Повесть о Сарыкейнек и Валехе

      - Ладно.
      Выйдя во двор, я улегся на деревянный топчан, натянув на себя рваный палас. Глубоко вдохнул чистый, свежий воздух. И мгновенно заснул... Проснулся тоже, как мне показалось, мгновенно. Надо мной стояла Сарыкейнек. Лицо у нее было встревоженное.
      - Дед исчез.
      - Как это?
      - А вот так. Я на минуту вздремнула, открыла глаза, а его постель пуста. Думала, по нужде вышел. Подождала, вижу - нет. Вышла во двор, нигде нет! -От огорчения Сарыкейнек чуть не плакала.
      - Успокойся. Сейчас найдем.
      Мы обшарили весь дом, вышли на улицу. Дед и вправду пропал.
      - Послушай! - сообразил я наконец. - Да он к водопаду пошел! Помнишь?
      - Помню. Врач не советовал купаться в ледяной воде... - сказала Сарыкейнек и тут же испуганно вскрикнула: - Быстрей! Ведь он же доконает себя! Бежим!
      - Без паники. - Я прислушался к ночной тиши и услышал неподалеку ровный шум воды. - Кажется, там?
      - Да идем же скорей!
      Домик старого Гадирхана стоял на самом краю села. За ним сразу же начинался лес.
      Хватаясь за стволы, за ветви деревьев, мы начали спускаться по крутому склону, утопая по щиколотку в скользкой прелой листве. Однако не одолели и десятка метров, как услышали рядом с собой знакомый голос:
      - Вы куда?
      В нескольких шагах от нас стоял дед. Был он в нижнем белье и в накинутом на плечи архалуке.
      - К водопаду бежите? Искупаться? - Голос деда звучал сильно и уверенно, так, будто это не он недавно бредил и метался на постели.
      - Дедушка, так мы ж за тобой! - обрадовалась Сарыкейнек и тут же укоризненно добавила: - Ну как тебе не стыдно, а?! Ушел, ничего не сказав. Мы с ног сбились, ищем тебя.
      - Ничего мне не сделается! - отмахнулся дед.
      - Да разве можно тебе купаться в ледяной воде?! 'Доктор что сказал?
      - Восемьдесят пять лет прожил без твоего доктора.., даст бог, проживу еще. А коли помирать время пришло. .. - Старик не договорил, пошатнулся от слабости,
      Я подхватил его худощавое, неожиданно тяжелое тело и понес к дому. Благо до дома было два шага.
      .. .Двадцать дней и ночей мы ухаживали за дедом. Он был так плох, что ни о какой поездке в Москву не могло быть и речи. Правда, старуха Гонча приходила каждый день. Но все же она была слишком стара, чтобы успевать с делами у себя дома да за дедом смотреть. Ply, а Сарыкейнек как-никак единственная родственница старика. Двадцать дней и ночей прошли быстро. С утра я уходил за покупками, колол дрова, приносил воду. Сарыкейнек готовила обед, стирала, хлопотала возле деда, то и дело меняя ему белье, - дед постоянно потел. Он ослабел, похудел и еле вставал на ноги, чтобы выйти во двор. Но о лекарствах и о враче по-прежнему слышать не хотел. "Чему быть, того не миновать", - твердил он.
      На двадцать первый день хворь наконец отступила.
      И дед как- ни в чем не бывало сидел на топчане во дворе и преспокойно набивал гильзы.
      - Дедушка, у нас отпуск кончается. Пора уезжать, - сказала Сарыкейнек. Может, поедешь с нами?
      - Куда? - удивился старик.
      - На стройку.
      - Зачем?
      - Как зачем? Вместе с нами жить будешь. Нам квартиру скоро дадут, вот и... Поедем, дедушка, а?! В твоем возрасте нельзя бобылем жить. Ведь ты здесь- один как перст!
      - Как перст! - не очень слушая, механически повторил дед.
      - Разве не так?
      - Сарыкейнек дело говорит, - поддержал ее я.
      - Ну, подумай сам, - Сарыкейнек старалась изо всех сил, - не дай бог, опять заболеешь. Кто за тобой ходить будет? А болезни в твоем возрасте...
      - Не такой уж я старый,'- возразил старик, беря в руки очередную гильзу. Один раз заболел. Больше нe заболею.
      - С тобой не договоришься, - расстроилась Сарыкейнек.
      Дед глянул на нее.
      - Поехать бы я поехал, - сказал он, - да вот медведи мои обидятся. . .
      - Да ну тебя! - сердито отвернулась от него Сарыкейнек.
      - Говорю точно. Обидятся, - повторил старик. - Медведи в нашем лесу - мои друзья! Ей-богу, не вру. А все потому, что еще ни разу я не стрелял в них. Во врага медвежьего, в дикого кабана, пожалуйста, сколько хочешь. А в медведя никогда! Оттого-то они меня и не трогают.
      - На самом деле не трогают? - заинтересовался я.
      - Ей-богу! Сколько раз, бывало, столкнусь с медведем нос к носу и, вместо того чтобы ружье вскинуть, стою, смотрю на него. А он - на меня. А потом качает головой, вот так, - старый Гадирхан показал как, - и уходит. Однажды лег я соснуть под орешником. Просыпаюсь, вижу - прямо надо мной стоит большущий такой мишка. На задних лапах стоит, смотрит на меня и смеется,
      - И смеется? - с изумлением переспросила Сарыкейнек.
      - Да. Прямо как человек. Ну, я ему тоже улыбнулся. А потом спрашиваю: как дела, ай Оджагверди? А он продолжает улыбаться и качает головой: мол, дела ничего. ..
      - А Оджагверди это кто?
      - Есть у нас такой крепыш. Голыми руками однажды задушил волка.
      - Волка?! - ахнула Сарыкейнек.
      - Ага. Потом спрашивают у него, как это, мол, тебе удалось? А он объясняет: да очень просто. Подмял под себя, как медведь, и давай душить! С тех пор его так и прозвали: Медведь Оджагверди.
      Рассказывая все это, старик ни на минуту не переставал заниматься делом. Его короткие жесткие ногти, ладони были черны от пороха. Рядом лежала двустволка, снятая со стены. Время от времени дед посматривал на нее любовно.
      Вскоре патронташ был набит. Дед встал, вымыл руки. От этого, правда, они не стали светлее: пороховая пыль въелась в кожу навечно.
      А потом старый Гадирхан подошел к Сарыкейнек, погладил ласково ее по плечу.
      - Ты не обижайся, дочка. Не могу я поехать с вами. Как у джинна душа запечатана в кувшине, так и у меня душа здесь, в этом лесу. Спасибо за приглашение, за то, что вспомнила старика. За все. Поезжайте спокойно.
      .. .Последний день перед отъездом прошел в хлопотах. Съездив в нижнее село, мы привезли для деда всяких припасов - сахару, чаю, сливочного масла. Да еще Сарыкейнек присмотрела в магазине постельное белье, ткань для штор. Увидев наши покупки, старик рассмеялся:
      - Уже не женить ли вы меня собрались, а?
      Сарыкейнек последний раз прибрала в доме. Все помыла, вытерла, перестирала. Поручила деда старой Гонче, поговорила с председателем колхоза, с доктором. Попросила, если вдруг дед заболеет, чтобы нам немедленно дали знать!
      - А вы и сами можете звонить в правление колхоза - предложил председатель. - Позовем деда...
      - И правда, - обрадовалась Сарыкейнек. - Обязательно будем звонить! - И записала номер телефона.
      Нас проводили до нижнего селения, где ждала грузовая машина. Только когда мы прощались, я увидел печаль в глазах старого охотника.
      Машина рванулась вниз по крутому спуску, и оставшийся наверху дед, казалось, вознесся над нами, как памятник на постаменте лесистой горы... И еще мне показалось, что с той же быстротой, с какой он удалялся от нас, удалялось и его время...
      .. .На стройке нас встретили упреками:
      - Где вы пропали? Ни слуху ни духу!
      - Хоть пару строк черкнули бы из Москвы.
      - Дали бы хоть телеграмму. Мол, доехали благополучно. .. Эх, вы!
      Минуту-две нам не давали слова произнести, насели со всех сторон. Ребята крепко обиделись. Особенно Сарвар. Но когда град упреков стих и мы наконец объяснили, в чем дело, ребята уважительно посмотрели на меня и Сарыкейнек. А Сарвар даже пожал нам руки.
      Глава шестая
      ОТЪЕЗД ШОФЕРОВ В СОВХОЗ, ЗА КОТОРЫМ ПОСЛЕДОВАЛИ ИСТОРИЯ С РОВШАНОМ, АРЕСТ ВАЛЕХА И ПРОЧИЕ СТРАННЫЕ СОБЫТИЯ
      Отпуск кончился. Засучив рукава, мы снова принялись за работу. Жизнь вошла в привычную колею. Рейсы на карьер, стройка, общежитие, столовая. Уединение в часы досуга на нашей с Сарыкейнек скале. Ожидание квартиры. .. Все шло своим чередом.
      В один прекрасный день нас, шоферов, после работы позвали в управление.
      Зайдя в кабинет Джамал-муаллима, мы увидели грузного, с властным лицом мужчину. Джамал-муаллим представил его нам. Это оказался директор находящегося километрах в десяти от нас совхоза имени Сабира.
      Представив гостя, Джамал-муаллим объяснил, почему он вызвал нас.
      - В совхозе строят дом культуры, - сказал он. - Вот товарищ Меджидов и просит нас оказать ему содействие. В порядке шефской помощи.
      - А в чем оно должно выражаться? - спросил Сарвар.
      - Нам нужны машины, чтобы возить на стройку камень, песок, цемент... Ибо, - тут директор совхоза сделал паузу, - мы дали слово закончить стройку до конца этого года. И мы свое слово сдержим! - эффектно закончил он. Сделав паузу, будто ожидая, что мы разразимся аплодисментами, директор продолжал уже другим тоном:- Сами знаете, ребята, место у нас горное, если до августа не закончим кладку, пойдут дожди.
      - Когда ехать? - спросил Сарвар.
      - Да хоть завтра. Утречком, - ответил директор.- Вы не возражаете? повернулся он к Джамал-муаллиму.
      - Нет-нет, - ответил тот. - Можно и завтра. На стройке мы как раз сдали объект. Так что... По существу, машины стоят без дела.
      - Скажите, а крановщик у вас есть? - неожиданно для самого себя спросил я.
      - Есть, - ответил директор, не понимая, почему все рассмеялись.
      - Его невеста - крановщик, - объяснил Джамал-муаллим. Рассмеялся на этот раз товарищ Меджидов, причем от смеха заколыхался его большой живот. - Но, если вы даже попросите, крановщика мы вам не дадим. Самим нужен. И все же... вы уж отпускайте Валеха пораньше. Наверное, он после работы будет приезжать сюда. К невесте.
      - Человек обручен, - вставил Сарвар.
      .. .Совхоз имени Сабира оказался богатым совхозом. Хотя и располагался &н в горной местности, здесь было достаточно плодородной пахотной земли, а на ближайших холмах и отдаленных склонах гор повсюду виднелись овечьи отары.
      Прямо посреди села, на возвышении, бросалось в глаза строящееся здание будущего дома культуры. Судя по всему, здание строилось по индивидуальному проекту, с большим размахом и на городской манер. Вдоль всего фронтона вытянулись железные прутья, круглой формы опалубки - будущие колонны. К ним вела широкая лестница. Рядом со стройкой все прочие дома в селе казались крохотными и жалкими. Все, кроме дома директора совхоза. Белокаменного особняка в два с половиной этажа, опоясанного застекленной верандой и крытого железом. Особняк наполовину был скрыт высоким забором и представал взору в полной красе только тогда, когда распахивались массивные железные ворота, пропуская директорскую машину или, что случалось нередко, целую вереницу машин: дом Меджидова был хлебосольным.
      Судя по номерам - а в номерах мы, шоферы, знали толк, - машины принадлежали начальству. Поговаривали, что в роскошном этом доме было двенадцать комнат, вокруг располагалось много всяких служб, как это бывало в усадьбах богатых беков. Подвалы, склады, помещения для скота и птицы. Всякого рода беседки, летняя кухня, два гаража.
      - Послушай, а зачем два гаража? - спросил Придира Зейнал у Ханыша, шофера Меджидова. - Что, одного мало?
      - Видно, мало, - многозначительно, как и его хозяин, улыбнулся Ханыш. Коли возможность есть, отчего не построить еще один. Про запас.
      - Нет, я серьезно спрашиваю. Зачем? - не отставал Зейнал.
      Тогда Ханыш пояснил: один гараж предназначен для "Волги" директора, другой - для "Жигулей" его сына, который учится в Баку. Меджидов жил на широкую ногу. Любил закатывать пиры. Каждый божий день из меджидовского особняка разносился на все село запах шашлыка. И деревенские ребята, глотая слюнки, наблюдали за суетой во дворе, взобравшись на дерево. Сразу же после школы они спешили занять местечко поудобнее и повыше на ветке какого-нибудь из многочисленных деревьев, окружавших директорский дом, и глазели на открывающуюся отсюда "сладкую жизнь".
      - Послушай, откуда это ваш Меджидов столько баранов берет, а? полюбопытствовал у Ханыша на третий день после нашего приезда неугомонный Придира Зейнал.
      - Берет... - неопределенно ответил Ханыш. - Чего у меня спрашиваешь? У него самого спроси.
      - И спрошу, - заявил Придира Зейнал, ударив себя в грудь. - Что тут такого? И замечу тебе, братец, ты очень, как я вижу, невысокого мнения о нашей профессии. Уж больно ты скромный, как я погляжу.
      - А что хорошего в том, что крутишь баранку?! Скажут - туда езжай, едешь туда, скажут - сюда езжай, едешь сюда... Осточертело! Давно хочу податься куда-нибудь,- признался Ханыш.
      - И куда же?
      - Да хотя бы в институт. Диплом о высшем образовании получишь-все равно какой, - человеком себя почувствуешь. .. Я уже пробовал поступать. Вместе с сынком директора. Ведь мы одногодки. В одном классе учились.
      - И что же?
      - Ясно что. Сынок директорский поступил, а меня срезали. Хотя в школе был посильнее... Сказано же: с поддержкой и щенок волка свалит!
      - Ты вот что, Ханыш, - сказал я ему, - бросай директора возить. Приходи на стройку. Сядешь за руль вот такого красавца, - я похлопал по капоту моего "КрАЗа", - сразу изменишь свое отношение к шоферскому делу. Сам себе хозяин...
      - Да, Валех прав, - поддакнул Зейнал. - Возить твоего директора да его жену, прямо скажу, удовольствие не из приятных. Оттого ты, братец, и хандришь!
      Директорская жена, надо сказать, была не менее колоритна, чем сам товарищ Меджидов. Когда эта стодва-дцатикилограммовая женщина садилась в "Волгу" - а ходить она не ходила, только ездила! - то машина резко оседала на один бок. Казалось, вот-вот рессоры не выдержат, сломаются!
      Эта бабища, которую за толщину, белый цвет кожи и одутловатость оплывшего лица мы сразу же прозвали Екатериной Второй, целый день сидела на подушках на веранде, пила чай и распоряжалась по хозяйству. Пронзительный голос ее долетал до самых отдаленных уголков обширной директорской усадьбы. Сама она палец о палец не ударяла, на нее работали несколько женщин- одна пекла хлеб, другая стирала, третья готовила обед. И вообще у меня сложилось впечатление, что все село работало на товарища Меджидова, его сто двадцатикилограммовую жену и сына. Вот такие порядочки царили в совхозе. Очень странные порядки, надо сказать.
      Причем этот совхоз по иронии судьбы носил имя великого сатирика!
      - Сабира бы сюда! - повторял Сарвар по мере того, как мы приглядывались к тому, что здесь делается. - Эх, сюда бы Сабира!
      Разумеется, мы многого не знали. О многом могли только догадываться. Но и слепому было видно, что здесь не все чисто. Лично у меня создалось впечатление, что я перенесся на столетие назад. Во времена описанного Джалилом Мамедкулизаде самодура и единоличного хозяина села Худаяр-бека.
      Кроме собственного благополучия, похоже, товарищ Меджидов, как и Худаяр-бек, ничего не признавал. Не терпел, когда ему перечат. Впрочем, ему никто и не перечил в селе. Все уступали ему дорогу, с ним здоровались первыми даже белобородые аксакалы. И никто - Ханыш не был здесь исключением! почему-то не интересовался, каким образом их директор достиг таких высот личного благосостояния, в то время как большинство из них жило несравненно хуже и до всеобщего изобилия было далеко. Хотя совхоз и числился в "миллионерах", детский садик здесь располагался в двух тесных комнатушках, в селе не было бани, столовой, парикмахерской, а единственная чайхана содержалась в таком виде, что, зайдя туда в первый день и увидев рой мух, облепивших вазочки с сахаром на грязных столиках, мы больше туда не заходили. Обедать ездили в райцентр.
      Возникал вопрос: кому - при таком-то положении дел! - нужен был роскошный дом культуры с колоннадой и мраморной лестницей?! Селу? Да нет же. Скорее товарищу Меджидову. Лично ему.
      - Я выступил в газете и обещал сдать клуб в этом году! - то и дело с апломбом говорил директор. - Так что нажмите. Считайте, что премиальные у вас в кармане!- И директор понимающе подмигивал нам: дескать, разговоры разговорами, а дело делом. Знаю, мол, для вас, шоферов, главное - вышибить деньгу! Не бойтесь, за мной не пропадет!
      Не люблю, когда кто-то твердит: "Я выступил в газете", "Я подал ценную инициативу! .." и т. д., потому что здесь сразу бросается в глаза неискренность начинания, быть может, даже и важного, фальшивый энтузиазм, ибо в таких случаях если что и стоит за всем этим, так это голый расчет, корысть.
      Несколько раз мы пробовали поговорить с товарищем Меджидовым. В деликатной форме. Ведь если местные .жители не считали необходимым осадить директора, не усматривали в его действиях ничего противоестественного,- казалось, с чего было нам во все это встревать?! И тем не менее..,
      - Скажите, товарищ Меджидов, - в первый же день спросил Сарвар, - не слишком ли роскошный клуб вы замахнулись .строить? Для вашего-то села.
      - Партия учит нас, что главное - это воспитание трудящихся! - с апломбом ответил директор.- Мы не должны жалеть средств, чтобы нести свет культуры в массы!
      - Свет культуры? - не вытерпел я. - О какой культуре вы говорите, если в селе нет ни бани, ни столовой, а детский сад теснится в двух комнатушках?! Показуху вы несете в массы - вот что!
      Последние слова я буквально выкрикнул. Швырнул в жирное директорское лицо. Будто оплеуху дал. Мне казалось, после таких слов этот самодовольный начальничек выйдет из себя, скажет мне что-то резкое. Я ждал этого и приготовился выложить ему все, что думаю о нем, приготовился к ожесточенной схватке. Но я недооценил опыта товарища Меджидова. Чего-чего, а с людьми он умел ладить, умел выходить из любой ситуации.
      Меджидов не принял боя.
      - Молодец, - похлопал он меня по плечу с масленой улыбкой, - узнаю самого себя в молодости! Горяч! Настоящий комсомолец!
      Он говорил все это, а я видел только его фальшивую улыбочку, и руки так и чесались проучить этого ловкача, умело прячущегося под щитом высоких слов "партия", "свет культуры"... Уж я бы показал ему, где раки зимуют. Показал, на что способен настоящий комсомолец! Но Сарвар оттер меня плечом от директора.
      - Ладно, - сказал он, - вы лучше скажите, когда баню построите? А то что же получается - люди будут идти за светом культуры в ваш клуб немытыми?
      - Все будет, ребята, - елейно улыбаясь, говорил директор. - И баня будет, и столовая. Постепенно сделаем все, все сделаем.
      - Сделаешь, когда хвост у верблюда вырастет до земли, - пробурчал Придира Зейнал.
      Нет, не вышло у нас с директором разговора. Не принял он моего вызова. На том и расстались, что директор снисходительно похлопал меня по плечу и наказал повару почаще кормить нас бозбашем. Он очень спешил и вообще настроен был в тот день благодушно.
      - К нему сын Ровшан приехал, - объяснил Ха-ныш. - Каждому своя радость. К. директору вот пожаловал сын, а у меня, между прочим, в воскресенье свадьба,
      Приглашаю вас всех, ребята. Если кто не придет, обижусь!- И, повернувшись ко мне, добавил: - А ты, Валех, приходи с невестой, ладно?
      .. .И вот наступило воскресенье.
      Подъезжая *к селу, мы услышали пронзительные звуки мелодии "Кероглы", исполняемой на зурне. Под эту древнюю воинственную мелодию воины народного мстителя шли на бой. Когда я слышу "Кероглы", я ощущаю в себе силу льва, готового к прыжку. В такую минуту мне бы коня, меч, и я, как в сказке, одним ударом меча снес бы головы целой дюжине врагов.
      Когда мы подошли к свадебной палатке, разбитой во дворе, нас встретили приветственными криками:
      - Добро пожаловать! Дорогу гостям! Дорогим гостям дорогу!
      Мы были из другого села, считались на свадьбе гостями. А потому нам особый почет и уважение. Так принято.
      Напротив свадебных палаток в окружении толпы (народу на свадьбе - яблоку негде упасть!) танцевали молодые парни. Когда нас усадили, распорядитель меджлиса, пританцовывая, приблизился к нам, приглашая на танец.
      - Давай "терекеме", - предложил я.
      - "Терекеме"! - прокричал распорядитель музыкантам.
      С первыми звуками этого танца Зейнал вошел в круг. Это был его любимый танец. Под одобрительные возгласы толпы Придира Зейнал выделывал ногами такие штуки, да так быстро, что в глазах мельтешило. Ведь недаром к названию "терекеме" добавляют слово "дели", что означает "неистовый", "буйный".
      - Спасибо! Ай молодец! Спасибо, дорогой гость! - выкрикивали зрители, глядя на то, как Зейнал танцует.
      Бурный порыв Зейнала передался толпе, и вот уже в круг вошел еще один танцор, за ним еще двое, еще, еще... А Зейнал, продолжая пританцовывать, встал напротив Сарыкейнек. Сарыкейнек вышла ему навстречу.
      Вообще-то "терекеме" - древний танец скотоводов-кочевников, пастухов огненно-быстрый, мужественный танец, и исполняют его, как правило, мужчины. Но Сарыкейнек была плясуньей хоть куда и даже в стремительных мужских танцах могла заткнуть за пояс иного парня.
      Я видел, с каким восхищением наблюдали за танцем Сарыкейнек вокруг, гордость за нее наполнила мое сердце.
      - "Джейраны"! - крикнул я музыкантам, входя в круг. Это был наш с Сарыкейнек любимый танец. Полилась знакомая мелодия - медленно, томно. Откинув голову, Сарыкейнек скользила по кругу, делая плавные движения широко раскинутыми, будто охватывающими весь этот прекрасный мир руками, а я двигался, быстро-быстро перебирая ногами, будто никак не мог дотянуться до своей любимой, прикоснуться кончиками пальцев к ее плечу...
      Прекрасный танец. Его часто танцуют влюбленные, жених и невеста...
      - Ай джан! Джан! - восторгались вокруг.
      - Молодцы! Спасибо!
      - Долгих вам лет!
      С каждым возгласом разрумянившееся лицо Сарыкейнек принимало все более серьезное, сосредоточенное выражение. А я улыбался - радостно, торжествующе. Улыбался этим прекрасным парням и девушкам, окружившим нас и смотревшим на нас с восторгом. Улыбался солнцу, высоким горам, синему небу.
      - Джан! Молодцы!
      То и дело к нам, по обычаю, подбегали с деньгами; кое-кто просто бросал деньги в круг, и Сарыкейнек, гибко изогнувшись, поднимала их с земли. Видя такой наш успех, музыканты старались изо всех сил, все убыстряя и убыстряя мелодию, и вот зурначи сделали отчаянный переход, и мелодия "джейраны" превратилась вдруг в стремительное грузинское "шалахо".
      Не чувствуя ног, летели мы с Сарыкейнек по кругу. Но вот в танец включился Эльдар, и мы, ссыпав "шабашные" деньги на столик перед музыкантами, тяжело дыша, вышли из круга под аплодисменты публики.
      Несмотря на комплекцию, Эльдар был хорошим танцором, что и продемонстрировал с огоньком.
      Затем в круг вышел Сарвар. У него тоже был свой коронный танец "вагзалы". Одно удовольствие было смотреть, как Сарвар танцует "вагзалы". Дружно хлопая, мы не отрывали глаз от его ладной сухощавой фигуры.
      - Глянь, как девушки едят глазами нашего Сарвара, а! - шепнул мне на ухо Зейнал. - Особенно вон та, с косой.
      Девушки и вправду не отрывали восторженных взоров от Сарвара, а та, на которую указал Зейнал, чуть не следом за ним шла, увлеченно хлопая в ладоши.
      -- Дорогие гости, просим отведать наше скромное ;угощение, - пригласили нас в палатку.
      - А ты, сестрица, иди с нами! - обратилась к Сарыкейнек та самая девушка с длинной косой, которой так понравился танец Сарвара.
      Я знал, что в здешних местах на свадебных торжествах женщины едят-пьют отдельно от мужчин (в Азербайджане есть места, где такого разделения не придерживаются), и молча кивнул Сарыкейнек: иди, мол. Девушки удалились в соседнюю палатку.
      К вечеру свадебное веселье .разгорелось с новой силой. К зурначам присоединилась еще одна группа музыкантов, включающая тариста, кеманчиста и ханенде - певца.
      - А знаешь, здешние девушки очень интересуются нашими ребятами, - шепнула мне на ухо Сарыкейнек. - А та, с косой, все выспрашивала про Сарвара.
      - Что именно?
      - Есть ли у него невеста, кем он работает? Когда я ответила - шофером, не поверила. Говорит, не похож он на шофера. На ученого человека похож.
      - А ты б ей ответила, что шофер не хуже ученого! - разозлился я.
      - Так именно я ей и ответила, - поторопилась успокоить меня Сарыкейнек. Сказала, что Сарвар очень начитан, что мы и сами зовем его "ученым". Умный, говорю, парень. И красивый.
      - Ну, это ты зря, - покачал я головой: терпеть не могу, когда расхваливают красоту мужчины. Есть в этом что-то противоестественное: мужчина должен быть мужчиной. Волевым, мужественным, решительным... А красивым быть не обязательно.
      - "Вагзалы"! - крикнул я музыкантам, а сам толкнул в бок сидящего по другую сторону от меня Сарвара:- Вон ту, с длинной косой, видишь? Пригласи! А то глаз с тебя не сводит!
      Сарвар улыбнулся своей несколько ленивой, снисходительной улыбкой и посмотрел туда, куда я показывал.
      - Ну что же ты? - подтолкнул я его. - Давай!
      Вообще-то "вагзалы", как и "джейраны", с их замедленным ритмом, плавностью, танцуют обычно девушки. И потому когда под звуки такого танца первым выходит в круг мужчина, значит, он собрался пригласить кого-то из девушек.. .
      Когда Сарвар под звуки "вагзалы" пошел по кругу мимо стоявших стайками девушек, те смущенно опускали глаза, а у каждой небось сердечко стучало в груди: "Не меня ли пригласит?.. Не меня ли?"
      Сарвар дошел до длиннокосой, остановился перед ней, и все подруги ее разом подняли головы - застенчивости как не бывало. Во взорах любопытство, интерес. Зато длиннокосая вся зарделась от смущения, замешкалась на мгновение, словно бы не решаясь принять приглашение на танец. И вот вышла...
      - Ах, какая пара! - восторженно заметила Сарыкей-нек.
      Но тут внимание всех переключилось с танцующих на новых гостей, только что прибывших на "Волге" и входивших во двор. А впрочем, какие же это были гости? То был товарищ Меджидов, рядом молодой стройный парень, одетый с иголочки (наверное, его сын), и с ними человек в сером двубортном костюме, в шляпе, как позже выяснилось - заместитель начальника райотдела милиции, один из завсегдатаев хлебосольного председательского дома. Все трое были слегка навеселе, раскраснелись.
      Товарищ Меджидов прошел мимо расступившихся перед ним людей прямо в центр круга, остановился как бы в размышлении, а потом вдруг сорвал с головы ондатровую шапку, хлопнул ею оземь и ударил в ладоши. Тут же смолкнувшие при его появлении музыканты грянули изо всех сил "узундере".
      Грузная фигура товарища Меджидова, его круглый живот, свисающий поверх толстого кожаного ремня, его манера ходить вперевалочку - все это давало мало надежд на то, что перед нами предстанет хоть на что-нибудь способный танцор. Однако. . . При первых же звуках мелодии председатель подтянулся, вобрал живот, с лица его слетела масленая улыбочка. Перед нами предстал совсем другой человек. Приятный, задушевный, веселый. И этот другой человек, двигаясь плавно и ловко, со скрытой силой и благородством, так прошелся по кругу, что все дружно зааплодировали ему. Совершенно искренне похлопали ему и мы.
      А одетый с иголочки сынок председателя тем временем, не глядя ни на кого, уверенно прошел на возвышение для почетных гостей, плюхнулся на один из стульев, небрежно облокотился о спинку, так, чтобы видны были его наручные электронные часы и массивный перстень с камнем (у нас в Карабахе носить кольцо с камнем считается неприличным для парня). Вид у председательского сынка был небрежно-ленивый, снисходительный. Словно бы он явился на свадьбу со скучным, но, увы, неизбежным визитом вежливости. С равнодушным выражением лица, усевшись поудобнее и закинув ногу на ногу, Ровшан - так звали директорского сына - стал рассматривать присутствующих, и, вижу, взгляд его остановился на Сарыкейнек. Сарыкейнек тут же почувствовала на себе этот чужой пристальный взгляд, подняла голову и демонстративно отвернулась. А тому хоть бы хны. Продолжает смотреть, прямо-таки ест глазами...
      Тут Сарыкейнек подвинулась .ко мне, давая, очевидно, понять наглецу, что она с парнем. Но Ровшан - зря, ой зря дали ему славное имя Ровшан, имя Кероглы! - по-прежнему не отрывал взгляда от Сарыкейнек.
      - Знаешь что, - шепнула она мне на ухо, - давай уйдем. Что-то голова у меня разболелась...
      Не хочет говорить правду, знает, что я могу сгоряча натворить дел.
      - Черт с ним, - ответил я Сарыкейнек. - Не обращай внимания, пусть пялится.
      В это время распорядитель объявил:
      - Танец Ровшана!
      Это означало, что танец заказал директорский сынок. Не успели мы и глазом моргнуть, смотрим - Ровшан тут как тут. Вырос перед нами, улыбается Сарыкейнек, приглашает выйти в круг. ..
      Сарыкейнек отрицательно покачала головой и резко отвернулась. Но Ровшан принял это за обычное девичье кокетство. Видно, он и представить себе не мог, чтобы какая-то там сельская девушка отвергла его ухаживания. Развинченно дергаясь и подпрыгивая, он прошел круг и опять застыл перед Сарыкейнек. А тут из толпы донесся пьяный голос кого-то из местных подхалимов:
      - Просим, красотка, не откажи нашему красавцу!
      При этих словах музыка заиграла еще громче, а Ровшан потянулся рукой к Сарыкейнек,' чтобы силой увлечь ее за собой в круг.
      Я угрожающе приподнялся с места. Но Придира Зейнал удержал меня и резко бросил в лицо директорского сынка:
      - А ну, приятель, вали-ка отсюда! Тот непонимающе посмотрел на него.
      - Ты что, глухой? Проваливай! - еще резче сказал Зейнал и густо покраснел.
      Покраснел и Ровшан. Он не ожидал такого поворота
      91
      событий. Но настаивать на своем не стал. Отошел в сторону.
      В круг вступило сразу несколько танцоров, и возникшая неловкость была сглажена.
      Нельзя сказать, что я дико ревнив. Когда у нас в поселке устраивали танцы, Сарыкейнек танцевала не только со мной, но и с другими ребятами. Приходили ребята из соседнего поселка, тоже приглашали Сарыкейнек. И я чтобы слово сказал кому! Никогда. Даже когда один русский парень попробовал поухаживать за ней, все закончилось вполне мирно. Сарыкейнек сказала, что у нее уже есть парень, и показала глазами на меня. После танца он подвел Сарыкейнек ко мне и сказал: "Извини, друг. Славная у тебя девушка", - на что Зейнал ответил ему по-русски: "Наш парень тоже славный парень!"
      Все рассмеялись и расстались по-дружески.
      Но этот Ровшан с его самоуверенностью и наглой настырностью - видит же, что Сарыкейнек не одна! - меня просто взбесил.