На Марсе…
      Звезда по имени Солнце продолжала светить на чистом небосводе Красной планеты, очень медленно перемещаясь от горизонта к горизонту. Планета вращалась вокруг своей оси практически с такой же скоростью, что и Земля, а значит, ночь не заставит себя долго ждать. Она начнется уже через час-другой. Так думали двое астронавтов, двое первых людей, попавших в этот холодный и неприветливый мир, лишенный жидкой воды и чистого, пригодного для дыхания воздуха.
      Они все подсчитали: они приземлились на планете, если то, что произошло, можно назвать посадкой, когда только начался день. Прошло около десяти часов после того, как они пришли в себя, разобрались с пожаром и стали решать, что делать дальше, каким образом попытаться спастись, улететь отсюда. Марсианские сутки длятся 24 часа 37 минут. Шаттл, судя по всему, совершил посадку почти на экваторе этой планеты. Значит, день и ночь на этой широте должны быть примерно одинаковыми – по 12 часов 18 минут 30 секунд, плюс-минус до нескольких минут.
      Вот и получалось, что свою первую ночь на поверхности загадочной и до сих пор малоизученной планеты, четвертой по счету от Солнца, Джон и Аксель должны были встретить довольно скоро. Что же готовила им эта инопланетная ночь? Могла ли она таить в себе какие-нибудь опасности? Подобные мысли все больше одолевали единственных выживших посланников с Земли. Каждый раз, как они смотрели на маленький солнечный диск и видели, что он все ближе к коричнево-буро-красному горизонту, им становилось все тревожнее.
      Необходимо было как можно скорее улетать – не только из-за того, что им здесь становилось все более неуютно. На Марсе в любой момент могла возникнуть сильная пылевая буря, какие для него не редкость.
      – Если поднимется ветер и начнется ураган, нас занесет песком, а камнями может еще больше повредить корабль. В таком случае мы потеряем всякую надежду выбраться отсюда,- говорил Джон Беттелз в микрофон переговорного устройства.
      Аксель Стокард, находившийся в эти минуты за бортом в скафандре и имевший возможность говорить точно так же, с помощью рации, встроенной в шлем костюма, все слышал. Командир сидел на своем законном месте в кабине шаттла уже без защитного скафандра. За те часы, что прошли с момента ликвидации пожара, пилоты проверили исправность всех систем "Созвездия", восстановили работу некоторых вышедших из строя при посадке, провели полное сканирование корпуса, дабы удостовериться в отсутствии любых мельчайших пробоин. Герметизация корабля оказалась ненарушенной, и это их весьма порадовало. Астронавты искренне поблагодарили за это бога и, немного перекусив, начали готовиться к взлету.
      Так как космический корабль приземлился на лыжеподобные опоры горизонтально, как это делает самолет, он их сильно повредил. Кроме того, опоры вспахали поверхность планеты и зарылись в почву настолько глубоко, что шаттл плотно лег на нее своим днищем и ушел носом в песок. Это было не очень хорошо хотя бы потому, что из такого положения поставить его в позицию вертикального старта оказывалось крайне проблематично. Было решено осмотреть космический челнок, выйдя из него наружу. Этим и занялся второй пилот.
      Держа в руках видеокамеру, он передавал изображение того, что видел сам, на один из мониторов в кабину, чтобы Беттелз также смог увидеть творившееся снаружи.
      Предупреждение о возможном урагане застало Акселя, когда тот закончил осмотр и собирался возвращаться в грузовой отсек. Последний был открыт, и две створки люка, имевшие длину 50 с лишним футов каждая, лежали, распахнутые в стороны, по бокам фюзеляжа на крыльях корабля. Для выхода людей на поверхность планеты у "Созвездия" имелась специальная спусковая кабина. Она располагалась в передней части грузового отсека и могла опускаться к земле через отверстие в днище. Но раз шаттл зарылся в грунт, и прямо под ним невозможно было находиться, пришлось выбираться из него, перелезая через борт, а потом спускаясь на землю по одной из створок отсека. Задача не из легких для человека, облаченного в громоздкий тяжелый герметичный скафандр. А забраться назад должно было оказаться еще тяжелее. Хорошо, что на внутренней стороне створок грузового отсека были какие-то перекладины, создававшие некое подобие ступенек. Можно было подняться по ним, а там просто спрыгнуть внутрь корабля.
      Какое-то время штурман молчал, стоя в нескольких ярдах от шаттла и продолжая рассматривать его, а потом все же ответил товарищу на его предостережение:
      – Понятно. Я совершенно с тобой согласен. Песчаная буря нам ни к чему. Она просто убьет нас. Но ты видел, что с кораблем? Как мы будем его отрывать?
      В наушнике он услышал, как Джон тяжело вздохнул, видимо, погруженный в невеселые думы относительно их положения, а затем сказал:
      – Что ж, друг, придется немного поработать лопатой. К счастью, она у нас есть.
      – Ты шутишь? Вручную все это не разгести!- Акселю стало дурно при мысли, какую работу им еще предстоит совершить для получения возможности покинуть этот холодный мир.
      – А что нам еще остается?- поинтересовался первый пилот.- Придется грести вручную.
      Но знаешь, если ты не хочешь, то можешь попробовать вызвать бульдозер. Только его доставят тебе месяца через два или даже три.
      Вероятно, это было сказано с определенной долей иронии, однако Стокард не обратил на это внимания. Он спросил:
      – Когда будем начинать? Прямо сейчас или подождем начала ночи?
      – Чего нам выжидать, Аксель?- Джон, кажется, удивился такому вопросу коллеги.- Чем быстрее взлетим, тем только лучше. Забыл, как я только что говорил об опасности попасть в пылевую бурю? Давай, заходи в корабль. Поменяешь скафандр на другой, с новым запасом кислорода. Я тоже оденусь. И начнем! Нам некогда отдыхать, приятель.
      – Я понимаю,- вздохнул второй пилот.- И все же это какое-то сумасшествие. Я не представляю, как мы с тобой это сделаем, пусть даже и вдвоем.
      – Так всегда бывает,- произнес командир в наушнике.- Так всегда бывает, когда нужно сделать большую работу: человек начинает бояться, что он не справится, что у него не получится, но на самом деле ему это под силу. Только необходимо верить, что все получится, и в итоге будет тот результат, который нужен. Я еще не потерял веру в то, что у нас все получится, и мы улетим. Так что давай заниматься делом и не унывать понапрасну.
      – Легко сказать "не унывать понапрасну",- пробурчал Аксель и двинулся к шаттлу.- Погибли твои друзья и коллеги, сам застрял на чужой планете и не знаешь точно, сможешь ли на ней выжить, но не унывай! Ты меня удивляешь, Джон.
      – Я просто не хочу сдаваться, Аксель,- проговорил тот.- Я хочу выжить. И мы должны верить, что выживем. Ты должен верить. Ради своих друзей и товарищей, оставшихся на Земле, ради семьи. Нельзя сдаваться раньше времени! Мы разгребем этот вонючий ржавый марсианский песок, освободим опоры и взлетим. Я тебе это говорю! И мы сделаем это раньше, чем у нас кончится кислород в скафандрах.
      Аксель забрался по створке люка грузового отсека, кое-как перелез через борт и, наконец, оказался в корабле. На приборной панели, встроенной в стену, отделявшую грузовой отсек от кабины, он нажал несколько кнопок. Отсек, в котором свободно могли разместиться два больших и длинных грузовика, вскоре оказался герметично закрыт. В него напустили воздуха, и среда в нем стала пригодной для того, чтобы мужчина мог снять скафандр.
      Взглянув на показания приборов и удостоверившись, что все в порядке и можно дышать, астронавт разделся. Он бросил герметичный костюм на пол и остался в толстых носках, плотных однотонных штанах и водолазке.
      – Все, Джон, я прибыл. Я в порядке,- сообщил он в кабину, используя переговорное устройство, вмонтированное в стену.
      – Рад за тебя,- раздалось в ответ из маленького динамика в окружении кнопок и дисплеев.- Сейчас выйду к тебе и будем снаряжаться для работы.
      – Жду,- угрюмо вымолвил Стокард и отключил устройство связи.
      Ожидая коллегу, мужчина внимательно осмотрел грузовой отсек. В нем был закреплен марсоход, рассчитанный на двух пассажиров, который предполагалось выгрузить с корабля на поверхность планеты, используя руку-манипулятор челнока в качестве подъемного крана. Теперь он им не понадобится. Они улетят, так и не прокатившись по планете в этом восьмиколесном аппарате размером с небольшой легковой автомобиль. Аксель мечтал о подобной прогулке по пустыням Марса, как, наверное, мечтал и любой другой из их несчастливой экспедиции.
      Также здесь находился воздушный шар, который планировалось запустить на небольшую высоту и провести сверху видео- и фотосъемку приземлившихся людей, а также сделать кое-какие исследования нижней части тонкой, разреженной атмосферы.
      Этот шар теперь им точно не понадобится. Да… Как грустно было осознавать, что они не смогут насладиться своим пребыванием в этом мире, усыпанным ржавчиной, ощутить романтику и высокие чувства, какие испытывают первооткрыватели далеких миров, то волнение и радость совершенного открытия, достижения. Они не смогут произвести даже треть всех исследовательских работ, которые были в плане экспедиции. Они должны спасать свои жизни, а потому на все остальное – на другие дела, на другие чувства – просто нет времени.
      Прошло несколько минут, прежде чем Джон пришел к Акселю. Когда это случилось, тот по-прежнему стоял у переговорного устройства и панели управления механизмами грузового отсека, осматривая помещение. Свет сочился из шести круглых крошечных лампочек, встроенных в стены отсека ближе к полу. Иллюминаторов здесь не было, а при неярком свете шести лампочек в длинном помещении оказывалось достаточно мрачно. Света было лишь столько, чтобы видеть предметы вокруг себя. Яркость светильников понизили специально, чтобы экономить заряды аккумуляторов корабля.
      Но как же тогда они собираются работать ночью вне шаттла без всякого освещения?
      Ведь у них не было ни одного ручного фонарика. Аксель не подумал об этом раньше и, когда Беттелз вышел к нему, спросил:
      – Джон, сейчас будет ночь. Ты не подумал о том, как мы там будем работать в кромешной тьме? Нам обязательно нужен источник света!
      – Не беспокойся об этом,- сказал тот.- Я все продумал. Мы возьмем одну лампу мощностью двести ватт, и будем держать ее между собой так, чтобы она давала нам равное количество света. Мы подключим ее не к кораблю, а к аккумуляторам марсохода.
      – Отлично. Но вдруг нам придется копать всю ночь? Ты видел, сколько нужно разгести?
      – И что? Если ты из-за лампы, то не переживай – аккумуляторов марсохода хватит, чтобы в течение всей ночи горела лампа мощностью свыше пятисот ватт, а мы возьмем свет мощностью лишь в двести. Но если ты о другом, то помочь уже ничем не могу. Если нужно будет работать до утра – будем работать до утра. Мы больше не можем позволить себе тратить кислород на заполнение грузового отсека после возвращения и закрытия люка. Мы выйдем, сделаем там все и только потом вернемся и закроем люк. Больше выходить будет нельзя.
      – Ясно. Что ж, я готов на это испытание.
      – Еще требуется осмотреть днище, проверить, нет ли больших повреждений у теплового экрана, и смогут ли убраться в корпус поврежденные опоры. Если они не смогут убраться внутрь, я не знаю, как мы с ними взлетим.
      – Будем взлетать с выставленными опорами!
      – Смешно… Хотел бы я посмотреть, как ты с ними будешь взлетать.
 

 
      На Земле…
      Мойрис Беттелз и ее дочь Джинива сидели на диване за большим прямоугольным столом. Кроме дивана и стола в комнате вдоль противоположной стены тянулся чуть более высокий и узкий стол, сделанный под тип барной стойки. На нем стояло несколько раскрытых ноутбуков и по микрофону с парой наушников на каждое из пяти мест. В стене находилось большое и длинное окно, через которое можно было наблюдать, как в просторном зале ЦУПа работали сотни людей, сидя за своими компьютерными терминалами и какими-то пультами, располагавшимися ровными рядами во всю ширину помещения. Перпендикулярно рядам терминалов тянулись два прохода, выводившие к площадке перед тремя огромными экранами, прикрепленными к стене.
      Средний и наиболее крупный экран заполняла карта мира с множеством дугообразных линий, высвечивающихся на ней разными цветами. Это были орбиты спутников, орбитальных обсерваторий и станций. Экран слева давал видеоизображение земли, получаемое из космоса с какого-то спутника, а правый пока не работал.
      Прошло несколько часов с момента, когда Беттелз приехали сюда для выяснения всех обстоятельств трагедии, произошедшей с Первой пилотируемой марсианской экспедицией. То, что там случилась настоящая трагедия, уже не вызывало никаких сомнений и опровержению не подлежало. Специалисты закончили обработку сигналов специальной аварийной системы "Созвездия", и женщины вместе с Кларком Труманом смогли просмотреть и прослушать весь материал. Их взору предстали волнующие, пугающие, непонятные кадры последних минут существования космического корабля и его экипажа. На видеозаписях было видно, как модули "Созвездия" взрываются один за другим, а из одного вылетают тела двух или трех погибших астронавтов. Записи, сделанные внутри отсеков, сохранили момент, когда все помещения и коридоры заполнились потоками искр, огнем, дымом и обломками, а затем все разлетелось к чертям. Все сопровождалось душераздирающим шумом, и сквозь этот шум, грохот гибнущего "Созвездия" пару раз проскользнули крики обреченных членов его команды.
      Одна из камер поймала момент, как один мужчина выбегает из какого-то отсека в коридор, ведущий в другие модули и… прямо перед ним в переход влетает что-то, пробивает его насквозь, разрывает пополам, и мужчину, вопящего от боли и страха, высасывает в вакуум космоса с температурой -273,4 градуса по Цельсию. Тело за секунду замерзло, превратившись в сверхтвердый кусок льда. В следующий момент, видимо, была повреждена камера, снимавшая все это, так как изображение оборвалось.
      Одна из камер на корпусе взрывающегося "Созвездия" поймала момент, когда шаттл отсоединился от остальной массы корабля – модулей, переходов, блоков с двигателями, кислородных и топливных баков. Он отделился и начал удаляться куда-то вниз, исчезая из поля зрения камеры. Но проходит еще мгновение, и один из взрывов сбрасывает эту камеру с корпуса, с того места, где та была прикреплена.
      Секунду – другую она еще работает и успевает "увидеть", как шаттл, летящий среди огненных стрел и мелькающих черных объектов, приближается к планете и начинает входить в ее атмосферу.
      Все видеокамеры, размещенные внутри челнока, передали кадры, на которых двое мужчин забегают в отсек экипировки и начинают поспешно облачаться в скафандры.
      Они что-то говорят, но слова очень трудно разобрать – корабль трясло, были слышны взрывы, вой аварийных сирен, шуршание и лязганье герметичными костюмами…
      Все смешалось, но специалисты НАСА с помощью особых компьютерных программ смогли выделить из общего шума голоса людей и сделали распечатку фраз, которыми обменивались первый и второй пилоты – Джон Беттелз и Аксель Стокард. Распечатка слов была предоставлена жене и дочери первого из них.
      Узнав своего мужа, Мойрис чуть не вскрикнула, а сердце ее забилось сильно-сильно в предчувствии самого ужасного. Она до смерти перепугалась, что увидит смерть того, кого любила и с кем жила в мире и согласии вот уже более двадцати лет. Но нет, не увидела.
      И звук, и изображение оборвалось еще до того, как двое мужчин полностью оделись в скафандры. На этом аудио- и видеоматериалы закончились, но в распоряжении ученых было еще несколько десятков килобайт текстовой информации, переданной специальной аварийной системой с помощью главного бортового компьютера челнока.
      После просмотра всего этого кошмара Мойрис и Джинива остались одни, чтобы немного успокоиться и усвоить увиденное, а руководитель НАСА вышел за кофе и еще не на долго отвлечься на другие дела. Не смотря на прибытие Мойрис и Джинивы Беттелз, НАСА продолжало работать в своем обычном режиме, а Кларк Труман продолжал оставаться его главным сотрудником, с участием которого решались почти все вопросы Управления.
      Ханна Стокард, просмотрев те же материалы, была расстроена еще больше, чем Мойрис и Джинива вместе взятые. Ей стало очень плохо, и ее увезли домой. Она не могла больше здесь оставаться. Она не верила, что ее муж – Аксель – мог выжить в том кошмаре, начавшемся непонятно из-за чего, и у нее началась истерика. К такому же состоянию были близки и Беттелзы, но они держались. Ни сама Джинива, ни ее мать не хотели сойти с ума прямо здесь и сейчас, на виду у сотен работников организации, в которой они находились. К тому же истерика никак не могла помочь делу. Уж лучше было собраться, постараться быть спокойными и ждать, когда станет точно известно, все погибли, или же кто-нибудь уцелел.
      Пока они сидели одни в прямоугольной комнате с окном в зал ЦУПа – молчали.
      Каждая думала о несчастье, свалившемся на них. И каждая хотела надеяться, что Джону Беттелзу повезло, что он выжил. А в уме постоянно крутились слова, произнесенные в страхе одним из мужчин, находившимся в модуле, из которого затем выбежал другой, чтобы сообщить тревожную весть капитану, но попал в лапы смерти.
      Он произнес: "Быстрее к командиру! Немедленно покидаем орбиту! Уходим! Огромный поток метеоров движется на Марс, и он уже здесь!". Они так напугались, что даже забыли о существовании переговорных устройств и бросились сообщать пилотам о своем открытии лично.
      Метеоры. Метеоры!
      – В корабль попали метеоры, из-за них он и взорвался,- вдруг нарушила тишину в помещении Джинива.- Это были метеоры, мама! Ты поняла это? Я только сейчас сообразила!
      Ее голос был напряжен и почти дрожал от пережитого волнения, полученного при просмотре и прослушивании переданных на Землю записей катастрофы.
      – Да, дочка. Метеоры,- согласилась женщина, поставив локти на стол и закрыв лицо ладонями. Но она не плакала – только пыталась немного собраться, взять себя в руки и подавляла желание разрыдаться во весь голос.
      Наконец, вернулся Труман. Он поставил перед своими гостями поднос с чашками крепкого черного кофе, горсткой шоколадных конфет и несколькими круасанами.
      – Спасибо, мистер Труман,- поблагодарила Мойрис, открыв лицо и убирая руки со стола.- Это били метеоры? Мы не ошиблись?
      – Нет, вы все правильно поняли. Это подтверждает и текстовая информация, отосланная главным компьютером "Созвездия".- Мужчина взял папку с распечаткой информации и, поглядывая то на листы, то на женщин, продолжил говорить.- Бортовой компьютер "Созвездия" обладает определенной долей интеллекта и может общаться с пилотами, составляя на специальном дисплее в кабине целые предложения.
      Точно так же он за секунды составил отчет о случившемся, получив для этого необходимые данные от специальной аварийной системы, и отправил его нам, сообщая обо всех неисправностях на борту, а так же о количестве выживших человек.
      – Так значит, этот отчет был послан уже после того, как эта аварийная система передала нам видео- и аудиоматериалы?- спросила Джинива.
      – Да. Значительно позже. Компьютер пронумеровал каждую строчку, каждое предложение, поставив время его отправки с точностью до десятых долей секунды.
      Последний килобайт был отправлен спустя четверть часа после завершения передачи видеоматериалов.
      – И что это означает?- спросила Мойрис.
      – Компьютер сообщил, что они сошли с орбиты и начали стремительное сближение с атмосферой Марса. Это было последнее, что мы узнали от него. Завершающее передачу слово было отправлено 30 июня вскоре после полуночи по нашему времени.
      – То есть уже после того, как мы услышали о трагедии из срочного выпуска телевизионных новостей,- заметила Джинива.
      Кларк Труман кивнул ей, давая понять, что услышал, и продолжал:
      – Экипаж "Созвездия" должен был выйти на связь с Землей еще вечером, как раз в то время, когда включились передатчики специальной аварийной системы.
      – Мистер Труман, я не могу сообразить, к чему вы ведете, и что хотите всем этим сказать,- промолвила Мойрис.
      Джинива молчала, внимательно слушая ученого и руководителя НАСА, и очень хотела верить, что догадалась, к чему тот клонит.
      Мужчина стал объяснять все дальше:
      – Сейчас вы все поймете. Данная аварийная система была разработана специально для "Созвездия". Она очень сложна, но эффективнее любого обычного черного ящика.
      Случись авария с каким-нибудь аппаратом на чужой планете, мы о ней не сможем узнать абсолютно ничего, кроме того, что она произошла, используя старые черные ящики. Мы получим кое-какую информацию, только когда найдем их. Опять же, где их искать? А наша система при любой неисправности корабля или небольшого исследовательского аппарата начинает не только записывать и сохранять все подробности происходящего в системах корабля и на его борту, но и передавать их нам, в Центр управления полетами. И она, как вы могли уже убедиться сами, может доставлять нам не только видео- и аудиосообщения, но и текстовые тоже, в которых, помимо подробной сводки о функционировании тех или иных систем, указываются координаты места расположения терпящих аварию. У нашей уникальной в своем роде аварийной системы есть лишь только один недостаток: она не может действовать, если сильно поврежден или вовсе не работает главный бортовой компьютер шаттла или другого аппарата, на котором она установлена. Полученные данные и сам факт их получения позволяют сделать смелое предположение. Мы даже можем не предполагать, а с большой долей уверенности заявить, что Джону Беттелзу и Акселю Стокарду каким-то образом удалось уцелеть в метеоритном дожде и совершить посадку на планете. Если бы погиб и шаттл – а они находились, как я понял, именно в нем, а не в модулях – ЦУП не получил бы той информации, какой мы сейчас располагаем.
      – Господи, мистер Труман!- не сдержала восклицания Джинива.- Неужели они, правда, выжили? Я чувствовала, что вы так скажите!
      – Я хотел бы так утверждать, но я пока вынужден лишь предполагать, пусть и с немалым процентом уверенности.
      – Я все это понимаю,- сказала девушка,- но я уверена, что можно и утверждать. С моим отцом просто не может что-либо случиться, с ним должно быть все в порядке.
      Я это чувствую!
      – Мистер Труман,- обратилась к молодому мужчине миссис Беттелз,- а я не могу сообразить, из-за чего вы беретесь строить такие догадки по отношению к моему мужу.
      Тот нисколько не растерялся при таких словах, так как знал, почему посмел объявить, что пилоты вполне могли быть сейчас живы и вселить надежду в их сердца и хотел что-то ответить, но Джинива его опередила:
      – Мама, все же понятно. Они приземлились на Марсе, и пока происходила посадка, шла передача всей информации, что мы с тобой сейчас видели.
      – К тому же передача несколько раз повторилась: так предусмотрено той специальной аварийной системой,- добавил Кларк.
      – Поэтому,- продолжала девушка,- есть шанс на то, что папа жив. Разве не понимаешь? Они приземлились на Марс, шаттл не разбился и не взорвался, раз передача продолжала повторяться!
      Женщина только кивнула, осмысливая услышанное и тупо глядя в пол. А ее дочь была готова уже радоваться, хотя все-таки не могла пока знать наверняка, жив ли отец.
      Но она очень-очень хотела надеяться на это и надеялась. Внутренний голос подсказывал ей, что с отцом все в порядке.
      Наконец, Мойрис выговорила:
      – Дай бог, чтобы так все и было, как вы говорите.
      Она с благодарностью за сочувствие и поддержку, которую пытался оказать им глава НАСА, взглянула на Трумана, а потом даже улыбнулась дочери, взяв ее за руку. Она также стала пропитываться верой в счастливое спасение мужа и хотела, чтобы эта вера, которую разжег в ней и Джиниве Кларк.
 

 
      Тусон заливало ярким солнечным светом. Небо дня было кристальной чистоты, таким же праздничным и бездонным, как и небо прошедшей ночи. Но сейчас бездонной была его яркая, сверкающая голубизна, на фоне которой светила только одна звезда, дающая тепло, свет, а вместе с ними и жизнь нашему миру – Солнце. Не смотря на то, что в данной местности пасмурная погода была поистине редким явлением, подобного восхитительного дня штат Аризона не видел, по меньшей мере, пару недель.
      Не самый большой, но и не сказать, что слишком маленький, город Тусон раскинулся среди гор и пустынь юго-запада страны под жарким солнцем и, изнывая от тридцатиградусного зноя, жил своей жизнью: неспешной, нешумной, не такой дикой, какой живут огромные мегаполисы наподобие Лос-Анджелеса и Нью-Йорка.
      Район Тусона, заставленный частными домами, каждый из которых окружали небольшие ухоженные садики и великолепные ослепительно-зеленые газоны, казался настоящим оазисом в пустынной и гористой местности. Райский уголок для тысяч человек, живших в нем.
      Перед трехэтажным особняком с живой оградой, деревцами и даже небольшим бассейном, располагавшемся на заднем дворе, остановилась машина такси. У переднего правого сиденья открылась дверца, и из салона выбралась девушка, высокая, стройная, с кудрявыми волосами, спадавшими на плечи и обрамлявшими пышным ореолом простое, но приятное загорелое лицо.