— Ты все еще сердишься?
— Мама, ты не права в том, что не рассказала мне о Хэдриане Стоуне, моем отце, и о Френсисе, когда я подрос и мог уже все понимать. Как сейчас, я и раньше бы понял, что ты не могла согласиться на любовную интрижку. Но признать эту давно забытую любовную историю и узнать, что у тебя есть другой отец, согласись, это совершенно разные вещи, которые нельзя даже сравнивать. Неужели ты сама не понимаешь этого?
— Я знаю, что была не права, — еле слышно произнесла Изабель.
— Тогда почему, почему ты мне раньше не говорила об этом? Я могу понять, почему ты не сообщила о сыне Хэдриану Стоуну: в конце концов, он уже не был частью твоей жизни. Но я твой сын. Мне нужно было знать. Для меня было бы огромным облегчением узнать, что Френсис не мой отец.
— Я боялась.
— Чего? Что тайна станет явью для всех? Этого никогда не случится, мама. Я буду ревностно оберегать тебя и твою репутацию.
— Не репутация меня беспокоит, сын, — сказала Изабель, нервно теребя в руках платок.
— Тогда что же? Мое право наследования незыблемо, даже если бы тайна стала достоянием всех. Джонатан сделал тебя наследницей герцогства после смерти Френсиса. Ты вполне законная наследница Клейборо, а я — после тебя. Правда, у меня много двоюродных сестер и братьев, которые с удовольствием оспорили бы мое право на собственность, но их претензии суд рассматривать не станет.
— Я боялась, что ты никогда не простишь меня.
Хэдриан посмотрел на мать и улыбнулся:
— Мама, но ведь это смешно.
— Так ты прощаешь меня? — спросила она с сомнением в голосе.
— Действительно, я был несколько разгневан, но теперь уже все прошло. Ничего в наших отношениях не изменилось. Правда, мне обидно, что ты смогла подумать, будто я стану тебя осуждать, что ты встретила и полюбила человека. Я рад, я, право, рад, что тебе было дано испытать хоть немного счастья за всю жизнь. Бог свидетель, как Френсис старался сделать твою жизнь невыносимой.
Изабель закрыла лицо руками — ей хотелось плакать от свалившейся с груди огромной тяжести. Ей следовало бы знать, что ее замечательный сын никогда не отвернется от нее. Хотя как знать? Хэдриан по натуре очень скрытен и такой блюститель нравов! Он самый благородный из всех, кого она знает. А ее поступок иначе как бесчестным и неблагодарным не назовешь, и любовью его не оправдаешь.
Хэдриан смущенно погладил ее по плечу:
— Не плачь, мама. Прошлое в прошлом, а перед нами будущее.
Изабель слабо улыбнулась.
— Я нанял людей, которые занимаются поисками отца. Один из них уже две недели в Бостоне. Если отец жив и находится там, то он получил мое письмо. Я понимаю, что это было бы слишком хорошо, но не могу не надеяться, что положительный ответ уже в пути, переплывает океан.
Изабель была поражена. Ей следовало бы догадаться, что Хэдриан именно так и поступит, что он немедленно начнет искать отца.
— Я тотчас же извещу тебя, как только получу какие-либо известия.
— Нет, — она энергично покачала головой, — нет, я не хочу знать, жив он или мертв… или женат. Нет.
Хэдриан смотрел на мать удивленно. Сердце Изабель громко билось. Не может быть, чтобы по прошествии стольких лет он все еще был жив, холост и все еще любил ее. Невероятно. Если он счастливо женат, то встреча причинит ей нестерпимую боль, такую же, как известие о его смерти!
— Хорошо, мама, — мягко сказал Хэдриан. И, чтобы изменить тему, предложил ей остаться и поужинать с ним и его молодой женой.
Изабель улыбнулась сквозь слезы. Она хотела было отказаться, так как очень хорошо понимала, что новобрачным нужно чаще быть одним, чтобы разобраться в своих отношениях. Конечно, ей очень хотелось узнать, что происходит между ее сыном и его женой. Но не успела она ответить, как дверь кабинета распахнулась. Изабель и Хэдриан испугались, когда и комнату влетела Николь с круглыми от ужаса глазами.
— Хэдриан!
При виде перепуганной жены в грязных бриджах и сапогах Хэдриана как ветром сдуло с места, он бросился к жене.
Но тут Николь увидела герцогиню, и ее бледное до сих пор лицо вспыхнуло красным пламенем.
— О! Нет! — простонала она.
Хэдриан уже схватил ее и повернул к себе:
— В чем дело? Что случилось? Что с тобой?
Она еще не отдышалась и не могла говорить. Глазами, полными испуга и отчаяния, она смотрела на старую герцогиню, не замечая, что муж трясет ее. Вот уж действительно невезение! Надо же, чтобы в первый свой визит герцогиня-мать застала ее в таком виде! Герцогиня, одетая как конюх!
Хэдриан продолжал ее трясти.
— Николь, так что же все-таки случилось? — говорил он встревоженно.
Она с трудом переключила внимание на мужа.
— Хэдриан! Скорее! Произошел несчастный случай! На старшего конюха набросились бродяги и избили его. Он без сознания. Мне с трудом удалось положить его на коня и привезти в Клейборо. Вудворд послал за доктором, но я так боюсь! — Последние слова прозвучали как рыдание.
Он все еще держал ее за руки.
— А ты не пострадала?
Она отрицательно покачала головой. Хэдриан отпустил ее руки, подошел к матери и попросил:
— Останься с ней, мама.
Николь дрожащими руками прикрыла рот, все еще переживая ужас. Когда они вернулись в Клейборо, О'Генри по-прежнему был без сознания, он лежал на лошади лицом вниз, а Николь вела ее под уздцы. Она боялась, что он умер.
— Пожалуйста, дорогая, глотните вот этого. Это вас успокоит.
Николь вздрогнула от неожиданности. Герцогиня была свидетелем ее неприличных манер и одежды, такой грязной, и это было отвратительным и неприемлемым. Она готова была убежать и расплакаться, но взяла предлагаемый бокал и выпила что-то очень горькое. Герцогиня-мать успокаивающе погладила ее по спине.
Николь не верила своим глазам: герцогиня не осуждала ее, она проявляла к ней участие.
— Как серьезно избит О'Генри?
— Не знаю! — простонала Николь. — И это все из-за меня!
— Я уверена, что вы преувеличиваете, все будет в порядке.
Герцогиня погладила ее по спине:
— Вы не хотели бы рассказать об этом?
Николь понимала, что ей не следует все рассказывать: этот инцидент не для ушей любой леди, тем более не для герцогини, но она взглянула на Изабель и увидела добрые, теплые, понимающие глаза.
— Я настояла на прогулке верхом без сопровождения. Один из бродяг накинулся на меня! Я уверена, что ускакала бы от него, но О'Генри стал стегать его по спине плеткой! Там были и еще двое, они стащили его с седла и стали избивать. Я испугалась, что они его убьют. Я хлестала их плеткой изо всех сил, и, слава Богу, мой конь встал на дыбы. Он ударил копытами их главаря, чуть не затоптал его, и они убежали.
— О Боже! — вымолвила герцогиня.
Добрые глаза Изабель поощряли Николь на еще большую откровенность.
— Я ужасно все запутала, не правда ли? Мне очень бы хотелось быть хорошей герцогиней, но пока ничего, не получается.
Изабель успокаивающе гладила ее по спине:
— Да, очень может быть, что вашему мужу это не понравится, но, слава Богу, что вы не пострадали.
— Мне очень стыдно, что вам приходится все это выслушивать и видеть меня вот такой, — еле слышно, в полном отчаянии проговорила Николь.
Изабель не могла сдержать улыбки.
— Мое мнение о вас не изменилось. И пусть вас это не беспокоит.
Николь застонала. Изабель взяла Николь за руку и усадила ее на диван, а сама устроилась рядом.
— Моя дорогая, вы думаете, что я к вам не расположена?
— А разве нет?
— Ни в коей мере.
Николь изумилась.
— Напротив, я всегда одобряла ваш брак, я даже абсолютно убеждена, что нет лучшей жены для моего сына, чем вы.
— Вы так считаете? Но почему?
— Вы независимая, не связанная условностями женщина, моя милая, вот почему. В чем-то вы с моим сыном очень похожи, а во многом и отличаетесь. Я очень рассчитываю на то, что со временем все придет в свое полное соответствие, уравновесится.
— Вы рассчитываете? — Николь была искренне поражена.
Изабель гладила ее по руке.
— Вы оба любите деревню и простой образ жизни. Общие интересы имеют очень большое значение. Но Хэдриан слишком большой моралист и к тому же скрытен. Это не всегда идет ему на пользу. Но вы вдвоем очень хорошо поладите.
Николь не верила услышанному.
— Боюсь, что сегодня своим поступком я его изрядно разгневала.
— Пожалуй, с вашей стороны было слишком неосторожно принимать участие в этой драке, — весело сказала Изабель. — Но ни одна душа об этом от меня не узнает.
О'Генри пришел в себя и подробно рассказал обо всем. Герцог был взбешен. Он вернулся в библиотеку и нервно ходил по комнате, потом остановился перед Николь и Изабель, сидевшими на диване.
— Мама, извини, но сегодня не очень хороший день для совместного ужина.
Изабель встала:
— Я понимаю. Будь с ней помягче, Хэдриан. Она много пережила сегодня.
— Это еще что по сравнению с тем, что ей предстоит перенести.
Николь сжалась.
— Будь смелее, — шепнула Изабель, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку.
Перед тем как уйти, она еще раз предупреждающе взглянула на сына.
Комнату заполнила зловещая тишина. Старые напольные часы громко отсчитывали секунды.
— Вы можете объясниться? — спросил он, наконец.
— Я очень сожалею… — промямлила Николь.
— Сожалеете?! Мадам, вас чуть не изнасиловали, и вы говорите, что сожалеете? — Хэдриан негодовал.
Боясь его гнева, она прошептала:
— Мы больше не будем выезжать на проезжие дороги.
Тут Хэдриан взорвался:
— Черта с два вы вообще будете куда-либо ездить верхом!
Она вскочила и, стараясь быть как можно спокойнее, сказала:
— Хэдриан, будьте благоразумны!
— Благоразумным? Зачем мне это нужно, если вы не собираетесь быть благоразумной! Нисколько!
— Я не искала такого приключения!
— Приключения! — закричал он, потеряв над собой контроль. — Только вы, госпожа Жена, можете попытку изнасилования отнести к разряду приключений!
— Я совсем не то имела в виду, — крикнула и она.
Его руки сжались в кулаки.
— Я делал все, что в моих силах, чтобы оградить нас от несчастий и неприятностей, которые вы сами создаете. Но на этот раз — это вне всякого разумения! Наша жизнь подвергалась серьезному риску!
— И я очень об этом сожалею! — крикнула Николь, и слезы градом покатились из глаз.
Но Хэдриан уже не мог остановиться.
— Посмотрите на себя! — орал он в гневе. — Вы похожи на помощника конюха, мальчишку! Боже правый! Вам приходило когда-нибудь в голову, что я должен чувствовать, когда моя жена скачет где попало в облегающей одежде, так что любой мужчина может вообразить ее голой?
В ней уже закипала злость.
— Теперь вы преувеличиваете.
— Я? Вильям мне все рассказал. Вы своим видом вызвали наихудшие желания у этих бродяг. Если бы вы были одеты как полагается, если бы у вас было соответствующее сопровождение, они бы никогда не посмели напасть на вас! Или мне необходимо вам напомнить, что вы герцогиня Клейборо?
Николь наконец высвободила свои руки.
— Нет, нет необходимости напоминать мне, кто и что я сейчас есть. Как мне забыть такое?
— А! Итак, вы сожалеете по этому поводу.
— Да! Я хочу сказать — нет!
— Совершенно ясно, что вы не имеете ни малейшего представления, чего хотите, — закричал он опять. — Точно так же, как вы не имеете представления, какой вред наносит мне ваше бездумное поведение.
Как же больно ранили его слова.
— Теперь, я полагаю, вы скажете мне, что я никогда не должна ездить верхом в мужском седле, что я должна любой ценой, ценой моего собственного удовольствия, поддерживать внешние приличия.
— Да, черт меня подери!
Николь была в ужасе.
— Конечно, вы шутите!
— Поверьте мне, мадам, теперь не до шуток.
— Тогда вы солгали! — в отчаянии крикнула Николь. — Вы сказали мне, что я могу делать, что сочту нужным, и вы мне несколько раз об этом говорили. Я сочла нужным, я захотела ездить верхом таким образом. Я всегда так ездила в Драгморе.
— Это не Драгмор, и вы теперь герцогиня. Проклятье! По всему городу пойдет молва, что у вас есть страсть одеваться мальчиком. Неужели вам хочется постоянно быть в центре всяких отвратительных сплетен света?
— Нет, — сквозь слезы призналась она, — но…
— Никаких «но»! — Хэдриан отпустил ее и отошел, тяжело дыша.
Он до глубины души был потрясен тем, что ее могли изнасиловать или убить. Его всего трясло от страха за жену. Если бы что-нибудь случилось, он никогда бы не простил это ни себе, ни О'Генри, хотя во всем была виновата сама Николь.
Он нервно провел руками по волосам, но успокоиться так и не смог. Он больше всего боялся за себя, что совершит что-нибудь необдуманное, вроде того, что перекинет ее через колено и начнет шлепать до тех пор, пока из нее не получится настоящая леди и разумное существо с вполне приличным поведением.
— С…. с мистером О'Генри все будет хорошо?
— Несомненно, ему нельзя будет вставать с постели неделю или две, но он вполне мог бы и умереть от побоев.
Хэдриан обратил внимание на то, как сильно при этих словах она побледнела.
Перед его глазами стояла картина: она въезжает на коне в гущу драки и плеткой стегает троих мужчин, напавших на О'Генри.
— Идите наверх. Снимите с себя эту одежду. Немедленно!
Николь обхватила себя руками.
— Что вы собираетесь сделать?
— Во-первых, — усмехнулся он, — я хочу сжечь эти бриджи. — На ее протест он не обратил внимания. — Во-вторых, вы, мадам, на неопределенное время отстраняетесь от конюшен.
Николь возмутилась.
— В-третьих, я намерен найти этих бродяг и бросить их в тюрьму Ньюгейт.
— Хэдриан, вы несправедливы, — проговорила она упрямо.
Его как будто ударили — он резко повернулся к ней:
— Не смейте обвинять меня в несправедливости. У меня ваши лучшие намерения сидят в печенках! Несомненно, кому-то необходимо быть справедливым, хоть вы этого и не хотите. И пожалуйста, оставьте меня сейчас одного!
— Когда вы успокоитесь, мы продолжим нашу беседу, — сказала Николь.
— Идите наверх, мадам, и как можно быстрей, пока вы не вынудили меня совершить поступок, о котором я буду очень жалеть.
Николь вылетела из комнаты.
ГЛАВА 31
Николь долго не могла успокоиться. В этот день все складывалось против нее. Сначала напали бродяги и избили чуть не до смерти конюха. Потом муж, вместо того чтобы понять ее, пожалеть и утешить, устроил ей жуткий разнос.
Но особенно обидно то, что он, возможно, прав. Она ошиблась. Она вела себя не только с риском для жизни, а просто глупо. Будь она даже на проезжей дороге, но в сопровождении нескольких всадников, никто, даже банда бродяг, не посмел бы к ней и приблизиться. Но у нее не было сопровождения, и одета она была не как подобает герцогине. В любом случае отрицать нельзя — во всем случившемся виновата она. Из-за ее неумного поведения чуть не убили человека.
Она сидела во всей своей грязной одежде на дорогом розовом бархатном покрывале, обхватив колени руками, и раскачивалась. Ей пришлось признать, что у нее ничего не получается, не может она в полной мере стать герцогиней. Ничего не получалось в отношениях с мужем, они не улучшались. Она услыхала топот копыт отъезжающих всадников и подбежала к окну. Во главе группы всадников был ее муж на поджаром черном жеребце. Николь вздрогнула — он отправился на розыск обидчиков.
Раздался стук в дверь, и в комнату вошли миссис Вейг и Ани.
— Приготовь ее светлости ванну, Ани, — сказала миссис Вейг, и та бросилась выполнять приказание.
Миссис Вейг поставила поднос с пирожными и горячим шоколадом рядом с креслом.
— Я подумала, что вам захочется чего-нибудь сладкого, чтобы успокоить нервы.
У Николь совсем не было аппетита, но она кивнула. Экономка занялась ее туалетом: вытащила теплый шерстяной халат и парчовые тапочки, отделанные мехом.
Николь сняла сапоги, бриджи, рубаху и оставила все на полу.
Ани крикнула, что ванна готова. Николь начала было снимать нижнее белье, но увидела, что экономка подбирает с пола ее верхнюю одежду. Раньше она этого никогда не делала, и Николь почувствовала здесь что-то неладное.
— Миссис Вейг, что вы делаете? — спросила она тревожно.
— Извините, ваша светлость, но его светлость приказали мне взять эту одежду.
Николь замерла.
— И сжечь ее?
— Да.
Все тело ее напряглось.
— Извините, ваша светлость, — произнесла экономка и ушла с ее вещами, оставив только сапоги, которые были сделаны на заказ. Николь и за это была ей очень благодарна.
Николь закрыла глаза. Она искренне раскаивалась в том, что произошло, но Хэдриан зашел слишком далеко. Как ни странно, но она не сердилась, ей было очень больно. Прошедшая неделя была поистине райской, а теперь все куда-то ушло.
Николь не покидала своих комнат и ждала мужа с большим беспокойством и надеждой, что за это время злость в нем уляжется и он станет более благоразумен. Она была полна решимости исправить положение. Она встретит его, как всегда, в библиотеке и будет образцом благопристойности, а если он останется неумолимым и не захочет забыть о сегодняшнем инциденте, тогда она сама проявит активность.
Украдкой заберется к нему в постель и соблазнит его. Страстная ночь несомненно все сгладит.
План был прост. Она молилась, чтобы Хэдриан вернулся в хорошем настроении.
Прошел час. Николь измучилась в ожидании. Зайдет ли он к ней? Скажет ли что-нибудь? Если зайдет и скажет, у нее будет возможность определить его настроение, прежде чем идти к нему в кабинет. Терпеть неопределенность у нее больше не было сил.
Он не зашел к ней. Она слышала, как он вошел в свои покои — они были смежными с ее, — и прислушивалась к звукам, доносившимся из его комнат. Понять, что он там делал, было трудно. Похоже, переодевался. Николь решила, что он готовится к встрече с ней в библиотеке. Однако вскоре ее надежда угасла. Она услышала, как он вышел и пошел по коридору в противоположном от ее комнат направлении. А через несколько минут раздались топот лошадиных подков и звуки подъезжающей к подъезду кареты. Хэдриан сел в нее и в сопровождении всадников уехал.
Его не было уже три дня, и Николь начала злиться. Он даже не дал себе труда сообщить ей, куда уезжает, и до сих пор не уведомил ее, когда вернется. Она не могла влиять на его настроение, так как Хэдриана не было, но ей трудно было поверить, что он все еще злится на нее.
Николь была слишком горда, чтобы спрашивать миссис Вейг, куда уехал ее муж. То, что он взял с собой слугу и дворецкого, было плохим признаком. Она решила попросить Ани разузнать, куда он уехал. Ани вскоре сообщила, что герцог уехал во дворец Клейборо в Лондоне и никто не имеет понятия, когда он вернется.
Возможно ли, что он все еще сердится на нее?
К исходу третьего дня Николь уже кипела от злости. Это что, такой способ наказания? Разве она не просила прощения? Она даже согласна впредь ездить только в сопровождении и в соответствующей одежде.
Ни у кого не будет оснований упрекнуть герцогиню Клейборо в пренебрежении приличиями. Ее муж будет гордиться ею. А в частной обстановке она будет поступать по-своему. Она считала это самым справедливым, но, прежде всего, необходимо было восстановить отношения с мужем.
Николь решила поехать в Лондон к мужу и уже начала собираться, когда миссис Вейг доложила, что пришла Стаси Вортингтон. У Николь возникло плохое предчувствие.
Она решила быть благопристойной и величественной, настоящей герцогиней. Миссис Вейг помогла ей быстро одеться в очень дорогое платье, подходящее лишь для дневных приемов в городе, а не в деревне. К нему она одела все имевшиеся у нее бриллианты.
Через полчаса величественная, как королева, она спустилась к Стаси, ожидавшей ее в розовой гостиной.
Стаси встала при появлении Николь.
— Добрый день, ваша светлость!
Николь заметила в глазах молодой женщины подозрительное сияние, и ее опасения возросли.
— Здравствуйте, Стаси, какой сюрприз. Миссис Вейг, принесите нам бутерброды и сладкое.
Николь улыбалась Стаси. Она преднамеренно не назвала ее титул, так как Стаси не будет леди до тех пор, пока не выйдет замуж за дворянина.
В ответ Стаси одарила Николь зловещей улыбкой. Женщины сидели друг против друга и молчали. Не будь Николь герцогиней, она напрямик спросила бы Стаси, что ей нужно. Но сейчас она выдерживала роль образцовой хозяйки:
— Дороги становятся такими плохими, не так ли? Надеюсь, они не затруднили ваше путешествие?
— Нет, пока они еще не очень испортились. Когда вернется Хэдриан?
Николь была в полном смятении. Стаси знала, что Хэдриан в городе, а не здесь.
— Простите?
— Вернется из города, — Стаси продолжала улыбаться.
— Ну, наверное, как только закончит все свои дела.
— Должно быть, у него очень срочные дела. Ведь вы женаты не более недели.
Николь сдержалась.
— Да, чрезвычайно срочные.
— Хм-м. Но у него все-таки находится время, чтобы посещать дом двенадцать на улице Крофорд.
Николь заморгала. Она понятия не имела, на что намекает Стаси.
— Да, ну и что ж, возможно, у него и там есть дела.
Стаси так и вскрикнула:
— Так вы не знаете, да? Вы не знаете, что собой представляет дом двенадцать на улице Крофорд?
Николь все труднее было сохранять самообладание.
— Нет, не знаю.
И вдруг у нее появилось какое-то неприятное ощущение. Стаси ликовала.
— У Хэдриана в этом доме свои апартаменты. Он содержит их с восемнадцати лет.
Николь не хотела понимать, что ей говорила Стаси.
— Понимаю.
— Вы все еще не понимаете меня, не так ли? Он содержит эти апартаменты для своей любовницы!
Кровь отхлынула от лица Николь. Она еле проговорила:
— Я не верю вам.
Она не верила ей! Она никогда не поверит ей!
— Конечно же, вы знали, какая у него репутация, когда выходили за него. Ну а любовница, которую он сейчас содержит, считается самой красивой женщиной в Лондоне. Она француженка, говорят, что актриса. Ее зовут Холланд Дюбуа.
Нет, не может быть. Это неправда. Не может быть. Не может быть. Не мог он уйти к другой женщине после того, что у них было. Но ведь она еще раньше знала, что у него была любовница. Она знала, какая у него репутация. Разве она не знала, что однажды он может уйти от нее к другой женщине?
— Если вы мне не верите, то почему бы вам не поехать в Лондон и самой не убедиться в этом, — ликовала Стаси.
Несмотря на жгучую боль во всем теле, она нашла в себе силы, чтобы спокойно сказать:
— Зачем это делать? У всех мужчин есть любовницы, и, конечно же, мне была известна еще до свадьбы репутация моего мужа. Поэтому известие, которое вы мне принесли, ничего не меняет. Я все же герцогиня Клейборо! Вы думаете, меня беспокоит, что он проводит время с какой-то актрисой?
Стаси изумилась. Ее радость исчезла.
— Что ж. Я просто хотела помочь вам.
— Как мило с вашей стороны.
Стаси поднялась.
— Я вижу, вам не нужна моя дружба. Мне лучше уйти!
— Разумеется, вы можете поступать, как вам будет угодно.
Николь, проявляя вежливость, тоже встала и позвала миссис Вейг.
— Пожалуйста, проводите леди Вортингтон, — сказала она.
Конечно, она знала, что это правда, но она ничему не поверит, пока не увидит Холланд Дюбуа с улицы Крофорд своими глазами. Она не поверит, что Хэдриан после всего, что было между ними, после того, как появилась надежда на счастье, ушел к другой.
Не поверит и не верит сейчас.
Но, конечно, это правда.
Он — бабник. Все знают об этом, и она знала. Она об этом узнала еще в начале их отношений. Возможно, и Элизабет об этом тоже знала. Но, может быть, ее это не волновало? Предполагается, что леди не должна волноваться по поводу любовниц своего мужа. Но Николь было обидно и больно. Как могла она забыть причину, по которой с самого начала их отношений не хотела за него выходить! За одну короткую неделю мимолетного блаженства она все забыла и поверила, что между ними возникло что-то большее.
Она ехала в карете, смотрела в окно, безуспешно пытаясь отогнать свои невеселые мысли. Руки, сжатые в кулаки, лежали на коленях. Как только Стаси ушла, Николь немедленно собралась и отправилась в Лондон, взяв с собой Ани и не сообщив миссис Вейг, куда едет. В городе она приказала кучеру ехать в Ковент-Гарден, где Хэдриан вряд ли окажется сегодня. И кучеру, и Ани она приказала ждать ее. Сама же села в наемный экипаж и поехала на улицу Крофорд, 12.
Неожиданно ей пришла в голову мысль, что Хэдриан может сейчас быть у своей любовницы.
Она умрет на месте, если он действительно там. Нет! Если он там, она постарается быть сильной. Она будет безучастной и сдержанной. Она не подаст и виду, как он ранит ее.
Николь едва взглянула на дом за коваными железными воротами с кирпичным крашеным фасадом. Она сошла с экипажа, попросив извозчика подождать ее. Как в тумане или во сне, с полностью атрофированными чувствами, она медленно прошла через ворота, поднялась по ступенькам и постучала старинным медным дверным молотком.
Дворецкий тут же открыл дверь. Николь так волновалась, что во рту у нее пересохло и она вначале не могла произнести ни одного слова. Потом справилась с собой и сказала:
— Я бы хотела переговорить с мисс Дюбуа.
Дворецкий впустил ее в дом и спросил:
— Как изволите доложить о вас?
Николь не сразу нашлась, что ответить. Дворецкий не сказал, что здесь мисс Дюбуа не проживает. Тошнота подступила к горлу. Стаси не солгала. Она взяла себя в руки и сказала:
— Мое имя не имеет значения. Просто скажите своей хозяйке, что с ней желает поговорить леди.
Николь произнесла это повелительным тоном. По крайней мере, в этом она уже научилась быть герцогиней.
Она прошла мимо слуги с высоко поднятой головой, шагая грациозно, мягко, и ее невероятно дорогое платье обвивалось вокруг шелковых туфелек. Оказавшись в маленькой гостиной, Николь стала ждать стоя, не снимая перчаток. Дворецкому ничего не оставалось делать, как выполнить ее просьбу.
Гостиная была прекрасно обставлена — изящная мебель, персидские ковры, картины на оклеенных обоями стенах. Мисс Дюбуа жила хорошо, явно не по средствам актрисы.
Через несколько минут в дверях показалась женщина.
— Вы хотели видеть меня?
Николь обернулась и увидела хрупкую, маленькую женщину в поразительно красивом и дорогом платье, но с таким низким вырезом, что днем и дома его носить было, конечно, неприлично. Она была невероятно красива, прекрасна, как китайская статуэтка. В ее голубых глазах читалось недоумение. Но прошло несколько мгновений, и она узнала Николь.
— О Боже, — произнесла любовница Хэдриана. — Это вы. О Боже!
Еще какое-то время Николь стояла окаменевшая.
— Ваша светлость, — сказала Холланд срывающимся голосом. — Я не знаю, что вам угодно, но, пожалуйста, садитесь!
Николь насмотрелась достаточно. Прежде чем эта женщина увидит слезы у нее на глазах, Николь стремительно прошла мимо нее в вестибюль.
— Подождите! — позвала Холланд. — Зачем вы пришли? Подождите!
Николь не остановилась. Она быстро миновала вестибюль и выскочила из дома. Туманное утро поглотило ее. Она успела забраться в экипаж до того, как слезы полились из глаз: она прощалась со своими мечтами, разрушенными и превращенными в прах.
ГЛАВА 32
Хэдриан приподнялся и выглянул в окно — показался его дом. Он почувствовал волнение.
Четыре дня прошло с тех пор, как он уехал из Клейборо. Четыре долгих мучительных дня. Он уехал, когда приступ гнева почти прошел. Осталась лишь обида на Николь за то, что она подвергла себя риску во время верховой прогулки: Он уехал из-за страха, практически убежал.
Однако ничего не помогло. Он не мог больше бегать от себя, от своих чувств, от жены.
Эпизод с бродягами — они все были через час после возвращения Николь схвачены и отправлены в местную тюрьму — поднял из глубины его души самые сокровенные чувства. Он не хотел признавать и гнал от себя эту мысль, которая появилась в самом начале его знакомства с Николь. Но как только он убедился, что любит свою жену, он пришел в ужас.
Много лет он посвятил воспитанию воли, учился управлять своими чувствами и страстями, держать их в узде. Еще мальчиком он узнал, что необходимо скрывать свои чувства, даже от самого себя. В противном случае ты станешь уязвим, тебя будут обижать, над тобой будут измываться. И вот теперь все рушилось: он больше не считал себя неуязвимым. Напротив, он стал раним, как никогда в жизни. Он полюбил Николь так сильно, что это граничило с одержимостью. Бродяги могли обидеть ее или даже убить! Сама эта мысль приводила его в ужас даже сейчас, четыре дня спустя.
После того как негодяи были схвачены, он тут же уехал в Лондон, пытаясь убежать от своих чувств, от любви, которая, как он понял, захватила все его существо. Он должен был вернуть себе прежнюю способность самоконтроля, вернуть любой ценой, вплоть до побега из дома на неопределенное время. Он сбежал к Холланд Дюбуа, чтобы в неистовости ее объятий забыть Николь. Вместо этого он лишь вежливо предложил ей прекратить их отношения. Потом он хотел с головой окунуться в дела, но вместо этого — мчится домой!
Это чувство было таким новым, таким сильным, что пугало его. Последние две ночи он просыпался в отчаянии от необъяснимого чувства одиночества, какое испытывал, когда был еще мальчиком.
Он потерял сон и покой, но вместе с этим стал более уязвим и более человечен. Наконец он уступил, сдался самому себе и ей. Она его жена, и он влюблен в нее. Она несколько раз отвергала его в прошлом, но он пережил это точно так же, как пережил жестокое неприятие своим отцом. Последнее время она его уже не отвергала, между ними устанавливалось перемирие на день, а ночью они становились очень близкими. Возникла надежда, что их брак будет удачен. Первая неделя их совместной жизни подала такую надежду. Но Хэдриан все-таки знал, что не удовлетворится тем, что до сих пор между ними было. Он хотел большего, ее любви, и такой же полной, страстной и одержимой, какую испытывал к ней сам.