Мэри Брод и две ее подруги, Кэтрин Фрайер и Мэри Хейдон, которую зовут также Мэри-Пастушка, несколько месяцев назад появились в Плимуте. Они уроженки деревень Корнуолла. Сама Мэри родом из небольшой общины Фовей, ее отец - рыбак. Несмотря на все, что ей пришлось испытать в Плимуте, у нее сохранился веселый блеск в глазах. В свои 22 года, имея привлекательную внешность, она вполне могла бы пополнить ряды куртизанок. Но она вовсе этого не хочет и не отзывается на подобные предложения. Ведь Мэри, так же как и ее подруги, отправилась в большой город, надеясь получить работу, приличный заработок. Первоначально она мечтала стать портнихой и шить платья дамам высшего света, но невозможно найти такую работу. Вместо этого пришлось стать камеристкой у благородной дамы в Девоншире, но она сбежала с этой службы, а дома, в Фовее, тоже не было работы.
      Английские земельные законы, которые вступили в силу еще во время правления королевы Елизаветы, теперь впервые привели к наглядным результатам. Благородные феодалы всюду прибрали к рукам бульшую часть земель и превратили их в пастбища для овец, одновременно расширив площади своих охотничьих угодий. Крестьян вынуждали продавать землю, часто себе в ущерб, и в сельской местности не находилось работы для молодых людей. Тем, кого не привлекал невольничий труд на прядильных фабриках и кто не хотел работать в угольных шахтах, где 7-8-летние мальчики толкали вагонетки ногами и руками, была уготована жизнь в крайней нищете.
      Положение в стране походит на гражданскую войну между богатыми и бедными. На больших дорогах орудуют разбойники, а в городах - шайки карманников; каждый человек в опрятной одежде подвергается риску быть ограбленным. Перед въездом в города установлены деревянные скелеты виселиц, над которыми кружат стаи черных воронов, рвущих трупы повешенных преступников. На реях судов в порту тоже качаются несчастные, застигнутые на месте преступления. Не менее 223 нарушений закона караются смертной казнью, в том числе карманное воровство, кража со взломом, убийство, ограбление дома на сумму более 40 шиллингов, отправление писем с угрозами, выкапывание деревьев из частных садов и на улицах, разорение шестов в посевах хмеля, мятеж и дезертирство, изнасилование, преступление норм нравственности, похищение наследника, разрушение прудов для рыбы, нанесение увечий скоту, изготовление фальшивых документов и банкнотов, морское пиратство, кража лошадей и других видов скота, кража белья или одежды стоимостью свыше 40 шиллингов, незаконное возвращение из ссылки, утаение смерти незаконнорожденного ребенка, измена, святотатство.
      Бедные по необходимости вынуждены преступать букву закона, и к ним повседневно обращены цинизм и бесцеремонность властей. Даже самое маленькое нарушение закона карается поркой, например невежливый ответ слуги дворянину или невнимательность матроса во время прохождения службы. Триста ударов кнутом вряд ли могут вынести многие здоровые мужчины; такая кара причитается за кражу овцы; за браконьерство наверняка полагается виселица, причем не играет никакой роли, кто совершил преступление: молодой человек лет двадцати или подросток. Ведь он преступник, грех бродит в его крови. Пятнадцатилетние мальчишки раскачиваются на виселицах Плимута.
      Поверьте, что боязнь таких ужасных наказаний удерживает Мэри Брод и ее двух подруг от занятия тем, что мы теперь довольно скромно называем воровством. Однако девушки три дня не ели, и в преуспевающей Англии, где еды хватило бы на всех, ежедневно люди умирают от голода. Когда предоставлен выбор между тем, чтобы умереть от голода или умереть на виселице, разница не очень велика. Теперь взгляните на тощую костлявую старую деву с лошадиным лицом, с красивой шелковой косынкой и свертком в руке. Края косынки развеваются на ветру. Не требуется особой сноровки, чтобы сорвать эту косынку и быстро убежать с ней. Она наверняка стоит не менее пяти шиллингов. А на пять шиллингов три человека могут прокормиться много дней, да еще в придачу получить кувшин доброго хмельного пива. Но почему у нее такая неуверенная походка? Не исключено, что она утром пропустила рюмку водки в портовом квартале. Она направляется в темный переулок, и, как только в него войдет, можно осуществить замысел.
      Три девушки сразу принимают единодушное решение. Мэри сорвет шелковую косынку, Кэтрин и Мэри Хейдон попробуют вырвать сверток. В переулке довольно темно, но там также очень тесно. В это время как раз прогоняют стадо свиней вниз по переулку, и людям приходится расступаться во все стороны. Агнес Лейкмен отходит к стене дома, и этот момент Мэри использует, чтобы сорвать с нее косынку. Кэтрин проползает между ногами толстого господина и снизу резким движением вырывает у нее сверток, затем перебрасывает его Мэри Хейдон, и в тот же миг три девушки быстро проносятся сквозь толпу людей подальше от места преступления.
      Агнес разражается истерическим воплем, который заглушает грохот телег и крики продавцов, расхваливающих свой товар. "Меня обокрали, - орет она. Меня хотели убить". Но это не производит никакого впечатления, пока сиплый голос не объявляет: "Даю крону тому, кто поймает вора".
      Крона, целых пять шиллингов, - это состояние для многих людей, находящихся в переулке. Маленький юркий сапожник бросает то, что у него было в руках, и пускается в погоню за воровками. Если он получит вознаграждение, то сможет кормить свою семью, немощную мать, кашляющую жену и четырех тощих ребятишек, целую неделю. Две долговязые немолодые проститутки, которые пытались скрыть свои оспины столь многими кремами и румянами, что больше напоминают клоунов, чем женщин, причмокивают языком при мысли о том, сколько джина можно приобрести на крону. И они тоже бросаются в погоню за девушками. За ними устремляются многие другие. Там и сям среди разного рода товаров идет дикая охота. Кэтрин удается пнуть ногой телегу лудильщика с кастрюлями, горшками и сковородами, так что вся эта посуда вываливается в грязь переулка. Кто-то толкнул старую бабу, несущую на голове плоскодонную корзину с живыми угрями, содержимое корзины соскользнуло вниз и лежит в липкой жиже. Угри обвились вокруг шеи и плеч одной из рябых проституток, которая разразилась потоком грязной брани. Теперь большинство людей в переулке участвует в погоне. У трех девушек мало шансов ускользнуть, поскольку пронзительный крик "Держите воровок!" распространяется в толпе, словно огонь, который бежит быстрее, чем девушки. Из одного переулка они бросаются в другой, который выходит в грязный двор, и попадают в узкий проход, заканчивающийся высоким зеленым дощатым забором. Они запутываются в своих юбках, перелезая через забор. Однако это удается только Мэри Хейдон; Кэтрин и Мэри схватывают, и на них обрушивается град ругани, плевков и пинков. Через несколько минут Мэри Хейдон тоже поймана, и их всех ведут к мисс Агнес.
      Возникает новое, непредвиденное осложнение. Кто получит обещанные пять шиллингов? Сапожник и одна из рябых проституток затевают драку, причем удары сопровождаются отборной руганью. Много других добрых людей тоже претендуют на получение награды. Гнев обращается от трех девиц на мисс Агнес. "Ты костлявая старая кляча! - кричит одна из женщин легкого поведения и плюет ей прямо в лицо. - Ты намереваешься обмануть порядочную даму и утаить положенное вознаграждение".
      Но вот вооруженный человек прокладывает себе путь сквозь толпу, и плотный мужчина с пистолетом за поясом и саблей в руке требует объяснить, что здесь происходит. Это один из констеблей городского шерифа, его сопровождают шесть солдат, которые быстро разгоняют толпу и одевают наручники Мэри, Кэтрин и Мэри Хейдон.
      "Арестуйте трех воровок, - говорит мисс Агнес. - Они пытались украсть мой головной убор и серебряные подсвечники, которые я несла в свертке". Она наклоняется поднять сверток и тут обнаруживает, что вместо подсвечников в нем лежат две головки сыра. Пронзительным голосом она вопит: "Констебль, вокруг нас воры, арестуйте их всех..."
      После этого переулок сразу становится безлюдным, помощник шерифа и солдаты препровождают трех арестованных девушек в городскую тюрьму. Мэри успевает рассказать мисс Агнес, что ни она, ни ее подруги не крали подсвечники. "Позвольте нам убежать, - просит она. - Миледи, мы решились на кражу только потому, что были голодны".
      "Позволить вам убежать! - Мисс Агнес разражается дьявольским смехом. Нет, вы посягнули на то, что я заработала. Обещаю вам, я сама выйду посмотреть, как вы качаетесь на виселице".
      3
      Через два месяца, 20 марта, в его величества год 1786, Мэри Брод (ее фамилию сонный невнимательный писец между тем превратил в Браунд) и ее двух подруг привели к его милости сэру Джеймсу Эйру, судье Эксетерского суда, высокопоставленному господину, чья толщина была равна его длине; под его серо-белым париком трепыхалось розовое лицо, потное и упитанное, чем-то похожее на ветчину. Его милость известен как "мастер виселиц", так как он никогда не упускал возможности вынести приговор о смертной казни через повешение. Он член судейской коллегии, которая прозвана "счастье кнута", так как она приговаривает к порке за малейший проступок: 13-летний мальчик, который по тогдашнему обычаю вылил ранним утром содержимое ночного горшка из окна третьего этажа на улицу и, к несчастью, попал в возвращающегося домой дворянина, наказывается сотней ударов кнутом; 72-летний служащий береговой охраны при высадке на берег из лодки нечаянно толкнул толстого священника, и помазанник божий оказался в том месте гавани Плимута, куда стекают воды городской канализации, за это виновник должен понести наказание в 50 ударов кнутом по голой спине. Мальчики и молодые мужчины, которые, находясь в городской толпе, не успевают быстро уступить дорогу, когда мимо проносят благородного джентльмена на носилках, должны ощутить безжалостный кнут на своей коже. Для человека из простого народа это привычно, так как его спина имеет опыт общения с власть имущими. Зато джентльмена нельзя трогать, поскольку на него распространяются совсем иные законы.
      Мэри и ее две подруги принадлежат к сословию, которое стоит ниже мужчин из простонародья. Они относятся к женскому пролетариату, таких нарушительниц закона редко приговаривают к наказанию кнутом, но они плотно заполняют тюрьмы и тюремные суда, а иногда их продают как служанок в Америку.
      "Мастер виселиц" выглядит усталым в то утро, когда он должен судить трех девушек. Он играл в карты в доме сэра Бомонта Хатема до поздней ночи, и там было выпито немало доброго портвейна. Мудрому господину не везло в игре. Он проиграл 12 фунтов, и это, что ни говори, для него ощутимая сумма. А здесь перед ним - эти мерзкие особы, которые пытались украсть у порядочной, хотя и вряд ли особенно интересной, старой девы новую шелковую косынку и два серебряных подсвечника. Он надевает пенсне с некоторым затруднением, так как его милость ощущает дрожь в руках после выпитого ночью портвейна, и пытается отыскать оценку похищенных вещей. "Шелковая косынка стоимостью 12 пенсов, два серебряных подсвечника стоимостью 11 фунтов стерлингов и 11 шиллингов". Это как раз сумма, которую он проиграл за карточным столом. Ведь это маленькое состояние. Британское общество погибнет, если подобным распущенным женщинам позволят нападать на добропорядочных граждан. Его светлость уходит в помещение, находящееся за залом суда, и помощник, верная правая рука, подходит, ковыляя, со стаканом и бутылкой портвейна. Без слов он наливает, и без слов "мастер виселиц" опрокидывает в себя содержимое стакана.
      Отдохнув в течение продолжительного времени в уборной и еще пару раз проконсультировавшись с бутылкой портвейна, он возвращается с большим трудом в помещение суда, привычным движением с достоинством напяливает черную шапочку на парик и хриплым голосом произносит приговор:
      "Женщины Мэри Браунд, Кэтрин Фрайер и Мэри Хэйдон, она же Мэри-Пастушка, приговариваются к смерти через повешение за нападение на досточтимую мисс Агнес Лейкмен и кражу шелковой косынки и двух серебряных подсвечников, принадлежащих названной даме, общей стоимостью 11 фунтов, 11 шиллингов и 12 пенсов. Из городской тюрьмы преступницы будут направлены на каторжный корабль "Дюнкерк", стоящий на рейде Плимута, где они будут находиться, вплоть до дальнейшего уведомления о дате и месте казни. Упокой, боже милостивый, их души".
      С сильным грохотом его светлость поднимается и быстро покидает зал суда, чтобы вернуться к бутылке портвейна.
      Однако затем оглашается выписка из судебного протокола, откуда следует, что его величество король своей милостью амнистирует трех женщин и также других крупных правонарушителей и заменяет им смертную казнь ссылкой "в наши владения на другой стороне света" сроком на семь лет.
      Мэри и ее две подруги не совсем теряют надежду: по слухам, многих ссыльных посылают в Америку в качестве слуг, и, по правде говоря, лучше оставаться живым невольником в североамериканских колониях, чем тут болтаться в петле на виселице. Ведь они привлекательные молодые женщины, и, может, все уладится, если они смогут произвести впечатление на мужчин там, на чужбине, и в жизни появится что-то лучшее, чем жалкое существование в грязных кварталах Плимута.
      Однако именно в эти годы американские колонии отделились от метрополии и превратились в Североамериканские свободные штаты.
      Трудно судить о том, что знали три девушки о политической обстановке, но для британских властей, во всяком случае, стало ясно, что Америку больше нельзя использовать как место для ссылки преступников из Великобритании. Бенджамин Франклин откровенно заявил, что опорожнение содержимого английских тюрем на американскую землю соответствует тому, как "если бы англичане выливали бы содержимое своих ночных горшков на наши обеденные столы". По его словам, посылать гремучих змей с судами обратно в Англию в надежде, что они утратят свою ядовитую природу во время пребывания по другую сторону Атлантики, - это то же самое, что и надежды английских властей на исправление преступников на американской почве.
      Правительство в Лондоне поставлено в трудное положение, так как переполненность тюрем и тюремных судов сделала их настоящими рассадниками заразных болезней и множества уголовных преступников. На протяжении столетий правительство избавлялось от правонарушителей, высылая "белых невольников", которых называли слугами и отличали от черных рабов. Еще в правление Елизаветы II парламент в 1597 году принял закон, разрешавший отправлять хулиганов, бродяг и нищих в Новый Свет. В 1665 году 11 приговоренным к смерти преступникам в Миддлсексе предоставили выбор между виселицей и ссылкой в качестве невольников на каторжные работы. С 1717 года органы правосудия во всей Англии приговаривают разбойников, вымогателей и взломщиков к виселице, но в половине случаев смертная казнь заменялась ссылкой. Может, это делалось потому, что там, в Северной Америке, была потребность в белых невольниках. На аукционах в Виргинии их продавали тем, кто предлагал более высокую цену. В объявлении, помещенном в виргинской газете в середине семнадцатого века, можно прочитать: "10 слуг и 1 женщина предлагаются для продажи с корабля "Лавли", стоящего на рейде у верфи в Уидоу-Аллене. Там же продается превосходный стерширский сыр по цене восемь пенсов за фунт". Мужчины-невольники, которые могут хорошо работать, предлагаются за 10 фунтов. Искусные ремесленники, например плотники и кузнецы, оцениваются от 15 до 25 фунтов. Впрочем, когда дело касается молодых красивых женщин, цены повышаются. Около 1760 года колонист в Мэриленде пишет: "Новая нация нуждается в рабочей силе. Для Северной Америки лучше принимать белых слуг, чем черных рабов". И таково общее мнение.
      Нарушения закона, которые наказывались ссылкой, поражали крайностями: это могли быть кража пары брюк, мелкое карманное воровство, кража мешка моркови, порча стога сена или просто бродяжничество, но, например, такой разбойник с большой дороги, как страшный Джек Шеппард, которого должны были бы четвертовать или отрубить голову, был сослан в Америку для продажи в качестве слуги. Ту же участь разделил известный адвокат, которого застигли на месте преступления: он воровал книги в Тринити-колледже в Кембридже. Было интересно наблюдать за его отправкой на корабль: его огромный багаж доставили на трех экипажах; в пути его кормили за одним столом с капитаном, с которым он также разделял каюту. Там он разместил большой запас спиртных напитков, и поэтому в них ни он, ни капитан, ни судовые офицеры не испытывали недостатка во время плавания через Атлантику.
      Однако теперь, когда Северная Америка утрачена для англичан, им пришлось искать другое место для ссылки преступников. В парламент вносились на этот счет разные предложения. Одно из них сводилось к тому, чтобы обменивать преступников на узников-христиан, содержащихся мусульманами в застенках варварских стран. Другие предлагали создать каторжную колонию в Гамбии, чтобы отправлять туда правонарушителей на работорговых судах и обменивать их на Золотом Берегу на черных рабов, которых можно продать в Вест-Индии, а на вырученные деньги приобрести сахарный тростник и ром. Предложения рассматриваются в палате общин. Там обсуждалась и возможность использования Новой Зеландии как места каторги. Однако это предложение тоже было отвергнуто с мотивировкой, что тамошние маори - людоеды.
      Ученый-ботаник Джозеф Бэнкс первый употребил название "Новая Голландия" для обозначения современной Австралии. Он посетил ее вместе с Джеймсом Куком на корабле "Индевор" и выходил на берег залива, который, по его словам, можно считать "ботаническим чудом" из-за обилия неизвестных в Европе растений. Поэтому он дал ему название "Ботани-Бей" - залив Ботани [15]. Помимо изумления от множества новых растений, Бэнкс не выразил особых восторгов. Его, например, не удовлетворило качество почв и ограниченность запасов свежей питьевой воды. Странно, что этот человек, такой благородный и задававший тон в правительственных кругах как эксперт в сфере науки, по-видимому, не обратил внимания, что ни одно из собранных семян не давало плоды или зерно, составляющие основу питания людей. Возможно, время и расстояние создали в воображении Бэнкса ореол привлекательности вокруг этой местности, и он почему-то решил, что, если колонисты привезут с собой семена и зерно, район вокруг залива Ботани отлично подойдет как место ссылки. Так было найдено место, куда Великобритания на протяжении жизни двух поколений будет отправлять нежелательных лиц. Поэтому название "Ботани-Бей" стало символом бессердечности и жестокости, а слово "ботаник" быстро превратилось в одно из ругательств в английском языке.
      Палата общин одобрила предложение Бэнкса, и министр внутренних дел лорд Сидней в Августе 1786 года оповестил, что его величество милостиво пожелал выбрать Ботани-Бей как место ссылки и флотилия с преступниками в ближайшее время отправится в новую колонию его величества.
      Глава 2
      Обстановка на тюремном корабле "Дюнкерк". - "Индианка" Бетти и ее прошлое. - Тоска по раю Руссо. - Винная Бутылка. - Мэри встречает Вильяма Брайента, Джеймса Кокса и Джеймса Мартина, прозванного Писателем.
      1
      Известный литератор того времени доктор Сэмюэл Джонсон, который так проникновенно писал о том, что волновало литературные салоны, разделял точку зрения аристократов о необходимости строгого наказания простолюдинов, которых злая судьба заставила преступить закон. "Давайте займемся ими. Смертная казнь рассчитана на то, чтобы привлечь зрителей, - замечает он. Без этого массового зрелища цель не будет достигнута. Старый прием (вспарывать живот и вываливать внутренности на лицо преступника, пока он еще жив) самый подходящий для всех участников. Почему мы от него отказались?" Джонсон оправдывает и необходимость порки кнутом, а, говоря о преступниках, приговоренных к принудительным работам на тюремных судах, почтенный ученый муж выражает откровенное удивление: "Я не могу понять, в чем заключается их наказание; ведь, если бы они никогда не занимались воровством, им пришлось бы так же много работать. В настоящее время они только работают и, следовательно, отличаются от честных людей лишь тем, что раньше крали, а само пребывание в тюрьме не имеет значения".
      Доктор Джонсон вряд ли когда-нибудь бывал на борту хотя бы одного из многочисленных тюремных судов, куда осужденных набивали как сельдь в бочку, потому что власти не знали, где их разместить. Старые, давно отслужившие свой век суда стоят на рейдах крупнейших портов Англии, без мачт и деревянных покрытий палуб, полусгнившие и зловонные; они вмещают такую массу несчастных узников, что мужчины, женщины и дети, попадая в эту обстановку, болеют и умирают. Здесь живут психически больные и слабоумные бок о бок с матерыми старыми преступниками, мальчишками, стянувшими несколько яблок из лавки уличного торговца, невинными девушками, которые не смогли побороть соблазн нарядиться в хозяйкины платья и отправиться в таком виде на прогулку в город, и вульгарными пожилыми проститутками, которые отдаются любому мужчине за стакан джина и заражают венерической болезнью, известной под названием "турецкая музыка".
      На такой тюремный корабль "Дюнкерк" попадает Мэри. Она обречена влачить здесь жалкое существование, пока ее не сошлют в земли его величества на другом конце света. Ее подруг, Мэри Хейдон и Кэтрин Фрайер, отправляют на другой тюремный корабль, и Мэри становится совсем одинока. На какой-то момент она падает духом и думает, что лучше бы ее повесили, чем заживо гнить на "Дюнкерке". Но она еще так молода и имеет приятную внешность. Она прислушивается к тем, кто вполне приспособился к той странной обстановке, в которой ей придется долго находиться, и скоро приобретает некоторые навыки.
      Впрочем, вначале все было плохо. Когда ее вместе с другими женщинами, осужденными на каторгу, подвели к барже, которая должна была доставить их на "Дюнкерк", невысокая плотная женщина приказала построиться в длинную шеренгу и выложить перед собой узелки с вещами. Пронзительным голосом надзирательница заявила: "Меня зовут мисс Энни Крофтли. Постарайтесь не забыть мое имя, так как отныне вы подчиняетесь мне. Хотя вы всего лишь куча грязных воровок, как женщин вас освободят от железных оков. А их у нас множество видов. Давайте я покажу вам некоторые из них, чтобы потом вы не говорили, что вас не предупреждали".
      Она подает знак двум женщинам, находящимся позади нее с большим кожаным чемоданом. Девушка, стоящая рядом с Мэри, успевает шепнуть: "Это две любимицы нашей Обезьяны, такие же заключенные, как и мы, но они еще отвратительнее, чем сама Обезьяна!"
      Каждая из женщин вытаскивает по нескольку цепей из чемодана длиной около полуметра и с двумя запорами. "Смотрите, девушки, - кричит Обезьяна, и в ее голосе звучит радость, - это обычные наручники. Безобидная, широко употребляемая цепь, которую носят мужчины. Это, так сказать, их орденская лента". Она заливается непродолжительным раскатистым смехом, который завершается хриплым кашлем. Ее помощницы криво улыбаются. "Унесите ее, мои голубки, и позвольте нам теперь показать дамам нечто более миниатюрное. Вот это, например, ножные кандалы!" Тем временем женщины подносят более короткую и мощную цепь. "Если я встречу вас с каким-нибудь мужчиной на нашем "Повелителе крыс", вы быстро научитесь понимать, почему такое название дано "Дюнкерку", ваши ноги будут закованы в эту цепь, которая не позволяет их даже немного раздвинуть". Здесь Обезьяна снова разражается приступом кашля. "А теперь мы покажем те страшные вещи, которые предназначены для простофиль, которые пытаются сбежать. Поэтому учтите, милые дамы, побег с "Повелителя крыс" невозможен. За это полагается самое жестокое наказание, и вас унесет сладостный ветер смерти!"
      На кривую цепь, которая теперь демонстрируется, страшно смотреть. Она достигает метра в длину и заканчивается ошейником с длинными шипами; у несчастного одновременно сковывают ноги, руки и шею, и он может сидеть только согнувшись в неудобном положении, пока не снимут цепь. Наконец ее убирают в кожаный чемодан и вытаскивают из него на свет божий последний предмет, это орудие порки - кнут с кожаными полосками. "Это мой добрый друг Резвый Джек, - говорит Обезьяна. - Я редко достаю его, но, когда это случается, уж он порезвится на ваших спинах. Так что ведите себя так, чтобы мне не приходилось приглашать Резвого Джека на танец. Вот, пока все. Теперь позвольте, дамы, пригласить вас на баржи, чтобы ехать в ваш будущий дом. Добро пожаловать!"
      Когда баржа подошла к борту "Дюнкерка", Мэри впервые услышала звук, который затем будет преследовать ее днем и ночью: звон и лязг цепей, которые носили каторжники. Мэри прежде слышала похожий звук, но в совсем иной обстановке. У ее дяди, брата матери, было свое хозяйство. Хотя землю отнял местный помещик, но в хлеву еще оставались коровы; они были привязаны цепями к решеткам стойл, и этот звенящий звук встречал ее, когда она входила в хлев.
      Однако здесь цепями скованы люди. Некоторые из них прожили так пять лет среди отталкивающей вони немытых тел и тухлой воды. Каждое утро зимой еще до рассвета они сползали со своих деревянных нар, где спали в три яруса, и становились в ряд, пригнув головы в проходе, так как на средней палубе помещение такое низкое, что взрослый человек не может распрямиться во весь рост. Они выпивали жидкую молочную кашу и съедали ломтик черствого хлеба. Затем их сковывали цепями вместе и на баржах отвозили к месту работы, где они, находясь по колена в грязи и воде, занимались строительством насыпи для новых портовых причалов и дамб. Вечером арестантов отводили обратно на судно, и они, изможденные, заваливались на койки в ожидании следующего дня. Их охранники получали ничтожное жалованье, но не могли устроиться на другую работу, некоторые из них спивались и озлоблялись, но тем не менее лихо брали взятки.
      На этом невольничьем судне так же, как и на многих других (их насчитывалось более ста), стоявших на рейдах английских портов, можно было получить и несколько лучшие условия, если имелись деньги, чтобы заплатить охраннику. У узника могут быть знакомые, и тогда появляется шанс достать несколько шиллингов во время работ на берегу и дать пенни стражнику, а у молодых женщин и без денег имеются другие возможности улучшить свое положение на борту "Повелителя крыс".
      2
      Однако поначалу Мэри всего этого не знает. Помещение для женщин находится на средней палубе. Сюда загоняют 24 новеньких, железная дверь захлопывается за ними, и Обезьяна представляет их "старожилам", которых более полусотни. Они только что вернулись с работы по разборке старых тросов [16]. Две группы женщин некоторое время наблюдают одна за другой. Наконец одна из старожилок нарушает молчание и говорит: "Ну, что вы в нас увидели?" Никто из новеньких не знает, что ответить. Та же женщина продолжает: "Разве Обезьяна не сказала вам, что мы распределяем койки и надо, чтобы новенькие нас отблагодарили. Как насчет бутылки джина?"
      Однако ни у кого нет ни джина, ни какого-нибудь другого подарка. Одна из старожилок по прозвищу Барышня Бетти хватает узелок у Мэри: "Посмотрим, что у тебя там. Может, найдется что-нибудь в качестве подарка?"
      Однако Мэри вовсе не собирается отдавать единственное, что у нее есть. Она тянет узелок к себе, и тогда Бетти толкает ее и бьет кулаком по лицу. Через несколько секунд начинается драка среди женщин. Одни из них привыкли к такому порядку, где все решается силой, тогда как другие пытаются защитить свои пожитки.
      Пронзительный звук проникает сквозь крики и вопли. Внезапно воцаряется тишина, и только поодаль слышится бряцание цепей.
      Голос Обезьяны заполняет самые дальние углы средней палубы. "Кто затеял драку? Это, как всегда, ты, "индианка" Бетти?"
      Бетти подбегает к решетке.
      "Бог видит, мадам, - ухмыляется она, - это не я, это новенькая". И она указывает на Мэри.
      Обезьяна кричит: "Подойди сюда ко мне, дерзкая девчонка".
      Мэри осторожно приближается. "Она хотела взять мои вещи, а это все, что у меня есть", - объясняет она.
      Обезьяна открывает люк в решетке, и Мэри стоит прямо перед ней, она протягивает руку и дает увесистую затрещину, так что девушка падает навзничь.
      "Обращаясь ко мне, надо говорить "мадам". Понятно? Я больше не желаю разговаривать с тобой. Бетти, позаботься о распределении коек. И боже избави, если я еще услышу у вас шум этой ночью".
      Мэри долго лежит на рассохшемся полуистлевшем полу. Спустя некоторое время, когда женщины угомонились, одна из них подползает к ней с влажной губкой и смывает с лица кровь. Это совсем маленький человечек, похожий на растрепанного птенца. Она вряд ли больше полутора метров ростом, лицо ее смертельно бледное, а голос с присвистом. "Теперь я помогу тебе забраться на койку, - шепчет она. - Здесь не всегда так скверно, как сегодня. Мы работали на улице и весь день распутывали старые канаты. От этого некоторые из нас совсем обезумели и перестали соображать, тем более что никого из продавцов джина не было поблизости. Утром все будет совсем иначе. Вот увидишь".
      Маленькая женщина вполне сочувствует Мэри. Она осторожно укладывает ее спать на нары, накрывает старым одеялом и шепчет свое имя: "Меня зовут Энн Смит. Я хочу, чтобы ты меня называла просто Энн. Многие зовут меня Змейкой, но я не отзываюсь на эту кличку. Я получила ее за то, что помогала Петеру Лягушатнику залезать в узкие окна, куда другие не могли протиснуться. Нас обоих приговорили к повешению. Ты тоже должна была болтаться на виселице?"
      Мэри кивает и начинает плакать.
      "Ну не надо, утри слезы. Петер говорит, что, как только нас привезут к месту ссылки, мы убежим и никто нас не удержит. Его не проведешь, моего Петера. Он француз, его зовут Пьер Парри, но здесь его называют Лягушатником, потому что они считают, что все французы едят лягушек. Здесь, на "Повелителе крыс", есть люди, которых приговорили к каторге более пяти лет назад, а они все еще здесь работают".
      "Но почему их не отправляют к месту назначения?"
      "Петер говорит, что мятежники в Америке совершили переворот и поэтому нас не могут больше посылать к индейцам. Однако до него дошли слухи, что нас сошлют в Новую Голландию".
      Это название Мэри Брод слышит впервые. "Она находится по другую сторону Ла-Манша, по соседству с Голландией?"
      Энн тихо усмехается. "Привет! Если Новая Голландия была бы расположена так близко от преуспевающей Голландии, то Петеру и мне удалось бы быстро смотаться в Париж.