На Москворецкой набережной их остановил патруль. Богдан выехал вперед, сказал слово. Один из патрульных узнал Виктора, подобрал живот и молодецки приставил пику к сапогу. Маршал усмехнулся, но, проезжая мимо, поднял два пальца к виску, благодаря за службу.
      «Плохие бойцы из горожан, — подумал Виктор, — но стараются».
      Лучшие воины, конечно, из фермеров, но селяне неохотно отдают молодых в дружину, у самих руки наперечет. Разве что коней добрых, не заезженных, пообещаешь. Ребята, правда, резво бегут к Сармату, не всякому охота в земле ковыряться, но тут порядки строгие — без родительского благословения в дружину не брали, и порой с большим сожалением заворачивали дюжего парня обратно. Находились хитрецы, которые подделывали грамоты от родителей, но таких было мало, и за ловкость их без особого шума брал к себе тысяцкий Егор. Ну а уж самых густых пройдох обласкивал Виктор: готовил из них ходоков, благо не забыл свои старые подвиги, и засылал далеко за Волгу, в самое средоточие Итильского каганата. Не всякий возвращался оттуда, а вернувшийся рассказывал о делах тугих и невеселых. Большие отряды бродили за Волгой, и куда они двинут, неясно.
      Из Саратова пришлось уходить, когда давление из-за реки стало невыносимым и надо было отвечать на вылазки ударом по Казани, либо отступить.
      Тогда отступили. Дали друг другу клятву в вечном мире и тут же ее нарушили. Старые дружинники до сих пор горделиво крутят усы, вспоминая рейд на Оренбург, но предпочитают помалкивать о том, как пришлось бросать обозы с трофеями, идти дневными и ночными переходами отбивать Симбирск.
      За Волгой нет магов, и слава богу! Да и откуда им взяться у итильцев? Разве что Месроп?.. Нет, он не похож на самоубийцу.
      Всадники поравнялись с дозорной вышкой, что на краю пустоши возвышалась над руинами кирпичных стен. Богдана окликнули. Веселый голос спросил, нет ли с собой чего выпить. Богдан молча погрозил вверх кулаком. «Кто это с тобой?» — спросил другой голос, но Богдан, не отвечая, проехал мимо. Месроп за ним. Наверху забормотали, кто-то присвистнул, узнав маршала.
      «Почему он едет, не таясь? — задумался Виктор. — Может, и впрямь не боится магов?»
      У огромного круглого пруда, по берегам которого росла жесткая серая трава, Месроп придержал коня и, поравнявшись с Виктором, сказал с явным облегчением в голосе:
      — Вот теперь отпустило! Не поверишь, до дрожи в коленках боялся напороться на мага.
      — Не похоже, чтобы ты чего-то боялся, — ответил Виктор.
      — Попадешь к вашим живодерам…
      — Ты веришь этим сказкам? — удивился Виктор. — Маги никого не мучают. Ты можешь себе представить Бориса, сдирающего с пленника кожу? Да они сами на себя наговаривают, чтоб боялись!
      Месроп склонил голову набок и хмыкнул.
      За прудом Виктор свернул было к набережной, но Месроп махнул рукой направо и двинулся по тропе между кустами сирени. Виктор тронул поводья и последовал за ним. Сзади, чертыхаясь вполголоса, проламывался на своем огромном жеребце Богдан. Виктор обернулся и подмигнул ему, не робей, мол. Богдан расплылся в улыбке.
      Без телохранителя выезжать из Дворца не полагалось.
      Виктор недолюбливал хранителя левой руки, но Богдана привечал. Молчаливый незаметный Иван не обнаруживал обиды или недовольства, служба, никуда не денешься.
      На прошлой неделе шальной дурохвост с жутким мявом внезапно кинулся с дерева на Виктора, встречавшего плот с оружейной сталью. Иван разрубил зверя в воздухе, да так, что на каждую половину пришлось по хвосту. Виктор осмотрел забрызганную кровью куртку и недовольно хмыкнул. Вечером он не нашел на куртке никаких следов крови. Хранитель мог просто отдать куртку в штрафную команду, постирать, но вывел пятна сам. Благодарности Виктор не испытывал. Маг, он маг и есть, никогда не знаешь, о чем он думает, да и слово Верховного для него первее, чем приказ маршала.
      Богдан, простодушный увалень, был в переделках всего пару раз, а в последней стычке чуть не лишился зрения. Его конь, испугавшись визга недобитого лупилы, шарахнулся аккурат в кусты ядовитой крапивы. Виктор успел выдернуть парня из седла, схватив за рукав. Рукав треснул, а Богдан полетел в траву. Ослепшего коня хотели прикончить, но передумали и отвели к ближайшему дозору. Пойдет обоз, может, кто из крестьян прихватит, конь справный, жалко. После этого случая Виктор испытывал к Богдану отеческие чувства, хоть был старше его лет на десять, не больше. Пытался учить грамоте, сколько сам знал, но юноша забывал буквы и только таращил глаза, когда Виктор велел читать слова.
      На поляне Виктор огляделся. Сквозь деревья просвечивали невысокие полуразвалившиеся дома, на некоторых еще сохранились обрывки серебристой консервационной пленки.
      За поляной начались такие густые заросли, что кони с трудом продирались сквозь них по еле заметной тропинке. Большой шмель завис над головой Виктора. Виктор поднял голову, но ничего не увидел. Гудение стихло.
      На следующей поляне Месроп спешился и привязал коня к кусту.
      — Передохнем.
      Пожав плечами, Виктор соскочил на землю. Это не поляна была, а большая утоптанная площадь. С одной стороны она упиралась в глухую стену, заросшую плющом до единственного нелепого окна. Почти в центре площадки торчала круглая кирпичная башня, ее верх опоясывали пустые проемы окон. С противоположной стороны четыре бревенчатых дома стояли на кирпичных фундаментах. Один из домов был в три этажа, с балконом, который подпирали два фонарных столба. Окна в глухих ставнях, из трубы идет слабый дымок. Дверь на балкон приоткрылась, вышла полная немолодая женщина в красном халате и неодобрительно посмотрела на Виктора. Сказала что-то в глубь помещения, попятилась и захлопнула дверь. Через несколько секунд Виктор заметил, как на первом этаже в ставне откинулось смотровое оконце.
      Богдан засопел и встал перед Виктором, прикрывая на всякий случай от стрелы. Но обитатели дома, не видя дурных намерений пришельцев, успокоились — вскоре оконце прикрыли. Месроп крутил головой по сторонам, всматриваясь в кусты.
      — Ты кого-нибудь ждешь? — спросил Виктор.
      — Тут у меня есть приятели, — ответил Месроп, продолжая вертеть головой, — я их слегка опекаю. — Он замахал рукой в сторону темного столба, на котором возвышался почерневший старый памятник неизвестно кому, густо облепленный воробьями.
      Из-за столба-постамента вдруг выскочил полуголый ребенок и с радостным криком бросился к ним. Рука Виктора непроизвольно дернулась к обойме, но он тут же расслабился — у лупил не бывает детей. От крика стая воробьев снялась и рассыпалась в стороны, открыв скульптурную группу мальчика и птицу.
      На поляну высыпала пестрая толпа людей, одетых в немыслимое тряпье. Они окружили всадников, дети теребили Месропа, а он доставал из карманов горсти таблеток и засовывал им во рты. Взрослые разглядывали Богдана и Виктора, один из них, седовласый густобородый мужчина, долго приглядывался к Виктору, потом хлопнул по плечу.
      — Мы в Саратове встречались, — громко сказал он, — только не помню где.
      Виктор присмотрелся к нему, но не узнал, да особо и не старался. Сколько тысяч лиц прошло перед ним за эти годы. Сотников он еще помнит по именам, а рядовых бойцов нет. Впрочем, Николай знает всех поименно, да еще и о семьях рассказать может.
      — Никто вас не обижает? — спросил Месроп, когда детская орава отхлынула от него и обступила коней. Богдан стал по очереди поднимать их на свое седло, началась кутерьма, отпихивание, визг.
      — А что нас обижать? — удивился мужчина. — Мы никого не трогаем. Нас обидеть никому не в радость.
      — Что-то я Вероники не вижу, — сказал Месроп.
      — Умерла Вероника, — равнодушно сказал мужчина, — на той неделе в воду упала и утонула.
      Виктору вдруг померещились темные длинные коридоры и ощущение опасности, которое было связано с седовласым. Еще миг, казалось, и он вспомнит, при каких обстоятельствах видел его. Но тут с седла сверзился пацан, расквасив нос в кровь. Виктора поразило, что никто из женщин не кинулся к малышу. А тот заходился в реве, размазывал по лицу кровь и слезы. Внезапно Виктор понял, что это за люди, и недобро прищурил глаза.
      — Ну что, — оборвал он грубо седовласого, — все происходит так, как должно происходить?
      — Истинно так, — добродушно согласился мужчина и хотел было сказать что-то Месропу, но Виктор взял Месропа за рукав и, оттолкнув седого, повернулся к толпе спиной. Он не боялся этого табора. Можно спокойно и медленно передушить одного за другим, и ни один даже не хрюкнет, не вступится за своих. У-у, слизь противная!..
      — Я вижу, — процедил он, — у тебя новые друзья завелись?
      — Мне их жалко, — ответил Месроп. — Ладно, поехали. Лекарства я роздал, а там уже как им повезет.
      Они вскочили на коней, и Месроп двинулся в проход между домами. Богдан и Виктор последовали за ним. Взрослые спокойно глядели им вслед, и только дети некоторое время бежали следом, но потом отстали.
      — Чудные какие-то, — негромко проговорил в спину Виктора хранитель. В ответ маршал только сплюнул.
      После того, как они пересекли Садовое кольцо и двинулись по Пироговке, дорога улучшилась, и дома здесь еще стояли.
      — Ты куда ушел из Саратова? — внезапно спросил Виктор.
      — У тебя испортилось настроение, — немного помолчав, сказал Месроп. Мои знакомые тебя расстроили.
      — Не люблю. Черт, лучше бы лупилы, те хоть звери, и с ними разговор короткий, а эти… Слизь!
      — Я встречал много забавных и не очень забавных общин. Были интересные, но страшные, были нестрашные, но скучные. Эти — самые безобидные. До сих пор я не разобрался, из какого месива учений сложилась концепция ничегонеделания. Ты знаешь их символ веры — все происходит так, как должно происходить. Доводилось встречаться?
      — Доводилось…
      В прошлом году во время патрульного рейда по окраинам бойцы чудом спасли десятка два таких вот неделяк. Их со смаком и не торопясь рвала на части парочка шальных лупил и уже успела разорвать почти всех женщин. Лупил прирезали, а неделяк согнали в Хоромы. Виктору чуть не стало дурно, когда ему рассказали, что эти скоты даже не поворачивали голов, когда убивали их детей. Маги занялись ими и взвыли. Почти каждый из уцелевших мог воспринять силу! Во время одной из трапез пришел редкий гость Борис и, утирая пот со лба, сообщил, что из дерьма не слепить кирпич. Тот из неделяк, в кого смогли впихнуть начальные умения, мгновенно начинал исходить силой до изнеможения, не останавливаясь, пока не превращался в идиота.
      Виктора же взбесило то, что мужики были как на подбор крупные. Прекрасные вышли бы из них бойцы.
      Он не стал ничего объяснять Месропу. С магами он не спорил — жизнь каждого человека сейчас ценна. Но разве это люди? Люди строят дома, дамбы, землю возделывают, ремесла восстанавливают, сражаются… Да хоть баклуши бьют, как Однорукий. Но любой за себя постоит, и если даже не одолеет врага, то хоть с честью погибнет! А эти… тьфу! Людей не хватает. Тут еще маги пугают своими сказками, будто в центре Африки объявился могущественный чародей, подминает людей и земли, а как войдет в полную силу, так на всю планету свою длань и возложит. Вот, мол, и понимать надо, — чем больше магов соберется под знаменами Сармата к часу решающей битвы, тем лучше.
      Сказки сказками, но на севере прибрежные поселки разоряют пираты, управы на них нет, и если бы не маги, на безлюдье с ними вообще не совладать, а там, не приведи господь, они и дамбы порушат! На западе гетманские кордоны, а с востока медленно и неотвратимо наползает иная сила, человеческая.
      Из-за ржавой полурассыпавшейся ограды вышел человек с коротким мечом у пояса. Когда Богдан обернулся, рядом с тем стоял еще один.
      — Шляются тут, защитнички! — сплюнул себе под ноги горожанин с мечом, провожая всадников недобрым взглядом.
      — Других ведь нет! — отозвался второй.
      — И этих надо гнать ко всем хренам! Дармоеды!
      — Ладно тебе воспаляться, Кирилл! Пошли ко мне, посидим. Калганной еще четверть осталась.
      Кони шли медленно, неторопливо переставляя ноги.
      — Ты не ответил на мой вопрос, — сказал Виктор.
      — Ах да! — Месроп улыбнулся в бороду. — Из Саратова я подался в Москву.
      — К доктору Мальстрему? — иронично спросил Виктор, вспомнив, наконец, фамилию, которую с утренней встречи безуспешно пытался выловить из памяти.
      — А ты откуда знаешь? — впервые за все время Месроп удивился, даже слегка натянул поводья, и его саврасый недовольно фыркнул.
      — Догадался.
      Месроп что-то коротко и неразборчиво пробормотал, наверно, по-армянски. Виктор испытал легкое удовлетворение от того, что смог поразить Месропа, но сразу же пожалел об этом. Стоило ли говорить о своем знакомстве с доктором, ведь Мальстрем был в некотором роде и его работодателем. Может, до сих пор ждет гонца с дискетами… Ах ты, черт!
      Озарение сверкнуло молнией.
      — Детали можешь опустить, — скучно проговорил Виктор, — кстати, про то, что дискеты отдал доктору, тоже не рассказывай.
      — Молодец! — восхищенно проговорил Месроп. — Нет, какой молодец! Я никогда в тебе не сомневался, но ты меня убил!
      Он хотел еще что-то сказать, но тут Виктор поднял руку, призывая к молчанию. Месроп осадил коня.
      Деревья и кусты сужались, почти забивая узкую тропу. Далеко впереди, сквозь редкие просветы, можно было разглядеть высокие старые стены.
      Конь Виктора нетерпеливо топтался на месте, но Виктор не отпускал поводья. Что-то беспокоило его; не то ветка качнулась неестественно, не то сучок под копытами хрупнул слишком громко…
      Богдан проехал немного вперед, вернулся.
      — Вроде бы чисто… — начал он, но громкий шелест сверху насторожил его.
      Виктор поднял голову, одновременно сбрасывая с плеча ремень арбалета. Месроп негромко выругался, а Богдан поднял коня на дыбы и выхватил меч, пытаясь достать им до крупноячеистой сети, падающей на них. Зашевелилась трава, палая листва под ногами вздыбилась, и со всех концов прогалины натянулись толстые веревки, подняв такую же сеть снизу. Ноги коней застряли в ячейках, а вылетевшие из-за кустов и стволов арканы опутали всадников.
      Хотя веревки и легли туго, Виктор нащупал обойму с найфами и потянул лезвие за выступ. Узкая холодная полоска привычно легла между пальцами. Подвигал кистью — для хорошего броска нет размаха, но метров с семи-восьми он готов встретить любого.
      Месроп кряхтел и ворочался, пытаясь освободить руки, но только больше завяз в веревочных петлях.
      — Что за дьявол, — сказал он, ворочая по сторонам головой. — Вчера я здесь спокойно прошел…
      — Это потому, что вчера отец-настоятель браги перебрал и забыл дозоры назначить, — сообщил откуда-то из листвы веселый юношеский голос.
      Ветви качнулись, и с дерева спрыгнул невысокий парень в длинной холщовой рубахе. Подойдя к огромному клубку из людей и коней, он с любопытством разглядывал пленников. Одно движение кисти — и найф войдет ему в горло по самый упор. Но, стараясь не делать резких движений, Виктор медленно повернул голову к парню и спросил:
      — Вы всех так останавливаете?
      Парень хмыкнул и засмеялся. Богдан задергал рукой, пошевелил мечом, но Виктор цыкнул на него, и тот притих. А когда через несколько секунд из кустов полезли такие же молодцы с копьями и взведенными арбалетами, Виктор мысленно похвалил себя за осторожность.
      Навалились дружно, и не успели пленники опомниться, как их освободили от сетей и пут, а заодно и от оружия, крепко взяли по-двое, по-трое за руки и повели. Месроп шел и чертыхался, а Виктор прислушиваясь к пыхтению Богдана за спиной, старался не выронить заложенный между пальцами найф.
      Вскоре их привели к стене. Тропинка шла вдоль рва, наполненного водой. Виктор огляделся. Он узнал это место. Монастырские стены хоть и не были видны из-за зелени, но с Котельнической хорошо просматривались темные купола и кресты. Недавно он вел команду пластунов на тот берег, поближе к Бастиону, и чуть не завяз в ржавом буреломе рухнувшего моста. Оттуда ему открылся вид на монастырь, он даже заметил там какое-то движение. Но тогда голова была занята другим, и он забыл об увиденном.
      — Куда вы нас тащите? — сердито спросил Богдан.
      — А куда надо, туда и тащим, — охотно ответил ему высокий парень с длинной суковатой палкой. — Мы вас сюда не звали, а раз пришли, то теперь держите ответ перед отцом-настоятелем, кто такие и куда путь держите.
      — Отец-настоятель с похмелья строг, — добавил другой голос. Виктор не разглядел говорящего. — Да только ежели вы не лихие люди, то вам стеснения не будет никакого, а ежели лихие, то не взыщите.
      «Или какая-то новая банда, — подумал Виктор, — или ученые выдвинули свои форпосты на этот берег. Банда — это плохо, измываться будут. Если успеют. Отцу-настоятелю, или как его там, — найф в дыхало, а там посмотрим… Ученые? Нет, Месроп бы знал».
      От больших деревянных ворот пахло свежей краской, и это успокоило Виктора. Банда не стала бы красить ворота, решил он. Проходя через узкую дверцу, как бы случайно качнулся и прижал одного из своих конвоиров к доскам. Конвоир выпустил его плечо, заругался и принялся оттирать синее пятно с рубахи. Виктор повеселел.
      Впустив всех, дверцу захлопнули. Виктор обернулся и увидел огромные стальные засовы на воротах и два здоровенных бревна, подпирающих створки. «Осаду, что ли, собираются держать?» — удивился он.
      Его, Месропа и Богдана подвели к небольшому помосту в центре двора. Высокий парень куда-то убежал. Виктор огляделся.
      Несколько юношей под руководством старика в черном мешковатом плаще с капюшоном подметали двор, вздымая облака пыли. Старик брызгал с веничка водой, пытаясь прибить пыль, но это у него выходило плохо. Человек двадцать кидали дротики в связки соломы, подвешенные к цепи, натянутой меж двух столбов. Виктора поразила ухоженность кустов и деревьев. Аккуратно все обрезано — подстрижено, травы почти не видать. Судя по всему, здесь люди поселились давно и собирались жить долго. Вопрос только, кто они?
      Конвойные подтянулись, ребята с метлами заработали проворнее, а человек, дремавший на деревянном насесте над воротами у большого закопченного котла, двинул кочергой, и под котлом заиграло пламя.
      С высокого крыльца спускался крупный широкоплечий человек в черном длиннополом одеянии с островерхим капюшоном. Справа и слева шли молодые парни, поддерживая его под руки. Виктора поразил большой, желтого металла крест на груди и толстая желтая цепь, на которой он висел. Если это золото, то каково шее? — подумал он и поднял глаза на лицо шествующего. Лицо поразительно знакомое, правда, крест тогда был другой. Этот крест цельный, а тот… Постой, да это же!..
      Выпавший из пальцев найф слабо звякнул об каменную плиту под ногами. Стоявший рядом парень набычился и уставил копье Виктору в живот. Подошедший отец-настоятель обвел пленников рассеянным взглядом, тяжело вздохнул, потом еще раз, внимательно посмотрел на Виктора и расплылся в широченной улыбке.
      — Воистину земные пути ведут недалеко! — зычно объявил он, простирая руки к Виктору. — А ты убери рожно, — сказал он парню с копьем, и тот поспешно отступил в сторону.
      — Ты ли это, — спросил отец-настоятель, возлагая руки на плечи Виктора, — или морок, нам во искушение явившийся?
      — Да я это, я, — смеясь, ответил Виктор, — а ты, я вижу, пошел в гору, Дьякон…

      Солнце проходило сквозь разноцветные стекла небольших окон и радужными пятнами ложилось на пол трапезной. Лампада у большой темной доски еле высвечивала суровый лик с золотым нимбом.
      Отец-настоятель, Виктор и Месроп сидели у края длинного стола с лавками по обе стороны. Богдан повел коней в стойло, да там и остался, на всякий случай.
      Виктор осторожно отхлебывал из огромной деревянной чаши крепкую духовитую брагу, а Месроп налег на отварную рыбу, густо приправленную зеленью. Дьякон добродушно поглядывал на них, время от времени поглаживая могучую, с сильной проседью, бороду.
      — Не изменился ты за пять лет, — гудел отец-настоятель, — как был вьюн, так и остался. Харчи плохие, что ли? Иди ко мне, молодых уму-разуму поучишь, в тело войдешь. Да и ты, — обернулся он к Месропу, — вспомнил я тебя, от волчар отбивали, совсем тебе тогда карачун выходил. Тоже худой, озабоченно поцокал языком.
      Месроп вежливо улыбнулся в усы и потянулся за новым куском рыбы.
      — Так ты теперь здесь вроде начальства? — спросил Виктор.
      — Почему — «вроде»? — воздел брови Дьякон. — Между собой меня зови по старому, но при молодых — смотри! Отец-настоятель я, и не вроде, а воистину и до скончания века моего.
      — Аминь! — тихо сказал Месроп и приветственно поднял чашу.
      Дьякон сверкнул на него грозно очами, но тут же фыркнул, мотнул головой и рассмеялся.
      — Ладно вам, — почти просительно сказал он. — С молодыми без строгости нельзя. Ну а я тут присматриваю за хозяйством, пока не сменят меня, недостойного. Господи, тяжела ноша, ох, тяжела!
      И он перекрестился на большую икону.
      Чуть не поперхнувшись брагой, Виктор закашлялся, а потом в изумлении уставился на него. Дьякон не играл и действительно полагал себя хранителем или настоятелем монастыря. Раньше Виктор долго бы размышлял о том, как прозвище определило судьбу, и что такие повороты не удивительны, а скорее закономерны. Сейчас же он вдруг поймал себя на мысли, что Дьякон, он же отец-настоятель, должен быть хорошо осведомлен о делах соседей на том берегу. Он был рад встрече со старым знакомым. Тогда они неожиданно попали в маленькую заварушку с кровопусканием, потом, кажется, договорились о встрече и расстались почти на пять лет.
      — Хорошие у тебя ребята, крепкие, — сказал Виктор. — Почему в дружину не идут?
      — Это к кому, к Сармату, что ли?! — насупился Дьякон. — У каждого своя служба. Мы власти мирской не помеха, но и не подмога. Лихих людей сами окорачиваем. Ежели помочь чем надо, Бог сподобит, поможем, а только мы грехи людские здесь замаливаем и никакое воинство земное нас не укрепит.
      — По-моему, — вмешался в разговор Месроп, — это единственный действующий монастырь.
      — Ничего, — ответил отец-настоятель, — братья сейчас заново стены Сергиева Посада кладут. Помаленьку отстроим.
      — Давно вы тут? — спросил Виктор.
      — Третий год пошел. Раньше отец Власий, мир его праху…
      В трапезную вошел высокий парень, что встретил Виктора и Месропа в засаде.
      — Что тебе, отроче? — обернулся к нему Дьякон.
      — За рыбой приплыли.
      — А! Ну, пусть подождут. Ножи привезли?
      — С полсотни будет.
      — Мало! — взрыкнул Дьякон. — Ладно. Ступай с Богом, сейчас приду.
      Парень вышел, а Виктор проводил его взглядом. Хороший боец получился бы. Интересно, с кем они здесь мену ведут?
      — Отдохнете, может? — спросил Дьякон. — Ежели не торопитесь. А то оставайтесь на денек-другой…
      Месроп положил вилку на стол, удовлетворенно вздохнул и сказал:
      — Да, хорошо у вас тут, тихо, спокойно. Но мы спешим.
      — Это куда же такая спешка? — хмыкнув, спросил Дьякон, глянул остро на сотрапезников.
      — На тот берег, — просто ответил Месроп. — Может, переправите? Я так думаю, что моя лодочка пропала.
      — Ага, так это твоя посудина к сваям была привязана? А я дозорным выволочку учинил, проглядели, мол, стороннего человека! Лодке твоей сгоряча днище пробили, ты уж извини.
      Совершенно не огорчившись, Месроп заметил, что лодка — это пустяки, знай он о строгих порядках в монастыре и окрест него, шел бы днем, а так не хотел привлекать к себе лишнего внимания. На это отец-настоятель небрежно махнул рукой и сказал, что порядки строги до тех пор, пока братия не упьется браги сверх меры, а там не то что лодка, Левиафан может принимать ванны… Ничего, добавил он, полегоньку строгость наведет, вот только отцу Власию обещал жалеть монастырских да слабости не враз изводить, но ужо скоро перестанут они беса тешить, постом и молитвами дурь выбьет из старых, а молодые уже сами себя блюдут…
      — Ежели вам на тот берег надо, — безо всякого перехода сказал он, так пошли со мной, скажу — перевезут.
      И поднялся с места, а за ним встали Виктор и Месроп.
      Выйдя из трапезной, отец-настоятель вдруг остановился и велел немедленно идти на колокольню, дабы воочию увидеть прибывшего на днях из Ростова чудо-звонаря. И они полезли на самый верх. Месроп при этом сопел, отдувался и вполголоса изрыгал глухие проклятья.
      Звонаря наверху не оказалось. Дьякон рассвирепел и сам потянулся к веревкам. Колокол отозвался густым бархатистым раскатом. Люди во дворе замерли, а двое побежали к колокольне.
      Виктор сообразил, что стоит на открытой, ничем не защищенной площадке и весьма высоко. Он инстинктивно прижался к столбу, всматриваясь напряженно в воздух. Дьякон искоса посмотрел на него и заметил, что над монастырем нечисти почти нет. Раньше пошаливала, да всю ее колокольным звоном разогнали.
      Недалеко отсюда виднелась насыпь, а на ней остовы вагонов. Вплотную к старым путям подступал кустарник, несколько ржавых цистерн наполовину утонули в зелени. Полтора месяца назад патруль набрел на такие же цистерны в районе Павелецкой заставы. Виктор объезжал те края и поспел как раз к тому моменту, когда молодые дружинники запалили под большой, в черных потеках цистерной систему самоподогрева и ждали, что из этого выйдет.
      Один из старых бойцов, сопровождавший маршала, надавал юнцам пинков и перекрыл вентиль трубы, из которой весело хлестал огонь и струились ручейки горящей смолы. Потом он рассказал, что когда-то работал на строительстве дорог и такие вот емкости крепили на колесных моторах. А однажды спьяну перегрели, клапан не сработал, и рвануло. Сам он чудом уцелел, а от остальных и пепла не осталось.
      Месроп с интересом рассматривал хитросплетения цепей и веревок, идущих к языкам колоколов. Потянулся было к толстому канату, но Дьякон легонько шлепнул его по руке.
      Прибежал взъерошенный звонарь, и отец-настоятель тут же наложил на него епитимью — три дня поста да тысячу раз с поклонами вокруг колокольни обойти.
      Звонарь явно не понял, в чем провинился, но прекословить не посмел.
      Виктор посмотрел на реку и увидел, что на узкой полосе земли между водой и стенами суетятся люди, перетаскивая на плот корзины.
      — Пошли вниз, — сказал Дьякон, забыв о звонаре, — а то всю рыбу уже погрузили.
      — Рыбкой приторговываете? — спросил Виктор.
      — Меняем помаленьку на всякий инструмент, — ответил Дьякон. — Во-он с ними меняем. — И ткнул пальцем влево.
      Мельком глянув в ту сторону, Виктор увидел на другом берегу то, что ожидал увидеть, — высокую черную пирамиду Бастиона.
      Дьякон тем временем рассказывал, как его, раненого, истекающего кровью, чудом уползшего из западни, подобрал отец Власий, выходил да на путь истинный наставил, и пока он два месяца лежал пластом, читая труды отцов Церкви, открылась ему в тех трудах премудрость великая, и хотя только за краешек истины ухватился он, грешный, но и того хватило, чтобы новую жизнь начать…
      Слушая его вполуха, Виктор сочувственно кивал головой, хмыкал уместно, а сам не мог оторвать глаз от мрачного треугольника Бастиона.
      Густой выдался денек. Неожиданные встречи — Месроп, Дьякон… Кто следующий для полного набора? И еще выяснилось, что ученые не сидят затворниками в Бастионе, пытаясь время от времени вывезти свое добро. Разведка плоты проглядела. Головы пообрываю, одну за другой, ротозеи! Может статься, телеги со ржавой рухлядью для отвода глаз оттягивали на себя магов и патрули, а самые ценные приборы, на которые маги облизывались, давно уплыли по течению.
      — Да ты меня не слушаешь, — горестно покачал головой Дьякон. Молодой, глупый. Жалко тебя. И Сармата жалко, и всех вас, сирот, безотцовщину.
      — Это в каком смысле? — спросил Месроп.
      — Не знаете вы Отца Небесного, вот в каком! — громыхнул Дьякон. — И Он вас оставил, прости, Господи, за дерзкие речи! Нечисть смутная кружит вам головы, хмарь телесная и бестелесная очи мутит, а вы без поводыря во тьме кромешной ползаете, аки черви во прахе. И пребудете во мраке до тех пор, пока Дух православный не одолеет сонмище бесов, а уж тогда и Держава возродится!
      — Тебе лучше с Мартыном поговорить, — сказал Виктор. — Он насчет Державы тоже складно говорит. И раз такое дело, что же ты не хочешь Сармату помочь?
      Дьякон всплеснул руками.
      — Вот ведь глухарь какой! Неужели не понял, что Церковь у власти мирской больше в потаковниках ходить не будет! И на ребят моих не посматривай, хоть и люблю тебя, как сына, но будешь в дружину соблазнять запру тебя, на хлеб-воду посажу!