой. – Видать, Джору с врагами стакнулся! Вот и порубил Забадая и прочих!

– А может, и впрямь бухириты вернулись? – задумались в толпе. – А Джору тут ни при чём.

– При чём, при чём, заверяю! – кричал хан. – Уверен я! Братом клянусь!

– Да почему ты уверен, когда и брата у тебя нет?

– А потому, – придумал Сотон наконец веский довод, – что имя подлого убийцы мне сам Забадай перед смертью сказал! Застал я его ещё дышащим. Он меня увидел, узнал, воздел палец и сказал вслух: «Джору…» – не договорил и преставился.

– А может, он так ему свой меч завещал? – предположил кто-то.

– Или именно то не договорил, что Джору – не виноват! – выкрикнул второй.

– Хотел сказать: Джору, мол, берегите, он – ханов наследник, – высказался третий.

– Вот что, – объявил, обрывая пустые разговоры, Хабал, – сяду-ка я на коня да слетаю к Краснобровой поляне. Там всё и выясню – при чём тут Джору или ни при чём.

– Вот это правильно, – поддержала толпа. К Хабалу присоединилась пара добровольцев: Сазнай – молодой из тех, кого мальцами привели с берегов озера Хубсугул, и старик из следопытской дюжины по имени Мучиря, со шрамом через всё лицо.

– Если это Джору, – заявили волонтёры, – то мы знаем, как с ним поступить. Но это вряд ли он.

– Езжайте, езжайте, – милостиво разрешил Сотон, хотя согласия его никто и не спрашивал. – А ещё кто-нибудь пусть съездит на поляну, где порубленные лежат. Как туда добраться, я сейчас объясню. За околицей поедете напрямки к Смородиновому ручью и двинетесь против воды…

Что найдут Хабал со товарищи, он знал – зарубленных Джору с бабой. Решил, что это ему на руку, охотники подумают: тройка отбивалась от полковничьего сынка, пала в бою, но и сама нанесла такие раны, от которых тот не оправился. Едва сумел добраться до поляны, где его ждала жена, и истёк кровью… Так нет же! – мысленно вскричал Сотон. Бабу тройка тоже порубила! Или не тронула? Поторопился я нукеров убирать. Сперва надо было хотя бы расспросить: как убили, одного или с девкой, как трупами распорядились – так и оставили в постели или оттащили куда? И почему я убийство на племянника валить взялся, почему сразу о бухиритах не вспомнил? На них всё бы и списалось: бухириты вернулись и порубили стариков и Джору. А про то, что в прошлый раз бухиритов я сам в Мундаргу пригласил, знают только дадаги. Но эти вряд ли проболтаются, ведь сам Дадага и убил Чону. Нечаянно, правда, не разглядел в темноте, чей перед ним затылок… Да ещё вещун знал про бухиритов, да гонец, что с близнецами договаривался. Но первый больше не вещает, выпил моей бражки и замолчал. Лежит теперь у пика Сардыкова, молчаливый такой, а сверху камешек поставлен с птичкой на груди в знак того, что умел быстрей, чем птица долетит, другим вещунам весточку передать. А второй в пропасть нечаянно упал, до сих пор не нашли. И вряд ли найдут: его, поди, уже к Ледовому океану река вынесла…

Пока охотники седлали коней, до них дошли вести, что все три коня вернулись к жилищам хозяев. У каждого – рана, видно участвовали в битве. Мучиря не поверил, сходил осмотреть. Вернулся с сообщением, что раны очень странные, никак их в бою нанести не могли.

– Уверен, – заявил он, – что скакуны смирно стояли склонив голову, щипали траву, а тут-то их и ударили меж ушей. Слабо ударили, черепа не пробили, но такой удар надо наносить сверху – ни пешему, ни конному так не рубануть, если конь сам не склонит голову…

При подходе к Краснобровой поляне Хабал велел спешиться. Пятеро спутников послушались, привязали коней и неслышно двинулись вперёд – ветка не хлопнет, сучок под ногой не хрустнет.

Джору с золотой красавицей сворачивали лагерь. Одеяло было скатано в трубочку, прочие вещи завёрнуты в медвежью шкуру. Полковничий сын как раз привязывал их к седлу хромого, но очень красивого коня необычайной золотистой масти.

– Хабал, – склонившись к уху охотника, зашептал Сазнай, – а ведь и вправду Джору убил стариков! Видишь – собираются бежать без оглядки!

– Заткнись, – велел Хабал. – Ничего ещё не ясно.

Не выдавая себя, они наблюдали за сборами. Непонятно, как ханский сын догадался о наблюдателях: сидели они ниже травы, тише воды. Но вдруг повернулся в сторону охотников и крикнул:

– Эй, Хабал, нечего отсиживаться под ёлкой. Выходи сам и товарищей выводи. Поговорить надо.

Он воздел руки, показывая, что безоружен. Чонавцам ничего другого не оставалось. Настороженные, они приблизились к парню, о котором ещё в детстве ходила слава, что он победитель мангусов. Раскосая красавица молча стояла рядом с мужем и с тревогой вглядывалась в лица мужчин.

– Привет, Хабал. И тебе, следопыт Мучиря, и тебе, торопыга Сазнай. Помню, помню, как мальцами с тобой поспорили, кто дерьмо быстрей слопает, а ты так спешил, что мне и не досталось… Зачем пожаловали? Дело ко мне есть?

– Есть дело… – зловеще начал Сазнай, – просто так бы не попёрлись лесом за семьдесят семь вёрст варево без соли хлебать!

– Угостил бы вас, раз пришли, но сами понимаете, – Джору развёл руками, – лагерь я свернул. Собрались мы с женой Другмо в Юртаун ехать. Мать там заждалась, и над отцовым могильным камнем постоять положено…

– Врёшь ты всё! – выкрикнул Сазнай. – Не собирался ты в Юртаун возвращаться! Сбежать хотел!

Гессер вопросительно поднял брови:

– От кого, куда? И зачем мне от родного дома бежать?

– Ты убил стариков! Забадая и его пару!

– Кто вам такое сказанул?

– Дядя твой родной! А он врать не станет! Зачем ему родного племянника под аркан подводить?

– Да заткнись ты наконец, – оборвал его Мучиря. – Кто и что говорил, то дело десятое. А нам надо самим разобраться, затем и пришли. Джору, признайся честно, ты Забадая видел?

– Конечно видел, – не стал запираться Гессер. – Это и Хабал подтвердит. Они вместе с Забадаем на меня вышли. И расстались мы тихо-мирно.

– И больше с Забадаем не встречался?

– Да почему же не встречался, ещё как встречался. Вчера на закате вся его тройка объявилась. Поговорили о поселковых новостях, старое помянули, поели-попили и спать легли. Я им постельку соорудил, чтобы старым косточкам помягче было.

– Так, так. Ну а как же расставались?

– Старики среди ночи оседлали коней и уехали. Даже не попрощались.

– А чем докажешь, – опять зашёлся в крике Сазнай, – что не ты их убил и не упрятал на Смородиновом ручье в укромном месте?

– И доказывать не собираюсь. С чего бы это мне стариков обижать?

– Может, у них золота мешок был, а ты…

– Замолчи! – прикрикнул Мучиря. – При чём тут золото? И где старикам золота взять? Да ещё и целый мешок. Ты хоть маленько-то думай, когда глупости говоришь.

– Тогда не золото, а мешок женьшеня! От него у стариков – как у волка на морозе! А женьшеня мешок…

– Дерьма мешок тебе на голову! Выходит, что тройка ночью непонятно почему снялась и уехала. А ты, Джору, их не догонял, не сводил счёты?

– За что?

– Смогу рассказать, – пообещал следопыт, – после осмотра места происшествия.

Он обежал поляну, кое-где вставал на четвереньки, буравя землю взглядом и к чему-то принюхиваясь. Осмотрел пень, заменявший молодым стол, долго оглядывал ствол с зарубками и крону сосны, на которой супруги пережидали ночное покушение. Потом вернулся к, остальным и заявил, что ему всё ясно.

– И что же тебе ясно? – спросил Гессер, очень заинтересовавшийся методами следопыта и выводами, который тот сделал после осмотра поляны.

– Дело было так, – уверенно начал Мучиря, – старики приехали вечером, примерно в это же время, на закате, пустили коней пастись, а ты их пригласил за стол. – (Кивок в сторону пня.) – Ели похлёбку из рябчиков, которых ты грызёшь вместе с костями, твоя женщина ощипывает мясо, а старики жуют дёснами. Потом пили заварку иван-чая. Ты сходил нарубить пихтового лапника, только вот не пойму, чем рубил. Топором ветку так ровно не срежешь. Может, у тебя стальной меч? Я слыхал, что такие существуют, но видеть не пришлось. Потом все легли спать. Ты с супругой – на ложе под навесом, а старики на свежий лапник. Среди ночи вы с супругой поднялись и забрались на сосну. Потом и старики поднялись, вытащили из седёльных сумок топоры и меч (помню я меч Забадаев, хорошая бронза!), подкрались к вашей постели, пара принялась рубить то, что находилось под одеялом, топорами, а Забадай воткнул меч. Глубоко воткнул, насквозь прошил чучело медвежье, до самой земли.

Бойцы решили, что с вами покончено, распутали коней и уехали. Почему-то не проверили оружие, а ведь на нём не было ни капли крови. Тогда бы догадались, что рубят шкуру набитую. А когда уехали, вы с бабой спустились вниз, отбросили чучело и забрались под тёплое одеяло, хотя тройка его, конечно, порвала. Но не настолько, что и починить нельзя… Так всё было или не так? – спросил Мучиря и пытливо заглянул в глаза Гессера.

– Здорово! – восхитился он. – Ты прямо волшебник! Ну, с птичьими-то косточками мне всё ясно, а как определить время приезда? Что на закате они приехали.

– А по лошадиным яблокам. Как выглядят свежие, всяк знает – от. них парок идёт… А я разбираюсь, какими они становятся через сутки, двое или неделю.

– Ловко, – восхитился мужчина. – Тогда объясни, почему догадался, что они чучело вместо нас рубили?

– Но я же вижу шкуру, к седлу притороченную, и кучу подсохшей травы неподалёку от навеса. Траву выбросили, но до того она была набита плотно-плотно, вид её о том говорит, подсохшие стебли – сломаны. И одеяло вижу скатанное, а на земле клочки его, отрубленные – не отрезанные. Так за что вас тройка порешить собралась? Никакой ссоры меж вас не было, это и ты говоришь, и по следам видно, никто ни на кого не кидался, разговор шёл спокойный.

– Я преклоняюсь, Мучиря, перед твоими способностями. Всё рассказал так, словно сам с нами весь вечер провёл и своими глазами видел. Ссоры не было.

– Но они на вас почему-то напали. Ты, правда, знал, что будет покушение, потому и подготовился заранее: шкуру травой набил, жену на сосну увёл. И взобраться на неё несложно из-за зарубок (для себя бы ствол не портил, и так бы забрался, ты же таёжник!), и место на ней есть удобное, чтобы отсидеться. Ты знал, что придётся укрываться от убийц.

– Знал, Мучиря, не стану отказываться. Да от тебя ничего и не скроешь.

– Так почему же боевая тройка на тебя напала?

– Их дядя подговорил, – признался Гессер. Тут уж опешили все, даже следопыт, недавно уверявший, что после осмотра поляны скажет, за что Джору мог бы сводить счёты со стариками.

– Как же так? – спросил Хабал. – Он же твой дядя! Стариков подговорил тебя убить, а нам наговаривал, что это ты их убил, и посылал с тобой разобраться! Ему будто бы Забадай перед смертью твоё имя назвал. Но говорил, что ты скорее всего во время нападения на тройку получил страшные раны и истёк кровью. А ещё намекал, что ты стакнулся с бухиритами.

– А это кто такие?

Имя убийцы отца он запамятовал. Или никогда и не знал? Гессер попытался припомнить рассказанные старым охотником подробности, но перед глазами почему-то мельтешили сцепившиеся рогами быки, рвущие в пылу гона шкуры жилищ.

– Тебе же Забадай при мне рассказывал, – напомнил Хабал.

– Рассказывать-то рассказывал, – согласился Джору, – но я не понял, почему подрались Бохо Тели с Бохо Муем, а ещё неясно, как во время драки они могли зачать детей. Поубивать – понятно: надели нечаянно на рога или затоптали, – но для зачатия-то нужен нижний рог, а уж никак не два верхних.

– Ты не понял, – сказал Хабал, – дочь Тайжи понесла от мычания.

– Это я понял, я тоже, когда со своей Другмо дежу и мой Столб небесного дракона извергает субстанцию Ян, всегда мычу. Правда, Другмо?

– Истинная правда, мой господин, – отозвалась женщина. – Когда встречаются облака и дождь.

Теперь уже дознаватели ничего не поняли.

– Не было тогда никакого дождя! – заявил Сазнай.

– Когда не было?

– Когда убили хана Чону!

– А кто убил? – пытался докопаться до истины Джору. – Назовите имя убийцы.

– Конечно, Булагат и Эхирит! – закричал Сазнай. – Это всяк знает! Кольцом его защищали кузнецы Божинтоя. С тыла оберегали рудокопы. Спереди – дадаги. Но вся беда в том, что между дадагами и сыновьями Божинтоя оказались зажатыми бухириты. Видя, что рудознатцы их быстро уничтожают, враги кинулись прочь – прямо на Чону. Сначала затоптали отца рода кузнецов, а потом – твоего…

– Да не затоптали хана, чего ты врёшь? – возмутился Хабал. – Чону убили ударом меча по макушке. Башка так и треснула, как кочан капусты.

– И не мечом убили, а рудокопской киркой, – вмешался Мучиря. – И не по макушке стукнули, а по затылку.

– Откуда у бухиритов взялась кирка? – хрипло спросил Джору. – Они что, нашу землю долбить явились?

– Не было у них кирок, – сказал следопыт, – бухириты имели обычное вооружение – бронзовые мечи.

– Тогда получается, – догадался сын, – что папу убили не бухириты, а рудокопы?

– Выходит, так, – согласился Мучиря.

– А бухириты куда делись? – допытывался. Гессер.

– Их всех перебили, кроме Булагата и Эхирита. Божьи пащенки смылись, размахивая мечами. А трупы валялись с мечами – не с кирками.

– Так, – сказал Джору, – я, кажется, всё понял. Пока кузнецы отбивали атаку бухиритов, кто-то из рудокопов убил моего горячо любимого папеньку, великого вождя и любимого руководителя. Правильно?

– Абсолютно верно, – сказал следопыт. – И я даже знаю – кто. Убил его сам Дадага, глава рудознатцев. А вот за что – не знаю. Но теперь полагаю, что тут замешан Сотон.

– Почему ты считаешь, что виновен мой любимый дядя?

– Сужу по его дальнейшим поступкам. Почему, узнав, что племянник вернулся, он не обрадовался, а выгнал Хабала вон как гонца, принёсшего худые вести? Почему скрывал от других твоё возвращение? Почему подговорил Забадая и его пару прийти сюда и напасть? Почему старики не добрались до посёлка? Почему в их убийстве он обвинил тебя? Вот такие вопросы, – веско сказал Мучиря. – А вот какими видятся мне ответы. Ему нужна твоя смерть, а раз так, то, вполне вероятно, что и смерть родного брата. Это звенья одной цепи. А цепочка такая: убивает Чону, женится на Булган, убирает Джору и получает… Что получается спрашиваю?

– Получает братову жену! – выкрикнул Сазнай.

– Получает по соплям! – пригрозил Хабал.

– Получит мою месть! – поклялся Гессер, который сразу и безоговорочно поверил старому следопыту, только что продемонстрировавшему свои блестящие способности, когда по конскому яблоку сумел восстановить события прошедшей ночи.

– Получает ханство! – объяснил суть Мучиря. – А с ним – около пяти тысяч подданных с главной ставкой в Юртауне, медеплавильней в Жемусе и сотней небольших улусов, разбросанных по Мундарге. Вождь пяти тысяч – командир армии, великий хан. Это тебе не бухириты, у которых, по слухам, всего три подсотни мужчин.

– Но как же он получит ханство, – всё никак не мог взять в толк Джору, – если у Чоны есть наследник, то есть я?

– Вот потому-то он и подговорил стариков наследника убить.

– А-а, – понял наконец сын, хлопнув себя ладонью по лбу. – Сперва подговорил Дадагу, и не стало Чоны. Потом Забадая, чтобы не стало наследника. Женился на маме и сказал: «Теперь я ваш хан!» Правильно?

– Уверен – так всё и было, – сказал следопыт.

– Но кто же тогда убил Забадая, Сордона и Долбона?

– Сотон, больше некому, – догадался Мучиря. – Чтобы не проболтались, кто и почему зарубил наследника и его жену.

– Ах ты, волк позорный! – рассердился Джору. – Клянусь, умоешься ты у меня кровавыми слезами!

– И мы с тобой! Теперь ты наш хан, – заявили три дознавателя. – Клянемся, что будем верой и правдой отстаивать твои права, честь и достоинство!

Гессер поблагодарил неожиданных союзников, после чего мужчины расселись по коням, а женщина забралась на верблюдицу. На небе высыпали звёзды, но ночь охотникам не была помехой: они знали каждый кустик, каждую кочку в округе.

– Утром будем на месте, – сказал супруг.

– Вместе, вместе, – согласилась Другмо. – Рассказывают:

Солнце чёрный дракон проглотил.

За стеною бумажной дождя расплетаются косы.

Государь госпожу молодую азартно любил:

в поднебесной стране так всегда происходят знакомства.

– Воистину мудры слова твои, – удивился Гессер. – Наша езда – неизвестно куда. Что-то ждёт впереди?.. Поехали, милая.

– Недаром говорят, – вспомнила жена следующую мудрость:

– Разожгла госпожа пожилая призыва фонарь:

– Я на озеро Цинхай желаю уплыть, Государь. Улыбнувшись, увядшей красе Государь отвечал:

– В те края не проложен доселе Великий канал.

– Мы и без канала доберёмся, – заверил супруг. И добавил: – А дядю Сотю я и пальцем не трону. Дядя есть дядя.