Герцог все утро просматривал какие-то счета и деловые бумаги. Работа шла плохо. Обычно по утрам он отправлялся верхом на фермы, объезжая имение. Но сегодня утром, оставив жену одну досматривать сны под бархатным покрывалом, он решил заняться бумагами.
Герцог обычно вставал рано, и сегодняшний день не был исключением, несмотря на бурную ночь. Он не был уверен, спал ли за всю ночь хоть час, однако усталости, как это ни странно, не ощущал. Напротив, он чувствовал, как бодрость наполняет его мышцы. И все это благодаря его жене. Его жене. Все утро он произносил эти слова, проверяя, как они звучат. Он сам удивлялся чувствам удовлетворения и собственности одновременно, которые испытывает. Не думать о ней он не мог. Николь владела всеми его мыслями, и он ничего не мог с этим поделать. Но в конце концов, почему бы нет? Ведь теперь она его жена. Он может думать о ней, сколько ему захочется.
Станет ли она подобрее после невероятной ночи, проведенной вместе? При этой мысли сердце у него радостно шевельнулось. А может быть, она проснулась прежней гордячкой? Станут ли они впредь бороться за класть или между ними наступит мир?
Когда раздался легкий стук в дверь, он вскочил, нечаянно задев на столе бумаги, которые разлетелись по полу. Он наклонился, чтобы быстрее поднять их, зная, что за дверью стоит Николь — причина его неуклюжести. Решив разобрать бумаги позже, он свалил их в беспорядке на столе. Быстро пройдя через кабинет, он открыл дверь.
У Николь пошел румянец по щекам, когда их взгляды встретились. С минуту они молчали, оценивая настроение друг друга.
— Доброе утро, — произнесла Николь.
— Доброе утро, — ответил вежливо Хэдриан. Голос выдал его чувства. Эти чувства он и сам не хотел анализировать, но они были окрашены во все цвета радуги, были ярки и ясны.
Потом он вдруг обратил внимание, что держит ее в дверях. Он сделал шаг в сторону и произнес:
— Пожалуйста, входите.
— Спасибо.
Он закрыл за ней дверь, заметив, что она великолепна в своем зеленом с желтым костюме. Яркий желтый цвет ей удивительно шел. «Топазы, вот что сюда напрашивается, — подумал он. — Куплю ей топазы».
Николь прошла на середину комнаты. Он наблюдал за ней. Она повернулась к нему, улыбаясь осторожно, неуверенно. Он улыбнулся ей в ответ, поняв, что никто из них не таит злобу. Он заметил также, что она теперь совсем не похожа на вздорную, дерзкую девчонку. Сегодня она старалась быть сдержанной и вежливой, он, кстати, тоже — что уже само по себе было объявлением перемирия.
— Вы хорошо спали? — начал он разговор, прервав затянувшуюся паузу. С ней было трудно разговаривать, не ощущая физическую близость. На какое-то мгновение у него даже возникло желание повалить ее на диван. Интересно, как бы она к этому отнеслась?
— Да. Нет. Не особенно. — Что-то похожее на смешок вырвалось при этом из ее горла.
На этот раз и он искренне улыбнулся. Их взгляды встретились. Николь первая отвела глаза в сторону и разволновалась.
— Я пришла поздороваться.
— Я рад.
У нее закружилась голова — она посмотрела на него удивленно. Он почувствовал, что краснеет, и отвернулся. А если она догадается, что ему хотелось бы, чтобы она была очень послушной, более чем послушной?
— О да, — сказала она с готовностью.
Хэдриан открыл дверь и предложил ей пройти вперед.
— После официального представления, — сказал он, остро ощущая чувственное напряжение между ними, — я должен буду уехать: необходимо позаботиться о делах, которые я так надолго забросил.
Может быть, она огорчена? Но не настолько же он глуп, чтобы надеяться на это.
— Миссис Вейг подаст ленч в час. Вы можете изменить время по своему усмотрению.
— Нет. Час дня меня устраивает.
Трудно было идти с ней рядом и не наброситься на нее. В этом смысле вчерашняя ночь все усугубила. Он понимал, что поступил бы как последний эгоист, заявив сейчас о своих правах и потащив ее наверх. Вероятно, сегодня ей трудно ублажать своего неуемного мужа, но тем не менее он не мог выкинуть эту мысль из головы.
Представление заняло один час. Весь штат прислуги, обслуживавшей внутренние покои дома, составлял сто десять человек. К этому следовало бы еще добавить садовников, лесников, егерей, управляющего парком, конюхов и кучеров, псарей, дрессировщиков, каретников, эскорт, каменщиков и плотников. Герцог пояснил, что два каменщика и четыре плотника необходимы, так как все время нужно что-то поправлять и ремонтировать в таком старом доме.
Затем он проводил ее в дом, если так можно нажать этот дворец. Миссис Вейг и Вудворд встретили герцогиню у дверей.
— Желаю вам приятно отобедать, мадам. К сожалению, я не смогу к вам присоединиться. — Он сказал это официальным тоном, но сожаление прозвучало искренне.
— Я понимаю, — сказала Николь, опустив голову. — Когда вы вернетесь… э… мой господин?
Он удивленно вскинул бровь и улыбнулся тому, с какой осторожностью она выбирала форму обращения к нему. Это была обычная, правильная форма обращения. Да, сегодня утром она была образцом благопристойности. Неужели его жена решалась на большее, чем просто перемирие? Неужели она изменилась в душе? Не преждевременно ли радоваться перспективе счастливой семейной жизни?
— Я намерен вернуться к восемнадцати тридцати. Если вы не возражаете, мы могли бы встретиться в Красной гостиной и выпить шерри перед ужином в девятнадцать тридцать. Ужин в двадцать часов. Конечно, если все это вас устраивает.
— Да. Прекрасно, — сказала Николь, немного смутившись.
— Вы можете менять здесь все, что вам захочется, Николь, — сказал тихонько герцог, чтобы только она могла его услышать, Он давал понять, что ей предоставляется в его поместье полная власть наравне с ним.
— Вам стоит только сказать мне, миссис Вейг или Вудворду, что бы вы хотели сделать.
Николь кивнула, глядя на него широко открытыми глазами.
Хэдриан не решался сразу уйти. Неожиданно ему захотелось поцеловать ее на прощание. Но это должен быть не вежливый клевок в щеку, а поцелуй настоящей страсти. С большим трудом он отказался от этого намерения.
Он жалел об этом весь день.
ГЛАВА 29
Очень скоро жизнь пошла своим чередом.
Николь просыпалась, когда Хэдриана уже не было — он занимался делами. Николь не видела его весь день, и встречались они на короткое время вечером в библиотеке на первом этаже. Она узнала, что он уезжает в свои имения после восхода солнца, а возвращается домой в полдень. Однако Николь считала, что не стоит его отвлекать, когда он находится в своем святилище, хотя иногда у нее возникало большое желание прийти к нему в кабинет.
Итак, в распоряжении Николь был почти весь день. После расслабляющей ванны — спешить все равно было некуда — Николь одевалась в присутствии миссис Вейг и под ее руководством, о котором она даже не догадывалась. Затем из своих апартаментов она спускалась к повару, чтобы обсудить с ним меню на день. Казалось, что это для всех имело чрезвычайно большое значение. После этого ей делать было нечего. Миссис Вейг и Вудворд со всеми работами по дому справлялись очень хорошо, поэтому Николь считала неразумным вмешиваться в их дела. Другим очень важным для нее занятием была подготовка платья к ужину. Правда, все ее хлопоты сводились только к выбору; в порядок его приводили, разумеется, слуги.
Она еще совсем недолго жила в этом доме, поэтому скучать ей не приходилось. Семиэтажный дом был огромен. Начав его исследовать в первый же день, Николь была далека до завершения знакомства со всеми его апартаментами.
Она как-то подумала, чтобы внимательно исследовать весь дом, ей не хватит жизни.
Еще она подумала, что было бы хорошо вместе с Хэдрианом верхом объезжать фермы, смотреть за сельскохозяйственными работами, побывать на скотоводческих фермах.
Эти мысли она отбрасывала сразу же. Ей и спрашивать ни у кого не нужно было, она сама знала, что герцогини не занимаются управлением своих имений. Возможно, что они и дома свои целый день не осматривают. Николь никак не могла догадаться, что же они все-таки делают.
В час дня она обедала одна. В первый день ей накрыли стол в большой столовой для официальных встреч и приемов. Ей там совсем не понравилось, было очень неуютно. Она одна сидела во главе стола, и несколько служанок под руководством Вудворда пода-пали ей обед из семи блюд. Вудворд улавливал каждое ее желание, чтобы сразу же его удовлетворить. Николь никогда много не ела, и у нее не было изощренного вкуса — к пище она была равнодушна. Больше в этой столовой она обедать не стала и попросила накрывать себе в музыкальной комнате.
После обеда она каталась верхом. Старший конюх был грубоватый низкорослый ирландец по имени Вильям О'Генри. Сначала он настаивал на том, чтобы в ее прогулках участвовало сопровождение из шести слуг в ливреях. От такой перспективы Николь пришла в ужас. А поскольку ее муж совершенно определенно разрешил ей все делать по своему усмотрению, то она настаивала, что будет ездить одна. О'Генри на это не соглашался ни в какую. Он боялся, что герцог его тут же уволит, если он выпустит герцогиню одну. В конце концов было решено, что О'Генри будет сопровождать госпожу на прогулках. А через некоторое время Николь нашла его общество даже приятным. Ирландец был просто прелесть: он не только был прекрасным наездником, но и довольно умным человеком. Он развлекал ее рассказами о выведении новых пород лошадей, скачках и охоте, рассказал несколько занимательных анекдотов о лошадях, за которыми он ухаживал.
Николь возвращалась к пяти часам, так как ей требовалось много времени, чтобы одеться к ужину. В тот первый день она попросила Ани немного пошпионить за герцогом. Девушка осторожно узнала, что хозяин к ужину еще не одевался и что его наряд состоит из мужской домашней куртки, брюк и домашних туфель. Это облегчало задачу Николь.
Горя желанием увидеть Хэдриана после их первой брачной ночи, Николь тщательно выбирала свой костюм. Она надела повседневное платье темно-голубого цвета. Осторожно выяснив у миссис Вейг, какие украшения ей больше к лицу, она решила не надевать жемчуг и бриллианты, а приколола на воротничок камею. Духами, с легким приятным ароматом, она подушила запястья и шею. В течение часа две служанки укладывали ее волосы так, чтобы прическа казалась естественной и незатейливой.
Герцог ожидал ее в библиотеке. Николь очень огорчилась, увидев мужа в официальном двубортном черном костюме с галстуком. Может быть, Ани что-то напутала? Теперь надежда была лишь на то, что Хэдриан не подумает, что она недостаточно хорошо выглядит.
На следующий день Николь решила, что будет такой, какой приличествует быть герцогине. Она выбрала платье с низким вырезом прямого покроя, сшитое по самой последней моде. Платье она украсила бриллиантами. Из аксессуаров она взяла сумочку под цвет платья и изящный шелковый веер. На прическу ушло два часа — на этот раз она была очень незатейливой. Она решила не совершать два раза одну и ту же ошибку.
Хэдриан встретил ее в домашней куртке и домашних туфлях. Она была в ужасе.
— Получается, что наши цели расходятся, мадам, — сухо прокомментировал он, а глаза выдавали его полное восхищение.
— Вчера вечером вы так прекрасно оделись, — сказала Николь тихим голосом, с трудом сдерживая смех и смущаясь от его слишком откровенного взгляда.
— В прошлый раз, мадам, вы же не оделись официально.
Она посмотрела на него, и они одновременно улыбнулись. Хэдриан подошел к ней взволнованным шагом. Даже в своей домашней куртке он был воплощением мужественности. Казалось, он нес в себе огромный заряд сексуальной энергии. Он подал ей шерри.
— Пожалуй, нам нужно это обсудить, — сказал он низким, волнующим голосом.
У Николь пересохли губы: никогда она не сможет не реагировать на его близость, жар, желание.
— Что бы вы хотели? Что я должна сделать?
— А стоит ли сейчас об этом спрашивать?
Николь покраснела, вспомнив, что она делала минувшей ночью. Это была ночь экстаза. Ни одной достойной женщине даже в голову не придет, что такое возможно между любящими женщиной и мужчиной.
Он помог ей побороть смущение, дотронувшись указательным пальцем до ее щеки.
— Простите меня. Я от вас просто схожу с ума, госпожа супруга.
У Николь от удовольствия закружилась голова.
— Если вы хотите, я пойду к себе и оденусь более официально, — серьезно сказал он.
Она покачала головой:
— Мне больше нравится, когда вы одеты так.
Он улыбнулся, и она улыбнулась. Впервые между ними было взаимопонимание.
Каждый вечер они ужинали в парадной столовой. Это было незыблемое правило, и ему подчинялись все. Николь еще в первый день подсчитала стулья: за столом могло разместиться восемьдесят человек. Сидели так: он — на одном конце стола, она — на другом. Конечно, поговорить за столом они не могли. Самое большее, что она могла позволить себе — это осторожно, а иногда и не очень, посмотреть на него. Он тоже бросал на нее взгляды, которые к концу ужина становились все жарче и жарче. К концу недели Николь решила настоять на том, чтобы ужин накрывался в столовой меньших размеров. Хэдриана эта просьба удивила, но, как показалось Николь, и порадовала. С тех пор они ужинали в маленькой столовой на первом этаже. И хотя теперь вполне можно было разговаривать друг с другом, они говорили мало: слишком сильное напряжение возникало между ними, так как оба знали, что после ужина их ждет ночь, полная жаркой страсти и необузданных желаний.
В конце первой недели приехали ее мать, Регина и Марта. Николь была в полном восторге. Незадолго до визита Джейн прислала ей записку, где спрашивала, не будет ли Николь возражать, если они приедут. Николь ответила, что будет очень рада видеть их в своем доме. А то, что с матерью и сестрой приехала Марта, было приятной неожиданностью. Николь сдержала себя и не выскочила им навстречу, как ей очень хотелось. Она хорошо усвоила свой новый статус. Вудворд проводил гостей в большую, полную света музыкальную комнату, а через несколько минут появилась Николь.
Она была одета в повседневную одежду герцогини. Платье из муара золотого цвета, отделанное кружевами, было очень дорогое. На ней был подаренный Хэдрианом потрясающий ансамбль из топазов, инкрустированных бриллиантами. Ее волосы были высоко и очень элегантно подобраны. Гости смотрели на нее во все глаза и не могли произнести ни слова.
Николь радостно устремилась к ним:
— Мама! Регина! Марта! Как я рада, что вы приехали!
Марта медленно оглядела Николь, потом обстановку и сказала, улыбаясь:
— Так, так… Тебе идет быть герцогиней.
Николь вспыхнула от удовольствия.
— Мне кажется, что я должна выглядеть соответственно, — сказала она, показывая рукой на платье, — хотя до сих пор еще никто не обратил внимания на мои старания, кроме прислуги.
— А муж? — спросила Марта.
— Он встает с солнцем и сразу же уезжает по делам. Иногда он возвращается днем, но закрывается у себя в кабинете и выходит только к ужину.
По ее лицу можно было догадаться, что это не жалоба…
Джейн внимательно посмотрела на дочь и спросила, не сдержав улыбки:
— Как поживает твоя душа?
— Какая же я была глупая! — воскликнула с чувством Николь. — Как я могла сопротивляться такому браку!
— Значит, ты счастлива?
Николь лукаво прикусила нижнюю губу.
— Я должна признаться, что больше гордости у меня не осталось. Я более чем счастлива, я в восторге!
Марта бросилась обнимать ее:
— Как я рада!
— Дорогая, я так счастлива! — воскликнула мать, заключая ее в объятия.
Регина сидела с широко раскрытыми глазами.
— Я тоже рада за тебя, — выговорила она наконец, и в ее прекрасных золотистых глазах заблестели слезы.
— О, Ри! — воскликнула Николь.
— Я искренне сожалею, что мы с тобою ругались, честное слово.
— Это я была эгоистка. Ты ни в чем не виновата, — произнесла Регина дрожащим от волнения голосом. — Это папа заставлял меня ждать, пока ты не выйдешь замуж.
— Мне бы следовало знать, что ты чувствовала, — возразила Николь и взяла Регину за руку.
— Так ты влюблена? — шепнула Регина.
— Да, очень, — так же шепотом ответила Николь.
Сестры счастливо обнялись.
Когда возбуждение прошло и все расселись, Николь спросила:
— Мама, а как отец?
— Хорошо. Он будет страшно рад, когда узнает, что ты счастлива.
— Мне так жаль, что мы с ним ссорились. Он был прав, настояв на моем браке с Хэдрианом. Ничего лучшего не было за всю мою жизнь!
— Почему бы тебе самой не сказать ему об этом? — спросила явно довольная Джейн. — Он так по тебе скучает, дорогая. Он так беспокоится, что поступил, возможно, неправильно.
— Я напишу ему письмо и передам с тобой. Пожалуйста, скажи ему, чтобы он как можно скорее приехал ко мне в гости.
Женщины стали возбужденно обсуждать тысячи вещей, связанных с браком Николь. Потом Николь сказала:
— Я думаю, что со временем он по-настоящему полюбит меня. А если не полюбит, то мы станем по крайней мере хорошими друзьями. Он добрый, внимательный, относится ко мне с большим уважением. Я вижу, что он старается сделать все, чтобы доставить мне удовольствие. — Николь покраснела.
— Точно так же, как это стараешься сделать и ты, — заметила Марта, все еще до конца не веря, что Николь так сильно изменилась.
— Да, конечно, — ответила Николь и еще сильнее покраснела, вспомнив, как она старается угодить ему в постели. В этом она, вне всякого сомнения, преуспела. Очень уж быстро она приобретает опыт и мастерство настоящей куртизанки, решила она про себя. Прошлой ночью она наконец решилась и осмелилась сделать то же, что делал он с ней и чего ей хотелось с самой первой ночи — ласкать его тело руками и поцелуями. После этого он долго не выпускал ее из своих объятий.
— Не могу дождаться, когда вы оба начнете выезжать, — сказала удовлетворенно Регина, — просто не могу дождаться, когда вас, нынешних, увидят в обществе. Я бы на твоем месте не стала никого приглашать из тех, кто раньше не приглашал тебя.
— Так, как было в прошлый раз, больше не будет никогда, — сказала Николь решительно.
Воспоминания о ее поведении в день свадьбы были ей ненавистны: как же она могла так унизить Хэдриана перед гостями! Просто поразительно, как он еще сдерживает свою злость и огорчение и не выплескивает все это на нее.
— О, надеюсь, что такое больше не повторится! — воскликнула Марта. — Герцог до сих пор еще является мишенью для насмешек. Но как только вас увидят вдвоем и убедятся, что у вас все хорошо и даже больше, чем хорошо, то сразу кончатся все шутки и смешки.
— Шутки? Какие шутки? — удивилась Николь.
Марта быстро взглянула на Джейн, которую разговор явно не заинтересовал, так как она, похоже, тоже ничего не знала о том, что теперь говорят в обществе о ее дочери и зяте. Регина хоть и знала все, но молчала.
— Дорогая, это не имеет никакого значения. Важно, что ты и он прекрасно ладите между собой.
— Скажите мне все. — Николь упрямо поджала губы.
Марте очень не хотелось рассказывать, но она вздохнула и начала:
— За неделю до вашей свадьбы герцог предстал самым очаровательным, самым приветливым человеком. Все заметили, что он очень изменился, так как раньше он и не пытался скрывать свое безразличие и даже неприязнь к светским развлечениям и жизни общества. Помнишь, он обещал сыграть роль влюбленного дурака? Так он сыграл ее блестяще! Только об этом все и говорили — как безумно герцог влюблен и что ты, вероятно, была причиной такой резкой в нем перемены. Хоть все и считали, что такая поспешная свадьба — это скандал, но в то же время как-то оправдывали герцога, считая, что он безумно влюблен.
— О, не может быть, — сказала Николь, когда Марта закончила рассказ.
Марта опять тяжело вздохнула:
— К сожалению, твоя ненависть и озлобленность во время свадьбы были всеми замечены, и после этого единодушное одобрение свадьбы сменилось сомнениями. Стали говорить, что со стороны герцога действительно искренняя любовь, а ты не разделяешь его чувств. Все разговоры сейчас об этом.
.Николь была очень огорчена услышанным. Она разозлилась на себя из-за того, что так бездушно поступила с Хэдрианом. Их свадьба превратилась бы в скандал, если бы он не сумел, положить конец отвратительным слухам. Но он сделал гораздо больше. Он добился того, что их свадьбу приняли в свете, судя по тому, что рассказала Марта. Он оградил ее от всех неприятностей, как и обещал, а она, пусть даже непреднамеренно, все расстроила одним махом, сопротивляясь ему. Когда они теперь в следующий раз появятся в свете, она уж постарается вести себя так, что у всех исчезнут все сомнения относительно их чувств.
— Я не хотела тебя огорчать, — сказала Марта.
Николь ничего не ответила. Новая мысль вдруг поразила ее. Она совсем забыла о кровяном пятне на простыне после первой брачной ночи. Она не представляла другой причины кроме той, что Хэдриан где-то порезался. А сейчас ее осенило: это он еще раз пытался защитить ее от досужих разговоров о том, что она не была девственна в первую ночь. Ведь слуги с нижних этажей — самые первые распространители слухов! Не будь этого пятна, по всему Лондону от слуги к слуге разнеслось бы это известие и наконец достигло бы ушей их хозяев.
Теперь она не сомневалась, что кровяное пятно — уловка Хэдриана. Сердце переполнилось такой любовью к нему, что ей стало больно.
Гости остались на ночь. Всем было очень хорошо: много смеялись, шутили.
Графиня, Регина и Марта уехали наутро следующего дня.
После их отъезда Николь надела бриджи и сапоги и поспешила из дома. К этому времени все уже почти привыкли к ее одежде. Николь вспомнила, как в первый раз появилась в бриджах в этом доме. У служанок от удивления повылезали из орбит глаза, лакеи стояли с открытыми ртами. Вудворд побледнел, а конюхи заморгали и поскорее отвернулись. Надо признаться, что она тогда почувствовала себя не совсем уютно.
Она справедливо полагала, что герцогиням следует ездить в дамском седле, как это было модно в то время. Но ведь Хэдриан позволил ей делать все, что ей будет угодно, и ездить верхом по-мужски на своем жеребце ей было угодно больше всего.
Старший конюх поджидал ее. Она приветственно помахала ему рукой и улыбнулась. О'Генри тоже был одет в бриджи и сапоги, только сапоги были сильно поношены, а бриджи — в пятнах. Его зеленая куртка для соколиной охоты тоже видала виды.
— Добрый день, ваша светлость, — поприветствовал он ее, выводя коней. — Я думал, что вы не будете кататься в такой морозный день.
Они сели на коней и неторопливо поскакали. У Николь было отличное настроение, и мир казался ей прекрасным. А чтобы совсем было хорошо, нужно, чтобы муж любил ее. У нее появилась уверенность, что это вполне реально.
Через час они проехали поле и поскакали по деревенской улице. Никого вокруг не было, и О'Генри обратился к ней с усмешкой:
— Здесь Раффиан хотел бы пробежаться. Вы могли бы не отстать, ваша светлость?
— А вы сможете не отстать от меня? — Николь засмеялась.
О'Генри уже знал, что Николь прекрасная наездница, и теперь уже не так волновался за нее, как в первые дни.
Припав к седлу, Николь рванулась вперед. Они пустили коней в галоп — два жеребца с наслаждением неслись вперед, вытянув шеи. Промчавшись голова к голове около двух миль, всадники увидели на дороге троих мужчин, идущих им навстречу. Одновременно, как по команде, Николь и О'Генри натянули поводья, чтобы избежать наезда и не закидать прохожих грязью. Когда они подъехали ближе, Николь увидела, что это трое бедно одетых молодых людей с мешками за плечами. «Безработные крестьяне», — догадалась Николь. Все, чем они владели, находилось у них в мешках. Ей стало их жалко. Времена сейчас для низшего класса очень тяжелые.
— Мерзкие бездельники, вот кто это такие, — хрипло произнес О'Генри. — Если захочешь работать, всегда что-нибудь можно найти. Не давайте им ничего, ваша светлость.
Николь с радостью дала бы им несколько фунтов, если бы у нее с собой были деньги. Вдруг один из них встретился с нею глазами. Николь с любопытством посмотрела на него и отвернулась. Взгляд рыжего был дерзок и груб — она ему явно понравилась, и ему очень захотелось с нею потешиться.
Все трое молчали. Николь на них больше не смотрела, почувствовав вдруг неловкость, но она знала, что они смотрят на нее и старшего конюха.
— Объезжайте их, — сказал О'Генри тихо, пуская коня рысью.
Николь хотела сделать то же самое, но неожиданно рыжий схватил ее коня за уздечку. Николь пришла в ужас.
— Добрый, день, девушка. Какой у вас прекрасный конь!
— Пустите, пожалуйста, — спокойно сказала Николь, стараясь не поднимать шума и еще надеясь, что все кончится просьбой денег.
— Есть у вас один-два фунта? — спросил он с ухмылкой, открыв рот, в котором недоставало передних зубов.
— Пусти ее, — сказал О'Генри. Он вернулся, чтобы быть рядом с Николь. Ему пришлось резко натянуть поводья, когда один из троих встал у него на пути.
— У меня нет денег. Вы же видите, что у меня нет с собой сумочки.
— У нее нет с собой сумочки, ребята! — захохотал рыжий.
— Я сейчас тебя раздавлю, — предупредил О'Генри парня, преграждавшего ему дорогу, — пропусти ее светлость!
— Ее светлость! — еще пуще развеселился рыжий. — Если она ее светлость, то тогда и я буду герцогом! Если у нее нет денег, то это тоже неплохо. Зато у нее есть прекрасный конь и очаровательные ножки. Я постараюсь воспользоваться и тем и другим.
У Николь перехватило дыхание. О'Генри рванул вперед, чтобы исполнить свою угрозу и сбить парня, стоящего перед ним. В это же время Николь пришпорила своего коня, Но рыжий одной рукой удержал коня, а другой схватил Николь за ногу. Жеребец остановился, не зная, что делать дальше. Но и рыжий ничего не успел сделать. О'Генри подъехал к нему сзади, заставив отскочить в сторону мешавшего ему парня, и сильно хлестнул рыжего плеткой по спине. Заорав, рыжий отпустил Николь и бросился на О'Генри. Двое других парней стащили его с коня. Николь пронзительно закричала, когда трое бродяг начали избивать конюха. Не долго думая, она пустила своего коня прямо в центр схватки. Вертясь на одном месте, она яростно хлестала плеткой направо и налево.
Беззубый рыжий парень повернулся к ней. В его глазах горел яростный мстительный огонь. Николь попыталась хлестнуть его плеткой по лицу, но он выхватил у нее из рук плетку и отбросил ее далеко в сторону. Сердце у нее замерло. Бандит ухмылялся. В долю секунды Николь поняла, что ее судьба в руках этого негодяя, что сейчас может случиться то, что гораздо хуже смерти. Но неожиданно ее конь взбесился от криков и запаха человеческой крови и встал на дыбы, сильно при этом ударив рыжего копытом в грудь. Тот закричал и как подкошенный упал коню под ноги. Николь резко сдала назад, чтобы не раздавить его. Рыжий с трудом встал на колени. На лице у него была кровь, вся одежда порвана. Через минуту вся тройка бросилась наутек.
Сначала Николь смотрела им вслед, пытаясь успокоить коня. Затем она повернулась к О'Генри. Он сидел на земле, покачиваясь. Лицо у него было в крови, передний зуб выбит. Испуганно вскрикнув, Николь соскочила с коня и подбежала к нему:
— О, Боже мой! Вы в порядке?
Он посмотрел на нее. Его лицо было разбито и кровоточило.
— Насколько можно быть… ваша светлость. Вас они не обидели? Не так ли?
Не успела Николь ответить, как улыбка исчезла с его лица, глаза закатились и он потерял сознание.