Разумеется, сегодня вечером он очень тщательно следил затем, чтобы не обращать на нее внимания, но это порождало еще большую сумятицу в се душе. Невидящим взором она смотрела, как мистер Эллсуорт в очередной раз сдает карты.

Прошло еще десять мучительно долгих минут. К четверти двенадцатого Синтия превратилась в комок нервов. Неужели этот вечер никогда не кончится? Однако, когда герцогиня поднялась со своего места у камина, давая этим понять, что пора расходиться, Синтии вдруг показалось, что бесконечный вечер пролетел, словно один миг. Она вышла из гостиной в сопровождении леди Баллимер, старательно глядя в пол.

Ей пришлось выдержать еще одно испытание: леди Баллимер поднималась по лестнице так медленно, что Синтия была готова обогнать ее, чтобы поскорее оказаться у себя в комнате.

Горничная матери Люси дремала в кресле в ее спальне, но сразу же вскочила, когда они вошли. Как только леди Баллимер и Люси скрылись в комнате, Синтия посмотрела на себя в зеркало, чтобы поправить прическу. Она молилась лишь о том, чтобы предстоящее ей опрометчивое свидание осталось незамеченным. Если ей повезет, мать даже не узнает, что она покидала свою комнату.

Половина двенадцатого. Все еще рано выскользнуть из комнаты. Может, это и к лучшему: будет неловко, если она наткнется в коридоре на Люси. Она подождет до того времени, когда Люси уйдет наверх, в комнаты для слуг.

Без двадцати двенадцать. Люси закончила вечерний туалет леди Баллимер и, зевая, пришла к Синтии, чтобы предложить свои услуги.

— Спасибо, Люси, я сегодня справлюсь сама. — Синтия надеялась, что ее улыбка была достаточно убедительной. — Можешь идти спать, если хочешь.

Люси слегка удивилась, но послушно поклонилась и вышла. Когда дверь за горничной закрылась, Синтия услышала обеспокоенный голос матери:

— Синтия! Ты отослала Люси?

У Синтии упало сердце.

— Да, мама. А тебе еще что-нибудь нужно?

— Нет, любовь моя.

Но Синтия слышала, как скрипнули пружины кровати, и поняла, что мать встала и торопливо надевает халат, чтобы войти к ней и проверить, все ли в порядке. Черт! Она села за туалетный столик. К тому моменту, как леди Баллимер появилась на пороге ее комнаты, Синтия делала вид, будто роется в одном из ящичков. Подняв глаза, она встретилась в зеркале с глазами матери, надеясь, что у нее достаточно невинный вид. Однако леди Баллимер смотрела на нее с холодной подозрительностью.

— Что ты делаешь, Синтия? Ты еще даже не разделась.

— Мне что-то пока не хочется спать. Я подумала, может, мне немного почитать?

— А какое это имеет отношение к… — нахмурилась леди Баллимер.

— Кажется, я забыла свою книгу внизу в библиотеке.

Какая досада! Придется спуститься и найти ее.

— Тебе надо было послать за, книгой Люси.

— Нет, мама. Я не совсем уверена в том, где именно я ее оставила. И сейчас уже так поздно, что я не хотела задерживать Люси. Она очень хотела спать.

— И ты собираешься идти в библиотеку одна, в темноте, ночью? Все уже легли спать. Мне это не нравится.

— Что за ерунда, мама, — ответила Синтия с деланным смешком. — Я возьму лампу. Что такого ужасного может со мной случиться? — Она встала и подняла со стола лампу, надеясь, что ее слова и действия покажутся матери вполне разумными.

Но леди Баллимер явно насторожилась.

— Мне это не нравится, — повторила она.

Синтия сделала вид, что она в отчаянии. На самом деле она чувствовала себя виноватой.

— Может быть, мне взять с собой кинжал? — пошутила Синтия, но таким тоном, чтобы не показаться неуважительной. — Право, мама, ты слишком осторожна. Не думаю, что встречусь в Оулдем-Парке с какими-нибудь отчаянными типами. Во всяком случае, не по дороге в библиотеку. — Она поцеловала мать в щеку. — Спокойной ночи, мама.

— Я не лягу до тех пор, пока ты не вернешься, — решительно заявила леди Баллимер. — Если ты не придешь обратно через десять минут, я позову на помощь.

Ужас охватил Синтию. Десять минут! Она не сможет сказать все, что хотела, за десять минут. И что, если Дерек опоздает на свидание?

Она похлопала мать по рукаву халата, как она обычно делала, когда была маленькой девочкой, чтобы задобрить ее.

— Ах, мама, прошу тебя. Я хотела немного посидеть и почитать в библиотеке. Там гораздо удобнее.

— Нет, — решительно возразила леди Баллимер. — Нет и нет! Сейчас же возвращайся, Синтия Фицуильям, или я подниму на ноги весь дом, чтобы найти тебя.

Синтия не сомневалась, что мать так и поступит, и сказала испуганно:

— Пожалуйста, не делай ничего такого, чтобы над нами потом смеялись. Я постараюсь вернуться как можно скорее.

Но я могу и не успеть за десять минут.

— Десяти минут более чем достаточно.

— А что, если книга не там, где я думаю? Мне придется поискать. Позволь мне вернуться через двадцать минут, мама.

— Пятнадцать. И ни секундой больше.

— Это же очень большой дом. К тому же я могла забыть книгу где угодно.

— Если ты ее не найдешь, возвращайся без нес. Даю тебе пятнадцать минут, Синтия. — Из холла донесся бой часов — было без четверти двенадцать. — Ты должна быть здесь ровно в полночь.

Синтия уже не могла терять времени на перепалку.

— Хорошо, мама. Пусть будет в полночь. Или чуть позже.

Она сбежала от матери прежде, чем та успела что-либо возразить или рассердиться. Синтия опасалась также, что за этим могут последовать новые вопросы и еще более жесткие ограничения.

Деспотизм мужа вряд ли может быть хуже, чем тирания матери, с горечью подумала Синтия. Ради одного этого стоит выйти замуж за кого угодно, только бы избавиться от опеки матери.

Эта предательская по отношению к матери мысль пришла ей в голову непрошеной, и Синтия тут же почувствовала себя виноватой. Какая же она плохая дочь: скрытная, непослушная, неблагодарная! Ну почему она не может быть хорошей?

Но она будет хорошей, пообещала она себе. Начиная с этого момента и через пятнадцать минуте ее опасными чувствами к Дереку Уиттакеру будет покончено раз и навсегда.

Или по крайней мере, поскольку она не может контролировать свои чувства, когда дело касается Дерека, она самым решительным образом отвадит его. И как только она это сделает, уже не будет иметь значения, что она чувствует.

Крепко сжав в руке лампу, с высоко поднятой головой, полная благородной решимости, Синтия закрыла за собой дверь и пошла по коридору в сторону лестницы.

Она вздрогнула от испуга, когда рядом вдруг оказался Дерек, и чуть было не вскрикнула от неожиданности, но он приложил палец к губам, чтобы она не поднимала шума. В его глазах плясали искорки, но не насмешки, а озорства. Он обнял ее за талию и увлек в дальний угол коридора, подальше от двери в ее комнату.

Состояние Синтии от этого прикосновения отнюдь не улучшилось.

— Нельзя же так! Вы до смерти меня напугали, — прошептала она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более сердито. Ее сердце прыгало не то от радости, не то от страха. — Откуда вы появились?

— Из ниши, где стоит статуя.

Он смотрел на нее с усмешкой. Никакого раскаяния. Вид этой усмешки, которую она находила довольно привлекательной, когда глядела на нее издали, сейчас, на расстоянии всего нескольких дюймов от ее лица, привел ее в радостное возбуждение. Желание волной прокатилось по всему телу. Она почувствовала, что слабеет. Выполнить то, ради чего она согласилась на это свидание, очевидно, будет труднее, чем она думала.

Между тем он, не отнимая руки от ее талии, вел ее нежно, но неумолимо все дальше по коридору.

— Хотя мне страшно нравится рыскать по дому, чтобы найти вас, — заметил он, — я все же не стал рисковать и решил, что лучше всего поджидать вас у вашей же двери.

— Вы слышали, что мне было сказано?

— Нет. А что? Расскажите.

Он подвел ее к высокой готической арке, застекленной цветным витражом. В дневное время это огромное окно освещало лестницу и площадку. В темноте ночи витраж был непрозрачным и почти черным. Синтия опустилась на каменный выступ под окном, и Дерек сел рядом с ней.

— Я могу уделить вам всего пятнадцать минут.

— Так много? Помнится, вы соблаговолили разрешить только три.

Синтия прикусила губу. В своем благородном желании отвадить его раз и навсегда она начисто об этом забыла.

— Я… решила дать вам больше времени, потому что…

Впрочем, это не имеет значения. Я обещала маме, что вернусь к полуночи.

— Она знает, что вы со мной? — удивился он.

— Разумеется, нет. Я сказала ей, что мне надо спуститься вниз в библиотеку, где я забыла книгу. — Внезапно ее охватила дрожь. — Какое холодное это стекло.

Дерек тут же обнял и прижал ее к себе, чтобы согреть.

Синтия сопротивлялась меньше, чем полминуты, а потом сдалась. В конце концов это будет последний раз, когда она насладится объятием мужчины, которого любит. К горлу подступил ком, и она судорожно сглотнула. Слезы были готовы пролиться, но ей удалось их сдержать. Она не должна плакать, сказала она себе. У нее нет на это времени. У нее всего пятнадцать минут.

— Дерек. — Она положила голову ему на плечо. Какое волшебное чувство! — Я пришла, чтобы с тобой попрощаться, Она почувствовала, что он замер. Прежде чем он успел опомниться и прервать ее, она поспешила добавить:

— У нас с тобой нет будущего. Они никогда не позволят мне выйти за тебя замуж.

— То есть ты хочешь сказать, что не хочешь выходить за меня?

— Я говорю тебе, что не могу. Мои родители никогда не согласятся на наш брак. Ты, наверно, скажешь, что мы должны ослушаться их, открыто им не повиноваться…

— Можешь не сомневаться, я именно так и скажу.

— ..но я не могу. С моей стороны это будет неблагодарностью.

— Что за ерунду ты говоришь? — Он взял ее за плечи и немного отстранил от себя, чтобы лучше видеть ее лицо. — Я знаю, что ты чувствуешь то же, что и я. — Он смотрел не отрываясь прямо ей в глаза. — Я это знаю, — тихо повторил он.

— Возможно. Но какое это имеет значение? — горестно ответила она.

— Это единственное, что имеет значение, поверь мне. Но если ты думаешь по-другому, — сухо добавил он, — я сомневаюсь, что ты сможешь объяснить это за пятнадцать минут.

— Я попытаюсь. Дерек, умоляю тебя, выслушай меня. И постарайся не спорить со мной, иначе я собьюсь.

— Хорошо. Говори.

— Боюсь, что мне придется признаться в некоторых вещах, касающихся моей семьи, и я надеюсь, что ты никому никогда об этом не расскажешь.

— Даю слово.

— Спасибо.

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и, сложив руки на коленях, задумалась. Какие найти слова, чтобы рассказать об этом? Сухая информация? Факты? Все это не подходит. Слишком грубо и резко. Расправив плечи, она медленно начала:

— Мой отец во многих отношениях замечательный человек. Но он слишком увлекается спортом. Особенно скачками. А еще…он…любит выпить. — Она почувствовала, как краска заливает ей лицо, и потупилась. — Как ты понимаешь, эти два качества в одном человеке…

— Да, я понимаю, что это страшное сочетание. — Его голос был полон сочувствия, но ей показалось, что он все же насторожился. Разве она могла винить его за это? Если она собирается с ним распрощаться, ему незачем стараться облегчить ей задачу. — Я слышал, что это достаточно распространенная проблема. И как далеко это все зашло?

— Ты хочешь знать, велики ли потери? Думаю, что очень велики. Конечно, об этом обычно не говорят с детьми, поэтому мне ничего никогда не объясняли. Размеры бедствия мне неведомы. Но у меня сложилось определенное мнение по поводу нашей финансовой ситуации. Она ужасна уже в течение нескольких лет.

— Нет необходимости рассказывать мне все подробности. Я могу сэкономить тебе несколько минут. — Его голос стал вдруг суровым. — Когда ты отвергла меня в Лондоне, я кое-кого порасспросил, чтобы понять, что произошло, и разобраться в причинах, по которым ты это сделала. Я узнал достаточно, чтобы быть уверенным в одном: в страстном желании твоей семьи выставить тебя на аукционе невест, и чем скорее, тем лучше. Как ты наверняка догадываешься, ты ценный товар.

Синтия вздрогнула, и Дерек немного смягчил тон.

— Что для меня менее ясно, любовь моя, так это то, почему ты разрешаешь использовать себя таким образом. Почему ты должна жертвовать собой для того, чтобы они могли пополнить свои карманы?

Его обращение — он сказал «любовь моя»! — взволновало ее.

«Мне нельзя плакать, — в отчаянии напомнила она себе. — Как бы он меня ни называл».

— Это не так уж трудно понять. — Она попыталась ответить спокойно, но ее выдала дрожь в голосе. — Так устроен мир. Так было всегда. Дочерей выдают замуж, чтобы увеличить состояние своих семей.

Она увидела, как в его темных глазах вспыхнул гнев, и жестом показала, что умоляет его молчать.

— Ты согласился выслушать меня и не спорить.

— Да, — процедил Дерек сквозь зубы. — Продолжай.

— Я легко могу себе представить, что ты обо мне подумал!

На нее вдруг нахлынули воспоминания. Как же больно ей было вспоминать выражение удивления на лице Дерека на том несчастном балу, даже больнее, чем то, с каким гневом и горечью он смотрел на нее, когда они встретились во второй раз. Но она понимала его чувства, ведь ее поведение могло вызвать только презрение. Она, верно, так глубоко ранила его сердце, что он все еще после стольких лет на нее сердится. И это было самым невыносимым, потому что у нее не было намерения причинять ему такую боль.

Она на минуту закрыла глаза, чтобы скрыть боль и ту вину, которую за собой чувствовала.

— Мне очень жаль, — прошептала она. — Прости меня за мою холодность, но я больше виню себя в другом. — Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. — Мне не следовало поощрять тебя.

— Черт возьми! Не извиняйся за это! — У него вырвался какой-то придушенный смешок. — Это мне как раз нравилось больше всего.

Синтия понимала, что он хочет заставить ее улыбнуться.

— Нет, это было ошибкой. Мне следовало бы это понять и не поддаваться искушению.

— Ты говоришь это серьезно?

— Да.

— Что ж. — Он был явно огорошен ее ответом. — Ты с этого начала — я имею в виду, что была не против моих ухаживаний, и мне бы очень хотелось, чтобы так было и дальше. Зачем было, например, намекать мне, что мы встретимся на этом несчастном балу, если все, что ты хотела, — это унизить меня?

— Тебе, наверно, показалось это очень странным.

— Я бы употребил другое слово, но «странно» сойдет.

Синтия опустила глаза и уперлась взглядом в его колено, кстати, очень привлекательное: сильное и хорошей формы.

— Я не собиралась разжигать страсти. Я хотела… Думаю, ты знал, чего я хотела.

— Мне все еще будет приятно услышать это от тебя.

Слабая улыбка осветила ее лицо.

— Я хотела танцевать с тобой.

— И все? Ладно, это не важно. Я не буду искушать судьбу.

Она не смела поднять на него глаза: он сказал это с такой теплотой в голосе, что она побоялась, что расплачется.

— А что заставило тебя изменить решение?

— Мне пришлось. В тот день, когда мы встретились в парке, ты помнишь? Я была с Хендерсонами.

— Помню.

— Мистер Хендерсон сначала тебя не узнал. Только по пути домой он вспомнил, где он видел тебя в последний раз и кто ты. Он сказал мне и своей жене, что ты секретарь лорда Стоуксдауна. Сначала он даже почувствовал себя немного оскорбленным из-за того, что ты осмелился заговорить с ним. А потом ему пришло в голову, что это была отличная шутка. Он стал смеяться над твоей смелостью и поддразнивать меня, клянясь, что это моя красота заставила тебя нарушить приличия и разыграть эту сцену. Что это я своей красотой притянула тебя к нашей карсте и тому подобное. Ничего плохого он не имел в виду. Он, естественно, не догадался, что мы уже были знакомы, и просто надо мной подшучивал. Но… — Она почувствовала, что краска снова заливает ей лицо, но все же посмотрела на Дерека. — Дерек, пойми меня… — Ее голос дрогнул. — Я так испугалась, когда узнала… когда поняла…

Приличных слов, чтобы сказать ему об этом, не было. Почему она этого не предвидела? Какие бы слова она ни подобрала, все они будут звучать как оскорбление. И сейчас — только сейчас — она поняла, что это действительно оскорбление.

Убийственно тихим голосом он закончил за нее предложение:

— Когда ты поняла, что я беден.

Она сжала ладонями пылающие щеки.

— Господи, как подло это звучит.

— Правда часто неприглядна. — Он выглядел сердитым, но она знала, что на самом деле была задета его гордость. — И насколько же бедным я, по твоему мнению, был, Синтия?

Слишком бедным, чтобы содержать семью? Неужели ты принимала меня за негодяя, который заманивает в свои сети приличных женщин, не имея при этом намерения на них жениться?

— Нет, что ты, я никогда так не думала!

— Тем не менее ты прекрасно объяснила внезапную перемену в своем поведении.

Отвращение — вот что она увидела в его взгляде.

— К тому моменту, когда я увидел тебя на балу в посольстве, ты уже обнаружила, что я не тот богатый джентльмен, за которого ты меня принимала. И ты отнеслась ко мне соответствующим образом, не так ли?

— Мне пришлось это сделать, Дерек. Разве ты этого не понимаешь? — Она подняла на него умоляющий взгляд и дотронулась до его рукава. — Не понимаешь? Я пыталась быть доброй.

— Доброй? — Он отшатнулся от нее. — Это так ты представляешь доброту?

— Да, — Рука, лежавшая на его рукаве, дрожала. — Я знала, что не могу позволить тебе преследовать меня. Тогда я считала, что тебе будет легче, если ты возненавидишь меня. — Ее глаза наполнились слезами: у нее уже не было сил их сдерживать. — Это сработало, разве не так? Дерек, умоляю тебя, скажи, что это тебе помогло. Скажи… Ради Бога, скажи, что мои страдания были не напрасны. — Из ее груди вырвался всхлип. — Ты себе даже представить не можешь, чего мне стоило унизить тебя.

Он был ошеломлен. Синтия глубоко вздохнула, проклиная себя за то, что выдала свою слабость. Она стерла постыдную влагу со щек и сказала:

— Извини, я дала себе обещание не плакать. Но мне никогда не удается его выполнить, когда дело касается тебя.

Он тут же потянулся к ней, чтобы заключить в объятия, Но Синтия отпрянула и уперлась руками ему в грудь, чтобы удержать его.

— Нет, — сказала она прерывающимся голосом. — Не надо быть ко мне добрым. Делай что хочешь, только не прикасайся ко мне. — Она вдруг поняла, что смеется и плачет одновременно. — Иначе будет хуже нам обоим.

Он молча достал носовой платок и протянул его Синтии.

— Спасибо. — Стараясь сохранить хотя бы каплю достоинства, она промокнула слезы и несколько раз глубоко вздохнула. — По-моему, я сейчас потеряла две драгоценные минуты.

— Ты потеряла не меньше десяти. А если все, что ты собиралась сделать, — это попрощаться со мной, ты вообще понапрасну потеряла время.

Она посмотрела на него с опаской:

— Что ты этим хочешь сказать? Я пыталась тебе объяснить… О, кажется, я поняла. Ты имеешь в виду, что на самом деле я ничего не объяснила.

— Синтия, любовь моя, ты и не можешь ничего объяснить, — убежденно возразил он. — В то мгновение, когда ты созналась, что чувствуешь то же, что и я, ты проиграла. — Он улыбнулся. — Я никогда не позволю тебе сказать мне прощай. — И хотя он произнес эти слова шепотом, его взгляд был полон уверенности и бесконечной нежности.

Он взял носовой платок из ее внезапно ослабевших рук, осторожно вытер влажные щеки, сложил платок и, поцеловав его, положил обратно в карман. Все это время она провожала его действия беспомощным взглядом. В голове был полный хаос. Она каким-то образом все испортила или что-то напутала. Ей почему-то не удалось все объяснить ему. Если бы он понял, он отпустил бы ее. Так поступил бы любой человек, будь он джентльменом.

А если он не понял? Но это показалось ей совершенно невероятным. Как он мог не понять? Ведь она попросила его держаться от нее подальше, и он должен был отнестись к ее просьбе с уважением. Ей казалось, что она растолковала ему все достаточно ясно, но, по всей вероятности, она ошибается. Придется сказать все еще раз и без обиняков. Времени у нее почти не остается.

Она посмотрела ему прямо в лицо и, схватив обе его руки, подалась вперед, стремясь полностью завладеть его вниманием и заставить его понять.

— Дерек, прошу тебя. Все и так слишком тяжело, так не осложняй мою задачу еще больше. Я надеялась, что я все тебе объяснила. Я прощаюсь с тобой не потому, что хочу этого, а потому, что должна. Мне очень жаль, если это причиняет тебе боль, но ты должен с этим смириться.

Как это сделала я.

— Синтия, любовь моя…

— Не называй меня так. Я не твоя любовь и никогда не смогу ею быть. — Она заглядывала ему в глаза, но читала в них лишь отказ, нежелание смиряться. И нежность. В отчаянии она покачала головой. — Ну как ты не понимаешь? Я должна выполнить свой долг. Долг важнее, чем чувство. Мои родители подарили мне жизнь. Они дали мне дом, воспитание, образование. Если бы не они, меня бы вообще не существовало на свете. Разве не сказано в Библии «чти отца своего и мать свою»? Как я могу ослушаться? Все их надежды связаны со мной. Выйти замуж за того, за кого мне велит мой долг, — это единственная возможность отблагодарить их за все то, что они для меня сделали. Если бы дела обстояли иначе, если бы, например, у меня была сестра, которая могла бы занять мое место… — Ее голос прервался, но она нашла в себе силы продолжить. — Но у меня нет сестры, так что глупо роптать. Моя жизнь такая, как она есть, и с этим ничего нельзя поделать.

Дерек выслушал ее, но посмотрел с недоумением:

— Но ты, надеюсь, понимаешь, что я не тот бедный молодой человек, каким был три года назад?

Она кивнула, но как-то безрадостно.

— Я знаю, что ты унаследовал Кросби-Холл, хотя я не в курсе, как именно это произошло. Но… — В ее душе зашевелилась надежда. У нее даже перехватило дыхание. Неужели мама ошиблась в оценке имения Дерека? Что, если он окажется достаточно богатым, чтобы помочь се семье? — А каких размеров твое имение? — смущенно спросила она.

Дерек смутился даже больше, чем Синтия.

— Что за неделикатный вопрос, дорогая моя. Но поскольку ты так откровенно рассказала о том, что касается тебя, я отвечу с такой же откровенностью. Кросби-Холл — довольно большое имение, и оно процветает. Оно обеспечивает мне то, что в свете называют «приличный доход».

— Да, я так и думала, — ответила она, но ее сердце упало.

— Что? Ты удручена? Стало быть, просто приличный доход недостаточен? Тебя и твоих родителей он не устроит?

Она поняла, что обидела его. Но избежать этого было нельзя.

— Дерек, очень жаль, что у меня нет времени обсуждать этот вопрос, но часы начнут бить полночь с минуты на минуту…

— Да, да, я понимаю. Тебе нужно большое богатство, и на меньшее ты не согласишься.

— Яне могу, — ответила она. — Я должна думать не только о себе, не только о своих желаниях. Моя семья смотрит на меня с надеждой. Ее благосостояние зависит от меня.

Только я могу помочь своей семье поправить материальное положение.

— Позволь мне задать тебе один вопрос. И подумай, прежде чем ответить, Синтия. Это очень важно. — Его глаза еще больше потемнели, выражение лица стало непроницаемым. — Только твоя семья хочет, чтобы ты вышла замуж за богатого человека? Дорогая, мне надо это знать, так что ответь честно. Все хотят жить в достатке. В этом нет ничего зазорного. Но жить в роскоши — для тебя это важно? Будешь ли ты чувствовать себя обделенной, если не сможешь иметь все самое лучшее? Если не сможешь сорить деньгами, не задумываясь, покупать все, что твоей душе угодно? Ответь мне честно.

Сама идея показалась Синтии настолько абсурдной, что она рассмеялась. Она никогда не знала, что значит жить в роскоши. Ее семья находилась в затруднительном финансовом положении с тех пор, как она себя помнила. Маме стоило неимоверных усилий создавать иллюзию богатства лишь для того, чтобы вывезти Синтию в свет. Уже с малых лет Синтия воспитывалась в рамках строгой экономии. В отличие от своих родителей она никогда не стремилась к большому богатству. Она было начала рассказывать об этом Дереку, но внезапно остановилась.

Он подсказал ей выход.

Все, что ей надо, — это признаться в своем меркантилизме. Это будет выдуманным признанием, не правдой, но, возможно. Бог простит ей эту маленькую ложь. Это будет ложь во спасение. Она воспользуется ею для достижения благородного дела: заставит Дерека смириться с неизбежным.

Потому что в противном случае, если он не поможет ей отказаться от него, у нее не хватит сил выполнить свой долг. Ее слабость к Дереку сродни зависимости се отца от алкоголя. Если она ей поддастся, она себя погубит. Чувство презрения к матери, охватившее ее с недавних пор, растущее беспокойство, полный хаос в мыслях — все это было результатом се любви к Дереку Уиттакеру. Эта любовь была ошибкой. Эта любовь вредна… пагубна… даже опасна. Она сделала несчастной ее. Из-за нее она восстала против власти родителей, данных ей Богом.

Однако даже сейчас, когда она размышляла о том, что ее ложь будет ложью во спасение, ее сердце бунтовало. Ее вероломное сердце умоляло не лгать Дереку никогда, ни при каких обстоятельствах.

Она опустила глаза и уставилась на узел его галстука.

— Думаю, ты был прав, — осторожно начала она, — когда говорил, что каждому человеку хочется жить хорошо.

Полагаю, что некоторые люди могут считать себя обеспеченными, не имея больших средств. А другим нужно гораздо больше материальных благ, чем остальным, чтобы чувствовать себя по-настоящему комфортно, — Я спросил, что нужно лично тебе, Синтия.

Его тон стал жестким. Предчувствуя ее ответ, он уже осуждал ее. Хорошо, подумала она, хотя ее сердце болезненно сжалось. Очень хорошо. Именно это ей было нужно — чтобы он осудил ее. Она хотела убедить его в том, что он прав: она жадная до денег гарпия. Что слухи о ней верны — у нее холодное, как у Снежной королевы, сердце. То, что последние два дня она отчаянно боролась с обуревавшими се чувствами, не имело значения.

— Я думаю, что мне хотелось бы быть богатой, — услышала она сама себя.

— Синтия, а как ты определяешь слово «богатая»? — Он уже явно сердился.

Она понятия не имела, потому что никогда серьезно об этом не задумывалась. Конечно, девушка, которая стремится стать богатой, задумывалась бы над этим хотя бы иногда.

Так что Синтия решила немного потянуть время. Она вздохнула и постаралась сделать вид, будто размышляет.

— Ах, я не знаю, — сказала она таким тоном, чтобы создать впечатление, что знает, какой доход является для нее приемлемым, но стесняется сказать об этом.

Она больше не смотрела на Дерека, так что не видела выражения его лица и не могла догадаться, каковы же были его намерения. Но когда он неожиданно рывком поднял ее с каменного уступа, она вскрикнула от неожиданности.

Прежде чем она успела сообразить, что он собирается сделать, она оказалась в его объятиях. Тут уж она поглядела на него и поняла, что проиграла. Он сверлил ее взглядом, полным боли.

— Богатство может быть самым разным, Синтия, — прохрипел он. — И может быть измерено по-разному. Разреши мне показать одно из них.

Он собирается поцеловать се. Ах, нет. Ее охватила паника. Он поймет… Он все поймет. И что она на самом деле чувствует. И что солгала ему. Но ее вдруг охватила странная апатия. Ей показалось, что она не может пошевелиться. От страха у нее расширились зрачки, но она не вырвалась из его объятий. А когда его губы сомкнулись с ее губами, она вообще потеряла способность думать, а с ней, как дым от сильного ветра, улетучился и страх.

Она обмякла в его руках, наслаждаясь его близостью.

Вкусом его губ. Дерек. Больше ни о чем думать не хотелось.

Мысли, путавшиеся в ее голове, вдруг стали ясными. Воля к сопротивлению, поглощенная пожаром чувств, была сломлена. Хаос кончился. Сомнения рассеялись.

Ее место здесь — в объятиях Дерека. Это было именно то, о чем она всегда мечтала. В течение нескольких волшебных секунд Синтия была в раю.

А потом она услышала, как часы в холле начали отбивать полночь.