ГЛАВА 21

Кордз из Нелана был совершенным человеком. Осознание этого не сразу пришло к благочестивому эдомцу. Лишь досконально исследовав собственную душу и подробно изучив священное писание, он пришел к этому неизбежному выводу. Он был совершенством. Он исполнял все заповеди Господни, он делал то, что должен был делать, и не делал того, что запрещено. Разве это не есть совершенство?

Приятно было чувствовать себя совершенным, однако Кордз был не из тех, кто почиет на лаврах. Теперь, когда он достиг совершенства в глазах Бога, пришло время обратить свое внимание на грехи соседей. Грешники, однако, редко грешат в открытую, а потому Кордзу пришлось действовать тайно. Он подглядывал в окна по ночам, подслушивал разговоры, а когда его грешным соседям удавалось скрыть от него свои дурные поступки, он воображал себе грехи, которые они могли бы совершать. Воскресенье было для Кордза совершенно особенным днем, однако не из-за проповедей, ибо что для совершенного человека проповеди? Именно в воскресенье мог он встать и обличить грехи своих соседей — и те, которые они совершили, и те, которые могли совершить.

Дьявол, вероятно, ненавидел Кордза из Нелана; но одному Богу известно, как ненавидели Кордза из Нелана его соседи.

Затем в Эдоме начались беспорядки. Развращенная еретическая Церковь Чиреллоса после двух тысячелетий интриг и заговоров готовилась в открытую выступить против правоверных. Рыцари церкви выступили в поход, и их продвижению сопутствовал невообразимый ужас.

Кордз одним из первых вступил в армию Ребала. Совершенный человек предоставил грешным соседям идти своим грешным путем ради того, чтобы присоединиться к более святому делу. Он стал наиболее доверенным гонцом Ребала и загнал до смерти десятки коней, носясь по эленийским королевствам Западной Дарезии с наиважнейшими донесениями.

В этот день Кордз, нахлестывая измученного коня, скакал на юг, к насквозь испорченным городам Южной Даконии, истинным скопищам греха и разврата, жители которых не только знали, что грешат, — им попросту было на это наплевать. Хуже того, странная и несомненно еретическая традиция Дакитской церкви запрещала мирянам говорить вслух во время воскресной проповеди, а потому совершенный человек, чьими устами говорил сам Господь, не мог обличить и осудить грехи, которые видел во множестве вокруг себя. Это приводило его в такое отчаяние, что порой ему хотелось визжать.

Всю минувшую неделю он скакал почти без перерыва и смертельно устал, а потому с большим облегчением наконец перевалил через вершину холма, который высился над портом Мелек.

И тогда все мысли о чужих грехах испарились из его головы. Кордз осадил шатающегося от изнеможения коня и в ужасе уставился на то, что предстало его глазам.

Там, в море, искрящемся под зимним солнцем, вдоль берега величественно плыла бессчетная армада судов под красно-золотыми стягами Церкви Чиреллоса!

Совершенный человек был охвачен таким страхом, что даже не расслышал жалобных трелей пастушеской свирели, наигрывавшей минорную стирикскую мелодию. Какое-то время он ошарашенно таращился на ставший плотью величайший кошмар всей его жизни, а затем с силой вогнал шпоры в бока усталого коня и во всю прыть поскакал поднимать тревогу.

Мятежным войском в Панем-Деа командовал генерал Сирада, младший брат герцога Миланиса. Король Ракья устроил так, что генералы Скарпы в большинстве своем были арджунцами. Сирада знал, что ввязался в рискованное дело, однако младшему сыну аристократического рода приходится идти на риск, если он хочет пробить себе дорогу в жизни. Он должен мечом отвоевывать себе титул и высокое положение. Сирада не первый год терпел свою службу под началом сумасшедшего бастарда трактирной шлюхи и неудобства жизни в джунглях, дожидаясь своего шанса.

И вот наконец дождался. Безумец из Натайоса наконец-то отдал приказ выступать. Кампания началась. В ту ночь в Панем-Деа не спали. Под покровом тьмы велись приготовления к походу, а разболтанное отребье, которым командовал Сирада, было неспособно делать хоть что-то без шума. Военачальник провел ночь, корпя над картами.

Стратегический план был удачен — это он вынужден был признать. Он должен был соединиться со Скарпой и другими мятежными армиями около Дираля. Оттуда они двинутся маршем на север, к Тамульским горам, где к ним присоединятся кинезганцы, и уж тогда войско двинется к Тосе, где будет готовиться окончательный удар по Материону.

Собственный план Сирады был намного проще. Скарпа сокрушит всякое сопротивление в Тосе, однако он не доживет до того, чтобы увидеть сияющие купола столицы Империи. Сирада тонко улыбнулся, нащупывая в потайном кармане скляночку с ядом. Войско возьмет Материон, однако не кто иной, как Сирада поведет его в последний бой и лично пронзит мечом императора Сарабиана. Младший брат герцога Миланиса ожидал получить в конце этой кампании самое меньшее графский титул.

Дверь со стуком распахнулась настежь, и в комнату ворвался адъютант с вытаращенными от ужаса глазами и белым как мел лицом.

— Боже милосердный, мой господин! — вопил он.

— Что это ты творишь? — гневно вопросил Сирада. — Как ты смеешь? Я велю отхлестать тебя плетями!

— Мой господин, нас атакуют!

Теперь и Сирада услышал крики. Он быстро встал и вышел из комнаты.

До рассвета было еще далеко, и липкий туман, наползший из непролазных джунглей, размывал очертания разрушенных стен и домов Панем-Деа. Багровые отсветы костров и факелов, как могли, разгоняли сумрак, но были на заросших лианами улицах и другие огни — бледные, холодные, ровные. Светящиеся фигуры, источавшие бледное лунное сияние, двигались по улицам Панем-Деа. Ужас наполнил сердце военачальника. Немыслимо! Сияющие — миф, легенда! Их не существует!

Сирада стряхнул оцепенение страха и выхватил меч.

— Стоять! — проревел он обезумевшим людям. — Строиться! Пикинеры — вперед! — Он пробивался через беспорядочную толпу, налево и направо раздавая удары мечом плашмя. — Строиться! В шеренгу!

Однако в искаженных паникой лицах солдат не было и намека на здравый рассудок или трепет перед его властью. Вопящая толпа просто-напросто раздавалась, обтекая его с двух сторон. Тогда Сирада набросился на них, в ожесточении рубя мечом собственных солдат.

Он так отчаянно пытался восстановить порядок, что даже не почувствовал ножа, воткнувшегося слева под ребра. Сирада так и не понял, отчего это его колени вдруг подкосились и он рухнул прямо под ноги обезумевшим солдатам, которые, вопя, бежали к непроглядной темноте леса.

— Тиниен, ты уверен, что это точная карта? — осведомился патриарх Бергстен, разглядывая миниатюрное подобие континента у себя под ногами.

— Ваша светлость, это самая точная карта из всех, какие вам доводилось видеть, — заверил его Тиниен. — Блокв произнес заклинание, а Тролли-Боги погрузили руки в почву и ощутили облик континента. Здесь есть все — до последнего дерева и кустика. Буквально все.

— Кроме Кирги, Тиниен-рыцарь, — поправил его Энгесса. Атанский полководец полностью выздоровел и выглядел таким же крепким, как всегда, вот только лицо его выражало беспокойство. Королева Бетуана по прибытии на остров Афраэли поприветствовала его крайне скупо, а сейчас явно избегала.

Сефрения сидела на одной из скамей мраморного храма, и радужный свет, лившийся с немыслимого неба, многоцветными бликами играл на ее лице.

— Мы надеялись, ваша светлость, что Шлии, воссоздавая облик континента, сумеет почувствовать и Киргу, — сказала она, — но иллюзия Киргона, похоже, безупречна. Даже тролличье заклятие не в силах преодолеть ее.

— Кто-нибудь может хотя бы предположить, где находится Кирга? — спросил Бергстен.

Афраэль легким шагом прошлась по миниатюрной копии мира, сотворенной для них Блоквом. Переступив через крохотное подобие Кинестры, она прошла дальше к югу — к гористой местности в центре пустыни.

— Обычно Кирга стояла примерно вот здесь, — сообщила она, неопределенно махнув рукой над горами.

— Обычно? — резко переспросил Бергстен. Афраэль пожала плечами.

— Иногда мы кое-что перемещаем.

— Целые города?

— Возможно и такое — хотя это признак плохого планирования.

Бергстен содрогнулся и принялся куском веревки вымерять расстояния на миниатюрном континенте.

— Я сейчас здесь, в Пеле, — сказал он, указывая на точку в Центральном Астеле. — Это почти три сотни лиг в примерном направлении пути к Кирге, и мне еще предстоит по дороге взять Кинестру. Остальные намного ближе, так что вам придется задержаться, если мы хотим прибыть на место одновременно.

Афраэль пожала плечами.

— Я поплутую, — сказала она. Бергстен озадаченно взглянул на нее.

— Божественная Афраэль, ваша светлость, умеет сжимать время и расстояние, — пояснил Спархок. — Она…

— Спархок, я не желаю об этом слышать! — отрезал Бергстен, зажимая ладонями уши. — Ты и так уже подверг опасности мою душу, притащив меня сюда. Будь добр, не усугубляй моего положения, рассказывая мне о том, о чем мне вовсе не нужно знать.

— Как скажете, ваша светлость, — согласился Спархок.

Эмбан задумчиво расхаживал вокруг кольца гор, торчащих из земли в самом центре пустыни Кинезга.

— Похоже, мы все, в конце концов, сойдемся в этих горах, — проговорил он. — Я, конечно, не знаток в таких делах, но не лучше ли нам будет остановиться в предгорьях и дождаться, пока не соберутся все, прежде чем наносить удар по Кирге?

— Нет, ваша светлость, — твердо сказал Вэнион. — Будем держаться подальше от предгорий — по крайней мере, на день конного пути. Если мы столкнемся с солдатами Клааля, нам понадобится место для маневра, и я хочу, чтобы в этом случае меня окружала обширная равнина.

Маленький толстый церковник пожал плечами.

— Ты солдат, Вэнион. — Он указал на юг. — Вот где наше слабое место. У нас сосредоточено немало сил на востоке, северо-востоке и севере, но юг не прикрывает никто.

— И запад тоже, — вставил Сарабиан.

— Западное направление прикрою я, ваше величество, — сказал Бергстен. — У меня достаточно рыцарей и пелоев, чтобы перекрыть весь квадрант.

— Но все-таки остается юг, — пробормотал Эмбан.

— Об этом уже позаботились, Эмбан, — заверила его Афраэль. — Стрейджен сочинил побасенку об огромном флоте церкви у южного побережья, а я подкрепила ее иллюзиями. Улаф, сколько времени займет перемещение троллей к северу от Джубая?

— Ровно столько, сколько времени понадобится, чтобы убедить Троллей-Богов, что их дети нужны нам к северу от Джубая, а не в Тамульских горах, — ответил рослый талесиец. — День-два, вероятно. Как только мы их убедим, они поместят троллей в He-Время. Если б нам не приходилось делать остановки, чтобы накормить троллей, мы бы оказались там во мгновение ока. Знай я точно, где находится Кирга, я к утру привел бы к ее воротам пятнадцать сотен троллей.

— Незачем так спешить. — Богиня-Дитя обвела собравшихся твердым, как сталь, взглядом. — Никто — я повторяю, никто — не двинется на Киргу прежде, чем я буду знать, что Элана и Алиэн в безопасности. Если придется, я могу водить вас кругами по пустыне хоть целое столетие, так что не пытайтесь обвести меня вокруг пальца.

— Неужели жизнь королевы Элении настолько важна для тебя, Божественная? — мягко спросила Бетуана. — Война есть война, и нам приходится смиряться с неизбежными потерями.

— Это мое личное дело, Бетуана, — отрезала Афраэль. — Итак, вот ваши позиции, — она указала на миниатюрный континент. — Бергстен движется с севера, перекрывая и запад; Улаф, Тиниен и Блокв приведут троллей из Джубая и соединятся с атанами Бетуаны на левом фланге; Вэнион идет с востока, и к его левому флангу примкнут Кринг и его пелои; Стрейджен уверил того омерзительного дакита из Бересы, что на побережье у Верела и Аэфталя вот-вот высадится миллион рыцарей церкви, и это отвлечет большую часть армий Кинезги. Все мы соединимся в окрестностях Кирги. Есть некоторые несоответствия в расстоянии, но я об этом позабочусь. К нужному сроку вы все будете на месте — даже если мне придется переносить вас поодиночке. — Она вдруг оборвала себя. — В чем дело, Бергстен? Не смейся надо мной, не то я схвачу тебя за нос и хорошенько встряхну.

— Я и не думал смеяться, Божественная, — заверил он. — Я лишь одобрительно улыбался. Откуда ты так много узнала о стратегии и тактике?

— Я наблюдала за вашими эленийскими войнами, ваша светлость, с тех пор как вы научились добывать огонь. Мне волей-неволей пришлось кое-чему выучиться. — Она вдруг резко обернулась к Блокву и раздраженно спросила по-тролличьи: — В чем дело?

— У-лав сказал мне то, что ты говорила, Богиня-Дитя. Зачем мы делаем это?

— Чтобы наказать злых, служитель Троллей-Богов.

— Что?! — ошеломленно прошептал Спархок Улафу. — Как она его назвала?

— А ты не знал? — мягко отозвался Улаф. — Наш косматый друг облечен духовным саном.

— У троллей есть священнослужители?

— Ну разумеется. Как у всех.

— Наказать злых, которые похитили подругу Анакхи, — это хорошо, — говорил между тем Блокв, — но зачем нас так много? Кхвай может наказать злых. Сейчас пора Шлии, и мы должны следовать путем охоты. Детенышей надо накормить, иначе они умрут, а это нехорошо.

— Этого только недоставало, — пробормотала Афраэль.

— В чем дело, сэр Улаф? — спросил Сарабиан.

— Тролли — охотники, а не воины, ваше величество, — пояснил Улаф. — Они не понимают, что такое война. Они едят тех, кого убивают. — Сарабиана передернуло. — Это в высшей степени нравственно, ваше величество, — подчеркнул Улаф. — С точки зрения тролля позволить мясу пропадать попусту — преступление.

Афраэль, задумчиво Прищурясь, взглянула на служителя Троллей-Богов.

— Хорошо было бы следовать путем охоты и заодно наказать злых, — сказала она. — Если мы будем охотиться так, мы причиним боль злым и добудем много мяса для детенышей в пору Шлии.

Блокв задумался.

— Охота людей не-простая, — проговорил он с сомнением, — но я думаю, что охота богов совсем не-простая. — Тролль глубоко задумался. — Но это хорошо, — объявил он наконец. — Охота, которая добывает не только мясо, — хорошая охота. Ты охотишься очень хорошо, Богиня-Дитя. Когда-нибудь мы будем есть вместе и вспоминать прежние охоты. Так делать хорошо. Так стая становится ближе и лучше охотится вместе.

— Я буду рада, если мы сделаем так, Блокв.

— Тогда мы сделаем так. Я убью для нас собаку. Собака — хорошая еда, даже лучше, чем свинья. Афраэль слегка поперхнулась.

— Ты не рассердишься, Блокв, если я буду говорить птичьими звуками? — спросил Спархок. — Скоро начнется охота, и все должно быть готово.

— Я не рассержусь, Анакха. У-лав скажет мне, что ты говоришь.

— Ну что ж, — обратился Спархок к остальным, — мы все знаем, как именно подойдем к Кирге, но кое-кто из нас должен оказаться впереди всех. Будьте добры не начинать наступления, пока мы не окажемся на месте. Я не хочу, чтобы вы наступали нам на пятки.

— Кого ты берешь с собой, Спархок? — спросил Вэнион.

— Келтэна, Бевьера, Телэна, Ксанетию и Миртаи.

— Но я не… Спархок поднял руку.

— Их выбрала Афраэль, мой лорд, — сказал он. — Если у тебя есть возражения, выскажи их ей.

— Ты должен взять именно этих спутников, Спархок, — терпеливо пояснила Афраэль, — иначе ты потерпишь поражение.

— Как скажешь, Божественная, — сдался он.

— Стало быть, вы опередите нас с Беритом? — спросил Халэд.

Спархок кивнул.

— Наши противники наверняка будут ожидать, что мы последуем за вами по пятам. Если мы окажемся впереди, то застанем их врасплох — во всяком случае, мы на это надеемся. Афраэль перенесет нас прямиком в Вигайо, и мы поразведаем на месте, что и как. Если очередной посланец Крегера уже там, быть может, Ксанетия сумеет вызнать у него, куда вас направят из Вигайо. Рано или поздно кто-нибудь даст вам ключ к местонахождению Кирги, а это все, что нам сейчас нужно. Остальное будет просто.

— Мне нравится его определение слова «просто», — прошептал Кааладор Стрейджену.

Эмбан сделал еще одну пометку в своем неизбежном списке и солидно откашлялся.

— Неужели это обязательно? — вздохнул Бергстен.

— Это помогает мне думать, Бергстен, а кроме того, так я уверен, что ничего не упущу. Если тебя это так утомляет — не слушай.

— Люди очень много говорят, У-лав, когда решают, как будут охотиться, — посетовал Блокв.

— Такова природа людей.

— Это потому, что охоты людей такие не-простые. Я думаю, что охоты людей не-простые, потому что они не едят тех, кого убивают. Они охотятся и убивают по причинам, которых я не понимаю. Я думаю, что вещь, которую люди называют «война», — очень большое зло.

— Мы не хотим рассердить служителя Троллей-Богов, — вмешался Бергстен на безупречном тролличьем. — То, что люди называют «война», — это похоже на то, что случается, когда две стаи троллей охотятся в одном месте.

Блокв задумался над его словами. Наконец он что-то довольно проворчал, и его косматая физиономия понимающе просветлела.

— Теперь мне все ясно, — сказал он. — Вещь, которую люди называют «война», — это как охота на мысли. Поэтому она такая не-простая. Но вы все равно слишком много говорите. — Тролль покосился на Эмбана. — Этот хуже всех, — добавил он. — Его желудок-в-голове такой же большой, как его желудок-в-брюхе.

— Что он сказал? — с любопытством спросил Эмбан.

— Это трудно перевести, ваша светлость, — с невинным видом отозвался Улаф.

Патриарх Эмбан посмотрел на него с некоторым по дозрением и принялся в который раз дотошно изла гать их диспозицию, сверяясь с пунктами своего спис ка. Закончив, он огляделся по сторонам:

— Кто может добавить что-нибудь еще?

— Пожалуй я, — сказала Сефрения, слегка хмурясь. — Наши враги знают, что Берит — не Спархок, но они наверняка считают, что Спархоку ничего не остается, как идти по пятам за Беритом. Может быть, нам следует подкрепить это их убеждение. Пожалуй, я знаю способ воспроизвести в точности звук и ощущение Беллиома. Если это удастся, наши враги решат, что Спархок среди рыцарей, которых Вэнион ведет в пустыню. Тогда они не столько будут искать его, сколько следить за нами.

— Ты подвергнешь себя опасности, Сефрения, — возразила Афраэль.

— В этом нет ничего особенно нового, — улыбнулась Сефрения, — а если вспомнить о том, что мы собираемся сделать, вряд ли можно найти в мире безопасное место.

— Теперь все? — спросил Энгесса поднимаясь.

— Пожалуй, все, друг Энгесса, — отвечал Кринг, — если не считать того часа, который мы истратим, уговаривая друг друга быть поосторожнее.

Энгесса расправил плечи, повернулся и прямо взглянул в лицо своей королеве.

— Каков будет твой приказ, Бетуана-королева? — официальным тоном спросил он.

Бетуана царственно выпрямилась.

— Мы повелеваем тебе, Энгесса-атан, вернуться с нами в Сарну. Там ты вновь примешь командование над нашими войсками.

— Все будет, как ты скажешь, Бетуана-королева.

— Сразу после нашего возвращения ты отправишь гонцов к моему супругу, королю. Сообщи ему, что опасность больше не угрожает Тосе. Сияющие справятся с армией Скарпы.

Энгесса коротко кивнул.

— Далее, сообщи ему, что его войско нужно мне в Сарне. Там мы будем готовиться к главному сражению, и туда он должен прибыть, чтобы принять войска под свою руку. — Она помолчала. — Дело не в том, что мы недовольны тем, как командуешь ты, Энгесса-атан, но Андрол — король. Ты хорошо послужил нам. Королевский дом Атана благодарен тебе.

— Это мой долг, Бетуана-королева, — ответил Энгесса, ударяя себя кулаком в прикрытую нагрудником грудь. — Не нужно благодарности.

— Охо-хо, — пробормотала Афраэль.

— В чем дело? — спросила Сефрения.

— Да так, ни в чем.

ГЛАВА 22

— Сарабиан, — говорила Элисун несколько дней спустя, — это определенно Тореллия и Шакола. Главенствует у них Шакола — она и старше, и хитрее. Незнакомцы обычно направляются прямиком к ней. Они беседуют с глазу на глаз, а потом она посылает за Тореллией. Прежде они относились друг к дружке без особенной приязни, но сейчас их водой не разольешь.

— Они, видимо, получают приказы из дома, — задумчиво проговорил Сарабиан. — Джалуах, король Кинезги, — брат Шаколы, а Тореллия — дочь Ракьи Арджунского. Ты сумела разузнать, что именно они замышляют?

Элисун покачала головой:

— Слишком рано.

— Рано?

— Опять-таки, женская политика. Мы куда хитрее мужчин. Шакола хочет расставить все по местам, прежде чем начнет искать новых союзников. Она подчинила себе Тореллию, но еще не готова расширить пределы своей власти.

— Ты уверена, что подчиненная в этой паре — именно Тореллия?

Элисун кивнула.

— Слуги Шаколы помыкают ее слугами. Это первый признак подчинения в Женском дворце. Слуги Серонны неприкосновенны, потому что она — первая жена, и все мы подчинены ей — кроме Лиатрис, разумеется.

— Разумеется, — улыбнулся Сарабиан. — Никто, будучи в здравом уме, не осмелится дерзить Лиатрис. Она кого-нибудь убила в последнее время?

— Нет, с тех пор, как в прошлом году изрубила на куски лакея Серонны.

— Вот что мне пришло в голову — не посвятить ли во все это Лиатрис?

Элисун покачала головой.

— Позже — может быть, но не сейчас. Атана Лиатрис чересчур прямолинейна. Если бы я все ей рассказала, она попросту прикончила бы Шаколу и Тореллию. Подождем, покуда Шакола обратится ко мне, а уж потом посвятим в это дело Лиатрис.

— А ты уверена, что Шакола обратится к тебе?

— Почти наверняка. Мои слуги пользуются большей свободой передвижения, чем ее, — из-за моей оживленной светской жизни.

— Экое деликатное определение!

— Сарабиан, ты знал, что я валезийка, когда брал меня в жены, и тебе известны наши обычаи. Именно поэтому мои слуги могут свободно покидать резиденцию. Это уже стало традицией.

Сарабиан вздохнул.

— Сколько же их сейчас, Элисун?

— По правде говоря, ни одного, — улыбнулась она. — Не понимаешь, да, Сарабиан? Лучшей частью всех этих маленьких приключений всегда была интрига, а этого добра у меня в достатке с тех пор, как я начала играть в политику.

— Ты не чувствуешь себя… обделенной?

— Это терпимо, — пожала она плечами, — и потом, когда станет уж совсем невмоготу, я всегда могу рассчитывать на тебя, не так ли?

И Элисун одарила Сарабиана лукавой улыбкой.

— Стал-быть так, мастер Валаш, — промурлыкал Кааладор, растянувшись в кресле, которое стояло на забитом рухлядью чердаке, — старина Вимер тут калякал, быдто ты выкладываешь звонкую монету за всякие там сведения, ну и ему в башку стукнуло, што ты самолично захочешь послушать насчет того, што я видал в Юго-западном Атане.

— Так вы двое давно знакомы? — спросил Валаш.

— Уйму времени, мастер Валаш. Мы с Вимером старые дружки. В той материонской переделке все мы были рядышком — он, я, Фрон, Рельдэн и еще парочка ребят — аккурат когда легавые навалились на нас. Ух и здорово же мы повеселились в ту ночку, скажу я тебе! Само собой, как оторвались мы от шпиков, так и разбежались каждый в свою сторону. Зряшное, знашь-ли, дело, цельной толпой смываться от полиции.

Стрейджен сидел поодаль от стола, вне круга света, который отбрасывала единственная свеча, и исподтишка следил за лицом Валаша. Кааладор прибыл в Бересу для того, чтобы заменить Спархока и Телэна в снабжении Валаша заведомой ложью, и Стрейджен в который раз был под впечатлением от того, насколько ловок его друг. Валаш был просто убаюкан простонародным очарованием излюбленного Кааладором говора. Стрейджен презирал просторечие, однако принужден был признать его полезность. Простонародный говор неизменно казался таким искренним, таким невинно безыскусным.

— А где, кстати, Фрон? — спросил Валаш.

— Они на пару с Рельдэном сделали ноги недельку эдак тому назад, — пожал плечами Кааладор. — Как шел я сюда, по дороге сунул нос в одну забегаловку в Дэле, а там торчит рыло — прям-таки на лбу написано: «Полиция» — и вовсю расписывает рожи Фрона и нашего мальчугана. Ну я толечки добрался, так им и обсказал, и они разом смекнули, что пора смываться. Ну Вимер, стал-быть, припомнил, как ты насчет всяких новостей интересуешься, а я-то кой-чего повидал с тех пор, как мы смотались из столицы, дак Вимер и сообразил, што энти новости-то тебе бы недурно обсказать.

— Я с интересом выслушаю тебя, Эзек. — Валаш резко вскинул голову: Огераджин, впавший в полубессознательное состояние, что-то забормотал во сне.

— Что это с ним? — спросил Стрейджен.

— Ничего, — кратко ответил Валаш. — Он все время такой. Продолжай, Эзек.

— Стал-быть, ежели прикинуть, с пару недель назад топаю это я себе через Атан да прикидываю, как бы половчее скоротить дорожку до Дарсаса — до Астела, стал-быть, — уж больно шустро легавые меня за пятки хватать стали. Свернул я в горы, прошел, стал-быть, спускаюсь коротким путем, глядь — а там атанов-то пропасть, в жизни бы не подумал, што энтих дьяволов ажно столько быть могет — то есть конца-краю не видно! Идут, идут — здоровые, сволочи, и все, стал-быть, при оружжи, а уж видок такой — хватай штаны и беги…

— Все атанское войско?! — воскликнул Валаш.

— По мне, дак энто и вовсе — как там школяры гуторют — великое переселение народов, во! Сколь живу, не видал такую прорву атанов!

— Где именно это было? — с волнением спросил Валаш.

— Ща скумекаю… ага, стал-быть, рядышком с кинезганской границей, есть там городишко, занюханный такой — Джубай зовется. Кабы у тебя сыскалась карта, дак я б и пальцем ткнул в то место — жалко, что ли? — Кааладор, Прищурясь, взглянул на дакита. — Ну, мастер Валаш, много ли отвалишь за эдакий рассказец?

Валаш, ни на миг не поколебавшись, потянулся к кошельку.

— Это было крайне странно, доми Тикуме, — рассказывал Кринг своему другу, когда на следующее утро после совета на острове Афраэли они скакали во главе большого отряда своих соплеменников в глубину кинезганской пустыни. — Богиня-Дитя сказала, что все мы спим, но все казалось таким настоящим! Я даже чуял запах цветов и трав. Никогда прежде мне не доводилось почуять запахи во сне.

— Доми Кринг, — с сомнением спросил Тикуме, — а ты уверен, что все это не было ересью?

Кринг сухо рассмеялся.

— Что ж, если это и так, я оказался в хорошей компании! Там были патриарх Эмбан и патриарх Бергстен. Как бы то ни было, мы с тобой должны продолжать эти набеги на Кинезгу. Потом мы двинемся вперед и поскачем к горам в самом сердце пустыни. Мы надеемся, что к тому времени, как мы окажемся там, принц Спархок сумеет определить точное местоположение Кирги.

К ним галопом скакал разведчик — из тех, что давно уже рыскали по бурой, выжженной солнцем пустынной равнине.

— Доми Тикуме, — крикнул он, осадив коня, — мы их нашли!

— Где? — спросил Тикуме.

— Милях в двух впереди есть пересохшее русло, доми. Они укрылись там. Я бы сказал, что они задумали устроить нам засаду.

— Что там за солдаты? — спросил Кринг,

— Кинезганская кавалерия и еще те, со стальными масками, которых мы недавно загоняли до смерти. Еще там была пехота, но таких я прежде не видел.

— Нагрудники? Короткие кильты? Остроконечные шлемы с султанами и большие круглые щиты?

— Именно так, доми Кринг.

Кринг потер ладонью обритую макушку.

— Какой ширины это пересохшее русло? — спросил он.

— Шагов пятьдесят, доми.

— Извилистое? Глубокое? Разведчик кивнул.

— Все верно, — сказал Кринг, — это и впрямь засада. Конники, как видно, покажутся нам на глаза, а потом отступят в русло. Если мы погонимся за ними, то налетим прямиком на пехоту. На открытой местности мы загоняли солдат Клааля до смерти, и теперь они решили заманить нас в драку лицом к лицу.

— Что будем делать? — спросил Тикуме.

— Держаться подальше от этого русла, друг Тикуме. После того, как появятся кинезганцы, пошли всадников с флангов отсечь их обходным ударом. Мы перебьем кавалерию, и тогда солдаты Клааля выйдут из своего укрытия.

— А что же киргаи? Это опять солдаты из прошлого, с которыми мы уже сталкивались прежде?

— Не думаю. Мы в пределах Кинезги, так что это, скорее всего, живые киргаи из самой Кирги… — Кринг вдруг осекся, его лицо перечеркнула медленная ухмылка. — Мне тут кое-что пришло в голову, — проговорил он. — Высылай фланги, чтобы отрезать кинезганцев, друг Тикуме. Дай мне время все обдумать.

— У тебя сейчас на редкость мерзопакостная ухмылка, друг Кринг.

— Я и сам иногда бываю на редкость мерзопакостным человеком, друг Тикуме, — отвечал Кринг, ухмыляясь еще шире.

— Работорговцы, — кратко сказала Миртаи, поглядев с высоты каменистого холма на караван, тянувшийся по бесплодной бурой равнине к селению, тесно сгрудившемуся у оазиса. Оттого, что влажный воздух арджунских джунглей почти мгновенно сменился едкой сухостью пустыни, у Спархока побаливала голова.

— Как ты определила это с такого расстояния? — спросил Бевьер.

— По черным плащам с капюшонами, — ответила она, выглядывая из-за валуна, за которым они укрывались. — Работорговцы в Кинезге всегда носят эти плащи, чтобы местные власти оставляли их в покое. Кинезга — единственное место, где работорговля еще остается законной. Прочие государства смотрят на нее косо.