Шиворот-навыворот

      - Нет,- удрученно сказал Поль. При всей дикости угрозы, он боялся сбрасывать ее со счета, ибо успел уже убедиться в силе камня.- Я... я пошутил, Дик. Я не хотел. Как ни печально это говорить мне, отцу, но ты взял верх. Я сдаюсь. Я не буду тебе мешать. Только у меня одна просьба больше не ставь опыты с этим камнем, ладно? Обещаешь?
      - Ладно,- сказал Дик.- Я буду трать честно. Пока ты не станешь возникать, я не прикоснусь к камню. Я не хочу тебе зла. Я лишь намерен оставаться тем, кем стал.
      - А ты его не потеряешь? - тревожно осведомился Поль.- Может, положишь в стол и запрешь на ключ? А то цепочка эта не внушает мне доверия.
      - Сойдет. Часовщик на углу прикрепил его мне за шесть пенсов. Но пожалуй, я потом вставлю кольцо попрочнее.
      Разговор угас, казалось бы, насовсем, но затем Дик сказал, словно пытаясь избавиться от уколов совести:
      - Лучше смирись. Все равно ты ничего не изменишь. Да и, в общем-то, быть мальчиком неплохо. Ты мало-помалу привыкнешь и начнешь радоваться жизни. И мы с тобой поладим. Я не буду тебя притеснять. Я не виноват, что ты оказался именно в этой школе. Ты ведь сам ее выбрал для меня. А по окончании семестра ты можешь перейти куда-нибудь еще - в Итон или Рагби. Я не постою за расходами. А хочешь - я найму тебе частного преподавателя. Я куплю тебе пони и ты "можешь на нем кататься, сколько душе угодно. Ты будешь жить лучше, чем я, если не станешь мне мешать...
      Но эти радужные перспективы не произвели впечатления на мистера Бультона. Только полное восстановление в правах могло его удовлетворить, и он был слишком горд и зол, чтобы прикинуться обрадованным.
      - Не нужен мне твой пони.- резко сказал он.- И белый Слон тоже не нужен. Да и в Итоне с Рагби мне врядли будет лучше, чем здесь. Будем называть вещи своими именами. Ты победил, а я проиграл. Я ничего не скажу доктору, но предупреждаю: настанет час...
      - Ладно, ладно,- перебил его Дик. Избавившись от главной опасности, он обрел самоуверенность.- Ты не упустишь шанса перехитрить меня. Ото только честно. Моя же задача - не дать тебе его. А как у тебя с деньжатами? Не подкинуть?
      Поль отвернулся, чтобы Дик не заметил на его лице внезапной радости, и сказал, стараясь говорить спокойно:
      - Я уехал с пятью шиллингами. Сейчас у меня нет ничего.
      - Ничего себе! - воскликнул Дик.- На что же ты промотал их всего за неделю?
      - В основном на мышей и кроликов,- пояснил Поль. Твои товарищи потребовали назад деньги, якобы уплаченные за эту живность.
      - Ты сам виноват. Зачем велел их утопить? Но я дам тебе немного. Сколько же? Полкроны хватит?
      - Маловато, Дик,- сказал отец робким голосом.
      - Весьма щедрое воспомоществование школьнику твоих лет,- напомнил Дик.- Но у меня нет монет по полкроны. Держи-ка!
      И он протянул Полю соверен, который тот схватил, на радостях потеряв дар речи. Впрочем, за что ему было благодарить сына? Ведь то были его кровные деньги!
      - А теперь берегись! - сказал Дик.- Идет Грим. Помни, что я тебе сказал. Никаких фокусов!
      Доктор Гримстон вошел с видом человека, вынужденного исполнить тяжкий, но необходимый долг.
      - Я надеюсь,- важно начал он,- что ваш сын избавил меня от необходимости знакомить вас с подробностями его возмутительного проступка! К несчастью, я не могу охарактеризовать это иначе, как вопиюще возмутительный проступок!
      Несмотря на изменившуюся наружность, Дик чувствовал себя неуютно в присутствии директора. Он стоял, красный как рак, переминался с ноги на ногу и никак не мог заставить себя посмотреть на своего собеседника.
      - Да,- наконец проговорил он.- Вы вроде бы собирались его выдрать, но тут, откуда ни возьмись, появился я.
      - Я был вынужден это сделать, сэр,- отвечал доктор, слегка удивленный манерой визитера изъясняться,- я был обязан сурово покарать его поведение в присутствии всей школы. Я понимаю, что это вас огорчает, но правды не утаить. Он, несомненно, во всем вам признался.
      - Нет,- сказал Дик.- Не признался. Что же этот шельмец натворил?
      - Я надеялся, что в присутствии отца ваш сын проявит большую откровенность. Но значит, это придется сделать мне. Я знаю вашу щепетильность в проблемах морали, дорогой мистер Бультон. - Услыша это обращение, Дик глупо хихикнул.- Печальная истина состоит в том, что я уличил вашего сына в тайной любовной переписке с некой юной особой под священной крышей церкви.
      - Ничего себе! - присвистнул Дик.- Скверно! - И он неодобрительно покачал головой, глядя на отца, которого так и подмывало разоблачить лицемера, хотя это было исключено. Плохо! В его-то годы... Негодный щенок!
      Я и ожидал услышать от вас слова негодования,- отозвался доктор, на самом деле несколько шокированный тем спо|койствием, с которым воспринял эту весть его собеседник.
      безоговорочное отцовское осуждение, какое мы сейчас услышали, должно пробудить остатки совести в испорченном подростке.
      С огромным трудом Полю удалось сдержать негодование.
      - Вы правы, сэр,- сказал Дик.- И его за это надо как следуе отчитать. Но не следует быть слишком строгими. В конце концов это природа...
      - Прошу прощения, сэр? - сухо произнес доктор Гримстон, с трудом скрывая неудовольствие.
      - Я хочу сказать,- начал Дик, чуть было не ткнув его дружески-игриво кулаком в ребра,- что все мы грешили этим в мое время. Я по крайней мере такое писал и не раз...
      - Я не могу упрекнуть себя в подобном, и позвольте заметить, мистер Бультон, что такое снисходительное отношение к случившемуся способно свести на нет действенность только что выраженного вами негодования. Поймите меня правильно, сэр.
      - Да, это верно,- поспешил согласиться Дик, видя, что дал маху.- Но вы еще не отодрали его?
      - Я как раз направился за тростью, когда мне доложили о вашем приезде.
      - Вряд ли стоит возвращаться к этому после моего отъезда, доктор...
      - Древний философ, мой дорогой сэр, имел обыкновение наказывать своих невольников лишь после того, как угаснет первый костер негодования. Он полагал, что... - Философия - великая вещь,- перебил его Дик, пока Польь стоял и страдал всей душой.- Но может, имеет смысл простить его сейчас. Он больше не будет. А если снова примется за подобное, так я приеду и растолкую ему, что к чему. Это послужит ему уроком. Отпустите его с миром.
      - Не могу противиться такой просьбе,- сказал доктор Гримстон,- хотя, со своей стороны, я убежден, что несколько ударов тростью сделали бы урок более наглядным. Просил бы вас еще раз подумать, прежде чем выразить окончательное сужение по этому поводу.
      Поль слушал доктора с неописуемой тревогой. Он уже решил, что беда прошла стороной. Но кто знает, вдруг Дик умоет руки или перейдет на сторону его врага - в новом обличье это было бы вполне естественно...
      К счастью, этого не случилось.
      - Я бы все-таки его простил,- неловко проговорил Дик.
      Я лично не одобряю телесных наказаний. Мне они, например, не приносили никакой пользы.
      - Ну что ж, вы меня уговорили. Ричард, отец заступился за тебя, и я не могу игнорировать его пожелание, хотя у меня на этот счет есть свое мнение. Я готов забыть твое недопустимое поведение, если ты, конечно, не совершишь чего-то подобного. Поблагодари отца за доброту, которой ты явно не заслуживаешь, и попрощайся с ним.
      - Он исправится! - воскликнул Дик.- Я не сомневаюсь. Кстати, сэр,вдруг спросил он.- А где сейчас Дульси?
      - Моя дочь? Вы хотите с ней увидеться?
      - Ничего не имею против,- сказал Дик и густо покраснел.
      - К сожалению, она ушла на прогулку с матерью и вернется не скоро,пояснил доктор Гримстон. Дик помрачнел.
      - Ну ладно,- пробормотал он.- Как она себя чувствует?
      - Она редко хворает, а сейчас она в прекрасном самочувствии, сэр.
      - Правда? - сказал Дик не без огорчения, возможно, при мысли о том, что его отсутствие никак не опечалило его возлюбленную и не подозревая, что отец заменил его в этой роли.
      - Ну, а мог бы я увидеться с ребятами?.. Нельзя ли осмотреть вашу школу?
      - Увидеть моих учеников? Разумеется, сор. Прошу!
      И доктор повел гостя в класс. Поль двинулся за ними из любопытства. Доктор распахнул первую обитую зеленым сукном дверь и сказал:
      - Вы застанете их в трудах.
      За второй дверью слышался гул голосов, но когда отворилась вторая дверь, оказалось, что все до одного поглощенно склонились над учебниками, и сосредоточенность эта была приведена в действие движением дверной ручки.
      - Наша мастерская,- весело сказал Гримстон, оглядывая класс.- Первый класс, мистер Бультон. Хорошие работники. Но попадаются и бездельники.
      Дик застыл в дверях с видом глуповатым. Он хотел насладиться контрастом между прошлым и настоящим - из-за чего, кстати <ребята" так любят посещать школы, где учились, но увидев своих бывших соучеников, он вдруг испытал страх возможного разоблачения.
      Школьники вели себя, как и положено в таких случаях Хорошие ученики самодовольно улыбались, ученики похуже глупо таращились. Дик не сказал ни слова, охваченный приступом смущения и тревоги.
      - Это Типпинг, старший ученик,- сообщил доктор, потрепав того по плечу.- Я ожидаю от него прочных успехов.
      - Голова у него прочная,- признал Дик, однажды разбивший о последнюю костяшки пальцев.
      - Второй ученик, Бидлкомб. Если он приложит усилия, то прославит и школу, и учителей.
      - Как дела, Бидлкомб? - спросил Дик.- Я тебе должен девять пенсов... то есть... В общем, вот шиллинг. Привет Чонер,- продолжал он, одолев первоначальную нервозность.- Как дела? Все ябедничаешь, небось?
      - Вы его знаете? - наивно удивился Гримстон.
      - Нет, нет, не знаю, но наслышан. Наслышан. Чонер попытался изобразить на лице самодовольную ухмылку, а его соседи захихикали с явным ликованием
      - Ну что ж,- сказал Дик, обозрев знакомые лица и пред меты.- Мне пора. Меня ждут вечером важные дела. Ваши ребята выглядят неплохо, прямо-таки хочется опять стать школьником. До свиданья, друзья. Всего наилучшего.
      И он удалился, оставив класс в убеждении, что старик Дика Бультона не так уж плох.
      Дик задержался у входной двери, до которой его проводили доктор Гримстон и Поль.
      - До свиданья,- сказал он.- Жаль, что не увидел Дульси Но ничего не поделаешь. Прощайте. А ты,- обратился он к отцу, стоявшему в удручении, в которое его привело несообразное поведение сына,- помни, что я тебе сказал. Никаких фоку сов!
      Когда он весело побежал по ступенькам к воротам, доктор проводил взглядом странно одетую неуклюжую фигуру и важно наклонил седую голову в ответ на взмах руки Дика Затем он спросил Поля сочувственным тоном:
      - Ты не в курсе, Ричард, у твоего отца нет неприятностей по работе?
      На это мистер Бультон, обуреваемый самыми мрачными чувствами, так и не сумел внятно ответить.
      15. РУБИКОН
      Поль не помнил, как провел остаток дня. Ему было велено вернуться в класс, где шел урок то ли латинского, то ли гречес кого. К счастью, он избежал необходимости активного участия в работе, поскольку мистер Блинкхорн в очередной раз проявил к нему снисходительность и оставил в покое как ученика, которому в один день довелось выслушать решение об исключении, суровое порицание, пережить ожидание порки и визит отца. Его сотоварищи, однако, не выказали таких рыцарских чувств, и Полю пришлось выслушать немало шуток и насмешек в свой адрес, а также вопросов насчет того, что с ним произошло в Обеденном зале, и откровенных комментариев по поводу одежды и манер его сына.
      Но безропотно он снес все. Он толком не обратил на это внимания, поскольку его мысли были заняты одним - как совершить побег.
      Благодаря расточительной щедрости Дика теперь у него хватало денег, чтобы добраться до дома. Маловероятно, что кто-то пожелает предъявить ему новые финансовые претензии, тем более, что он не собирался оповещать мир о пополнении своего кошелька. Он решил сбежать при первой же удобной возможности.
      Но когда она представится? Он не мог долго ждать. В любой момент ему угрожали тумаки или трость за какое-то, пока неизвестное ему прегрешение. К тому же золотой ключик, способный отпереть врата темницы, может потеряться. Длинная цепь неудач научила мистера Бультона с недоверием относиться к капризам фортуны, даже когда она ему улыбалась. К некоторым бедолагам эта дама относилась особенно неблагосклонно.
      Но несмотря на прибретенные средства и страстное желание, он чувствовал, что не в силах заставить себя сделать решительный и чреватый опасностями шаг. Это напоминало его неудачные попытки объясниться с доктором.
      Мог ли он положиться на себя? Мог ли он удачно распоря-. диться благоприятным моментом или неверие в свои силы и невезение снова парализует его волю?
      Да и сделав первый шаг, сумеет ли он осуществить весь план? Хватит ли у него хладнокровия и осторожности? Вряд ли побег пройдет без сучка без задоринки. Не откажет ли ему смекалка и находчивость в непредвиденных обстоятельствах?
      Если он не в состоянии дать на эти вопросы утвердительные ответы, не безумие ли пускаться в столь рискованное странствие?
      У него возникло мрачное предчувствие, что успех его предприятия будет зависеть не от его ловкости, но от недальновидности окружающих. Малейшее осложнение неизбежно приведет его в смятение.
      Всю свою жизнь он занимался той отраслью коммерция, где царило относительное спокойствие в смысле конкуренции и борьбы. Его воля редко вступала в конфликт с устремлениями других, но когда такое случалось, он, как человек осторожный и предусмотрительный, избегал неприятных осложнений путем временных компромиссов или разумного использования посредников. Он привык, что коллеги видели в нем равного или смотрели на него снизу вверх.
      Но теперь он должен быть готов распознать в окружающих врагов, которые передадут его в руки тирана при малейшем подозрении. Вокруг полно шпионов, соглядатаев, преследователей. Малейшая оплошность в изложении своей истории может его погубить.
      Он думал об этом с тяжелым сердцем.
      Любители парадоксов говорят, что солдату на войне требуется куда больше храбрости, чтобы оставить поле боя и искать убежища в арьергарде, нежели продолжать наступление на вражеские позиции. Наверное, хотя для трибунала врядли это может служить убедительным доводом, но так или иначе мистер Бультон понял, что для побега у него не хватает духу.
      Что может быть хуже нерешительности - оставаться и страдать дальше или рискнуть совершить побег? Самое же печальное состоит в том, что какой бы путь мы не выбрали, мы оказываемся одинаково неготовыми пройти его до конца и наша нерешительностъ портит все с первых же шагов.
      Поль, наверное, так и не отважился бы на побег, если бы не случай во время обеда и не открытие, сделанное им после его окончания.
      В тот день подали особенно.нелюбимый учениками пудинг - бледная жирная масса с редкими смородинками. Поль горестно глядел на это лакомство, пытаясь найти в себе силы проглотить хотя бы кусок, как вдруг заметил Джолланда, сидевшего напротив.
      Этот юный джентльмен, разделявший всеобщую неприязнь к пудингу, старался привлечь внимание мистера Бультона к сделанному им приспособлению, призванному помочь избавиться от этого кушанья. Смысл операции заключался в смахивании пудинга с тарелки в большой конверт, подставленный к краю стола.
      Поль увидел в этом Благословенный способ выйти с честью из неприятного положения, и он тут же вынул из кармана конверт, что получил от Барбары, собираясь уже последовать примеру Джолланда, как голос Гримстона заставил его испуганно вздрогнуть и спрятать конверт обратно в карман. - Джолланд, что у тебя там? - спросил доктор.
      - Конверт,- пояснил тот, быстро убрав в него остатки пудинга.
      - А что в нем? - спросил доктор, уже давно следивший за манипуляциями Джолланда.
      - В конверте? Пудинг, сэр,- как ни в чем не бывало отвечал Джолланд, словно испокон веков пудинги в Англии пересылались по почте.
      - А зачем ты положил пудинг в конверт? - спросил Гримстон тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
      Джолланд не мог сказать, что он сделал это из-за отвращения к кушанью, каковое намеревался предать земле на гимнастической площадке. Поэтому он промолчал.
      - Хочешь, я скажу, зачем ты это сделал? - загрохотал доктор.- Затем, что ты намеревался заполучить вторую порцию. Потому что, понимая, что не сможешь спокойно уничтожить здесь обе порции, ты решил доесть его потом. Это весьма прискорбный случай свинства! Ты доешь его при мне, а потом будешь переписывать французские глаголы в течение двух дней. Это тебя на некоторое время удержит от обжорства.
      Джолланда столь неожиданное истолкование его поведения сначала ошеломило, но потом успокоило, и он стал судорожно доедать пудинг, в то время как его товарищи тотчас же заработали ложками, изображая наслаждение.
      Мистер Бультон похолодел при мысли, что был на волосок от беды. Если бы его поймали с пудингом в конверте, то могли бы всплыть истинные мотивы такого поведения, а поскольку Гримстон был очень чувствителен в вопросах питания школьников, он мог пострадать куда сильнее, чем Джолланд, не говоря уже о самом позоре изобличения.
      Это было еще одно напоминание о тех опасностях, которым Поль постоянно подвергался в этих стенах, но вскоре он сделал еще одно открытие, только усилившее его тревогу.
      Когда все отправились на площадку, а Джолланд был услан в одну из классных комнат, Поль решил проверить, правду ли сказал Дик насчет своего имени, якобы вырезанного на письмен ном столе доктора.
      Он украдкой подошел к столу, поднял покатую крышку и осмотрел внутренности. Да, надпись была там. Небольшие, но отчетливые, свежевырезанные буквы складывались в сочетание "Р. Бультон". Дик сделал это либо из озорства, либо решив, что больше не вернется в школу после каникул.
      Поль опустил крышку и содрогнулся. Стоит кому-то случайно поднять ее и беды не миновать. Только чудо может надолго отсрочить это открытие. Когда это станет известно доктору, то, успев узнать его нрав, Поль не сомневался, что наказание последует неотвратимое и суровое.
      Схватив большую медную чернильницу, Поль попытался замазать их пером. Может, они хоть не будут так бросаться в глаза! Все напрасно! Буквы проступали еще отчетливей. Поль походил на охваченного раскаянием убийцу, который пытается спрятать труп своей жертвы, который невозможно закопать. Наконец Поль оставил попытки замести следы, окончательно испортив стол чернилами.
      Это решило дело. Надо бежать, дабы любой ценой избежать порки. Если один раз его спас благоприятный случай, теперь Поль сам должен себе его создать. Он был готов на все. Бежать во что бы то ни стало.
      Миистер Бультон сидел на уроке, пытаясь сосредоточиться на арифметических задачках, где сложению учили на примере накладных, раздражавших его как коммерсанта своим неправдоподобием и украдкой поглядывая туда, где во главе длинного стола вел свой урок доктор. Любое движение руки директора повергало его в ужас. Десятки раз ему казалось, что откроется крышка, и страшные буквы изобличат его.
      День выдался беспокойный.
      Но время шло, а стол хранил свою тайну. Стало смеркаться и зажгли газовые светильники. Младшие школьники пришли из классной комнаты на нижнем этаже и были отправлены на прогулку. Вскоре доктор отпустил и свой класс, и Поль со своими одноклассниками остался в комнате без присмотра директора.
      Поль испытывал неодолимое желание встать и, пока не поздно, броситься бежать сломя голову. Но холодный душ сомнения и страха время от времени остужал его пыл. Надо дождаться благоприятного момента. Поспешишь - людей насмешишь.
      Его терпение было вознаграждено. Вошел доктор, посмотрел на часы и сказал:
      - На сегодня хватит, мистер Тинклер. Пусть дети отдохнут до чая.
      Мистер Тинклер, запутавшийся в сложных расчетах у доски и не заручившийся поддержкой и вниманием ни одного из учеников, был только рад воспользоваться таким приглашением, и Поль отправился на площадку вслед за остальными, испытывая чувство неимоверного облегчения.
      Традиционная "охота" велась на сей раз куда с большим энтузиазмом, возможно, потому что темнота позволяла безнаказанно выкидывать разные коленца и фокусы, а также исподтишка сводить старые счеты. Когда же доктор подошел к дверям оранжереи и устремил свой взор на площадку, игра вспыхнула еще с новой силой, наконец "тюрьма" одной из сторон не оказалась битком набита пленными, взывающими к товарищам об освобождении.
      Поль, неспешно выбежавший из своего лагеря, был тотчас же взят в плен, получив излишне сильный пинок и после чего занял место в "тюрьме".
      Но дух единоборства стал ослабевать. То и дело кому-то из уцелевших "солдат" удавалось, избежав погони, оказаться в лагере пленных противника и, дотронувшись до руки ближайшего узника, освободить его. Доктор снова скрылся из вида, и соперники начисто утратили интерес друг к другу. Вскоре Поль обнаружил, что он единственный пленник, о котором воюющие стороны просто-напросто позабыли.
      Он почти ничего не видел в темноте, только слышал, как на другом конце площадки ученики затеяли какой-то спор. Он оглянулся по сторонам. Справа неотчетливо вырисовывались кусты, а за ними, как было известно Полю, находились ворота. Неужели наконец настал долгожданный момент?!
      Он зашел за куст и стал, затаив дыхание, выжидать. Он прислушался: спор продолжался, его никто не хватился. На цыпочках он подошел к воротам. Они не были заперты.
      Совершить побег оказалось нетрудно. Поль никак не мог поверить, что свободен. К тому же в кармане у него было достаточно денег, чтобы доехать до дому, а темнота скроет его исчезновение. Он вернется, бросит вызов Дику и силой или обманом, но завладеет камнем Гаруда. В случае необходимости.
      До сих пор он не сомневался, что ему не составит труда убедить домочадцев, что он это он, и завербовать их на свою сторону. Главное осторожность. Надо попасть в дом незамеченным, а затем проявить терпение и черт побери, не пройдет и половины суток, камень окажется в его руках.
      Все это время он находился в ста шагах от площадки. Надо было куда-то двигаться, решать, куда идти и что делать. Оставаться на месте было просто глупо, но куда же направиться? Куда податься?
      Если он сразу же пойде на станцию, то еще не известно, удастся ли ему сесть на поезд сразу же, без долгого ожидания. Ведь первым делом его отправятся искать на станцию и, конечно же, найдут.
      Наконец с хитростью, которой он от себя не ожидал и которая явно была результатом его тязккого школьного опыта, он разработал план действия.
      "Зайду-ка я в магазин разменять соверен,- думал он,- а заодно попрошу разрешения посмотреть расписание поездов. Если поезд скоро, я побегу на станцию, если же нет, буду ждать где-нибудь неподалеку, и появлюсь там в последний момент".
      Он двинулся в сторону города и, когда дошел до улицы с магазином, вошел в первый из них, где продавались канцелярские принадлежности и игрушки. Там было множество дешевых деревянных игрушек, непонятных игр, пачек бумаги, грифельных досок, ручек и карандашей. В помещении было душно, а хозяин, толстячок с белым лицом, окаймленном каштановыми бакенбардами, встречавшимися где-то под подбородком, сидел п что-то писал в гроссбухе.
      Поль осмотрел магазин, пытаясь понять, что бы купить, и наконец произнес куда более нервным голосом, чем собирался:
      - Мне нужен пенал для карандашей. Тот, что завинчивается.- Он решил, что пенал не вызовет никаких подозрений. Человечек стал показывать ему коробки со всевозможными пеналами, а когда мистер Бультон выбрал один и заплатил за него, продавец осведомился, не угодно ли ему что-то еще и предложил прислать покупки "на дом".
      - Вы ведь ученик доктора Гримстона, из Крайтон-хауза, гда? - спросил он.
      Страх изобличения побудил Поля сразу же дать опровержение. - Нет, нет, никакого отношения к этой школе я не имею. А не могли бы вы позволить мне взглянуть на расписание поездов?
      - Разумеется, сэр! Наверное, ждете гостей сегодня или завтра? Сейчас посмотрим,- и он обернулся к расписанию, висевшему за спиной.- Вот поезд из Сент-Панкраса, приходит через полчаса, то есть в шесть ноль-пять, другой в восемь пятнадцать и еще один в половине десятого. А с вокзала
      "Ливерпуль-стрит"...
      - Спасибо,- сказал мистер Бультон,- но меня, напротив, интересуют поезда в Лондон.
      - А! Я-то думал, вы ждете папашу или мамашу,- сказал человечек со странными интонациями.- Разве у доктора Грим-стона нет расписания?
      - Есть,- выпалил Поль, плохо соображая, что несет,- расписание-то есть, но не на этот месяц. Он и послал меня узнать...
      - Он послал? - переспросил продавец.- Но вы, кажется, сказали, что не имеете к его школе никакого отношения.
      Только теперь мистер Бультон понял, в какую западню угодил. Он стоял как вкопанный и молчал.
      - Я вас не выдам,- сказал человечек, добродушно усмехнувшись.Господи, да я сразу вас узнал. Так я и поверил вашим россказням. Юный шалун!
      Мистер Бультон начал медленно продвигаться к двери.
      - Шалун? Нет, нет,- бормотал он.- Я не юный шалун. Насчет поездов я просто так... Не беспокойтесь. Всего доброго...
      - Стойте! - перебил его хозяин магазина.- Не спешите. Вы только скажите мне то, что я должен знать, и я вам помогу. Не боитесь. Я сам учился в школе и догадываюсь, что вы задумали. Вам сильно не поздоровилось и вы решили дать деру. Точно?
      - Да,- сказал Поль, ибо человек этот почему-то внушал ему доверие.- Я и впрямь, как вы сказали, хочу дать деру. Со мной плохо обошлись.
      - Значит, так. Я не имею права вмешиваться, и, если вас изловят, обо мне ни гу-гу! Я не хочу терять хороших клиентов в Крайтон-хаузе. Но вы мне нравитесь и вы всегда были хорошим покупателем. Я вам помогу. Значит, собрались в Лондон? Зачем, это не мое дело. Скоро будет экспресс, всего с одной остановкой. Отправляется в пять пятьдесят. А сейчас без двадцати шесть. Если вы пойдете вон по той дороге, она вас выведет на Вокзальное шоссе и через десять минут вы будете на месте. Так что вперед и удачи вам!
      - Весьма вам обязан,- расстроганно сказал Поль. Ему было внове встретить кого-то, кто предложил ему помощь. Он вышел из магазинчика, перешел улицу и быстрым шагом двинулся в указанном направлении.
      Его каблуки весело цокали по замерзшей дороге. Необычное приключение и близость свободы наполняли его сердце неизъяснимой радостью.
      Он миновал ряд вилл, потом церковь, затем дорога резко повернула, и он оказался на Вокзальном шоссе, что вело к станции.
      Он уже слышал пронзительные свистки локомотивов и грохот вагонов на путях, отдававшийся гулким эхом от окрестных домов. Он спасен! Он у райских врат!
      Обрадованный, он прибавил хода и, завернув за угол, вдруг натолкнулся на компанию из трех человек, что шла ему навстречу.
      Богини судьбы еще не перестали подшучивать над Полем! Не успев прийти в себя от столкновения и принести или получить извинения, он вдруг понял, что неплохо знаком с этими людьми. Это были его старые друзья Кокер, Коггс, а также Чонер, с которым он надеялся никогда больше в этой жизни не встретиться.
      Моральное и физическое потрясение отняло у мистера Буль-тона все его силы. Он стоял, тяжело дыша, под бледным фонарем воплощением растерянности и страха.
      - Эй! - крикнул Коггс.- Да это же Бультон!
      - Ты почему так толкаешься? - спросил Кокер.- Ты что задумал?
      - Если уж на то пошло,- отозвался Поль, лихорадочно пытаясь придумать причину его появления в этом месте,- то хотелось бы знать, что вы задумали?
      - Мы ходили за "Сент-Джеймс газетт" для доктора, раз уж ты такой любопытный,- пояснил Чонер.- Он разрешил пойти мне и еще взять с собой Коггса и Кокера. Мне нужно было им кое-что рассказать, что я и сделал. Верно, ребята?
      Коггс угрюмо промолчал, а Кокер сказал:
      - Мне все равно, когда ты об этом скажешь. Хоть сегодня. Поговорим о чем-то другом. Бультон еще не сказал, почему он побежал за нами.
      В этих словах Поль услышал подсказку, каковой и поспешил воспользоваться.
      - Ну да,- сказал он.- Мне велено было сказать вам, что доктору не нужна "Сент-Джейс газетт", он хочет "Глеб" и "Стар".
      Сочетание газет не выглядело особенно убедительным. Поль назвал то, что сразу пришло ему в голову, но поскольку ученики газет не читали, то и не заподозрили неладного.
      Все трое быстро зашагали к станции, и это было Полю на руку, но, к несчастью, объяснения заняли много времени, и вскоре мистер Бультон услышал, как звонит вокзальный колокол. Тотчас же над станцией поднялись клубы дыма - лондонский экспресс подошел к платформе, заскрежетали тормоза, и он остановился.
      Трое не торопились. В таком темпе к поезду успеть было невозможно. Поль посмотрел на спутников и сказал:
      - Давайте побежим!
      - Бежать? - удивился Кокер.- Это еще зачем? Сам беги, если хочешь.
      - Пожалуй, я так и сделаю,- откликнулся Поль, радуясь такому разрешению.- Я побежал.
      И он помчался изо всех сил, проскочил в вокзальные ворота, протиснулся между омнибусами, пробежал под носами лошадей, запряженных в экипажи, и наконец оказался в маленькой комнатке, где была касса.
      Он не опоздал, поезд все еще стоял у платформы, из трубы паровоза со свистом валил пар. Поль не хотел рисковать, путешествуя зайцем. Время у него еще было. У окошечка кассы стояла всего-навсего одна пожилая дама.
      К несчастью, эта особа относилась к покупке билета как к ритуалу, где полагалось соблюдать все правила и церемонии. Она уже подвергла кассира допросу с пристрастием насчет остановок, предполагавшихся на ее маршруте, и получила уверения, что ей не придется делать пересадки. Когда подоспел Поль, она как раз выкладывала деньги за билет, но поскольку цена его была высокой, а монеты исключительно мелкими, на это требовалось немало времени.
      - Виноват, мадам,- задыхаясь, прокричал находившийся на грани отчаяния Поль.- Я спешу.
      - Ну вот, мальчик, ты меня сбил,- сварливо отозвалась старушка,придется считать сначала. Молодой человек, обратилась она к кассиру,посчитайте вы тоже. Тут где-то ошибка в полпенса.
      - Внимание! - крикнул станционный служитель с плат формы.- Кто еще едет?