— Что ж, пусть Телэн забирается в камеру, — сказал Спархок, вновь поглядывая на восток, где уже начинала рассеиваться темнота.

Келтэн вскарабкался к окошку и принялся ковырять остатки известки своим массивным кинжалом.

— Обогни башню и наблюдай, анара, — прошептал Спархок. — Дай нам знать, если кто-нибудь появится на лестнице.

Она кивнула и скрылась за углом башни.

Спархок поднялся наверх и принялся разбивать известку с левой стороны железной решетки, покуда его друг сражался с ней справа. Через минуту Келтэн ухватился за железные прутья и потянул.

— Нижний край свободен, — сообщил он. — Примемся за верхний.

— Ладно.

Они перебрались к верхнему краю окна и вновь принялись за дело.

— Смотри поосторожнее, когда решетка высвободится, — предостерег Спархок. — Нельзя, чтобы она зазвенела по парапету.

— Моя сторона свободна, — прошептал Келтэн. — Я подержу ее, пока ты управишься со своей. — Он просунул внутрь правую руку, ухватился за какой-то выступ и левой рукой взялся за прутья.

Спархок с удвоенной энергией налег на работу, обрушивая на парапет потоки обломков и пыли.

— Кажется, готово, — наконец прошептал он.

— Посмотрим. — Плечи Келтэна напряглись, и ветхая решетка со скрежетом вырвалась из стены. Тем же движением плечистый друг Спархока швырнул увесистую решетку вниз через балюстраду.

— Что ты делаешь?! — сдавленно вскрикнул Спархок.

— Избавляюсь от тяжести.

— Ты знаешь, сколько шума наделает эта штука, когда грохнется о землю?

— Ну и что? До земли добрых пятьсот футов. Пусть себе шумит, сколько захочет. Впрочем, если там внизу случайно стоит какой-нибудь киргай или кинезганский надсмотрщик, он получит неприятный сюрприз. Но ведь мы это переживем, верно?

Спархок просунул голову в освободившееся отверстие.

— Элана, — прошептал он, — ты здесь?

— Где же мне еще быть, Спархок?

— Извини. Дурацкий вопрос. Мы сняли решетку. Сейчас к вам проберется Телэн. Крикни или еще как-нибудь дай знать, когда он испортит замок, чтобы стражники не могли до вас добраться.

— С дороги, Спархок, — ворчливо сказал за его спиной Телэн. — Я не смогу никуда пробраться, покуда ты загораживаешь все окно.

Спархок отодвинулся, и гибкий мальчик начал, извиваясь, протискиваться в окно. Вдруг он замер.

— Так не пойдет, — пробормотал он. — Тащите меня назад.

— В чем дело? — спросил Келтэн.

— Просто вытащи меня, Келтэн. Некогда объяснять.

Спархок с упавшим сердцем помог Келтэну выволочь наружу юного вора.

— Погодите минутку. — Телэн повернулся боком и вытянул руки над головой. — А теперь толкайте меня.

— Ты же снова застрянешь, — возразил Келтэн.

— Значит, вам придется толкать меня посильнее. Вот что получается из-за обильной еды, упражнений и всей этой чистой жизни, которую ты мне так навязываешь, Спархок. Я так вырос, что не могу протиснуть туда плечи. — Он вновь начал извиваться. — Толкайте, господа! — велел он.

Спархок и Келтэн налегли ладонями на его пятки.

— Сильнее! — проворчал Телэн.

— Ты сдерешь с себя всю кожу, — предостерег Келтэн.

— Я еще молодой. Заживет. Толкайте!

Рыцари с силой надавили на его ноги, и Телэн, пыхтя и ругаясь себе под нос, наконец провалился в окно.

— С ним все в порядке? — хрипло прошептал Спархок в темноту.

— Все прекрасно, Спархок, — шепнул в ответ Телэн. — Вы бы лучше пошевеливались. Я долго не провожусь.

Спархок и Келтэн спрыгнули на парапет.

— Пошли, — коротко бросил Спархок, и три рыцаря и атана быстро двинулись по парапету к южной стороне башни.

— Тише, Анакха, — голос Ксанетии доносился, казалось, ниоткуда.

— Они уже зашевелились, анара? — прошептал Бевьер.

— Некие звуки и впрямь доносятся из кордегардии, — отвечала она.

На фасаде башни были два больших незастекленных окна — по обе стороны от широкой двери. Спархок осторожно приподнял голову над нижним краем одного из окон и заглянул внутрь. Комната, как и сообщала Афраэль, оказалась довольно большой. Скудную обстановку составляли скамьи, несколько табуретов, пара низких столов; освещали комнату несколько примитивных масляных светильников. По правую сторону в дальней стене была дверь, у которой стояли на страже два киргая, неподвижные, словно статуи. Лестничная площадка по левую руку, также охранявшаяся, с трех сторон была ограждена низкой стеной. Второй дверной проем — тот, что вел в кордегардию, — был тоже слева, недалеко от лестничной площадки.

Спархок внимательно оглядел стражников, изучая до мелочей их оружие и снаряжение. Это были мускулистые люди в архаических нагрудниках, конических шлемах с султанами и коротких кожаных кильтах. У каждого стражника к левой руке был прикреплен большой круглый щит, а в правой он сжимал копье восьми футов длиной. У всех на поясе висели мечи и массивные кинжалы.

Спархок отодвинулся от окна.

— Поглядите на них хорошенько, — прошептал он друзьям.

Один за другим Келтэн, Бевьер и Миртаи приподнялись и заглянули в окно.

— Эта дверь заперта, анара? — прошептал Спархок, указывая на дверь, которая выходила на парапет.

— Мнится мне, Анакха, что пытаться открыть ее было бы неразумно. Киргайские постройки грубы и примитивны, и, боюсь я, ни единый засов в сем городе нельзя отпереть бесшумно.

— Пожалуй, ты права, — вздохнул он и окликнул остальных: — Давайте-ка вернемся назад, за угол. Они вернулись на восточную сторону башни.

— Светает, — заметил Келтэн, указывая на небо. Спархок что-то проворчал.

— Войдем через окна, — сказал он друзьям. — Все равно мы бы только мешали друг другу, если б попытались все одновременно ворваться в дверь. Бевьер, ты и Миртаи берете на себя окно по ту сторону двери, мы с Келтэном — это. Будьте осторожны. Копья — основное оружие киргаев, и наверняка они много тренируются с ним. Действуйте быстро. Застаньте их врасплох и сразу блокируйте проход в кордегардию. Нам придется удерживать и эту лестницу.

— Этим займусь я, Спархок, — заверила его Миртаи. — Ты сосредоточься на том, чтобы вытащить наших друзей из камеры.

— Верно, — согласился он. — Как только они окажутся на свободе, я призову Беллиом, и это значительно изменит здешнее расположение сил.

И тут чистый голос взмыл над спящим городом в пронзительной, берущей за душу песне.

— Вот и сигнал! — прошептал Келтэн. — Это Алиэн! Телэн все сделал, пора и нам за работу!

— Все слышали? — спросил Спархок, отступая, чтобы пропустить Бевьера и Миртаи. — Когда я крикну, все одновременно врываемся в комнату!

Бевьер и Миртаи низко пригнулись, пробегая мимо ближнего окна, и заняли свои позиции у окна по ту сторону двери.

— Держись подальше от схватки, анара, — прошептал Спархок, обращаясь к невидимой Ксанетии. — Тебе незачем вмешиваться в нее… — Он осекся и нахмурился, не ощутив рядом присутствия Ксанетии. — Ну ладно, Келтэн. За дело.

Двое рыцарей с мечами в руках бесшумно двинулись вперед и, пригнувшись, укрылись под широким окном. Спархок слегка приподнялся, чтобы взглянуть вдоль парапета. Бевьер и Миртаи напряженно ждали сигнала под соседним окном. Спархок сделал глубокий вдох и изготовился.

— Пошли! — гаркнул он и, опершись рукой о подоконник, одним прыжком перемахнул в комнату.

Только что там было четыре киргая. Теперь их оказалось десять.

— Они меняют стражу, Спархок! — прокричал Бевьер, обеими руками занося смертоносный локабер.

На их стороне все еще было преимущество внезапности, но положение изменилось не в лучшую сторону. Спархок выругался и ударом меча свалил киргая, несшего котелок — скорее всего, завтрак для пленниц. Затем он бросился к четверым стражникам, которые в смятении теснились у двери в камеру. Один из них лихорадочно сражался с замком, а трое других пытались принять боевую стойку. Они были хорошо обучены, в этом можно было не сомневаться, а их длинные копья вполне могли представить собой серьезную угрозу.

Спархок яростно выругался и взмахнул своим тяжелым мечом, обрубая древки копий. Келтэн, метнувшись к нему, тоже принялся наносить мечом мощные удары по копьям. За их спиной, с другого конца комнаты, доносились звуки боя, но Спархок был чересчур занят тем, чтобы добраться до стражника, который возился с дверью камеры, чтобы оборачиваться и смотреть, что же там происходит.

Два копья были уже приведены в негодность, и киргаи, отшвырнув их, выхватили мечи. Третий, с нетронутым копьем, попятился, пытаясь прикрыть того, что яростно сражался с замком.

Спархок рискнул бросить быстрый взгляд за спину — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Миртаи, ухватив сопротивляющегося стражника поперек туловища, подняла его над головой и с размахом швырнула с лестницы. Тело стражника загрохотало по ступенькам. Еще два киргая уже лежали неподвижно — то ли мертвые, то ли умирающие. Берит, как когда-то в тронном зале Отта в Земохе, прикрывал вход в кордегардию, а Миртаи, словно разъяренная золотистая громадная кошка, ожесточенно дралась с уцелевшими стражниками на верху лестницы. Спархок поспешно повернулся к своим противникам.

Киргаи были никудышными фехтовальщиками, а огромные щиты серьезно затрудняли их подвижность. Спархок сделал быстрый обманный выпад в голову киргая, и тот инстинктивно вскинул щит. Тотчас отдернув руку, Спархок глубоко вогнал клинок в блистающий нагрудник. Киргай закричал и рухнул, заливая все вокруг кровью, хлеставшей из разрубленного нагрудника.

Но этого было еще недостаточно. Киргай, возившийся с замком, бросил бесплодные попытки отпереть его и попросту ударил плечом о дверь. Спархок явственно услышал треск дерева. В отчаянии он вновь бросился в бой. Киргай между тем вновь налег на дверь…

И вдруг она без малейшего усилия распахнулась вовнутрь. С торжествующим воплем стражник, пытавшийся выломать дверь, выхватил свой меч.

И пронзительно завопил, когда в комнату хлынул поток света.

На пороге, вытянув вперед смертоносную руку, сияя словно ослепительное солнце, стояла Ксанетия.

Киргай вновь завопил и отпрянул, натыкаясь на дерущихся товарищей. Затем он растолкал их, опрометью бросился к окну, выскочил в него и с долгим отчаянным криком перевалился через балюстраду.

Два других киргая, сражавшиеся у двери камеры, тоже обратились в бегство, мечась по комнате, словно перепуганные мыши.

— Миртаи! — прорычал Спархок. — Пропусти их! Пусть бегут!

Атана как раз подняла над головой второго киргая. Она швырнула неистово брыкавшегося стражника с лестницы и отпрыгнула вбок, открывая перепуганным беглецам путь к спасению.

— Отойди прочь, сэр рыцарь! — велела Ксанетия Бевьеру. — Я сама встану около сей двери, и клянусь жизнью, что ни единая живая душа не сумеет здесь пройти!

Бевьер лишь раз взглянул на ее лицо, охваченное сиянием, — и торопливо отступил от двери в кордегардию.

Киргаям, ломившимся в эту дверь, тоже хватило одного лишь взгляда на Ксанетию — и дверь с грохотом захлопнулась изнутри.

— Все в порядке, Элана! — крикнул Спархок.

Первым вышел Телэн — бледный как смерть, с потрясенным лицом. Его рубаха была разорвана в нескольких местах, а длинная кровоточащая царапина на руке выше локтя говорила о том, как нелегко ему далась попытка пролезть в узкое окошко. Он взирал на Ксанетию с непритворным благоговейным ужасом.

— Спархок, — сдавленно проговорил он, — она влетела в окно облачком дыма, представляешь?!

— Тумана, юный Телэн, — деловито поправила Ксанетия. Все еще источая сияние, она стояла лицом к двери в кордегардию. — Дым — весьма неподходящее состояние для плоти человеческой.

Из кордегардии доносился шум, возня и грохот.

— Спархок, — рассмеялся Бевьер, — они, похоже, двигают мебель! Видно, решили забаррикадировать дверь.

В этот миг из камеры опрометью выбежала Алиэн и бросилась в объятия Келтэна; и сразу за ней из своей темницы вышла Элана. Она была куда бледнее обычного, и под глазами у нее темнели круги. Одежда ее была истрепана и кое-где изорвана, а голову туго обматывал головной платок, как у монахини.

— Ох, Спархок, — едва слышно проговорила она, протягивая руки к мужу. Он шагнул к ней и заключил ее в крепкие медвежьи объятия.

Далеко снизу донесся яростный рев.

«Анакха! — прогремел в сознании Спархока голос Беллиома. — Киргон пробудился на погибель свою! Освободи меня!»

Спархок рывком выдернул из-под рубахи мешочек со шкатулкой и торопливо стал распутывать завязки.

— Что это за вопль? — спросил Телэн.

— Киргон знает, что мы освободили Элану! — напряженно ответил Спархок, вытаскивая из мешочка шкатулку Кьюриковой работы. — Откройся! — приказал он шкатулке.

Крышка откинулась, и из шкатулки хлынуло голубое сияние Беллиома. Спархок бережно вынул камень.

— Спархок, кто-то поднимается по лестнице! — предостерегла Миртаи.

— Отойдите прочь! — резко бросил он и обратился к Беллиому: — Голубая Роза! В силах ли ты преградить путь врагам нашим, что спешат в сей миг по оной лестнице?

Беллиом ничего не ответил, но стена высотой в половину человеческого роста, ограждавшая начало лестницы, вдруг разом рухнула вовнутрь, с грохотом и клубами пыли обрушившись в лестничный пролет.

«Поведай Афраэли, что мать ее в безопасности, — сухо приказал голос Беллиома. — Пусть начнется атака».

Спархок торопливо выпустил заклинание.

«Афраэль, — отрывисто проговорил он, — мы освободили Элану! Передай остальным — можно начинать!»

«Беллиом может разрушить иллюзию Киргона?» — спросила она тем же сухим деловитым тоном, что и Сапфирная Роза.

«Голубая Роза! — безмолвно воззвал Спархок. — Иллюзия, сотворенная Киргоном, изрядно замедляет продвижение наших друзей к городу. Не мог бы ты разрушить ее, дабы привели они войска свои в сие проклятое место?»

«Все будет как ты пожелаешь, сын мой».

Мгновенная пауза — и вдруг земля едва ощутимо всколыхнулась, а по небу волнами прокатилось сияние.

Из белесого храма далеко внизу донесся пронзительный, полный боли вопль.

— Мамочка моя, — мягко проговорила Флейта, как всегда, неожиданно возникая посреди комнаты. — Никогда не видела, как разрушается десятитысячелетнее заклятие. Вот это, должно быть, боль! Бедняжке Киргону выпала ужасная ночь.

— Ночь еще не завершилась, Богиня-Дитя, — устами Келтэна ответил ей Беллиом. — Избавь нас от неподобающего твоего ликования, покуда не минуют все опасности.

— Ну знаешь ли!..

— Умолкни, Афраэль. Должны мы позаботиться о защите своей, Анакха. Что ведомо Киргону, ведает также и Клааль. Схватка близится, и мы должны приготовиться к ней.

— Истинно так, — согласился Спархок и оглядел своих друзей. — Идемте, — сказал он. — Разойдемся по парапету и будем держать глаза открытыми. Скоро явится Клааль, а я не хочу, чтобы он подобрался ко мне сзади. Лестница полностью завалена.

— Там и мышь не проскользнет, — заверила его Миртаи.

— О стражниках можно забыть, — сообщил Бевьер, приложивший ухо к двери кордегардии. — Они все еще передвигают мебель.

— Отлично. — Спархок подошел к двери, ведущей на парапет. Она распахнулась с протестующим визгом ржавых петель. — Не вздумайте проявлять ненужную отвагу, — предостерег он друзей. — Это бой между Беллиомом и Клаалем. Разойдитесь по парапету и наблюдайте.

Когда они вышли на парапет, небо на востоке уже просветлело, возвещая приход дня, и эхо мучительного вопля Киргона все еще отдавалось в стенах Потаенного города.

— Смотрите! — Телэн указал поверх базальтовой балюстрады на юг, на дальний берег озера.

Человеческий поток, казавшийся издали скопищем крошечных фигурок, вытекал из Долины Героев, устремляясь в котловину, к воротам Кирги.

— Кто это?! — вскрикнула Элана, вцепившись в руку Спархока.

— Вэнион, — ответил он, — и с ним все остальные — Бетуана, Кринг, Улаф и тролли, Сефрения…

— Сефрения?! — воскликнула Элана. — Но она же мертва!

— Элана, — сказала Флейта, — не думаешь же ты, что я позволила бы Заласте убить мою сестру?

— Но… он сказал, что его нож пронзил ее сердце!.. Богиня-Дитя пожала плечами.

— Так оно и было, но Беллиом исцелил ее. Вэнион намерен кое-что предпринять по этому поводу. Из-за угла башни выбежал Телэн.

— С той стороны идет Бергстен! — сообщил он. — Его рыцари только что истоптали примерно три полка киргаев, даже не помешкав ни секунды.

— Неужели мы окажемся в осаде? — озабоченно спросил Келтэн.

— Вряд ли, — отозвался Бевьер. — Оборонительные качества этой крепости ничтожны, а патриарх Бергстен всегда славился крутым нравом.

Далеко внизу раздался грохот, и крыша храма взорвалась, разлетаясь во все стороны обломками известняка, — это черная громада Клааля прокладывала себе путь наружу из храма Киргона. Вот уже развернулись гигантские кожистые крылья, и пылающие щели глаз озирались с лихорадочным исступлением.

— Молю тебя, Анакха, подыми меня выше, дабы брат мой мог узреть меня. — Голос, исходивший из уст Келтэна, прозвучал отрешенно.

Дрожащей рукой Спархок поднял высоко над головой Сапфирную Розу.

Келтэн неловким движением мягко отстранил цеплявшуюся за него Алиэн и шагнул к балюстраде, ограждавшей парапет. Он заговорил на языке, который был не под силу никому из людей, и слова его, вероятно, слышны были в Чиреллосе, на том конце мира.

Гигант Клааль, все еще наполовину скрытый развалинами храма Киргона, задрал свой треугольный лик и заревел в ответ, роняя из оскаленного рта капли пламени.

«Внимай мне прилежно, Анакха, — голос Беллиома прозвучал в сознании Спархока едва слышным шепотом. — Продолжу я дразнить и задирать заблудшего моего брата, покуда, разъяренный сверх меры, не выйдет он на битву со мною. Будь же тверд пред лицом сего близящегося ужаса, ибо наша удача либо неудача целиком зависят от отваги твоей и твердости твоей руки».

«Не постигаю я значения слов твоих, Голубая Роза. Неужто должен я буду сразиться с Клаалем?»

«Нет, Анакха. Дело твое — освободить меня».

Творение тьмы, между тем, яростно расшвыряло известняковые глыбы и двинулось на дворец, алчно вытянув вперед лапы. Дойдя до массивных ворот, Клааль смел их с пути молнией, стиснутой в его огромном кулаке.

Келтэн-Беллиом продолжал оглушительно выкрикивать оскорбления, и Клааль в ответ выл от бешенства, прокладывая себе путь через нижние пристройки дворца, безжалостно сокрушая все, что лежало на его пути к башне.

И вот наконец он добрался до башни и, хватаясь громадными лапами за базальтовые глыбы, упорно полез вверх, а его раскинутые крылья так и хлестали утренний воздух, покуда он поднимался.

— Как же должен я освободить тебя, Голубая Роза? — нетерпеливо спросил Спархок.

— Мы с братом на краткое время должны воссоединиться, сын мой, — отвечал Беллиом, — дабы стать единым целым, каковым были когда-то, — иначе вечно я обречен оставаться в темнице сего лазурного кристалла, равно как и Клааль обречен сохранять нынешний свой чудовищный облик. Во временном нашем воссоединении оба мы получим свободу.

— Воссоединиться? Как?

— Когда достигнет он сей не столь уж и высокой вершины и возрадуется близкой победе оглушительным рыком, должен ты будешь со всей силой метнуть меня в разинутую его пасть.

— Что?!

— С радостью пожрет он меня. Сделай так, Анакха. В миг воссоединения нашего равно я и Клааль освободимся от нынешних наших обличий, и тогда начнется наша схватка. Не промахнись, сын мой, и не подведи меня, ибо это и есть та цель и судьба, для коей я сотворил тебя.

Спархок сделал глубокий вдох.

— Я не подведу тебя, отец, — всем сердцем поклялся он.

Все так же беснуясь и хлеща воздух кожистыми крыльями, Клааль поднимался все выше и выше по фасаду дворцовой башни. Спархок ощутил, как им овладевает странная, ничем не колеблемая отрешенность. Он прямо взглянул в лицо владыке ада и не испытал страха. Дело его — сама простота. Он лишь швырнет Сапфирную Розу в эту разинутую пасть, а если таковой возможности не представится — бросится туда сам, с Беллиомом в вытянутой руке. Он не ощутил ни сожаления, ни даже печали, приняв это твердое решение. Лучше это, чем погибнуть в какой-нибудь бессмысленной стычке на спорной границе, как случилось со многими его друзьями. Эта смерть будет не напрасна, а для воина это — лучшее, на что можно надеяться.

А Клааль лез, алчно стремясь добраться до своего ненавистного брата. Уже не более чем в нескольких ярдах ниже парапета сверкали жестоким торжеством его раскосые глаза, и оскаленные клыки роняли пламя, когда он проревел свой вызов.

И тогда Спархок вскочил на каменное ограждение и выпрямился, держа в вытянутой руке Беллиом.

— За Бога и королеву! — изо всей силы прокричал он свой клич.

Клааль протянул к нему чудовищную лапу.

И тогда Спархок со внезапностью освобожденной стальной пружины нанес удар. Рука его, опускаясь, хлестнула воздух, точно плеть.

— Получай! — крикнул он, швырнув сверкающий синевой камень.

С неуклонностью пущенной стрелы Сапфирная Роза вылетела из его руки в тот самый миг, когда Клааль еще шире разинул пасть, и исчезла в пылающей глотке.

Крылья Клааля, развернутые до предела, на миг застыли, трепеща от страшного напряжения. Гигантская тварь начала распухать, становясь еще громаднее, затем вдруг стала стремительно съеживаться…

И взорвалась.

Сила взрыва сотрясла землю, и Спархок, отброшенный с балюстрады, тяжело свалился на парапет. Он тут же вскочил и подбежал к балюстраде.

Две фигуры, сотканные из света, слепяще-голубая и обжигающе-красная, схватились друг с другом в пустоте, футах в десяти от него. Это была обычная схватка, яростный поединок воли и силы. Фигуры не имели черт и лишь отдаленно походили на человеческие. Раскачиваясь, они сцепились друг с другом, словно борцы на какой-нибудь сельской ярмарке, и каждый всей мощью своей воли и силы пытался одолеть равного ему противника.

Спархок и его друзья, стоявшие у балюстрады, оцепенели в благоговейном страхе, способные лишь не сводить глаз с этой битвы стихий.

А затем двое разомкнули враждебные объятия и замерли, пригнувшись и наполовину вытянув вперед громадные руки. Казалось, бессмертные братья ведут безмолвный, непостижимый разговор.

«Сие падет на твою долю, Анакха, — голос Беллиома в сознании Спархока звучал спокойно и отстранение. — Буде мы с Клаалем продолжим бой, мир сей будет уничтожен, как частенько случалось прежде. Ты принадлежишь сему миру, а потому сразишься за меня. Принадлежишь ты сему миру, и властвуют над тобой ограничения, кои не сдерживают меня. Боец, выставленный Клаалем, подобно тебе, ограничен».

«Исполню я все, как тобой сказано, отец мой, — ответил Спархок. — Выйду я сражаться за тебя, ежели сие неизбежно. Кто же будет мой противник?»

Яростный рев донесся снизу, и из руин белесого храма вырвалось живое пламя.

«Се твой противник, сын мой, — ответил лазурный дух. — Клааль призвал его биться с тобой». «Киргон?!» «Именно так».

«Но он же бог!»

«А ты разве нет?»

Голова у Спархока пошла кругом.

«Загляни внутрь себя, Анакха. Ты — сын мой, и я сотворил тебя, дабы стал ты вместилищем моей воли. Ныне я высвобождаю эту волю и передаю ее тебе, дабы стал ты поборником и защитником сего мира. Восчувствуй же, как проникает в тебя ее мощь!»

Словно распахнулась дверь, которая до того неизменно оставалась запертой. Спархок ощутил, что его разум и воля расширились безгранично, когда рухнул незримый барьер, и с этим ощущением на него снизошло немыслимое спокойствие.

«Отныне ты воистину сын мой, Анакха! — с восторгом воскликнул Беллиом. — Твоя воля отныне — моя воля. Отныне все возможно для тебя. Это твоя воля истребила Азеша. Я был лишь орудием твоим. В нынешнем же поединке станешь ты моим орудием. Устреми несгибаемую волю твою к сей цели. Возьми ее в руки свои, и переплавь, и скуй из нее силой разума своего оружие, коим ты сразишься с Киргоном. Если в сердце твоем нет лжи, не устоит он против тебя. Иди же! Киргон ждет тебя».

Спархок глубоко вздохнул и бросил взгляд на площадь далеко внизу, заваленную обломками камня. Живое пламя, что вырвалось из руин храма, сгустилось в сияющий человеческий силуэт, стоявший перед развалинами.

— Приди, Анакха! — прорычал он. — Встреча наша была предсказана еще до начала времен! Сие твоя судьба — будешь ты одарен честью превыше всего пасть от моей руки!

Спархок намеренно отбросил цветистую сложность архаического стиля.

— Не торопись праздновать, покуда не победил, Киргон! — крикнул он в ответ. — Не уходи! Я сейчас приду!

Он оперся ладонью о балюстраду и легко перемахнул через нее.

И замер, повиснув в воздухе.

— Отпусти, Афраэль, — бросил он.

— Ты хоть понимаешь, что творишь?! — воскликнула она.

— Просто сделай, как тебе сказано. Отпусти меня.

— Ты упадешь!

— Нет, не упаду. Поверь мне, я справлюсь. Не вмешивайся. Киргон ждет, так что будь добра, отпусти меня.

Собственно говоря, это был не совсем полет, хотя Спархок был уверен, что захоти он — и полетел бы. Ощущая во всем теле странную легкость, он опускался к руинам храма Киргона. Не то чтобы он лишился веса — скорее, его вес лишился всякого значения. Его воля была сильнее земного притяжения. С мечом в руке, он опускался вниз плавно, как перышко.

Киргон ждал его. Пылающий силуэт древнего бога втянул в себя пламя, преображая его в старинные доспехи, какие носили его почитатели, — кираса из полированной стали, конический шлем с султаном, огромный круглый щит и меч в руке.

Странное прозрение посетило Спархока, покуда он невесомо скользил вниз в прохладном утреннем воздухе. Киргон был не столько туп, сколько консервативен. Изменения он ненавидел, изменений страшился. Оттого он и заморозил своих киргаев во времени, стерев из их сознания всякую способность к изменению, к новому. Киргаи, не затронутые бегом времени, навеки оставались такими, какими были, когда еще мыслью зародились в сознании своего бога. Он сотворил идеал и оградил его от всего мира — законами, обычаями, врожденной ненавистью к переменам — так что этот народ, застывший в своей идеальности, был обречен с той минуты, когда первый киргай ступил ногой, обутой в сандалию, на твердь вечно меняющегося мира.

Спархок едва приметно усмехнулся. Киргон, оказывается, нуждается в нескольких уроках о благотворности перемен, и первый его урок будет посвящен преимуществам современных доспехов, оружия и тактики боя. «Доспехи», — подумал Спархок, и тотчас же оказался облачен в покрытую черной финифтью сталь. Почти небрежно отшвырнул он свой обычный походный меч, и в тот же миг рука его наполнилась тяжестью более длинного и массивного церемониального клинка. Теперь он был пандионским рыцарем в полном облачении, воином Бога — нескольких богов, язвительно поправил сам себя Спархок, — а кроме того, почти случайно, защитником не только своей королевы, своей Церкви и своего Бога, но и, если он верно прочел мысли Беллиома, своей прекрасной и отчасти ветреной сестры — Земли.

Он опустился наземь среди развалин храма.

— Приветствую тебя, Киргон, — проговорил он с глубочайшей торжественностью.

— Приветствую тебя, Анакха, — отвечал бог. — Признаюсь, я недооценил тебя. Ныне ты занял надлежащее тебе место. Не раз приходил я в отчаяние, страшась, что ты никогда не постигнешь истинного своего значения. Ученичество твое затянулось сверх меры, и, мнится мне, немалой виной тому неуместная твоя связь с Афраэлью.

— Мы тратим время попусту, Киргон, — прервал Спархок его цветистые словоизречения. — Приступим. Я и так уже опоздал к завтраку.

— Да будет так, Анакха! — Лицо Киргона с классическими чертами выразило одобрение. — Защищайся! — И он нанес удар своим огромным мечом, целя в голову Спархока.

Но Спархок уже успел начать свой выпад, и их мечи со звоном столкнулись в воздухе, не причинив никому вреда.

Так хорошо было снова сражаться. Ни политики, ни лицемерных, приводящих в смятение речей, ни ложных посулов — только чистый резкий звон стали о сталь и слитное движение мускулов под кожей.

Киргон был быстр, как Мартэл в годы своей юности, и, несмотря на ненависть к новшествам, учился быстро. Сложные движения кисти и руки, признак отменного фехтовальщика, казалось, сами собой, почти неосознанно приходили к древнему богу.

— Бодрит, верно? — выдохнул Спархок с волчьей усмешкой, полоснув по плечу бога. — Открой свой разум, Киргон. Ничто не стоит на месте — даже вот такая простенькая мелочь. — И он вновь ударил, ранив правую руку Киргона.

Бессмертный бросился на него, выставляя перед собой огромный круглый щит, стремясь волей и силой одолеть своего лучше обученного противника.

Спархок взглянул в это безупречное лицо и увидел с нем сожаление и отчаяние. Он напряг плечо, как учил его Кьюрик, и заблокировал руку со щитом, создавая непреодолимое препятствие бесплодным ударам противника. Эти выпады он отражал лишь легким ударом меча.

— Сдавайся, Киргон, — проговорил он, — сдавайся и живи. Сдавайся — и Клааль будет изгнан. Мы с тобой оба принадлежим этому миру. Пусть себе Беллиом и Клааль сражаются за другие миры. Возьми свою жизнь и свой народ — и уходи. Я не стану убивать тебя.

— Отвергаю я сие оскорбительное предложение, Анакха! — почти выкрикнул Киргон.

— Что ж, этого достаточно для удовлетворения рыцарской чести, — пробормотал сам себе Спархок с огромным облегчением. — Бог знает, что я делал бы, если б он согласился. — Он вновь поднял меч. — Да будет так, брат, — проговорил он. — Так либо иначе, нам не суждено существовать в одном мире. — Казалось, плоть его и воля разрастаются под черными доспехами. — Смотри же, брат, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Смотри и учись.

А затем он обрушил пятьсот лет обучения, подкрепленные растущим гневом, на жалкого беспомощного божка, который нарушил покой мира, покой, которого Спархок так жаждал еще с тех пор, как вернулся из изгнания в Рендоре. Он рассек бедро Киргона классическим pas-four. Он полоснул по этому безупречному лику Мартэловым изобретением parry-pas-nine. Он разрубил пополам огромный щит Киргона Вэнионовым third-feint-and-slash. Среди всех рыцарей церкви пандионцы считались наилучшими фехтовальщиками, а Спархок слыл наилучшим фехтовальщиком среди пандионцев. Беллиом назвал его равным богу, но Спархок сражался как человек — отменно обученный, слегка размякший и постаревший для подобных забав — но абсолютно уверенный, что, если судьба мира в его руках, он способен выстоять еще хотя бы один бой.