Семья Брэг (№7) - Скандальная любовь

Он повернулся к ней.

— Значит, это наше прощание, — сдержанно произнес он.

— Да.

Опять напряженное молчание.

— Николь…

Она ждала. Ждала, что он начнет ее уговаривать остаться или признается ей в своих чувствах.

— Вы необыкновенная, — сказал он, — вы не такая, как другие.

Это был самый большой комплимент, который он мог ей сделать. Слезы потекли у нее по щекам.

— Не плачьте, — потребовал он и провел рукой по ее лицу, — почему вы плачете?

Она покачала головой. Он наклонился вперед, но она не отстранилась. Этот поцелуй должен быть последним, и она хотела запомнить его навсегда.

Обхватив руками ее лицо, он поцеловал ее. Это был нежный поцелуй, каким целуют только при большом чувстве. Затем рука его скользнула ниже и сдавила ее шею. Поцелуи стали требовательными. Слезы мгновенно исчезли.

Николь вскрикнула и вцепилась в борта его плаща. Ни секунды не колеблясь, она прильнула к нему, и он тут же очутился на ней сверху. Они обняли друг друга. Их языки терлись друг о друга и сталкивались, разжигая лихорадку желания. Она почувствовала, как его горячий, твердый член оказался у нее между ног. Он начал двигаться со всевозрастающей настойчивостью.

Она не хотела, чтобы их отношения вот так завершились, не хотела отдавать его другой женщине, кто бы она ни была. Он жаждала, чтобы он принадлежал ей.

Он поднимался и опускался на ее теле. Николь позволила ему делать все, что он хочет.

Неожиданно он замер, тяжело дыша. Она увидела, что ее ноги обхватили его ляжки, но это ее нисколько не смутило.

— Карета остановилась, — наконец сказал он. — Она уже давно стоит.

Николь закрыла глаза.

— Если бы я был негодяй, то мы на этом бы все и кончили. — Он встал на ноги.

Она с трудом заставила себя сесть. Герцог сел рядом.

— Я не для этого поехал с вами. Я не этого хотел.

— Я ни о чем не сожалею. — Опять она ждала, что он попросит ее не уезжать.

— Прощайте, — мягко произнес он, затем открыл дверцу кареты и устремился прочь.

Николь в последний раз увидела его лицо, когда он хлопнул дверцей кареты. Нет, забыть его она не сможет. Николь обхватила свои плечи руками, стараясь успокоиться. Все вокруг стало холодным и пустым. Вновь слезы навернулись у нее на глаза. Карета тронулась. Николь, как наяву, услышала его тихий голос.

— Николь, — нежно и настойчиво звал он ее.

Но она не решалась выглянуть в окно.

ГЛАВА 12

Марта вошла за Николь в ее комнату. Она не была на пикнике, но все случившееся там знала во всех подробностях.

— Ты расскажешь мне… — начала было она, но, увидев Ани, упаковывающую вещи Николь, остановилась.

— Куда ты уезжаешь?

Николь, отпустив Ани, повернулась к своей лучшей подруге:

— А как ты думаешь? В Драгмор!

— Но тебе нельзя сейчас уезжать из Лондона.

— Почему же?

— Потому что герцог тебя принял и теперь все тебя будут приглашать. Вся твоя жизнь повернется по-другому. Сейчас тебе уезжать нельзя!

Николь отвернулась, прикусив губу. Ей необходимо уехать, она знала это. Вчера было прощание. Это конец, и ждать больше нечего.

Но и Драгмор не казался ей больше пристанищем и не манил ее, как раньше. Искушение остаться в Лондоне было очень велико. Однако она должна ехать. Они уже попрощались. Остаться в Лондоне будет злоупотреблением с ее стороны.

— Каждый раз, когда я с ним, у меня сердце разрывается от боли, — мягко сказала Николь.

— Ох, Николь, я уверена, что он увлечен тобой. Поэтому он и коробку твою купил. Но он человек чести и никогда не покинет Элизабет. Всем известно, что она испытывает странное переутомление. Она и благотворительный пикник покинула раньше времени, потому что переутомилась, организуя его. Он вчера водил ее в театр, но пробыли они там очень недолго.

Николь ходила взад и вперед по комнате.

— Я знаю, Марта, поэтому и не могу остаться. Признаюсь тебе, что я просто боюсь за себя, за свои чувства к нему. Я… я хочу его, и это несправедливо, так как он принадлежит другой. Стыдно.

Интересно, поняла ли ее Марта? В любом случае она не позволит себе продолжать обсуждение этой интимной темы.

— Кое в чем ты права. По-видимому, тебе действительно лучше уехать в Драгмор, пока ты не переболеешь им. Сейчас пришло твое время возвращаться в свет, и ты все равно рано или поздно про герцога забудешь. Но если ты останешься, то непременно кого-нибудь найдешь себе, я уверена.

— Мне никто не нужен.

— Почему ей нужно искать кого-то еще и почему Николь уезжает? — спросила Регина, неожиданно появляясь в дверях.

— Следует стучаться, — упрекнула ее Марта.

— Да? Разве моей сестре, нужно что-то скрывать? — Она закрыла дверь и возбужденно заговорила: — Что вчера произошло? Николь, если бы ты видела, как герцог на тебя смотрел!

Слова сестры легли на свежую рану.

— Как же он смотрел на меня? — Ей не хотелось задавать этот вопрос, но он вырвался сам собой.

— Как будто ты единственная женщина в мире.

— Пожалуйста, не говори глупостей, Регина, ты ошибаешься! — Николь даже села, обессилев. Регина уселась рядом.

— И тебе он очень нравится, это было так видно!

— Видно? — Николь сразу стала пунцовой.

— Видно мне, — заверила ее сестра. — Это правда, что ты отвезла его в нашей карете?

— Да, правда. — Николь не смутилась. Она запомнит на всю жизнь до мельчайших подробностей их вчерашнее прощание.

— Элизабет очень мила, — продолжала Регина, — но с тобой ее нельзя даже сравнивать. Я молю Бога, чтобы он бросил ее ради тебя!

— Регина! — резко одернула ее Марта: — Не буди в сестре глупые, безнадежные мечты. Ничего подобного он никогда не сделает.

— Вы стали старыми ворчуньями. Если любишь, все возможно!

Николь встала, не желая участвовать в споре. Она знала, что Марта права, но в глубине души ей, конечно же, очень хотелось, чтобы права была Регина. Она даже стала думать, что он позвал ее, когда карета поехала. Но зачем он звал ее? Может быть, он и правда смотрел на нее как на единственную женщину на свете. Николь потерла виски. Не надо слушать Регину. Она еще маленькая и ничего не смыслит в мужчинах и их поведении.

Неожиданно Марта обрушилась на Николь:

— Ты не должна уезжать из Лондона, Николь. Я прошу тебя! Герцог никогда не задерживается в городе надолго. Он редко появляется в свете. Может быть, ваши пути однажды и пересекутся, но на большее рассчитывать нельзя. Если ты сейчас уедешь, то обречешь себя на жизнь старой девы в деревне. Не делай этого!

Как же герцог перевернул все ее существование! До встречи с ним она жила спокойной, размеренной жизнью, любила и ценила свои привычки, свои понятия, свой круг общения. Теперь же в ее душе поселилась неутолимая болезненная жажда того, чего она никогда не сможет иметь.

Прежняя гармония жизни погибла безвозвратно. Представить себя в деревне она больше не могла. Пребывание в Драгморе заранее казалось бесцветным и нестерпимо одиноким. Раньше она никогда не чувствовала одиночества, а теперь оно угнетало ее.

— Не знаю. Подумаю, — ответила она наконец Марте.

Регина поддержала Марту, но слушать младшую сестру, которая утверждала, что между ней и герцогом расцветает любовь, не хотелось. Все-таки Регина очень наивна, разве можно ей верить в этом. Кроме того, Николь придется решать еще одну проблему, отрицать которую уже нельзя, — это Элизабет. Как ни старалась Николь относиться к ней плохо, из этого ничего не вышло: развить в себе антипатию к Элизабет она не смогла. Это был столь милый человек, что не любить ее было невозможно. И если бы вдруг герцог оставил бы ее ради Николь, она бы себе этого никогда не простила. Причинить такое горе Элизабет было нельзя. Получалось, что выход из этого замкнутого круга один — забыть навсегда герцога Клейборо.

Герцог вошел в холл своего дома после утренней верховой прогулки по парку. Лицо горело от холодного ветра. Он специально выбрал для этой прогулки необъезженного коня. Хотелось очень быстрой и опасной ездой отвлечься от тяжелых мыслей. Но умчаться от себя не помогла даже бешеная скачка.

Завтрак ждал его на столе: несколько ломтиков семги и белорыбицы. Он не удивился, увидев за столом мать; ее карета стояла у дома. Герцог всегда был рад видеть ее, но не сегодня. У него не было сомнений относительно причин ее прихода. Его и без того скверное настроение испортилось еще больше.

— Доброе утро, мама. — Он поцеловал ее в щеку и сел.

Ответив на его приветствие, Изабель налила ему черного чая. Он любил пить черный чай без молока.

— Мы вчера собрали тысячу пятьсот двадцать восемь фунтов, — начала она разговор располагающим к беседе тоном, но взгляд был жестким.

— Сюда входят и мои пятьсот фунтов?

— Да.

— Я чувствую, тебе хочется в меня вцепиться, мама. Пожалуйста, не стесняйся.

— Я не знаю, хочу в тебя вцепиться или нет. Мне было ужасно жаль ее, она была в таком неловком положении, и то, что ты спас ее, меня очень тронуло, А с другой стороны…

Он поднял бровь.

— Хэдриан, пожалуйста, скажи мне: между вами ничего нет?

— Тебе не кажется, что эта тема для разговора матери со взрослым сыном не самая подходящая?

— Поскольку нет отца, у меня нет выбора.

— Всегда есть выбор, мама.

— Хэдриан!

— Я действительно пытался защитить Николь Шелтон от оскорблений. Давай на этом закончим.

— Элизабет любит тебя, Хэдриан. — Лицо матери выражало беспокойство.

— Я тоже очень люблю ее. И всегда любил. Я был у нее на крестинах, качал ее на коленях. Она ходит за мной с тех пор, как научилась ходить. Я не собираюсь нарушать нашу помолвку, мама.

Изабель почувствовала, что может полностью ему доверять. Однако беспокойство ее не исчезло, она знала, что сердечные дела развиваются по своим законам, без учета последствий. А она уже видела, что может произойти между ее сыном и леди Шелтон. Ей трудно быть судьей, но, видит Бог, она знает, что такое страсть. У нее это тоже было, правда, немного не так. Френсис был жестоким, неверным мужем…

Хэдриан прервал ход ее мыслей:

— Меня очень беспокоит Элизабет. Я убедился, что она больна. Она все продолжает худеть и устает еще быстрее, чем прежде. Я пригласил врача.

— Очень хорошо. А она знает об этом?

— Не только знает, но на этот раз и не сопротивляется, — сказал герцог печально.

Мать и сын задумались. До сих пор Элизабет уверяла всех, что чувствует себя хорошо. Ее согласие проконсультироваться у врача было равносильно признанию в том, что у нее что-то не в порядке.

Потом мысли Изабель переключились на Николь. Да, Николь и Элизабет были несхожи, как ночь и день. Было совершенно понятно, почему сын мог увлечься: Николь была дикая, сильная, здоровая и красивая. То есть именно такая девушка могла бы составить партию ее сыну, такая же, как он сам. Если бы не Элизабет, она с радостью согласилась бы на брак сына и Николь, несмотря на скандал.

Ей стало вдруг страшно оттого, что она утром отправила Николь приглашение. Теперь она молилась, чтобы все прошло хорошо.

Николь пребывала в растерянности: она никак не могла принять решение — уехать ли в Драгмор, где ей уже совсем не хотелось жить, или остаться в Лондоне, где она могла рассчитывать лишь на случайные встречи с герцогом. Граф и графиня Драгмор вернулись в Лондон поздно вечером на следующий день. После ужина Джейн пригласила Николь в свои комнаты поболтать.

Николь часто проводила время с матерью, но не в ее комнатах и не в вечернее время. Несомненно, мать хотела с ней что-то обсудить. Она устроилась на оттоманке, обитой тканью цвета красной вишни, перед камином и приготовилась к беседе с Джейн.

Джейн налила себе и ей шерри и села в маленькое кресло рядом с Николь.

— Милая, я слышала, что ты велела укладывать вещи?

— Я решила было вернуться в Драгмор, но теперь не уверена. — Ей так хотелось все рассказать матери, но знала, что этого делать нельзя.

— Из-за герцога Клейборо? — спросила мягко Джейн.

Николь едва сдержала возглас удивления. Мать нежно и сочувственно смотрела на дочь.

— Я слышала о благотворительном пикнике. — Она коснулась руки Николь.

— Ой, мама! — Комок подкатил к горлу, и Николь отвернулась, старательно изучая руки.

— Доверься мне, дочь.

— Не могу.

— Что бы ты ни сказала, меня это не удивит, тем более что я догадываюсь о твоих чувствах.

Николь посмотрела на мать. Боже, знай Джейн, что произошло между нею и герцогом, она была бы сейчас в шоке. Николь не хотела ей рассказывать, но груз переживаний был слишком велик.

— Наверное, ты то же самое испытывала к отцу, — начала Николь неуверенно и сама поразилась значению этих слов.

Джейн тоже удивилась, так как не предполагала, что дочь могла испытывать такие сильные чувства к герцогу.

— Я убежала от твоего отца, — сказала она.

От неожиданности у Николь расплескалось вино.

— Он согласился жениться на мне, но я была уверена, что он это сделал потому, что сначала скомпрометировал меня. — Она не стала говорить дочери, что на самом деле она сама соблазнила графа, забравшись к нему в постель, когда он был вдребезги пьян. — Я так любила его, что не могла стать его женой до тех пор, пока не убедилась, что и он любит меня.

— Мне кажется, что я могу это понять.

— Ты его любишь?

Николь пристально смотрела на огонь в камине. Она молчала, боясь произнесенных слов.

— Он не любит меня. Он любит Элизабет, а она очень милая и добрая, а вначале я ненавидела ее. Он просто… желает меня.

Джейн усмехнулась:

— Любовь между двумя людьми — очень редкий и драгоценный дар, Николь. Редкий и драгоценный. Я полагаю, что если бы он действительно любил Элизабет, то не хотел бы тебя. Герцог — человек слова, и он никогда не нарушит своего обещания. Я рада, что ты ясно видишь и понимаешь ситуацию. Ты молодая и сильная девушка, и я знаю, что ты сможешь забыть его.

Николь уже почти рыдала:

— Я никогда его не забуду, никогда. Но это уже не имеет никакого значения.

Джейн встала, обняла дочь и стала успокаивать ее:

— Как бы я хотела помочь тебе.

— Мне уже хорошо!

— Все обернется к лучшему, Николь. Поверь мне. После того, что он сделал на пикнике, все начнут приглашать тебя, потому что он тебя признал. Конечно, тебе больно, но сейчас уехать из Лондона будет ошибкой.

— Марта говорит то же самое.

— Я хочу, чтобы ты осталась. — Джейн взяла ее руки в свои. — Это твой шанс восстановить себя в обществе и найти человека, который полюбит тебя. И не тряси головой. Переживи свою любовь к герцогу. Ты сейчас можешь стать леди, за которой будут ухаживать, которую станут приглашать. В Драгморе же ты обречена на одиночество в деревне. Мы оба просим тебя: останься здесь и попытайся воспользоваться тем, что сделал для тебя герцог.

Родители очень редко просили Николь о чем-либо, и она не могла им отказать, да и не хотела. Не хотела уезжать, не хотела забывать герцога и не хотела в Драгмор, где она, откровенно говоря, будет по нему чахнуть.

— Вы действительно думаете, что меня будут принимать в обществе и я буду пользоваться успехом?

Она попыталась представить себе будущее, которое хотела для нее мать: она вращается среди неженатых людей, которые за ней ухаживают. Наконец она находит себе принца, который сразу делает ей предложение. Но, увы, из этого ничего не выйдет. Если она забудет его, у нее начнется жизнь, которой она никогда не хотела. Она нисколько не сомневалась в том, что для нее уже никогда не найдется принца и никогда она не сможет обрести счастье.

— Я уверена, — сказала Джейн.

— Я остаюсь.

Мать была в восторге. Затем, вначале явно не решаясь, она все-таки спросила:

— Раз ты остаешься, Николь, я должна сказать тебе о приглашении, которое мы получили сегодня. Это приглашение на субботу и воскресенье принять участие в охоте.

— Я очень люблю охотиться, — сказала Николь.

— Нас приглашает Дауэйджер, герцогиня Клейборо.

— Мама, я не могу.

Но даже произнеся эти слова, Николь мгновенно представила себе, что в охоте примет участие он, а Элизабет, конечно, не сможет охотиться.

— Я не очень хорошо знаю герцогиню, но мы на протяжении уже многих лет изредка встречаемся и разговариваем. Она мне очень нравится, и я думаю, такие же чувства она испытывает и ко мне. Только тридцать семей получили приглашения, тридцать самых влиятельных семей. Среди приглашенных есть один или два свободных молодых человека. Мне бы хотелось, чтобы ты познакомилась с ними. И то, что герцогиня великодушно включила тебя в список, означает, что, как и герцог, она берет тебя под свое покровительство. Это только начало, Николь.

Конечно, больно будет там видеть герцога и Элизабет вдвоем, но сердце жаждало встречи с ним. В то же время Николь понимала, что значит для нее получить приглашение от Дауэйджер, герцогини Клейборо, к ней в дом на уик-энд. От такого приглашения не отказываются.

— Она очень достойная женщина, и, как ее сын, не может поощрять несправедливость. Я знаю, тебе неудобно быть там, и если у тебя все еще болит сердце, а ты соглашаешься на поездку только из-за меня, то, право, не стоит. Ты можешь не ехать, а мы им скажем, что ты нездорова.

— Если она пригласила меня лично, то я еду, — сказала Николь, твердо решив начать новую жизнь, в которой у нее будет полно поклонников и успех, но… что-то говорило ей о том, что все это уже не для нее…

ГЛАВА 13

Элизабет почувствовала себя лучше только к полудню в понедельник. Вечером в день пикника герцог водил ее в театр, но им пришлось уйти, не досмотрев спектакль, так как она почувствовала себя совсем плохо. После театра она два дня не вставала с постели. У нее не было высокой температуры, но не прекращались боли во всем теле. Врач, которого привел герцог, не смог поставить точный диагноз, но у него были серьезные опасения по поводу сердца. Поэтому он считал, что ей надо вести самый спокойный образ жизни и как можно больше отдыхать.

— Но почему же она жалуется на боли во всем теле? — потребовал ответа герцог, разозлившись, что врач не может установить причину недуга.

— Это вполне может быть грипп. Вы говорите, что раньше у нее ничего подобного не было, не так ли? — спросил доктор.

— Да, это верно, — ответил герцог.

Тогда врач посоветовал дать ей немного настойки опиума.

В понедельник Элизабет уже сидела в кровати и улыбалась—чувствовала себя значительно лучше. Во вторник она со служанкой отправилась по магазинам, — похоже, доктор был прав, у нее был грипп, а уставала она действительно, видимо, из-за слабости сердца. Герцог вздохнул с облегчением. Ухудшение здоровья Элизабет не только тревожило его, но начало пугать. Он привык контролировать себя — у него были железная воля, выдержка и самодисциплина. Если дела выходили из-под контроля и начинали идти непредвиденным образом, он начинал работать без устали до тех пор, пока все не нормализовалось. Уже много лет прошло, как он единолично правил в герцогстве и привык к огромной власти. В случае с недугом Элизабет он почувствовал себя абсолютно бессильным: состояние ее здоровья не было ему подвластно. Наступившее улучшение стало приятной неожиданностью.

Жизнь герцога из привычной, размеренной и трудовой превратилась в какую-то суматошную и непрогнозируемую. И дело было не только в болезни Элизабет, но и в Николь, к которой он испытывал неослабевающий интерес. Он уже убедился, что никакой самоконтроль у него не сработает, как только дело коснется Николь Шелтон.

Каждый день у него был заполнен множеством дел, но он вменил себе в обязанность утром и вечером приезжать и справляться о здоровье Элизабет. Он считал, что поступать иначе было бы с его стороны явной неучтивостью.

Герцог постоянно сравнивал обеих девушек: Элизабет — такая хрупкая, миниатюрная и болезненная, и Николь — здоровая, красивая, полная энергии.

Однажды, сидя у постели захворавшей Элизабет, герцог поймал себя на мысли, что он не хочет ее как женщину и никогда не хотел. Он даже ни разу ее не поцеловал. Правда, однажды в день рождения, да и то только потому, что она ждала от него этого. Это был очень целомудренный поцелуй.

С Николь все было по-другому. Он обнимал ее так, будто хотел всю вобрать в себя.

Но стать его женой должна Элизабет. Она, конечно, будет примерной женой, но представить ее в постели он не мог. Когда дойдет до дела — справлюсь, решил он.

Она спала в кресле своей маленькой гостиной, а он стоял рядом и смотрел на нее. Какое юное, невинное лицо! Впервые он задумался о правильности обряда помолвки. Их обручили в младенческом возрасте. И все эти сомнения из-за Николь, из-за ее вторжения в его жизнь… Теперь он уже сожалел, что присутствовал на пикнике и спасал ее. Пусть бы это был кто-нибудь другой, но… он знал, что обманывает себя. Если бы…

Усилием воли герцог прервал ход своих рассуждений. Он считал, что жизнь — вещь конкретная и одно обстоятельство всегда рождает другое, реальность — создает реальность, и фантазировать — это удел слабых, глупых, романтичных людей. Себя он к ним не причислял.

Как хорошо, что она уехала из Лондона! Ему стало намного легче. Казалось, что одно ее присутствие вызывает в нем страсть, контролировать которую он не способен. Это было обидно, так как он привык гордиться своим чувством самообладания.

Во вторник вечером они с Элизабет были в гостях у графа Равенсфорда, где собрались самые близкие друзья. Среди них, к немалому удивлению герцога, были граф и графиня Драгмор. Меньше всего ему хотелось сейчас встречаться с ними, но не подойти и не поговорить было бы верхом неприличия. Он решил это сделать перед тем, как будут приглашать к столу.

Герцог представил им Элизабет, очень дружелюбно поговорил с ними, заметив при этом, что графиня незаметно очень внимательно рассматривает его невесту. Ему стало неловко от мысли, что ей известно больше, чем нужно, о его отношениях с их дочерью. Он постарался быстрее отогнать эту глупую мысль, чтобы не чувствовать за собой вины.

К концу ужина Элизабет побледнела, ей стало плохо. Заметив это, герцог отвел ее в сторону и поинтересовался, что с ней. В ответ она улыбнулась ему обворожительной улыбкой, заставив улыбнуться и его.

— Ты обо мне беспокоишься, словно старый ворчун!

— Может быть, поедем домой? Ты выглядишь очень усталой.

Элизабет заколебалась:

— Я боюсь, что мы испортим такой замечательный вечер.

— Я все объясню хозяину, — сказал герцог.

Пока герцог прощался с супругами Равенсфорд, Элизабет пошла в туалет. Объяснив причину своего отъезда, герцог стоял в холле рядом со слугой, державшим меховой палантин Элизабет. Неожиданно в холл вошла графиня Драгмор и направилась прямо к нему.

— Ваше сиятельство, я знаю, что мое желание не совсем уместно, но мне бы очень хотелось с вами поговорить.

Это было более чем неуместно и необычно, но герцог кивнул в знак согласия.

Интересно, что ей нужно? И какое неуважение к условностям, какая смелость! Она старше его лет на десять и все еще поразительно хороша. Слуги любят поболтать лишнее. И уж конечно, слуга, который сейчас держит накидку Элизабет, наплетет всяких небылиц о герцоге и графине Драгмор. Однако если ей все равно, что о них будут говорить, то ему и подавно. И еще он подумал, что привычку несоблюдения условностей Николь унаследовала от матери, бывшей актрисы. Герцог попросил дворецкого оставить их на некоторое время.

— Благодарю вас, — улыбнулась графиня, — мы с мужем хотели выразить вам нашу глубокую признательность за то, что вы сделали на днях на пикнике.

Герцог молчал.

— Вы не только помогли нашей дочери в очень неловкой для нее ситуации, но и сделали возможным ее возвращение в общество. Мы не знаем, как отблагодарить вас.

— Она очень понравилась Элизабет. Я не мог поступить иначе.

«Как Николь Шелтон может вернуться в общество, если она уехала из Лондона?» — мгновенно возник у него вопрос.

— Николь тоже в восторге от нее. Я очень рада, что ей стало лучше. Как видите, в Лондоне не может быть секретов.

— Благодарю вас. — Выражение его лица не изменилось, но он никак не мог поверить, что Элизабет может понравиться Николь.

Появилась Элизабет. Она поздоровалась с графиней.

— Извините, я немного подслушала. Мне очень нравится ваша дочь. Передайте ей, пожалуйста, привет от меня и скажите, что я, как только смогу, обязательно к ней заеду.

Герцог нахмурился и вежливо спросил графиню:

— Так вы теперь собираетесь в деревню?

— Не сразу. Николас вернется в Драгмор через несколько дней, а я должна остаться. Мне так редко случается побыть в Лондоне с двумя дочерьми. Конечно, я буду сопровождать их везде.

— Понятно.

Значит, она все-таки не уехала. Как ни странно, но он не рассердился. Еще несколько дней назад ее присутствие в Лондоне бесило его. А где же сейчас его злость? Улетучилась, исчезла…

Интересно знать, специально ли она ему лгала? Инстинктивно он чувствовал, что нет. Не могла она этого сделать. Сначала он не позволял себе вспоминать о пикнике, а теперь только о нем и думает. Что-то случилось с ними тогда. Что-то зажглось в нем и не гасло. Что-то такое, что он боялся рассмотреть поближе и что было значительно большим, чем просто страсть. Вот под влиянием этого чего-то Николь и хотела уехать из Лондона, и он почувствовал облегчение. Но она не уехала.

Элизабет сразу заметила, что настроение у Хэдриана изменилось, и в карете Клейборо, в которой они ехали к ней домой, она спросила:

— Ты расстроен, Хэдриан? Я сделала что-нибудь такое, что огорчило тебя? Ты хотел еще остаться в гостях?

Ему сложно было мгновенно переключиться на свою невесту, и он ответил уклончиво:

— Ты ничем не могла огорчить меня.

— Я очень рада. Как только буду лучше себя чувствовать, обязательно навещу леди Шелтон.

Он уже не справлялся с наплывом чувств и впечатлений. Разбираться в них было бесполезно. Словно огромная волна подхватила его и понесла…

Неожиданно все ощущения сконцентрировались в два четких образа: Николь на маскараде у Аддерли в вызывающем наряде цыганки, он спас ее, не задумываясь о мотивах, хотя было понятно и дураку, что ей там было уготовано; и Николь на благотворительном пикнике, окаменевшая от унижения, но гордая, скрывающая обиду и боль. Ему не хотелось, чтобы его невеста навещала Николь Шелтон, и в то же время он не хотел отнимать у Николь шанс вновь обрести то положение, которого она несправедливо была лишена.

— Очень внимательно с твоей стороны, — сказал он.

Элизабет счастливо улыбалась, а герцог хмурился.

В пятницу в полдень Шелтоны приехали в Мэддингтон, в дом Дауэйджер, герцогини Клейборо. Имение, принадлежавшее Клейборо более пятисот лет, когда-то было огромным земельным владением семьи в Дербошире. Со временем это владение превратилось в небольшое имение, в основном занятое парком площадью не более ста акров. Остальные земли были проданы или перешли к другим владельцам. Поместье было построено еще в период норманнского господства в Англии, но некоторые сооружения хорошо сохранились. Однако за прошедшее время было сделано столько всяких перестроек, что теперь только квалифицированный эксперт по архитектуре мог определить, к какому времени и к какому стилю относится то или иное сооружение.

Николь и Регину отвели в комнату, специально отведенную для них обеих на эти дни. У родителей тоже была отдельная комната. Затем им объявили, что ужин будет в восемь часов, а пока они могут принять горячую ванну и им будет подан чай. Обе девушки были рады и тому, и другому.

Регина с разбега прыгнула на огромную кровать, а Николь подошла к балконному окну и выглянула наружу. Под маленьким балконом простирались изумрудно-зеленые лужайки. В комнате было тепло, но Николь трясло от нервного напряжения и страха. Ей очень хотелось знать, приехал ли герцог.

Когда в середине недели прошел слух, что Элизабет заболела и слегла, Николь подумала, что они не приедут. Она понимала, что глупо надеяться на какую-либо встречу с ним, так как он не отходит от своей невесты. Но пытаться удержать свои чувства для нее было то же, что удерживать взбесившуюся лошадь. Но вот Элизабет поправилась. Николь с показным сочувствием воспринимала все, что становилось известным об этой паре, вызывая тем самым подозрения у Марты и Регины. А по существу, ее интересовал только герцог. Она знала, что он на этой неделе два раза выводил невесту в свет, и предполагала, что у них не будет причин не приехать в Мэддингтон.

В окно было видно, как к дому подкатила коляска, запряженная шестеркой белых лошадей. Николь не обратила на нее внимание, так как на ней не было гербов с тремя львами.

— Какой красивый дом, — расслабившись на кровати, заметила Регина. — Леди Изабель славится своей элегантностью.

Николь кивнула, она даже не заметила, как хороша комната: стены обиты голубой и белой тканью, диван — розовым дамастом, постели покрыты тоже бело-голубым, и на каждой — гора кружевных подушек. Огромный вишневый ковер восточной работы лежал на полу.

— Она славится еще своим умением вести дела, — добавила Николь. — Вообще мало женщин, умеющих управлять предприятиями, но из них никто не принадлежит к высшему обществу.

Девушки слышали, что герцогиня умная и сильная женщина, и Николь ожидала увидеть что-то мужеподобное. Но перед ними предстала бесконечно женственная, красивая и чрезвычайно добрая женщина.

— Говорят, она славится не только этим, — сказала Регина. — Говорят, ей дали имя в честь бабушки, женщины, у которой было семь мужей и которая была любовницей турецкого султана и короля.

— Турецкого султана? Короля? Какого короля? — смеясь, переспросила Николь, не веря ни единому слову.

— Ну, полагаю, одного из сыновей Вильгельма Завоевателя. Давным-давно, — сказала Регина.

Раздался стук копыт, и еще одна карета подъехала к дому. Николь бросилась к окну, но это был не он.