После Дмитрова вышли на большой утоптанный тракт. Кони, перестав вязнуть на раскисших после дождей лесных тропах, пошли веселей, пешие бойцы тоже подтянулись.
На исходе лета листва на деревьях пожухла, и хотя впереди ожидались теплые, а то и жаркие месяцы, местами в кронах проглядывали желтые пятна.
Виктор шел рядом с конем, держась за луку седла. Конь устал, да и седок тоже. Мартын отсыпался на телеге, которую вчера обменяли у земледельца на пару коней. Скрипучая трухлявая телега — вот что осталось от фур, обозов… И тысячи не было, сотни три насчитать, и то хорошо. Глядя на измученных, оборванных бойцов, Виктор думал, что таким ходом они доберутся до Москвы дня через три-четыре.
В Дмитрове они простояли чуть ли не двое суток. Отощавшие ратники набирали силы, а Мартын и Виктор вели хитрые разговоры с наместником Желтовым, выпытывая последние новости.
Но толком ничего так и не узнали. Народ почти весь на полях, урожай выдался отменный, косы просто горят, в кузнях перестук с утра до вечера, только успевают коней перековывать да жнейки чинить, мастеровой люд с ног сбивается…
Наместник все подливал и блюда с яствами пододвигал, а сам косился хитро да пытался разузнать, чего знают, а чего не знают гости.
В конце концов Мартыну надоели хождения вокруг да около, и он велел Желтову не юлить, говорить прямо, нет ли каких вестей о московских делах, а если есть, чтобы выкладывал. Наместник враз посерьезнел, сцепил пальцы на животе и озабоченно сказал, что вроде бы все, слава богу, по-прежнему. Поговаривают, правда, что скоро большой пир будет в Хоромах, будто всех наместников созовут, вроде бы Правитель жениться надумал. И все, больше никаких новостей нет. А с его стороны просьба будет к гостям поговорить с Борисом. Ежели дмитровские маги, созванные на Круг, уже без надобности, так чтоб скорее возвращались, тут с погодой черт-те что, не поймешь, когда стоговать, а когда ворошить…
«Что-то у них затянулось, — сказал тогда Мартын, оставшись с Виктором наедине, пока наместник распоряжался насчет опочивален. — Я-то думал, наш молодожен уже вторую или третью неделю наследника строгает…» «Может, и строгает, — ответил Виктор, — с какой стати наместников еще созывать. Дело семейное».
«Ты не прав, не семейное, а государственное! — полез было в спор Мартын, но тут махнул рукой и устало добавил: — А впрочем, черт с ним и со всеми делами. Живы они и ладно! И мы живы, как ни странно!»
Упав на свежие хрустящие простыни, Виктор потрогал мокрые после баньки волосы, натянул одеяло по самый нос и закрыл глаза. Но он знал, что сразу заснуть не удастся…
Новгородская разборка началась лихо. Не успели они выехать за последние кордоны, как Мартын принялся подзуживать маршала плюнуть на тайный указ Сармата и двигать всем войском на Новгород. Он не верил в сказочки про великанов и так же, как Виктор, полагал, что их просто отослали из Москвы. Может, кто подслушал их разговор с Борисом, а может, просто Сармату надоели увещевания советника, вот и решил пару недель от них отдохнуть. «Дело молодое», — подмигнул Мартын, а когда Виктор спросил, как же его страхи, тот бодро ответил, что все как раз по планам. «Каким планам? — удивился Виктор. — Разве у нас есть планы?» «А ты думал! бросил Мартын. — Пусть теперь Борис и действует. Не все им чужими руками да колдовскими штучками…»
Виктор спросил его напрямую, не собирается ли Борис убить Ксению, на что Мартын равнодушно сказал, что это его совершенно не касается. Вряд ли что у мага выйдет, а если и выйдет, тогда посмотрим. И вообще, бодро заключил он, после некоторых раздумий он пришел к выводу, что все должно происходить так, как и происходит. Кажется, я от кого-то слышал эти слова, — ядовито сказал Виктор. Но Мартын, не обращая внимания, пояснил свою мысль — даже если бракосочетание не удастся остановить, так это еще не все, пока она понесет от Сармата, да пока родит! За это время всякое может случиться.
«Вроде бы ты боялся другого, — не преминул уязвить его Виктор, — а сейчас выходит, что веришь в пророчество?» Мартын долго кряхтел, ворочался на кошме, а потом сказал, что судьбу не перехитришь, а против власти тем более переть не след. «Так что же ты меня подстрекаешь на Новгород идти?» — взвился Виктор. «Это другое дело, — рассудительно ответил Мартын, во-первых, указа никакого не было, сказал тебе на прощанье Правитель, что в голову взбрело. Истинный указ — сгинуть с глаз долой на время. Тебе велено меня слушать, вот и слушай!» «А письменный указ?» «Какой указ?» удивился Мартын. «Днем гонец нагнал, указ Сармата привез». «Покажи», Мартын даже скинул с себя плащ и сел.
После того, как Виктор показал ему короткое послание Сармата, где повторялось сказанное им, Мартын надолго задумался, а потом заявил, что, выступив в поход, полководец больше никому не подчиняется. «Так кто из нас полководец?» — спросил Виктор. Вытаращив на него глаза, Мартын помотал головой, а потом расхохотался так громко, что подбежали двое стражей. Отослав их, он хлопнул себя по коленям, а потом сказал, что упаси Господь его соваться в маршальские дела. Он, Мартын, здесь просто так, за компанию, а советом его Виктор может утереться, если полагает, что маршалу неуместно держать советчиков.
Немного поразмыслив, Виктор сказал, что Мартын прав, а он, хоть и маршал, но в последнее время дурака валяет. Стало быть, на Новгород идти всем, разобраться, а там видно будет.
Как Сармат и предполагал, никакой измены в Новгороде не было. Когда стяги Правителя затрепетали у окраин, навстречу выехал наместник Федор со всеми своими людьми, весьма удивленный, но спокойный.
— Бунтуешь помалу, Федор? — спросил его Мартын, а наместник при этих словах чуть с коня не свалился.
После короткого разговора все встало на свои места. Воду, действительно, замутил Тихон, уличенный в мздоимстве и казнокрадстве, поротый прилюдно и сбежавший глухой ночью невесть куда. Собранное золото с ним и пропало.
Пока горожане стаскивали на брусчатую площадь столы, резали коров и кур, готовясь к большому угощению дружины, Виктор и Мартын взяли с наместника письменный доклад, а потом и приступили к трапезе. Виктор налег на копченого гуся и, обгладывая косточки, размышлял между здравицами о том, что Егор оказался ненадежным. Богдан, Егор… сколько их было и сколько еще будет. Знал ведь Сармат, что зря гоняет войско, знал, что Егор дружка покрывает, но счел повод достойным. Что он скажет, когда они вернутся? Ничего не скажет, решил Виктор, ожесточенно разжевывая исходящую дымным ароматом гусятину. Егор тонко чует обстановку, может, пронюхал о том, что Виктору не быть восприемником. А может, и нюхать нечего. После Сармата останется Правительница. Этой новой силы боялись Борис и Мартын. Правильно боялись, ежели из-за нее сотнями швыряются, как камешками!
Проспавшись после бурного застолья, Мартын и Виктор освежились рябиновой горькой настойкой и, выйдя на воздух, долго рядили, что делать.
Мартын, как бы шутя, предложил поднять дружину, двойными переходами идти назад, прихватив новгородский гарнизон, да и попутно все остальное воинство, что в городках и заставах попадется, окружить Хоромы, объявить Сармата низложенным, вздернуть Егора, чтоб неповадно было. Выслушав Мартына, Виктор серьезно ответил, что сил не хватит, другое дело выманить Сармата, заставить его подписать отречение в пользу, ну, скажем, Мартына, а тогда уже объявить всем о новом Правителе.
Мартын склонил голову, раздумывая, но тут Виктор засмеялся, и Мартын тоже хохотнул.
— Да, — сказал он, — единственная проблема — в Сармате. Он и власть сейчас неразличимы, привычки складываются быстро, хотя, может быть, самому Правителю имеет смысл уйти ради идеи сарматства…
Виктор не понял, что имел в виду советник, но слова эти возбуждали. Вдруг он представил себя в глуши, командиром далекого, полузабытого гарнизона, всех забот которого следить, чтоб тетива от бездействия не гнила, да ухлестывать за дочерьми землепашцев. Ему стало дурно от этой мысли, он уже не видел себя вне темных коридоров Хором, ночных бдений над картами, когда знаешь, что, следуя твоему пальцу по линиям и точкам, придут в движение люди, кони, заскрипят боевые колесницы, запоют стрелы и застонет холодная сталь… Странное чувство охватывало его, когда он шел мимо ровного строя ратников, ему казалось, что силы его неизмеримо возросли и каждый воин, словно его частичка, по одному слову и даже мысли кинется вперед, в бой. Лишиться всего этого из-за каприза, прихоти Сармата?
Дружинники держались поодаль, пока они с Мартыном прохаживались у колокола, но тем не менее маршал и советник говорили еле слышно. Каждый понимал, что уже сами разговоры — не только заговор, но и прямая измена. Клятву верности они давали Сармату, а не какой-то идее, что бы там хитроумно ни сплетал Мартын.
Поговорив, они вернулись в палаты наместника и учинили великий загул. Неделю никто не просыхал. Народ веселился на площадях, танцевал, дружинников растащили гостевать по домам — ратников здесь любили, в прошлом году они надолго отбили охоту у пиратов шарить в этих краях.
А однажды утром, жадно глотая холодный рассол, Виктор щурился от яркого, режущего глаза света. Потом глянул в окно и увидел дружинников и горожан, вповалку спящих у опрокинутых столов, в обнимку с пустыми бочками. Выругался осипшим голосом и побрел на ватных ногах к Мартыну. По дороге не встретил ни одной бодрствующей души. Богдан храпел, привалившись к стене, люди наместника вообще пропали, расползлись по домам еще на третий день большого пьянства.
Хранитель Мартына лежал вдоль порога. Когда Виктор перешагнул через него, хранитель слабо пошевелился на скрип двери, но глаз не открыл.
Храп Мартына обычно сотрясал стены и осыпал штукатурку. Но сейчас он лежал пугающе тихо, а когда Виктор подошел к нему, то увидел, что Мартын не спит, а еле шевелит губами и косит глазами в сторону стола. Маршал с трудом повернул свою голову, углядел среди бутылок и объедков большой стеклянный жбан с пивом и поднес его Мартыну. Тот, застонав, приподнялся, схватил его дрожащими руками и с урчаньем всосал в себя полжбана. Перевел дыхание, прикрыл глаза, а через минуту открыл.
— Ты меня спас, — сказал он бодро. — Я лежал и думал, если никто сейчас не придет — умру.
С этими словами он влил в себя оставшееся пиво, осторожно подвигал ногами и медленно поднялся, держась за спинку кровати.
— Пора завязывать, — проговорил Виктор, отчаянно зевая и с трудом подавляя накатившую дурноту.
Мартын кивнул, обежал глазами стол, выругался и стряхнул бутылки на пол.
К вечеру дружина немного очухалась. Сотники подсчитали потери и велели никому не расходиться, выступление было назначено на следующий день. Недосчитались троих ратников, но бегать по домам и искать их под одеялами у вдовушек не было резона. Виктор оглядел помятое, хмурое воинство, еле держащееся на ногах, велел кормить всех острой похлебкой, кроме пива, ничего не давать, а утром выступать по прохладе.
Так начался поход на север.
5
Два дня шли малыми переходами, во время долгих привалов дружина отсыпалась и восстанавливала силы. Так полегоньку и дошли до Вологды.
Несколько десятков домов да полудостроенная крепостца — все, что осталось от некогда большого города. Воды двух морей сплескивались здесь во время больших приливов. Набеги морских лихих людей были в привычку. Стоило задымиться кострам на дальних островках, как население снималось и уходило в леса, выжидая, пока пираты накуражатся и отбудут восвояси. Потом заново отстраивали дома и приводили в порядок разоренное хозяйство. Так и жили от набега к набегу. Раньше здесь стоял гарнизон, но со временем поредел, поистрепался.
Наместник был готов на коленях просить Виктора задержаться хоть на неделю; рыбаки с дальних островов видели в море какие-то подозрительные баржи, медленно дрейфующие на юг. Один из рыбаков пытался забраться на баржу, но только руки раскровянил о ржавые борта, а ухватиться было не за что. Ему же послышался изнутри шум неясный, вроде как человеческие голоса.
Мартын хлопнул наместника по плечу, да так, что тот чуть не рухнул, и зычно объявил, что сам разберется с этими баржами, а Виктор пусть большую часть дружины ведет на север. Наместник, худой, тщедушный человек, радостно сообщил, что на север идти никак нельзя, разве что плыть. Белое и Балтийское моря, слившись, дотянулись языками именно досюда. А когда он узнал, в чем причина похода, помрачнел, сказал, что сказки об огненных великанах ему известны, а если это даже и не сказки, то гробить людей из-за невесть какой чертовщины нет нужды, у них как раз поспела копченая белорыбица, пальчики оближешь…
Что же касается огневищ поганых, добавил он после мрачного раздумья, то это на восток надо забирать, туда, где леса идут вперемежку с выжженными пустошами. «Людей зазря погубите», — горько сказал он, но тут жена наместника пригласила к столу, и разговор прервался.
Виктор с удовольствием плюнул бы на все были и небылицы и продолжил развеселое хождение по городам и городищам, гостеприимным и добродушным. В пирах и похмелье он забывал Ксению, Сармата, Хоромы…
Но Мартын был непреклонен, полагал, что даже самый идиотский приказ должен исполняться. Другое дело — как и в какое время. Во время послеобеденного отдыха он снова вернулся к тому, чтобы им разделиться, а к Москве возвращаться порознь. Виктор так и не понял, что задумал Мартын и какой резон в его предложении. Могло статься так, что пока Виктор плутает в лесах, Мартын быстро идет к Москве и… Что? Дружину поднять не удастся, воины Сармата обожают, особенно молодые, повода для недовольства он не давал. Да свою тысячу надо еще обломать, обмануть, чтобы она взбунтовалась! Виктор улыбнулся таким мыслям. Пару месяцев назад он и вообразить не мог, что будет хладнокровно прикидывать, как бы половчее устроить мятеж.
Они лениво переговаривались, удобно расположившись в вынесенных на галерею креслах. Внизу шуршали точильные камни, переругивались коневоды, дымили походные кашеварни. Вдруг кто-то громко позвал дозорного, пошла беготня. Наверх поднялся Богдан и доложил, что с ближайшего острова дымят, стало быть, тревога. Виктор сухо отослал его вниз, к бойцам. В последнее время он стал придираться к хранителю, но тот, как ни в чем не бывало, нес службу весело.
Вскоре объявился наместник и сообщил, что замеченные ранее баржи, воровски таясь, идут вдоль берега, часа через два окажутся прямо в бухте. Народ в лес собирается, сказал он, выжидательно глядя Виктору в глаза.
— Не надо в лес, — распорядился Виктор. — Пусть дома сидят, но тихо!
С этими словами он взял пояс с ножнами, проверил обойму с найфами, крикнул Богдану, чтоб принес арбалет.
— Сам поведешь, — понимающе кивнул Мартын. — Ну и я, пожалуй, разомнусь!
Две баржи, как огромные черные рыбины, медленно вплыли в бухту. Длинные, пустые палубы, полуразрушенные решетчатые фермы. Но по тому, как поставлены большие выцветшие полотнища на мачтах, вели посудины явно не ветер и волны, а чьи-то умелые руки.
Притаившиеся за домами и изгородями дружинники наблюдали, как одна за другой ржавые громадины с шипением врезались в песок. И в наступившей тишине лишь паруса хлопали по ветру да мычала корова.
Потом прямо на носу баржи медленно, с жутким скрежетом и скрипом опустилась часть борта, и по нему на берег хлынула толпа одетых в черное людей. Они веером разбежались и залегли, выставив перед собой короткие палки.
«Оружие, — догадался Виктор, — старое оружие».
Точно такой маневр произвели и со второй баржи, только у них пандус заклинило, и люди в черном попрыгали в воду.
Виктор, прячась за углом дома, дважды взмахнул желтым флажком и проследил, все ли сотни дали отмашку. Затем, убедившись, что они приняли его команду подпустить ближе и встретить стрелами, послал вестового к затаившейся в садах коннице и велел ждать сигнала.
Люди в черном осторожно продвигались вперед. Вскоре запылали рыболовные суденышки, пошел треск и гул — пришельцы рубили бревенчатый сарай. С барж сошло еще несколько десятков людей. Ими командовал здоровяк с копьем и какой-то штуковиной, которую он время от времени подносил к лицу.
Пираты вышли к домам. Они громко перекрикивались, смеялись. И когда они оказались на косогоре, сходящем к берегу, запел рожок, треск упавших плетней и заборов слился с сухими щелчками арбалетов. Первый ряд бил с колена, чтобы не мешать второму. Воздух наполнился пением стрел, испуганными вскриками, стонами… Не прошло и минуты, как все было кончено — улица и берег усеялись телами пиратов, не успевших даже понять, кто их убивает.
Несколько человек залегли за пылающим сараем и открыли беспорядочную пальбу, однако скоро у них вышли патроны, и они побежали к баржам. Но, не сделав и нескольких шагов, легли на песок с короткими стрелами в спинах.
Те, что оставались у барж, вроде бы растерялись, потом скрылись в темных чревах. Виктор хотел скомандовать атаку, но тут же передумал. Для таких больших посудин людей было маловато. Он велел немедленно отойти к домам, подальше от берега. И вовремя!
Из распахнутого нутра ближайшей баржи с ревом и гулом выкатила обшитая металлическими листами колесница. За ней, паля во все стороны, повалила толпа пиратов. Со второй баржи бросили сходни, и по ним побежали один за другим вооруженные копьями и закованные в латы воины. Вскоре на берегу оказалось сотни три пиратов. Но Виктор не обольщался тем, что у него людей в три раза больше, — магов с ними не было, а в ближнем бою против старого оружия ратникам не устоять. Коротко бросил команду, и дружинники полезли на крыши, засели на чердаках. Приволокли из обоза трофейный ствол, прихваченный в Казани Мартыном. Тут же появился старый кашевар Лущев. Он размотал промасленные тряпки, протер трубу и осторожно вложил в нее небольшой снаряд.
— Вот здесь это было? — бормотал он. — Все позабыл!
Но пальцы как бы сами собой быстро откинули прицельную рамку, выкрутили сбоку кривую железяку, и через минуту Лущев, кряхтя, опустился на колено и пристроил трубу к подоконнику. Велел придерживать створку окна, неровен час — ветром хлопнет.
Из-за угла с грохотом и лязгом выкатила колесница, чадя и стреляя дымом. Из щелей торчали стволы. Пули зацокали по стенам, со звоном посыпались разбитые стекла.
Лущев медленно повел трубой и нажал на спуск. Ухнуло, свистнуло длинный огненный палец протянулся к колеснице и уперся в нее. На месте боевой машины возник ослепительный шар, во все стороны полетели железные лохмотья.
— Сработало! — удовлетворенно сказал Лущев, закрутил усы и пошел к себе, посоветовав скорее кончать потеху, обед на подходе.
Пираты растерялись. Тут с крыш и ударили арбалетчики, а когда из лесочка выскочила засадная сотня Мартына и отрезала пиратов от барж, они дрогнули и побежали. Не прошло и получаса, как все были перебиты. Пощады им не давали, да они и не просили.
Вожака с биноклем среди трупов не оказалось. Виктору это не понравилось, а тут еще прибежал человек от наместника и сказал, что видели нескольких злодеев, огородами ушедших в сторону капища.
— Какое еще капище? — крикнул подскакавший Мартын. — Давай туда! — и подхватил человека к себе на коня.
— Погоди, — сказал Виктор и, взяв с собой полусотню, двинулся вдоль берега.
Вскоре они выбрались к безлесым холмам.
— Вон туда побежали, — сказал проводник, с опаской поглядывая по сторонам.
— Что это за чертовы штуки там торчат? — спросил Мартын, ссаживая его.
— Это капище, — пояснил проводник и сплюнул себе под ноги. — Поганое место, нечистое. Раньше, говорят, темные дела здесь творились.
Снизу казалось, что на вершине когда-то росли деревья, но от них уцелели только остовы. Когда дружина осторожно, прячась за валуны, взобралась повыше, стало видно, что это не деревья, а врытые в землю без всякого порядка столбы с заостренными концами.
Вершину холма окружили, бойцы залегли за поваленными кое-где бревнами.
Виктор немного выждал, но из глубины частокола столбов не доносилось ни звука. Пираты могли быть где-то неподалеку. Затаились вон там, где бревна стоят гуще, и ждут. Но что, если они побежали дальше, к другим холмам? Упускать головорезов нельзя, они здесь дел натворят!
Подав знак Богдану, маршал двинулся вперед, переходя от ствола к стволу, каждую секунду ожидая выстрела. За ним редкой цепью двинулись дружинники, стягивая кольцо вокруг капища.
До вершины уже оставалось совсем немного, когда Виктор набрел на гору всякого барахла, сваленного у оснований высоких, в пять или шесть человеческих ростов, бревен, заостренные верхушки которых словно угрожали небесам.
Внизу, у подножия холма, проводник толком не смог объяснить, кто устроил капище, каким богам поклонялись. Твердил только, что место проклято издревле, а раньше сюда сходились людишки непотребные, коих след давно простыл. Некоторые стволы были свежесрубленными, белая древесина острий еще не потемнела. Видимо, кто-то следит за этим местом, подумал Виктор, а потом вгляделся в свалку.
Самые невообразимые предметы лежали здесь, словно принесенные в жертву неведомым силам. Разбитая и целая посуда, стальные и медные щиты, изрядно проржавевшее и сильно попорченное оружие, смятые холсты и картины в рамах, много техники, грубо сваленной вперемешку с россыпями монет и медалей.
Он чуть не споткнулся о плоскую серебристую коробку. Кажется, очень давно у него была такая штука. Склонив голову, он внимательно посмотрел на нее и хмыкнул — да, точно, на такой машинке он крутил фильмы. Виктор настороженно огляделся по сторонам — эта свалка напомнила ему гнездовья лупил, те тоже любили сваливать к кольям свою добычу. Правда, добыча у них страшненькая. Нет, вряд ли лупилы… Но кто?
Никогда он не узнает, кто и зачем воздвиг эти столбы, с непонятной досадой подумал Виктор. На необозримых землях во все стороны от Хором столько тайн и загадок, что не хватит и девяти жизней, чтобы их разгадать, его же время уходит на дела простые, но без которых на землях этих воцарится хаос.
Он пнул машинку, а та, словно в ответ, с мягким жужжанием выдвинула деку, в которой радужно блеснул диск. Виктор чуть не расхохотался. Вся техника давно сгнила, а вот эта с идиотским упорством предлагает воспользоваться своими услугами. Интересно, какой там фильм? Нагнулся, чтобы прочитать надпись на диске. В тот же миг над головой щелкнуло, от столба отлетела щепа, и только после этого он услышал свист второй пули.
Защелкали выстрелы. Никого из дружинников не задело.
— Мы что, сюда отдыхать пришли? — спросил вдруг Мартын своего хранителя, вскочил и кинулся на вершину, а за ним с молодецкими криками и уханьем двинулись бойцы.
Пиратов было немного, они сгрудились у огромного валуна и встали насмерть. Заряды кончились, в ход пошли мечи. Стрелки могли их расстрелять издали, но Мартын движением руки велел опустить арбалеты. А затем он хищно оглядел стайку пиратов и, увидев вожака, осклабился.
Когда Виктор оказался на вершине, Мартын уже бился с вожаком. Пират ловко крутил копьем, делал молниеносные выпады то в голову, то в пах, но Мартын увертывался и шел на ближний бой, размахивая своим огромным двуручным мечом.
Дружинники окружили их кольцом, а связанные попарно пираты вертели головами, пытаясь разглядеть, как идет поединок.
Маршал сел на бревно и залюбовался тем, как Мартын крутил мельницу, уводил копье восьмеркой, а затем обрушивал меч сверху, заставляя противника скакать из стороны в сторону. Потом неуловимое движение рукояти — сталь волной пошла вверх, вниз, вбок — и голова вожака отлетела далеко в сторону, а тело на миг уперлось было копьем в траву, но тут же грузно покатилось с холма.
Виктор подошел к валуну и подобрал разбитый бинокль. С сожалением повертел его в руках, заглянул в пустые дырки и швырнул его вслед обезглавленному туловищу. Мартын воткнул меч в землю и уселся рядом.
— Чуть не вспотел, — сказал он.
Когда они вернулись в городище, рыбаки уже высыпали на берег. Дружинники принесли факелы, и смельчаки полезли на баржи. Оттуда вдруг раздался крик и плач, по сходням потащили кричащих и отчаянно отбивавшихся женщин, за них цеплялись дети. На песок полетели узлы, свертки, котлы. Заблеяли овцы, которых по сходням гнали вниз.
— Морской народ, — сказал кто-то из дружинников и покачал головой.
До московских пределов иногда доходили жуткие истории о пиратах, владычествующих на дальних и ближних водах. Говорили, что морское племя скитается со всем своим скарбом, безжалостно истребляя жителей побережья. И будто бы они не просто морские бандиты, а обреченные до поры на скитания безумцы, которых гонит непонятная сила, мешая осесть на любом берегу.
Прибежал сотник Харитон и доложил, что на барже обнаружили полонян, а среди них и его пропавший племянник сыскался.
Через два дня дружина снялась и ушла на запад. Наместник дал проводников и просил далеко в леса не забираться, а еще лучше — вообще туда не идти. Проводники шли неохотно. Дружинники, напротив, после разгрома пиратов приободрились.
Сразу же за Вологдой начались густые леса. Хорошие дороги незаметно рассыпались тропами. Фуры оставили на сохран у землепашцев в деревеньке, название которой забылось тотчас же.
Шли узкими просеками, а на редких полянах немедленно разбивали лагерь и ждали до утра. Зверь в чащобе встречался непуганый. С каждым днем все меньше встречалось даже звериных троп. А когда вдруг и птицы исчезли, проводники вывели дружину к большой, поросшей хилой травой пустоши и повернули обратно, не слушая уговоров и посулов. Карты этих мест были старые, негодные.
Сотники начали поговаривать, что пора, мол, назад поворачивать. Молодые бойцы спрашивали у Виктора, кой черт их сюда занес, да где враг, против которого они выступили? Виктор отвечал уклончиво, а то и вовсе не отвечал. Мартын же хитро улыбался в усы, сочувственно поддакивал дружинникам и сетовал на Сармата. Намекал, что и сам бы рад хоть сейчас вернуться, да указ Правителя… Один из подвыпивших сотников загнул в адрес Сармата коленце, а Мартын только погрозил ему пальцем, но выволочки не учинил. Тогда другой сотник вполголоса сказал, что, пока они здесь в глуши топчутся, в Хоромах небось пьянка идет вусмерть, и совсем тихо, но слышно добавил что-то о старых кобелях, коим неймется. Мартын и его не осадил.
На следующий день они вышли к гари.
Одна за другой сотни подходили к невысокому обрыву. Там, внизу, ничего не росло — до самого горизонта тянулось черное пространство. Несколько обугленных стволов сиротливо торчали вдалеке, и от них вид черной пустыни делался совсем унылым и жутким. Слабый порыв ветра поднял облако пепла и рассеял его над лесом, подступившим к обрыву.
Молча стояли ратники, глядя на безмолвные поля смерти. Казалось, здесь прошелся огненной косой сказочный великан и ничего, кроме пепла, за собой не оставил.
Пахло старым затхлым дымом.
Мартын долго смотрел вдаль, нюхал воздух, а потом громко выругался и сказал:
— Вот ради этого дерьма он нас сюда загнал!
Сотники понимающе переглянулись.
Разъезды никаких признаков человеческого жилья не нашли — только леса тянутся по обе стороны обрыва, а внизу — мертвое поле. В паре километров обнаружили далеко уходящие в лес языки пепелищ.
— Я знаю, что это такое! — вдруг объявил сотник Дежнев и закашлялся.
Виктор глянул на него. После вынужденного купания под Бастионом сотник простудился, долго лежал и сильно сдал в последнее время. В поход, однако, пошел.
— Лесной пожар, вот что! — проговорил наконец сотник.
С чего бы это гореть лесам, не сухие же дрова, задумался Виктор. Он никогда не видел лесных пожаров — сырость, влага, чему там гореть? Но Мартын одобрительно похлопал Дежнева по плечу.
— Дело говоришь! — зычно сказал он. — Давненько не было лесных пожаров, но и сырость не всегда стояла. Раньше, я помню, леса часто горели.
Старые дружинники закивали, соглашаясь, по рядам прошел говор. Виктор отметил про себя, что и это лыко будет Сармату в строку. Одно дело — идти в бой на злобное чудище, другое — стаптывать сапоги на лесных пепелищах.
— Ну что, — обернулся Мартын к Виктору, — сразу повернем или привал на опушке сделаем?
Виктор, не отвечая, следил, как несколько всадников, осаживая коней, спускались по осыпи на пустошь. Они проехали немного и вернулись, подняв гору серого пепла и пыли. И когда, спешившись, начали карабкаться вверх, ведя за собой коней, откуда-то из-за горизонта пришел гулкий протяжный звук, словно чудовищно огромный владелец горелых земель заметил потуги людишек вторгнуться в его пределы и удивленно протянул «о-о-о».
Тут вскрикнул испуганно Дежнев, ткнул пальцем вверх и попятился. «Смотри, смотри!» — раздались крики среди воинов.
Облака над пустошью стремительно таяли, разлетались клочьями, открывая яркое синее небо. Потом высоко над головами сразу потемнело, нависли, зашевелились зыбкие фигуры… Мартын ахнул — там, в вышине, как в большом неровном зеркале отражались деревья, пустошь и дружина, словно разглядывающая тех, кто толпился внизу…
Потом Мартын клялся, что за несколько мгновений до появления огневиков зеркало в нескольких местах выгнулось, стекая большими каплями вниз, а навстречу «каплям» встали столбы пепла, и, когда они коснулись друг друга, «капли» эти налились изнутри пламенем и свернулись в клубок. Виктор же ничего не успел заметить. Конь под ним скакнул в сторону, он чуть не вылетел из седла. А когда совладал с конем и глянул в пустыню, то, как и все, окаменел.
Из глубины черного поля на них беззвучно и грозно надвигались четыре огненных шара. Виктор решил было, что это магический огонь, но мгновенно сообразил, что такие огромные пылающие солнца мог сотворить разве что маг-исполин.
— Все назад, в лес! — крикнул маршал. — Труби отход!
Но ратники уже хлынули в чащу, не ожидая сигнала. Заржали кони, затрещал валежник. А потом огонь настиг их…
Пройдет немало дней и ночей, но еще не раз Виктор будет просыпаться в холодном поту, судорожно глотая воздух. Ему опять увидится, как огненные сгустки с воем и гулом вонзаются в зеленую плоть леса и проходят сквозь деревья, людей и коней, оставляя за собой обугленные стволы и скелеты; от жара мгновенно вспыхивают трава и кусты, опушка превращается в пекло, те же, кого миновали четыре огня, исторгнутые неведомой силой, находят свою смерть в пламени лесного пожара.
