Ее задумчивый взгляд снова остановился на мистере Эллсуорте. Из мужчин, которых мать велела ей поощрять, он был лучше всех. Это правда. Как жаль, что в него влюблена Ханна. И что появился Дерек.
В конечном счете, поскольку действительно появился Дерек, она должна была бы радоваться тому, что Ханна любит мистера Эллсуорта. Было бы труднее оправдать перед матерью свой отказ от него, если бы у нее не было другой причины, кроме своих собственных чувств. Посмеиваясь, она наблюдала за тем, как мистер Эллсуорт в сотый раз взбивал подушки под головой Ханны. Она была почти уверена, что когда-нибудь — может быть, не в этом году и не в следующем — наступит день, когда мистер Эллсуорт женится на Ханне. И эта уверенность плюс чувства Ханны были веской причиной поискать себе другого жениха.
Как ей хотелось верить в то, что поиски нового жениха позволят ей обратить свой взгляд на Дерека Уиттакера! Однако она не разделяла его оптимизма, его веры в то, что все образуется, тем более — в его счастливую звезду. При этой мысли улыбка исчезла с ее лица. У нее всего неделя или две на то, чтобы предаваться своим мечтам. Потом они вернутся в Лондон, и ей выберут очередного претендента из ряда неприлично богатых женихов. Если только не произойдет чуда…Но Синтия, как ей казалось, уже исчерпала свою долю божественного вмешательства. Внезапная смерть сэра Джеймса Файли прямо перед свадьбой — вот что было чудом.
Ждать еще одного она вряд ли посмеет.
Наступил вечер, и все разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться к обеду. Ханне принесли трость, и она храбро продемонстрировала, как у нее здорово получается передвигаться без посторонней помощи. Тем не менее мистер Эллсуорт настоял на том, чтобы Ханну перенесли в се спальню и подали ей обед туда. Она сморщила нос и, смеясь, сказала ему, что он слишком о ней беспокоится. Все же было заметно, что его забота была ей приятна. И хотя она проковыляла по коридору без его помощи, она позволила дворецкому — под строгим наблюдением мистера Эллсуорта — отнести себя наверх.
Интересное положение леди Малком посчитали недостаточно убедительной причиной для того, чтобы нарушать заведенный в доме порядок. Обед был подан в обычное время. Лорд и леди Малком, мистер Уиттакер и леди Ханна отсутствовали, но остальные собрались как ни в чем не бывало, как будто не произошло ничего из ряда вон выходящего. Светское воспитание герцога и герцогини не позволяло им упоминать о том, что было у всех на уме, поэтому беседа за столом все время прерывалась и вообще была несколько беспорядочной.
В действительности нервы у всех были на пределе. Обедавшие все время прислушивались одним ухом к тому, не торопится ли кто-нибудь по ту сторону дверей столовой и не услышат ли они долгожданную новость. А другим ухом они вежливо выслушивали очередной спортивный анекдот герцога. Но его светлость неожиданно оборвал рассказ на середине предложения. В холле раздались быстрые шаги. Потом двери распахнулись, В столовую вошел сияющий хирург. Он поклонился герцогу и герцогине.
— Ваша светлость, — произнес он, глядя в пространство между хозяевами, — родился мальчик.
Началось настоящее столпотворение. Четырнадцатилетняя сестра Ханны Элизабет даже подбросила вверх салфетку и в полном восторге закричала:
— Ура! Молодец, тетя Натали.
— Ах, Бетси, тише. — Шестнадцатилетняя леди Джейн смеялась от радости, хотя и притворилась, что недовольна выходкой младшей сестры.
Герцог, опершись локтем на стол, на пару секунд прикрыл глаза ладонью, чтобы скрыть охватившее его волнение, но сразу же оправился. Даже рождение первого мальчика за всю тридцатишсстилстнюю историю семьи Чейзов не могло выбить из колеи герцога Оулдема. Он сделал глубокий вдох, выпрямился и спокойно справился о здоровье новорожденного.
— Замечательный, здоровый ребенок, ваша светлость, — радостно уверил его хирург. — Большой, хорошо сложенный и страшно голосистый.
Услышав это, даже герцог рассмеялся. Поднялся такой гвалт — все поздравляли друг друга, — что герцогине пришлось повысить голос.
— Леди Малком сейчас отдыхает, ваша светлость.
— Очень хорошо, ваша светлость.
— Благодарю вас. — Она посмотрела на мужа и улыбнулась. — Поздравляю тебя, Уильям.
— Спасибо, дорогая. — Такого выражения нежности на лице герцога Синтия еще никогда не видела.
Волнение охватило не только тех, кто сидел во главе стола, и тех, кто занимал место в конце, но и всех присутствующих. Джейн и Бетси обнимались, леди Баллимер выражала свои чувства более сдержанно, но тоже поздравляла герцога и герцогиню. Однако взгляд Синтии был прикован к леди Графтон. Она увидела, как маркиза незаметно взяла за руку своего мужа и они обменялись печальными взглядами.
Сердце Синтии сжалось от сострадания к ним. Они, должно быть, испытывали двоякие чувства. С одной стороны, они радовались, что у лорда Малкома после стольких неудачных лет родился наконец долгожданный наследник. Но лорд Графтон был следующим за герцогом по старшинству и должен был бы в свое время унаследовать его титул. А теперь оказывалось, что его племянник, а не сын станет наследником. Синтия видела, как тяжело было леди Малком нести груз ожиданий семьи Чейзов. Леди Графтон, рожавшая одну за другой дочерей, наверно, испытывала то же самое, видя, как все затаив дыхание ждали появления мальчика, а им приходилось поздравлять ее с чувством разочарования с рождением дочери.
Как, должно быть, разрывалось ее сердце, каким это было для нее, как и для любой матери, потрясением!
Сидя за роскошным обеденным столом, сервированным сверкавшими в свете свечей хрусталем и серебром, Синтия не принимала участия во всеобщем ликовании, а размышляла о горькой женской доле. Почему эти белоснежные скатерти, тонкий фарфор, хрусталь, столовое серебро, замок и все, что в нем находится, должно перейти к этому орущему наверху младенцу, а не к его сестрам или теткам? Впервые в жизни ее поразила несправедливость этой древней традиции наследования богатства семьи исключительно по мужской линии.
Она тупо посмотрела в тарелку и заставила себя встряхнуться. Почему все в эти дни ее так удручает? Что с ней происходит? Должно быть, это ее — доселе незнакомое — бунтарское настроение или ее твердое намерение самой решать свои проблемы. А может, она просто страдает от приступа уныния? Если так будет продолжаться и она станет подвергать сомнению все жизненные установки, она скорее всего окончит свои дни в Бедламе.
Глава 16
Малкома было невозможно оторвать от Натали, так что Дерек отправился вниз один. От счастья у него немного кружилась голова. Он видел, правда, всего секунд двадцать, мать и ребенка и теперь мог с уверенностью рассказать всем, что Натали в порядке, а у Чейзов наконец появился наследник.
Он надеялся, что ему поверят на слово, потому что любому, кто захотел бы лично в этом убедиться, придется дождаться утра. Сам он добился своей цели, проскользнув в спальню незамеченным, но теперь Малком зорко охранял покой жены "сына.
Напевая себе что-то под нос, он миновал гостиную и стал Спускаться по лестнице в надежде, что Синтия уже вернулась в библиотеку после обеда. Его ждало разочарование. В комнате была только леди Ханна Чейз, которая лежала на диване и с угрюмым видом перелистывала тоненький томик стихов. Синтия, видимо, была в гостиной вместе с остальными. Придется объяснить ей правила игры: если все собираются в гостиной, надо извиниться и под любым предлогом уйти. Надо же дать человеку шанс увидеться наедине.
Нужно последовать примеру леди Ханны.
Интересно, подумал он, какого черта леди Ханна находится в библиотеке одна?
— Здравствуйте, миледи, — весело приветствовал он Ханну, предусмотрительно оставив открытой дверь. — Я вам помешал?
Она быстро закрыла книгу.
— Нет-нет, мистер Уиттакер, что вы. Как себя чувствует тетя Натали? Вы ее видели?
— Видел. И я пришел сюда, чтобы сообщить, что ваша тетя и ваш новорожденный кузен оба находятся в добром здравии. Однако им пришлось пройти через страшное испытание, и сейчас они спят.
Дерек опустился в кресло напротив дивана и рассказал о тех подробностях, о которых знал. Как ему показалось, Ханна была рада его видеть, но он все же почувствовал, что она ждала не его, а кого-то другого.
Он справился о ее самочувствии, и она рассказала ему с видимым удовольствием о той ужасной боли, которую она испытала, о страхе перед осмотром хирурга, о несвоевременности компрессов со льдом в марте и о жутком цвете своей больной коленки. Она как раз показывала руками диаметр распухшего колена, скромно спрятанного под пледом, когда в библиотеку вошел Джон Эллсуорт. Лицо Ханны вспыхнуло от радости. Чтобы поздороваться с ним, она прервала свои излияния на полуслове и, казалось, вообще забыла, о чем собиралась сказать.
Дереку было знакомо это чувство.
Не скрывая улыбки, он следил за тем, как мистер Эллсуорт поспешил к Ханне, выговаривая ей за то, что она ушла одна, не дождавшись его, и легла так далеко от сонетки.
— Что, если вам что-нибудь понадобится? — говорил он. — Трость не защитит вас от новых ушибов. Вы подвергнете себя еще большей опасности, если у вас появится ложное чувство независимости. Вы можете снова упасть, если встанете и подойдете к сонетке, чтобы попросить о помощи. Нельзя же быть такой неблагоразумной, моя дорогая. Вы не должны подвергать себя ненужному риску.
Вся эта чепуха явно нравилась леди Ханне. Она хотела что-то возразить, но мистер Эллсуорт схватил ее за руку и, похлопывая по ней, не дал ей говорить.
— Моя дорогая, вы должны оставить все мысли о том, чтобы выходить из дома и идти гулять, особенно когда стемнеет. Я пришел сюда, чтобы просить вас, даже умолять, чтобы вы ни в коем случае этого не делали.
Он был страшно возбужден. Ханна смотрела на него во все глаза. Щеки ее все больше розовели.
— Да нет, я , то есть, конечно, Джон. Если вы считаете, что это неразумно…
— Именно так я и считаю, — сказал он горячо и сел на стул рядом с диваном, все еще сжимая ее руку. — Вы мне обещаете, Ханна? Пообещайте, что вы не сделаете ничего столь безрассудного.
— Обещаю, — выдохнула она с сияющим видом.
Дерек почувствовал, что ему лучше удалиться из библиотеки на цыпочках, чем присутствовать при этой сцене. Она явно становилась слишком интимной. Он не знал точно, что именно только что пообещала мистеру Эллсуорту Ханна, и мог бы побиться об заклад, что сама Ханна этого не знала.
Но это не имело значения. Судя по выражению ее лица, она могла бы пообещать Джону Эллсуорту что угодно.
— Эллсуорт немного успокоился. Еще раз похлопав Ханну поруке, он отпустил ее.
— Спасибо. Знаете, вы, ей-богу, заставили меня побеспокоиться.
— Правда? — растерянно откликнулась Ханна.
— Конечно. — Он наклонился к ней и, понизив голос, добавил:
— Я был бы счастлив — почел бы за честь — в любое время поговорить с вами наедине, если вы этого пожелаете. Где угодно. Что здесь удивительного?
Кажется, он ждал ответа.
— Действительно.
— Мы можем поговорить, о чем захотите.
Ханна была смущена.
— Спасибо.
Мистер Эллсуорт просиял.
— Нет необходимости уходить из дома или прятаться в кустах, да? Ха-ха! Полагаю, что Уиттакер извинит нас прямо сейчас, если хотите. Или нет? — спохватился он. — Если вы Предпочитаете другое время…
Оба повернулись к Дереку: Эллсуорт — выжидающе, а Ханна — со страхом. Дерек кашлянул.
— Я не возражаю. Мне уйти, леди Ханна?
Лицо Ханны медленно покрывалось пятнами.
— Н-не знаю, — неуверенно произнесла она. — Что вы на это скажете, Джон?
Мистер Эллсуорт с растерянным видом надул щеки. Он, видимо, не ожидал прямого к себе обращения.
— Моя дорогая Ханна, это полностью зависит от вас. Я в вашем распоряжении. Вы пообещали, что из-за вашего колена не будете ходить более, чем это необходимо. Большего я не могу просить. Других условий у меня, право же, нет.
Ханна в нерешительности смотрела то на Дерека, то на Джона.
— Что ж, — наконец сказала она, — если вам на самом деле все равно, я думаю… Я бы предпочла подняться сейчас наверх. Вы меня проводите? Нести меня, я полагаю, не надо.
Я бы просто оперлась на вашу руку.
— Разумеется. С большим удовольствием. Счастлив буду помочь. — Эллсуорт мгновенно вскочил с явным облегчением и подал леди Ханне трость. — Возьмите меня под руку со стороны вашего больного колена, а на трость опирайтесь с другой стороны. Да, вот так. Замечательно.
Пожелав Дереку спокойной ночи, они медленно направились к двери. Ханна одной рукой тяжело опиралась на мистера Эллсуорта, а другой — на трость. Эллсуорт, казалось, был полностью сосредоточен на неуверенных шагах Ханны, однако не переставал давать нежные наставления и предостережения по поводу того, как ей следует себя вести.
Правила приличия требовали, чтобы Дерек оставался стоять до тех пор, пока Ханна была в комнате, так что он хорошо видел то, что случилось, когда парочка подошла к порогу. Мистер Эллсуорт пробормотал что-то вроде того, что: «И нам это больше не понадобится, не так ли?» — вытащил из кармана лист бумаги, смял его на ходу и бросил в корзину для мусора. После чего незамедлительно снова обратился к Ханне, умоляя ее идти как можно осторожнее.
— Боюсь, что пол здесь очень скользкий. Слишком сильно натерт, ей-богу.
Странная сцена, которую он только что наблюдал, возбудила любопытство Дерека. Как только леди Ханна и мистер Эллсуорт вышли из библиотеки, он заглянул в мусорную корзину.
— По-моему, я выбрал не ту профессию, — пробурчал он себе под нос, роясь среди обрывков бумаг на дне корзины. — Мне следовало бы стать шпионом. У меня для этого просто дар от природы. О! А это что такое?
Он расправил скомканную бумагу. Это был аккуратно сложенный пополам лист бумаги самого высокого качества, на внешней стороне которого летящим, явно женским почерком были написаны инициалы «Дж. Э.». То, что выбросил мистер Эллсуорт, было запиской от женщины. Интересно.
Дерек вернулся на середину комнаты, под лампу, где было светлее. Он сел на диван, на котором только что лежала леди Ханна, и стал вертеть записку. «Развернуть ее?» — думал он.
Наверно, не следует. Кто бы ее ни написал, она явно не была предназначена для чужих глаз. Только для глаз адресата.
Но любопытство взяло верх. Дерек уверил себя, что послание вряд ли носит личный характер или очень важное, если Эллсуорт просто его выкинул. Это соображение немного успокоило совесть Дерека. Раз уж записка оказалась у него в руках, он должен ее прочесть, и дело с концом.
Он развернул записку и разгладил бумагу. Послание было коротким, почерк идеально разборчивым.
Мне надо поговорить с Вами наедине об очень важном деле.
Полагаюсь на Ваше благородство и умоляю Вас обязательно прийти в оранжерею сегодня в полночь. Дело не терпит отлагательства, а мне не к кому обратиться, кроме Вас.
Он прочел записку, потом еще раз. Сначала он ничего не мог понять. Записка не была подписана. Она могла быть адресована кому угодно, если бы не инициалы «Дж. Э.». Все же у Дерека вдруг странно сжалось сердце, ему стало трудно дышать, и закружилась голова, как будто какой-то злой дух выкачал весь воздух из библиотеки. У него было такое ощущение, что его тело поняло смысл записки раньше, чем его мозг.
Прошло несколько минут, прежде чем к нему вернулась способность думать.
Джон Эллсуорт получил эту записку и предположил, что ее написала Ханна Чейз. Это было ясно как божий день.
Очевидно, что скромнейшему мистеру Эллсуорту и в голову не пришло, что какая-либо другая дама могла прислать ему такую записку. Но, судя по тому, как смутилась Ханна всего несколько минут назад, когда Эллсуорт выбросил записку, это не она ее послала. А список других дам, кроме Ханны, был прискорбно короток. Дерек подумал лишь об одной даме, которая могла бы появиться в этом списке.
Грудь Дерека сжала свинцовая тяжесть. Он тупо смотрел на записку, отказываясь поверить очевидному. Он почувствовал то же самое, что и в тот далекий день, когда он прочел в доме лорда Стоуксдауна объявление о помолвке Синтии с сэром Джеймсом Файли. В течение нескольких минут он отчаянно старался придумать невинное объяснение тому, зачем бы ей было писать это загадочное послание. Зачем понадобилось Синтии назначать свидание Джону Эллсуорту? Дерек напрасно ломал себе голову. Никакого невинного объяснения он придумать не мог. Что бы ни должно было произойти, ничего невинного в этом скорее всего не было.
Может быть… хотя это и маловероятно… Синтия ведет двойную игру? В чем причина того, что она с ним так уклончива? Возможно, в том, что ей каким-то образом удается флиртовать одновременно и с ним, и с Эллсуортом?
При этой мысли его даже передернуло. Нет, нет. Не может этого быть! Даже если предположить, что она проделывает такое в доме, а ему пришлось признать, что это было возможно, хотя и невероятно, ее поведение на балу напрочь отметает его версию. Она оставалась с ним наедине в течение получаса, а может быть, и дольше. И она дважды с ним танцевала.
Но она и с Эллсуортом танцевала два раза.
Дрожащей рукой Дерек провел по лицу. Но это же отвратительно. Ему следовало бы стыдиться таких мыслей. Это же чистое безумие — даже на секунду предположить, что Синтия способна на такую чудовищную игру. Она любит его.
Он это знал, знал на каком-то подсознательном уровне, который нельзя опровергнуть.
Но она с постоянным упорством говорила ему, что не выйдет за него замуж. И она отказалась разрешить ему обратиться к ее матери.
Может быть, Натали правильно оценивала поведение Синтии и была права, убеждая его, что Синтия просто им играет? Что, если она использует его, чтобы испытать чувства, от которых в дальнейшей жизни в замужестве ей придется отказаться? Возможно, именно это Синтия пыталась довести до его сознания — что он се единственное и последнее увлечение, ее попытка испытать хотя бы раз в жизни настоящую страсть, перед тем как выйти замуж за человека, к которому она не будет питать никаких чувств.
Если это действительно так, будет нечестно винить ее.
Сколько раз она пыталась объяснить ему вещи, о которых он и слышать не хотел!
Все же, честно это было или нет, он осуждал ее.
Его внезапно охватила холодная ярость. Значит, его сначала используют, а потом отшвырнут за ненадобностью, так, что ли? Несколько поцелуйчиков, немного пошептаться в темноте, пару раз потанцевать, а потом — прощай? Очевидно, таков был се план с самого начала. Оглядываясь назад, вспоминая, что именно она говорила и делала, он все же отдавал ей должное — она была последовательна. Она ни разу не пообещала ему больше, чем уже дала. Это его собственное упрямство, его нежелание считаться с реальностью породили пустые надежды. Вины Синтии в этом нет никакой.
Однако признание этой очевидной истины не улучшило его настроения.
Только вчера Синтия уверила его, что не станет заманивать мистера Эллсуорта. Но всего днем раньше она призналась, что хочет стать богатой. Потом она стала уверять его, что это было ложью. Так где же ложь, а где правда? Его сердце давало один ответ, а факты говорили о другом.
Дерек еще раз прочитал злосчастную записку, морщась от отвращения. Тьфу! Что за мелодрама! Встреча в полночь в оранжерее! Назначить свидание в оранжерее, да еще в такое время, мог только ребенок, играющий в привидения или шпионов. Он сердито скомкал записку и с силой швырнул ее в мусорную корзину, вернув туда, где ей и было место.
Он уже был на середине лестницы по дороге в свою спальню, когда ему вдруг пришло в голову, что Синтии придется провести долгий час в холодной оранжерее, напрасно поджидая Джона Эллсуорта. Дерек невесело рассмеялся.
Что ж, пусть это послужит ей уроком. Ей следовало хорошенько подумать, прежде чем посылать неподписанную записку такому простаку, как Эллсуорт. Ее попытка соблюсти приличия обернулась против нее.
Была, впрочем, и еще одна причина, по которой интрижка Синтии провалилась. Она не знает, что Дерек перехватил записку, что ее тайное вероломство разоблачено. Он мог бы на что угодно поспорить, что меньше всего она хотела бы, чтобы эта записка попала к нему.
Он остановился, держась за перила. Ему в голову пришла интересная мысль. Эллсуорт не знает, что Синтия будет Ждать его в оранжерее, а он знает. А Синтия об этом не догадывается. Он неожиданно появится в оранжерее вместо Эллсуорта и застанет ее врасплох. Надо подумать, стоит ли это делать? Верно, стоит. Следует преподнести ей урок. Неприятный, но поучительный.
Возможность огорошить Синтию была заманчива. Задумчиво потирая подбородок, он вошел к себе в комнату.
Что произойдет, когда он застанет се в оранжерее среди ночи одну, ожидающую встречи с кем-то? Притворится ли она, что не замышляла ничего недозволенного? Или будет вести себя вызывающе и напомнит ему, что всегда говорила о том, что никогда не будет ему принадлежать? А может, начнет плакать и просить прощения? Или обернет все против него и потребует, чтобы он сказал, что делает в оранжерее? Или устроит сцену, в которой смешает все это в одну кучу?
Был только один способ все узнать.
Неожиданно он увидел себя в зеркале гардероба и, нахмурившись, стал изучать свое лицо. Если все, что ему хотелось, — это разоблачить неблаговидную игру Синтии, лучше всего, если он появится в оранжерее неожиданно. Но как?
Отличительной чертой любой оранжереи были огромные окна от пола до потолка с двух сторон. Она наверняка будет наблюдать в эти окна за его появлением. А он совсем не похож на Джона Эллсуорта.
Однако люди в большинстве случаев видят то, что ожидают увидеть. Под покровом темноты он может сойти за Эллсуорта, особенно если закутается в длинный плащ. Ведь она будет ждать, что появится Эллсуорт.
У него была более мощная, чем у Эллсуорта, фигура, и ростом он был значительно выше. Но когда Дерек надел плащ, то обнаружил, что он довольно хорошо скрыл эти особенности своего телосложения. Под плащом у него могла быть какая угодно фигура, а длина плаща позволяла ему скрыть свой рост — он просто подойдет к оранжерее на немного согнутых коленях и таким образом станет на несколько дюймов ниже. Шляпу он надвинул низко на лоб. В этом наряде он был больше похож на разбойника, чем на любовника, отправляющегося на свидание, но, возможно, это было к лучшему. Он надеялся, что его вид наведет на нее страх.
Синтия заслужила, чтобы ее хорошенько напугали.
Полный решимости, он спустился вниз и выскользнул в ночь. Было гораздо холоднее, чем накануне. Гравий хрустел у него под ногами, когда он шел по аккуратным дорожкам, пересекавшим любимый розарий герцогини. Освещенные луной голые кусты выглядели уныло.
За розарием на небольшом холме и была расположена оранжерея. Она представляла собой романтическое сооружение, смутно напоминавшее греческий храм. Впечатление храма усиливалось тем, что оранжерея стояла отдельно от всех других строений усадьбы и к ней можно было подойти только по узкой тропинке. Дерек вдруг вспомнил увиденный где-то рисунок: одинокий паломник, приближающийся к Парфенону. Попытка идти на согнутых коленях, чтобы уменьшить свой рост, еще больше увеличивала сходство с этим рисунком, и Дерек горько усмехнулся. Поднимаясь вверх по холму, он даже почувствовал, что в руке должен был бы держать либо палочку благовоний, либо пучок колосьев пшеницы. Храм, то есть оранжерея встретила его темными высокими окнами, черневшими на фоне более светлых стен.
У входа тропинку окаймляли какие-то кусты. Никаких признаков жизни он не обнаружил. Вблизи оранжерея, одиноко стоящая на вершине холма, казалась больше и выше.
Но, подойдя совсем близко, он увидел: что-то, что издали казалось храмом, на самом деле было одной длинной комнатой с таким количеством окон, которое только были способны выдержать стены.
Задвижка поддалась сразу же, как только Дерек до нее дотронулся. Стараясь не шуметь, он вошел и тихо прикрыл за собой дверь.
Воздух в оранжерее оказался неожиданно теплым. Таким теплым, словно здесь обитали не растения, а люди. По сравнению с холодной зимней ночью в оранжерее было настолько тепло, что он даже почувствовал, как приятно стали гореть щеки.
А затем в нос ему ударили такие ароматы, которых он никак не ожидал. Так, наверно, пахнет в раю, подумал он.
Дерек невольно стал принюхиваться. Вдоль стен в цветочных горшках стояли невысокие деревца, но их было великое множество: лимонные и лаймовые, апельсиновые и еще апельсиновые… Аромат источали и фрукты, и цветы, притом — что было совершенно невероятно — некоторые деревья одновременно и цвели, и плодоносили. Ничего подобного он никогда не видел. Или, вернее, никогда не вдыхал такого аромата.
Середину крыши венчал стеклянный купол. Через него в оранжерею проникал лунный свет, слабо освещавший мраморный пол и небольшую печку, откуда и шло тепло. И вдобавок к ощущению, что он случайно оказался не иначе, как в раю, он увидел Синтию, которая грела руки над печкой.
Она стояла к нему спиной и, по-видимому, не слышала, как он вошел.
У Дерека от боли сжалось сердце. Она показалась ему видением небесной красоты. Капюшон плаща был откинут, и освещенные луной волосы были похожи на нимб. Она была воплощением ангела из его сновидений. И она ждала другого мужчину.
Он на цыпочках подошел к ней сзади и закрыл ладонями се глаза. От неожиданности она вздрогнула и тихо вскрикнула, но потом рассмеялась.
— Догадайтесь — кто? — прорычал он голосом, который мог бы принадлежать кому угодно.
Она не колебалась ни секунды. Он ощутил, как под его ладонями ее щеки приподнялись от улыбки.
— Джон Эллсуорт, — радостно ответила она.
Она повернулась и, оказавшись в его объятиях, закрыла ему рот поцелуем.
Глава 17
Дерек напрягся и сразу же отпрянул.
— Не правильно. — Его голос стал хриплым от гнева и отчаяния. — Попробуйте еще раз.
Она засмеялась. Он не поверил своим ушам: она смеялась.
— Что ж, дайте подумать, — сказала она, склонив голову набок и глядя на него. — Сколько у меня попыток?
Он смотрел на нее в недоумении. Что-то было не так.
Его возбуждение вдруг как-то разом прошло, как бывает с несущимся во весь опор экипажем, если неожиданно осадили лошадей.
В колеблющемся лунном свете было трудно разглядеть выражение ее лица, но он мог бы поклясться… Да, он мог бы поклясться, что она была совершенно спокойна. Она улыбалась ему. Она не была ни смущена, ни напугана. Вместе с тем сейчас она уже должна была бы догадаться, что перед ней Дерек Уиттакер, а вовсе не Джон Эллсуорт. Однако его реакция была непонятной. Если только…
— Синтия, ты знаешь, что это я? — вырвалось у него.
Теперь он увидел, что удивлена она.
— Разумеется.
Разумеется? Какого черта?
— Ничего не понимаю! Это какая-то загадка! — воскликнул он, — Почему же ты сказала, что я Эллсуорт?
Она удивилась еще больше.
— Я пошутила. И не надо притворяться, что ты думал, будто я не поняла, что это ты. Неужели ты мог подумать, что я спутаю тебя с бедным мистером Эллсуортом? — Все еще смеясь, она покачала головой.
Она уверяет, что это шутка. Он тоже так подумал, когда прошло первое потрясение. Это как-то объясняло ее поведение. Однако что-то было здесь не так.
— Разве ты ждала не мистера Эллсуорта?
Наступила странная пауза. Она перестала смеяться.
— Зачем мне было ждать мистера Эллсуорта? Если только… ты привел его с собой?
— Я? Помилуй Бог! Зачем мне было тащить сюда Эллсуорта среди ночи?
— Не знаю. Дерек, что происходит?
— Давай начнем все сначала. — Он пошел к двери, повернулся и снова подошел к ней. — Ну! Кто я?
Она смотрела на него с веселым недоумением.
— Или я здорово ошибаюсь, или ты Дерек Уиттакер.
— А кого ты ожидала здесь встретить?
— Дерека Уиттакера. — Она все еще была весела, но в ее голосе уже слышались нотки отчаяния. — А разве ты не Дерек Уиттакер? Мы для того здесь встретились, чтобы обсуждать тот факт, что ты самозванец?
— Я уже и сам начинаю удивляться, — ответил он, потирая подбородок. — Синтия, любовь моя, если ты желала встретить здесь меня, какого дья… зачем ты послала записку Джону Эллсуорту?
— Что ты сказал?
— Зачем ты послала… — начал он медленно, отчетливо выговаривая слова, но она его перебила.
— Я слышала, что ты сказал, но я не поняла вопроса.
Дерек, я не посылала никакой записки.
— Ты мне не посылала записки?
— Я не посылала записки, — терпеливо повторила она. — Ни тебе и вообще никому. И уж, конечно, не мистеру Эллсуорту. Дерек, о чем весь этот разговор?
— Моя дорогая, если ты не посылала записки, тогда что ты здесь делаешь?
— Встречаюсь с тобой. Как ты меня и просил.
Ее смущение казалось совершенно естественным. А уж в каком смятении был он!
— Ароматы в этой оранжерее, видимо, обладают колдовской силой, — серьезно сообщил он. — Одного из нас явно околдовали. Можно мне снять плащ? Здесь слишком жарко.
— Ради Бога, — вежливо ответила она. — Может быть, с тобой случился тепловой удар?
— Это могло бы все объяснить, — согласился он, стягивая перчатки и засовывая их в карманы. — Галлюцинации. — Он отшвырнул шляпу и шарф и принялся расстегивать пуговицы плаща. — Я мог бы поклясться, что ты послала записку Эллсуорту, умоляя его встретиться с тобой в оранжерее в полночь. Глупо, да?
— Очень глупо. — Она скрестила руки на груди. — Особенно если принять во внимание, что ты не мог увидеть записки, которая, очевидно, была послана мистеру Эллсуорту.