— Они поднялись вверх по Сарне, мой генерал, и связали канатами суда, чтобы устроить переправу.

— Чепуха! Сарна здесь в пять миль шириной. Что за чушь ты городишь, парень?

— Я говорю то, что видел, генерал. Другие разведчики скоро будут здесь, они подтвердят мои слова. Аэфталь в огне. Отсвет пожара виден даже отсюда. — Джордал обернулся и указал рукой на юг, где гигантское оранжевое зарево поднималось над низкими прибрежными горами, отделявшими кинезганскую армию от моря.

Генерал Пирас выругался. Уже в третий раз на этой неделе его разведчики сообщают, что враг переправился через Сарну или Верел в нижнем течении, а он до сих пор в глаза не видел вражеских сил. При обычных обстоятельствах он бы попросту приказал высечь разведчиков плетями, а то и похуже, но сейчас обстоятельства не были обычными. Вражеское войско, чей призрак застращал все южное побережье, составляли рыцари Церкви Чиреллоса — все как один колдуны, которые вполне способны исчезнуть и появиться вновь за много миль у него в тылу. Все еще бормоча ругательства, он вызвал своего адъютанта.

— Саллит! — рявкнул он. — Поднимай войско. Передай приказ — готовиться к бою! Если эти проклятые рыцари и впрямь переправляются через Сарну именно здесь, мы должны перехватить их, прежде чем они захватят плацдарм на этом берегу реки.

— Но это всего лишь очередной слух, генерал, — возразил адъютант, с презрением поглядывая на капитана Джордала. — Всякий раз, как какой-нибудь болван видит пару-тройку рыбаков в лодке, нам сообщают о переправе рыцарей через Сарну.

— Знаю, Саллит, — устало ответил Пирас, — но я должен двинуться им навстречу. Король Джалуах снимет мне голову, если я позволю рыцарям переправиться через эти реки. — Генерал беспомощно развел руки. — Что я могу сделать? — осведомился он и вновь выругался. — Передай приказ готовиться к бою, Саллит. Может быть, на этот раз мы найдем у реки врагов из плоти и крови.

Алиэн била нестихающая дрожь, когда Заласта вернул пленниц в их крохотную, но теперь старательно вычищенную темницу после одного из чудовищных безмолвных разговоров с Клаалем; Элана, однако, не чувствовала ничего, словно ее выжали досуха. Было что-то извращенно-соблазнительное в странно мягком прикосновении этого бесконечного разума, и всегда, когда это прекращалось, Элана казалась себе оскверненной, словно ее подвергли насилию.

— Это в последний раз, Элана, — извиняющимся тоном проговорил Заласта. — Если тебя это хоть немного утешит, твой муж все еще остается загадкой для Клааля. Он не в силах понять, как существо, обладающее такой мощью, может добровольно подчиняться… — Он заколебался.

— Всего лишь женщине, Заласта? — сухо уточнила она.

— Нет, Элана, дело не в этом. В иных мирах, где главенствует Клааль, правят исключительно женщины. Мужчин там держат лишь для размножения. Он просто не может постичь сути отношений между тобой и Спархоком.

— Ты бы мог объяснить ему, что такое любовь. — Элана помолчала. — Но ведь ты и сам не знаешь, что это такое, не так ли, Заласта?

Лицо стирика заледенело.

— Спокойной ночи, ваше величество, — бесстрастно проговорил он и вышел, заперев за собой дверь.

Не успел затихнуть лязг засова, как Элана бросилась к двери и прижала к ней ухо.

— Я их не боюсь, — услышала она голос короля Сантеокла.

— Значит, ты еще глупее, чем я думал, — грубо бросил ему Заласта. — Все твои союзники постепенно оказались не у дел, а враги окружили тебя.

— Мы — киргаи, — не отступал Сантеокл. — Никто не устоит против нас.

— Возможно, так оно и было десять тысяч лет назад, когда ваши враги одевались в шкуры и атаковали ваш строй копьями с кремневыми наконечниками. Теперь же перед тобой рыцари церкви, закованные в сталь; воители-атаны, что способны убить твоих воинов кончиком пальца; пелои, которые промчатся сквозь ваши ряды, точно вихрь; тролли, что не только убивают, но и съедают твоих солдат. Хуже того, перед тобой Афраэль, которая может остановить солнце или обратить тебя в камень. И в довершение худшего, перед тобой Анакха и Беллиом, а это означает погибель.

— Могучий Киргон защитит нас, — с тупым упрямством заявил Сантеокл.

— Почему бы тебе не поговорить с Оттом Земохским, Сантеокл? — с презрением осведомился Заласта. — Он расскажет тебе, как вопил старший бог Азеш, когда Анакха уничтожал его… — Заласта вдруг осекся.

— Он идет! — сдавленно вскрикнул он. — Он куда ближе, чем мы думали!

— О чем ты говоришь? — спросил Экатас.

— Анакха здесь! — воскликнул Заласта. — Ступай к своим военачальникам, Сантеокл! Вели им призвать войска — пусть обшарят все улицы Кирги, ибо Анакха уже в стенах твоего города! Спеши же! Анакха здесь, и смерть наша идет по улицам рядом с ним! Со мной, Экатас! Предостережем Киргона и вечного Клааля! В эту ночь решится наша судьба!

И ты, о Сини Синь, печаль изгонишь прочь,

И вздымешъ смертный дух наш ввысь, что изничтожит ночь.

Элрон сосчитал на пальцах слоги и выругался. Как он ни бился, как ни сжимал и ни коверкал слова последней строчки, все равно она не укладывалась в размер. Он швырнул перо через всю комнату и уронил лицо в ладони в картинной позе поэтического отчаяния. Элрон частенько делал это, сочиняя стихи.

Затем он с надеждой поднял голову, осененный нежданной мыслью. В конце концов, он уже слагает завершающие строфы своего шедевра, а небольшое нарушение александрийского стиха только прибавит им выразительности. Однако… что-то скажут критики?

Элрон терзался сомнениями. Он проклинал тот день, когда решил запечатлеть грандиознейший труд своей жизни александрийским стихом. Он ненавидел ямб. Этот размер был так безжалостно правилен и непрощающ, а пентаметр, точно цепь на шее, немилосердным рывком останавливал его в конце каждой строчки. «Ода к Голубому» повисла на волоске, покуда ее творец сражался с угрюмой непреклонностью поэтических размеров.

Элрон не смог бы точно сказать, когда именно начались душераздирающие вопли и как долго они продолжались. Его мозг, охваченный творческим безумием, отбросил все внешнее, сосредоточившись на непокорной строчке. Наконец поэт раздраженно вскочил и, подойдя к окну, взглянул на озаренные факелами улицы Натайоса. Что это они так разорались?

Солдаты Скарпы, по большей части невежественные и грязные крепостные, мчались по улице сломя голову и вопя от ужаса, точно стадо блеющих овец. Что там еще стряслось?

Элрон перегнулся через подоконник, выглянув на улицу. Из кварталов разрушенного города, которые до сих пор были погребены под зеленью джунглей, двигался какой-то иной свет. Элрон нахмурился. Определенно, это был не свет факелов. Бледное, ослепительно белое ровное сияние двигалось, не колеблясь на ветру, одновременно с нескольких сторон.

И тут Элрон услышал крик Скарпы, перекрывший вопли толпы. Сумасшедший шарлатан повелительно выкрикивал какие-то приказы, но чернь, обезумевшая от паники, не обращала на них никакого внимания. Солдаты мчались по мощеным улицам Натайоса к главным воротам, толкались, выли, дрались, теснились, пытаясь пробиться к безнадежно забитому людьми проему ворот. За воротами Элрон разглядел цепочки факелов, растекающиеся в темноте джунглей. Что, во имя Божье, здесь происходит?

И вдруг он похолодел, в ужасе уставясь на сияющие фигуры, которые выходили из боковых улиц разрушенного города, неумолимо продвигаясь к широкой мощеной улице, которая вела к городским воротам. Сияющие! Сияющие, которые обезлюдили Панем-Деа, Норенджу и Синакву, теперь явились в Натайос!

На миг поэт застыл, а потом его мозг заработал куда быстрее, чем он мог когда-нибудь вообразить. Бегство было бессмысленно, это он понял сразу. В воротах так тесно, что даже те, кто уже сумел добраться до них, вряд ли смогут протиснуться наружу. Элрон метнулся к столу и ударом ладони смял горевшую свечу, погрузив комнату во мрак. Если в окнах верхнего этажа не будет света, овеществленному ужасу, что ходит там, на улицах, ни к чему будет обыскивать дом. Спотыкаясь в темноте, поэт, как безумный, метался из комнаты в комнату, неистово разыскивая горящие свечи, которые могли бы выдать его.

Потом, решив, что, покуда он в относительной безопасности, тот, кто в Астеле был известен как Сабр, прокрался назад в свою комнату и боязливо выглянул из-за подоконника на улицу.

Скарпа, стоявший на полуразвалившейся стене, все еще раздавал противоречивые приказания бравым полкам, которые видел, вероятно, он один. Потертый бархатный плащ был наброшен на его плечи, самодельная корона съехала набекрень.

Неподалеку от него Кизата что-то произносил своим гулким голосом — заклинание, подумал Элрон, — и пальцы стирика сплетали в воздухе сложные невидимые узоры. Все громче и громче звучали гортанные стирикские слова, призывая одному богу известные ужасы сразиться с наступавшими на Кизату безмолвными сияющими фигурами. Голос стирика сорвался на визг, и он неистово замолотил руками по воздуху, ускоряя жесты.

А затем один из светящихся пришельцев протянул к нему руку. Кизата завизжал и отпрянул, но было слишком поздно. Сияющая рука уже коснулась его. Он отшатнулся, словно едва заметное касание было на деле мощным ударом. Шатаясь, он повернулся, словно собираясь бежать, и тогда Элрон увидел его лицо.

Поэта затошнило, и он поспешно прижал руки ко рту, чтобы не выдать себя случайным звуком. Кизата из Эсоса разлагался. Его уже почти неузнаваемое лицо сползало с черепа, словно расплавленный воск, и влажное пятно стремительно расползалось по белому стирикскому одеянию. Он сделал несколько неверных шагов к беснующемуся Скарпе, жадно протягивая к безумцу руки, с которых уже сползала плоть, обнажая кости. Затем стирик рухнул на камни с жутким булькающим клокотанием, и его разлагающаяся плоть хлынула сквозь ткань одеяния.

— Лучники вперед! — повелительно закричал Скарпа звучным актерским голосом. — Засыпьте их стрелами!

Элрон рухнул на пол и на четвереньках отполз от окна.

— Конница на фланги! — слышал он крик Скарпы. — Сабли наголо!

Элрон пополз к столу, ощупью шаря в темноте.

— Императорская гвардия! — вопил Скарпа. — Строевым шагом, марш!

Элрон наткнулся на ножку стола, потянулся выше и лихорадочно принялся сгребать со стола бесценные листы бумаги.

— Первый полк — в атаку! — оглушительно ревел Скарпа.

Элрон опрокинул стол и заскулил в лихорадочной спешке.

— Второй полк… — голос Скарпы вдруг оборвался, и Элрон услышал его вопль.

Поэт растопырил руки, пытаясь нашарить в кромешной темноте драгоценные страницы «Оды к Голубому».

— Мама! — пронзительно завопил Скарпа. — Нет-нет-нет-нет-нет! — Звучный голос безумца превратился в булькающее верещанье. — Нет-нет-нет-нет-нет! — казалось, что человек пытается кричать из-под воды. — Нет-нет-нет-нет-нет!

Вопль угас, и наступила зловещая клокочущая тишина.

Схватив в охапку уже найденные листы, Сабр прекратил поиски, на четвереньках прополз через комнату и забился под кровать.

На лице Блоква, косолапо шагавшего по ночной пустыне, был немой укор.

— Плохо, У-лав, — укоризненно сказал он. — Мы из одной стаи, а ты сказал мне то, чего нет.

— Я не мог так поступить, Блокв, — возразил Улаф.

— Ты запустил в мой желудок-в-голове мысль, что большие твари с железом на лицах — хорошая еда. Они — плохая еда.

— Очень плохая, Блокв? — с сочувствием спросил Тиниен.

— Очень-очень плохая, Тин-ин. Я никогда не ел такой плохой еды.

— Я не знал этого, Блокв, — попытался извиниться Улаф. — Я думал, что они большие, такие большие, что наполнят твой желудок.

— Я съел только одного, — ответил Блокв. — Это была такая плохая еда, что я не хотел больше. Даже огры не стали бы их есть, а огры едят все. Я недоволен, У-лав, что ты сказал мне то, чего нет.

— Я тоже этим недоволен, — покаянно признал Улаф. — Я сказал то, чего нет. Я поступил плохо. Королева Бетуана отвела Тиниена в сторону.

— Сколько времени займет у нас путь до Потаенного Города, Тиниен-рыцарь? — спросила она.

— Ваше величество желает знать, сколько времени это займет на самом деле или по нашим ощущениям?

— И то и другое.

— Нам покажется, что пройдет не одна неделя, Бетуана-королева, но на самом деле это произойдет почти мгновенно. Мы с Улафом покинули Материон несколько недель реального времени назад, но, по моим ощущениям, мы путешествуем уже почти год. Это очень странно, но можно привыкнуть.

— Мы должны скоро тронуться в путь, если хотим добраться до Кирги к утру.

— Придется нам с Улафом поговорить об этом с Гхномбом. Именно он останавливает время, но он еще и бог еды. Вполне возможно, что он нами недоволен. Идея отдать на съедение троллям солдат Клааля была, конечно, блестящей, но Гхномб хочет, чтобы они ели тех, кого убивают, а солдаты Клааля пришлись им не по вкусу.

Бетуана содрогнулась.

— Как ты можешь переносить соседство троллей, Тиниен-рыцарь? Это ужасные твари.

— Не такие уж и ужасные, ваше величество, — вступился Тиниен за троллей. — Они, между прочим, очень высоконравственны. Они неистово преданны своей стае; они не знают, что такое ложь; они не убивают», если не хотят есть — или если на них не нападают. Как только Улаф закончит извиняться перед Блоквом, мы призовем Гхномба и поговорим с ним о том, чтобы он остановил время и помог нам вовремя прибыть к Кирге. — Тиниен скорчил гримасу. — Вот это как раз может продлиться очень долго. Чтобы что-то растолковать Троллю-Богу, требуется немалое терпение.

— Так значит, вот чем занят Улаф-рыцарь? — с любопытством спросила Бетуана. — Он извиняется? Тиниен кивнул.

— И это не так просто, как может показаться, ваше величество. В языке троллей нет слова, даже отдаленно близкого к нашему «прошу прощения», потому что тролли никогда не совершают поступки, за которые они могли бы просить прощения.

— Замолчишь ты или нет? — прошипела Лиатрис на протестующую Гахенас. — Они уже в соседней комнате.

Три императрицы затаились в темной передней, примыкавшей к личным покоям тэганки. Лиатрис стояла у двери с кинжалом в руке.

Они напряженно ждали.

— Ушли, — сказала Лиатрис. — Впрочем, лучше нам немного переждать.

— Кто-нибудь соизволит объяснить мне, что происходит? — осведомилась Гахенас.

— Шакола послала к тебе убийц, — ответила Элисун. — Лиатрис и я узнали об этом и пришли, чтобы спасти тебя.

— С чего бы это Шаколе убивать меня?

— Потому что ты слишком много знаешь о ее замыслах.

— Ты об этом дурацком плане впутать Сиронну в фальшивый заговор?

— Заговор не фальшивый, и Сиронна не имеет к нему совершенно никакого отношения. Шакола и Тореллия замыслили убить нашего мужа.

— Измена! — выдохнула Гахенас.

— Пожалуй что нет. Шакола и Тореллия принадлежат к королевским домам, которые сейчас находятся в состоянии войны с Империей, так что убийство Сарабиана можно было бы назвать военными действиями. — Элисун запнулась, преодолевая нахлынувшую тошноту. — О Боже, — едва слышно пробормотала она.

— В чем дело? — строго спросила Лиатрис.

— Да так, ничего. Пройдет.

— Ты больна?

— Вроде того. Ничего страшного. Мне просто следовало что-нибудь съесть, когда ты меня разбудила.

— Ты побелела как мел. Что с тобой?

— Если уж тебе так хочется это знать — я беременна.

— Рано или поздно это должно было произойти, — самодовольно заметила Гахенас. — Удивлена, что этого не случилось раньше — при твоем-то образе жизни. Ты хотя бы знаешь, кто отец ребенка?

— Сарабиан, — ответила Элисун, пожав плечами. — Как ты думаешь, Лиатрис, уже можно идти? Полагаю, мы должны поспешить к нашему мужу. Шакола не послала бы убийц к Гахенас, если бы в ту же ночь не замышляла покушение на Сарабиана.

— Ее люди наверняка следят за всеми выходами, — заметила Лиатрис.

— Не за всеми, дорогая, — улыбнулась Элисун. — Мне известны по меньшей мере три выхода, о которых она понятия не имеет. Вот видишь, Гахенас, есть свои преимущества в том, чтобы вести оживленную светскую жизнь. Проверь коридор, Лиатрис. Выведем отсюда Гахенас, прежде чем вернутся наемные убийцы Шаколы.

Киргаи у бронзовых ворот боязливо отступили, когда Спархок и его спутники поднимались по последним ступенькам.

— Йала Киргон! — провозгласил офицер стражников, ударив себя кулаком в грудь в подобии официального приветствия.

— Отвечай, Анакха, — прошелестел в ухо Спархоку голос Ксанетии. — Таков обычай.

— Йала Киргон! — ответил Спархок, тоже стукнув себя кулаком в грудь и стараясь при этом, чтобы плащ, который он снял с бесчувственного храмового стража, не распахнулся и не обнаружил, что под ним кольчуга, а не изукрашенный резьбой нагрудник.

Офицер, похоже, этого не заметил. Спархок и его друзья строевым шагом прошли через ворота и по широкой улице зашагали к центральной площади.

— Он смотрит нам вслед? — шепотом спросил Спархок.

— Нет, Анакха, — отвечала Ксанетия. — Он и его люди вернулись в сторожку, что возле ворот.

Снизу казалось, что единственные здания за стеной, окружавшей вершину горы, — это крепость-дворец и храм, но это оказалось совсем не так. Здесь были и другие строения — низкие, неприглядного вида, скорее всего склады, подумал Спархок.

— Телэн, — бросил он через плечо, — пройдись по улице. Найди дверь, которую сможешь открыть. Спрячемся, покуда Ксанетия отправится на разведку.

— Ладно, — отозвался Телэн. Он нырнул в темноту, и миг спустя они услышали его шепот и торопливо двинулись к двери, которую открыл для них юный вор.

— Что теперь? — спросил Келтэн.

— Мы с Ксанетией отправимся искать Элану и Алиэн, — отозвался из темноты голос Афраэли.

— Где ты была? — с любопытством спросил Телэн. — Я разумею, когда мы поднимались на вершину?

— Тут и там, — ответила она. — Мое семейство ведет остальных на позиции, и я хотела убедиться, что все идет по расписанию.

— И как, все в порядке?

— Теперь да. Были кое-какие проблемы, но я о них позаботилась. Пойдем, Ксанетия. Нам еще предстоит до утра сделать очень многое.

— А, вот и они, — проговорил Сетрас. — Я ведь, кажется, забрел не так уж и далеко, верно?

— Ты уверен, что на сей раз это те самые горы? — раздраженно осведомился Бергстен.

— Ты сердишься на меня, да, Бергстен?

Бергстен вздохнул и решил, что говорить об этом сейчас не стоит.

— Нет, Божественный, — ответил он вслух. — Всем нам иногда случается ошибаться.

— Это ужасно мило с твоей стороны, старина, — благодарно сказал Сетрас. — Мы, в общем-то, двигались в верном направлении. Я ошибся всего на несколько градусов.

— Ты уверен, Божественный, что именно эти пики мы и искали? — пробасил Гельдэн.

— Совершенно уверен, — радостно заверил его Сетрас. — Они точь-в-точь такие, как описала их Афраэль. Видишь, как они сияют в лунном свете?

Гельдэн прищурился, разглядывая два сверкающих пика, подымающихся над черной бесформенной громадой гор.

— Похоже, это они, — с сомнением проговорил он.

— Я пойду искать ворота, — сообщил Сетрас. — Они должны располагаться как раз прямо от щели между этими пиками.

— Ты уверен, Божественный? — спросил Бергстен. — На южной стороне гор это так, но откуда нам знать, что то же самое и с севера.

— Ты не знаком с Киргоном, верно, старина? Он ужасно косный тип — коснее его нет во всем мире. Если ворота есть на юге, значит, они будут и на севере, уж ты мне поверь. Никуда не уходите. Я сейчас вернусь.

Атана Марис стояла рядом с Бергстеном и Гельдэном, и лицо у нее было озабоченное.

— В чем дело, атана? — спросил Гельдэн.

— Я, кажется, чего-то не понимаю, Гельдэн-рыцарь, — отозвалась она, с усилием переводя свои мысли на эленийский язык. — Этот Сетрас — бог?

— Да, стирикский бог.

— Если он бог, как же он мог заблудиться?

— Этого мы не знаем, атана Марис.

— Вот этого я и не понимаю. Если бы Сетрас-бог был человеком, я сказала бы, что он глупый. Но он бог, значит, он не может быть глупым, верно?

— Тебе бы лучше обсудить это с его светлостью, — дипломатично ответил Гельдэн. — Я всего лишь солдат. Это он у нас — знаток теологии.

— Спасибо, Гельдэн, — ровным голосом поблагодарил Бергстен.

— Если он глуп, Бергстен-священник, как мы можем быть уверены, что он привел нас куда надо?

— Мы должны положиться на Афраэль, атана. Сетрас может путаться в таких вещах, но Афраэль не запутается, а она говорила с ним.

— Медленно, — добавил Гельдэн, — и простыми короткими словами.

— Это возможно, Бергстен-священник? — не отступала Марис. — Бог может быть глупым? Бергстен беспомощно взглянул на нее.

— Наш Бог не глуп, — уклончиво ответил он, — и ваш тоже.

— Ты не ответил на мой вопрос, Бергстен.

— Ты права, атана, — согласился он. — Не ответил — и не собираюсь отвечать. Если тебя это так интересует, то, когда все закончится, я доставлю тебя в Чиреллос, и ты сможешь задать тот же вопрос Долманту.

— Смело сказано, лорд Бергстен, — пробормотал Гельдэн.

— Заткнись, Гельдэн.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Спархок, Бевьер и Келтэн стояли у зарешеченного окошка в затхлом складе, разглядывая дворец-крепость, который возвышался над всем городом.

— Экая древность, — критически заметил Бевьер.

— А по-моему, он довольно прочный, — отозвался Келтэн.

— Келтэн, они пристроили главное здание дворца прямо к крепостной стене. Так они сэкономили на строительстве лишней стены, но нарушили целостность крепости. Дайте мне месяца два и несколько добрых катапульт, и я разнесу все это вдребезги.

— Бевьер, я не думаю, что, когда строился этот дворец, уже были изобретены катапульты, — сказал Спархок. — Десять тысяч лет назад это была, вероятно, прочнейшая крепость в мире.

Он помолчал, глядя на угрюмую громаду дворца. Как заметил Бевьер, главное здание было пристроено к стене, которая отделяла эту часть Кирги от остального города. Башенки поменьше уступами примыкали к большой центральной башне, что высилась надо всем дворцом и вырастала, казалось, из самой стены. Дворец, судя по всему, был выстроен не для того, чтобы смотреть на город, — скорее, он был обращен к белесому, выстроенному из известняка храму. Киргаи смотрели на своего бога, повернувшись спиной ко всему остальному миру.

Дверь, которую отпер для них Телэн, скрипнула, открываясь, потом закрылась, и мягкое сияние лица Ксанетии вновь слабо высветило фигуру анары.

— Мы нашли их, — сказала Богиня-Дитя, когда дэльфийка опустила ее на вымощенный плитами пол. Сердце Спархока бешено всколыхнулось в груди.

— Как они?

— С ними обращались не лучшим образом. Они измождены, голодны и очень напуганы. Заласта водил их к Клаалю, а это напугало бы кого угодно.

— Где они? — напряженно спросила Миртаи.

— На самой вершине самой высокой башни, той, что у задней стены дворца.

— Ты говорила с ними? — с волнением спросил Келтэн.

Афраэль покачала головой.

— Это была бы не самая лучшая идея. Чего они не знают, о том не смогут проговориться.

— Анара, — задумчиво проговорил Бевьер, — солдаты во дворце позволят храмовым стражам беспрепятственно ходить по дворцу?

— Нет, сэр рыцарь. Киргаи слепо повинуются обычаям, а храмовым стражам, как правило, нечего делать во дворце.

— Значит, это нам больше не понадобится, — заключил Келтэн, стягивая бронзовый, покрытый резьбой шлем и темный плащ, добытые им в нижнем городе. Затем он потрогал свое лицо. — Мы все еще выглядим как киргаи. Значит, можно украсть еще какие-нибудь мундиры и пройти во дворец? Ксанетия покачала головой.

— Все дворцовые стражники — родичи, члены королевского клана, и хорошо знают друг друга. Такое переодевание было бы чересчур опасным.

— Но надо же нам как-то попасть в эту башню! — с отчаянием воскликнул Келтэн.

— Я уже знаю, как это сделать, — хладнокровно сообщила ему Миртаи. — Это тоже опасно, но другого выхода у нас нет.

— Говори, — кивнул Спархок.

— Мы могли бы прокрасться во дворец тайком, но, если нас обнаружат, нам придется драться, а это тотчас подвергнет Элану и Алиэн смертельной опасности.

Спархок мрачно кивнул.

— Да, — согласился он, — это слишком рискованно.

— Ну что ж, если мы не можем попасть внутрь дворца, нам остается только забраться в него снаружи.

— Ты хочешь сказать — вскарабкаться на башню? — недоверчиво спросил Келтэн.

— Келтэн, это не так уж трудно, как кажется. Стены сложены не из мрамора, так что они не гладкие. Это грубо отесанные каменные глыбы, и между ними много мест, где можно ухватиться и поставить ногу. Если бы пришлось, я поднялась бы по этой стене, как по лестнице.

— Я не так-то ловок, Миртаи, — с сомнением проговорил Келтэн. — Я готов сделать все, чтобы спасти Алиэн, но какой ей будет от меня прок, если я оступлюсь и ухну с высоты в пятьсот футов прямиком в нижний город?

— У нас есть веревки, Келтэн. Я не дам тебе упасть. Телэн карабкается по стенам, как белка, а я почти не уступаю ему. Будь с нами Стрейджен и Кааладор, они бы уже были на полпути к вершине башни.

— Миртаи, — страдальчески проговорил Бевьер, — не забывай, что мы носим кольчуги. Подниматься по отвесной стене с семьюдесятью фунтами железа на плечах — довольно рискованное предприятие.

— Ну так сними кольчугу, Бевьер.

— Она может понадобиться мне на вершине.

— Не беда, — заверил его Телэн. — Мы увяжем в узел все кольчуги и мечи и будем тащить их за собой. Мне по душе эта идея, Спархок. Это произойдет бесшумно, довольно быстро, а стражники наверняка не ходят косяками по внешней стене, высматривая посторонних. Миртаи обучалась у Стрейджена и Кааладора, а я так просто родился быть взломщиком. Мы с ней запросто вскарабкаемся наверх. По дороге мы будем спускать вам веревки, а вы втащите с собой мечи и кольчуги. Мы быстро заберемся на вершину башни. Мы сумеем это сделать, Спархок, вот увидишь.

— Другого выхода у нас и нет, — с сомнением в голосе согласился Спархок.

— Так начнем, — жестко сказала Миртаи. — Освободим Элану и Алиэн, и, едва они окажутся в безопасности, — разнесем этот город по камешку.

— Только после того, как я получу свое настоящее лицо, — с непоколебимым упрямством вставил Келтэн. — Алиэн это заслужила.

— Давай-ка займемся этим прямо сейчас, Ксанетия, — сказала Афраэль, — иначе Келтэн будет клянчить свое лицо всю ночь.

— Клянчить?! — возмутился Келтэн.

— Какого цвета были у тебя волосы? — с проказливой усмешечкой осведомилась она. — Кажется, лилового?