— Боже милосердный!

— Это было куда больше, чем я рассчитывал сделать, — признался Спархок, — но, как уже сказал Улаф, тут были замешаны политические соображения.

Они проговорили допоздна, вспоминая в подробностях о минувшей кампании, о спасении Эланы и Алиэн, об освобождении Беллиома и последней схватке между Спархоком и Киргоном. Спархок тщательно подчеркивал, что в этом поединке он был лишь орудием Беллиома, и во всеуслышание объявил, что он большее не Анакха. Он хотел, чтобы никто больше не вспоминал об этой части его жизни.

Во время этого долгого разговора Сарабиан рассказал им о покушении на его жизнь, которое устроили Шакола и Тореллия.

— Возможно, им это и удалось бы, если бы не Элисун, — заключил он, с нежностью взглянув на свою валезийскую супругу, которая была теперь воплощением скромности.

Миртаи посмотрела на Элисун, вопросительно изогнув бровь.

— Почему ты одеваешься по-другому? — напрямик спросила она.

Элисун пожала плечами.

— Я ношу ребенка, — сказала она. — Полагаю, время легкомысленных приключений для меня закончилось. — И добавила, увидев озадаченное выражение на лице Миртаи: — Таков валезийский обычай. Нам предоставляется полная свобода — до первой беременности. После этого мы должны вести себя прилично. — Элисун улыбнулась. — Впрочем, я уже истощила все ресурсы имперской резиденции. Теперь пора угомониться — а заодно и выспаться.

— Кто-нибудь знает, что со Стрейдженом и Кааладором? — спросил Телэн.

— Виконт Стрейджен и герцог Кааладор вернулись в Материон неделю назад, — ответил Сарабиан.

— Новые украшения? — слегка удивленно спросила Элана.

— Награды за службу, Элана, — улыбнулся Сарабиан. — Я счел это необходимым. Герцог Кааладор принял пост в министерстве внутренних дел, а посему отправился в Лебас, чтобы уладить там свои дела.

— А Стрейджен?

— Он на пути в Астел, ваше величество, — недобро усмехнувшись, пояснила баронесса Мелидира. — Он сказал, что хочет кой о чем потолковать с Элроном.

— Разве Элрон сумел выбраться из Натайоса? — удивился Келтэн. — Экрасиос говорил, что сияющие не оставили там ни единой живой души.

— Кааладор узнал, что Элрон где-то спрятался, пока сияющие превращали Скарпу и Кизату в груду гнили. Потом он выбрался из развалин и прямиком отправился домой. Стрейджен намерен разыскать его. — Баронесса взглянула на Халэда. — Крегер тоже ушел живым, — сказала она. — Кааладор узнал, что он отплыл в Зенгу, город в Южной Каммории. Впрочем, тебе следует кое-что узнать о Крегере.

— И что же?

— Помнишь, как умер король Воргун?

— Кажется, у него отказала печень. Мелидира кивнула.

— То же самое сейчас происходит с Крегером. В городе Дэла Кааладор беседовал с человеком по имени Ордей. Крегер был совершенно невменяем, когда его погрузили на корабль, отплывающий в Зенгу.

— Но он все-таки жив, — угрюмо проговорил Халэд.

— Если это можно так назвать, — вздохнула она. — Оставь его в покое, Халэд. Он даже не почувствует, если ты проткнешь его мечом. Он не поймет, кто ты такой или почему убиваешь его.

— Благодарю, баронесса, — сказал Халэд, — но я думаю, что, когда мы вернемся в Эозию, мы с Беритом заедем в Зенгу — просто так, на всякий случай. Крегер чересчур часто ускользал от нас, чтобы полагаться на удачу. Я предпочитаю увидеть его в могиле.

— А можно я отправлюсь с вами? — оживился Телэн.

— Нет, — ответил Халэд.

— Почему это — нет?

— Тебе пора начинать послушничество.

— Это может и подождать.

— Нет, не может. Ты и так уже опоздал на полгода. Если не начнешь обучение сейчас, никогда не станешь хорошим рыцарем.

Вэнион одобрительно посмотрел на оруженосца Спархока.

— Не забудь, о чем мы говорили тогда, Спархок, — сказал он. — И передай мои рекомендации Долманту.

— О чем это вы? — спросил Халэд.

— Позже узнаешь, — ответил Спархок.

— Да кстати, Элана, — вставил Сарабиан, — раз уж речь зашла о титулах — ты не рассердишься на меня, если я дарую титул твоей маленькой певчей пташке? — Он нежно улыбнулся Алиэн. — Надеюсь, дорогая, что ты не рассердишься, потому что я это так или иначе сделаю — хотя бы за выдающиеся заслуги перед Империей.

— Какая замечательная идея, Сарабиан! — воскликнула Элана.

— Я вряд ли заслужил эту похвалу, — признался он с некоторой горечью. — По правде говоря, идея с титулами принадлежит твоей дочери. Ее высочество — весьма целеустремленная молодая особа.

Спархок быстро взглянул на свою дочь, затем на Флейту. У обеих на личиках было написано одинаковое лукавое самодовольство. Божественная Афраэль явно задалась целью убрать с пути все преграды, мешавшие ее сводничеству. Спархок кратко усмехнулся и откашлялся.

— Э-э… ваше величество, — обратился он к императору. — Уже довольно поздно, и все мы устали. Предлагаю продолжить наш разговор завтра.

— Разумеется, принц Спархок, — согласился Сарабиан, поднимаясь на ноги.

— Спархок, можно тебя на два слова? — окликнул патриарх Эмбан, когда остальные гуськом двинулись к двери.

— Конечно.

Они подождали, пока гостиная не опустеет.

— Что нам делать с Вэнионом и Сефренией? — спросил Эмбан.

— Я вас что-то не понял, ваша светлость.

— Ты же знаешь, этот так называемый брак поставит Долманта в весьма сложное положение.

— Это не «так называемый брак», Эмбан, — твердо сказал Спархок, отбросив формальности.

— Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Консерваторы в Курии попытаются использовать его, чтобы ослабить положение Сарати.

— Тогда зачем им об этом знать? Это совершенно не их дело. Ваша светлость, в Дарезии произошло много такого, что не находит объяснений в нашей теологии. Тамульская империя вне юрисдикции Церкви, так к чему рассказывать Курии об этих событиях?

— Я не могу им лгать, Спархок.

— А я этого и не предлагаю. Просто не говори об этом.

— Но я должен доложить обо всем Долманту.

— Это не страшно. У него гибкий ум. — Спархок помолчал размышляя. — Это, пожалуй, лучшее, что можно сделать. Отведем Долманта в сторонку и расскажем ему обо всем, что здесь приключилось, а уж он пускай сам решает, что именно рассказать Курии.

— Спархок, ты возлагаешь на него тяжкую ношу. Спархок пожал плечами.

— Так ведь это и есть его служба, разве нет? А теперь, ваша светлость, с вашего дозволения я удаляюсь. Мне необходимо присутствовать при некоем воссоединении семьи.

В последующие недели над замком витало меланхолическое ощущение, что все подходит к концу. Все отлично понимали, что, едва установится погода, большинство из них покинет Материон. Возможность того, что они еще когда-либо соберутся вместе, была ничтожной. Они наслаждались каждой минутой близости друг с другом, и частенько кто-нибудь вдвоем-втроем удалялся в уединенное местечко, где велись долгие разговоры о разных пустяках, на деле же они просто старались увековечить в памяти лица, голоса, возникшую близость и дружбу.

Как-то непогожим утром Спархок, войдя в гостиную, обнаружил, что Оскайн и Сарабиан сидят над какой-то книгой. На лицах обоих была написана откровенная ярость.

— Неприятности? — осведомился Спархок.

— Политика, — кисло ответил Сарабиан. — Политика — это всегда неприятности.

— Отделение современной истории в университете только что выпустило в свет свою версию недавних событий, — пояснил Оскайн. — В этом труде содержится весьма немного правды — особенно если учесть, что пондия Субат, наш достопочтенный первый министр, выставлен здесь настоящим героем.

— Мне бы следовало избавиться от Субата, как только я узнал о его делишках, — угрюмо заметил Сарабиан. — Оскайн, кто может дать наилучший ответ на этот вздор?

— Мой брат, ваше величество, — тотчас ответил министр иностранных дел. — Он профессор факультета, и у него солидная репутация. К сожалению, он сейчас в Кинестре.

— Пошли за ним, Оскайн. Верни его сюда, прежде чем отделение современной истории испакостит мнение целого поколения.

— Марис тоже захочет поехать с ним, ваше величество.

— Вот и славно. Твой братец чересчур умен. Пусть атана Марис не отходит от него. Она научит его смирению.

— Что нам делать с киргаями, ваше величество? — спросил Спархок. — Сефрения говорит, что проклятие, отделявшее их от всего мира, исчезло с гибелью Киргона, и, хотя это не их вина, им никак не находится место в современном мире.

— Я и сам раздумывал над этим, — признался император. — Полагаю, нам лучше держать их подальше от нормальных людей. В пятистах лигах Восточнее Тэги есть один остров. Он очень плодороден, и климат там мягкий. Раз уж киргаи так обожают одиночество, этот остров придется им по вкусу. Как ты думаешь, сколько времени им понадобится, чтобы изобрести лодки?

— Несколько тысячелетий, ваше величество. Киргаев никак нельзя назвать народом творческим. Сарабиан ухмыльнулся.

— Тогда это решение — наилучшее.

— Я тоже так думаю, — с ответной ухмылкой согласился Спархок.

В этом году весна в Восточной Дарезии выдалась бурной. Теплый влажный ветер подул с Тамульского моря, в одну ночь растопив снег на склонах гор. Реки разлились, так что ни о каких путешествиях пока не могло быть и речи. Нетерпение Спархока возрастало с каждым днем. Не то чтобы у него накопились неотложные дела, но это затянувшееся прощание становилось невыносимым.

Ему пришлось выдержать по крайней мере один долгий и серьезный спор. Элана вначале во что бы то ни стало хотела, чтобы все они отправились в Атан на свадьбу Миртаи и Кринга.

— Ты опять несешь чепуху, Элана, — с обычной прямотой сказала ей Миртаи. — Ты и прежде бывала на свадьбах, но у тебя есть королевство, которым надо управлять. Возвращайся в Симмур, там твое место.

— Ты не хочешь, чтобы я была на твоей свадьбе? — глаза Эланы наполнились слезами. Миртаи обняла ее.

— Ты непременно будешь там, Элана, — сказала она. — Ты навсегда останешься в моем сердце. Возвращайся в Симмур. Я приеду туда после того, как мы с Крингом устроимся в Пеле — или там, где мы, в конце концов, решим поселиться.

Вэнион и Сефрения решили сопровождать отряд королевы Бетуаны до самой Атаны, а уж оттуда отправиться в Сарсос.

— Там, пожалуй, нам будет лучше всего, дорогой, — пояснила Сефрения Спархоку. — У меня там достаточно высокое положение, и я сумею заткнуть рот фанатикам, которым придется не по вкусу, что мы с Вэнионом отныне муж и жена.

— Неплохо сказано, — заметил Спархок и вздохнул. — Мне будет недоставать тебя, матушка. Ведь вы с Вэнионом никогда не сможете вернуться в Эозию.

— Что за глупости, Спархок! — рассмеялась она. — Я всегда возвращалась туда, куда хотела вернуться, так будет и впредь. Я сумею изменить свой облик и облик Вэниона, так что время от времени мы будем вас навещать. Если уж на то пошло, я хочу присматривать за твоей дочерью. — Она поцеловала Спархока. — А теперь иди, дорогой. Мне нужно поговорить с Сарабианом о Бетуане.

— Вот как?

— Она лепечет какую-то чушь о том, чтобы отречься от трона и стать женой Энгессы. Атаны — подданные Империи, так что я должна убедить Сарабиана помешать ей наделать глупостей. Энгесса будет очень хорошим соправителем, а Сарабиану нужны покой и стабильность в Атане.

Когда весенний паводок начал понемногу спадать и поля вокруг столицы подсохли, Спархок отправился в гавань разыскивать капитана Сорджи. В обширной гавани стояло на якоре немало менее потрепанных и более удобных судов, но Спархок доверял Сорджи, а возвращение домой на его корабле придало бы приятный оттенок преемственности завершению всего этого дела. Он нашел курчавого капитана в чистенькой и хорошо освещенной портовой таверне, хозяин которой явно был эленийцем.

— Нас будет тринадцать, капитан, — сказал Спархок, — и семь коней.

— Тесновато будет, мастер Клаф, — заметил Сорджи, задумчиво косясь на потолок, — ну да как-нибудь разместимся. Кто покроет стоимость путешествия — вы сами?

Спархок ухмыльнулся.

— Император щедро взял на себя все расходы, — сказал он. — Он наш друг, так что, будь добр, не разори его.

Сорджи ухмыльнулся в ответ.

— Да ни за что на свете, мастер Клаф. — Он откинулся в кресле. — Занятные были времена, да и Тамульская империя — занятное местечко, но все же хорошо будет вернуться домой.

— О да! — согласился Спархок. — Порой мне кажется, что всю свою жизнь я только и делаю, что пытаюсь вернуться домой.

— Я прикину стоимость проезда и пришлю к вам в имперскую резиденцию своего боцмана. Знаете, я ведь едва не потерял его в Бересе.

— Боцмана? Сорджи кивнул.

— Парочка бандитов подстерегла его в переулке. Он едва сумел унести ноги.

— Подумать только! — с невинным видом отозвался Спархок. Похоже, Валаш экономил не только на шпионах, но и на наемных убийцах.

— Когда именно вы хотите отплыть, мастер Клаф?

— Мы еще не решили точно — где-нибудь на следующей неделе. Я дам тебе знать. Кое-кто из наших друзей отправляется сушей в Атан. Мы хотели бы отплыть в тот же день.

— Хорошая идея, — согласился Сорджи. — Никогда не следует затягивать прощание. Уж моряки-то умеют быстро прощаться. Когда приходит время отплытия, всегда нужно застичь утренний отлив, а он не станет ждать.

— Неплохо сказано, Сорджи, — усмехнулся Спархок.

Неудивительно, что именно Бетуана наконец приняла решение.

— Мы уезжаем завтра, — неделю спустя напрямик объявила она за ужином.

— Так скоро? — голос Сарабиана чуть заметно дрогнул.

— Половодье сошло, и поля просохли, Сарабиан-император, — пояснила она. — К чему нам мешкать?

— Но… — он замялся и не стал продолжать.

— Ты слишком сентиментален, Сарабиан, — бесцеремонно заявила Бетуана. — Ты же знаешь, что мы должны уехать, так зачем тянуть время? Приезжай осенью в Атан, и мы поохотимся на вепря. Здесь, в Материоне, ты слишком много сидишь в четырех стенах.

— Мне будет трудно вырваться, — с сомнением проговорил он. — Кто-то ведь должен присматривать за делами.

— Пускай этим займется Оскайн. Он человек честный, много не украдет.

— Ваше величество!.. — запротестовал Оскайн. Бетуана улыбнулась ему.

— Я пошутила, Оскайн, — сказала она. — Друзья часто подшучивают друг над другом и никого не хотят обидеть.

Той ночью все они почти не спали. Пришлось, само собой, собирать вещи и заниматься прочими приготовлениями, но большая часть ночи была истрачена на беготню туда и сюда по коридорам с одними и теми же словами: «Обещай, что не будем терять связи друг с другом».

И они, конечно, обещали — от чистого сердца. Эта решимость ослабеет не сразу, где-нибудь через год или даже два.

Они собрались во внутреннем дворе замка, когда над Тамульским морем только начала заниматься заря. И снова были поцелуи, объятия, грубоватые рукопожатия.

И именно Халэд, славный, надежный, практичный Халэд в конце концов оценивающе поглядел на небо на востоке, откашлялся и сказал:

— Пора, Спархок, иначе Сорджи, чего доброго, сдерет с тебя плату за лишний день, если пропустит утренний прилив.

— Верно, — согласился Спархок. Он подсадил Элану в открытую коляску, которую дал им Сарабиан и где уже сидели Эмбан, Телэн, Алиэн и Мелидира. Затем он огляделся в поисках дочери и увидел, что Даная о чем-то тихо разговаривает с Флейтой.

— Даная, — позвал Спархок, — пора ехать!

Наследная принцесса Элении в последний раз поцеловала Богиню-Дитя Стирикума и послушно пошла через двор к отцу.

— Спасибо, что заглянул, Спархок, — просто сказал Сарабиан, протягивая руку. Спархок пожал ему руку.

— Всегда пожалуйста, Сарабиан, — ответил он. И, рывком вскочив в седло Фарэна, первым поскакал через мост к лужайкам, на которых все еще лежали ночные тени.

Дорога до гавани заняла четверть часа, и еще полчаса ушло на то, чтобы погрузить коней в носовой трюм. Спархок вернулся на палубу, где ждали остальные, и взглянул на восток — солнце еще не поднялось.

— Все готово, мастер Клаф? — крикнул с квартердека Сорджи.

— Готово, капитан Сорджи, — отозвался Спархок. — Мы завершили все, за чем приехали сюда. Пора возвращаться домой.

Боцман с важным видом расхаживал по палубе, с ненужной придирчивостью наблюдая за тем, как отдают швартовы и поднимают паруса.

Отлив был сильный, и дул хороший попутный ветер. Сорджи искусно вывел свое потрепанное судно из гавани в открытое море.

Спархок одной рукой подхватил Данаю, другой обнял за плечи Элану, и так они стояли у поручней левого борта, глядя на город, который тамульцы называли центром мира. Сорджи повернул румпель, взяв курс на юго-восток, чтобы обогнуть полуостров, и в тот самый миг, когда паруса надулись ветром, наконец взошло солнце.

В рассветных тенях Материон был бледен, но первые лучи солнца зажгли его купола опалесцирующим огнем, и мерцающий радужный свет заиграл на покрытых перламутром стенах. Спархок, его жена и дочь стояли у борта, безмолвно любуясь чудом огнеглавого города, который словно на свой лад прощался с ними, желая им благополучного возвращения домой.