Много лет, а может, и веков длилась эта величайшая в истории человечества битва. Рогатых людей оттеснили к неприступным горам, которые считались пределом мира. Но так велик был натиск и так велика ярость нападающих, что раскололись скалы и образовались перевалы. Отчаянно защищались воины Германа. Лишённые памяти, они безжалостно рубили кровных родственников, не узнавая в лицо. Оседлав перевалы, рогатые десятилетиями отбивали атаку за атакой. Но нападающие волна за волной накатывали на врагов, и кровь полноводными реками стекала в долины.

У всякой битвы есть конец, но только не у этой, как у сражения между Добром и Злом. Через много-много лет рогатые были сброшены с перевалов и покатились вниз на просторы нового, открывшегося людям мира. Динлины считали, что тот день и есть первый день Нового Творения мира.

Но в нём уже жили люди, совсем другие: желтокожие продавцы волшебной ткани, в которой никогда не заводятся вши, и краснокожие, которые забрались так далеко на Восток, что до них ближе, если плыть от пределов Запада. Были немногочисленные племена, которые стали добрыми соседями динлинов, потому что давным-давно жили вдоль притоков реки Большая Вода. А четвёртая группа народов обитала среди гор. Но ни с ними, ни с остальными динлины не нашли бы общего языка, потому что те происходят совсем из другого корня.

Люди Земли бывают четырёх цветов: белого, красного, жёлтого и чёрного. Чёрные – братья динлинов, – у народов, живших в Снежных горах, были общие предки и язык. Они сражались вместе с прадедами динлинов, но сразу же за перевалами отделились от армий нападающих и двинулись на северо-запад. Будущие чернокожие прошли горами между Внутренним морем и Мировым океаном и растеклись по Южному континенту. Под южным солнцем, среди новых гор, долин и рек, песков и растений, новых времён года они за тысячи лет сменили личины, стали плосконосыми, большегубыми и курчавыми, а цвет кожи до того почернел, что стал чуть ли не синим.

Сохранилась и другая легенда. Будто народы пришли в котловину вместе с уже чернокожими братьями именно с Южного континента и те просто кратчайшим путём вернулись на родину. Будто они спасли всех, указав место, где можно пережить опасности между Первым и Новым Творениями. Так ли это – неизвестно, потому что даже сильнейшие ведуны динлинов не были способны проникнуть взглядом в столь далёкие времена. В них таится неведомая опасность, невыносимая для человеческого разума. Ведуны, которые пытались постичь её, неизменно лишались разума…

Оставшиеся воины продолжали теснить врага на север. Это была не просто битва, а Великое переселение народов, потому что армии двигались со скотами и домочадцами, шатрами и учёными людьми, хранящими древнюю культуру и не позволяющими забыть какого ты корня, какого роду-племени.

Быстро двигались переполненные праведным гневом армии нападающих, но ещё быстрее отступали враги, так что война превратилась в мелкие стычки передовых групп и отрядов заслона рогатых. И вышли армии на плоскогорье, ограниченное реками Большая Вода и Тёмная, а также Богатым озером.

Здесь и случилась вторая великая битва. И летящие стрелы заслонили солнце, а от топота копыт и пеших людей поднялась пыль, сквозь которую три года потом никто не мог разглядеть истинный цвет солнечного колеса. Стал он кроваво-красным. В наступившем мраке многие воины дрогнули сердцем и, пользуясь сумерками, тайно покинули поле битвы.

Одни – смуглокожие и от страха раскосоглазые – устремились на северо-восток и бежали до самых пределов земли, но и там остановились не все. Иные пересекли пролив по льду и поселились на континенте краснокожих. Другие армии, зашедшие врагам в тыл, получили такой отпор, что бросили своих коней и для скорости пересели на оленей. Думали, что так они скорей скроются от свирепых воинов рогатых. На оленях доскакали до северных пределов мира и до сих пор дрожат там от холода вместе с оленями, которые из Благородных выродились в Северных.

Третьи переплыли Богатое озеро и поселились в великой пустыне среди бесплодных песков, потому что на урожайный юг их не пустили желтокожие повелители драконов. А вернуться назад не даёт страх перед рогатыми бойцами. Четвёртые просто потерялись среди Сарафанных (Саянских) гор, а позднее поселились в местности, которая на их языке означает «Высокая тайга». (По прошествии веков их язык стал сильно отличаться от общего Первоначального.) Пятые бежали на северо-запад, но взяли значительно севернее чернокожих.

Остальные армии прогнали рогатых сквозь пороги и водопады реки Большая Вода, оттесняя на запад. На месте второй великой битвы остались горы трупов и тысячи тысяч раненых. Из людей, выживших после ранений, – а выжило очень мало, потому что легкораненые не покидали поля боя! – и образовался Лесной род, который желтокожие прозывали динлинами (длинными, но произносили по-своему). Они остались на месте зализывать раны, а остальные армии гнали врага на запад.

Рогатые отступали так быстро, что нагнали бежавших с плоскогорья заносчивых, но не больно-то храбрых воинов. Те устремились в Ворота между Внутренним морем и Черемным, где, переодевшись в одежды местных горбоносых аборигенов, укрылись в горах, название которых, если его перевести с языка воинов Германа, означает Высокие. Рогатые на Высокие горы не полезли, лишь пожелали вслед беглецам: «Чтобы и у вас такие же длинные и горбатые носы выросли!» – что и исполнилось.

Но ещё до того состоялась третья великая битва, когда часть врагов была потоплена во Внутреннем море, а часть буквально размазана о горные вершины Пояса. Бившиеся вдоль Пояса армии были обескровлены и вынуждены осесть на поле битвы. Причём самые храбрые и быстрые, сбросившие рогатых в Ледовый океан, оказались в самом невыгодном положении. Мало того что поселились в крае вечных льдов, так ещё – как бы в насмешку! – получили от прочих имя своих заклятых врагов, немного, правда, искажённое. Но пусть не сетуют на судьбу, есть люди, которые знают, что имя их – память о смелости предков и победе над очень сильным врагом.

Не такие храбрые бились в более умеренном климате. Они не были так яростны и позволили рогатым взойти на вершины Пояса, откуда потом выбивали около века. Врагов разбили, а сами так и остались у гор, от них и получили имя своё. Оттуда позднее распространились северною оконечностью континента до угла, образованного Ледовым океаном и океаном Разделительным, лежащим между людьми с белой и красной кожей.

Остальные армии бились с врагами до тех пор, пока те не вылетели из Ворот, у которых собирались остановить нападавших, как затычка из бочки. Рогатые разлились по лесистой равнине, но их везде настигали и безжалостно истребляли. При этом нападающие теряли такое количество воинов, что их домочадцы вынуждены были оседать на полях сражений. Куда двигаться, если старики уже потеряли силы, а дети и раненые пока не приобрели?

Четвёртая, и последняя, великая битва с воинами Германа случилась у гор, название которых можно перевести как Режущие и как Утёсы. Об эти утёсы и обрезалась армия врага, была наголову разбита, хотя и со стороны победителей не обошлось без трусости и предательств. Множество армий бежало с поля величайшей битвы. Одни мчались вдоль северных берегов Черемного моря через проход между ним и Внутренним. Неслись, не обращая внимания на укрывшихся в горах дезертиров, у которых росли и росли носы и горбы на них, мчались, заполняя пропасти собственными телами. Бежали встречь пути, который некогда прошли нынешние обитатели Южного континента.

Другие неслись южным берегом Черемного моря, преодолев пролив между ним и Срединным морем – кто вплавь прямо на конях, а кто и просто так, по-собачьи. Обе колонны беглецов слились южнее Внутреннего моря и побежали на юго-восток, в точку Исхода.

Немногие, лишь самые быстрые и трусливые, добрались туда, где в наказание за возвращение – не ходи вспять, не нарушай высшей воли! – Матушка погрузила их в вечную дрёму. И не одно тысячелетие пройдёт, пока очнутся они ото сна. Но тогда придётся им пройти ранее пройденное заново, чтобы завершить намеченное Батюшкой. Они же пытаются разорвать предначертанный круг по-другому. Пробуют летать силой мысли, ходить сквозь огонь и не дышать по полдня либо заменить внутри себя земные вещества на солнечные, но это тупик. Нужно ли заменять Жизнь Смертью? Зачем быть мёртвым ещё при жизни? Бессмысленны споры с богами…

Не лучше и судьба тех, кто не добежал до Исхода, а остался в местах привала, чтобы начать осваивать пустынные без них земли. Они вроде бы движутся, не замечая, что это бег по замкнутому кругу.

У Режущих Утёсов стороны сражались, пока имели хоть какие-то силы. Нападающим не пришлось оглашать мир победными криками, рогатые не испили горечи поражения. И те и другие обессилели. Остатки армий тихо-тихо расползлись в противоположные стороны. Враги ушли на северо – и юго-запад, нападающие окружили себя земляными валами и лесными засеками, чтобы защитить израненный и полуистреблённый народ от внешних нападений. Позднее они покинули границы, которые сами себе и установили, и заняли все лесистые равнины западной части крупнейшего на Земле континента.

А воины Германа заселили западные пределы материка, чтобы быть как можно дальше от тех, кто не бежал с поля боя. При одном упоминании о воинах, которые остались жить у Режущих Утёсов, были готовы убежать на Западный континент, переплыть Разделительный океан. Поэтому расселялись вдоль побережий, от самого северного до южного.

Кабы в те дни раздался крик «Идут воины из-за Режущих Утёсов!», бросились бы они в океаны, да там и потонули. Поэтому и принялись строить корабли, изучать судостроение и навигацию, чтобы не кидаться в волны вплавь по-собачьи и не грузиться на наспех сбитые плоты.

А динлины остались на земле, ставшей для них Родиной. Жили в лесу и прозывались лесичами. На западе бойцы одной с динлинами веры, обретённой в сражениях на общей стороне, временами совершали вылазки за пределы валов и засек, чтобы когда-нибудь выйти навсегда из добровольного заточения и пойти на Север и Юг, Запад и Восток. И появятся тогда народы с разными именами, и обзаведутся государствами, названными в их честь. Но, по предсказанию ведунов, прежде развалится Лесная держава, и многие лесичи при этом погибнут. Горожане вымрут от неразберихи и без подвоза пищи, дороги затянет тайга. Селяне протянут ещё лет триста, но и их изведёт неразумная власть, заставляя выполнять бессмысленную работу. А спасутся лишь те, которые уйдут к западным братьям, чтобы оживить их и ожить самим.

Такова история мира по мнению динлинов, дошедшая до нас из III века до Рождества Христова. Многое в ней – правда, многое придумано. Не знали обитатели Минусинской котловины, почему зародившиеся в Африке разумные существа четвёртой расы не встретились с разумными существами той же расы, зародившейся в Азии. А просто нижняя половина первенца Хухе Мунхе, чёрная задница Малан, имея ноги, отправилась на встречу с верхней светлой половиной – Эсеге. Двинулась задница, а за ней и половина (если не три четверти – тут среди современных учёных имеются разногласия) африканского населения. До Эсегё они не дошли, потому что у вождя была всего одна извилина (её может увидеть любой потомок Малана, оглянувшись к зеркалу, если штаны спустит). Пришлось Эсеге двинуться ногам навстречу, сколотив особливую тележку, и двигаться, упираясь кулаками в мать-сыру землю. Эсеге Малан воссоединился, а два древа человечества, порождённые божком, так и не слились. Возможно, слияние осуществит пятая раса, рождённая под знаком Водолея, но к нашей истории это не имеет никакого отношения.

Если внимательно рассмотреть карту мира, то действительно можно обнаружить кольцо гор с единственным разрывом в сторону Индийского океана. Но там просто нет места для битвы. Если же врагов гнать на север, как раз и выйдешь на Среднесибирскую возвышенность.

Динлины – потомки израненных в боях воинов и их домочадцев, оставшихся на территории древней Сибири и расселившихся затем от Лены до Иртыша. Когда армии ушли, на полях сражений лежали трупы, устилая землю в местах самых яростных схваток. И не было у воинов-калек, их жён, детей и старых родителей сил, чтобы предать тела земле или огню. Из тайги вышло видимо-невидимо зверей и слетелось птиц, но некому было отгонять стервятников, потому что с неба полетели невиданные белые мухи и наступила самая страшная, самая первая зима.

Народ ушёл в леса, где много пищи огню и всегда под рукой материал для строительства. Первую зиму провели в землянках, и многие умерли не от ран, а от морозов, привычки к которым не имели.

По весне оставшиеся в живых собрались вместе, радуясь солнцу и строя планы на будущее. Первым делом собрали оттаявшие из-под снега останки мёртвых, сложили у высокой горы и насыпали сверху земляной курган. Потом решили строить деревянные избы, что значит – отапливаемые, от истопить (истопа): пятистенки, или крестовые, в которых перегородки между комнатами образуют крест.

Способные к труду разбились на отряды. Одни валили лес, другие резали сучья, третьи свозили брёвна, четвёртые кололи их или вырубали пазы, пятые собирали срубы. Самые слабые занимались заготовкой мха, чтобы конопатить щели. Каждому нашлось посильное дело.

Несколько лет мучились с печами: специалистов-то не было. Но нужда научит горшки обжигать. Научились класть печки с лежанками для старых и хворых, а горшки обжигать и раньше умели. Построили первые посёлки, затем стали закладывать города в районе Минусинской котловины. Оттуда веков через сорок и расселились аж до Иртыша.

…На берегу Ои трудилась бригада лесорубов. Работали они бригадным методом: пять дней, загибая пальцы, валили лес, а затем возвращались в деревню, где жили их жёны-дети. Пять дней (уже не загибая пальцы и оттого частенько просчитываясь) занимались домашним хозяйством, затем возвращались в тайгу. Лесорубами руководил бывший бригадир из полка центральной армии южных Кед Рой Три Уха. Почему его левое ухо считалось за два, понятно каждому, а автор догадался только сейчас: шрам от удара мечом тянулся у него через скулу до левого глаза.

Четыре дюжины валили лес для изб в Колотилове. При мужиках состояла пара дюжин пацанов-сучкорубов. Три Уха уже собирался отдать команду пошабашить и отправляться на стан, когда на делянку прилетел запыхавшийся юный сучкоруб и заорал, как дурак:

– Там – сома!

Название небесного напитка пацаны узнали в божественном озарении, отхлебнув из бочки.

– И к чему такая гонка? – невозмутимо спросил бригадир, но всё же послал пару расторопных лесорубов доподлинно выяснить: что именно отыскали в лесу подростки? Тухфат и Хацуко ушли с сучкорубами, а бригада направилась на ужин. В стан Тухфат и Хацуко вернулись на час позднее прочих, катя перед собой с помощью ватаги сучкорубов девятисотлитровую бочку.

– Не соврали пацаны, – подтвердили они заплетающимися языками, – стоит сома гонки!

Сомагонка пришлась как нельзя кстати. Через пару часов весь стан лежал в лёжку пьяный. На ногах сумел удержаться один Кед Рой. Он сразу же подумал об опохмелке. Поэтому отлил под покровом сумерек и безо всякого людского догляда пару вёдер сомы в кедровый бочонок из-под простокваши и отнёс в погребок, где хранились скоропортящиеся продукты.

Назавтра все проснулись на удивление здоровыми: от божественного напитка не было похмелья! Лучше того, у всех сил словно прибавилось, мужики чувствовали, что каждый легко может развалить лиственницу на поленья одним движением руки. Понимая, что уж теперь-то они заготовят любое разумное количество леса для народной стройки, лесорубы на радостях от такого открытия решили перед работой размяться: хватануть по рогу-другому (их лесичи носили с собой на верёвке, привязанной к поясу).

К обеду из Колотилова прибыли подводы со стариками, возчиками брёвен. Возчики охотно присоединились к веселью. К вечеру на деляну прискакал посыльный от бригадира плотников. Дьекенек желал спросить: почему не везут лес? Работа стала!

Гонец, понятное дело, в Колотилово не вернулся. Все посланники присоединялись к празднику. Под вечер третьего дня на берег Ои заявились жёны лесорубов, испугавшиеся, что с мужьями случилась страшная беда. Ничего страшного в стане они не увидели, а узрели хорошее веселье с добрыми песнями и плясками.

К мужскому запою бабы отнеслись вполне терпимо: надавали мужьям подзатыльников, подёргали за гривы и бороды и отправили спать. Сами расселись за стол под навесом и наполнили личные роги, намекая, что именно из них в следующий-то раз придётся выпить глупым мужикам. После второй порции запели красивыми голосами:

– Что же делать мне, лебёдушке, коли лебедь не летит?

Так же маются молодушки, коль у Коли не стоит…

Наутро бабы проснулись кто где, но почти ни одна, как выяснилось, не спала со своим мужем. В гневе на мужское коварство женщины изрубили топорами проклятую бочку с сомагонкой. Остатки божественного напитка вытекли в Ою, а оттуда в реку Большая Вода. С тех пор в районе Минусинской котловины резко повысились урожаи проса и арбузов.

Все бабы, пившие сомагонку, в ту ночь забеременели и родили красавиц дочерей. У всех мужиков-лесорубов в тот год родились дети: дочери – красавицы и разумницы и сыновья – вещуны (телепаты). Вещунами, хотя и слабыми, стали и пацаны-сучкорубы. Даже у немощных стариков возчиков родились дети. И не только от жён-старух, старичьё, как ни смешно, потоптало молодух побольше здоровенных лесорубов: тем особенно-то погулять не пришлось – много времени проводили в тайге. Все пившие сому стали долгожителями. Из Колотилова и пошёл род красавиц, долгожителей и вещунов.

Кед Рой Три Уха тайком переправил бочонок с небесным напитком домой и растянул употребление сомагонки на много лет. Выпивал только по праздникам, отпивал зараз не больше рога и тут же доливал бочонок водой. Из-за эдакой хитрости сомагонка у него не переводилась, и прожил Три Уха, триста тринадцать лет. Пережил больше дюжины жён, имел около полусотни детей и до последних дней не терял ясности ума и мужской силы.

На сто тридцать втором году жизни был признан князем лесичей, потому что больше родни, чем Кед Рой, не имел ни один динлин. Родня-то и провозгласила его князем, перекричав на сходке прочую клаку. Последний его потомок умер в III веке до Р.X.

Со временем память о бочонке, упавшем на берег Ои с небес и перечеркнувшем огненной дугой прежнюю, протекающую в безвестности жизнь лесичей, стёрлась из памяти динлинов, но легенда о сомагонке, от которой не бывает похмелья, осталась. По легенде выходило, что делают сомагонку особо знаткие лешие в своих бражных ямах. Каждый из охотников считал долгом чести отыскать свою, только ему одному известную, лешачью дачку с хмельным водоёмом и отведать бродила. От него, правда, голова всегда наутро раскалывалась, но лесичи не расстраивались, надеясь, что в конце концов повезёт – кто-нибудь да наткнётся на непохмельную выпивку.

Особенно много бражных ям почему-то обнаружилось в районе Минусы, поэтому среди лесичей не прекращались свары из-за охотничьих угодий, примыкающих туда хотя бы аршином. Мужики едва не начали войну с лешими, но быстро спохватились, что, перебив иножить, останутся вовсе без хмельных водоёмов. Поэтому стреляли только друг в друга, и то не до смерти: с пьяных глаз метко не выстрелишь.

Чтобы прекратить прю, будущий князь, старейшина Три Уха, вполне здраво велел претендентам собраться в одном месте и решить вопрос угодий раз и навсегда (он, конечно, про сому не забыл, но помалкивал по вполне понятным причинам – не желал ни с кем делиться). Во время исторической встречи на холме начался сильный град. Получившие ледяными каменьями по башке мужики малость поостыли и постановили угодья не делить, а заложить на холме столицу будущего Лесного княжества. В память о судьбоносном решении столицу ещё до рождения окрестили Холмградом.