5

Спустившись в подземку, я перешел на линию Хибия и проехал до одноименной станции. Теперь на линию Мита и домой! Всегда езжу в обход: осторожность превыше всего.

Заглянув в музыкальный магазин «Цутая», я прошел мимо подростков в отвратительных нарядах, ритмично кивающих головой в такт музыке. Укрывшись в глубине зала, я стал рыться на полках с дисками, не забывая при этом регулярно оглядываться на дверь.

Просмотрев классику, я перешел к джазу. Интересно, а у Мидори есть свой диск? Да, есть, и называется он «В другой раз». На обложке ее фотография: скрестив руки на груди, девушка стоит в островке света. Так, проверим, что за фирма выпустила диск. Название незнакомое. Мама права: Мидори пока не звезда, хотя скоро ею станет.

Собравшись поставить диск на место, я моментально себя одернул: «Боже, это всего лишь диск! Если нравится, купи». А если меня запомнит продавец? Захватив еще один джазовый альбом и концерты Баха, я решительно пошел к кассе. Теперь нужно выбрать самую длинную очередь с самым усталым кассиром, желательно мужчиной. Расплачусь наличными. Скорее всего кассир машинально отмечает тех, кто берет сразу несколько дисков, но, надеюсь, расспрашивать его никто не станет.

Проверив, нет ли слежки, я понес диски домой. Сейчас я живу в Сенгоку — северо-восточной части города. Совсем рядом остатки старого Токио, которые местные называют ситамачи, или нижний город. Этот древний район пережил страшное землетрясение 1923 года и военные бомбежки. Ночная жизнь Сенгоку сосредоточена вокруг маленьких баров, супермаркетов почти нет, равно как и временных жильцов. В основном здесь обитают едоко, настоящие токийцы, которые из поколения в поколение работают в небольших лавочках и ресторанчиках. Слово «сенгоку» означает «тысяча камней». Не знаю, откуда взялось это название, но мне оно нравится.

Именно этот район я считаю домом. После смерти отца мама увезла меня в Штаты. Думаю, испытав много горестей и бед, ей хотелось быть поближе к родителям, которые, казалось, были не против примирения. Мы поселились на севере штата Нью-Йорк, в городке под названием Драйден.

Мама стала преподавать японский в Корнелльском университете, а меня отдали в школу.

Драйден — рабочий городок, где живут в основном белые, так что азиатские черты и плохое произношение сделали меня любимцем местных хулиганов. Первые навыки партизанской войны я получил от туземного населения Драйдена: мальчишки охотились за мной стаями, а я им мстил, отлавливая поодиночке. В общем, партизаном я стал задолго до того, как попал в Дананг.

Синяки и разбитые коленки огорчали маму, но она была слишком занята работой в университете и налаживанием отношений со своими родителями. А мне каждую ночь снилась Япония.

Вырос я городским пугалом, а скрывать свою индивидуальность научился намного позже. Сенгоку потряс меня до глубины души. В этом районе о соседях знают все: как зовут, чем живут. Сначала мне было так неуютно, что я подумывал переехать в западную часть города. Запад — это сердце Токио, которое совершенно чуждо остальной Японии. Жизнь бьет там ключом, много шумных, ярко одетых людей, опьяненных собственной энергией. Короче говоря, царство спасительной безвестности.

Наверное, старый Сенгоку обладает какой-то магией, потому что уехать я не смог. Мне нравилось гулять вечерами по маленькой торговой улице, где дома покрашены в красный и зеленый. Там всегда празднично, даже унылыми зимними вечерами. В самом конце улицы находится небольшой магазинчик, который содержит пожилая пара. Увидев меня, они говорят: «Добро пожаловать домой!», а не «Доброе утро!» или «Добрый вечер!» А еще здесь есть свой видеоцентр с большой желтой вывеской, принадлежащий пухленькой смешливой старушке. Дверь в магазин гостеприимно открыта: хозяйка не боится ни воров, ни холода.

Ассортимент невероятной широты: от Диснея до казарменной порнографии, и каждый день с двенадцати до десяти вечера хозяйка, словно ожившая статуэтка Будды, сидит в своем магазинчике и, поставив у кассы телевизор, смотрит новинки кинопроката.

Здесь живет Женщина-осьминог, которая продает такояки, или жареных осьминогов, прямо из окна собственного дома. Годы и однообразная жизнь сделали ее лицо похожим на осьминожье. Услышав, как она топчется у плиты, местные сорванцы кричат, подмигивая друг другу: «Смотри, смотри, настоящая Женщина-осьминог!»

А вот дом Ямады, учителя музыки. Теплыми летними вечерами из окон льются неспешные звуки фортепиано, и, возвращаясь с прогулок, люди часто останавливаются, чтобы послушать.

В тот уик-энд я думал только о Мидори. Я заваривал лапшу быстрого приготовления, а потом гасил свет и ставил ее диск. Мне нравилось одновременно слушать и смотреть с балкона на узкие улочки Сенгоку. Казалось, я чувствую прикосновение прошлого и ничего не боюсь.

Особый ритм жизни этого района с годами нравился мне все больше. Я словно пустил корни и почувствовал себя его частью. Чужаку здесь не спрятаться: тут же заметят. В Сенгоку вообще не принято прятаться, и, пожалуй, мне это на руку.

6

На следующей неделе я пригласил Гарри в кафе «Иссан». Хочется решить одну маленькую проблему, и без его помощи не обойтись.

Кафе — небольшой деревянный домик, расположенный в Мегуро, в пятидесяти метрах от Мегуро-дори и одноименной станции метро. Заведение скромное, без особых претензий, зато здесь готовят лучшую гречневую лапшу в городе. Хотя я люблю «Иссан» не только за лапшу. У кафе есть своего рода визитная карточка — зал находок, расположенный рядом с входом. Его экспонаты не меняются уже много лет, с того самого дня, как я открыл для себя это кафе. Представляю лицо хозяина, когда один из посетителей воскликнет: «Ну надо же! Это черепаховый рожок для обуви, который я потерял в позапрошлом году!»

Молодая изящная официантка проводила меня за низенький столик в зал татами и, принимая заказ, опустилась на колени. Я взял маринованные сливы: попробую, пока жду Гарри.

Он явился минут через десять, та же официантка подсадила его ко мне.

— Да, зря я надеялся, что ты снова выберешь «Лас-Чикас», — вздохнул он, с тоской оглядывая кафе.

— Решил познакомить тебя с настоящей Японией, а то ты постоянно отираешься в компьютерных магазинах Акихабары. Закажем что-нибудь классическое, ладно? Предлагаю юзукири.

Юзукири — лапша из гречневой муки, приправленная соком юзу — цитрусовых, которые растут только в Японии.

Официантка приняла заказ на два юзукири, и Гарри признался, что ничего интересного о Кавамуре не нашел. Так, некоторые детали биографии.

— Кажется, он всю жизнь состоял в ЛДП, — уныло начал мой помощник. — Политикой стал заниматься еще в студенческие годы. В 1960 году окончил Токийский университет и в числе лучших выпускников был принят на работу в правительство.

— Штатам есть чему поучиться: там в правительство берут тех, кого выгоняют из колледжа. А это все равно, что высевать бракованные семена!

— С этими балбесами мне и приходилось работать, — пожаловался Гарри. — Так или иначе, оказавшись в министерстве промышленности и торговли, Кавамура начал составлять административные руководства для электронной промышленности. В то время министерство работало с такими фирмами, как «Сони» и «Панасоник», стараясь укрепить позиции Японии на мировом рынке, так что для парня двадцати лет у Кавамуры было довольно много власти. По карьерной лестнице он поднимался медленно, но уверенно, без особых взлетов и падений. В середине восьмидесятых получил благодарность за создание стратегического руководства для фирм, занимающихся полупроводниками.

— Сейчас это уже не важно, — равнодушно проговорил я.

Гарри пожал плечами.

— Тем не менее своего Кавамура не упускал. После министерства промышленности и торговли его перевели в Кенсетсусо, бывшее министерство строительства, где он дослужился до замминистра землепользования, а потом министерство строительства вошло в состав Кокудокотсусо.

Сделав паузу, Гарри взъерошил волосы, что никак его не красило.

— Понимаешь, это ведь только биография. Я же не знаю, что ищу. Может, объяснишь? Иначе пропущу самое ценное.

— Не будь к себе слишком строг. Продолжай искать, ладно? — Я замолчал, понимая, что подвергаю себя опасности. Но ради того, чтобы узнать правду, стоит рискнуть. Поэтому я рассказал о том, что случилось в «Альфи» и как следил за странной парочкой до дома в Дайканяме.

— Вот так дела! — покачал головой Гарри. — Идешь себе в клуб, а там дочь Кавамуры...

Я пристально посмотрел на Гарри.

— Мир тесен.

— Наверное, такая карма, — проговорил он, сделав непроницаемое лицо.

Боже, что может знать этот парень?

— Разве ты веришь в карму, Гарри?

Он снова пожал плечами.

— Думаешь, это как-то связано во взломом в квартире Кавамуры?

— Может быть. Тот белый парень в поезде что-то искал. На теле Кавамуры не нашел. Влез в его квартиру. Снова ничего. Вот он и решил встретиться с дочерью, ведь именно к ней перешло имущество отца.

Официантка принесла юзукири и, опустившись на татами, аккуратно поставила на стол. Глубокий поклон, и девушка исчезла.

Быстро уничтожив лапшу, Гарри откинулся к стене и начал рыгать.

— Вкусно!

— Знал, что тебе понравится!

— Позволь тебя кое о чем спросить, — начал он. — Если не хочешь, не отвечай.

— Ладно.

— А ты-то тут при чем? Почему ты так беспокоишься? На тебя это не похоже.

Сказать, что стараюсь для клиента? Нет, вряд ли поверит...

— Происходящее не стыкуется с тем, что рассказал клиент, — начал я. — Вот и чувствую себя не в своей тарелке.

— Неужели?

Похоже, сегодня мне от него не отделаться.

— Ситуация напоминает кое-что произошедшее много лет назад, — сказал я чистую правду. — Казалось, ничего подобного больше не случится... Давай больше не будем об этом, ладно?

Гарри умоляюще поднял руки и наклонился ко мне:

— Очевидно, у белого парня там квартира. В Дайканяме полно иностранцев, но не думаю, что в том доме их больше десятка.

— Отлично, продолжай!

— Мама-сан сказала, что он журналист?

— Да, но это ничего не значит. Наверное, он показал ей визитку, которая может легко оказаться фальшивкой.

— И все-таки зацепка! Могу проверить всех иностранцев, проживающих в том доме по Ниюкану, и узнать, нет ли среди них журналистов.

Ниюкан, сокращенное от Ниюкокуканрикиоку, — это японское иммиграционное бюро, подчиняющееся министерству юстиции.

— Чудесная идея, обязательно проверь! А параллельно отыщи адрес девушки. Я попробовал узнать в справочной, но она там не значится.

Почесав небритую щеку, Гарри опустил глаза, будто прятал улыбку.

— Что?

— Она тебе нравится.

— Боже мой, Гарри...

— Ты пытался ее подцепить, а она отшила! Девчонка крутит динамо! Все ясно: тебе хочется попробовать еще раз.

— Слушай, у тебя слишком богатое воображение.

— Она хорошенькая? Ну скажи, хорошенькая?

— Не буду я ничего тебе говорить!

— Значит, хорошенькая, а ты втрескался!

— Ты читаешь слишком много манга, — посетовал я, имея в виду эротические комиксы, так популярные в Японии.

— Да, а что такого?

Боже, он действительно покупает эту дрянь! Неужели я его обидел?

— Ладно, Гарри! Ты ведь знаешь, один я не справлюсь! Тот журналист что-то искал, поэтому и шарил по карманам Кавамуры! То, что нужно, он явно не нашел, иначе бы не стал расспрашивать Мидори. А теперь скажи, к кому перешли вещи Кавамуры, включая одежду, которая была на нем в день смерти?

— Ясное дело, Мидори!

— Умница! Она и есть наша главная зацепка! Постарайся узнать о ней как можно больше, оттуда и будем плясать!

До конца обеда мы болтали о разных пустяках. Рассказывать о том, что купил диск Мидори, я не стал: мой помощник и так знает слишком много.

7

На следующий день я получил сообщение от Гарри, что на форуме меня ждет сюрприз. Предположив, что он раздобыл адрес Мидори, я не ошибся.

Итак, у нее квартира в жилом комплексе, название которого можно перевести как «Зеленые вершины Харадзуку», совсем рядом со стадионом, где проходила Олимпиада 1964 года. Харадзуку — своего рода пограничная область, отделяющая невозмутимую прохладу парка Йойоги, усыпальницу императора Мейдзи и бешеную Такесита-дори, где царствуют подростки, от элегантных бутиков и бистро Омотесандо.

Гарри сообщил, что автомобиль, зарегистрированный на имя Мидори Кавамуры, в автодорожной инспекции Токио не значится. Выходит, она пользуется либо железной дорогой и садится на станции Харадзуку, либо метро со станции Омотесандо.

Вся проблема в том, что станции метро и железной дороги в разных концах. По дороге к станциям нет ни одного места для засады, так что можно начать с любой, лучше с менее опасной.

Итак, больше подходит станция метро на Омотесандо-дори. Эту улицу никогда не бывавшие в Париже называют Елисейскими полями. На Омотесандо-дори много вязов, которые летом радуют зелеными кронами, а осенью — ковром золотых листьев. Многочисленные бистро и кофейни открыты специально для праздного времяпрепровождения по-парижски, можно спокойно просидеть пару часов, не привлекая внимания.

Но даже при таком раскладе пришлось бы посвятить слежке несколько отчаянно скучных дней. Меня выручило изобретение Гарри, благодаря которому телефон легко превратить в микрофон, причем на расстоянии.

Трюк, правда, срабатывал только на телефонах с цифровым набором и громкоговорящим устройством, чтобы установить связь, не снимая трубки. Слышно не очень хорошо, но слова разобрать можно. Зная, что меня ожидает тоскливая слежка, Гарри протестировал свое изобретение на телефоне Мидори и заверил, что оно работает.

В субботу, в десять часов утра, я засел в кафе «Аояма», вооружившись небольшим приборчиком, подключенным к домашнему телефону Мидори и моему сотовому. Устроившись за столиком, заказал эспрессо у скучающей официантки. Наблюдая за редкими прохожими, я нажат на рычажок, и в наушниках раздалось шипение, означающее, что связь установлена. Шипение, и больше ничего. Придется ждать.

В нескольких метрах от «Аоямы» велись дорожные работы. Четверо парней мешали гравий и проводили какие-то измерения. Вообще-то хватило бы двоих, но якудза, то есть японская мафия, тесно сотрудничающая с министерством строительства, любит привлекать дополнительную рабочую силу. В правительстве довольны, что создаются новые рабочие места, и ради этого готовы на многое закрыть глаза.

Безработица под контролем, все счастливы, а якудза особенно.

Занимая пост замминистра землепользования, отец Мидори наверняка курировал крупнейшие строительные и ремонтные проекты на всей территории Японии. Значит, он был напрямую связан с якудзой. Неудивительно, что у него появились враги!

В кафе вошли трое мужчин в черных костюмах, и с улицы пахнуло гудроном. Этот запах напомнил мне о детстве в Японии. В день начала нового учебного года мама всегда провожала меня в школу. В это время часто велись ремонтные работы, так что у меня запах гудрона ассоциируется с началом гонений, запугивания и драк.

Иногда кажется, что жизнь делится на этапы. Я бы назвал их главами, но нет общей идеи, связывающей главы любого произведения. Первый этап кончился со смертью отца, разрушившей мой счастливый детский мирок. Следующая веха — телеграмма о смерти матери, которую я получил в армии. Вместе с мамой я потерял некую точку притяжения, будто она издалека управляла моими поступками. Сначала я почувствовал себя несчастным, а со временем понял, что свободен как птица. Затем джунгли Камбоджи. А за ними — глава последняя. Называется она «Черная пустота».

Странно, но переезд в Штаты не представляется мне поворотным этапом. Я был чужим в Японии, был чужим и в другой стране. На земном шаре немало мест, где я побывал, став взрослым, но для меня это даже не точки. Так, запятые. Целых десять лет после похорон Клёвого Чокнутого я мотался по планете, моля Бога о смерти. И Господь убил мою душу, оставив пустую телесную оболочку.

Я сражался в Бейруте на стороне ливанских христиан, когда ЦРУ наняло меня готовить моджахедов, которые воевали с советскими войсками в Афганистане. Меня сочли лучшим кандидатом. Я просто находка: типичный наемник, никто не догадается, что я работаю на правительство США.

Для меня война заменила жизнь, а все, что было раньше, кажется призрачным и нереальным. И сужу я по законам военного времени. По-другому просто не умею.

Слышали буддийскую притчу? Монаху приснилась бабочка, и вот сидит он и думает: «А что, если я бабочка, которой приснился монах?»

Вскоре после одиннадцати в квартире Мидори послышались звуки. Шаги, затем плеск воды. Может, принимает душ? Конечно, она ведь работает по ночам. С чего бы ей быть ранней пташкой? Затем примерно в двенадцать хлопнула входная дверь и щелкнул замок. Значит, наша девочка куда-то собралась.

Заплатив за два эспрессо, я вышел на Омотесандо-дори, а потом к железнодорожной станции. Нужно подняться на пешеходную эстакаду — оттуда отлично просматривается вся станция. Впрочем, я тоже буду на виду, так что долго задерживаться нельзя.

Успел как раз вовремя. Простояв на эстакаде всего лишь минуту, я увидел Мидори. Выйдя на Омотесандо-дори, она свернула направо. Ну, проследить за ней теперь будет легче легкого.

На девушке обтягивающие черные брюки и джемпер с V-образным вырезом. Черные волосы убраны в хвост, на глазах солнечные очки. Да, выглядит здорово!

Хватит распускать нюни! Какая разница, красавица она или урод?

В руках Мидори большой пакет с символикой «Малберри», английского производителя кожаных изделий. У них магазин в Минами-Аояма, значит, она идет что-то возвращать.

На середине Аояма-дори девушка свернула в бутик Пола Стюарта. Можно было зайти в бутик и изобразить случайную встречу, но, решив, что одним Полом Стюартом она не ограничится, я решил подождать. Может, нырнуть в галерею Фуше, где неплохая коллекция картин и прекрасный вид на улицу?.. Мидори появилась минут через двадцать.

Следующая остановка девушки — салон Николь Фархи. На этот раз я дожидался ее в цветочном магазине «Аояма», что на первом этаже небоскреба Ла Миа. Из салона Мидори прогулялась по бесконечным переулкам Омотесандо до самой Кото-дори, где свернула направо во французский магазин «Синее небо».

Я остановился у витрины обувного магазина Дж. М. Вестона, наслаждаясь великолепной обувью ручной работы, то и дело посматривая на «Синее небо». Так, похоже, девушке нравится европейская одежда, а большие супермаркеты она недолюбливает, даже самые дорогие. В руках все тот же пакет из «Малберри»; значит, сделав круг, она собирается вернуться домой.

Если Мидори действительно намерена что-то вернуть, то у меня есть шанс попасть в бутик первым. В этом есть определенный риск, потому что, если я буду ждать в «Малберри», а она пойдет другой дорогой, я точно ее потеряю. Зато, если угадаю, встреча будет выглядеть совершенно естественно.

От обувного я прошел к Кото-дори, по дороге заглядывая во все витрины подряд, чтобы не смотреть на девушку. Как только «Синее небо» скрылось из виду, перешел через дорогу и нырнул в «Малберри». Улыбнувшись продавщице, я стал рассматривать стоящие на витрине портфели.

Вскоре в магазин вошла Мидори и, сняв очки, кивнула владелице. Наблюдая за ней краем глаза, я взял первый попавшийся портфель, будто хотел проверить, подходят ли мне его вес и размеры. Через минуту я почувствовал взгляд Мидори, задержавшийся на мне дольше, чем на других посетителях. Поставив портфель на место, я огорченно покачал головой и поднял глаза. Девушка глядела на меня, слегка наклонив голову.

Я растерянно заморгал, изображая искреннее удивление.

— Кавамура-сан! — по-японски поприветствовал я. — Какой приятный сюрприз! В прошлую пятницу я видел вас в клубе «Альфи». Играли вы просто божественно!

Мидори не ответила, но глаза ее заблестели, и я понял: моя наживка проглочена. Она девушка умная, в совпадения не верит и, приди я в магазин позже нее, тотчас догадалась бы о слежке.

— Да, я вас помню. Вы тот мужчина, что сравнил джаз с сексом, — наконец сказала Мидори. Прежде чем я нашелся с ответом, она добавила: — Не стоило вам так говорить, можно было выразиться и помягче.

Лишь сейчас я смог по достоинству оценить ее фигуру: стройная, с длинными руками и ногами, совсем как у отца. Плечи довольно широкие, зато шея длинная и гибкая. Груди маленькие, но очень аппетитные. На фоне черного трикотажа свитера молочно-белая кожа кажется атласной.

Заглянув в темные глаза, я почувствовал, что спорить совсем не хочется.

— Вы правы, — искренне проговорил я, — стоило выразиться иначе.

Мидори покачала головой.

— Вам правда понравился концерт?

— Очень! У меня есть ваш диск, и я давно мечтал услышать вас вживую. Видите ли, по службе мне приходится много путешествовать, так что такой шанс, как в прошлую пятницу, я просто не мог упустить.

— Куда вы обычно ездите?

— В основном в США и Западную Европу. Я консультант, — объявил я таким тоном, будто считал свою работу отчаянно скучной. — Совсем не то, что быть джазовой пианисткой!

— Думаете, быть джазовой пианисткой очень увлекательно? — с улыбкой спросила Мидори.

А из девушки выйдет неплохой следователь: она подсознательно повторяет последние слова собеседника, вызывая на откровенность. И выглядит все очень естественно. Правда, со мной это не пройдет.

— Скажу так: с сексом мои консультации еще никогда не сравнивали.

Запрокинув голову, девушка заразительно засмеялась. В отличие от большинства японских женщин она не считала необходимым прикрывать рот рукой, и уже не в первый раз я почувствовал невольную симпатию.

— Хорошо сказано, — сложив руки на груди, похвалила Мидори.

— Чем занимаетесь сегодня? Решили пройтись по магазинам? — робко улыбнувшись, спросил я.

— Да. А вы?

— То же самое. Давно пора купить новый портфель. Знаете, консультантам необходимо поддерживать определенный имидж, — сказал я и посмотрел на ее пакет. — Похоже, вы любите Пола Стюарта. Его бутик будет моей следующей остановкой.

— Отличный выбор! Я полюбила эту марку еще в Нью-Йорке и страшно обрадовалась, когда они открыли филиал в Токио.

— Вы жили в Нью-Йорке? — спросил я, удивленно подмяв брови.

— Некоторое время, — улыбнулась Мидори, заглядывая мне в глаза.

Да, девочка не из простых! Нужно срочно чем-то ее заинтересовать!

— Вы говорите по-английски? — спросил я, на ходу перейдя на язык Шекспира.

— Кое-как справляюсь, — без запинки ответила она.

— Не хотииите выпить кооофе? — спросил я, ловко имитируя тягучий бруклинский акцент.

— Здорово у вас получается!

— Вообще-то это приглашение.

— Вы же собирались к Полу Стюарту?

— Так и есть, но я проголодался. Знаете кофейню «Цута»? Милое местечко! Оно за углом у самой Котодори.

— Никогда там не была.

— Тогда вам обязательно нужно туда сходить. Кояма-сан варит лучший кофе в городе; можно выпить по чашечке и послушать Баха или Шопена, глядя на тайный садик.

— Тайный садик? — переспросила она, стараясь выиграть время. — А в чем секрет?

— Кояма-сан говорит, что если я кому-то его расскажу, то должен буду убить этого человека. Так что вам лучше посмотреть самой.

Засмеявшись, Мидори выложила последний контраргумент.

— Думаю, сначала мне следует узнать ваше имя.

— Джунучи Фудзивара, — представился я, машинально кланяясь.

— Рада познакомиться с вами, Фудзивара-сан!

— А теперь позвольте познакомить вас с «Цутой»! — улыбнулся я, и мы вышли на улицу.

Идти до «Цуты» минут пять, не дольше, и по дороге мы обсудили, как сильно изменился город за последние несколько лет. Оказалось, мы оба скучаем по тому времени, когда бульвар перед парком Йойоги по субботам закрывался для автомобильного движения и там устраивали костюмированные шествия. Именно тогда в тысячах подвальных баров и кофеен рождался японский джаз. Новое здание мэрии в Синдзюку еще не построили, и в том районе кипела настоящая жизнь. Мне нравилось разговаривать с Мидори, хотя я прекрасно понимал, что это нежелательно.