Звездная трилогия (№2) - Неприступная красавица

— Мы уже почти на месте. Макс. Сегодня ты будешь спать в конюшне герцога. Что ты об этом думаешь, а?

Макс раздул огромные ноздри и закивал головой. Дерек засмеялся.

— Ты этому рад, я правильно тебя понял? Я позабочусь о том, чтобы тебе дали самого лучшего овса, который только есть в конюшне герцога. Ты его заслужил, мой друг.

Дерек долго ехал верхом. Путь от Кросби-Холла до имения, принадлежавшего свекру его сестры, герцогу Оулдему, был довольно длинным. Холодный ветер пронизывал насквозь, а пейзаж был таким унылым, что глазу не на чем отдохнуть. Однообразные краски зимы — коричневые, серые и белые — еще не уступили место радужным оттенкам весны. Все же Дерек не жалел, что решил поехать верхом: трястись в душной карете было бы куда как неприятно. Зима в этом году выдалась суровой, и дороги были в ужасающем состоянии. Верхом он доедет быстрее, чем в карете. А сейчас время имело большое значение.

Его сестра Натали — человек, которого он любил больше всех на свете, — должна была в ближайшее время родить второго ребенка. Беременность протекала тяжело, она жила далеко от родного дома, и это ее удручало. Как только Дерек закончил читать письмо сестры, он помчался наверх в свою комнату, чтобы собрать вещи. Кросби-Холл как-нибудь обойдется без него несколько недель. Он нужен Натали. Дерек понесся к ней со скоростью, на которую только был способен Макс.

Конечно, было смешно ехать так далеко, если учесть, что она и ее супруг были ближайшими соседями Дерека. Имение лорда Малкома — Ларкспер — граничило с землями Дерека, а их дома были друг от друга на расстоянии получасовой пешей прогулки. Но сейчас Натали жила не в Ларкспере. Как только врач определил, что она беременна, ее сразу же отправили в родовую усадьбу Чейзов — Оулдем-Парк.

Детская комната старшего брата мужа Натали Малкома — маркиза Графтона — была недальновидно переполнена девочками. Поэтому на лорда Малкома Чейза — второго сына герцога — была возложена задача произвести на свет мальчика.

Чейзам был нужен наследник. Первая жена Малкома, ныне покойная, тоже родила ему дочь, да и Натали пока что не исправила ошибки. Но когда она забеременела во второй раз, семья снова воспрянула духом, а Малком, подчиняясь воле отца, перевез жену в Ланкашир, с тем чтобы долгожданный наследник, конечно, если он окажется мальчиком, родился в имении, которым в будущем будет управлять.

Когда Дерек понял, что до места назначения осталось не больше пяти миль, он пустил уставшую лошадь шагом и стал с интересом оглядывать окрестности. Бледное зимнее солнце несколько высушило в то утро влажный воздух и вдохнуло немного жизни в грязно-коричневые голые ветви деревьев и промерзшую землю. Справа от дороги холмы Скалистого края отчасти разнообразили ландшафт. Через шесть недель, размышлял Дерек, эта земля преобразится и станет прекрасной. А его сестра, возможно, даст жизнь ребенку, которому будет однажды суждено стать в этих краях самым важным человеком. Странные, однако, мысли приходят ему в голову, удивился про себя Дерек.

— Он будет моим племянником и герцогом, — пробормотал Дерек, как бы пытаясь представить, что это означает.

Абсурд какой-то, усмехнулся он.

Какой удивительный поворот произошел в его жизни за последние три года! Настоящим чудом было уже то, что он стал вопреки всему хозяином Кросби-Холла и вместе с этим богатым, независимым и уважаемым в обществе человеком.

К тому же благодаря замужеству сестры он оказался в близком родстве с одной из самых высокопоставленных семей королевства. Скорость, с какой он неожиданно так высоко поднялся, была почти головокружительной.

Дорога повернула, и он увидел недалеко впереди яркое пятно брусничного цвета, выделявшееся на фоне грязноватых красок зимы. Этим пятном был женский костюм для верховой езды, принадлежавший даме, которая вела под уздцы хромую лошадь.

Дама двигалась в том же направлении, что и Дерек, и он видел ее только со спины. Он оценивающе оглядел ее стройную фигуру. Его мнение о соседях герцога несколько улучшилось. Разве может молодой человек не приободриться, когда в поле его зрения попадает леди, которой так идет костюм для верховой езды? И если он не ошибается, разве это не светлые волосы видны из-под шляпы? Он всегда отдавал предпочтение блондинкам.

И тут, словно чувствуя на себе его взгляд, девушка обернулась и посмотрела на него. На какой-то момент ему показалось, что земля качнулась под копытами лошади. Он был так поражен, что чуть было не чертыхнулся вслух. Дама была как две капли воды похожа на Синтию Фицуильям.

Проклятие! Это и была Синтия!

Какое счастье, что он верхом. Макс шел вперед размеренным шагом: какое ему было дело до того, что его хозяина неожиданно подстерег паралич? Она была уже так близко, что у него не было времени собраться с мыслями и оправиться от охватившей его давно забытой ярости. Наконец он с ней поравнялся и был вынужден из вежливости остановиться. Стиснув зубы, он смотрел на нее сверху вниз и не мог заставить себя заговорить.

Черт бы ее побрал! Она была, как всегда, прелестна. Немного бледна, с упрямо сжатым ртом, почти как у него, но все та же колдунья в обличье красивой девушки, которая приходила к нему в кошмарных снах вот уже три года. Он часто задумывался над тем, не приукрашивало ли ее его больное воображение. По-видимому, все-таки нет. Она была точно такой, какой он ее запомнил: от невероятно голубых глаз до нежного изгиба нижней губы. Каждая черточка в ее лице была ему знакома. И то, как она держала голову. Какой гибкой была ее спина. И мягкость ее кожи, похожей на прохладный фарфор и теплой на ощупь…

Помоги мне. Боже!

Прелестные губы приоткрылись, и она сказала дрожащим голоском:

— Вы меня помните? Я часто думала о том, вспоминаете ли вы меня.

— Помню, — хрипло ответил он. — Я вспоминал о вас тысячу раз на дню.

Что, черт подери, она здесь делает? Эта сверкающая комета, упавшая с неба в дебрях Ланкашира?

— Спасибо, что остановились, мистер Уиттакер.

— Я никогда не мог устоять против барышни, попавшей в беду. — Он старался не выдать своей горечи.

Болезненные воспоминания об их первой встрече пронеслись в воздухе между ними, скрестившись, будто мечи.

Он почти слышал свист и лязг стали.

Синтия отвела взгляд.

— Это говорит о вашем благородстве. — Она явно хотела придать своему голосу игривость, но он был еле слышен и заметно дрожал. Потом она откашлялась и посмотрела на Дерека. — Я бы приветствовала вас с большим достоинством, но моя лошадь потеряла подкову.

— Да уж вижу. — Внезапно до него дошел смысл ее слов.

Он нахмурился. — Вы хотите сказать, что ожидали встретить меня здесь?

— Да, — кивнула она. — Я посчитала, что будет честно, если я… предупрежу вас. Вам показалось бы странным войти в дом и узнать, что меня пригласили погостить в Оулдем-Парке.

Волна самых разноречивых чувств окатила Дерека. Главными были неверие и ужас. Ярость, печаль и огорчение омрачили его душу. Подумать только — Синтия в Оулдем-Парке! Какую жестокую шутку сыграла с ним судьба!

На его лице, должно быть, отразилась вся гамма охвативших его чувств, потому что Синтия, бросив на него взгляд, явно занервничала и смущенно опустила глаза.

— Я подумала, что, если вы войдете в дом и увидите меня — если вы вообще меня помните, — вы что-нибудь скажете или сделаете, что может выдать наш секрет, то есть что мы уже знакомы. И я решила, что будет лучше, если… вы этого не сделаете. Поэтому я поехала вам навстречу. Я не хотела, чтобы мое присутствие здесь застало вас врасплох.

Она еще раз украдкой посмотрела на него. Но то, что она увидела, заставило ее снова отвести взгляд. Она отвернулась, чтобы погладить морду лошади, как будто подсознательно искала утешения.

— Я хотела вам только добра, — словно защищаясь, добавила она.

Поскольку он все еще молчал, она смутилась, покраснела и сделала еще одну попытку.

— Я приехала в Оулдем-Парк по приглашению леди Ханны Чейз. Она дочь лорда Графтона, как вам, вероятно, известно. Моя мать сочла благоразумным принять ее приглашение, и мы останемся здесь по крайней мере до тех пор, пока не установятся дороги. А после этого, я вам обещаю, мы сразу же вернемся в Лондон на время сезона[4]. Пожалуйста, поверьте мне, мистер Уиттакер, я не знала… То есть я знала, что лорд и леди Малком будут гостями лорда Чейза, но я не подозревала, что вы… — Она запнулась. Но потом продолжила:

— Когда я узнала, что в Оулдем-Парк приедет брат леди Малком, я понятия не имела, что вы и есть этот брат. Я не знала ее девичьей фамилии и вообще ничего о ней не знала.

Даже когда она упомянула о своем брате Дереке, я подумала, что это просто совпадение. А потом услышала, что они говорят о мистере Уиттакере, и… — Она беспомощно покачала головой. — Все, что я могла сделать, так это дождаться утра вашего приезда сюда и предупредить вас. Хотя я даже не была уверена, необходимо ли это предупреждение, но… теперь вижу, что поступила правильно. И я этому рада.

Наверное, когда его гнев немного остынет, подумал Дерек, он тоже будет рад. Но в этот момент он не мог заставить себя поблагодарить ее.

— Не следует останавливать лошадей, — бесцветным голосом сказал Дерек. — Дайте мне поводья.

Поколебавшись, она подчинилась. Слава Богу, они оба были в перчатках. Она хотела избежать прикосновения его руки. Но это было невозможно. Дерек взял в правую руку поводья, а левую протянул Синтии. Она посмотрела на нее в недоумении.

— Дайте руку и наступите на мою ногу.

Лицо Синтии вспыхнуло, а в глазах появился страх.

— Я не могу.

Он насмешливо улыбнулся. У него не было намерения вести себя с ней особенно учтиво. Она этого не заслужила.

— А что бы вы хотели, чтобы я сделал, миледи? Посадить вас на свою лошадь и как галантный кавалер пройти пешком рядом с вами все пять миль до Оулдем-Парка? Нет уж, благодарю покорно. Я проделал длинный путь и очень устал.

Он покраснела до самых корней волос.

— Конечно же. Как глупо с моей стороны.

Глубоко вздохнув, она решительно ухватилась за его руку.

Когда она ступила на его ногу, он поднял ее и посадил в седло впереди себя. Их движения оказались настолько синхронными, словно они делали это сотни раз. Но потрясение, которое испытал Дерек, прикоснувшись к ней, и сознание того, что он практически обнимает ее, было выше его сил.

— Ловко у вас получилось, — сказал он, скрывая за саркастическим замечанием свою боль. — В это трудно поверить, но мы с вами даже ни разу не танцевали.

Он почувствовал, как она напряглась, но промолчала.

Лица ее он не мог видеть. Покраснела ли она? Маловероятно. Он даже сомневался в том, что она стыдится того, что сделала. То, что он о ней узнал, убеждало его в том, что Синтию редко мучил стыд или вообще какие-либо чувства.

После их встречи на балу в посольстве он приложил немало усилий к тому, чтобы узнать о ней как можно больше. Это было похоже на наваждение — пытаться понять, что произошло. Он решил, что, если он поймет, что ею двигало, если всплывут какие-либо непреодолимые препятствия, заставившие ее поступить именно так, а не иначе, ему удастся хотя бы частично вернуть себе душевное равновесие. Но эта попытка провалилась. Он никак не мог примириться с тем, что Синтия его отвергла. Однако он научился презирать ее, и это немного помогало. Гнев, который он продолжал лелеять в душе, помог ему худо-бедно пережить неприятный инцидент на балу и вернуться к прежней жизни. То, что произошло между ним и Синтией, был именно инцидент, и он не станет гробить свою жизнь из-за девушки, с которой был знаком менее часа.

В течение следующих нескольких минут ему пришлось неоднократно напомнить себе о своем решении.

До Оулдем-Парка осталось пять миль, повторял он в отчаянии. Всего пять миль. А может, он ошибся в подсчетах, и их окажется меньше. Гораздо меньше. Потому что ехать в этом мучительно медленном темпе, вести за собой хромую лошадь да еще сидеть в одном седле с Синтией было сущей пыткой. Сколько времени ему придется обнимать ее? Час?

Да это убьет его!

Молчание, воцарившееся между ними, было оглушительным. Оно просто сводило с ума. Он был уверен, что если никогда ее больше не увидит, а в этом он не сомневался, то совершенно успокоится. Он столько положил труда на то, чтобы не дать угаснуть в своей душе презрению к ней и сделать свое сердце неуязвимым! Но чем дольше она сидела перед ним в седле, такая мягкая, теплая, красивая, тем труднее ему становилось ее ненавидеть.

Но ему необходимо ее презирать. Иначе он сойдет с ума.

Надо что-то придумать, чтобы возродить свой гнев.

Наконец он нашел то, что ему было нужно, хотя он и понимал, что это подло.

— Скажите, я не слишком опоздал, чтобы выразить свое соболезнование по поводу потери вами жениха? — с деланной вежливостью осведомился он. — У него ведь был апоплексический удар, не так ли? Я слышал, что он скоропостижно скончался всего за несколько недель до свадьбы. Какая для вас это, должно быть, была трагедия!

Ее передернуло, прежде чем она смогла ответить.

— Вам больше, чем кому бы то ни было, известно, какая это была для меня трагедия.

Она говорила очень тихо, но он слышал каждое слово.

— Напротив. Я ничего не знаю. — Он ответил так резко, что сам не узнал своего голоса. — Я вообще ничего о вас не знаю. Почему бы вам не рассказать, как все случилось?

Она расправила плечи.

— Я принимаю ваши соболезнования, и оставим этот разговор, прошу вас.

Так-то лучше. Гнев, словно очищающее средство, вдруг захлестнул его, и голова прояснилась.

Она, видимо, считала, что ничего не должна ему объяснять.

Что ж, очень хорошо. Ему и не надо никаких объяснений. Он прекрасно понимал, что она не могла так неожиданно и быстро полюбить сэра Джеймса Файли, которого — всего за неделю до помолвки — она так боялась. И не только боялась. Она его презирала и, несмотря на это, согласилась выйти за него замуж. А причины были самые что ни на есть меркантильные.

Расследование, даже поверхностное, убедило его в этом.

Сэр Джеймс Файли со всеми своими многочисленными пороками был сказочно богат. Синтия готова была продать себя самому богатому из ее поклонников. Так что у Дерека никогда не было ни малейшего шанса завоевать расположение Снежной королевы. Ее сердце и руку нельзя было завоевать. Их можно было только купить.

И чем больше он об этом думал, тем подозрительнее казалось ему ее присутствие в Оулдем-Парке. Зачем такой корыстолюбивой охотнице за богатыми мужчинами, как Синтия Фицуильям, тратить время на то, чтобы жить в доме, где полно женщин? Оба сына герцога были женаты, а значит, не представляли интереса как женихи. Хотя Дерек не очень бы удивился, если бы Синтия пустила в ход свои чары, чтобы охмурить старого герцога, но здесь тоже не было никакой выгоды. Для своего возраста герцогиня отличалась отменным здоровьем и была в отличной форме. И уж конечно, Синтия не приехала в дом герцога, чтобы встретиться здесь с Дереком. Во-первых, его приезд не был запланирован заранее — его неожиданно вызвала письмом Натали. А во-вторых, даже сейчас, когда он стал владельцем Кросби-Холла, его состояние было недостаточно велико, чтобы прельстить таких девушек, как Синтия Фицуильям.

В чем же тогда состоит ее игра?

Их путешествие закончилось в полном молчании. У Дерека руки ныли от желания прижать к себе Синтию крепче, чем это было необходимо, и он мог бы поспорить, что и ее спина затекла от напряжения. Всю дорогу она сидела прямо, словно аршин проглотила, только бы к нему не прислониться.

Когда их маленькая процессия приблизилась к дому герцога, навстречу им выбежал крайне встревоженный грум.

Натянув поводья, Дерек остановил Макса, а грум помог леди Синтии спуститься на землю.

— Что случилось? Ваша лошадь потеряла подкову? Надеюсь, вы не ушиблись, миледи, — тараторил грум.

— Нет, все в порядке, Джейкоб. Со мной ничего не случилось. — Она поправила шляпу. — Спасибо. — Она даже не повернулась, чтобы поблагодарить Дерека, и, ни разу не оглянувшись, пошла к дому.

Дерек спешился, бросил груму монетку и, дав ему указания насчет Макса, на не гнущихся после долгой езды ногах пошел вслед за Синтией. О вещах, которые он взял с собой, в свое время позаботятся слуги. А пока ему надо забыть Синтию и обратить свое внимание на ту, ради которой приехал. На Натали.

Поднявшись по широким ступеням, Дерек вошел в величественные двери Оулдем-Парка и оказался в огромном пустом холле. Синтия уже куда-то исчезла. Ну и пусть. Он увидел дворецкого герцога — проворного пожилого джентльмена с добрым лицом, который спешил к нему навстречу из бокового коридора.

— Мистер Уиттакер, сэр! Мы ждали вас все утро, но я не заметил, как вы подъехали. Простите, что заставил вас ждать в холле.

— Вы не виноваты, Каммингс. Я пришел со стороны конюшен. Как поживаете?

— Очень хорошо, сэр, благодарю вас. Здоров, как обычно. Надеюсь, ваше путешествие было приятным?

Дерек предположил, что выражение его лица говорило само за себя. Каммингс оглядел его с головы до ног, и, прежде чем Дерек успел ответить, дворецкий добродушно улыбнулся.

— Можете не отвечать, сэр. Во всяком случае, оно уже позади. Могу я принести вам чего-нибудь в библиотеку, сэр?

Или вы предпочитаете, чтобы я сразу проводил вас в вашу комнату? Она уже готова.

— Лучше прямо в комнату. Думаю, что ванна поможет мне не хуже, чем рюмка бренди.

— У вас будет и то и другое, — заверил его Каммингс, указывая ему путь. — Мы поместили вас в голубую комнату, сэр. Надеюсь, вы ее одобрите. Она, правда, не такая большая, как те апартаменты, в которых вы останавливались у нас в прошлый раз, но в них мы сейчас разместили Эллсуортов, так что вам досталась голубая комната.

— Мне все равно, Каммингс. Тем более что я не гость. Я считаю себя членом семьи.

— Конечно, сэр, что правда, то правда, — тепло отозвался Каммингс. — И если мне будет позволено сказать, сэр, леди Малком будет страшно рада, узнав, что вы благополучно добрались до Оулдем-Парка. Вы позволите сейчас же сообщить ей об этом?

— Чем скорее, тем лучше. Как она, Каммингс?

Дворецкий, видимо, почувствовал беспокойство Дерека. Он бросил на него почти отеческий взгляд.

— Она держится молодцом, сэр. Нет никаких причин волноваться. Но могу ли я говорить откровенно?

Дерек кивнул.

— Спасибо, сэр. — Голос Каммингса понизился до шепота. — Мне кажется, что она немного подавлена, мистер Уиттакер. Это довольно тяжело — быть окруженной семьей, которая только и говорит о том, что обязательно должен родиться мальчик.

— Да, это нелегко.

— Вот мы и пришли. Это голубая комната.

— Большое спасибо. Послушайте, Каммингс…

— Да, сэр?

— А я знаком с Эллсуортами?

Каммингс немного удивился:

— Разве нет, мистер Уиттакер? Господи! Мне следовало бы вам объяснить. Они очень давние друзья семьи, сэр. Сэр Питер Эллсуорт владеет обширным имением в Дербишире.

Он и леди Эллсуорт обычно гостят у нас по несколько недель в это время года. А еще у нас гостят подруга леди Ханны леди Синтия Фицуильям и ее мать леди Баллимер.

— И это все?

— Да, сэр. Лорд Графтон с семьей, лорд Малком с семьей, Эллсуорты, леди Баллимер с дочерью и вы. Совсем небольшое общество. Поскольку леди Малком находится в интересном положении, было решено отказаться в этом году от приема большого числа гостей.

— Понятно. Спасибо, Камминге. — Дерек уже хотел было отослать дворецкого, но на минуту задумался. Что такое сказал Камминге про Эллсуортов? Обширное имение в Дербишире.

К тому же известны как постоянные визитеры в Оулдем-Парке в это время года. Неужели он догадался о причине появления здесь Синтии?

Он посмотрел на дворецкого:

— Скажите мне, Камминге, Эллсуорты, случайно, не приехали с сыном?

Дворецкий удивился еще больше.

— Да, сэр. Разумеется, они приехали с сыном. Их сын Джон очень приятный молодой человек.

— Полагаю, он их старший сын?

— Единственный, сэр. А откуда вам это известно?

Дерек невесело усмехнулся.

— Просто счастливая догадка, Камминге.

Глава 4

Только когда Синтия оказалась в своей спальне, наступила реакция. У нее дрожали руки, дергалась нижняя губа. Лишь огромным усилием воли ей удавалось сдержать слезы. Шок, который она испытала при новой встрече с Дереком, оказался сильнее, чем она ожидала. Особенно ее потрясло его презрение, такое сильное и глубокое. Его-то она боялась больше всего.

Ну не смешно ли было сомневаться в том, что он ее помнит, думала она. Конечно, он ее помнит. Глупо было убеждать себя, что он наверняка все забыл. Она была введена в заблуждение расхожими рассуждениями о том, что мужчины относятся ко всему по-другому, и потому решила, что их встреча, перевернувшая всю ее жизнь, для него ничего не значит. Видимо, она ошибалась. Она все же была ему небезразлична. Но она его оскорбила, а этого мужчины никогда не забывают.

Слава Богу, что она догадалась поехать ему навстречу.

Она уверила себя, что просто собиралась его предупредить на всякий случай. Однако ее стремление перехватить его, чтобы он собрался с духом и не выдал себя, неожиданно узнав о ее присутствии в доме герцога, на деле было попыткой самой подготовиться. Она не хотела встретиться с ним после стольких лет на глазах других гостей.

Что ж. Она, без сомнения, заслужила такое к себе отношение. Он, видимо, помнил ее так же ясно, как она его. И он презирает ее, как стал бы презирать любой нормальный человек, после того, как она с ним поступила.

Перемена в его поведении была поразительной, и это оказалось для нее невыносимым. Она помнила, какой радостью озарилось его лицо, когда он увидел ее на балу. А теперь ей было больно смотреть, каким оно стало холодным и угрюмым. Он все еще был необыкновенно красив, все так же привлекали его карие глаза, его высокая спортивная фигура и великолепные густые вьющиеся волосы, в которые так и хотелось запустить пальцы. Больше у нее никогда не будет такой возможности. Но больнее всего было сознавать, что он никогда не улыбнется ей так, как это было три года назад. Она своими руками все это уничтожила.

Но тогда она верила, что у нее нет выбора. Но правда ли это? Теперь она уже не была уверена в неотвратимости того, что произошло. В семнадцать лет все кажется таким ясным и понятным. Но чем старше она становилась, тем чаще задавала себе вопросы. С каждым годом ее уверенность в правильности своей жизни таяла, а сомнения все больше одолевали ее. Это было ужасно, но ей казалось, что с этим ничего нельзя поделать.

Она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней. Трясущимися руками сняла шляпу. У нее не было сил. Прошлую ночь она почти не спала. Как только она убедилась в том, что Дерек Уиттакер — брат леди Малком, ее стало лихорадить. И почему она не обратила внимания на то, как они похожи? Сразу же после завтрака она оседлала лошадь и поскакала во весь опор, чтобы перехватить его по дороге. Теперь, когда ее цель была достигнута, ее единственным желанием было расслабиться.

Больше всего ей хотелось заползти обратно в кровать и оставаться там всю неделю. Это, конечно, было бы трусостью. Нет, она не позволит страху взять над ней верх. Она немного отдохнет, потом встанет и спустится вниз, чтобы встретиться с Дереком. В конечном счете ей все равно придется это сделать. Расстегивая на ходу жакет, она подошла к кровати. Только ни о чем не думать…

— Синтия, дорогая, это ты? — услышала она из соседней комнаты взволнованный голос матери. — Господи, детка, где ты была? Я чуть с ума не сошла от беспокойства за тебя.

— Прости, мама. У лошади отвалилась подкова, — откликнулась Синтия. — Я только что вернулась.

Опустившись на кровать, она прислонилась головой к гладкой спинке красного дерева, закрыла глаза и тяжело вздохнула. Сейчас надо отдохнуть. Думать будешь потом.

Но после такого сенсационного заявления, которое она только что сделала, ей, конечно же, не позволят отдыхать.

— Боже милостивый! — Синтия услышала торопливые шаги матери. — Лошадь тебя скинула?

— Нет, мама.

Синтия открыла глаза. В дверях смежной с ее спальней комнаты стояла мать в просторном шелковом халате и с непросохшим пером в руке.

— Слава Богу, что этого не случилось. Ложись и подними повыше ноги, детка. Я сейчас позвоню горничной и прикажу, чтобы тебе приготовили горячую ванну. Нельзя допустить, чтобы ты заснула за картами сегодня вечером. Я слышала, что ты обещала мистеру Эллсуорту сыграть с ним партию в пикет. И хотя всегда лучше позволить джентльмену выиграть…

— Горячая ванна — это замечательно, — быстро отозвалась Синтия, прежде чем мать успела закончить фразу. Она попыталась смягчить свою резкость послушанием и подложила под ноги подушку. — Но я не так уж и устала. Мне пришлось идти пешком совсем немного. — Она вздохнула и собралась с духом перед тем, как произнести имя Дерека и не выдать при этом своего волнения. — Представляешь, по дороге я встретила мистера Уиттаксра. Ну, ты знаешь — брата миссис Малком.

— Это получилось удачно. — Миссис Баллимер дернула шнурок сонетки, вызывая горничную. — Значит, он помог тебе доехать до дома? Каким он тебе показался?

Синтия снова закрыла глаза, чтобы не встретиться с проницательным взглядом матери.

— Он молод, — неопределенно ответила Синтия. — Очень похож на леди Малком. Такой же высокий, как она.

И у него такие же темные глаза. И такая же улыбка. И цвет волос такой же, как у нее, и они тоже вьются.

— О, мне не нравятся кудрявые мужчины, — слишком поспешно заявила леди Баллимер. — Во вьющихся волосах есть что-то чересчур женственное, тебе не кажется?

— Да, мама, — послушно ответила Синтия, подавив раздражение. Но не преминула добавить:

— Хотя должна сказать, что волосы мистера Уиттаксра не так сильно вьются, как у его сестры.

Леди Баллимер натянуто засмеялась.

— Похоже, ты его очень хорошо разглядела.

Синтия снова почувствовала приступ раздражения, ни опять его подавила.

— Я увидела только то, что увидел бы каждый.

К счастью, в ответ на вызов леди Баллимер в дверь постучалась горничная, так что мать Синтии отвлеклась на несколько минут, приказывая горничной приготовить ванну. К тому времени, как дверь за служанкой закрылась и они с матерью остались одни, Синтия уже овладела собой. Не следует показывать матери, решила она, насколько обнажены ее чувства.

Леди Баллимер в нерешительности потопталась немного в центре комнаты.

— Что ж, пойду закончу письмо твоему отцу. А ты полежи в ванне подольше, любовь моя. Желаю тебе хорошенько расслабиться.

— Спасибо, мама. — Синтия изобразила на лице подобие улыбки.

Леди Баллимер направилась в свою комнату, но остановилась на пороге.

— А он красив?

Синтия притворилась удивленной.

— Кого ты имеешь в виду, мама?

— Молодого мистера Уиттакера, кого же еще?

Синтия сделала вид, будто раздумывает.

— Да, думаю, его можно назвать красивым. Но ты сама сможешь об этом судить сегодня вечером. Полагаю, что он будет обедать вместе со всеми.

— Можно подумать, что мое мнение что-то значит! — Но миссис Баллимер явно успокоилась. Синтии, видимо, удалось убедить ее, что Дерек Уиттакер не произвел на нее особого впечатления. Поэтому она наконец удалилась в свою комнату, оставив ее принимать ванну.

Как же это было утомительно — постоянно находиться под наблюдением! Однако Синтия понимала причину беспокойства матери. Влюбиться означало бы для Синтии катастрофу. Вся семья сплотилась в молчаливом заговоре, только бы предотвратить это неминуемое бедствие. Пока что им это удавалось… Насколько им было известно. Синтию, естественно, раздражали постоянные попытки матери прослеживать ее отношения с любым молодым человеком, с которым она знакомилась, но по крайней мере эти попытки были очевидны. От внимания Синтии не ускользали маленькие уловки и хитрости матери, и поэтому ей удавалось их худо-бедно, но обходить.

Когда-то она чувствовала себя виноватой, когда чуть ли не каждый день обманывала мать, правда, по мелочам, мороча ей голову. Больше этого не будет. С годами борьба за сохранение в неприкосновенности своей личной жизни стала принимать угрожающие размеры. Желание самой решать свою судьбу стало превалировать над правом матери знать о ней все. А в данных обстоятельствах, когда ей приходится скрывать слишком много, она будет отчаянно бороться с постоянным вмешательством матери в ее дела. Могут же у девушки быть свои секреты.

Расслабляющее действие горячей ванны только увеличило ее усталость. Она высушила у огня волосы, заползла под одеяло и уснула. Спустя несколько часов она проснулась: леди Баллимер трясла ее за плечо.

— Синтия, любовь моя, ты не заболела? Уже поздно.

Пора одеваться к обеду.

— Уже так поздно? Нет, мама, я не заболела.

Синтия спустила ноги с кровати и зевнула.

Леди Баллимер поглядела на дочь с беспокойством.

— Надеюсь, ты не простудилась. Это так на тебя не похоже — проспать почти целый день.

— Я плохо спала прошлой ночью, — непроизвольно вырвалось у Синтии, которая еще не проснулась окончательно. Она тут же пожалела о сказанном.

— Почему? — насторожилась леди Баллимер.

— Не знаю. — Это было почти ложью, и Синтия пожалела о том, что соврала. Поэтому она поправилась:

— Это не имеет значения. — Но Синтия боялась взглянуть матери в глаза. Она встала и направилась к гардеробу. — Что мне надеть сегодня: желтое платье из крепа или шелковое синее?

Наряды всегда были у леди Баллимер на первом плане.

Ее основным занятием было следить, как одета ее дочь. Надежды Синтии оправдались: мысли матери сразу же заработали в привычном направлении.

— Ты была в синем в прошлую среду.

— Я не имею в виду темно-синее. Я говорю о новом платье. — Она вынула платье из коробки, в котором его доставили от портного. Папиросная бумага шурша упала на пол. Бледно-голубые складки шелка заструились у нее между пальцами. — Я еще ни разу его не надевала.

— Нет, нет, моя дорогая. Это блестящий шелк, и он не подходит для обычного семейного обеда даже в Оулдем-Парке. Это платье мы прибережем для особого случая. Давай я его сверну, а то оно помнется. — Леди Баллимер выхватила платье из рук Синтии и начала ловко складывать его, не скрывая озабоченности. — Ты должна относиться к своим платьям бережно. Ты же знаешь, в каких стесненных обстоятельствах мы находимся. Наши средства весьма ограниченны.