Семья Брэг (№7) - Скандальная любовь

Он прикоснулся к ее лицу. Николь не отреагировала. Прикосновение его руки показалось ей легким, мягким и даже нежным. Хотя, конечно, это всего лишь иллюзии с ее стороны. Он коснулся ее губ.

— Не надо, пожалуйста.

— Тогда взгляните на меня.

Она взглянула, и слезы накатились на глаза: там была ее погибель.

— Может быть, если вы выплачетесь, вам станет легче?

— Нет.

— Сомневаюсь, что вы будете чувствовать себя хуже, — чуть-чуть улыбнулся он.

Она ему не улыбалась. Вдруг ей захотелось, чтобы он обнял ее, хотя она прекрасно понимала, что только не в его объятиях ей надо искать утешение. Она опять закрыла глаза и отвернулась.

— В самом деле вам так плохо?

Он склонился над ней. Она открыла глаза.

Его взгляд излучал нежность и любовь. Но уверенность в том, что он ее не любит, что относится к ней как к своей любовнице, не позволила ей ответить ему тем же. Он сел и обнял ее.

— Боже, нет! — воскликнула она и стала молотить его кулаками. Он прижал ее к своей груди.

— Плачьте.

— Пожалуйста, не делайте этого, — попросила она, рыдая.

Он ничего не говорил, только гладил ее по спине.

— Ну вас к черту! К черту! — рыдала она. — Я ненавижу вас, ненавижу!

Он не выпускал ее и продолжал гладить.

Николь так горько рыдала, что он был поражен глубиной ее горя. Он не мог понять, почему она плачет, но почувствовал, что она выплакивает глубокую обиду. Он крепче обнял ее и стал качать, как ребенка. Ему стало грустно. Из-за того, что она так мучается, а причина была в нем, как он догадывался. Ему было грустно, потому что он любил ее и его любовь не проходила. Очевидно, она обречена на безответность. Она плакала у него на руках, как ребенок, и он тоже почувствовал себя маленьким мальчиком, которому хочется поплакать. Слезы навернулись на глаза. Он попытался напомнить себе, что он отнюдь не маленький мальчик, но у него ничего не получилось.

Николь выплакивала свою муку долго. Потом начала икать. Он не отпускал ее и продолжал качать. Она прижалась к его рубашке. Но все еще дрожь била ее. Он утешал ее и вдруг понял, что она уснула у него на руках.

— Тебе завтра будет лучше, — пообещал он ей. — Похоже, завтра не будет так плохо.

Она вздохнула.

— Я ненавижу тебя, — прошептала она, — нет… нет.

Он улыбнулся, и еще одна слеза заблестела у него на реснице.

— Спи. Через несколько часов мы будем дома.

Она крепче вцепилась ему в рубашку, бормоча во сне:

— Я люблю тебя, Хэдриан. Я не ненавижу. Я люблю.

Она крепко уснула у него на руках. Хэдриан бережно положил ее на сиденье.

«Я не ненавижу тебя, я люблю…» Она сказала это в исступлении. Разве нет?

ГЛАВА 34

Поздно вечером герцог и герцогиня вернулись в Клейборо. Слуги были очень удивлены, когда из кареты Серлей вышел герцог, и еще больше, когда он вынес оттуда спящую жену. Николь спала глубоким сном, и он понес ее спящую на руках, стараясь не разбудить.

Николь пошевелилась.

Хэдриан поднялся на крыльцо, вошел в вестибюль, и здесь его встретили Вудворд, миссис Вейг и слуга Рейнард. Никто и глазом не моргнул при виде герцога и его жены, завернутой в длинную шубу, с голыми ногами, спящей у него на руках. На ходу он бросил миссис Вейг:

— Когда ее светлость проснется, ей понадобятся горячая ванна и еда.

На лестнице Николь вздохнула и обняла его. Хэдриан нежно смотрел на ее лицо, губы, ресницы. Он бережно положил ее на постель. Сонные глаза приоткрылись.

— Мы дома. Спи, уже очень поздно.

Николь улыбнулась ему. Это была безыскусная, сонная, прекрасная улыбка, и сердце Хэдриана заныло. Она тотчас же опять закрыла глаза, но ему очень хотелось, чтобы она чаще улыбалась ему этой улыбкой, только ему.

Хэдриан накрыл жену одеялом, подошел к камину и начал растапливать его.

Ее последние слова до сих пор звучали у него в ушах: «Я не ненавижу тебя. Я люблю тебя, Хэдриан». Неужели она серьезно сказала это?

Он боялся надеяться. Он был бы самым счастливым человеком на свете, если бы это было правдой.

Дрова разгорелись. Еще раз взглянув на жену, герцог вышел из комнаты. Он направился в свои покои, где его ждал Рейнард. Хэдриан отдал ему свой плащ.

— Мне тоже хотелось бы принять горячую ванну и что-нибудь поесть.

— Я уже приготовил вам ванну, ваша светлость, а Вудворд принесет вам еду.

Хэдриан погладил бросившегося к нему Борзого, но он думал о Николь, и все движения его были машинальны. Ему было что-то не по себе, как-то беспокойно. В это время Вудворд вкатил в комнату столик, накрытый очень красивой салфеткой.

— Вы сначала примете ванну, ваша светлость?

— Конечно, — сказал герцог. Он не мог припомнить случая, чтобы ему приходилось быть таким грязным.

— Прежде чем вы пойдете в ванну, позвольте вам сказать, что к вам прибыл посетитель.

Хэдриан расстегивал рубаху.

— Какой посетитель?

— Он неожиданно приехал вчера, сразу же после вашего отъезда. У него не было визитной карточки, и я хотел его сначала отправить в гостиницу Боржед, но так как он очень долго добирался из Америки, я решил поселить его в гостевой комнате на четвертом этаже.

— Это мой курьер из Бостона? — требовательным тоном спросил Хэдриан, и сердце екнуло в надежде.

— Нет, ваша светлость. Его фамилия Стоун, но он не сказал, что ему нужно. В настоящее время господин Стоун в библиотеке на четвертом этаже угощается коньяком. Я скажу ему, чтобы он подождал, пока вы отобедаете, или что вы встретитесь завтра.

Кровь отхлынула от лица, и Хэдриан впервые в жизни почувствовал, что теряет сознание.

— Ваше сиятельство, вы больны?

Герцог очнулся и бросился вон из комнаты. Вверх по лестнице он взлетел через две ступени, оставив Вудворда в полном недоумении.

Отец здесь! В это было трудно поверить. Не может быть! Он и не поверит, пока своими глазами не увидит его.

Хэдриан Стоун нервничал, беспокойно осматривал тома книг в библиотеке, которая была не единственной в доме его сына. Чувство страшной неловкости охватило его: ему не нужно было приезжать, теперь он это видит и сам. Волнение, испытанное им во время: долгого пути из Америки в Европу, не шло ни в какое сравнение с тем, что он переживал сейчас. Он знал, что его сын — герцог, но он не был подготовлен увидеть такое богатство, какое обнаружил в поместье Клейборо.

Он ожидал, что увидит что-то необыкновенное, но дом его просто поразил: в таких домах могли жить только короли, и то лет сто назад. И на него сразу же нахлынули сомнения. Он простой человек. Его отец был сапожником, мать — портнихой. Сам он — больше морской капитан, нежели корабельный магнат. В прекрасно сшитом костюме Стоун чувствовал себя мошенником, он предпочел бы сейчас свитер моряка и штормовку. Даже эта, сравнительно небольшая библиотека произвела на него огромное впечатление.

Что за человек его сын? Хэдриан Стоун боялся увидеть в сыне высокомерного человека, который решит, что отец недостоин его.

Но вот он услыхал какой-то шум у открытой двери и, отложив просматриваемую им книгу, обернулся. Высокий, сильный человек стоял в дверях, затем прошел в комнату.

Хэдриан Стоун сразу же признал в нем своего сына.

Лицом он очень походил на Изабель. Едва дыша от волнения, не в состоянии шевельнуться, он смотрел на этого взрослого человека, который был его сыном.

Герцог тоже пристально рассматривал Хэдриана Стоуна.

Стоун сразу же отметил про себя, что хоть его поразительно красивая внешность унаследована от матери, но квадратная и сильная челюсть — его, и именно благодаря ей он выглядит достаточно мужественно.

А глаза? Глаза у него такие же янтарные, как и у него самого, и та же мощная фигура, тот же высокий рост.

Затем Стоун перевел взгляд на одежду. Он увидел влажную шелковую рубаху и грязные, коричневого цвета бриджи. Сапоги тоже грязные и мокрые. Ничего щегольского в одежде и в лице у этого человека, не было. Его сын был мужчиной в полном смысле этого слова, у которого, судя по внешнему виду, позади остался невероятно длинный и трудный день. Отец вздохнул с облегчением.

А герцог был поглощен своими наблюдениями. Он не мог оторвать глаз от отца. Вот здесь стоит его отец. Его отец! Прошли долгие минуты. Хэдриан-младший стряхнул наконец с себя оцепенение.

— Я не ожидал, что моя просьба будет выполнена так быстро.

Стоун замешкался. Интонация и тон голоса выдавали в Хэдриане-младшем высокообразованного человека, принадлежащего к высшему классу. Стоун почувствовал, что не только разные страны разделяли их, но и принадлежность к разным классам. Он опять стал нервничать.

— Как же я мог не приехать сразу?

Хэдриан закрыл дверь и вошел в комнату.

— Я должен извиниться, что не встретил вас. Меня не было дома, когда вы приехали.

Стоун махнул рукой:

— Очевидно, меня не ждали.

Наступила неловкая пауза. Хэдриан нарушил ее, пройдя к столику, и предложил отцу коньяк.

— Вы выпьете еще коньяку?

— Да, пожалуй, — невнятно произнес Стоун.

Хэдриан осторожно налил отцу коньяк.

— Вы уже видели Изабель?

Вопрос был задан между прочим, так как он отчаянно искал тему для разговора, чтобы сломать напряжение, возникшее между ними.

— Нет.

Хэдриан удивился, заметив, как потемнело лицо у отца при упоминании имени матери. Он имел чувство меры и знал, когда надо остановиться. В данном случае это была тема матери. Однако такая реакция отца несколько озадачила его. Все-таки прошло немало лет, можно бы было ожидать просто безразличие, но не такую явную злость. Двое мужчин стояли друг против друга. Оба высокие, одного роста, и смотрели друг другу прямо в глаза.

— Черт! — выругался Хэдриан-младший. — Ужасно неловкая ситуация. Как же все-таки встречаются не видавшие никогда друг друга отец и сын?

Стоун неожиданно рассмеялся.

— Черт — это хорошо! — воскликнул он. — Слава Богу, что вы можете ругаться!

Неожиданно для себя Хэдриан тоже стал улыбаться, его нервы тоже были напряжены.

— Вы хотели, чтобы я ругался?

— Нет, Дело не в этом, чего бы я хотел. Хорошо, что вы умеете ругаться, — сказал Стоун серьезно. — Мне просто было интересно, будем ли мы продолжать нашу беседу так официально.

— Мы, англичане, придерживаемся формальностей.

— Да, но вы наполовину американец.

Хэдриан перестал улыбаться, лицо его стало мягче, и он серьезно сказал:

— Мне очень хотелось увидеть вас. Спасибо, что приехали.

— Какой отец удержался бы и не приехал в такой ситуации?

— Думаю, что многие.

Похоже, что Стоун задел сына за живое.

— Мне всегда очень хотелось иметь сына. У меня нет детей. Никого. Пожалуй, — он улыбнулся, — не было до сих пор.

Эта улыбка сказала все. От Изабель Хэдриан уже знал, что этот человек совсем не был похож на Френсиса, но он опасался, что для человека, который его только зачал, отцовство будет мало значить. Оказалось совсем иначе. Отец был счастлив, что у него есть сын, более чем счастлив. Доказательство тому — такой скорый приезд в Англию.

— А мне всегда хотелось иметь настоящего отца, как у других мальчиков.

Стоун посмотрел на него и сказал:

— У вас был отец.

Лицо Хэдриана стало почти суровым.

— Не было у меня отца. Френсис знал, что я незаконнорожденный. Я не знал всей правды и не мог понять, за что он меня так ненавидел. Я испытал огромную радость, когда узнал правду.

Стоун проговорил:

— Ей следовало давно сказать вам и мне…

Хэдриан услышал в тоне Стоуна осуждение и резко возразил:

— У нее на это были свои причины.

Стоуну понравилось, что сын верен матери, и ретировался. Если он станет обвинять Изабель, то отпугнет этим сына, с которым ему очень хотелось быть в дружбе.

— Прошлое пусть останется в прошлом. Я благодарен Богу, что он дал мне дожить до того дня, когда я увидел своего сына собственной персоной.

Хэдриан улыбнулся:

— Я тоже ждал этого дня. Изабель только один раз рассказала мне о вас, и я понял, что вы совсем не похожи на Френсиса.

— Он был такой плохой? — озабоченно спросил Стоун.

— Он был пьяница, гомосексуалист, ненавидевший не только меня, но и свою жену. Он был трус и хулиган. Он плохо обращался с нами обоими, пока однажды — мне уже было четырнадцать лет — я не сбил его ударом с ног.

Стоун поразился. Он представил себе, как стройную, гордую, удивительно красивую Изабель, в юбку которой вцепился маленький мальчик, избивает какой-то бесхарактерный мужчина, ее муж. Он не хотел допускать слабость, думая об Изабель, поэтому стал думать о сыне.

— Возможно, когда-нибудь ты мне расскажешь всю свою жизнь.

— Возможно. — Хэдриан отвернулся.

Стоун понял, что слишком далеко зашел, пытаясь форсировать развитие событий. Он был простой человек и этим отличался от сына, хотя тот, несмотря на сложное детство, вырос сильным и благородным мужчиной. Нет нужды долго беседовать с герцогом Клейборо, чтобы определить, что это человек высокого достоинства и чести.

Хэдриан опять обратился к отцу:

— Вы не хотите, чтобы я послал за ней?

— Нет!

Хэдриана поразила резкость, с которой Стоун отказался от встречи с Изабель. Хоть смутно, но Хэдриан стал что-то понимать.

— Вы говорите, что у вас нет детей? Вы были женаты?

— Нет… — Выражение его лица стало злым. — Как я уже сказал, прошлое осталось в прошлом. У меня нет желания его тревожить, надеюсь, у твоей матери тоже.

Как раз с этим Хэдриан и не был согласен. Он почувствовал, что здесь отношения очень интимны и сложны — не ему их распутывать, — но в силу своего строптивого характера твердо решил проигнорировать желание отца.

— Возможно, вы правы. Как долго вы пробудете здесь?

Стоун улыбнулся. Он почувствовал, что ему больше не страшно и совсем не тревожно. Напротив, его сердце готово было разорваться от любви к своему единственному ребенку. Это чувство переполняло его, стало трудно дышать. Ему и в голову не приходило, что можно испытать такое.

— Столько, сколько я буду здесь желанным гостем.

— Вы здесь всегда будете желанным.

Сердце Стоуна заныло. Он посмотрел на сына и увидел легкий румянец на его щеках. Он инстинктивно понял, что Хэдриану нелегко далась его откровенность, слишком быстро все произошло.

— Спасибо.

— Не нужно благодарить меня, вы мой отец. Вам всегда здесь будут рады, — повторил он твердо.

Стоун вспомнил о своих опасениях.

— Мое родство с вами не повредит вашему положению?

Похоже, Хэдриана позабавила его встревоженность. Он удивленно поднял бровь и ответил:

— А-а, понимаю. Мое положение как герцога? Нет, не повредит.

— Но как это возможно?

— Изабель стала законной наследницей Клейборо в браке с Френсисом. Да, у меня действительно много двоюродных братьев, которые хотели бы лишить меня наследства и которые с удовольствием оспорили бы завещание Джонатана Брекстон-Лоувела. Но до этого никогда не дойдет. Не потому, что я жажду власти и положения, я этого не хочу. Не потому, что я люблю Клейборо и не захочу с ним расстаться, чего я действительно не хочу, а потому, что репутация моей матери должна во всех случаях оставаться незапятнанной, как бы важно для меня ни было найти отца. Правда о наших взаимоотношениях не может быть раскрыта. И если кто-либо захочет что-нибудь раскрыть, я буду все отрицать, чтобы защитить мать. А если так сделаю я, то никто не посмеет возбудить дело.

— Понятно.

Стоун не был огорчен, хотя ему очень хотелось бы заявить, что Хэдриан Брекстон-Лоувел — его сын.

Его чуть не до слез растрогала непоколебимая верность сына матери и чувство чести.

Однако Стоун уловил предупреждающие нотки в голосе сына.

— Я восхищаюсь тобой, Хэдриан, — спокойно сказал отец. — Я горжусь тобой. Я приехал сюда не за тем, чтобы публично объявить тебя своим сыном или испортить тебе жизнь. Не беспокойся на этот счет.

— Я знаю, — сказал Хэдриан также серьезно. — Я это знаю даже без вашего заверения. Вы не мстительны, и вы не ловец счастья, не мелочны. Знать это — для меня очень много.

Неожиданно для себя он пошутил:

— Хоть вы и американец, но человек чести.

Стоун расхохотался.

ГЛАВА 35

Изабель не могла понять, что случилось, зачем ее так срочно вызывает к себе Хэдриан.

Поздно вечером, после ужина, ей принесли от него записку с просьбой посетить Клейборо завтра утром. Изабель забеспокоилась. Такая срочность, наверное, могла быть связана только с женой. А что еще более важное могло случиться?

Разумеется, она непременно приедет.

Она поднялась с рассветом и через час уже была в пути. Было еще раннее утро, когда она пересекла границу герцогства. В сильном волнении она почти влетела в дом сына.

— Его светлость еще в столовой, ваша светлость, — сообщил ей Вудворд.

Изабель удивилась: Хэдриан никогда не завтракал так поздно — уже было половина десятого, и она не могла понять, почему он сегодня нарушает свои правила. Ее беспокойство усилилось.

— Герцогиня с ним? Задавать этот вопрос она боялась: боялась получить отрицательный ответ, хотя и надеялась на противное.

— Нет, ваша светлость, герцогиня еще спит.

Изабель облегченно вздохнула.

— Значит, Николь вернулась! — воскликнула она радостно.

Вудворд улыбался в очень редких случаях, но тут не сдержался:

— Да, вернулась. Мы все так рады, ваша светлость. Хотя… не то чтобы вернулась…

Изабель давно знала Вудворда, поэтому удивилась, когда он сам начал рассказывать, очевидно, ему очень хотелось что-то еще сказать ей.

— Что вы имеете в виду?

— Его светлость принесли ее домой.

По интонации голоса и той недоговоренности, с какой он это сказал, она предположила самое плохое. Она хорошо могла себе представить, какие силы потребовались бедному Хэдриану, чтобы вернуть в дом жену. Изабель тяжело вздохнула и поспешила дальше в столовую.

— Он не здесь, ваша светлость, — следуя за ней, предупредил Вудворд. — Он сейчас в музыкальной комнате. Ее светлость предпочитают завтракать именно там.

Изабель очень удивилась, но в ту же минуту поняла, что все будет хорошо. Николь Шелтон Брекстон-Лоувел постепенно укрощает ее сына. Давно пора ему стать немножко мягче. Она пропустила вперед Вудворда, чтобы он открыл ей дверь, и, весело улыбаясь, вошла в комнату.

Но тут она сразу же застыла на месте. В комнате был Хэдриан. Ее Хэдриан. Хэдриан Стоун. Он сидел за столом вместе с ее сыном, оба были увлечены какой-то серьезной беседой. Могло показаться, что вот так они завтракают каждый день — отец и сын.

У нее закружилась голова. Но Изабель, отличавшаяся железной волей, заставила сердце биться ровно, хотя и очень сильно побледнела. Она стояла высокая, стройная, по-прежнему сильная, но смертельно бледная: взгляд ее был прикован к Хэдриану Стоуну, который тоже смотрел на нее, не отрываясь.

— Мама! — воскликнул Хэдриан.

Хэдриан-младший переводил взгляд с застывшей в дверях матери на отца, в состоянии шока сидевшего за столом. Первым пришел в себя Хэдриан Стоун.

— Что за шутки? — спросил он холодно.

— Извините, я вспомнил, что у меня есть очень срочное и важное дело, которое мне нужно сейчас же разрешить, — сказал Хэдриан и, не дожидаясь ответа, быстро вышел, захлопнув за собой дверь.

Стоун повторил свой вопрос:

— Что это за глупые шутки?

Изабель молча смотрела на него, часто моргая. Она не могла поверить, что это не сон, что человек, которого она когда-то всем сердцем любила да и любит сейчас, стоит перед ней.

Он постарел. Волосы уже не были блестящими и каштановыми, в них появилось много седых, вокруг глаз и рта расположились морщинки, но он по-прежнему был стройным и мускулистым и по-прежнему зачаровывал ее своей мужественностью, он, как и прежде, был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо встречала, — и всегда будет таким.

Он встал, отодвинул ногой стул и сказал резко:

— Я не хотел больше видеть вас, но, похоже, наш сын решил иначе.

Изабель вздрогнула. Было очевидно, что он ее ненавидит. Он смотрел на нее с таким презрением, с каким смотрят на самого отвратительного преступника. Боже мой, как могла такая любовь перейти в ненависть? Как же ей смотреть ему в глаза, если он испытывает к ней такую ненависть?

У нее нашлись силы, о существовании которых она и не подозревала. Она распрямила плечи, подняла голову и твердо произнесла:

— Похоже.

Она прошла к столу легким шагом, не глядя на него, но ощущая на себе его горящий взгляд. Она никогда не была легкомысленной, но сейчас ощутила свои пятьдесят лет во всей полноте. Стоило ей взглянуть на него, как она загорелась волнующим, жарким желанием. Он же, как ей казалось, видел перед собой пожилую женщину, к которой испытывал только ненависть.

Она потянулась к чайнику, чтобы налить ему и себе чаю. Хэдриан перехватил ее руку и потянул Изабель к себе так, что их лица почти соприкасались. Она вскрикнула.

— Боже милостивый! — закричал он. — После всего, что вы наделали, вы смотрите на меня и наливаете мне чай?!

— Отпустите мою руку.

Он отпустил сразу же.

— На вас это не похоже — вести себя так грубо.

Она поражалась своему спокойствию и твердости, хотя на самом деле была близка к обмороку.

— Если я веду себя так грубо, так только потому, что вы меня к этому вынудили.

— Френсис тоже обвинял меня в своей слабости.

Он оцепенел и побледнел, на щеках заходили желваки. Потом тихо произнес:

— Извините.

Он никогда не был похож на Френсиса, не мог быть на него похожим, и Изабель знала это.

— Вы тоже извините меня, — сказала она тихим и проникновенным голосом.

Он вскинул голову, как от резкого удара. Глаза метали молнии.

— Извиняться сейчас? Не поздновато ли?

Он перегнулся через стол, и Изабель подумала, что он опять хочет ее схватить за руку. Но он навис над ней, трясясь от ярости.

— Так по какому поводу вы извиняетесь, Изабель?

Слезы безудержно текли по ее щекам.

— Извините за все.

— За все? — с сарказмом переспросил он. — За ложь, за обман, за то, что вы оказались эгоистичной самкой?

Она отшатнулась от него.

— О Боже!

Он снова схватил ее — в руках была огромная сила, хоть они не причиняли боли, — и сильно тряхнул ее.

— Я любил женщину, которой не было на самом деле. Никогда не было! То, что я любил, был обман, прекрасная ложь. Я любил прекрасную ложь!

Она зарыдала:

— Почему ты так делаешь? Почему ты мучаешь меня? За что ты меня так ненавидишь?

— Ты лишила меня сына и еще спрашиваешь, почему я тебя ненавижу?

— Я так поступила потому, что боялась! Я боялась!

— Боялась? Кого? Френсиса?

— Нет. Я хочу сказать, что, конечно, Френсиса я боялась. Он ненавидел меня за то, что я управляла имением, за то, что Хэдриан не его сын. Ему было достаточно малейшего повода, чтобы обидеть меня. Хэдриан еще мальчиком был похож на тебя. Он был очень смелый мальчик. Сколько раз он пытался защитить меня! — Изабель горько плакала.

— Я бы защитил тебя! — Он крепко тряхнул ее. — Черт возьми! Я бы вас обоих защитил! Я бы вас увез отсюда!

— Именно этого я и боялась, — вместе с рыданием вырвалось у нее. — Я знала, что ты приедешь, если я сообщу тебе о Хэдриане, что ты будешь требовать у меня сына. Я знала и то, что поступаю дурно, скрывая от тебя правду. Но, Хэдриан! Господи, попытайся понять меня! Самое тяжелое, что мне пришлось когда-нибудь пережить, — это бегство от тебя и возвращение в Клейборо. Для меня до сих пор остается загадкой, как я сумела это сделать, как я жила изо дня в день без тебя. Лишь когда я узнала, что у меня от тебя будет ребенок, я успокоилась, это придало мне силы жить и бороться. Я не сообщала тебе ничего потому, что ты приехал бы и поломал жизнь, которую я едва сумела наладить. Я знала, что стоило бы мне тебя увидеть, и я без колебаний покинула бы Клейборо и мужа, отказалась бы от чести, от самой себя и убежала бы с тобой и ребенком. Но, поступив так, я бы ненавидела себя всю жизнь.

Он отпустил ее, дрожащей рукой провел по своим волосам, глядя на нее в полном недоумении.

— Господи! Это все из-за проклятого благородства! Из-за него ты пожертвовала собой!

— Если бы я взяла Хэдриана и ушла с тобой, то со временем стала бы презирать не только себя, но и тебя, а этого я боялась больше всего, — закончила она почти шепотом.

Стоун был в растерянности, он не знал, как реагировать на ее слова. Потом отошел в сторону. Она наблюдала за ним, не сдерживая больше слез и не произнося ни звука.

Когда он повернулся к ней, Изабель увидела, что в его увлажнившихся глазах уже нет гнева.

— Жизнь никогда не бывает только белой или черной, не так ли? — заключил он с грустью. — Сколько в ней серых оттенков? Почему ты должна быть именно такой, какая ты есть, Изабель? Хотя, — он с горечью засмеялся, — именно эту женщину я полюбил.

— Я решила, что лучше жить без тебя, но любя тебя, чем жить с тобой и презирать себя и тебя.

— А я бы не смог долго выдержать твое презрение, — сказал он очень серьезно.

— Теперь ты понимаешь? — воскликнула она.

— Да, я понимаю, что значит уважать себя, — горько признался он.

Она откинулась на спинку кресла, чувствуя огромное облегчение, и взглянула на него смелее.

— Ты можешь простить меня?

— Не знаю.

Она была убита этой фразой.

— Хэдриану было плохо. Ты хоть понимаешь, что пожертвовала им ради своего проклятого благородства?

— Нет! — воскликнула Изабель. — Френсис никогда его не любил, но я заставила его признать, что Хэдриан его сын. Я пригрозила ему, что открою обществу все, что о нем знаю: как он пьет, как предпочитает мальчиков и как его жене приходится спасать его от кредиторов. И Френсис уступил. Он никогда бы не перенес, если бы свет узнал о его полной финансовой несостоятельности. Хэдриан действительно не испытывал отцовской любви, но я старалась возместить ее. Ты же его видел. Видел, каким замечательным человеком вырос наш сын. Посмотри, какой он сильный, он во всех отношениях похож на тебя. Ты вполне можешь гордиться им, должен гордиться.

— Но он рос страдая.

На минуту Изабель закрыла глаза.

— Он страдал. Он страдал от боли, которая не покидала его по сей день. Боль оттого, что его не любил и презирал отец. Я, как могла, защищала его. Может быть, я эгоистка. Возможно, ты прав — я думала только о себе. Очень может быть, что решение, принятое мною тогда, было неверно. Сколько раз я спрашивала себя об этом. Возможно, ты дал бы ему любовь. Но наши отношения недолго бы сохранились, если бы я отказалась от своего брака и от той жизни, которой жила. Трудно сказать, был бы Хэдриан после этого более счастливым ребенком.

Стоун понял, что сейчас действительно очень трудно судить, что было бы лучше. Изабель тихо плакала, вытирая слезы платком. Он вдруг почувствовал, что гнева в нем больше не осталось, что на душе легко. Он видел ее хрупкие вздрагивающие плечи, изящные руки, на пальце левой руки блестел необыкновенных размеров сапфир: обручальных колец она не носила.

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Изабель сейчас не двадцать лет: у глаз собралось несколько морщинок, морщинки у рта стали глубже, волосы стали платинового цвета, но черты лица остались по-прежнему прекрасны. Он почувствовал, как в нем пробуждается желание.

— Ты все еще очень красива, Изабель, — сказал он осторожно.

— Я старая.

— Ты не выглядишь старой.

— Не делай этого.

— Не делай — чего? — Он еще ближе придвинулся к ней.

— Не надо! — Она попыталась убрать его руки, но он притянул ее к себе и вздрогнул. Каждая часть ее тела была необыкновенно женственной и хорошо знакомой. Она замерла в его объятиях и тихо посмотрела на него чистыми, прекрасными глазами, которые он так хорошо понимал.

— Не нужно, — сказала она опять.

— Почему не нужно? Ничего не изменилось, не так ли? Мы по-прежнему хотим друг друга. Я хочу тебя.

Слезы навернулись ей на глаза.

— А я люблю тебя.

Его словно оглушило громом, а затем он перестал соображать, что делает. Он крепко обнял ее и страстно поцеловал. Все прошлые годы исчезли: вчера стало сегодня. Ему не было шестидесяти лет, а женщина, которую он держал в своих объятиях, была молоденькой девушкой. Возможно, что они и обнимались не здесь, а где-то на палубе «Морского дракона». Время остановилось для них. Реальностью были только Изабель и его сильная любовь к ней, которая никогда не умирала.

Руки соскользнули вниз по ее телу, как бы вспоминая, губы касались ее губ.

— Не плачь, Изабель, — тихо пробормотал он, — не плачь, — и еще крепче обнял ее.

Она не успокаивалась. Схватив его за отвороты пиджака так, что они затрещали, она, рыдая, повторяла:

— Я люблю тебя, Хэдриан, люблю, но я не могу быть с тобой, раз ты меня так ненавидишь.

— Я не ненавижу тебя! Как же я могу вообще ненавидеть тебя? Я всю жизнь прожил с любовью к тебе, — и, вспомнив слова сына, добавил: — Даже американец может хранить верность.

Она засмеялась:

— Это правда? Ты серьезно говоришь? Ты любишь меня? Ты можешь меня простить?

— Есть такая поговорка, — сказал он, с нежностью держа ее лицо в своих больших ладонях. — Любовь залечивает все раны.

Она счастливо рассмеялась, прижимая его ладони к своему лицу.

— Это «время лечит все раны», я думаю.

— А для нас — любовь, — просто ответил он.

Стоун вдруг напрягся, какая-то мысль взволновала его: вдруг она испытывает чувство верности к Клейборо или мертвому герцогу?

— На этот раз ты выйдешь за меня замуж, Изабель.

— Да! — воскликнула она радостно. — Да, да, да!

— Это не был вопрос, — сказал он, и на глазах появились слезы.

— Я знаю! — Она порывисто обняла его.

ГЛАВА 36