— Не надо меня на хлеб-воду, — засмеялся Виктор, — у меня таких парней четыре тысячи, один другого крепче.
— Вот и славно! — обрадовался отец-настоятель. — Завтра мне десяток ребят пришли. Дровишек надо напилить, а рук не хватает.
— Пришлю. Только вы их сетями не отлавливайте, они этого не любят.
В разговор вмешался Месроп и спросил, как бы все же им переправиться на ту сторону. Дьякон сказал, что без его благословения мены не будет, плот никуда не денется, на нем и поплывут.
Они спустились с колокольни и пошли вдоль стены. По дороге отец-настоятель полюбопытствовал, не напрасно ли Виктор его обнадежил людьми и в каком он чине-звании, раз под ним ходят тысячи. На это Виктор нехотя ответил, что он в некотором роде распорядитель живой силы Правителя, а как его называть-именовать — без разницы. Конечно без разницы, добавил Месроп, но на маршала он тоже отзывается. Дьякон хмыкнул и спросил, в каком чине сам Месроп, на что тот неопределенно пошевелил пальцами и высказался в том смысле, что до чинов у него еще нос не дорос. И с этими словами потрогал свою носяру.
— Ну-ну, — пробурчал отец-настоятель, а потом сказал Виктору:
— Дай мне толкового мужика, пусть ребят натаскает, ратному делу научит. Сетями, конечно, складно, однако неровен час, какие душегубы нагрянут!
— Непременно пришлю наставника, — пообещал Виктор. — И людей побольше.
— А-а, — хитро улыбнулся Дьякон, — гарнизон хочешь поставить. Ладно, сотню ратников приму, жилье отведем, кормить-поить, конечно… Только чтоб без озорства. Баб начнут водить — пороть буду, не глядя на чин. И ребят моих пусть учат, да не сманивают. А ежели кто из твоих захочет Богу послужить, в том ему помехи не чинить. По рукам?
— По рукам! — Виктор со смехом хлопнул по огромной пятерне Дьякона.
Не пустая вышла прогулка. Такой форпост напротив Бастиона — находка! Сюда не сто, а полтысячи дружинников можно разместить. Монастырские, конечно, потеснятся, но ведь и для их блага! А если наладить плоты и лодки, можно на том берегу хороший плацдарм захватить. Но захочет ли Сармат брать Бастион измором?
— Да, — вдруг встрепенулся Дьякон, останавливаясь у маленькой кованой дверцы в стене, — и чтоб ведьмаков здесь ноги не было! Смолы у нас на всех хватит.
— Чем это вам маги досадили? — заинтересовался Месроп.
— А ничем! Их дело — дьяволу служить, а мое — Богу. Нет нам места одного.
— Постой, — с досадой сказал Виктор, — какому дьяволу, они вообще ни во что не верят!
— Истинно, ни во что не верят, — согласился Дьякон. — Вот я и говорю — сатанинское отродье, прости, Господи, за поминание врага. А смолы у нас много!
— Да что ты заладил со своей смолой! Их ничто не берет. Они дружине очень помогают.
— Нашли помощничков! Ничто не берет, говоришь? Смолы-то горяченькой они не любят.
— Не знаю, — пожал плечами Виктор. — Сказок много всяких.
— Может, и сказки. Их и без смолы Дева-воительница душит и режет.
Виктор поморщился. В последний месяц ходили по казармам слухи о некой Деве-воительнице, безжалостно истребляющей магов. Но от безделья и праздности и не такое придумают. Насчет партизанских отрядов амазонок никто из разведчиков не сообщал. Правда, был недавно случай. Виктор с небольшим отрядом осматривал засеки под Люберцами. На околице деревеньки их встретила хлебом и солью девушка. Так, пигалица, лет шестнадцати. Пока Виктор с коня слезал да поводья хранителю отдавал, она глазами позыркала, да вдруг из-под передничка арбалет небольшой выхватила и единственному магу промеж глаз стрелу всадила. Юркнула сквозь дыру в плетне — только ее и видели. Наконечник у стрелы серебряным почему-то оказался, а древко смоленым. О Деве-воительнице слухи тогда и пошли, может, с этой девушки и сказка родилась.
Между тем Дьякон открыл дверцу, прошел узкой прохладной щелью, и Виктор с Месропом, следовавшие за ним, вышли на песчаную косу.
У плота трое монастырских парней оживленно переговаривались с двумя девушками в зеленых брезентовых комбинезонах. Завидев отца-настоятеля, парни замолчали и один за другим нырнули в проход.
Одна из девушек засмеялась, но вторая ткнула кулаком ей в бок.
— Взяли рыбку? — ласково спросил Дьякон.
Смешливая девушка кивнула.
— Вот и хорошо, — так же ласково продолжил Дьякон. — Значит, с собой еще вот их возьмете, на тот берег надо. Мои друзья оба. А начальству своему скажете так: еще раз особ женска полу пришлют, — без рыбы сидеть им аж до морковкина заговенья. Ясно излагаю? — гаркнул он неожиданно.
Смешливая чуть не выронила шест. Месроп подмигнул девушкам.
— Так когда вас ждать? — спросил Дьякон.
— Сегодня и вернемся, — сказал Виктор, — засветло.
— Ладно, — кивнул Дьякон, — за коней не беспокойтесь, и паренька вашего не обидим.
И пошел обратно, широко размахивая полами длинного одеяния. У дверцы остановился, перекрестил грудь и нырнул в узкий проем.
4
Девушка подняла шест с пестрым лоскутом на конце и помахала им. Немного погодя плот мягко сошел с места. Виктор заметил натянувшийся трос, идущий к тому берегу, и перестал озираться в поисках весел.
— Далеко путь держите? — спросила смешливая девушка.
— Там видно будет, — усмехнулся в бороду Месроп.
— А обратно как? За рыбой только послезавтра…
— На месте разберемся, — ответил Месроп.
Вторая девушка внимательно посмотрела на него, потом что-то зашептала на ухо смешливой. Та вздела брови и перевела взор на Месропа и Виктора.
— Так вы к нам? Что же сразу не сказали?
— К кому это — к вам? — поинтересовался Виктор.
— Да бросьте ветер гнать, — махнула рукой смешливая, — секреты развели! — и сердито замолчала.
Виктору понравилось, как она сердится. Насупленные брови на круглом лице делали ее похожей на обиженного котенка. Симпатичные девушки у ученых, наверно, тоже по уши в науке и просто с ними не поговоришь.
— А скажите, — вкрадчиво начал Виктор, — это правда, что от науки глисты особые заводятся и дети в крапинку рождаются?
— Сам ты в крапинку! — фыркнула смешливая.
Плот шел медленно. Выяснилось, что смешливую зовут Светланой, но можно и Светой, а вторую только Марией. Между веселой болтовней Виктор вставил пару вопросов о том, чем они заняты в Бастионе, но Света вообще не обратила внимания на хитрый вопрос, а Мария пожала плечами и сказала, что долго рассказывать. Предложил встретиться на ближайшем гулянии, обе погрустнели, но вразумительно ничего не ответили. Месроп в разговор не вмешивался, время от времени отечески добродушно похмыкивая.
У берега Света и Мария замолчали. Трос уходил в кусты, а когда плот уперся в пологий берег, из кустов вышли несколько мужчин и взялись за большие корзины. Один из них, с белым шрамом над бровью, смерил взглядом Виктора и Месропа и осведомился у Марии:
— А это что за рыбы?
Мария пожала плечами.
— Настоятель просил перевезти.
— Да? Ну пусть себе идут. — И спрашивающий повернулся к ним спиной.
Света раскрыла было рот, но посмотрела на Марию, на Месропа, рассеянно поглядывавшего по сторонам, на Виктора, равнодушно провожавшего взглядом мокрые корзины, и смолчала.
Когда мужики с корзинами скрылись в кустах, Месроп тихо сказал Свете:
— Вы нас проведете к себе без шума, ладно.
— Я… не знаю.
Взгляд Марии неожиданно стал жестким.
— В чем дело? — спросила она.
— У нас должна быть сегодня встреча, — прошептал Месроп.
Мария посмотрела в сторону кустов, потерла пальцем висок и медленно пошла вдоль берега. Света догнала ее. Месроп приглашающе махнул рукой Виктору и заторопился следом за ними.
Виктор брел по песку и размышлял о причинах осторожности Месропа. Наверно, их миссия была достаточно деликатна и не для посторонних ушей и глаз. Может, в Бастионе тоже свои расклады. Следовало прихватить с собой Богдана и коней, но если начнутся неприятности, на конях через разлом не уйти, а Богдан и так слишком много увидел. Надо будет его оставить в монастыре, пусть встречает гарнизон. Назначу квартирьером…
Вода доплескивала почти до ног. Следы идущих впереди Месропа и девушек быстро размывались, таяли. Внезапно Виктору показалось, что песок под ним расползается и его тянет в вязкую топь. Невольно он сделал несколько шагов в сторону. Его движение осталось незамеченным, потому что Мария как раз в это время свернула к кустам. Продравшись сквозь них, они вышли на тропинку.
Тропа заворачивала от берега, и громада Бастиона осталась слева, потом они попали на узкую просеку, и после нескольких поворотов Бастион замаячил перед ними сквозь густые кроны.
Догнав Свету, Виктор попытался ее разговорить, но та с досадой отмахнулась, а потом, через несколько шагов, негромко, так, чтобы не услышала Мария, спросила, правда ли, что их собираются отсюда изгнать. Виктор сделал большие глаза, но втуне, она на него не смотрела и не заметила его гримасы. На вопрос, кто же собирается ее гнать, не ответила. Виктор осторожно взял ее за локоть и стал негромко втолковывать, что сейчас-то времена не смутные, в городе порядок, безобразий почти нет, и если кто ее обидит, то будет иметь дело с ним… Света опустила голову и улыбнулась.
5
К самому Бастиону они пробирались по деревянному настилу, уложенному на каменистую осыпь. Виктор заметил, что камни правильной прямоугольной формы, словно плиты рассыпавшегося дома. А потом он поднял глаза и на миг даже замер, пытаясь оценить высоту темного, уходящего вверх сооружения.
Из глубины памяти выплыло другое здание, почти такое же, только по краям были какие-то башенки, и вроде не такой пирамидой сходилось оно в выси, а кончалось острым навершием, да и вода была не у самых стен. И еще поразили его тогда ряды оконных дыр, с уцелевшими кое-где переплетами, с осколками стекол. Но это было очень давно или во сне.
Вблизи Бастион не казался грозным монолитом. Внизу наращивали бетонные ребра и пояса, и рельсовые стяжки выпирали ржавыми полосами руина, хорошо сохранившаяся, подлатанная, но руина.
— Бастион! — невольно сказал Виктор, не то удивляясь, не то смеясь.
— Что? — не поняла Света.
Виктор замялся, а потом объяснил, что издалека Бастион похож на крепость, а вблизи — на многоэтажный курятник. Света засмеялась и сказала, что она впервые слышит, чтобы это строение называли Бастионом. Кто из обитателей зовет его Домом, кто-то Берлогой, а есть, действительно, некоторые, которые иначе, чем курятником, и не зовут. А до оползня, говорят, это было красивое здание. Она видела снимки, но ей не понравилось. Натыкано много лишнего.
Настил пошел впритык к стене. Виктор сперва решил, что бетон и проглядывающая местами кирпичная кладка почернели от старости, но, случайно коснувшись стены, хмыкнул от удивления.
Стало ясно, откуда исходит странный и не очень приятный запах. Чтобы убедиться в своей догадке, как бы случайно мазнул пальцем по стене. Так и есть! Все вымазано густым слоем смолы. Это что же, ученые надеются за просмоленной стеной отсидеться, если миром дело не решат? Когда маги ударят холодным огнем, что стены смолой мазать, что свою задницу — все одно. Возможно, задницу полезнее.
Свернули за угол и догнали мужчин с корзинами рыбы. Тащили корзины по двое, держа за плетеные ручки, а последний нес небольшую корзину на плече. Откуда-то сбоку возник тот, что подходил к ним у плота, спросил что-то у Марии, та пожала плечами и, не останавливаясь, отодвинула его в сторону. Месроп виновато развел руками и последовал за ней. Виктор и Света, проходя мимо, услышали, как мужчина, покачав головой, громко сказал: «полный развал». Потом он исчез за бетонной плитой. Месроп замедлил шаги, а когда Виктор подошел к нему, взял его за рукав и дождался, пока Света пройдет вперед.
— Никто не знает, что ты здесь, — шепнул Месроп. — И не надо. Мы поговорим с одним или двумя… э-э…
— Умными людьми?
— Скажем так. Все они сейчас немного взвинчены, измотала неопределенность последних месяцев. Так что пусть никто не знает, кто ты.
— Я так полагаю, что среди умных людей встречу и доктора Мальстрема? — кротко спросил Виктор.
Месроп осклабился:
— Умен черт!
Последний носильщик снял с плеча корзину и прислонил к стене. «Рыба смолой завоняет», — успел подумать Виктор. Носильщик выпрямился, держа в руке изогнутую палку. Края ее блеснули металлом. Медленный, даже ленивый взмах руки — и палка, вертясь, полетела в их сторону. На глазах палка вдруг распалась на несколько таких же изогнутых полосок — и вся стая вертелок пошла на них. Виктор изо всех сил оттолкнул в сторону Месропа, и тот кувыркнулся с настила прямо на осыпь. Сам он упал вбок, и вовремя бумеранги разрезали воздух над ними и почти сразу же развернулись назад. Несколько полос упало, не долетев до хозяина, а часть веером разошлась в стороны, и Виктор увидел, как одна вертелка на излете коснулась плеча Светы. Девушка упала.
Все это произошло в полном безмолвии. Носильщики медленно тащили свои корзины, Мария их обогнала и скрылась из вида. А тот, что напал на них, нагнулся и поднял еще одну изогнутую палку.
Но Виктор уже стоял на ногах, и, хотя до злодея было метров десять, он не мог тратить время на рывок вперед. Пальцы легли на обоймы с найфами, а дальше все заняло меньше секунды — издалека могло показаться, что Виктор бросает невидимый мяч.
Убийца замахнулся, но бумеранг выпал из руки: восемь лезвий торчало у него в груди, горле и только два воткнулись в ногу и пах.
Виктор бросился к Свете и перевернул ее на спину. Глаза ее остекленели, а рот исказила судорога. Хотя бумеранг лишь задел ее за плечо, она была мертва. Подошел, прихрамывая, Месроп и осторожно подобрал изогнутую пластину с врезанной в край бритвенной остроты металлической полосой. Понюхал ее и указал Виктору на белесый налет вдоль лезвия.
— Яд! — коротко сказал Месроп.
Виктор молча смотрел на лежавшую на камнях девушку. Жалко. Ни за что пропала. Он видел много смертей, но эта была самая нелепая.
— Так ты говоришь, — обернулся он к Месропу, — никто не знает, кто я?
6
Изнутри Бастион казался неким подобием Хором на Котельнической такие же высокие потолки, толстые колонны и скользкий вытертый мрамор. В слабо освещенном вестибюле Виктор разглядел штабели мешков. Втискиваясь в узкий проход вслед за Месропом, он холодно усмехнулся — из прорех сыпался песок. Шесть или семь дружинников здесь наведут такой тарарам, что песок посыплется из защитников. За такой хлипкой стеной свои приборчики не сохранишь в целости. Но, выбравшись из тесного извилистого лаза он перестал усмехаться. Из прорези в стальном щите прямо на него уставились четыре ствола. После некоторой заминки он вспомнил — крупнокалиберные пулеметы. Серьезные приборы. Неприятный сюрприз.
Он мог и раньше догадаться, что свечение в окнах Бастиона, о котором докладывали разведчики, — это не только факелы, а если здесь есть электричество, если работают приборы, стало быть, не вся сложная техника развалилась и отказала, и значит, оружие старое у них тоже имеется. Может, блефуют? — мелькнула короткая мысль, но тут же и ушла — нет смысла.
Из-за щита вышел человек в зеленом комбинезоне, за ним показалась Мария. Строго глянув на Месропа, она спросила:
— Итак, в чем дело?
Не отвечая, Месроп обратился к мужчине:
— Вызовите кого-нибудь из охраны.
— Я — охрана, — сообщил мужчина, — что дальше?
— Куда уж дальше, — сердито сказал Месроп, — пока вы тут отсиживаетесь за дурацкими вашими мешками, прямо у входа спокойно убивают…
— Кто… Кого убивают? — вскинулась Мария, замерла, схватилась за щеки и, сорвавшись с места, исчезла в проходе.
— Стой, куда?! — ринулся было за ней мужчина, но тут же вернулся, вытянул из-за пазухи длинноствольный пистолет с рукояткой посередине и коротко приказал:
— Лицом к стене, руки на затылок!
Виктор мысленно одобрил первое верное действие стража. Хотя и запоздавшее — будь они с Месропом лазутчиками, давно бы лежал он в своем зеленом комбинезоне, как ежик, ощетиненный лезвиями. Тут Виктор вспомнил, что оставил найфы в теле убийцы и сейчас практически безоружен, если не считать пары заплечных лезвий.
Верхняя часть щита откинулась, и Виктор покачал головой. Он недооценил надежность охраны. Из-за щита вышло несколько человек, к тому же открылась почти невидимая из-за слабого освещения площадка у потолка, откуда вниз были нацелены еще два ствола. Вот они бы и встретили нападающих в вестибюле, перед баррикадой, сообразил Виктор. Нелегкая задачка для тех, кто будет штурмовать в лоб.
Их не очень умело обыскали и, не обнаружив у Виктора заплечных лезвий, провели в небольшую комнату. Там Месроп коротко рассказал, что произошло у стен Бастиона. Двое, не дослушав, сорвались с мест и выскочили из помещения, человек в зеленом комбинезоне успел крикнуть вслед «перекройте спуск!». Виктор покачал головой. Слабовато с дисциплиной.
В эти минуты он словно раздвоился: одна половина сознания искренне переживает глупую смерть симпатичной девушки, с которой он только успел познакомиться и с удовольствием продолжил бы знакомство, другая же половина холодно оценивает ситуацию и пытается извлечь как можно больше сведений об этом месте.
Вернулась Мария. Она взяла стражника за лямки комбинезона, притянула его к себе и свистящим шепотом спросила, откуда взялся этот носильщик, кто он такой, почему она впервые видит его, и когда, наконец, будет порядок. Потом внезапно отпустила его, и стражник чуть не упал. Мария обвела всех темным взглядом и вышла из комнаты.
— Ну, вот что, — негромко сказал Месроп, — немедленно проведите нас к доктору Мальстрему.
Стражник молча кивнул и пошел к двери. Месроп и Виктор поднялись с жестких деревянных скамеек, и только тут Виктор понял, что его смущало в этой комнате. Свет шел с потолка, из круглого матового плафона, неяркий, временами мигающий свет. Все-таки электричество. Наверно, и старое оружие действует. Большая кровь будет, если Сармат пойдет на Бастион.
Они прошли мимо толстых пузатых колонн, обогнули ржавые трубы строительных лесов, теряющихся в вышине большого темного зала. Миновав частокол бетонных столбов, подпирающих потолок, вышли к узкому простенку с двумя рядами двустворчатых дверей без ручек. Стражник нажал на кнопку, одиноко торчавшую в стене, двери, что были посередине, с негромким урчанием разошлись в стороны. «Лифт», — догадался Виктор, увидев небольшую кабину, обшитую древним потрескавшимся пластиком.
Они вошли в кабину, и стражник, пробормотав что-то насчет почетных гостей, осторожно нажал на одну из кнопок.
Кабина с шелестом пошла вверх и через несколько секунд остановилась.
— А дальше я и сам знаю, — сказал Месроп и шагнул из кабины. — По коридору направо третья дверь.
Стражник кивнул и почесал задумчиво бровь. Створки захлопнулись.
7
— Господи, как обидно и нелепо, как нелепо! — доктор Мальстрем ходил по большому кабинету, сжимая и разжимая кулаки.
Виктор сидел в глубоком кресле у окна и, не обращая внимания на его перемещения, теребил плотную тяжелую штору. Как бы случайно отогнул вместо окна глухая стена. Замуровали.
Наконец, доктор вернулся за свой стол.
— Надеюсь, — сказал он, — эта смерть не будет дурным предзнаменованием для наших переговоров.
Месроп кашлянул.
— Ладно, — поднял свой палец доктор, — не будем играть в политику. Ситуация трагична, времени нет совсем. Причем, возможно, буквально. Поэтому оставим деликатные телодвижения, — короткий взгляд в сторону Месропа, — и сразу перейдем к делу. Если мы располагаем хотя бы часом или двумя…
Он замолчал, вопросительно глядя на Виктора.
— Располагаем, — протянул Виктор.
— Отлично. Тогда я оповещу всех заинтересованных лиц и надеюсь собрать их за полчаса. А пока давайте просто побеседуем.
— Давайт-те, — эхом отозвался Месроп.
Доктор слабо улыбнулся. За прошедшие годы он сильно изменился, волос почти не осталось, морщины вокруг глаз, а сами глаза совершенно выцвели. И как-то сгорбился, усох, что ли?
— Мы расстались при довольно-таки странных обстоятельствах, — начал доктор. — Упаси боже, я не намекаю ни на какие взаимные обязательства. Какие могут быть сейчас обязательства!
А вот это он неправ, подумал Виктор, как раз на взаимных обязательствах все и держится. Но не ему напоминать доктору об этом. Все-таки свою миссию он не довел до конца. Вернее, довел, но совершенно в другом смысле.
— Я рад, что мы встретились, — продолжал между тем доктор. — В конце концов, только мы с вами и остались. — Он замолчал, откинулся на спинку кресла и на миг закрыл глаза. — Да, только мы. Я не знаю, жив ли Саркис и где он. Боюсь, этого никто не знает. Была еще девушка…
— Она пропала, — коротко сказал Виктор.
— Да-а, — протянул доктор, — значит, только мы двое. Странное было мероприятие, этот наш детский поход. Кстати, спасибо, что тогда в Москве вы мне напомнили про картотеку Евгения Николаевича. Мы ее раскопали. Удивительное дело, такой массив совершенно разрозненных фактов, и вдруг…
Он пожевал губами, вздохнул и обратился к Виктору.
— У вас, я знаю, все в порядке. Вы главный военачальник у правителя Сармата. Да, а он все еще именуется правителем, или уже подобрали красивый титул?
— Не знаю, о каком правителе идет речь, — ответил Виктор. — Сармат руководитель дружины самообороны, и все! А я — его заместитель по боевой части. И все!
— Дипломат! — улыбнулся доктор. — Все мы сейчас дипломаты. Ну и пусть. Лишь бы мухи не кусали.
— Какие мухи? — не понял Виктор.
— Такая поговорка, — пояснил доктор.
— Где ты мух видел? — вмешался в разговор Месроп. — Мухи что, тоже дипломатия? Время-то идет!
— Ты полагаешь? — вздел бровь доктор. — Ну, если так, тогда я сразу прошу не считать нас врагами. Мы никому не враги, никому.
— Я знаю, — после некоторого молчания сказал Виктор. — Но я здесь сам по себе, никто мне не поручал вести переговоров.
— Какие переговоры! — страдальчески изогнул губы доктор. — Поверьте, это неудачная шутка. Какие могут быть у нас переговоры?! Они возможны между равными, а сейчас…
Виктор насторожился. Если это западня, то первый заплечный найф доктору.
— Переговоры! — горько повторил доктор. — Ничего подобного. Мы просто полагаемся на ваше великодушие и рассчитываем, что на завтрашнем Сборе вы не будете настаивать на немедленном штурме. Мы не собираемся ни с кем воевать, ни от кого обороняться. Пусть нам позволят спокойно уйти. Все, что находится здесь, — он широким жестом обвел стены, — здесь и останется. Владейте!
То, что доктор Мальстрем знал о Сборе, Виктора не удивило. Его поразила готовность ученых без боя оставить Бастион со всеми потрохами. Нет ли здесь подвоха? Старое оружие! Вот займут они Бастион, введут дружину, а где-то внизу, в каком-нибудь подвале, взрывчатки тонн десять или больше и часовой механизм тикает. Правда, когда маги сюда войдут, всякая хитрая техника быстро выйдет из строя, но чтоб на воздух все поднять, много времени и большой хитрости не требуется.
Он не знал, что сказать доктору Мальстрему, и молча изучал свои ногти.
— Ваше молчание, — мягко сказал доктор, — обнадеживает. Вы не отвергли мое предложение. Не все коллеги со мной согласны, но я надеюсь убедить их в моей правоте. Рассчитываю на ваше содействие.
Подняв голову, Виктор столкнулся со взглядом доктора, и такое отчаяние вдруг прочитал в его глазах, что ему стало не по себе. Доктор молча опустил веки и негромко сказал:
— В конце концов, я просто обязан спасти людей. Плевать на все эти железки, плевать на тех, кто ищет власти, плевать на всю чертовщину и чудеса вместе взятые! Я должен спасти эти мозги, чего бы мне это ни стоило.
— Насколько я знаю, — заговорил Месроп, — магам нужны только приборы, оборудование.
— Пока им нужны только приборы, — перебил доктор, — а потом им потребуются люди. Они не против науки, не против знаний, наоборот. Просто они хотят держать науку под своим контролем.
— Наука под контролем — не наука.
— Ты это им скажи! — пожал плечами доктор.
Из небольшой коробки на столе у доктора послышался негромкий треск. Доктор ткнул в нее пальцем, сказал «занят» и развернулся с креслом к Виктору.
— Может, я сейчас говорю глупость, но что, если пригласить к нам ваших коллег и поговорить с ними. Понимаю, Сармат вряд ли сюда придет, но советники…
— Советники? — покачал головой Виктор. — Не знаю…
Хитрит доктор. Какие еще советники ему понадобились. Он уже здесь. Мартын, судя по всему, давно с ними общается. Николая позвать? Вот смеху-то! Николай везде измену ищет, радости для него будет по самое темечко. Странное предложение.
— Когда же теперь звать, — спросил он доктора, — да и кого? Николая, разве что?
Доктор никак не отреагировал, но Месроп вдруг оживился.
— Постой, — сказал он, — это какой Николай? Боров, что ли? Ты же его убивал долго. Неужели помирились?
— Да как тебе сказать, — замялся Виктор.
«В самом деле, — задумался он, — с Боровом не мирились, но и врагами перестали быть как-то незаметно, плавно…»
8
Пять лет назад трагичное возвращение из Будапешта завершилось скандальным финалом. Виктор вспомнил, как душил Борова, а его оттаскивали в сторону, висли на руках, Боров постно закатывал глаза и бочком-бочком продвигался к двери, а Мартын пытался что-то втолковать, но после того, как Виктор случайно задел его по носу, обиделся и велел окатить буяна холодной водой. Принесли ведро, Виктор, рассвирепев не на шутку, пнул водоношу ногами в живот и тот полетел прямо на Мартына, окатив его штаны ледяной водой. Тут уже Мартын озверел и велел связать Виктору руки. Боров исчез.
Вскоре Виктор немного успокоился и сам поразился своей вспышке. Вместо того, чтобы устраивать истерики, надо было просто подойти к Борову и, дружески пожимая руку, свободной взять за кадык или, еще лучше, аккуратно вставить ему лезвие в ливер.
Эти мысли неотвязно вертелись в голове. Он рассказывал о приключениях в Будапеште, и никак не мог избавиться от навязчивого образа — Боров с найфом в кадыке. К вечеру у него вдруг начался жар, и он слег.
Двое суток тогда провалялся без памяти. Потихоньку стал приходить в себя, и поначалу даже не удивился, обнаружив у своего изголовья Борова, заботливо поправляющего подушку.
Отложив расправу с врагом до выздоровления, он вынужден был примириться с такой сиделкой. Боров же, хлопоча у больного, между делом как-то заметил, что сам вызвался выходить его в залог собственной шкуры, и если, не приведи господь, Виктор загнется, то с него личную шкуру снимут. Сармат и снимет.
А когда Виктор немного окреп и еле ворочавшимся языком стал поносить Борова, то Боров уселся прямо на дерюгу перед кроватью и повел долгий разговор.
Виктор и сам не понял, когда стал прислушиваться к доводам, как задумался над делами прошлых дней, ну, и слово за слово втянулся в беседу.
И сейчас перед глазами встало корявое лицо, неопрятные седые космы и тусклые глаза, смотревшие вбок. Послушать его, так во всем был Виктор неправ. И детей воры похищали с самыми благими намерениями. «Ведь у кого брали-то, — жарко шептал Боров, — у голытьбы и рвани всякой, они себя прокормить не могли, на подачках держались, а плодили такую же рвань и нищету». Ну, а он, Боров, естественно, выходил истинным благодетелем, потому что дитя пристраивалось в надежные хорошие руки, вот тебе крест, только здоровым состоятельным родителям, посредники надежные, да и ребеночка приобрести могла не всякая семья. Он лично знал двух пацанов, которые выбились в большие люди благодаря приемным, так сказать, родителям. А то подохли бы или ковырялись в навозе…
Откровенное бесстыдство Борова и его нахрапистый монолог привели Виктора в легкое оцепенение. Он лежал в полудреме, а тот все гудел и гудел под ухом. Вспомнил и о том, как защищал Виктора от обидчиков в банде, а когда Виктор спросил, почему тогда велел привязать его на крыше, Боров аж взвился и, выслушав небрежное пояснение, вскричал, что только сейчас понял, куда исчезли Тит и Бурчага. А насчет того, что велел привязать, так это чушь собачья! Ничего он про это не знал, ну пусть вот Виктор посмотрит ему в глаза и плюнет в них, если он слышал от него приказ! Да и потом, вскочил тогда с места Боров и забегал по каморке, когда Виктор и те двое исчезли, его вообще в Москве не было, денька на три отлучился, кхе-кхе, товар сбыть, дело деликатное… А с Виктором, наверно, счеты Бурчага сводил, сволочь большая, не забыл, наверно, как Виктор ему большой палец прокусил!
Целую неделю Виктору приходилось слушать пространные речения о том, что да, приходилось ему обретаться среди негодяев, но попадались порядочные люди, которых обстоятельства толкнули на дела неправедные, и что он, Боров, общаясь с негодяями, сам замарался и на старости лет стал сущим разбойником, хотя, случайно, помог ему избавиться от дубасовцев… И вообще, грех Виктору жаловаться, не пройди он тогда в банде хорошую школу выживания, вряд ли уцелел после стольких передряг. В том, что из мелкого пацана вырос такой державный хлопец, есть заслуга и его, Борова.
Сработала ли грубая лесть, а может, просто убедительные интонации, но, когда Виктор встал на ноги, мысли об истреблении Борова куда-то отошли. Узнав, что его недруг учинил большой шорох, помог Сармату разорить все притоны в Саратове и окрестностях, а главное, навел в дружине железный порядок, Виктор стал звать его Николаем, а прошлое стерлось, смазалось.
— Не придет сюда Николай, — сказал, наконец, Виктор, — и хорошо, что не придет.
Месроп вопросительно посмотрел на него, но Виктор молчал. Не говорить же здесь о том, что Николай ведает внутренней безопасностью, и если узнает, что мимо Сармата идет какая-то возня, то начнет ворошить все осиные гнезда, до которых дотянется. И ему, Виктору, совершенно не улыбается, если на очередном Сборе Николай вдруг встанет и ласковым голосочком начнет выкладывать всем присутствующим о том, кто с кем встречался и о чем говорил. Сармату все можно объяснить, но лучше это делать самому и первым. Правитель — мужик горячий. Иногда подолгу тянет да взвешивает, а порой сначала рубанет, а потом только смотрит — кого и куда. Стареет, что ли?
