- Молодчага ты, огир! - сказала Мин. - Но только, знаешь, кажется иногда, будто нас заставляют плясать на веревочках, как марионеток. Они играют нами, твои лихие та'верен. - Я не просил себе такой судьбы! - вспылил Перрин. - Не просил! - Не куклой ли вдруг почувствовал себя и ты, огир? - спросила великана Мин, не обратив внимания на вспышку Перрина. - Не оттого ли ты и скитаешься вместе с Морейн? Я ведь знаю, что огир почти никогда не покидают свои стеддинги. Не захлестнул ли тебя в свою судьбу некто из та'верен? - Просто я хотел увидеть рощи, что выращены огир, - пробормотал Лойал, занявшись вдруг тщательной прочисткой своей трубки. - Рощи - это всего лишь рощи, всегда и везде... - Он бросил взгляд на Перрина, будто ища поддержки, но Перрин молча усмехнулся. Ну, каково тебе оказаться на моем месте, в моей-то шкуре? Не слишком много зная об огир, уж в одном-то Перрин был уверен: Лойал - беглец. Ему уже девяносто лет, но для огир и его соплеменников это еще мальчишеский возраст. Покидать стеддинг дозволялось лишь зрелым мужам - это именовалось выхождением за Пределы, - и разрешение огир получали от Старейшин. А по людским стандартам, огир прожил уже огромную жизнь. Как-то Лойал говорил, что Старейшины вряд ли встретят его с восторгом, окажись он снова у них в руках. Лично он намерен оттягивать сей радостный миг как можно дольше. Вдруг шайнарцы всполошились, воины повскакивали со своих мест. Из дома Морейн выступил Ранд. Издалека Перрин зорко взял его взглядом. У Ранда были рыжеватые волосы и серые глаза. Он и Перрин были ровесниками, но Ранд был выше Перрина на полголовы и так же широк в плечах, но при этом оставался недосягаемо грациозен. По рукавам его красной куртки с высоким воротом сбегали шитые золоченые шипы, а на груди Ранда темный плащ был украшен вытканным чудовищем - четырехпалым змеем с золотой гривой, точно таким же, как на флаге. Перрин и Ранд дружили с детства. Остались ли мы и сейчас друзьями? Неужели я дожил до того. что приходится в этом сомневаться? Момент не больно подходящий... Выпятив подбородки, уложив руки на коленки, шайнарцы единым строем застыли в поклоне. - Лорд Дракон! - воззвал к повелителю Уно. - Приказывайте! Служба у вас великая честь! Обычно не в силах хотя бы в одну из фраз не подпустить ругательство, Уно вещал в ту минуту голосом, в котором звенело глубочайшее уважение. "Великая честь!" - эхом грянули остальные бойцы. Блеснул слезой Масима, привыкший видеть вокруг лишь дурные знаки. Глаза его теперь сияли беспрекословным почтением к Возрожденному Дракону. Проревел приветствие и Раган, и остальные воители, замершие в ожидании боевого приказа, если угодно будет Ранду отдать его. Сам же Ранд в тот миг взглянул на них, сбежал со склона вниз, да и скрылся в чаще кустарников, отвернувшись от своего воинства самым невежливым образом. - Опять ругался с Морейн, - повествовала Мин, точно знакомую книгу перечитывая. - Только на сей раз на перебранку у него ушел весь день... Не удивляясь услышанному, Перрин был и на сей раз все-таки взбудоражен. Спорить с Айз Седай? На Перрина нахлынули все сказки, слышанные в детстве. Там прямо-таки царили Айз Седай, они сажали на троны своих королей и с помощью тайных пружин управляли танцами народов. Те самые Айз Седай, чьи подарки всегда имели незаметный для тебя крючок, а плату за свою помощь они просили намного меньше, чем можно было поверить, но оборачивалась она куда большей, чем ты мог вообразить. Они могли своим гневом расколоть землю, были обучены овладевать силой молний. Сегодня Перрин уже знал: многие рассказы о подвигах Айз Седай были всего лишь легендами. Но и легенды раскрывали подлинную мощь сего имени лишь наполовину. - Нужно бы мне пойти за ним, - промолвил наконец Перрин. - Стоит им поцапаться - и ему тут же необходим слушатель, чтобы облегчить душу. Кроме Морейн и Лана, в поселке было лишь трое, кто не глазел на Ранда снизу вверх, будто тот уже командовал делами всех королей мира. На равных с ним удавалось держаться только Мин, Лойалу и ему, Перрину. А из этих троих знавал Ранда прежде лишь один Перрин. И Перрин Айбара двинулся вверх по склону, лишь разок умерив шаги, чтобы взглянуть на запертую дверь обители Морейн. Сейчас у нее, наверное. Лея и Лан. Покидать свое место подле Айз Седай Страж позволял себе крайне редко. Домик Ранда был поменьше, чем дворец властительницы Морейн. Расположенный на склоне горы гораздо ниже, чем ее палаты, он спрятался за стволами деревьев, будто бы ускользнув от группы поселковых построек. Ранд жил бы среди обитателей лагеря, но их собственный пиетет перед ним как бы вознес его над всеми. Ранд оказался наедине с самим собой. И оставался один на один со своей персоной слишком долго, как казалось Перрину. Впрочем. Перрин знал, что сейчас Ранд направился вовсе не в свою хижину. И Перрин пошел туда, где на краю долины-чаши высилась шагов на пятьдесят вверх скала, обнаженный камень которой украшал лишь жесткий кустарник, тут и там цепко впившийся в гранит. Перрин хорошо знал, в каком месте в серо-буром камне была расщелина, узкий проход, в который едва протискивались его плечи. И вот уже над головой его полосой струится свет позднего вечера, а сам Перрин как бы спускается в тоннель. Проведя юношу с полмили, расщелина распахнулась в горло долины, узкой и недолгой, с милю длиной, дно которой было усыпано валунами, а крутые склоны гор справа и слева оккупировал болотный мирт, а также сосны и вездесущие елки. Солнце, воцарившееся на самой высокой из горных вершин, расстилало по долу длинные тени. Обороняющие долинное место скалы были отлиты из беспорочного гранита, а в единственную трещину меж камней проскользнул Перрин; воитель оценивал теперь крутизну неприступных стен, словно вырубленных гигантским топором, вонзившимся в тело земли из выси. Здесь хватило бы двоих рубак, чтобы отбросить целую армию еще надежнее, чем на пороге горной чаши, откуда явился Перрин, но по дну не сбегал ручей, не звенел родник. Поэтому в долине бывал один только Ранд. И, поссорившись с Морейн, он пришел в это укромное место. Ранд стоял у входа в долину, опираясь спиной о ствол болотного мирта. Он молча разглядывал собственные ладони. И на каждой его ладони, как известно Перрину, была выжжена цапля. Каблук Перрина царапнул о камень, но Ранд не повел и бровью. Однако в тот же миг, не отрывая взгляда от собственных рук, он стал вполголоса произносить:
      - Дважды и дважды он будет отмечен, дважды - жить и дважды - умереть. Раз - цаплей, дабы на путь направить. Два - цаплей, дабы верно назвать. Раз - Дракон, за память утраченную. Два - Дракон, за цену, что заплатить обязан...
      Ранд содрогнулся и упрятал собственные драконьи меты на руках себе же под мышки. - Но никаких Драконов, - проговорил он свирепо. - Пока еще их нет. Перрин вглядывался в лицо Ранда. Мужчина, способный направлять Единую Силу. Мужчина, обреченный на безумие из-за испорченности саидин, мужской половины Истинного Источника. В своем безумном буйстве он уничтожит все и вся вокруг себя. Человек - нет, существо! - к которому с детства каждый питает страх и отвращение, но вот только... Только как же вдруг ощутить врагом - того, с кем дружишь с детства?! Неужели кому-то известен простой способ оборвать искреннюю дружбу? Ожидая, что скажет, как поступит его судьба, Перрин присел на плоский валун. Наконец Ранд к нему обернулся. - Здоров ли Мэт, как полагаешь, Перрин? Когда мы с ним виделись, от него остались кожа да кости! - Да уж поправился, верно... - Мэт уж, небось, в Тар Валоне. Там его исцелят. А Найнив с Эгвейн не дадут в беду угодить. Эгвейн и Найнив, а с ними еще Ранд, Мэт и Перрин. Все пятеро из Эмондова Луга, что в Двуречье. Кроме наезжавших торговцев да ушлых купцов, что закупали раз в году у трудяг добрый табак и шерсть, чужие в Двуречье почти никогда не заходили. Да и отбывать с родины в дальние страны резону ни у кого не имелось. Но повернулось Колесо, выбрало себе та'верен, и пятерым деревенским крепышам пришлось покинуть милые сердцу долины. Оставаться там они больше не могли И оставаться прежними тоже не могли... Выслушав Перрина, Ранд молча кивнул. - В последнее время, - молвил Перрин, - я ловлю себя на том, что лучше бы я остался орудовать молотом в кузне. А ты?.. Не хочется по-прежнему быть пастухом? - Долг, - пробормотал Ранд. - Смерть легче перышка, долг тяжелей, чем гора, - продолжал он. - Так говорят в Шайнаре... Темный зашевелился. Близится час Последней Битвы. И долг Возрожденного Дракона - в Последней Битве сразиться с Властелином Темных Сил, биться лицом к лицу! Иначе весь мир поглотит вечная темнота Тени. Колесо Времени будет сломано. И каждая Эпоха будет перекроена по меркам Темного. И против этого - лишь один я! Ранд смеялся без радости, плечи его горестно вздрагивали. - Долг правит мной, потому что кроме меня нет никого! Так, да? Отбрасывая нежданную тревогу, Перрин запахнул свой плащ. Смех Ранда уязвил его, покрыл его кожу морозом. - Я так понял, ты снова разругался с Морейн? - проговорил он. - И все по тому же поводу? - Но не всякий ли раз мы спорим все об одном и том же, мы, люди? - Ранд глубоко и шумно втянул в себя воздух. - Они там, внизу, заняли всю Равнину Алмот, и один только Свет ведает, где они еще. Их сотни. Тысячи! Они взывают к Возрожденному Дракону, потому что я поднял это знамя. Потому что я позволил объявить себя Драконом. Потому что иного выбора я не видел. И они гибнут. Сражаются, ищут, взывают к тому, кто должен бы повести их. Погибают... А я сижу всю зиму здесь, в горном убежище! Я... Я обязан им... - Ты как будто уверен, что твой путь мне по нраву, - Перрин покачал головой. - Ты тоже идешь у нее на поводу! - Ранд так и вспыхнул. - Ты хоть раз воспротивился ей? - Много же ты выиграл, поступая строптиво! - усмехнулся Перрин. - Ты артачился, спорил, а мы проторчали тут, будто чурбаны, всю зиму! - А почему? Потому, что она права! - И снова Ранд рассыпал стеклышки колющего смеха. - Всегда Морейн права, да спалит меня Свет! Они распались на мелкие шайки, рассыпались по равнине, по всему Тарабону и Арад Доману. Возглавь я любую - Белоплащники, доманийская армия, тарабонцы попросту раздавят их, как утка жучка. Смущенный Перрин в замешательстве чуть сам не рассмеялся. - Но ежели ты во всем соглашаешься с Морейн, объясни, пусть нас услышит сам Свет, отчего вы с ней все цапаетесь, точно кошки? - Нужно же мне что-то делать! Иначе... Иначе я лопну, как переспелая дыня! - Что-то делать? Если бы ты прислушивался к тому, что она говорит... Ранд не дал Перрину и слова вымолвить о том, что, мол, не вечно же им сиднем тут сидеть. - Морейн говорит! Морейн говорит! - Он рывком выпрямился, обхватил голову руками. - У Морейн обо всем есть что сказать! Морейн говорит: я не обязан идти к тем, кто погибает с моим именем. Морейн говорит: о своем следующем шаге я узнаю - сам Узор вынудит меня к нему. Морейн говорит! Но она ни разу не сказала, как я узнаю о чем-то. Вот уж нет! Она этого не знает! Руки Ранда безвольно упали. Склонив голову, он обернулся к Перрину, пронзил его острым взглядом. - Иногда мне кажется, что Морейн учит меня ходить по струнке, будто какого-то особенного тайренского жеребца. У тебя такого чувства не бывает? - Я... - Перрин растерянно потер себе ладонью затылок. - Я знаю. Ранд, кто наш враг. И какая разница мне, кто и чему меня учит... - Ба'алзамон! - прошептал вдруг Ранд. Так звучало древнее имя Темного. Сердце Тьмы - вот что значит это слово в языке троллоков. - И я должен встретиться с ним лицом к лицу, вот как, Перрин. - Глаза Ранда были закрыты, лицо его исказила судорожная улыбка - такой гримасой отвечают на боль. - Помоги мне Свет! То я хочу, чтоб это случилось немедля, ибо чем скорее я встречусь с Темным, тем быстрей я покончу с ним, а то хочется мне... И много ли раз мне удавалось... О Свет, это так меня тянет! А если я не сумею... Что, если я... Вздрогнула почва, покатились камни с холма. - Ранд? - встревоженно окликнул друга Перрин. В холоде вечера перед Перрином дрожал взмокший, изнемогающий от жара Ранд. Глаза его были по-прежнему закрыты. - О Свет! - простонал он. - Это так давит!.. Под ногами у Перрина земля забурлила, а над всею долиной прокатилось эхо дальнего грохота, неправдоподобно могучего. Подошва холма точно пыталась выскользнуть из-под ног. Затем он уж и не мог понять, повалился ли сам ничком или земля поднялась ему навстречу. Долина содрогалась. Словно чья-то неимоверная лапа протянулась вниз с самого неба и выдергивает из земли мирные долы. Чтобы земля не играла его телом, точно мячиком, Перрин прижался к траве. У него перед самыми глазами подскакивали и вертелись большие камни, а пыль поднималась волнами. - Ранд! - но мычание Перрина утонуло в рокочущем громе. Запрокинув голову, зажмурив глаза, Ранд стоял неподвижно. Или не чувствовал он, как перемолачивала себя земля, заставляя тело его склоняться? Ни один из толчков землетрясения не лишил Ранда равновесия, как бы ни взметали его удары. Перрин не был точно уверен - слишком его мотало по земле, - но ему почудилась на лице Ранда печальная улыбка. Освобожденная мощь размолачивала деревья - болотный мирт раскололся надвое, большая часть ствола рухнула шагах в трех от Ранда. Тот даже не вздрогнул. У Перрина же все силы уходили на то, чтобы вдохнуть полную грудь воздуха. - Ранд! - гаркнул он что было сил. - Во имя Света, Ранд! Прекрати! И все прекратилось столь же внезапно, как и началось. С громким треском где-то наверху, в кроне низкорослого дуба, отломилась гнилая ветка и с хрустом полетела вниз. Откашливаясь, Перрин медленно встал с земли. Воздух был пропитан пылью: в лучах заходящего солнца искрились крошечные самоцветы. Но Ранд не мог уже замечать ни красоту, ни уродство. Грудь его вздымалась так, будто бы он пролетел рысью десяток миль. Ни разу прежде не случалось ничего, даже отдаленно напоминающего то, что стряслось сейчас. - Ранд, - осторожно вымолвил Перрин, - что... Но ему чудилось, что Ранд смотрит вдаль, вдаль. - Он там, только там всегда, вечно, - прорычал он. - Тот, что зовет меня. Он меня тянет к себе! Саидин. Мужская половина Истинного Источника. Иногда мне не удается удержать себя, я тянусь к нему сам. - Ранд будто схватил нечто невидимое тут же, в пустом воздухе, и уставился на свой сжатый кулак. - И порчу я ощущаю прежде, чем коснусь его. Пятно Темного, подобное тонкому мерзкому налету, старающемуся спрятаться от Света. Меня наизнанку выворачивает, но удержать себя я не в силах. Не могу! Только иногда я дотягиваюсь и тогда словно воздух пытаюсь схватить. - Ладонь Ранда взметнулась и раскрылась. Она была пуста. Ранд горько рассмеялся. - А что, если такое случится, когда грянет Последняя Битва? Если я потянусь и ничего не схвачу?.. - Ну, тогда ты что-то да схватишь, - прохрипел Перрин. - А что вообще ты делал? Озирая мир вокруг себя, Ранд будто бы узрел жизнь заново. Разломанный буйством недр мирт и обломленные древесные ветви. Но разрушений представало перед ним, как заметил Перрин, на удивление мало. Не видно ни проломов в скалах, ни трещин-обрывов на земной поверхности. Древесная стена леса стояла нерушимо. - Не по моей это воле, - Ранд усмехнулся. - Знаешь, бывает: хочешь всего лишь открыть кран пивной бочки, а вместо этого вырываешь его с корнем. Но это... переполняет меня! Я должен направить его куда-нибудь, иначе он меня выжжет, но все вокруг... Я вовсе этого не хотел, поверь!.. Перрин молча кивнул. Что толку снова твердить маленькому Дракону, чтобы он больше так не играл? Он виноват в своем преступлении не более, чем виновен в содеянном я. - Хватает тех, кто хочет, чтоб ты был мертв - да и мы заодно сгибли. Так что незачем работать за них и на них. - Ранд был точно глухой. - Пора возвращаться в лагерь, - продолжал Перрин. - Скоро стемнеет, и не знаю, как ты, а я проголодался. - Что? А... Ступай, Перрин, ступай. Я тоже скоро уйду отсюда. Но сейчас мне надо побыть здесь одному. Совсем недолго. Постояв с минуту, Перрин без удовольствия двинулся к проходу меж скал. Однако Ранд вновь начал говорить, и ему пришлось остановиться. - Тебе ночью что-нибудь снится? Хорошие сны видишь? - Случается, - отвечал Перрин сдержанно. - Но стоит проснуться - и от снов не остается следов. Он не лгал: воин умел держать свои сны под стражей. - Сны своего места не покидают, - молвил Ранд едва слышно, но Перрин услышал. - Может статься, они-то и говорят нам самое главное. И не обманывают нас. - Он умолк. - Ужин стынет, - проворчал Перрин, но Ранд не заметил. Он был тих и задумчив. Решительно повернувшись к нему спиной, Перрин оставил друга одного.
      ГЛАВА 3
      СОБЫТИЯ НА РАВНИНЕ АЛМОТ
      От входа в расщелину до самого верха по скале простиралась тень, так как бурление глубин опрокинуло одну из вершин. Перин решил не торопиться, спускаясь по тропе, и пристально вгляделся в рожденную землетрясением черноту. Гранитный свод оставался нерушим. Но в тот же миг снова, сильнее, чем раньше, в затылок ему вонзился зуд. Нет, только не сейчас, спали меня Свет! Нет! Зуденье ускользнуло. Проникнув сквозь трещину и очутившись над лагерем, Перрин увидел долину, покрытую странными закатными тенями. На юношу не отрываясь глядела Морейн, словно ожидая его у порога своих хором. Перрин встал как вкопанный. Стройная женщина, темноволосая и как раз ему по плечо. А главное, удивительно миловидная. И как у всех Айз Седай, что время от времени обращались к Единой Силе, возраст по ее облику определить было нельзя. Темные глаза Морейн отливали мудростью уже не девичьей, но морщин на нежных щеках ее не было. Странным казалось измятое и пропыленное платье женщины, шитое из темно-голубого шелка, а из прически Морейн, обычно причудливо уложенной, выбивались пряди волос. Лицо Айз Седай украшало пятно грязи. Перрин смутился и опустил голову. Из всех в лагере лишь Морейн и Лан знали о тайне Перрина, и ему совсем не по душе было понимающее выражение ее лица, когда она глядела ему в глаза. В его желтые глаза. Когда-нибудь, быть может, он бы спросил ее, собравшись с духом: а что уж такое важное вы изволите знать обо мне, леди? Любая из Айз Седай должна знать куда больше сельского юноши. Но не время сейчас для любопытства! А что, если час для расспросов так и не грянет? - Ранд не хотел... То есть он не бури добивался... Все как-то так вышло, само случилось... - Само случилось, - повторила Морейн свинцовым голоском, вскинула голову и вновь скрылась в своем дворце-скиту. Чуть громче захлопнув за собой дверь, чем закрывала ее обычно. Перрин перевел дух и поспешил вниз, где на кострах уже кашеварили солдаты. Про себя отметив, что уж завтра-то с самого утра, если не нынче же вечером. Ранд снова поцапается с Айз Седай. По склонам горной чаши лежало с полдюжины древесных стволов, с корнем вырванных из земных глубин недавней напастью. Колея щебня, перемешанного с рытой почвой, тянулась к берегу ручья, где теперь разлегся валунище, скатившийся по краю холма. На другом берегу потока одна из хижин от подземных толчков развалилась, и сейчас вокруг нее собрались шайнарцы, пытаясь восстановить жилище. Среди них Перрин заприметил Лойала. Огир шутя вздымал себе на плечо бревнышко, нести которое по силам было лишь четверым шайнарцам. Уно ругался так, что рев его оглушал всех в долине. Мин, чем-то расстроенная и недовольная, стоя у очага, домешивала ложкой в котле. На щеке у нее алела ссадина, по воздуху плыл едва уловимый ароматец подгорелого мяса. - Ненавижу всякую готовку! - объявила девушка, брезгливо заглянув в котел. - И не кати на меня бочку, если еда не придется тебе по вкусу! Этой выходкой Ранд выплеснул из моего котла добрую половину варева! И вообще, кто дал ему право швырять нас всех из стороны в сторону, точно мы мешки из-под риса? - Она тронула себя пониже талии и поморщилась от боли. Пусть он только попадется мне в руки! Так залеплю - век не забудет! - Мин взмахнула деревянной поварешкой у Перрина перед носом, как будто уже тренируясь перед главной битвой с Рандом. - Пострадал кто-нибудь? - спросил он ворчливо. - Попробуй-ка сосчитать все наши ссадины да синяки! - Мин усмехнулась. Сначала-то все растерялись, как дети, когда нас разбросало кого куда. А потом, когда узрели, что на нору Ранда воззрилась наша дорогая Морейн, сразу ясно стало: его баловство, чье же еще! Если уж Дракону приспичило сбросить нам прямо на голову вершину скалы, значит, у него есть достойные причины для этого, ибо он не кто попало, а самый что ни на есть Дракон. Ему можно и шкуры с них посдирать, и приказать им на собственных косточках лихо отплясывать - они Дракону только в пояс поклонятся и заплачут от радости, а не от боли. Да здравствует Дракон! - она хмыкнула и брякнула по котлу ложкой. Перрин же взглянул туда, где стояла избушка Морейн. Если бы что-то случилось с Леей, если бы она погибла, Айз Седай не смогла бы вернуться в дом горя так запросто. Помпезная хижина правительницы оставалась окутанной чувством ожидания. Как ни крути, а такой беды не было! - А может, уйти тебе отсюда, Мин? С утра и пустилась бы своим путем. Я дам тебе немного серебра, а Морейн поможет пересечь горный перевал вместе с караваном купцов из Гэалдана. И опомниться не успеешь, как уже возвратишься в Байрлорн!.. Она взглянула на Перрина столь презрительно, что ему пришлось призадуматься, не хватил ли он через край. - Ты очень любезен, Перрин. Я не уйду. - А мне казалось, ты только об этом и мечтаешь! Тебе ведь в тягость все, что творится здесь, Мин! - Я знала когда-то одну старую женщину, в Иллиане она родилась, - отвечала Мин неторопливо. - Лишь достигла она девичьей поры, мать выдала ее замуж за неизвестного, впервые встреченного мужчину. Живет еще в Иллиане суровый обычай старины. Так вот, бедная старушка рассказывала, что первые пять лет она на своего нежданного супруга ярилась, а следующие пять годков все мечтала сделать его судьбу несчастливой, да так, чтобы ему и в голову не пришло обвинять в горестях собственную жену. А в последние годы своей семейной жизни она лишь твердила день за днем, что любит и любила всю жизнь мужа своего без памяти. - Но чем же ее история связана с нашей? Взгляд Мин бестрепетно сообщил Перрину, что он просто и не пытался понять смысл ее рассказа. Но голос ее стал мягче: - А тем она схожа с нашей, что и для нее судьба избрала не тот подвиг, которого мы вечно ждем, а иной. Но почему нужно думать, что судьба ошиблась, обидела нас, обманула? Пусть даже сам ты не выбрал бы столь мучительный путь ни в нынешнем веке, ни через тысячу лет. "Десять лет любви стоят дороже, чем долгие годы раскаяния!" - вот как сказала та женщина. - Уж это мне вовсе не ясно! - Перрин так и вспыхнул. - Ты ни в коем случае не должна оставаться здесь, если это против твоей воли! Мин повесила ложку на высокую деревянную рогатку, воткнутую в землю у очага, затем, к удивлению Перрина, поднялась на цыпочки лишь для того, чтобы поцеловать воина в щеку. - Ты милый, чудный человек, Перрин Айбара! Даже когда совершенно меня не понимаешь! В растерянности Перрин вновь взглянул ей в глаза. Жаль, не поймешь, в своем ли уме Ранд. Или лучше бы Мэта сюда. С девушками Перрин чувствовал себя так, будто земля под ногами колеблется, а Ранд, видно, знает, как с ними держаться. Да и Мэт в сем щекотливом деле дока. Дома, в Эмондовом Луге, многие девицы потешались над Мэтом и уверяли, что никогда он не станет взрослым, но при этом поладить с ними дружески по силам было ему одному, Мэту. - А ты-то сам, Перрин? Неужели тебя никогда не тянет обратно, в родные места? - Все время тянет, - ответил он пылко. - Но я... Я не уверен, что смогу, сумею... Во всяком случае, если и уходить, - не сегодня! - Он взглянул в ту сторону, где таилась укромная долина Ранда. Мы с тобой связаны накрепко, верно, Ранд? - А может, и никогда я не уйду. Он тут же подумал, что слова его прозвучали слишком тихо, что Мин не услышала их, но взгляд ее был исполнен сочувствия к Перрину. Сочувствия и согласия с ним. Слух его внезапно уловил едва доносившиеся шаги, воин обернулся и увидел обитель Морейн. Сквозь сгущающуюся тьму продирались двое. Первый силуэт принадлежал женщине, стройной и грациозной, деликатно выступала она по рытвинам склона. Мужчина же, который следовал за ней, возвышаясь плечами и головой над спутницей, повернул туда, где трудились шайнарцы. Сей муж был едва виден во мраке наступающей ночи, дальнозоркий Перрин и тот едва улавливал очертания рук и ног незнакомца, то исчезавших вроде бы напрочь, то зарождавшихся исподволь в темноте, в порывах ночного ветра. Плечистую фигуру Лана делал еще тире меняющий цвета, сливающийся с фоном плащ Стража, в чем сомнений не было, как и в том, что дамой была Морейн. На порядочном расстоянии вслед за этими двумя проскользнула меж древесных стволов третья тень, уже почти незаметная. Это Ранд, решил Перрин, возвращается в свою крепость из бревнышек. Вот уже вторые сутки бедняга не может подкрепиться нормально, не в состоянии есть при свидетелях. - Похоже, у тебя глаза и на затылке тоже, - проговорила, нахмурившись. Мин, заметив приближение дамы. - Да еще и самые чуткие на свете уши. Что, Морейн идет, да? Я неосторожен. Перрин успел привыкнуть к тому, что шайнарцы осведомлены о его зорких глазах - при свете дня, правда, они не знали о том, что и ночью он видит не хуже. Верно, поэтому Перрин уже стал кое-что упускать. Меня погубит, вероятно, неосмотрительность. - Как себя чувствует женщина из Туата'ан? Здорова? Вопрос Мин произносила все громче, по мере того как женщина подступала к огню. - Она отдыхает! - тихий голос Айз Седай был по-прежнему музыкален. Словно речь ее высилась и уже находилась на полпути к пению. Наряд Морейн и прическа блистали абсолютным порядком. Она принялась растирать ладони над огнем. Левую руку ее осеняло золотое кольцо: змей, кусающий собственный хвост. То был Великий Змей, еще более древний символ Вечности, чем Колесо Времени. Каждая прошедшая обучение в Тар Валоне женщина носила такое кольцо. На мгновение взгляд Морейн остановился на Перрине, ему почудилось, что глаза ее проницают его душу. - Она разбила себе голову, не удержалась на ногах, когда Ранд... Морейн гневно поджала губы, но уже через миг лицо ее снова выражало спокойствие. - Я Исцелила ее, несчастную, а сейчас женщина спит. Вам известно: стоит поранить голову лишь чуть-чуть, кровь так прямо и хлещет, а на самом деле это пустяк. А как видела ее будущее ты. Мин? - Я видела... - Мин, казалось, не могла решиться сказать правду. - Мне казалось, я вижу ее погибшей. С лицом в крови. Мне почудилось, ей суждено погибнуть, но если все обошлось пустяковой ссадиной... Но уверены ли вы, Морейн, что наша гостья жива? Вопрос Мин сообщал волей-неволей, что молодая женщина смущена. Ведь ей было ведомо: Айз Седай, взявшись Исцелять, доводят дело до конца, если раны возможно Исцелить. А Талант Морейн в этой области отличался особой силой. Голос Мин прозвенел столь беспокойно, что на секунду Перрин изумился. Чтоб успокоить себя самого, он тряхнул головой. Да, Мин совсем не по нраву дело, навязанное ей судьбой, но оно уже превратилось в натуру этой молодой женщины. Мин и переживала, и думала о нем как о части себя самой, не очень понятной части. Ошибаться для нее - все равно что открыть для себя, будто не умеет она как следует владеть своими руками. С выражением безбрежного покоя на лице, Морейн бесстрастно обдумывала вопрос, заданный ей Мин. - Ты ни разу еще не ошиблась. Мин, повествуя мне о будущем, никогда не лгала, о чем бы я тебя ни спросила, - молвила Морейн милостиво. - Сегодня ты первый раз дала маху. - Уж если я знаю, то говорю, что знаю! - шептала настырная Мин. - Да, я знаю, помоги мне Свет! - Кто знает, сбыться может все что угодно. Женщине предстоит длительное путешествие, возвращение к родным фургонам, ей придется скакать на лошади по местам, никем не обжитым... Голос Айз Седай вел мелодию прохладной и беззаботной песенки. Невольно что-то дрогнуло у Перрина в горле. О Свет, да неужто и я так спокойно ко всему отнесусь? Нет, не подпущу грозящую смерть к нашей гостье, сколь бы мало от меня ни зависело! Может быть, он и вслух произнес эти слова, возгоревшиеся у воина в сердце. Морейн обратила на Перрина свой холодный взгляд. - Колесо Времени сплетает узор по собственному вкусу, мой Перрин, промолвила она. - Помнишь, давным-давно я тебе говорила, что мы все - на войне. Из-за того, что кто-то из нас погибнет, мы не сложим оружия. Прежде чем война кончится, любая из нас может погибнуть. Лея вооружена иначе, чем ты, но, выходя на путь битвы, она об этом прекрасно знала. Перрин отвел взгляд. Быть может, вы в том правы, Айз Седай, но к чужой смерти я никогда не смогу относиться так спокойно. Вслед за Уно и Лойалом, обойдя пламя, к беседующим у костра подсел Лан. В скрещенье волнующихся теней огонь огрублял лик Стража, и без того похожий на каменный образ, вылепливал нос и лоб воина будто бы из гранитных панелей и осколков. В пламени костра на плащ Лана тоже смотреть было нелегко. Лишь изредка одеяние рубаки вновь обращалось в плащ темно-серого тона, .но черные и пепельные тени вновь пожирались кровавыми токами жара. Проходила еще минута - и могло почудиться вновь, что Лан проткнул дыру прямо в дегтярную ночь и обвил всю ее тьму вокруг своих плеч. Совсем не уютно было глядеть на сей плащ, но при взгляде на того, на чьих плечах он висел, умиротворенней на душе не становилось. Высоченный и осанистый, широкоплечий и голубоглазый, точно в Очах его заледенели два горных озера, Лан не допускал лишних движений, так что меч у него на боку казался частью собственного его тела. При этом Страж вовсе не казался простым орудием боя, вестником смерти. Благородный воин укротил дарованную ему долю верного телохранителя, он держал свою мощь и чужую смерть на привязи, готовый впасть в экстаз, разрывающий ему грудь жаждой битвы, но столь же способный принять боль и самую свою смерть, стоит лишь Морейн сказать слово. В присутствии Лана и Уно не выглядел столь уж свирепым бойцом. И хотя длинные пряди волос Лана уже серебрила седина, их удерживал на лбу воина плетеный кожаный ремешок, и воины молодых лет избегали поединка с ветераном - на это ума у них хватало. - Госпожа Лея доставила нам с Равнины Алмот обычные новости, - объявила Морейн. - Все сражаются со всеми. Деревни объяты пламенем. Народ разбегается куда глаза глядят. А кроме того, на равнину явились Охотники, они желают разыскать Рог Валир... Перрин выпрямился. На Равнине Алмот никакого Рога Охотники не найдут, он там, где, как надеялся Перрин, его не сыскать ни одному Охотнику. Не позволяя ему раскрыть рот, Морейн смерила Перрина ледяным взором. Она терпеть не могла, чтобы кто-то из воинов позволял себе заикнуться о Роге. Разумеется, другое дело, коли она сама заговаривала на эту тему. - Принесла нам госпожа Лея и совсем другие новости. Выясняется, что силы Белоплащников на Равнине Алмот составляют около пяти тысяч человек... - Еще эти!.. - рыкнул Уно. - Уб... Извините, Айз Седай.