ГЛАВА 24

Рождение мага, Ютландия

…И в этот миг стена рухнула. Гессера ударила упругая волна воздуха и бросила на стоящего рядом Марта. Оба кубарем покатились по каменным ступеням и, возможно, не сосчитали бы костей, кабы не чародейская выучка. Инстинктивно и тот и другой воспользовались летательными заклинаниями и соскользнули в подземелье. Зал оказался достаточно большим, чтобы ударная волна заглохла сама собой и не разбила их о стены. Приятели поднялись на ноги и глянули друг на друга.

– Ты цел? – спросил Джору.

– Кажется, да. А вот как там наша дюжина?

– Сейчас проверю, – объявил дюжинник и начал мысленную перекличку:

– Ветр, Сани, Кот, Вася…

Откликнулись семеро. У Васи оказалась сломана рука, Тим разбил морду о камни, остальные отделались лёгкими ушибами. А вот что случилось с тремя остальными бойцами, было пока неясно. Не отозвалась тройка Кота. Подрывники шли замыкающими и вполне могли угодить под завал. Плохо дело, подумал командир. Если ребята погибли, то я себе никогда не прощу, что сунулся в эту ловушку.

Была короткая схватка в густом тумане, в котором вязло даже истинное зрение и лишь вспышки магической активности указывали направление на притаившихся врагов. На одну такую вспышку и бросилась дюжина Леса. Они буквально наткнулись на отряд ютров – клинки против клинков. Те были готовы к встрече, и, если бы не кольчуга, Гессер лежал бы с распоротым животом. Но всё равно удар под дых был достаточно силён, так что несколько длинных мгновений он сам себе казался выброшенной на берег рыбой – судорожно хватал ртом выбитый неожиданным ударом воздух. Спасибо приятелю, прикрыл от летящего сверху меча. А дальше хан уже и сам смог постоять за себя. Он подпрыгнул, и каблуки тяжёлых воинских сапог гулко ударили в середину щита. Ютролли не уступали лесичам в мастерстве мечного боя, зато были раза в полтора легче. Вот и сказалась разница в массе – противник опрокинулся на спину, зато Гессер, как кошка, приземлился на ноги. Из-под щита торчала голова ютра в к-шлеме, бить по ней мечом – только лезвие тупить. Поэтому пришлось воспользоваться кинжалом, зажатым в левой руке. Лезвие скользнуло под подбородок и с чавканьем вошло в шею долгоносого врага. Дюжинник отскочил в сторону и наткнулся на очередного ютра. Они обменялись серией ударов, схватка была малоосмысленной, потому что противники практически не видели друг друга и сражались вслепую. Холодный сырой воздух скрадывал тепло движущихся тел, а хаотично перемещающиеся частички воды и вовсе размывали слабо светящиеся контуры. Не видя, с какой стороны придётся очередной удар, лесич прикрывался вращающимся мечом и время от времени наугад наносил уколы кинжалом, пробуя врага на вшивость. Изредка лезвие упиралось в щит, но чаще всего вспарывало пустоту.

И тут Гессера посетила шальная мысль. План был настолько безумен, что он принял его не раздумывая. Понимая, что вспыхнет сейчас ярче праздничного фейерверка, выдавая своё присутствие всей округе, и станет заманчивой мишенью для любого стрелка, он потянулся к магическим источникам и направил силовые линии на острие клинка. Взмах, ещё один! Следовало торопиться, пока не прилетели стрелы. Удар, конечно же, угодил в щит, но и этого оказалось достаточно. Ютролль завопил дурным голосом и, дёргаясь и рассыпая искры, рухнул ему под ноги. Добивая врага, Джору заметил боковым зрением прямоугольник света, который тут же исчез, но не осталось никакого сомнения, что там приоткрылась и тут же захлопнулась некая потайная дверь. Откуда она взялась здесь, в развалинах?

Раздумывать было некогда, он кинулся на исчезнувший свет, пока не успел закружиться и потерять направление. Так, вот нагромождение валунов, печальные останки некогда неприступной крепостной стены, разрушенной более тысячи лет назад. Дюжинник принялся обстукивать камни рукоятью кинжала, и почти сразу же глухие удары сменились звонкими, выдавая пустоту.

– Кот, – позвал он по вещун-связи, – сюда, ко мне.

Тройка подрывников беззвучно возникла из тумана.

– Что ты тут отыскал. Лес?

– Какую-то дверь.

– В развалинах? – недоверчиво хмыкнул тройник, но после серии профессионально точных ударов костяшками пальцев согласился: – А ты прав, командир. Свит, Хант!

Подчинённые, стоящие с оружием на изготовку и прикрывающие спинами товарищей по отряду, развернулись.

– Сюда и сюда – по пакету! – приказал Кот. Подрывники извлекли откуда-то энергопакеты (хан всегда удивлялся, где они их прячут и почему при этом сами не взрываются) и прилепили в нужных местах.

– Отходим, – негромко скомандовал тройник.

Все четверо скользнули в стороны и прижались к влажным бокам валунов. Прогремел взрыв, чуть дрогнули камни, и наружу вместе с полосой света головой вперёд выпал ютр. Зубцы шляпы вяло вращались, скрежеща по каменной плите, обломку выбитой двери.

Дюжинник воззвал к своим воинам, надеясь, что отыскал тайное укрытие врагов. Тем более что истинным зрением разглядел в глубине уходящего в неизвестность прохода мерцающую завесу – признак магических манипуляций. Бойцы стали по одному пересекать световую полоску и тут же становились невидимыми, прижимаясь спинами к камням. Всё правильно – спина должна быть защищена, а удары с других направлений отразит меч. Командир начал перекличку:

– Ветр, Сани, Тим…

– Ты что-то нашёл, Лес? – спросил Тынов, появляясь последним. Он сильно хромал.

– Ты ранен? – забеспокоился Джору.

– Да нет, всё в порядке. Просто запнулся о дохлого ютра, когда спешил на твой вызов.

– Вот же несносные создания, – притворно возмутился командир. – Мертвяки так под ноги и лезут, им лишь бы досадить.

– Откуда свет? – нетерпеливо спросил приятель.

– Сам толком не знаю, – признался дюжинник. – Вход в какое-то подземелье, похоже, ютролли плетут там заклятие, готовят очередную пакость, но что почём – неизвестно. Взгляни сам.

Март скользнул к выбитому проёму и осторожно, опасаясь выстрела, заглянул в освещённый факелами коридор.

– Ага, что-то затевается, – согласился он.

– Атакуем?

– А вдруг засада?

– Давай мы двое прикроемся магическими щитами, остальные пусть движутся вслед со взведёнными самострелами.

– Попробовать можно… Командуй.

– Дюжина, слушай боевой приказ. Штурмуем подземелье. Мы с Мартом врываемся первыми, прикрываясь щитами. Тройка Ветра с самострелами укрывается за нашими спинами. Подрывники следят за тылами. Приготовились… Пошли!

Они с приятелем ринулись в коридор, слыша за спинами хруст камней под сапогами товарищей. Так, поворот налево, быстрее, ещё быстрее! Что там, за стеной? Те же факелы на стенах? Кстати, на кой ляд они ютрам, которые на ярком свету почти беспомощны, зато в темноте видят получше нас? А эти линии магических сил на каменной кладке, да они же стекаются в одну точку! Это очень похоже на…

– Стоп! – закричал дюжинник. – Это ловушка! Но было поздно. По сигналу извне опорный камень выкатился ему под ноги, и стена рухнула…

Гессер бежал вверх, перепрыгивая через ступени, чтобы своими глазами глянуть, что случилось с отрядом. Вот наконец и площадка, с которой они с Мартом слетели в подземный зал. Факелы на стенах погасли, задутые ударной волной, бойцы – кто стоял, кто сидел, а из-под рухнувшей кладки торчала нога в сапоге. Судя по размерам, она принадлежала Коту.

– Попробуем откопать, – сказал Джору и налёг на нетёсаный камень. – Кто-нибудь, помогите.

И сразу же к нему потянулись руки товарищей. Втроём, стараясь не вызвать новых обвалов, они осторожно подняли камень и оттащили в сторону, Там с ним разобралась оставшаяся шестёрка. Так и пошло. Трудно сказать, сколько времени они затратили на то, чтобы извлечь из-под обломков тело тройника. Что Кот мёртв, поняли почти сразу, но до последнего не верили в смерть соратника. И лишь когда из-под очередного валуна показалась сплющенная в лепёшку голова, надежды на чудо покинули их. Да, тут уж бессилен любой лекарь.

Чувствуя, что к глазам подступают слёзы, Джору тяжело опустился на первый попавшийся обломок. Своим необдуманным штурмом он погубил товарища, а может, – Матушка, не приведи! – и всю тройку. Ещё и ещё раз он взывал по вещун-связи к Свиту и Ханту, ответом было молчание. Надо доложить о потере Стасу, подумал дюжинник и принялся вызывать Ростина, но, сколько ни напрягался, отклика не услышал. Странно, но, кроме восьмерых товарищей, угодивших вместе с ним в ловушку, он не слышал вообще никого, словно все бойцы ОМО натянули на головы специальные ютские шапочки с металлическими рожками. Юты с их помощью предохраняли себя от подслушивания и мысленного контроля со стороны ютров. Чародеи же шапочками не пользовались, потому что вещун-связь между лесичами и обитателями Ютландии считалась невозможной.

Что же случилось? Почему его одиночные и их объединённые попытки мысленно докричаться до соратников так безрезультатны? Ловушку приготовили именно для их дюжины или то, что в неё угодил отряд Леса, случайность? Как ютры сумели перекрыть вещун-сигналы? Ответов пока не было, но Гессер предполагал, что это ненадолго. Ведь не затем же их сюда заманивали, чтобы просто ненадолго вывести из боя. Да и какой это бой? Мелкая стычка на никому не нужных развалинах у болота, в которой подсотня лесичей, отправленных из лагеря, гоняла полдюжины заблудившихся в тумане врагов. Значит, скоро появятся охотники, насторожившие капкан. А раз так, то нужно приготовиться к встрече. И брось заранее хоронить Свита и Ханта, приказал себе дюжинник. Не откликаются они скорее всего потому, что остались на той стороне завала, а вещун-сигнал через каменное крошево почему-то не проходит. Но ребята знают, куда мы подевались, и нет сомнения – помогут нас откопать.

– Мы с Мартом и Васей сейчас отправимся осмотреть подземный зал, – сказал он, поднимаясь на ноги, – поищем другой выход. Остальные пока без спешки разбирают завал. Вдруг другого выхода не отыщется?

Возражений не последовало, и троица отправилась считать ступеньки и мерить шагами пустой зал, куда, судя по налёту пыли, давно уже не ступала ничья нога.

– Двинемся вдоль стены, – решил командир. – Ищем замаскированный ход, потайную комнату, да всё, что угодно! Вдруг да что-нибудь отыщется.

Они обошли зал по периметру, тщательно разглядывая швы и простукивая стены, затем поднялись в воздух и проделали тот же путь, но уже под потолком. Как мухи, излазили каменные своды и, как тараканы, пол, но, кроме вентиляционного хода, в который едва кулак проходил, ничего интересного не обнаружили. Покричали в его гулкую утробу – безрезультатно.

– Надёжно же нас замуровали, – подвёл невесёлый итог Вася Корин.

– Откопаемся, – успокоил его (и себя) хан и сладко зевнул. – Что-то спать хочется. Пошли вздремнём.

Они вернулись на площадку перед завалом, и вскоре все девять человек уснули, вытянувшись над камнями и чуть покачиваясь в воздухе от лёгкого похрапывания. Даже часового не выставили.

Проснулись от урчания в животах. Всем хотелось есть, но пищи не было. Попили из походных фляжек и взялись разбирать завал, хотя понимали, что без инструментов им не откопаться. Но не сидеть же сложа руки. В том, что их не бросят, не сомневался никто, но пока снаружи не раздавалось ни звука.

Руки Гессера были заняты перетаскиванием тяжестей, а голова оставалась свободной. Ничто не мешало думать, но не ловушка беспокоила его. Их тут девять человек, крепких парней, да они горы своротят, если потребуется. Ему бы узнать, что случилось с сыном…

За изобретение новой тактики и пленение огромного количества ютров Гессер получил неделю отпуска и пропуск в Теремгард. Такое же поощрение заработал и Март Тынов. Джору долго вертел перед глазами непонятную квадратную пластинку с объёмным изображением человека, смутно напоминающего ему кого-то знакомого (он ещё не успел запомнить всех в лицо и по имени), и повторял слова полковника: «Сунете её куда нужно». Своё предположение, куда её следует сунуть, он тут же и высказал приятелю Марту. Тот посмеялся, но возразил как-то чересчур мудрёно, мол, хотя она и разделена на две половинки длинной полосой, но сама маленькая и круглая и плоский пластик не проходит. Смысла шутки хан не понял: кто она, кем и зачем разделена; если маленькая, то как полоса получается длинной?

– Лес, а Лес, – сказал Тынов, – ты бы зря не лез. Тебя поощрили?

– Ну.

– Пропуск дали?

Гессер повертел перед глазами квадратик с надписью «ПРОПУСК»:

– Ну.

– Так поехали.

– Куда?

– Там же написано.

Джору ещё раз поднёс к глазам пропуск и по складам прочитал:

– «Выдан дюжиннику Леснову для проезда в Теремгард». Ага! – догадался он. – Меня пропустят в столицу!

– Умница! – похвалил Март. – Поедем?

– Куда?

– Попытайся отгадать с трёх раз!

– В Теремгард!

– Удача с первой попытки! – засмеялся приятель. – Лес, тебя ждёт большое будущее с таким-то счастьем!

– А что я там буду делать?

– В столице?

– Ну.

– В Распроматушку! – рассердился Тынов. – Можешь никуда не ездить, а просидеть всю неделю в лагере! Я вместо тебя поеду к Кали!

– А кто Это – Кали? – заинтересовался хан.

– Да подружка же твоя – Кали Нина! Ты и её забыл?

Гессер всерьёз и надолго задумался: забыл ли он Нину или никогда и не знал?

– Она – женщина? – осторожно спросил он.

– В каком смысле? – опешил от вопроса приятель. Ко многому привык за время наставничества над потерявшим память дружком, но до сих пор не мог уразуметь, что можно растерять столько…

– Нина – ютка?

– Нет! Нина – юбка! Кали – твоя подружка. Это значит, что вы с ней встречаетесь, дружите… И… И не знаю, чем вы ещё занимаетесь! Переходит ли у вас дружба в любовь, или ты ей ночи напролёт читаешь курс начертательной рунологии!

– Ты! – закричал вдруг, совершенно неожиданно для себя надо сказать, ученик на наставника и единственного друга. – И ты молчал!

– О чём молчал? – не понял Март.

– Про Кали Нину! Почему ты мне ни разу про неё не рассказывал? У меня есть подруга, а ты, друг, про это молчал! А я-то думал… А ты-то… А… А? – Гессер безнадёжно замахал ладонью, пытаясь выразить переполнявшие его чувства.

До сих пор Тынов не понимал приятеля, но когда тот начал вместо слов акать, то сразу уразумел.

– А-а, – с удовольствием поддержал он. – Так ты про Нину! Раньше было нельзя. Какая тебе Кали, коли ты и себя-то не помнил? Мы с тобой занимались грамотой и арифметикой? Мы изучали начертательную рунологию? Мы тренировались в таких прикладных науках, как скоростные скачки, вольтижировка, прыжки, направленные полёты, уклонения, фехтование? Мы учились чертить и читать карты? Мы…

– Да хватит! – рявкнул хан. – Я понял. Мы с тобой занимались тем, что ты обучал, а я учился выживать. И ни на что другое времени не было. Сейчас есть, но немного. Так поехали в Теремгард, и поскорей! Меня ждёт Кали Нина, а тебя…

– Мари Нина, – подхватил Тынов.

– Так почему же мы с тобой до сих пор ещё здесь? А Нины – там! Пристегнули крылья и полетели!

Насчёт крыльев Гессер ляпнул наобум, для красного словца. Но приятель почему-то помрачнел и заявил, что хоть режь ты его, но он, Март, пользоваться крыльями отказывается. Он этим ютским штучкам не доверяет. Никаких летательных аппаратов он знать не хочет, железными дорогами не пользуется, даже автомобили видал в гробу, а единственное средство передвижения, кроме своих двоих, которое не подведёт, – это верный конь…

– Так чего же мы тянем? – спросил Джору. – Садимся на своих скакунов – и поехали.

До столицы было полтора дня конного хода с одной ночёвкой. Гессер требовал аллюра и отмены ночного привала, но друг отказался от такой спешки.

– Можно, – сказал он, – уложиться в один день, но тогда и коня загонишь, и сам доберёшься кляча клячей. А на что подружке кляча? Ей жеребца подавай!

Довод показался хану разумным. Спорить он перестал и пошёл на конюшню, доверясь приятелю.

Чудеса начались, едва они покинули территорию лагеря. Сразу за западными воротами мягкая лошадиная поступь сменилась дробным цоканьем. Хан глянул под ноги коня и разглядел не привычную лесную дорогу, а крытый камнем тракт – удивительно гладкий. Наверное, именно про такой говорят: скатертью дорога. Дорога эта вскоре слилась с другой, такой широкой, что пришлось её разделить на две белой полосой, а не то, как подумалось Джору, всадник мог перепутать и двинуться не вдоль, а поперёк пути. И это был уже не тракт, а трактище, и по нему вдруг пронеслось навстречу им что-то тёмное, зубастое и пучеглазое на колёсах, а других подробностей хан разглядеть не успел, так стремительно оно скрылось. Гессер испугался, а конь и ухом не повёл.

– Что это было?

– Автомобиль, – небрежно объяснил Март. Глянул на приятеля и поскорее добавил: – Четырехколёсная безлошадная кибитка!

В то же мгновение стремительная тень обогнала их, отбросив жаркой волной воздуха к обочине. Никаких колёс Гессер не увидел.

– А эта была ещё и бесколёсая, – сказал Тынов. – Бесколёсых советую особенно опасаться. И не спрашивай почему. Пока сам не убедишься – не поймёшь.

Джору во все глаза глядел на встречные и попутные автомобили, летящие со скоростью стрел, желая рассмотреть детали, но не успевал, столь стремительно они исчезали за горизонтом. И тут «трактище» влился в сверхтракт, по которому автомобили шли рядами по пять в обе стороны. Большие, как дом, и маленькие «жучки» – хан с седла взирал свысока на их лакированные крыши. С колёсами в рост человека и вовсе без колёс, с крышами и без крыш, они мчались бесконечным потоком, а два всадника неторопливо тряслись на обочине. Вдруг бесколёсный экипаж, летящий впереди, зыбко задрожал и растаял в воздухе. Словно из неоткуда возникли два шара и подкатились лошадям под копыта. Шары с треском лопнули, и Гессер с удивлением понял, что в пыли перед ним шевелятся два юта. Они поднялись, деловито отряхнулись и, даже не взглянув на всадников, принялись махать руками, чуть ли не бросаясь в неудержимый разномастный поток. Их призывам вняли, многоколесная громадина остановилась, часть стены её отодвинулась, открывая проход в полумрак, куда юты и юркнули. Вход закрылся, и громадина, вонюче фыркнув, двинулась дальше.

– Вот! – назидательно сказал Март. – Именно поэтому я советовал бесколесными экипажами никогда не пользоваться!

– Да что случилось-то?

– Исчезли бесколёсные. А пассажиры вывалились на дорогу.

– Куда исчезли бесколёсные? – никак не мог взять в толк не нюхавший цивилизации хан.

– Куда – я и сам не понимаю. В никуда канули. Потому что изобретатель не родился.

– Как «не родился»? А если он неродившийся, то почему – изобретатель? Как можно что-то придумать, коли ты и на свет белый не являлся?

– Сперва-то он родился, – непонятно объяснил Март, – изобрёл бесколёсный автомобиль. Сделали, поехали, а изобретатель возьми да и не родись. Выходит, что бесколёсных и в помине не было, а раз так, то пассажиры выпали на дорогу. И хорошо, что надели защитные воздушные мешки, а то бы сильно ударились и разбились насмерть.

– Погоди, Март. Было – не было, родился – не родился… Ничего не понимаю!

– А я, думаешь, понимаю всё? Или кто-нибудь другой понимает, кроме ютов? Про изобретателя бесколёсных экипажей я хотя бы знаю, что он то родился, то не родился, а про других и это неизвестно. Сегодня ты с ним договариваешься, а завтра узнаёшь, что его никогда на свете не было – не родился – или родился, да не он, а другой. И этот другой про ваш договор ничего не знает, тебя впервые видит.

У Гессера закружилась голова, и он затряс ею, словно хотел поставить мозги на место. А когда приятель объявил, что сейчас они свернут и поедут устраиваться на ночлег, то даже обрадовался передышке. За густой зелёной рощей они повернули коней и въехали во двор, плотно заставленный экипажами. Оставшееся пространство внутри забора занимали два дома – один высокий, многоэтажный, весь, казалось, собранный из стекла, а второй длинный деревянный, вроде казармы. Тынов направил коней к «казарме».

– Здесь и переночуем, – .объявил Март.

– А в большом стеклянном доме нельзя? – спросил Джору.

– Можно, но не будем. А то уснём на девятом этаже, а проснёмся на пятом, или в разных комнатах, или, того хуже, во сне провалимся в подвал! Нет, я предпочитаю дом из натурального дерева, дерево если уж выросло, то выросло, никто его не изобретал, и оно не исчезнет в любой момент. А если даже и исчезнет, то с первого этажа до земли лететь недалеко, сильно не расшибёшься.

Да что же это за мир, в конце-то концов? – с отчаянием думал Гессер. Всё-то в нём зыбко, ненадёжно, исчезает, меняется…

– И как юты от такой жизни с ума не посходили? – спросил он.

– Привыкли, наверное. Или сразу сумасшедшими родились, дальше уж сходить не с чего. Иначе бы давно войну бросили.

– Как это? – опешил хан. Сама мысль о том, что войну можно вот так взять и бросить, показалась ему нелепицей. – Это же война!

Март открыл дверь, и они вошли в небольшую комнату, где за столом сидел ют. Он приветливо улыбался вошедшим воителям:

– Что угодно господам военным?

– Комнату на двоих до утра и конюшню для двух лошадей, – сказал Тынов.

– Надеюсь, у господ военных есть пропуска?

Приятель протянул юту две карточки, тот сунул их в какой-то аппарат и почти сразу заявил, что всё в порядке, и протянул ключи:

– Комната номер двести семь, пожалуйста.

Комната была как комната – две койки, стол, стулья, маленький туалет с душем. Приятели умылись с дороги, и Джору вернулся к заинтересовавшему его разговору:

– Вот ты, Март, сказал, что войну можно бросить. Но если на тебя враг наступает, ему не скажешь: не хочу сражаться! Тут не бывает – хочу, не хочу. Не хочешь – сдавайся, отдай врагу свою землю.

– Лес, тут дело куда сложней. Кто на кого нападает – ещё вопрос.

– Вопрос, говоришь. Тогда ответь: чья вокруг земля – ютантов или ютроллей?

– Ютантов.

– А ютролли пытаются её отнять?

– Пытаются.

– Вот!

– Они пытаются, потому что на своей земле жить не могут. А жить не могут потому, что им ютанты не дают…

– Погоди-ка. Тогда получается, что юты ютров с их земель гонят на свои, а здесь сами мучатся, справиться не могут.

– Ты знаешь, Лес, что-то вроде того и получается. Никто из наших этого толком не понимает, тут колдовство какое-то. А кому родиться, кому нет, быть на этом месте дому или пустырю – зависит от успехов или провалов сражений…

Примерно в полдень они добрались до школы кудесниц. Это был тихий лесной городок внутри огромного города, который возносился в облака, двигался, гудел, переливался, сверкал, и Гессер облегчённо вздохнул, когда это сумасшествие закрыли зелёные кроны. Март уверенно направлял коня по лесным тропинкам и спрыгнул у янтарного теремка.

– Приехали. Заходи, Лес, а я пристрою лошадей. Хан постучался и вошёл. Встретила его черноволосая красавица с большим бюстом и тёмными, широко расставленными глазами. Юноша бросился к ней, обнял и расцеловал в румяные щёки, погладил, ущипнул. Она удивительно ловко выскользнула из его рук и засмеялась:

– Но, но, полегче, медведь. А вообще-то, ты вдруг отчего-то так осмелел, даже интересно стало. – Отвернулась и крикнула: – Кали! К тебе Лес Нов приехал!

Откуда-то из-за занавесок появилась другая девушка, коротко стриженная блондинка с прозрачными глазами, ахнула и кинулась ему на шею.

– Лес! Как чудесно, что ты приехал.

Гессер поцеловал её в нежно-розовые губы, облапил, засунул язык в рот, шутливо цапнул зубами за ушко, прижал, отпустил, подхватил на руки и понёс неизвестно куда, жарко шепча, что соскучился, хочет её тела, перечисляя, какую именно часть жаждет лицезреть. Они оказались в постели, Кали удивлённо смотрела, а он раздевал и целовал открывающееся взору тело и рассказывал, как жадно и нежно будет её любить. Теория тут же переходила в практику: он завязывал девушку узлом и сплетал в косу, пил и не мог напиться, пожирал и глазами, и пальцами, и губами и не мог насытиться. Потом Кали закричала – без слов, по-звериному, и протекла у него меж пальцев; и расплескалась по простыням.

– Что это было, милый? – спросила она, когда стих сумасшедший ритм сердца, и кровь заструилась в жилах, замедляя своё движение, и мир проступил из ярких пятен, возвращая детали реальности.

– Любовь, – серьезно ответил хан.

– У нас никогда такого не было, и я до сих пор не верю себе. Не верю, что такое бывает… Лес, что с тобой случилось? Где ты всему этому научился?

Он промолчал, потому что нужно было рассказать слишком много или уж совсем ничего. Нет, он заговорил, но совсем о другом, и ещё раз словами и опытными пальцами, губами растопил сосульку, превратил в пылающее, ненасытное существо…

В следующий раз они встретились через месяц, и ещё были дни и ночи, наполненные ласками и поцелуями, а затем Кали сообщила, что ждёт ребёнка и расплакалась.

– Почему ты льёшь слёзы? – удивился Гессер.

– Его у меня отберут!

– Кто отберёт? Кого?

– Моего сына! Они всегда отбирают детей! Мы все подписывали бумаги, что ребёнок, рождённый в школе кудесниц, становится гражданином Ютландии и остаётся в ней навсегда!

О многом они тогда переговорили. Март подтвердил, что есть такой закон, его все знают и спорить не пытаются. Хотя, конечно, случалось, что мать или отец пробовали оставить ребёнка, но от закона не спрячешься.

Кали не ошиблась, родился мальчик. Родители, посовещавшись на расстоянии, решили назвать его Джангаром. Месяц сын находился на попечении матери, а когда юты пришли его забирать, выяснилось, что унести Джангара прочь не так-то просто. Сын родился магом, как объяснили неопытному отцу. О магах среди лесичей ходили легенды и невнятные предсказания, но никто и предположить не мог, что это случится на его памяти. Говорили, что для рождения мага необходим длинный ряд условий, и когда соблюдается одно, то другое обязательно будет нарушено, прервёт цепочку, а чтобы всё совпало, должно пройти пять тысяч лет.

Маг от чародея отличается не только тем, что способен видеть прошлое или отдалённое будущее, на это способны и ведуны, но – и в этом заключается главная особенность магов! – может по своей воле мгновенно переноситься из одного места в другое. Мага невозможно запереть в темнице, для него не существует закрытого пространства. Mar – это великий воин, маг…

Джангар не был пока воином, он мирно спал или сосал материнскую грудь, но именно её и не желал лишиться. Даже на руках отца долго не оставался. Миг – и упорхнул, просто исчез и возник рядышком с Кали. А в руках только пустые пелёнки. И ничего закон с ним поделать не мог, как юты ни старались. И бегом его уносили, и в закрытом ящике – всё без толку. Джангар уже на ножки вставать пробовал и первые слова лепетать, а всё при Нине находился.

Гессер задумался: как это у малыша-ползунка получается то, что ему, отцу, не дано? Вот если бы он, Джору, умел сосредоточиться, сделать рукой вот так (сама собой нарисовалась новая руна) и перенестись наружу, на крепостной двор! А то сидит тут в темноте, ворочает камни, а завал, кажется, ничуть не уменьшается. Он закрыл глаза и представил, как чертит заклятие и исчезает из подземелья, не постепенно растворяется в воздухе, а сразу – был и нету, и оказывается на улице, где светит солнце и поют птицы. Рядом останки крепостной стены, сразу за ними чахлые сосенки и болотные кочки с клюквой, за спиной – лесная дорога, ведущая в лагерь. Раскрыв глаза, хан обнаружил, что и вправду стоит на улице, и не где-то, а именно там, где ещё миг назад находился в мечтах: перед глазами руины стены, сзади – дорога.