- Вот как? - Со значительным видом она посмотрела на меня. - Послушай, а ты не боишься, что я велю тебя прогнать?
Кровь гулко запульсировала у меня в висках, но я сдержался.
- "Прогнать" - это словечко тоже устарело, ха-нум, - сказал я. - В наше время можно уволить с работы, прогнать нельзя... Советую вам впредь следить за своей речью.
- Нет, вы только посмотрите, как он разговаривает со мной! - всплеснула руками Симузар-ханум и неожиданно рассмеялась. - Ханская кровь в тебе играет или..,
Она ушла, а когда вернулась с покупками, то сказала совсем другим тоном:
- Трогай, принц...
Мы поехали, и тут она неожиданно тихо спросила!
- Я тебе совсем не нравлюсь, да?,
В ее голосе прозвучала такая грусть, что мне стало не по себе.
- Ваша красота, ханум, бросает вызов всему миру! - сказал я.
- Если б это было правдой, то я б до такого не дошла. Будь проклята жизнь! - Эти слова она произнесла с болью и с каким-то холодным отчаянием.
И тут я неожиданно увидел Сарыкейнек. Она шла по улице с папкой в руке. Совсем рядом, я мог до нее дотянуться.
Увидев меня, Сарыкейнек бросилась к машине.
- Что так рано?
- Одной лекции не было, профессор заболел. Сарыкейнек с любопытством посмотрела на женщину, сидящую в машине.
- Симузар-ханум, - сказал я, - познакомьтесь это - подруга жизни небезызвестного вам Валеха Эйваз оглы, Сарыкейнек.
Я поразился тому, как она побледнела. Казалось, у нее не хватит сил протянуть Сарыкейнек руку.
Но - мгновение, и Симузар-ханум пришла в себя.
- Садитесь, - приветливо и бодро произнесла она.
- Спасибо, я пройдусь пешком, - ответила Сарыкейнек.
- Но зачем? Пожалуйста, садитесь, - повторила Симузар-ханум. И обратилась ко мне: - Валех, пригласи Сарыкейнек в машину.
- Приглашаю, - я открыл дверцу. Сарыкейнек села рядом.
- Вот что значит послушная жена, - пошутила Симузар-ханум и, заметив, что я сворачиваю к центру, сказала: - Нет-нет, сначала отвезем Сарыкейнек... Вы где живете?
Я сказал.
- Отлично. Сначала туда.
- Но это в другом конце города.
- Ничего... Я не тороплюсь, а у Сарыкейнек, наверное, много дел по хозяйству. Муж вернется, надо обед сготовить, белье постирать... Ведь вы сами готовите и стираете?
- А кто ж еще? -удивилась Сарыкейнек.
- Я и говорю...
Когда мы доехали, Сарыкейнек предложила:
- Пожалуйте к нам. Будьте гостьей!
Симузар-ханум на какой-то миг замялась, но вышла из машины.
- Раз приехали... С удовольствием зайду.
- Симузар-ханум, боюсь, что после того как вы увидите наши хоромы, вам своя квартира разонравится,- пошутил я.
- Все может быть, - ответила Симузар-ханум, и я поразился, с каким серьезным, даже мрачным видом она это произнесла.
Мы вошли во двор. Естественно, Забита с ребенком на руках тут же высунула сбой острый нос и уставилась на нас. "Как крыса", - в который раз подумал я, открывая дверь.
Симузар-ханум некоторое время осматривалась, будто наши "апартаменты" нельзя было охватить одним взглядом. Не снимая легкого вельветового пальто, попросила:
- Если можно, стакан воды.
- Присаживайтесь, - пригласила Сарыкейнек.- Пять минут, и я подам чай.
- Симузар-ханум не привыкла сидеть в таких домах, - иронически заметил я.
- Ну, раз Валех так считает... я посижу, - глянула на меня Симузар-ханум, и мне показалось, что я ее обидел.
Сарыкейнек ушла на кухню, мы остались одни.
- А я-то думаю, отчего это он, - Симузар-ханум кивнула в мою сторону, словно бы говоря не со мной, а с кем-то другим в комнате, - почему он на меня внимания не обращает. При такой-то жене!.. Очень красивая она у тебя. Балаами был у вас?
- Нет, а что?
- И жену твою не видел?
- А если б видел, что тогда? - ответил я вопросом на вопрос.
- Ничего... я просто так. - Она глубоко вздохнула. Помолчали.
- Она бакинка?
- Нет, из наших мест.
- Смотри-ка! А непохожа на сельскую девушку.
- Девушек на селе сейчас не отличишь от городских.
- Пожалуй... Родители в деревне?
- Родители давно покинули нас.
- Бросили? - Ее брови взметнулись вверх,
- Нет, ушли в мир иной. _- И кто ж вас вырастил?
- Государство.
- Понимаю, детский дом... Бедные...
Я чувствовал, вопросы ее продиктованы не пустым любопытством, а живым интересом. Она и не скрывала этого. И вообще держалась удивительно просто, откровенно.
Сарыкейнек, войдя, уловила последние слова нашего разговора.
- Отчего ж бедные, Симузар-ханум? - возразила она. - Здоровье при нас. Знания и умения - тоже. Государство не поскупилось, чтоб мы выросли не хуже других, а в чем-то, быть может, даже лучше!
Я с гордостью посмотрел на жену.
- Верно, - согласилась Симузар-ханум. - И все-таки... Расти без отца-матери... Вот у меня нет детей, а жаль. Я бы их так любила! Симузар-ханум судорожно вздохнула. - Обязательно заведите детей. Это так прекрасно - дети.
- Но и вы еще успеете, - стала успокаивать ее Сарыкейнек.
- Нет, увы, нет... Детей у нас не будет, - сказала Симузар-ханум и с неожиданной откровенностью добавила:- Балаами ездил даже лечиться в Москву. Не помогло!
Она стала пить чай.
- Прекрасно заварен.
- Вы не отчаивайтесь, - сочувственно повторила Сарыкейнек. - В жизни всякое бывает...
- Человек предполагает, а судьба располагает,- перебила ее Симузар-ханум.
- Устаревшая поговорка, - поддержал я Сарыкейнек. - В наш космический век люди управляют машинами на Луне...
- Машинами на Луне управляют, а против собственной судьбы бессильны, повторила с горечью Симузар-ханум и поднялась: видно, этот разговор расстроил ее.
- Вам ли это говорить?! - улыбнулась ей Сарыкейнек.- У вас, слава богу, есть все, чего только можно пожелать... Вам только землетрясения бояться.
- Землетрясения я как раз не боюсь, - с неожиданной злостью сказала Симузар-ханум и добавила загадочно: - Я даже желаю его. Бойтесь этого вы...
Сарыкейнек вышла, унося стаканы.
- ... дабы не потерять такую чудесную жену, - закончила Симузар-ханум, повернувшись ко мне.
... Когда мы подъехали к дому, Симузар-ханум потянулась было за покупками, но я не позволил. Взял корзину, полную базарной снеди, из ее мягких, ватных рук.
- Спасибо! - сказала она в прихожей. - Посиди со мной немного, а?.. Нехорошо как-то на душе...
Я ее не узнавал - от нее совсем не пахло духами,
- Не надушилась сегодня. Боялась тебя, - сказала она, словно угадав мои мысли.
- Кто я такой, чтобы меня бояться, - улыбнулся я,
- О-о... Ты опасный человек, Валех! Она произнесла это серьезно.
- Я готов посидеть, но... может, понадоблюсь начальнику.
- А ну его! - Симузар-ханум махнула рукой. - Если надо, позвонит сюда.
Я прошел в столовую. Симузар-ханум достала бутылку коньяка и, очевидно, вспомнив, что я не пью, налила себе, залпом выпила. Затем извлекла, видимо из солидных запасов, банку икры и банку пчелиного меда и протянула мне,
- Но я ведь говорил, икру не едим...
- И мед тоже, - закончила она и покачала головой. - Ей-богу, Валех, ты обижаешь меня. Взрослый человек, а ведешь себя как мальчишка... Возьми. Прошли времена, когда твой дед был ханом.
- Если у человека ханская кровь, то он всегда горд. - Мне почему-то нравилась эта игра в мифического предка, быть может, потому, что под словом "хан" я подразумевал не столько того, кто сладко ест из золотой посуды, сколько того, кто на коне впереди войска скачет навстречу врагу.
- Это, однако, не помешало тебе стать шофером,- сказала она и тут же смешалась. Я решительно встал:
- У вас ко мне больше нет никаких дел?
- Ну, прости, прости, - она прижала руку к груди. -- Я пошутила... Глупо пошутила.
Лицо у нее вдруг побледнело, затем так же неожиданно залилось краской.
Я не знал, что делать, как себя вести с ней.
Вдруг она упала на стул и зарыдала в голос.
- Что с вами, Симузар-ханум? Вам плохо? - Я растерялся. Она продолжала плакать. Навзрыд. Я сходил на кухню, принес воды.
- Выпейте, ханум... Успокойтесь, все будет хорошо. Ну...
Она продолжала плакать.
- Я страдаю, а мне завидуют. Думаешь, я блаженствую среди всего этого барахла, - проговорила наконец Симузар-ханум сквозь рыдания. - На свете нет человека несчастней... Я не живу. Постоянно ненавижу, завидую другим. Да, завидую!
- Но кому, ханум?
- Хотя б тебе... Плевать я хотела на свое положение. Они отобрали у меня все. Мою красоту, молодость... Ненавижу своего мужа. Завидую таким парням, как ты, и таким девушкам, как твоя жена... Ведь я тоже была молодой и красивой. Тоже могла выйти за любимого парня. Могла быть счастлива...
- Вам помешало что-то?
Она не ответила, только заплакала еще горше.
- Помешало, да? - я повторил свой вопрос, чувствуя, что Симузар-ханум хочет выговориться, поделиться с кем-то. Правда, мне было неловко, что для этого она избрала меня. Но я не мог ей отказать, не мог оттолкнуть от себя. Это было бы жестоко.
- Что помешало, спрашиваешь? - Она немного успокоилась и, то и дело останавливаясь, сдерживая слезы, рассказала свою историю.
Историю, в общем-то, банальную.
В их семье было пять сестер и один брат. Разумеется, брат - самый младший, а она - самая старшая. Мать зачахла в хлопотах по хозяйству. Отец работал грузчиком в магазинах, в основном, продуктовых, пил. Однажды он устроился в рыбный магазин, где заведующим был Балаами. Балаами увидел красивую девушку. С тех пор его отношение к отцу улучшилось. Сначала отец получил премию, затем стал приносить домой свежую рыбу, продукты. Симузар поначалу не понимала, что к чему, А когда отец, выкладывая на стол очередное подношение, говорил о Балаами: "Хороший человек, а?" - охотно соглашалась. Жить они и вправду стали лучше. Но не прошло месяца, как пришли сваты. Разумеется, сватовство самого заведующего встретили в их доме как праздник.
Мать, тогда еще живая, радовалась за дочь. "Ну, слава богу!- говорила она.- Теперь и умереть не страшно!" Когда же Симузар, смущаясь, заикнулась о том, что Балаами ей не нравится ("Какой-то он волосатый и жирный!"),- пожала плечами: "О чем ты, дочка? Думаешь, я любила твоего отца, когда шла за него?... Стерпится, слюбится".
Вскоре сыграли свадьбу.
- ... И попала я в эту золоченую клетку, - обречено закончила Симузар-ханум свой рассказ.
- А прежде Балаами был женат? - Надо же было что-то спросить.
- Был. Развелся. Но не это важно. И даже не то, что он на двадцать лет старше меня.
- А что же?
- Не любила я его. Ты не можешь себе представить, что это такое. Десять лет жить с человеком- и каждый день его ненавидеть. Видеть его ненавистную улыбку, ненавистное лицо, ненавистную походку...
- Неужели замужество ваше было так неизбежно?
- Увы... Ты вырос в детдоме и не знаешь, что такое воля родителей, что такое брат и сестры младше тебя...
- Но разве все это, - я повел рукой, показывая обстановку вокруг, - разве все это не может, хотя бы частично, утешить вас? Говорят, для женщины такие веши значат больше, чем для мужчины. Вы так и не полюбили Балаами. Но зато полюбили ту шикарную жизнь, которой он вас окружил.
- Будь она проклята... Да, ты прав. Квартира, обстановка, драгоценности ошеломили меня. Но так продолжалось недолго, год-два. Потом мною снова овладело отчаяние. Ведь нет ничего на свете дороже, чем свобода души. Когда душа мертва, поверь мне, белый свет не мил... И тогда ты бросаешься, как в омут, в чревоугодие, в пустое мелкое своевольничанье. В разврат. Все эти годы я жила с Балаами, ела-пила с ним, ложилась в одну постель и теперь, понимаешь, противна сама себе...
Она не ждала от меня каких-то слов, ей хотелось самой выговориться. Выложить кому-то наболевшее, что тяжким грузом лежало на душе.
- Да, я грешила. Грешила, чтобы как-то заполнить свою пустую жизнь. И теперь... Теперь, мне кажется, настал час расплаты. Именно для этого судьба послала тебя... как напоминание о том, что могло быть.
И она зарыдала с новой силой.
Тут я уже не мог молчать. Я чувствовал, что что-то должен предпринять, что-то сделать для нее... Она мне доверилась, открылась. И, очевидно, ждала от меня не просто сочувствия, а помощи.
- Вот что, - сказал я, закуривая. - Вам надо уйти отсюда. От Балаами, от этой роскоши, которая вас теперь мучит и которая, кажется, добыта неправедным путем.
- Уйти? Но куда? Что я буду делать одна? Специальности у меня нет. Возраст - тридцать четыре...
- Когда уходят, об этом не думают, - ответил я.- Уходят, и все! Вот, продолжал я, - на диване, на креслах, повсюду разбросаны подушечки, мутаки. Кто их вышил так искусно?
- Я. - Она даже порозовела от удовольствия. - Нравится, да?
- У вас же талант...
- Со мной все кончено.
- Но почему? Вы можете выучиться, и тогда...
- Пусть все будет по-старому. Может, бог сжалится надо мной и что-то изменит в моей жизни. Ведь и так бывает!
- На бога надейся, а сам не плошай!- Меня охватила злость. - Позволили лишить себя свободы, и теперь... Ладно, вы сами не способны к побегу из этой тюрьмы. Не хотите, и чтобы вам помогли... На что же вы надеетесь? На то, что Балаами вас бросит или в один прекрасный день сделает вас вдовой?.. Вы не ошиблись, доверившись мне, - продолжал я. - Но, раз уж доверились, прислушайтесь к моему совету. Идите до конца. Вот вам моя рука. Не считайте меня неумелым, ни в чем не смыслящим парнем!
- Как у тебя все просто... Выучиться, уйти от мужа... А знаешь, если я даже захочу уйти, Балаами не позволит. Не потому, что любит, - это у него прошло. Просто... скандал, удар по репутации... А знаешь, какие у него связи, сколько повсюду знакомых людей, которые... - Она не договорила. В голосе Симузар-ханум я различил нотки женской слабости, страха.
- Которые что?... Плевать на все! Если вы действительно хотите избавиться от Балаами, я вам помогу.
- Ты?! - Она с изумлением посмотрела на меня.
- Да, я... А что в этом странного?
- Но ты, кажется, и вправду не представляешь себе, что такое Балаами! Он все время улыбается, но это жестокий человек, способный на все...
- Разумеется, я болтать не стану. И вообще могу забыть сегодняшний разговор. Но знайте: я всегда готов помочь вам. Да и не только я... На вашей стороне закон, государство.
... Я не стал рассказывать обо всем Сарыкейнек. Хотя у нас и не было тайн друг от друга, в данном случае тайна принадлежала не мне, касалась другого человека. А я дал слово молчать. И все же, когда вечером мы сели за чай и Сарыкейнек с похвалой отозвалась о Симузар-ханум ("Какая красивая женщина!"), я не утерпел:
- А живет без любви... Ради золота да хорошей жратвы.
- Неужели?! - поразилась Сарыкейнек. - Да пропади пропадом все золото, сколько его есть на свете!
Глава тринадцатая
ВЛЮБЛЕННОСТЬ БАЛЛАМИ, И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО
Валех
В один из свободных дней мы с Сарыкейнек отправились в кино.
До начала сеанса еще было время. Мы прогуливались по фойе, разглядывая фотографии артистов, публику, как вдруг из-за колонны прямо на нас вышел Балаами под ручку с женой. Увидев Сарыкейнек, так и вперился в нее взглядом.
Я поздоровался и сделал шаг в сторону. Но не тут-то было.
- Валех, почему ты не знакомишь нас? - улыбнулся Балаами и сам представился. Сарыкейнек кивнула.
- Я на тебя обижен, Валех. Почему ты скрываешь от нас свою очаровательную жену?
- С Симузар-ханум мы знакомы, - ответила Сарыкейнек, недвусмысленно давая понять, что этого достаточно.
Но Балаами был не из тех, кого могли остановить подобные намеки.
- Симузар-ханум это Симузар-ханум, а Балаами это Балаами, - изрек он.
В это время раздался звонок. Симузар-ханум потянула мужа за рукав.
Они ушли, как примерная супружеская чета.
- Странная женщина, - заметила Сарыкейнек.
И я подумал о том же. После исповеди Симузар-ханум я впервые видел ее вместе с Балаами, и, поскольку знал о ней гораздо больше, чем Сарыкейнек, ее двуличие покоробило меня.
После окончания сеанса Балаами снова оказался рядом с нами.
- Вот что, мы едем в "Интурист", - сказал он тоном, не допускающим возражений. - Присоединяйтесь к нам. Пообедаем.
- Спасибо, мы сыты, - ответила Сарыкейнек.
- Не надо стесняться.
Но Сарыкейнек, не глядя на него, уже прощалась с Симузар-ханум:
- До свидания.
- До свидания, милочка, - ответила та с улыбкой.
- До свидания, начальник, - невольно ухмыльнулся и я при виде вытянувшегося лица Балаами.
...На следующее утро, когда Балаами садился в машину, первое, что он сказал, было:
- Ты нехорошо поступил: не принял моего приглашения.
- Но моя жена не захотела, вы же видели. Она не любит ресторанной пищи.
- Все равно, раз я пригласил, надо было пойти,- упрямо повторил Балаами и всю дорогу до управления обиженно молчал.
С этого дня, однако, его отношение ко мне улучшилось. Он реже стал гонять меня в Нефтечалу, меньше загружал сверхурочной работой. А через неделю-другую Балаами поинтересовался моими квартирными условиями. И хотя я не жаловался на них, вызвался немедленно посмотреть, как я живу.
С неохотой вез я его к себе. Неприветливо встретила его и Сарыкейнек, только что пришедшая из института. При виде Балаами она вопросительно посмотрела на меня.
- Не ждали гостей, не ждали, - не смутившись холодного приема, расплылся в улыбке Балаами.
С первого же взгляда квартира, в которую мы вложили столько труда, ему не понравилась.
- И не стыдно тебе? - гремел он с нарочитым возмущением. - В такой дыре живешь, а мне ни слова! Знаешь, как я к тебе отношусь... к твоей жене... В ведомственном доме, который в этом году мы заселим, две комнаты ваши. Вот так!
Он явно ожидал благодарности от нас, и в первую очередь от Сарыкейнек. Но та молчала.
- Садитесь, - чтобы как-то сгладить неловкость положения, предложил я.
Балаами извлек карманные золотые часы на цепочке, с деловым видом глянул на циферблат:
- У меня есть еще немного времени. Если предложите стаканчик чая покрепче, не откажусь.
Балаами сел и тут же вскочил, будто ужаленный змеей. Наш старенький деревянный стул опрокинулся, и когда я бросился его поднимать, увидел торчащий в сиденье гвоздь.
Охая, Балаами держался за мягкое место и, изогнувшись, пытался разглядеть, насколько пострадали брюки, Сарыкейнек протянула ему зеркальце, а сама, зажав ладонью рот, выбежала на кухню.
- Извините, - сказал я, тоже еле сдерживая смех. - Тут у нас соседский мальчик шалит. Любит во все вколачивать гвозди. Наверное, Сарыкейнек, убирая квартиру, выставила стул во двор, мальчишка и воспользовался этим...
Помимо грудного ребенка, которого Забита постоянно держала на руках, был у нее еще сын Неймат, лет пяти. Любимое и, пожалуй, единственное занятие этого странного малого состояло в том, что он везде и всюду вбивал гвозди. Чаще всего - в нашу входную дверь. Каждое утро, проснувшись, он подходил к нашей двери, держа наготове очередной гвоздь. Сарыкейнек пробовала его отвадить, давала конфеты: дескать, хороший мальчик, не порть дверь. Но Неймат съедал конфету и снова брался за молоток...
- Негодный ребенок, - сказал Балаами и, прежде чем сесть на другой стул, тщательно ощупал его.
В это время Сарыкейнек подала чай с вишневым вареньем.
- Пах-пах! В жизни не пил такого. - Масленая улыбка снова появилась на лице Балаами. - Такой чай надо пить без сахара и даже без варенья.
Сарыкейнек молчала. Никогда не видел у нее такого холодного безразличия, тем более странного, что как-никак в нашем доме был гость, а по традиции гостя надо потчевать.
Что ни говорите, а женщины более проницательны, чем мы, мужчины.
Балаами, однако, словно бы не замечая, что он здесь лишний, попивал чаек, взахлеб расхваливал деятельность возглавляемого им управления, сыпал цифрами тысячами и миллионами центнеров, тонн, рублей, доверительно делился проблемами емкостей (и "прочей бочкотары"), железнодорожных подъездных путей, ремонта сейнеров, - очевидно, хотел показать, какие крупные масштабы работ доверены ему. Но эффект был обратным. Сарыкейнек все чаще стала отлучаться на кухню, якобы по делам, и наконец демонстративно вытащила корыто, чтобы взяться за стирку.
Видя, что разговоры его не производят должного эффекта, Балаами попросил еще чаю и снова обратился к Сарыкейнек:
- Как вам Баку?
- Нравится.
- А родственники здесь есть?
- Нет.
- Вы учитесь в том же институте, что и Валех?
- Нет, в строительном.
- Разве не мог Валех устроить вас в другой институт?
- Он не устраивал. Я поступила сама.
- Учитесь тоже по вечерам?
- Нет, днем.
Попросив третий стакан чаю, Балаами вдруг предложил:
- Хотите, я найду вам хорошую работу? На час-два покажетесь в управлении, а зарплата будет идти?
- Спасибо, - Сарыкейнек отрицательно покачала головой.
- Но почему? Лишние деньги не помешают, а мне так хочется вам помочь! настаивал Балаами.
- Не надо... Зарплаты Валеха нам хватает.
Чтобы прекратить затянувшийся разговор, я предложил:
- У нас есть неплохой бозбаш. Не отведаете?
Балаами глянул на Сарыкейнек, та не повторила приглашения.
- Благодарю, - отказался он. - Поел бы с удовольствием, но... Приглашен на обед. Да, вот что, ты не заезжай за нами. Это рядом, доберемся сами.
"Тоже мне - жест! - подумал я. - По вечерам, после окончания работы, я и не обязан тебя по гостям развозить... "Изживайте в себе раба, рабское послушание! - всегда говорил нам учитель Фикрет. - Нет ничего важнее для человека, чем чувство собственного достоинства!" Золотые слова..."
...Ночью Сарыкейнек здорово меня смешила, передразнивая манеры Балаами: то, как он отпускал комплименты, как доставал золотые карманные часы и держал на виду, как хвастался своей деятельностью в управлении.
В общем-то, я не видел ничего дурного в неожиданном визите начальника в мой дом. В конце концов, ведь он мог проявить заботу о подчиненном! Пусть в чем-то и смешны его манеры, его внимание к Сарыкейнек (внимание естественное: Сарыкейнек нравилась мужчинам), однако он был старше нас по возрасту. И потом - мог и вправду помочь с квартирой.
Застойная атмосфера двора, постоянно озлобленный взгляд Забиты, Неймат, с идиотской улыбкой вбивающий гвозди в нашу дверь, пьяные песни мужа Забиты, а самое страшное - избиение старухи, - все это изо дня в день не давало нам покоя, мешало жить.
Хотелось верить, что не пустым было обещание Балаами дать нам квартиру. Однако... При воспоминании о дальнейших событиях такая злоба охватывает меня, что я не могу говорить спокойно.
Послушаем Сарыкейнек
Стоило мне только посмотреть на Балаами, как я подумала: "Какой липкий, фальшивый человек".
Своим взглядом он раздевал меня. Одновременно и нагло и воровато. Словно бы хотел что-то украсть у Валеха, а меня толкал к сообщничеству в этом воровстве.
На следующий день после визита Балаами я только-только пришла с занятий, как в дверь постучали. Это была женщина лет сорока, с накрашенным лицом и одетая не по возрасту вызывающе.
- Вы Сарыкейнек? - спросила женщина.
- Да. - Я удивленно посмотрела на незнакомку.- Откуда вы меня знаете?
- Можно войти? - ответила женщина вопросом на вопрос.
- Пожалуйста.
Женщина осмотрела комнату и, не дожидаясь приглашения, села.
- Наверное, вы не ждали меня... Вам и в голову не могло прийти такое...
- Что именно? Кто вы?
Она широко улыбнулась и ответила загадочно:
- Секретарша одного человека.
- Какого человека?
Она не ответила, рассматривая меня с той чуть ревнивой, открытой заинтересованностью, с какой женщина рассматривает женщину.
- А вы и вправду красивы, - наконец сказала она. - Не случайно тот человек так влюбился в вас.
- Какой человек? О чем вы говорите? - Я растерялась.
- Брови... Глаза... Фигура... А какая очаровательная непосредственность! Женщина продолжала разглядывать меня.
Все это сказала таким голосом, что меня охватил ужас. Но я взяла себя в руки. "Не зря Валех упрекает меня в пустой подозрительности... Нервничаю по пустякам!"
- Не болтайте чепуху! - повысила я голос. - Говорите, зачем пришли?
Женщина оглянулась, увидела в окне Забиту с ребенком.
- Тихо, - приложила она палец к губам. - А то услышат...
- Черт с ними, мне скрывать нечего. Ну, что вам нужно?
- Вы зря так сердитесь. - Женщина обиженно опустила глаза. - Мне лично ничего не надо. Я пришла сюда по просьбе... Один большой человек так влюбился в вас, что всю ночь до утра не сомкнул глаз.
- Напрасно! - Я была не на шутку разгневана.- И он поступает глупо, и вы. Так ему и передайте... Прощайте!
- Но неужели вам не хочется узнать, кто этот человек?
- Ни слова больше! Вот вам бог, а вот порог...
- Этот человек - Балаами, начальник твоего мужа,- сказала женщина, таинственно оглянувшись. - Он клянется, что если ты ответишь на его любовь, то сделает для тебя все, что только пожелаешь. И квартиру даст. И мужа устроит на работу получше... Он даже обещает, - женщина понизила голос, - обещает купить для вас "Жигули", вот!
Тут какое-то затмение нашло на меня. Я схватила женщину и потащила к двери. Женщина споткнулась о стул, чуть было не упала.
- Ой, волосы, волосы отпусти! Ты волосы мне повыдираешь! - вопила она.
Но я не обращала внимания на ее крики, распахнула дверь и толкнула женщину так, что она ничком упала на асфальт, в тот же миг вскочила и скрылась за воротами.
Дрожа от гнева, я вернулась в квартиру. И разрыдалась, до того стало обидно. Казалось, меня выпачкали какой-то вонючей болотной тиной.
Я долго плакала. Наконец успокоившись, тщательно умылась, чтобы не пугать Валеха своим видом. Однако он с порога почуял неладное.
- Что с тобой, Сарыш? - И столько заботы и тепла светилось в его глазах, что я не выдержала и выпалила ему все.
Валех выслушал меня спокойно, только несколько побледнел и все время, пока я рассказывала, курил.
Признаться, я боялась за него. Боялась, что сгоряча он сделает что-нибудь необдуманное, отчаянное.
Однако, к счастью, ничего такого не произошло.
- И ты плакала из-за слов этой шелудивой собаки? - только и спросил он. И закурил новую папиросу.
- Валех, родной, давай переведемся на заочное отделение. Вернемся к нашим ребятам... на стройку,- стала умолять я. - Ведь мы так хорошо жили. И не было таких мерзавцев...
- Отчего же, мерзавцы и там встречались, - ответил он. - Забыла Меджидова и его сынка? Не-ет, бежать от подлецов постыдно. Ну, хватит об этом! Давай обедать. И поскорей. Я билеты взял на новый итальянский фильм...
- Валех, обещай, что ты ничего не сделаешь с ним? - попросила я.
- Обещаю.
- Ты завтра подашь ему машину, как обычно...
- Подам и отвезу. И ничего с ним не сделаю, не бойся... Поработаю. А там посмотрим... Сколько денег у нас осталось?
- Рублей сто.
- Проживем...
Он разделся по пояс. Ванны и даже душа у нас не было, и после работы Валех мылся под краном. Сегодня он плескался особенно долго. Видно, таким образом успокаивал себя.
Признаться, я не ожидала от него такой выдержки. Боялась, что сразу же после моего рассказа он вскочит и побежит к Балаами. Думала удержать силой...
Валех
Знала бы Сарыкейнек, какой ценой далось мне самообладание в тот вечер!
Я собрал все свои силы, всю свою волю, чтобы не взорваться.
Сдержаться я смог, заснуть в ту ночь - нет.
Наутро, однако, я снова взял себя в руки. За завтраком даже шутил.
Но что эти муки по сравнению с тем, что я испытал, когда заехал за Балаами!
Краем глаза я видел, что и он не в своей тарелке... Боится, что Сарыкейнек мне все рассказала. Однако и здесь я оказался на высоте.
Как ни в чем не бывало поздоровался с ним. Протирая ветровое стекло, заметил:
- Ручной тормоз надо проверить. Барахлит.
Все еще опасливо посматривая на меня, Балаами сел,
- И со сцеплением что-то... Придется показать слесарю, - продолжал я.
- Ты водитель, делай все, что надо. Расходов не бойся.
- А что их бояться! Денег-то у вас куры не клюют, для вас весь мир деньги, а?
Балаами облегченно рассмеялся, и лицо его приняло обычный самодовольный вид.
- А ты, оказывается, и шутить умеешь.
- Я много что умею. Поехали?
Однако не прошло и десяти минут, как я остановил машину.
- Надо же, опять сцепление.
- Ладно, тут близко. Пешком дойду. Балаами потянулся за папкой, которая лежала, как обычно, возле меня.
- Минутку, - сказал я и из-под сиденья извлек тот маленький старинный кинжал, который остался мне как память об отце (многострадальный кинжал, в каких только переделках он не побывал на своем веку!).
- Что за шутки, парень? С ума сошел? - ойкнул Балаами, увидев в руках у меня кинжал.
- Снимай брюки. Считаю до десяти... Раз... два... три...
- Хочешь денег - дам. Тыщу.
- Пять... шесть...
- Пять тысяч, десять!
- Семь... восемь... Кому говорю, снимай!
Взвизгнув от страха, Балаами стал стягивать брюки. Руки его не слушались, в салоне было тесно.
- Выйди из машины, снимешь там, - приказал я.
- Не позорь меня, умоляю, - заикался он. - Пятнадцать тысяч...
- Живо!
Он вылез, огляделся по сторонам. Я сознательно остановил машину в центре, на одной из самых людных улиц.
- Двадцать тысяч, - сипло сказал Балаами и умоляюще прижал руки к жирной груди.
Прохожие озирались на нас, останавливались.