Где ты, рай

      "Это как раз опасно. Человек думает, что он в полном сознании, но на самом деле это не так. Говорят, что морская болезнь совсем немного изменяет человека. Она заставляет задуматься о вечности, но этого достаточно, чтобы он полностью изменил свое поведение".
      В последующие дни Нат раздумывает над словами Вильяма Брайента о морской болезни. Разве он становится другим человеком? Разве исчезает страх, который наполнял его всю жизнь? Разве есть хоть малейшая надежда, что это опасное путешествие вытеснит мысли о кошмаре его прошлой жизни и они станут только воспоминаниями? Если "Надежда" доберется до Голландской Ост-Индии (а постепенно он начинает верить, что это возможно), может быть, ему как-то удастся найти судно, направляющееся в свободные штаты в Северной Америке, и начать новую жизнь. Может, он встретит там своих родственников.
      Нат - "картофельный ирландец", как правящие классы презрительно называют ирландских арендаторов, чье существование в основном зависит от годового урожая картофеля. Он родился в графстве Килкенни и вырос на арендованном хуторе в маленькой деревне Инистиог, принадлежавшей помещику, одному из благородных английских господ из Лондона. Этот господин посещал свое поместье в охотничий сезон и требовал, чтобы у всех собак его арендаторов были обрублены крайние фаланги правых передних лап, чтобы они не могли бежать по следам дичи и тем самым портить удовольствие господам во время охоты. Сестра Ната Имелда была самой красивой девушкой в деревне, и помещик сэр Болдуин потребовал соблюдения права первой ночи [41]. После того как этот надутый хлыщ обесчестил ее, он милостиво подарил ее бедной семье шесть мешков картофеля и столь же милостиво провозгласил, что отец Имелды и Натаниэла может рассчитывать на его благосклонность. Но отец Ната подстерег сэра Болдуина и убил его. Убийцу сразу же арестовали и осудили. Ранним утром приговор был приведен в исполнение на поле за деревней Инистиог, где Нат играл в детстве. Там была воздвигнута виселица, и в присутствии тысяч людей, прибывших из ближних и дальних селений, отца повесили. Однако, пока милосердная смерть его не постигла, тело отца прочно привязали к деревянному помосту, разрезали живот и выпустили кишки, после чего тело расчленили на куски - все в соответствии с приговором. А люди бежали с кувшинами, кружками и чашками, чтобы собрать кровь, которая, как считали, обладает свойством исцелять больных. С этого дня Нат стал робким, забитым человеком. Имелда повесилась. Двое их братьев уехали в США.
      Нату Лилли удалось приехать в Англию, но переживания превратили его в духовного калеку. В конце концов он устраивается на работу конюхом к некоему Бенджамину Саммерсету в Бери-Сант-Эдумундсе. Однако все время лелеет надежду уехать в Америку. Но на переезд требуются деньги, и в поисках их Нат поддается соблазну украсть часы, две серебряные ложки и рыболовную сеть у своего господина и работодателя. За это серьезное преступление его приговорили к смертной казни, но наказание было заменено семью годами каторжных работ. Нат стал одним из тупых, безразличных, но робких людей, которые желают только держаться подальше от обжигающей боли "девятихвостой кошки". Тупо и безразлично принял он свой приговор, тупо и безразлично позволил себя депортировать в ненавистный Ботани-Бей, где сразу же получил прозвище Лунатик; почти как лунатик, он последовал с беглецами из Сиднея. Но когда Нат выбрался к океану и предстал перед этой грозной разрушительной силой, его угнетенное состояние прошло. Впервые здесь, на острове Черепахи, Нат обрел веру в будущее.
      2
      Может быть, нам, живущим в конце двадцатого века, трудно понять оптимизм, который окрылил беглецов на острове Черепахи. Ведь они все же преодолели более половины пути до Купанга в Голландской Ост-Индии, который был тогда форпостом цивилизации в этой части земного шара. Оставшаяся треть пути, как они выясняли по навигационной карте Кука, проходит через глубокое Арафурское море, которое настолько широко, что не исключена вероятность, что они могут проплыть мимо сравнительно небольшого, хотя и гористого острова Тимор.
      Тут, на острове Черепахи, они впервые ощутили свободу в полной мере: у них было все необходимое для поддержания жизни и - что, возможно, так же важно для ощущения удовлетворенности - то, что они по-новому проявили себя в пути. Например, Батчер показал, где искать воду, а ранее столь презираемый всеми карманный вор Сэм и Лунатик Нат стали искусными ловцами черепах. Ночью, когда крупные черепахи выползают на берег, чтобы отложить яйца в песок, они нашли способ преградить им путь к воде, и в результате у них в избытке черепаховое мясо. Двое детей поправляются после невзгод, перенесенных в океане, и Аллен, который так же, как и Батлер в возрасте дедушки, играет с Шарлоттой в жмурки на берегу. Уже через несколько дней они перестали устраивать дежурство. Очевидно, что на острове нет аборигенов. Беглецы испытывают необычный подъем умственной деятельности, который был им не свойственен раньше, когда они жили в Сиднее или на родине, в Англии.
      Вечером они собираются у костра, и нет конца деликатесам, которые они отведали на этих полуночных пиршествах. На внутренней стороне рифа не только обилие рыбы, крабов и омаров, устрицы там сидят большими группами, и их легко отодрать топором. Черепаховое мясо и черепаховые супы способствовали хорошей тренировке в лазанье на кокосовые пальмы, чтобы достать орехи. Кокосовое молоко - любимая еда обоих детей, Мэри использует его и для варки побегов пальм, но особенно ей удается устричный суп с мясом омаров. Отведав это блюдо, Аллен заявляет, что за всю долгую жизнь он никогда не наслаждался более вкусной едой.
      Мэри прислоняется спиной к камню. "Благодарю тебя за добрые слова, Старик, - говорит она. - Они порадовали меня. Я счастлива".
      Здесь у костра они начинают понемногу открываться друг другу. Они выходцы из общества, важнейшая заповедь которого состоит в том, что если у тебя самого нет власти, то надо стремиться заручиться поддержкой у власть имущих. Ты должен лягать тех, кто внизу, и заискивать перед теми, кто вверху. Разумеется, это не высказывают прямо, зато говорят о верности и преданности служебному долгу, и в повседневной жизни истина совершенно в ином. Они живут в обществе, где ценность человека зависит от его положения: те, кто стоит выше, рождены господствовать, а те, кто стоит ниже, должны подчиняться. Выходцы из низших классов, разумеется, могут дружить с равными себе в том понимании, что могут в рамках благоразумия, но гораздо сильнее проявляется долг верности: дворянина королю, слуги господину, солдата офицеру, арендатора помещику. Речь идет о святом долге человека, о незыблемых истинах, изложенных в Библии. Здесь, у костра на острове Черепахи, сидят отбросы человеческого общества, пресытившиеся омарами, устрицами и черепаховыми супами. Они, может быть, в душе страдают от угрызений совести, потому что изменили долгу верности. Нат изменил даже дважды: первый раз, убежав от своего помещика, сына благородного сэра Болдуина, второй раз - ограбив своего благодетельного хозяина господина Бенджамина Саммерсета, чьи серебряные ложки он утаил в своем кармане. Вот сидит Сэмюэл Бёрд, которого общество поместило в сиротский дом, где он получал хлеб насущный, а затем его пристроили к превосходному занятию доставлять уголь из земных недр для прогресса и славы британской короны. Там, за пламенем костра, - неблагодарная Мэри, которая вместо того, чтобы вернуться домой к своим односельчанам, дерзко отняла у богобоязненной девицы законно принадлежавшие ей вещи, и муж Мэри - сомнительная личность, который пытался лишить его королевское величество таможенных доходов. Рядом с ними - рябой великан с усами Вильям Мортон (или Томас Матон, как он значится в списках преступников Ньюгейта); разве он не должен чувствовать угрызений совести из-за того, что изменил долгу верности, дезертировав из военно-морского флота и став пиратом?
      Однако, может быть, необычный оптимизм, воцаряющийся в лагере на острове Черепахи, начинается с понимания того, что долг верности всего лишь утверждение с позиций власть имущих. Девять взрослых людей на борту "Надежды" впервые в жизни свободны, свободны принимать решения о своем собственном будущем. Но эта свобода сочетается с признанием ограничений: рано или поздно им придется плыть дальше и найти такое место, где все они могут жить вне пределов досягаемости законов британского правосудия, которое проникает во многие места земного шара. Поэтому у костра на острове Черепахи они начинают строить планы, как надо вести себя, когда доберутся до Голландской Ост-Индии, если им это удастся.
      3
      Восстановив силы, они продолжают плавание на судне, которое теперь действительно оправдывает свое название "Надежда". Нат совсем выздоровел после ранения в плечо, и все остальные в этот момент пути находятся в самом добром здравии. Солнце и ветер обожгли их кожу темно-коричневым загаром, пища здоровая и питательная, и ее достаточно. Хотя Мэри тяжело переносит путешествие по океану, сильно страдает от морской болезни и постоянно беспокоится за своих двух детей, она снова приобрела хороший вид и вместе с ним также жизнерадостность, которая заражает остальных спутников.
      Сейчас почти конец влажного сезона, но в отдельные дни белые берега и зеленые джунгли еще орошаются дождем. Ветер постоянно дует с юго-востока и гонит "Надежду" вперед с равномерной скоростью, что позволяет Моржу маневрировать близко от суши. В этих условиях удается опознавать различные объекты, сравнивая их с картой Кука или, вернее, с ее копией, сделанной Детмером Смитом. Ясно видна гора Апстарт, то же относится к заливу Галифакс, мысу Сандвич и заливу Рокингем, где беглецы подводили баркас к берегу, чтобы там переночевать. Трудно представить себе, что они любуются красотами природы, но тем не менее они плывут через мир островов, который через двести лет стали считать самым красивым ландшафтом в мире. Здесь, в частности, растет дикая колючая акация, чьи пушистые желтые цветы образуют сплошные ковры. Повсюду они встречают красивые цветковые растения, но, конечно, не знают названий многих кустарников и деревьев, которые им дали Соландер и Бэнкс на двадцать лет раньше. Они поражаются многокрасочными колючими кустарниками высотой около метра, чайными деревьями с ярко-красными цветами и медовыми миртами. Многочисленные пчелы перелетают от цветка к цветку.
      Здесь водятся и опасные животные. Во многих местах были замечены змеи, которые, сильно извиваясь, молниеносно исчезали в зарослях.
      Морж проводит "Надежду" по мозаике островов, которую Кук обозначил на карте под названием "Лабиринт". У южного прохода к островам Лабиринта ужасной ночью корабль "Индевор" натолкнулся на одну из тысяч скал Барьерного рифа и получил пробоину. Течь удалось остановить, и судно пришвартовалось в устье реки, получившей название Индевор. Ремонт потребовал двух месяцев, а затем корабль продолжил плавание в Голландскую Ост-Индию.
      Люди с "Надежды" не находят никаких следов "Индевора" в этом месте, но они и не ищут их. Зато они отмечают перемену климата. От этих мест немногим менее пятнадцати градусов до экватора, и, хотя постоянно дует юго-восточный муссон, часто ощущается влажная жара от дождевых лесов на суше. Вся компания пребывает в отличном расположении духа, так как на островах можно набрать свежей питьевой воды, у берега легко поймать массу рыбы и больших черепах, которые становятся беззащитны, если их перевернуть на спину, когда они находятся на суше. Длительное время беглецы не замечают никаких следов аборигенов и полагают, что находятся в стране, существующей с сотворения мира. Каждый день на закате они заводят судно в какой-нибудь залив или бухту с песчаным пляжем, если к тому же, по их мнению, на острове можно набрать питьевой воды. Становится твердым правилом оставлять дежурного на самом высоком месте, откуда открывается вид на сушу и море; двое мужчин отправляются с лопатой и флягой за водой (но на судне всегда имеется запас питьевой воды); кто-нибудь идет на охоту, двое собирают плавник для костра. Мэри тем временем достает кухонные принадлежности, а старик Аллен чистит рыбу, и вскоре все, кроме дежурного, собираются у костра, чтобы насладиться единственной сытной трапезой за день. Сок от жареной рыбы капает на раскаленные угли, издавая шипящие звуки. Люди едят долго, не торопясь, и, когда трапеза подходит к концу, они собирают вещи и складывают в небольшой деревянный ящик, чтобы взять его с собой, когда они отправятся в море на следующее утро. Вильям Мартин использует также послеполуденные часы для записей в дневнике.
      Морж, Вил и Кокс каждый вечер изучают и обсуждают навигационную карту. Если все пойдет по плану, они должны подойти к мысу Йорк и обогнуть этот самый северный выступ Новой Голландии (Австралии) за неделю. Юго-восточный пассат в июле сменится северо-западными ветрами, и от мыса Йорк до острова Тимор, ближайшего пункта в Голландской Ост-Индии, они должны плыть прямо на запад, что невозможно осуществить на таком маленьком судне под парусом при встречном ветре. В этом случае им придется грести, а ведь расстояние от мыса Йорк до Тимора около 1200 морских миль.
      Капитан Детмер Смит сделал пометки по поводу сведений Джеймса Кука об этом участке пути. "Держитесь прямо на запад все время, - говорит Детмер Смит. - Ни при каких обстоятельствах не отклоняйтесь от этого курса. Если вы попытаетесь плыть дальше на север, попадете на берега южной части Новой Гвинеи, где живут охотники за головами; если поплывете дальше на запад, рискуете встретиться с малайскими пиратами". Другая пометка гласит: "Позаботьтесь о том, чтобы на борту был запас пресной воды от острова Поссешн, потому что если вы пройдете мимо островов Вессел к западу от залива Карпентария, то сможете набрать воду только на Тиморе. Не полагайтесь на дожди в пути после того, как пройдете залив Веймут на восточном берегу полуострова Кейп-Йорк".
      Погода день ото дня становится все жарче, и речь больше не идет о приятном тепле, но об изнуряющей жаре, которая вызывает пот и жажду. Один остров сменяется другим, и часто рулевой не имеет представления, плывет ли судно в какую-то бухту или находится между двумя островами. Лабиринт очень подходящее название для всех этих водных путей между островами.
      Природа тоже изменилась. Густые джунгли спускаются почти до береговой линии, и заранее трудно предвидеть, есть ли на острове пресная вода. Поскольку между островами нет прибоя, "Надежду" подводят к самому берегу, и один из мужчин выходит на сушу с топором, чтобы выяснить, можно ли найти следы зверей и их тропы, которые всегда ведут к источнику или водоему. Однако найти звериные тропы непросто.
      С этой работой лучше всех справляется Аллен. Сам он говорит, что ему лет 55, но Джеймс Кокс подозревает, что он гораздо старше. Как-то вечером у костра Морж спрашивает, откуда у него такие способности следопыта.
      "Ну, - ухмыляется Старик, - ведь в свое время я занимался браконьерством. Прошло более двадцати пяти лет, пока сторож в поместье не поймал меня, но это было предрешено, так как его превосходительство барон обещал золотой соверен тому, кто выдаст браконьера. Сторож был неплохой мужик, но не смог устоять перед искушением".
      "Однако ведь не за браконьерство тебя сослали в Ботани-Бей? спрашивает Мэри. - У нас в Корнуолле оно считалось весьма серьезным преступлением, и помещик заботился о том, чтобы нарушителя порядка немедленно вздернули на виселице".
      "Так же было и у нас, но я быстро удрал от них и направился в Норидж. У меня не было средств к существованию, и меня задержали за воровство. Поэтому я был сослан в Ботани-Бей. Благодаря браконьерству я научился отыскивать следы животных. Вам повезло, что в вашей компании оказался такой бывалый охотник, как я".
      4
      Как-то раз сразу после полудня они вытаскивают судно на берег одного из островов, расположенного к юго-востоку от мыса Йорк. Ранее они видели следы дикого кабана, и Аллен считает, что, если они пожертвуют одним из последних мушкетных патронов, можно уложить это животное, а мясо можно закоптить и взять с собой в долгий путь от мыса Йорк к западу. Аллен с ружьем, Кокс с топором и Сэм с большим острым ножом отправляются в глубь острова, тогда как остальные вытаскивают судно на берег и ждут.
      Они окружены мангровыми деревьями, гнилой запах исходит от илистых болотных вод. В местах, где мангр переходит в береговой песок, любят держаться маленькие красноватые крабы. При отливе они выползают из своих нор и издали походят на красные камешки, которые ил словно всасывает в себя при малейшем движении.
      "Мне это место не нравится, - говорит Мэри, - давайте как можно быстрее уйдем отсюда".
      Но ее муж берет ее за подбородок и улыбается ей: "Через два дня мы обогнем мыс Йорк и выйдем на запад в открытое море. Будет хорошо иметь копченую свинину с собой, Мэри".
      "Но здесь дурной запах, который невозможно вынести. Вряд ли эта обстановка полезна для Эмануэля и Шарлотты. И всюду эти проклятые комары".
      Во второй половине дня полчища москитов наводняют болотистые просторы острова. Они набрасываются на все живое и, словно живые тучи, носятся повсюду, придерживаясь, однако, определенных мест, впервые выбранных ими, тех, где можно присосаться к существу с теплой кровью.
      Трое мужчин топором прокладывают путь в джунглях, где зеленые лианы вьются между могучими стволами деревьев и образуют упругие побеги длиной во много сотен метров. Вместе с широкими кронами деревьев вьющиеся растения образуют громадный природный покров, имеющий самую разнообразную окраску: красные, желтые и лиловые оттенки чередуются между собой. Хотя люди не видят массы птиц, которые строят гнезда и живут в плотно смыкающихся кронах, они время от времени слышат их песни и крики, и порой громкие крики свидетельствуют о драмах, происходящих в этой среде.
      Наконец Аллен находит звериную тропу и решительно рубит топором воздушные корни, мешающие пройти по звериному следу или тропе выше роста диких кабанов. Он останавливается и шепчет: "Мне кажется, поблизости находится стадо свиней. Я чую их по запаху".
      Сэм стоит с ружьем наготове. "Ну, Старик, скоро мы приготовим бифштекс из свинины на раскаленных углях?"
      "Судя по следам, тут должно быть много кабанов".
      "Чем больше, тем лучше, так что вряд ли можно промазать мимо цели!"
      "Парень, ты не знаешь, что говоришь! Дикие свиньи, когда их много, очень опасные животные. Они часто нападают и могут легко расправиться с нами".
      Джеймс Кокс полагает, что все же надо попытаться подстрелить одну свинью и надеяться, что остальные животные настолько испугаются выстрела, что убегут.
      "Да, да, - вздыхает Аллен, - но будь наготове с ружьем, Сэм, поскольку это может произойти быстро". С помощью топора он подрубает стволы лиан. В густопереплетающейся массе растений, образующих зелено-черные насыщенные испарениями густые заросли, он обращает внимание лишь на то, что на вид похоже на скопление гигантского сахарного тростника. На самом деле это сомкнутые заросли диких сахарных тростников с острыми краями побегов. Аллен подает знак спутникам следовать за ним и немного погодя находит новый звериный след, который ведет из тростниковых зарослей к травам в рост человека.
      "Теперь мы знаем, что на острове есть пресная вода, - говорит он. Само обилие следов показывает, что звери используют тропу каждый день, направляясь вниз к водопою".
      На тропе неприятный запах. У диких свиней особая железа вырабатывает секрет, который сильно пахнет в период течки или когда животное раздражено.
      Трое мужчин выходят на небольшую песчаную равнину, окружающую илистую котловину. В центре ее среди серого ила сохранились остатки озера, где, вероятно, и находится место водопоя животных. Под пологом леса на противоположной стороне илистой котловины группа серых существ движется к болоту. Вскоре они замечают присутствие людей, но под предводительством старого кабана подходят, хрюкая, ближе.
      Сэм передает мушкет Аллену, но тот не прикладывает его к щеке.
      "Ну подстрели хоть одного из них, Старик", - нетерпеливо говорит Сэм.
      "Они слишком далеко, и на таком расстоянии трудно попасть точно в цель, но даже если мне так повезет, что убью одну из свиней, то как ты возьмешь ее? Другие животные нападут на нас в то время, когда мы попытаемся разделать тушу".
      "Разделать тушу? Разве нельзя ее отнести к судну?"
      "Знаешь ли ты, что такой кабан весит вдвое больше, чем взрослый человек?"
      "Что, по-твоему, нам надо делать?" - спрашивает Кокс.
      У Аллена нет времени для ответа, так как раздается гулкий выстрел, и два крупных кабана с шумом вырываются из зарослей. Старый кабан испускает протяжный крик, и десяток свиней выходят из болота. Все они устремляются прямо на охотников.
      "Быстро бегите в лес и лезьте на деревья!" - кричит Аллен.
      На этот раз лианы выручают людей, тогда как ранее, днем, они мешали идти и приходилось разрубать их топором. Всем, кроме Аллена, удается, цепляясь за вьющиеся растения, подняться высоко над землей, пока нападающие кабаны с шумом бегут через заросли. Только Аллен встречает лицом к лицу самого крупного кабана и направляет дуло ружья в его сторону. Грохочет выстрел, и громадное животное заваливается на бок. Зверь ранен, но не убит. Пока Аллен снова заряжает ружье, две другие свиньи бросаются на него. Сэм спрыгивает с дерева и бросает в них топор, пытаясь хотя бы остановить их. Аллен, не теряя самообладания, успевает зарядить мушкет и следующим выстрелом убивает крупного кабана. Остальные животные растеряны, останавливаются, хрюкают, а затем быстро исчезают в лесу.
      Начинает смеркаться, но мужчины не могут вернуться к судну, поскольку надо освежевать кабана и отрезать куски мяса с ног. Это неприятная работа, поскольку от туши исходит резкий запах, но это необходимо сделать: нельзя оставлять тушу убитого животного до следующего дня, не рискуя, что орлы-стервятники и крысы сожрут бульшую часть мяса. Когда наступает ночь, они зажигают костер, чтобы отгонять других кабанов, и всю ночь дежурят возле туши.
      5
      Всю вторую половину дня до глубокой ночи товарищи на берегу ждут возвращения охотников. Однако, поскольку они не приходят, было решено укладываться спать. До этого необходимо оттащить "Надежду" дальше на берег. Мартин и Батчер остаются у носа баркаса на земле, тогда как Нат и Шкипер бредут по мутной воде, чтобы вытолкнуть судно сзади. Вдруг раздается какой-то всплеск в илистой воде. Нат оборачивается и пристально смотрит. На расстоянии вытянутой руки от него - разинутая пасть гигантского крокодила, лежащего в болоте недалеко от баркаса. Нат невольно издает крик ужаса, и чудовище, захлопнув пасть, исчезает среди ила. Батчер первый приходит в себя. Он хватает весло и с силой ударяет им по воде. Теперь они видят, как вода плещется в разных местах. Там всюду лежат крокодилы, но они выставляют только ноздри и глаза над поверхностью воды и, таким образом, скрыты от взоров людей с судна. Только теперь становится ясно, что весь день они находились в окружении крокодилов.
      Это первые крокодилы, которых они увидели во время путешествия и вообще в своей жизни, если, конечно, не считать Шкипера. Плавая с внутренней стороны Барьерного рифа, они всегда высаживались на островах поодаль от заболоченных участков, где водятся крокодилы. Зрелище огромных чудовищ приводит Мэри и Шарлотту в шоковое состояние, но Нат, ранее столь боязливый, воспринимает ситуацию весьма спокойно и выступает против того, чтобы отвести судно в другую бухту.
      "Вероятно, тут крокодилы повсюду, - говорит он. - И если мы уедем отсюда, то как наши три товарища найдут нас?"
      Однако Мэри и ее муж, а также Батчер и Мартин считают, что надо сейчас же искать новое место для лагеря. Мэри совершенно вне себя. Она исступлено кричит: "Они придут ночью и съедят нас всех. Давайте немедленно уйдем отсюда".
      Шкипер пытается охладить пыл Мэри и других боязливых. "Крокодилы так же боятся нас, как и мы их, - говорит он. - И поверьте мне, я знаю, что говорю, поскольку сам видел много крокодилов в прошлом".
      Постепенно ему удается как-то успокоить Мэри, во всяком случае настолько, что она и другие товарищи понимают, что неразумно снимать лагерь в это время суток, когда вот-вот станет совсем темно. Однако им предстоит провести страшную ночь. Чтобы успокоить Мэри, они разжигают три костра; Морж уверяет ее, что крокодилов отпугивает огонь, а жар будет удерживать их на расстоянии. Она прижимает детей к себе и бульшую часть ночи плачет.
      На следующее утро, чуть рассвело, три охотника возвращаются со свининой. Весь день уходит на копчение мяса, чтобы оно сохранилось, и только после еще одной ночи, когда нервы Мэри совсем на пределе, они выходят в море из залива Крокодилов, как они называли место стоянки.
      Баркас с беглецами плывет к северу, держась возможно ближе к берегу материка, однако из-за многочисленных мелких островов трудно выяснить, где находится сам мыс Йорк. Характер берега меняется. Вместо покрытых джунглями склонов и прибрежных мангров с борта "Надежды" теперь виден низкий песчаный берег с отдельными кустами. Барьерный риф постепенно выклинивается, а волнение усиливается. Ясно, что очень скоро пассат переменит направление и тогда следует прокладывать курс к западу.
      В полдень 27 мая 1791 года Шкипер, как обычно, измеряет высоту Солнца и сообщает товарищам, что, по его расчетам, судно находится на одиннадцатом градусе широты и, судя по навигационной карте Кука, в этих местах находится мыс Йорк.
      Но где же он? Они видят вокруг лишь острова и проливы. Через час Сэм спрыгивает со своего сидения, хватается за мачту и пристально вглядывается на запад. "Разве вы не видите, что берег поворачивает? - кричит он. - Земля уходит за горизонт. Должно быть, мыс Йорк остается за бортом! В этом нет никаких сомнений".
      Теперь все остальные начинают верить ему. Батчер, сидящий у руля, получает указание прокладывать курс дальше вдоль суши. В три часа дня они окончательно уверяются в своих предположениях.
      "Пусть судно идет против ветра, - командует Шкипер. - Мы на пути к Тимору!"
      После пребывания в заливе Крокодилов настроение отнюдь не самое лучшее, но теперь немного улучшается, когда они понимают, что покидают Новую Голландию и с ней, вероятно, тяжелый этап их прежней жизни. На баркасе имеется запас питьевой воды на два дня и продуктов на шесть дней, поэтому надо рассчитывать на пути к Тимору сделать высадку на берег в нескольких местах. Но где это произойдет, пока нет никаких представлений.
      Перед ними - страшный Торресов пролив и Арафурское море.
      Глава 12
      О Торресовом проливе и островах Пряностей. - Высадка на одном из островов Торресова пролива. - Сэм еще раз спасает "Надежду" и ее пассажиров. - Следы человеческих ног под пологом леса. - Нападение аборигенов Торресова пролива. - Высадка на острове Принца Уэльского. "Надежду" преследуют на каноэ вооруженные охотники за головами. - Последний патрон использован. - Через Арафурское море. - Прибытие на Тимор.
      1
      Луис Ваэс де Торрес - так звали испанца, который в 1606 году отправился в путешествие из Кальяо (Перу). Он проплыл к югу от гористой земли и нашел новый путь к далеким островам Пряностей. До сих пор приходится удивляться, как ему удалось провести свою громоздкую каравеллу среди огромного множества коралловых рифов, песчаных отмелей и низких маленьких островков, куда не рискнул зайти Джеймс Кук. Подробные сведения об этом плавании отсутствуют. Тем не менее опасный пролив назван в честь Торреса, и еще сохраняется оттенок ужаса в самом названии Торресов пролив. Его предшественник в этих краях, Иниго Ортис де Ретес, еще в 1545 году плавал к северу от гористой земли по пути от Молуккских островов в Мексику. Он дал этой земле название Новая Гвинея, может быть, считая, что немногочисленные аборигены, которых он там встречал, походили на негров из Гвинеи.
      В то время как Платон размышлял, Рафаэль рисовал, Вольтер писал, а его величество короля Георга III врачи лечили от внезапного приступа сумасшествия, на берегах Торресова пролива и Арафурского моря еще продолжался каменный век. Время от времени раджи Амбоса и Целебеса посылали свои суда к этим теплым влажным берегам, чтобы захватить невольников, и изредка португальские, испанские, а затем голландские парусники появлялись на горизонте. Однако племена, жившие высоко в горах, были убеждены в том, что мир кончается у подножий самых высоких гор, а прибрежные болотистые низменности населяли охотники за головами: мужчина там мог жениться, только если он дарил своей избраннице отрезанную голову другого мужчины. Каждый воин поднимал руку на своего соседа. Колдовство и закон копья господствовали в этом мире.
      Теперь нам трудно представить себе, какими были люди, ставившие свою жизнь на карту, чтобы доставить пряности на европейские столы. Еще до того, как Васко да Гама открыл морской путь в Индию, а Фернандо Магеллан обогнул земной шар, до того, как кофе и чай стали известны в Европе, до того, как стали использовать лимоны, чтобы подкислять, а сахар, чтобы подслащивать питье, западный мир познакомился со специями. Слово especerias первоначально в переводе означало "избранное, выдающееся". Только самые богатые люди, князья и короли, могли позволить себе использовать несколько граммов этих избранных индийских пряностей, так как за несколько зернышек перца требовали "кусающуюся" цену, и они были недоступны для простого человека; сушеный цветок муската ценился как небольшое состояние, крошки имбиря или корицы, создающие приятный возбуждающий привкус, были доступны только для самых зажиточных людей. И простые люди начинают охотно подражать богачам, кушанья считаются нормально приготовленными, только когда они приправлены перцем и пряностями. Более того, их стали добавлять в пиво (например, имбирь) и даже в вино, так что каждый глоток обжигал горло.
      Однако не только кухня нуждается в специях. Тщеславие предъявляет постоянно растущий спрос на ароматные восточные жидкости, горячащий мускус [42], душистую амбру [43] и сладковатое розовое масло [44]. Ткачи и красильщики приступают к обработке китайского шелка и индийского Дамаска. Католическая церковь тоже усердно содействует распространению всех этих восточных продуктов: многие миллиарды ладанных зерен курятся в кадилах, которыми размахивают в тысячах европейских церквей, тогда как само ладанное дерево не растет в странах Запада [45].