Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тамули (№3) - Потаенный город

ModernLib.Net / Фэнтези / Эддингс Дэвид / Потаенный город - Чтение (стр. 7)
Автор: Эддингс Дэвид
Жанр: Фэнтези
Серия: Тамули

 

 


Улаф тяжело воззрился на маленького перепуганного тамульца.

— Восемь грошей, — объявил он не терпящим возражений голосом.

— Восемь? — пронзительным голосом переспросил трактирщик.

— Либо соглашайся, либо нет — и хватит трепаться. Нам еще нужно отыскать комиссара, пока не стемнеет.

— Суровый вы человек, сержант.

— Так ведь тебе никто и не обещал, что жить будет легко и весело. — Улаф отсчитал несколько монеток и позвенел ими на ладони. — Так берешь или нет?

Трактирщик мгновение терзался мучительными раздумьями, потом все же с явной неохотой взял деньги.

— Ты лишил меня развлечения, — посетовал Тиниен, когда они возвращались к конюшне, чтобы позаботиться о лошадях.

— Меня замучила жажда, — пожал плечами Улаф. — Кроме того, пара бывших солдат наверняка заранее знала бы, сколько они склонны заплатить, верно ведь? — Улаф поскреб подбородок. — Может быть, сэр Герда не стал бы возражать, чтобы я сбрил его бороду? Она ужасно чешется.

— Улаф, это же не его лицо, а твое. Его просто изменили, чтобы ты стал похож на сэра Герду.

— Это так, но когда дамы будут возвращать нам изначальный облик, это лицо будет образцом для сэра Герды, и, когда они закончат, он окажется с обритой физиономией. Ему это может не понравиться.

Они расседлали коней, поставили их в стойла и отправились в пивную. Тамульские питейные заведения резко отличались от эленийских. Столы здесь были намного ниже, зал обогревал не камин, а изразцовая печь — впрочем, дымила она не хуже камина. Вино подавали в изящных чашечках, а пиво — в дешевых оловянных кружках. Пахли они, однако, почти одинаково.

Улаф и Тиниен приступили ко второй кружке, когда в зале появился чиновного вида тамулец в шерстяной мантии, покрытой пятнами от еды. Он направился прямиком к их столу.

— Я бы хотел взглянуть на ваши отпускные свидетельства, если не возражаете, — высокомерно объявил он.

— А если возражаем? — осведомился Улаф.

— Что? — чиновник заморгал.

— Ты сказал — «если не возражаете». Что, если мы возражаем?

— Я имею право требовать у вас эти бумаги.

— Что ж ты тогда просишь? — Улаф запустил руку под красную форменную куртку и достал оттуда измятые бумаги. — В нашем полку те, кто имел право приказывать, никогда не просили.

Тамулец прочел отпускные свидетельства, которыми Тиниена и Улафа снабдил Оскайн в добавление к их маскировке.

— Бумаги как будто в порядке, — заметил он примирительным тоном. — Простите, что я был так резок. Нам было велено посматривать, не появятся ли дезертиры — из-за всех этих беспорядков, вы же понимаете. Едва только в воздухе запахнет войной, армия сразу становится малопривлекательным местом. — Он окинул их глубокомысленным взглядом. — Я вижу, ваш полк стоял в Материоне. Тиниен кивнул:

— Это была неплохая служба — только вот все время приходилось наводить глянец да терпеть проверки. Присаживайтесь, комиссар.

Тамулец слабо усмехнулся.

— Увы, капрал, всего лишь младший комиссар. Эта дыра не заслуживает того, чтобы здесь торчал комиссар. — Он опустился на стул. — Куда вы направляетесь, парни?

— Домой, — ответил Улаф, — в город Верел, что в Даконии.

— Простите мои слова, сержант, но вы не слишком-то похожи на дакита. Улаф пожал плечами.

— Я пошел в родню по материнской линии. Моя мать родилась в Астеле. Скажите-ка, младший комиссар, много ли времени мы сэкономим, если напрямик через Тамульские горы двинемся к Супаль? Мы думали устроиться там на какое-нибудь торговое судно, пересечь Арджунское море до Тианы и оттуда верхами доехать до Сэйраса. А там до Верела рукой подать.

— Я бы не советовал вам, друзья мои, углубляться в Тамульские горы.

— Бури? — спросил Тиниен.

— В это время года они неизбежны, капрал, однако в последнее время мы получили оттуда несколько тревожных донесений. Похоже на то, что медведи там, в горах, размножились, как кролики. Всякий путник, кто за последние пару недель приходил сюда с гор, сообщал об этих тварях. По счастью, всем удалось уйти целыми и невредимыми.

— Медведи, говорите вы? Тамулец усмехнулся.

— Это мой перевод. Невежественные крестьяне употребляют слово «чудища», но мы-то с вами знаем, как зовется большая мохнатая тварь, которая живет в горах.

— Эти крестьяне — нервный народец! — хохотнул Улаф, осушая кружку. — Помню, как-то были мы на учениях и к нам прибежал крестьянин, вопя, что за ним гонится стая волков. Мы отправились глянуть что к чему — и обнаружили одну-единственную лису. Размеры и количество диких тварей, которых способен увидеть крестьянин, видимо, растет с каждым часом.

— Или с каждой кружкой пива, — вставил Тиниен.

Они еще поболтали с чиновником, который был уже сама любезность. Наконец он пожелал им доброго пути и удалился.

— Что ж, — сказал Улаф, — приятно знать, что тролли забрались так далеко на юг. Мне бы очень не хотелось разыскивать их.

— Но ведь троллей вели их боги, Улаф, — напомнил Тиниен.

— Оно и видно, Тиниен, что тебе никогда не доводилось разговаривать с Троллями-Богами! — рассмеялся Улаф. — У них довольно слабое чувство направления — быть может потому, что их компас показывает только две стороны света.

— И какие же?

— Север и не-север. Это, знаешь ли, слегка затрудняет ориентировку на местности.

Это был один из тех кратких и яростных шквалов поздней осени, которые налетают словно ниоткуда. Халэд сразу отказался от мысли искать убежище в соляных болотах и направился на берег. В мелкой бухточке он нашел то, что искал, — груду плавника. Пара часов усердной работы — и у них было прочное, даже уютное укрытие подветренной стороны плавника.

Буря налетела на закате. Ветер выл над грудой плавника, прибой с грохотом бился о берег, и дождь хлестал вовсю, стелясь почти над самой землей.

Однако Халэду и Бериту было тепло и сухо. Они сидели, откинувшись на большое, выбеленное морем бревно, которое составляло заднюю стену их убежища, вытянув ноги к мирно потрескивающему костру.

— Ты всегда меня удивляешь, Халэд, — заметил Берит. — Откуда ты знал, что в этом плавнике найдутся доски?

— Так всегда бывает, — пожал плечами Халэд. — Всякий раз, когда наткнешься на груду леса, прибитого морем к берегу, можешь быть уверен, что там окажутся и доски. Из досок строят корабли, а корабли часто терпят крушение. Доски плавают по морю, покуда ветер, течение и прилив не загонит их в такое вот укромное местечко, где собирается плавник. — Он поднял руку и похлопал по потолку убежища. — Но вот отыскать крышку люка, да еще целую, — это настоящее везение, уж можешь мне поверить.

Он поднялся и подошел к выходу.

— Ну и ветер, — заметил он и протянул руки к огню. — Да и холод собачий. Наверное, к полуночи пойдет дождь со снегом.

— О да, — с удовольствием поддакнул Берит. — Мне решительно жаль того, кого эта ночь застигла под открытым небом. — Он ухмыльнулся.

— Мне тоже, — ответил, злорадно ухмыляясь, Халэд. И продолжил, понизив голос, хотя особой нужды в этом не было: — Ты можешь узнать, о чем он сейчас думает?

— Ни о чем особенном, — ответил Берит. — Впрочем, ему сейчас чертовски неуютно.

— Какое горе, а?

— Есть кое-что еще. Он намеревается выйти к нам. У него для нас какое-то послание.

— Он придет сегодня? Берит покачал головой.

— Ему приказано сделать это завтра утром. Он очень боится того, кто отдавал приказ, а потому исполнит его в точности. Как там окорок?

Халэд вынул кинжал и кончиком его поднял чугунную крышку котелка, наполовину зарытого в углях на краю костра. Из котелка повалил густой, приятно пахнущий пар.

— Окорок готов. Как только сварятся бобы, можно будет поужинать.

— Если ветер дует в сторону нашего приятеля, этот запах прибавит кое-что к его страданиям, — хихикнул Берит.

— Это вряд ли, Спархок. Он ведь стирик, а стирики не едят свинины.

— Ах да, я и забыл. Впрочем, он ведь отступник. Может быть, он изменил свои вкусы.

— Выясним это утром. Когда он завтра заявится к нам, я угощу его ломтем окорока. Почему бы тебе не нарезать хлеба? Я бы поджарил его на крышке котелка.

Наутро ветер заметно стих, да и проливной дождь уже не так ретиво хлестал по крышке люка, которая служила крышей их прибежищу. Они позавтракали окороком с бобами и начали собирать вещи.

— Как ты полагаешь?.. — спросил Берит.

— Пускай сам к нам придет. Сидеть под крышей, покуда не кончится дождь — это в порядке вещей. — Халэд задумчиво поглядел на друга. — Тебя не оскорбит, мой лорд, если я дам тебе один совет?

— Разумеется нет.

— Ты выглядишь как Спархок, но говоришь и держишься совсем иначе. Когда появится стирик, прими холодный и жесткий вид. Прищурься — Спархок все время щурится. Говори тихо и ровно: Спархок, когда сердится, говорит очень тихо и всех подряд называет «приятель». Он способен вложить в это слово сотню разных значений.

— И верно, он почти ко всем обращается «приятель». Я об этом едва не забыл. Халэд, я дозволяю тебе поправлять меня всякий раз, когда я буду терять сходство со Спархоком.

— Дозволяешь?

— Кажется, я неверно выразился.

— Да, мне тоже так кажется.

— В Материоне для нас стало чересчур жарко, — сказал Кааладор, откинувшись на спинку кресла, и поглядел прямо в глаза человеку с жестким лицом, сидевшему напротив. — Я уверен, Ордей, что ты понимаешь, о чем я говорю.

Человек с жестким лицом рассмеялся.

— Еще бы! — сказал он. — Мне и самому доводилось покинуть парочку мест, лишь на шаг опередив блюстителей закона.

Ордей, элениец из Варденаиса, содержал притон в портовом квартале Дэлы. Этот кряжистый детина процветал, потому что воры-эленийцы чувствовали себя привольно в эленийской таверне, а также потому, что Ордей с охотой покупал у них разное добро за десятую часть цены — не спрашивая, откуда оно взялось.

— Нам бы заняться чем-нибудь новеньким, — Кааладор указал на Келтэна и Бевьера, с чужими лицами и в грубой разномастной одежде. — Среди полицейских, которым вздумалось порасспросить нас на всякие неудобные темы, оказался высокопоставленный чин из министерства внутренних дел. — Кааладор с ухмылкой взглянул на Бевьера, который одолжил лицо у одного из собратьев по сириникийскому ордену — зловещего вида рыцаря, который потерял глаз в Рендоре и прикрывал пустую глазницу черной повязкой. — Моему одноглазому другу наплевать на чины, а потому он попросту снес чиновнику голову своим забавным топориком.

Ордей покосился на оружие, которое Бевьер положил на стол рядом с пивной кружкой.

— Это, кажется, локабер? — спросил он.

Бевьер что-то проворчал. По мнению Келтэна, пристрастие Бевьера к драматическому искусству заводило его чересчур далеко. Одной черной повязки на глазу было более чем достаточно, но, поскольку Бевьер, будучи студентом, участвовал в любительских спектаклях, он явно забывал о чувстве меры, прилагая все старания, чтобы выглядеть как можно более опасным. Добивался он, однако, лишь того, что выглядел как маньяк с человекоубийственными наклонностями.

— По-моему, у локабера обычно рукоять длиннее, — заметил Ордей.

— Он не помещался у меня под рубахой, — проворчал Бевьер, — вот я и обрубил рукоять на пару футов. Так даже удобнее — если рубить им без перерыва. На вопли и кровь мне наплевать, так что я доволен.

Ордей содрогнулся и слегка позеленел.

— В жизни не видывал более гнусного оружия, — сознался он.

— Потому-то оно мне и нравится, — пояснил Бевьер.

Ордей перевел взгляд на Кааладора.

— Чем же ты и твои друзья подумываете заняться, Эзек? — спросил он.

— Мы хотели бы попробовать себя в разбое на большой дороге, — ответил Кааладор. — Свежий воздух, физические упражнения, здоровая пища и никаких полицейских в округе — что-то в этом роде. За наши головы назначили солидную цену, а сейчас, когда император разогнал министерство внутренних дел, полицейскую работу возложили на атанов. Тебе известно, что атана невозможно подкупить?

Ордей мрачно кивнул.

— Ну да, еще бы, — сказал он. — Это просто ужасно. — Прищурясь, он зорко глянул на «Эзека», средних лет дэйранца. — Почему бы тебе, Эзек, не описать мне Кааладора? Не то чтобы я усомнился в твоих словах — просто все сейчас пошло наперекосяк, и все полицейские, которым мы платили, отправились либо в тюрьму, либо на плаху, так что нам приходится соблюдать осторожность.

— Меня это нисколько не оскорбляет, Ордей, — заверил Кааладор. — Я и сам бы не стал доверять человеку, который не соблюдает осторожность. Кааладор — каммориец, с курчавыми волосами и красным лицом. Человек он плотный — широкие плечи, толстая шея и брюшко.

Ордей хитро сощурился.

— Что именно он тебе сказал? Повтори слово в слово.

— Стал-быть, так, господин хороший, — начал Кааладор, чрезмерно подчеркивая простонародный выговор, — старина Кааладор, такое дело, сказывал нам покалякать с парнем по имени Ордей — энтот, стал-быть, Ордей прям до потрохов знает всю тутошнюю воровскую братию.

Ордей рассмеялся, явно вздохнув с облегчением.

— Да уж, это точно был Кааладор, — сказал он. — Ты еще и двух слов не сказал, а я уже понял, что ты говоришь правду.

— Говор у него своеобразный, — согласился Кааладор. — Впрочем, он не так глуп, как кажется. Келтэн прикрыл ладонью усмешку.

— Верно сказано, шоб мне сдохнуть, — согласился Ордей, подражая простонародному говору. — Боюсь только, Эзек, что разбой на большой дороге здесь окажется делом не слишком прибыльным — у нас и больших дорог-то по пальцам перечесть. В джунглях, конечно, работать безопаснее — даже атанам не сыскать человека в этих зарослях — однако прибыль ничтожная. Трое людей в джунглях одни вряд ли сумеют свести концы с концами, Думаю, вам стоит присоединиться к одной из здешних шаек. Они живут неплохо, грабя отдаленные поместья и устраивая набеги на деревни и небольшие городки. — Он откинулся в кресле и задумчиво постучал пальцем по подбородку. — Вы хотите расположиться подальше от города?

— Чем дальше, тем лучше, — ответил Кааладор.

— Нарстил работает неподалеку от руин Натайоса. Я могу поручиться, что уж там вас полиция не побеспокоит. В этих руинах стоит армия одного парня по имени Скарпа. Это чокнутый бунтовщик, который мечтает свергнуть тамульское правительство. Нарстил время от времени сотрудничает с ним. Дело, конечно, рискованное, зато в таком соседстве можно недурно поживиться.

— Ордей, это именно то, что нам нужно! — горячо заверил Кааладор.

Келтэн облегченно вздохнул, стараясь сделать это незаметно. Ордей предложил им именно то, чего они добивались, причем без малейшей подсказки с их стороны. Если они присоединятся именно к этой шайке, то окажутся в двух шагах от Натайоса, а на такое везение они и не надеялись.

— Вот что я скажу тебе, Эзек, — продолжал Ордей, — что, если мне написать Нарстилу письмецо касательно тебя и твоих друзей?

— Это было бы здорово!

— Но прежде чем я истрачу бумагу и чернила, почему бы нам не потолковать о том, сколько вы заплатите мне за то, что я напишу это письмо?

Стирик промок насквозь и посинел от холода. Он трясся так, что голос его дрожал, когда он окликнул их.

— У меня для вас послание! — крикнул он. — Сохраняйте спокойствие и не делайте глупостей!

Он говорил по-эленийски, и за это Берит был ему даже благодарен — его стирикский был далек от совершенства, и этим он мог бы выдать себя.

— Подойди ближе, приятель, — велел он трясущемуся от холода посланцу, торчавшему на дальнем конце берега. — И держи свои руки так, чтобы я их видел.

— Не приказывай мне, элениец! — огрызнулся стирик. — Здесь приказы отдаю я.

— Ну так передавай мне послание прямо оттуда, приятель, — холодно ответил Берит. — Мне спешить некуда. Здесь тепло и сухо, так что я могу сколько угодно ждать, покуда ты решишь, что тебе делать.

— Это письмо, — сказал посланец по-стирикски, — во всяком случае Берит полагал, что он сказал именно это.

— Вот что, друг, — вмешался Халэд, — мы тут все люди обидчивые. Того и гляди случится какое-нибудь недоразумение, так что не раздражай меня разговорами на языке, которого я не понимаю. Сэр Спархок, конечно, знает стирикский, а я нет, имой нож в твоем брюхе прикончит тебя так же быстро, как если бы это сделал он. Мне, конечно, потом будет очень жаль, но для тебя-то все будет кончено.

— Могу я войти? — осведомился стирик уже по-эленийски.

— Валяй, приятель, — сказал Берит. Посланец приблизился ко входу в убежище, жадно поглядывая на костер.

— Экий у тебя несчастный вид, старина, — заметил Берит. — Неужели ты не знаешь заклятия, чтобы не вымокнуть под дождем?

Стирик оставил его реплику без ответа.

— Мне приказали передать тебе вот это, — объявил он, запуская руку под домотканую куртку, и извлек на свет сверток, обернутый в непромокаемую кожу.

— Говори мне, что собираешься делать, приятель, прежде чем вот так запускать руку под одежду, — вполголоса предостерег Берит, с угрожающим прищуром воззрившись на стирика. — Как только что сказал мой друг, здесь того и гляди может случиться какое-нибудь недоразумение. Заставать меня врасплох, когда я стою так близко, — не самый лучший способ сохранить свой живот невспоротым.

Стирик с трудом сглотнул и, едва Берит взял сверток, поспешно попятился.

— Может, съешь ломоть окорока, покуда милорд Спархок ознакомится со своей почтой? — любезно предложил Халэд. — Окорок жирный и славно смажет твои внутренности. — Стирик содрогнулся и слегка позеленел. — Ничто так легко не проскакивает в глотку, как скользкий кус свиного жира, — с восторгом продолжал Халэд. — Должно быть, это из-за помоев и гнилых овощей, которыми кормят свинок.

Стирик издал такой звук, словно собрался блевать.

— Ты уже передал свое послание, приятель, — холодно сказал ему Берит. — Уверен, у тебя найдутся важные дела где-то еще, так что мы тебя не задерживаем.

— Ты понял все, что сказано в послании?

— Я прочел его. Эленийцы хорошо умеют читать. Мы владеем грамотой, в отличие от вас, стириков. Послание не слишком меня обрадовало, так что не стоит тебе торчать так близко от нас.

Стирик со страхом попятился на несколько шагов, потом развернулся и бросился бежать.

— Что сказано в письме? — спросил Халэд. Берит с нежностью сжал в пальцах знакомый локон королевы.

— Там говорится, что их планы изменились. Мы должны пересечь Тамульские горы и повернуть на запад. Теперь они хотят, чтобы мы шли в Супаль.

— Сообщи-ка об этом Афраэли.

В воздухе вдруг прозвенела знакомая трель, и молодые люди разом обернулись.

Богиня-Дитя сидела, скрестив ноги, на одеялах Халэда и наигрывала на свирели жалобную стирикскую мелодию.

— Что это вы на меня так уставились? — осведомилась она. — Я же сказала, что буду присматривать за вами.

— Разве это разумно, Божественная? — спросил Берит. — Этот стирик не отошел еще и на несколько сотен ярдов, а он, наверное, может ощутить твое присутствие.

— Сейчас — никак не может, — усмехнулась Афраэль. — В эту минуту он слишком занят тем, чтобы не дать своему желудку вывернуться наизнанку. Знаешь, Халэд, весь этот разговор о свином жире — очень жесток.

— Знаю.

— Тебе обязательно нужно было быть таким красноречивым?

— Я же не знал, что ты поблизости. Что нам теперь делать?

— Идти в Супаль тем путем, который вам указан. — Она помолчала и с любопытством спросила: — Что ты сотворил с этим окороком, Халэд? Он пахнет вполне съедобно.

— Должно быть, все дело в чесноке, — пожал он плечами. — По правде говоря, вкус свинины никому особенно не нравится, но мать учила меня, что почти все на свете можно сделать съедобным — если не жалеть приправ и пряностей. Вспомни об этом в следующий раз, когда будешь готовить козлятину.

Афраэль показала ему язык — и исчезла.

ГЛАВА 7

В горах Земоха шел снег, сухой колкий снег, зависавший в безветренном воздухе, точно тучи перьев из распоротой перины. Стоял жгучий холод, и огромное облако пара стелилось, точно низинный туман, над конями армии рыцарей церкви, что тяжелым шагом двигались вперед, ударами копыт снова взвихривая улегшуюся было снежную пыль. Магистры воинствующих орденов скакали во главе войска, в полном боевом облачении и с ног до головы закутанные в меха. Абриэль, магистр сириникийцев, все еще бодрый, несмотря на преклонный возраст, ехал рядом с Дареллоном, магистром ордена Альсиона, и сэром Гельдэном, который возглавлял пандионцев на время отсутствия Спархока. Патриарх Бергстен ехал немного особняком. Рослый церковник был по самые уши укутан в меха, и шлем, увенчанный рогами огра, придавал ему весьма воинственный вид, являя собою убийственный контраст с маленьким, в черном переплете, молитвенником, который читал патриарх. Комьер, магистр генидианцев, отправился далеко вперед с разведчиками.

— Я, наверное, уже никогда не согреюсь, — со стоном проговорил Абриэль, плотнее кутаясь в меховой плащ. — Преклонные годы разжижают кровь. Никогда не старей, Дареллон!

— Другой выбор не слишком-то заманчив, лорд Абриэль. — Дареллон, сохранивший юношескую стройность дэйранец, казалось, тонул в своих массивных доспехах. Понизив голос, он добавил: — Тебе вовсе незачем было ехать с нами, друг мой. Сарати не осудил бы тебя.

— Ну нет, Дареллон! Это, скорее всего, последняя моя кампания. Я не пропустил бы ее ни за какие сокровища в мире. — Абриэль поглядел вперед. — Что это там делает Комьер?

— Лорд Комьер сказал, что хочет взглянуть на развалины Земоха, — рокочущим басом пояснил сэр Гельдэн. — Полагаю, талесийцы находят определенное развлечение в том, чтобы разглядывать следы разрушений на месте былых битв.

— Эти талесийцы настоящие варвары, — кисло пробормотал Абриэль и поспешно взглянул на Берг стена, который, казалось, был полностью поглощен чте нием молитвенника. — Необязательно повторять эти слова, господа, — прибавил он, обращаясь к Дареллону и Гельдэну.

— Даже и не мечтай об этом, Абриэль, — отозвался Бергстен, не отрывая глаз от молитвенника.

— У вас невероятно острый слух, ваша светлость.

— Это оттого, что я выслушиваю исповеди. Люди готовы кричать о чужих грехах во все горло, но их шепот едва можно расслышать, когда они переходят к собственным грехам. — Бергстен поднял глаза и указал вперед. — Комьер возвращается.

Магистр генидианцев, пребывавший в прекрасном расположении духа, осадил своего коня, взвихрив облачка снежной пыли.

— Уж если Спархок принимается что-то уничтожать, он подходит к делу весьма основательно! — весело сообщил он. — Я, признаться, не верил Улафу, когда он сказал мне, что наш приятель с перебитым носом сорвал крышу с храма Азеша — но теперь верю. Никогда прежде не видел таких разрушений. Сомневаюсь, чтобы во всем городе осталось хоть одно здание, пригодное для жилья.

— Тебе, Комьер, подобные вещи доставляют наслаждение, не так ли? — с упреком спросил Абриэль.

— Довольно, господа! — поспешил вмешаться Бергстен. — Мы здесь не затем, чтобы воскрешать старые, как мир, споры. Мы воюем всяк на свой манер. Арсианцы любят строить форты и крепости, талесийцы — их разрушать. Все это способы ведения войны, и именно в этом состоит наша служба.

— Наша? — мягким басом отозвался Гельдэн.

— Ты знаешь, что я хотел сказать, Гельдэн. Конечно, сам я больше не имею отношения к этим делам, но…

— Что же ты тогда прихватил с собой топор, Бергстен? — спросил Комьер.

Бергстен в упор взглянул на него.

— Чтобы вспомнить старые добрые времена — а также потому, что вы, талесийские бандиты, готовы внимательно слушать человека, только когда у него в руках топор.

— Рыцари, ваша светлость, — кротко поправил Комьер своего соотечественника. — Теперь мы зовемся рыцари. Когда-то мы были бандитами, но теперь мы порядочные люди.

— Церковь весьма одобряет твое стремление исправиться, сын мой, хотя и знает, что ты бесстыдно лжешь.

Абриэль тщательно спрятал улыбку. Бергстен и сам прежде был генидианским рыцарем, и порой клобук съезжал с него, приоткрывая старые привычки.

— У кого карта? — спросил он не столько из любопытства, сколько из желания предотвратить надвигающийся спор.

Гельдэн, звякнув доспехами, развязал ремни одной из своих седельных сумок.

— Что бы ты хотел узнать, мой лорд? — спросил он.

— Как обычно — далеко ли ехать, долго ли ехать и какие неприятности ожидают нас в пути.

— До астельской границы сотня с лишним лиг, мой лорд, — ответил Гельдэн, сверяясь с картой, — а оттуда еще десять сотен лиг до Материона.

— Самое меньшее сто дней пути, — мрачно проворчал Бергстен.

— Если мы не попадем в переделку, ваша светлость, — уточнил Дареллон.

— Оглянись, Дареллон! За нами скачут сто тысяч рыцарей церкви. Нет такой переделки, с которой мы не смогли бы управиться. Какая впереди местность, Гельдэн?

— В трех днях к востоку отсюда, ваша светлость, что-то вроде водораздела. Все реки по эту сторону от него впадают в залив Миджах, по другую сторону — стекают в Астелийские топи. Я полагаю, что после того как мы пересечем этот водораздел, местность начнет понижаться — если только Отт не устроил так, что в Земохе реки текут вверх.

К ним подъехал генидианский рыцарь.

— Только что прибыл гонец из Эмсата, лорд Комьер, — сообщил он. — Он говорит, что у него для вас важные новости.

Комьер кивнул, развернул коня и поскакал к войску. Остальные двинулись дальше, с трудом пролагая себе дорогу через усилившийся снегопад.

Комьер, по пятам за которым скакал покрытый дорожной грязью гонец, возвращаясь к своим спутникам, оглушительно хохотал.

— Что тебя так рассмешило? — спросил Бергстен.

— У нас отличные новости из дому, ваша светлость! — весело отвечал Комьер и обратился к гонцу: — Расскажи нашему возлюбленному патриарху то, что только что рассказывал мне.

— Слушаюсь, мой лорд, — отозвался светловолосый талесиец. — Это случилось несколько недель назад, ваша светлость. Как-то утром дворцовые слуги нигде не могли найти принца-регента. Стражники полных два дня переворачивали весь дворец сверху донизу, но маленький хорек как сквозь землю провалился.

— Следи за своей речью, парень! — рявкнул патриарх Бергстен. — Авин, в конце концов, принц-регент — даже если он и впрямь хорек.

— Прошу прощения, ваша светлость. Как бы то ни было, вся столица терялась в догадках. Авин Воргунссон и шагу никуда не ступил бы, не прихватив с собой духовой оркестр, чтобы возвещать фанфарами о своем приближении. Потом один из слуг наткнулся в кабинете Авина на полную бочку с вином. Это всех удивило, потому что Авин был не бог весть каким пьяницей, и слуги решили приглядеться к бочке повнимательней. Ясно было, что ее уже открывали, потому что немного вина выплеснулось на пол. Что ж, ваша светлость, ребята здорово приустали, разыскивая Авина, а потому решили утолить жажду, но когда они попытались открыть бочку, то обнаружили, что крышка прибита гвоздями. В Талесии как-то не принято заколачивать гвоздями бочки с вином, и все сразу заподозрили неладное. Принесли ломики, выдернули гвозди, сорвали крышку — и тогда увидели, что в бочке, мертвехонький, лицом вниз плавает Авин.

— Не может быть!

— Еще как может, ваша светлость. Видно, у кого-то в Эмсате оказалось весьма извращенное чувство юмора. Он потрудился вкатить бочку с вином в кабинет Авина, сунул его в бочку и заколотил гвоздями крышку. Авин, похоже, умер не сразу. Под ногтями у него были щепки, а на крышке изнутри — следы царапин. В кабинете было чертовски грязно. После того как Авина выловили из бочки, вино вытекало из него еще добрых полчаса. Дворцовые слуги изо всех сил старались отмыть его для похорон, но вы же знаете, как трудно свести винные пятна. Авин был весь пурпурный, когда его возложили на похоронные носилки, чтобы отпеть в Эмсатском соборе. — Гонец задумчиво потер щеку. — В жизни не видывал более странного отпевания. Первосвященник Эмсата все пытался сдержать смех, читая заупокойную молитву, да только ему это не слишком удавалось, и понемногу вся паства начала заливаться хохотом. Вообразите только — Авин возлежит на носилках, размером с полувзрослого козла и лиловый, как спелая слива, а вся паства в соборе так и покатывается.

— Во всяком случае, его наконец-то заметили, — вставил Комьер. — Для Авина это всегда было важно.

— О да, лорд Комьер, его заметили, и еще как! Никто в соборе не сводил с него глаз. Потом, когда его положили в родовом склепе, весь город закатил пирушку, и мы поднимали тосты в память об Авине Воргунссоне. С приходом зимы в Талесии трудно отыскать, над чем бы посмеяться, однако Авин ухитрился припасти нам веселья до самой весны.

— Что это было за вино? — с серьезным видом спросил патриарх Бергстен.

— Арсианское красное, ваша светлость.

— И какого года?

— Позапрошлого, я полагаю.

— Урожайный год, — вздохнул Бергстен. — Вино никак нельзя было спасти?

— Никак, ваша светлость, — после того, как Авин отмокал в нем добрых два дня. Бергстен вновь вздохнул.

— Какая жалость, — скорбно проговорил он. И рухнул на луку седла, сложившись пополам и подвывая от неудержимого хохота.

Когда Улаф и Тиниен въехали в предгорья Тамульских гор, там уже царил холод. Тамульские горы были одной из тех географических странностей, что тут и там разбросаны по свету, — горстка изъеденных временем и непогодой гор, никак не связанных с окружающим ландшафтом, и несколько пиков повыше, обильно поросших ельником и соснами. На более пологих склонах Тамульских гор росли дубы, сбросившие листву в преддверии зимы.

Рыцари ехали осторожно, стараясь держаться открытых мест и шуметь, издалека объявляя о своем присутствии.

— Неумно застигать троллей врасплох, — пояснил Улаф.

— Ты уверен, что они здесь? — спросил Тиниен, когда они углубились в горы. Улаф кивнул.

— Я видел следы — или, по крайней мере, те места, где они пытались замести свои следы, — а также свежую грязь там, где они закапывали свой помет. Тролли прилагают немало усилий, чтобы скрыть свое присутствие от людей. Ужин легче изловить, если он не подозревает, что ты близко.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33