Менестрель снова надел плащ, без которого он редко позволял любоваться собой, особенно при знакомстве. - Как будто в сказаниях, - промолвила женщина. - Я спасена менестрелем и юным героем от этих... - Она нахмурилась и поглядела на громил, распростертых на земляном полу. - От этих ублюдков, чьи матери были свиньями! - Почему они хотели убить вас? - спросил Мэт. - Он что-то о каких-то секретах говорил. - Секреты, - в голосе Тома послышались раскатистые артистические нотки, как на представлении, - тайны об устройстве фейерверков, если я не ошибаюсь, Вы - Иллюминатор, верно? - Он галантно поклонился, церемонно взмахнув полами плаща. - Я - Том Меррилин, менестрель, как вы изволите видеть. - И, точно вспомнив что-то малозначительное, но все же достойное упоминания, Том добавил: - А этого молодого человека, обладающего дарованием находить на свою голову неприятности, зовут Мэт. - Я была Иллюминатором, - холодно, с некоторым ожесточением, произнесла Алудра. - Но эта свинья Таммуз испортил представление для короля Кайриэна и к тому же чуть не разнес весь квартал гильдии, весь поселок нашего цеха! А поскольку тамошней старейшиной цеха была я, то именно меня гильдия и сочла виновной в происшествии. - В голосе ее послышались оборонительные нотки. - Что бы ни болтал Таммуз, секретов гильдии я не раскрываю. Но и голодать я не намерена, раз умею устраивать фейерверки. А поскольку из гильдии меня исключили, то ее законы на меня не распространяются. - Галдриан, - произнес Том, и в тоне его было то же напряжение, что и в голосе Алудры. - Он теперь мертвый король и фейерверков никогда больше не увидит. - Гильдия. - Женщина устало вздохнула. - Они все обвиняют меня, будто это из-за меня разгорелась война в Кайриэне, будто та бедственная ночь, только она одна привела к смерти Галдриана. Том скривился, а Алудра продолжила: - Наверное, мне здесь больше нельзя оставаться. Таммуз и остальные эти буйволы скоро очнутся. Скорее всего, на этот раз они заявят солдатам, что я украла то, что на самом деле изготовила сама. Она испытующе посмотрела сперва на Тома, потом на Мэта, сдвинула брови и, видимо, приняв решение, произнесла: - Я должна отблагодарить вас, но денег у меня нет. Однако у меня есть нечто не менее ценное, чем золото. Может быть, даже лучше золота. Посмотрим, что вы скажете. И когда она принялась рыться под парусиной в тележке, Мэт переглянулся с Томом. Я помогу любому, кто заплатит. Ему показалось, что в голубых глазах Тома мелькнуло понимание. Алудра выбрала из нескольких одинаковых узлов один - короткий рулон в плотной промасленной материи. Сверток был чуть больше фута в обхвате. Опустив его на солому, она развязала стягивающие сверток шнуры и раскатала рулон по полу. По всей длине тянулись четыре ряда карманов, верхние карманчики были маленькие, во втором ряду - побольше, а в четвертом самые большие. Во всех лежали покрытые воском бумажные цилиндры. Над срезом кармана торчали их утолщенные концы, от которых тянулись темные шнуры. - Фейерверки, - сказал Том. - Я так и знал. Алудра, мы не примем такого подарка! Вы можете продать только это, и вам хватит на десять дней проживания в хорошей гостинице, превосходно питаясь каждый день. Правда, не здесь, не в Арингилле. Опустившаяся на колени возле длинного куска промасленной ткани Алудра лишь фыркнула в ответ на его слова. - Успокойся, ты, старый. - Голос ее звучал совсем не обидно. - Разве мне нельзя отблагодарить вас? Выказать свою признательность? По-твоему, я отдала бы это, если б у меня не имелось запаса для продажи? Слушайте меня внимательно. Мэт смотрел как зачарованный. Фейерверки за всю свою жизнь он видел только дважды. В Эмондов Луг их привозили торговцы, к вящим расходам совета деревни. Будучи десятилетним мальчиком, он вознамерился распотрошить один фейерверк, чтобы посмотреть, что там внутри, но поднялся такой шум-гам! Такой переполох! Сам мэр, Бран ал'Вир, задал Мэту знатную трепку; Дорал Барран, бывшая тогда Мудрой, как следует высекла его; а отец, когда Мэт явился домой, еще добавил - ремнем. Целый месяц с ним никто в деревне не разговаривал, за исключением Ранда и Перрина, которые наперебой объясняли ему, какой он остолоп. Мэт потянулся было потрогать один из цилиндров, но Алудра шлепнула парня по руке: - Сначала выслушай! Ясно? Вот эти, самые маленькие, лишь громко взрываются. - Указанные цилиндры были не больше мизинца Мэта. - Эти, следующие, громко взрываются и при этом ярко вспыхивают. Другие, вот эти, оглушительно хлопают, яркая вспышка, и еще они испускают столб искр. А вот те, последние, - эти цилиндрики оказались толще его большого пальца, делают то же самое, но искры они дают разных цветов. Очень похоже на ночной цветок, только в небе. Ночной цветок? - подумал Мэт. - С ними нужно быть очень осторожным. Вот, смотри, запальный фитиль. Самый длинный. - Поймав озадаченный взгляд Мэта, она помахала у него перед носом одним из длинных темных шнуров. - Да, этот вот! - Это там, где нужно поджигать, - пробормотал Мэт. - Это я знаю. Том булькнул горлом и принялся поглаживать усы костяшками пальцев, будто пряча улыбку. Алудра хмыкнула: - М-да. Это там, где нужно поджигать. Да, так. Рядом с ними не стой. Тем более рядом с самыми большими. Как подпалил фитиль, так и отбегай подальше. Понял меня? - Она ловко свернула материю. - Можешь сам ими позабавиться, можешь, если пожелаешь, продать. Но помни: никогда не клади их слишком близко к огню. От огня они взрываются. А если они взорвутся все вместе, разом, то могут и дом разрушить. - Алудра завязала шнурочки, поколебалась и добавила: - И последнее, хотя это ты, скорее всего, знаешь. Не вскрывай их, как поступают иные дураки, желая узнать, что там внутри. Иногда содержимое взрывается от соприкосновения с воздухом - и огня никакого не надо. Тебе может пальцы оторвать; а то и руку. - Я слышал об этом, - сухо произнес Мэт. Алудра, нахмурившись, взглянула на него, будто подозревая в намерении вскрыть фейерверк, но потом все-таки подтолкнула связку к Мэту. - Вот. А теперь мне надо идти, пока не очухались эти отродья козлов. Глянув сквозь приоткрытую дверь на шумящий в ночи дождь, Алудра вздохнула: - Может, найду где-нибудь местечко посуше. А завтра отправлюсь в сторону Лугарда. Эти свиньи, скорее всего, решат, что я двинулась в Кэймлин. А? Мэт внезапно вспомнил о черствой краюхе, которую ела Алудра, а также о том, что до Лугарда намного дальше, чем до Кэймлина. А Алудра говорила, что денег у нее нет. Но на фейерверки еды не купишь, нужно еще найти кого-то, кто может позволить себе роскошь их приобрести. На золото и серебро, вывалившееся у Мэта из карманов во время схватки, она даже не взглянула, хотя в свете фонаря монеты ярко вспыхивали на соломе, как бы напоминая о себе. О Свет! Нельзя же, чтобы она ушла голодной. Как же мне это сразу не пришло в голову? Мэт торопливо зачерпнул из кармана сколько мог монет. - Э... Алудра... У меня, как видите, их много. Я думал, может быть... - Он протянул ей деньги. - Я всегда смогу выиграть еще больше. На мгновение Алудра замерла, успев набросить плащ только на одно плечо, потом обернулась к Тому и улыбнулась. Надев плащ и закутавшись в него, она сказала: - Он ведь еще совсем юн, а?.. - Он молод,- согласился Том. - И совсем не так плох, как сам считает. По крайней мере, иногда не так уж плох. Мэт зыркнул на обоих и опустил руку. Алудра взялась за оглобли тележки и направилась к двери, от души пнув под ребра попавшегося ей по пути Таммуза. Тот лишь слабо застонал. - Алудра, мне бы хотелось кое о чем спросить, - вдруг сказал Том. - Как вам удалось так быстро зажечь фонарь в полной темноте? Женщина остановилась в дверях и улыбнулась, взглянув на Тома через плечо: - Хочешь, чтобы я раскрыла все свои секреты? Конечно, я благодарна вам, но любовью не воспылала. Этот секрет к тому же даже гильдии неизвестен, так как я открыла его сама. Больше не скажу ни слова. Когда я доведу свое изобретение до ума, когда мои палочки будут работать как мне надо, они принесут мне целое состояние. - Алудра налегла на оглобли, выкатила тележку под дождь, и ночь поглотила ее. - Палочки? - промолвил Мэт, недоумевая, уж не тронулась ли Алудра чуточку умом. Таммуз снова застонал. - Парень, нам тоже лучше последовать ее примеру, - заметил Том. - Иначе выбор у нас будет небогат. Или перерезать четыре глотки - или следующие несколько дней объясняться с Гвардией Королевы. А гвардейцев эти молодцы наверняка на нас натравят, хотя бы от злости. А причин злобствовать у них хоть отбавляй. По телу одного из сотоварищей Таммуза пробежала судорога, и он пробормотал что-то невнятное, похоже, приходя в сознание. К тому времени, как Мэт с Томом оседлали лошадей и собрали свои вещи, Таммуз уже стоял на четвереньках, с безвольно мотающейся головой, другие тоже застонали и зашевелились. Прыгнув в седло, Мэт посмотрел в дверной проем на ливень, который хлестал теперь с удвоенной силой. - Герой хренов, - пробормотал он. - Том, если мне вновь вздумается корчить из себя героя, пни меня посильнее. - Можно подумать, ты поступил бы иначе! Мэт глянул на менестреля исподлобья, натянул поглубже капюшон и поправил плащ, полами которого прикрыл драгоценный сверток, привязанный к задней луке седла Хоть ткань и промаслена, укрыть фейерверки от дождя, рассудил Мэт, будет не лишним. - Том, просто пни меня! Ударив лошадь каблуками по ребрам, Мэт галопом погнал ее в дождливую ночь.
      ГЛАВА 41 КЛЯТВА ОХОТНИКА
      "Снежный гусь" подходил к длинным каменным причалам Иллиана, паруса были свернуты, и судно шло на веслах. Перрин стоял на корме, следя за стаей длинноногих птиц, вышагивавших в высокой болотной траве, заросли которой опоясывали огромную гавань. Небольших белых журавлей юноша узнал, как опознал и их родичей, больших голубых журавлей. Но многие из хохлатых птиц, с гребнями красных и розовых перьев, а то и с плоскими, шире утиных, клювами, были ему неизвестны. Над акваторией гавани парили чайки, какая-то черная птица скользила над самой поверхностью воды, вспарывая нижней частью длинного острого клюва волны и оставляя узкий след. Суда втрое-вчетверо длиннее "Снежного гуся" стояли на якоре, занимая почти все пространство гавани; одни ожидали, когда освободится место у причалов, другие - прилива, который позволил бы им выйти за волнорез, ограничивающий акваторию гавани. Маленькие рыбачьи лодки сновали у кромки травы, иногда забравшись в извилистые протоки, на каждой было по три-четыре человека, люди возились с сетями, которые свешивались со специальных шестов на бортах. Просоленный ветер слегка ослаблял жару. Солнце клонилось к горизонту, пройдя половину пути до заката, но было жарко, как в полдень. Воздух казался Перрину отсыревшим, и только так он мог о нем думать. Отсыревший. В нос бил непередаваемый запах свежей рыбы с лодок, дух гниющей рыбы и ила с болота и кислое зловоние со стороны большой дубильни, расположенной на голом островке - проплешине в болотной траве. Капитан Адарра что-то громко пробормотал за спиной Перрина, заскрипел румпель, и "Снежный гусь" чуть изменил курс. Босые матросы работали длинными веслами, беззвучно наклоняясь назад и вперед. Перрин мельком посмотрел на них. Взгляд его остановился на дубильне, где одни работники скребли растянутые на рамах шкуры, а другие длинными кольями доставали сырье из глубоких чанов. Потом шкуры на тачках отвозили в длинный низкий сарай, расположенный на краю двора. Некоторые из них снова отправляли в чаны, в которые потом заливалось что-то из больших глиняных сосудов. Одна такая мастерская выделывала в день больше кож, чем обрабатывалось во всем Эмондовом Лугу за несколько месяцев. На другом островке, чуть подальше, тоже виднелась дубильня. На самом деле Перрину были безразличны и корабли, и рыбацкие лодки, и кожевенные мастерские, птицы его тоже не очень интересовали - хотя любопытно было, как те светло-розовые ловят рыбу своими плоскими клювами, а некоторые выглядели вполне съедобными, - но рассматривать окрестности было куда приятнее, чем следить за тем, что происходило на палубе "Снежного гуся". В случае чего и секира, висевшая у него на поясе, была бы бесполезна. И каменная стена не могла бы меня защитить, - подумал он. Казалось, Морейн осталась абсолютно равнодушна к тому, что Заринэ (Я не буду звать ее ни Фэйли, ни как-нибудь еще. Мало ли чего ей хочется. Она не сокол.) - было известно, что она Айз Седай, хотя то, что Перрин скрыл это от нее, не могло не расстроить Морейн. Немного расстроилась. Всего лишь обозвала дураком. Тогда Морейн, казалось, не беспокоило и то, что Заринэ Охотник за Рогом. Но Заринэ оказалась, по мнению Перрина, чересчур общительной, и из ее разговоров Морейн узнала о многом - о том, что девушка полагает, будто они приведут ее к Рогу Валир, стало ей известно и о том, что Перрин знал об этом, но ничего ей не сообщил. Вот тогда в холодном взгляде голубых глаз Морейн что-то изменилось, и юноша теперь чувствовал себя так, будто его в трескучий мороз с головой окунули в сугроб. Айз Седай ничего не сказала, но смотрела на парня слишком часто и сурово, что не приносило успокоения. Перрин украдкой оглянулся и вновь углубился в созерцание побережья. На палубе, неподалеку от лошадей, привязанных между мачтами, сидела Заринэ, узелок и темный плащ лежали подле нее. Узкая, с разрезом юбка ее была аккуратно выглажена. Девушка с деланным интересом разглядывала верхушки башен и крыши домов приближающегося города. Морейн тоже изучала Иллиан, стоя рядом с гребцами, ворочающими длинными веслами. Но она то и дело бросала на Заринэ тяжелые взгляды из-под глубокого капюшона, сшитого из мягкой серой ткани. Неужели ей не жарко в шерстяном плаще? - удивился Перрин. Его собственная куртка была расстегнута, а рубашка у горла расшнурована. Заринэ встречала взгляды Айз Седай с улыбкой, но каждый раз, когда Морейн отворачивалась, непроизвольно сглатывала и вытирала лоб. Перрину только оставалось восхищаться тем, как она улыбалась под взглядом Морейн. Сам он не осмелился бы так себя вести. Он никогда не видел, чтобы Айз Седай потеряла самообладание, уж лучше бы она кричала, впав в ярость, только б не смотрела так пристально. Он был согласен на что угодно. О Свет! Может, и не на что угодно! Может, проще все-таки безропотно сносить ее взгляды! Лан сидел еще ближе к носу судна, чем Морейн. Его меняющий цвета плащ был упакован в дорожную сумку, лежащую у его ног. Якобы всецело поглощенный изучением лезвия своего меча, он, похоже, не очень-то скрывал, как забавляет его все происходящее на корабле. Иногда даже казалось, что на губах Лана появляется тень улыбки. Впрочем, в последнем Перрин не был уверен. Если хотеть, тень улыбки можно отыскать даже на кувалде. Обе женщины, без сомнения, принимали эти усмешки на свой счет, но, казалось, Страж оставался равнодушен к презрительным взглядам, которые они бросали на него из-под нахмуренных бровей. Несколькими днями раньше Перрин слышал, как Морейн ледяным голосом спрашивала у Лана, что смешного он видит. - Я никогда не посмею смеяться над тобой, Морейн Седай, - спокойно ответил тот. - Но если ты на самом деле собираешься отослать меня к Мирелле, я должен привыкать улыбаться. Говорят, что Мирелле любит шутить со своими Стражами. Гайдин должен уметь смеяться над остротами тех, с кем он связан узами. Ведь и ты часто отпускаешь язвительные замечания, над которыми можно посмеяться. Надеюсь, ты будешь шутить чаще, если я все-таки останусь с тобой. Казалось, взгляд Морейн пригвоздит Лана к мачте, но Страж даже не моргнул. Рядом с Ланом холодная сталь показалась бы мятой жестью. Команда наблюдала за Морейн и Заринэ в полном молчании, не отвлекаясь от работы. Капитан Адарра то и дело склонял голову набок, будто становился свидетелем того, чего не должен видеть. Теперь он не кричал, как вначале, а все распоряжения отдавал шепотом. Все знали, что Морейн - Айз Седай, все видели: она в дурном настроении. Перрин винил себя в том, что позволил девушке втянуть себя в яростный спор; и он не был уверен, что именно Заринэ, а не он первый произнес слова "Айз Седай", и то, что это стало известно команде, очень его беспокоило. Проклятая женщина! Он не знал, кого имел в виду, Заринэ или Морейн. Если она сокол, кто же тогда ястреб? Что получится, если мне на голову свалятся две такие особы? О Свет! Нет! Она не сокол, и кончено. Единственным приятным следствием всего этого было то, что в присутствии рассерженной Айз Седай никто из матросов не смотрел лишний раз в его сторону. Лойала нигде не было видно. Когда Морейн и Заринэ поднимались вместе на верхнюю палубу, он оставался в душной каюте и работал над своими записями. Так он утверждал. Лишь ночью огир выходил на палубу покурить свою трубку. Перрин не понимал, как тот переносит жару у себя в каюте, и полагал, что уж лучше общество Заринэ и Морейн, чем спертый воздух внизу. Вздохнув, Перрин вновь посмотрел на Иллиан. Этот город, к которому приближалось судно, был таким же большим, как Кайриэн или Кэймлин, собственно, других больших городов Перрин и не видел; Иллиан постепенно вырастал из огромного, простирающегося на мили болота, подобного морю волнующейся травы. У Иллиана не было стен, и весь он, казалось, состоял из дворцов и башен. Здания, сложенные из светлого камня, различались по оттенкам: сероватые, красноватые, даже зеленоватые; некоторые дома были покрыты белой штукатуркой. Скаты крыш, выложенные разноцветной черепицей, сверкали на солнце. Возле длинных причалов стояло множество судов, по сравнению с которыми "Снежный гусь" казался карликом. Суда жались к причалам в ожидании разгрузки или погрузки. В дальнем конце города расположились верфи, где можно было различить несколько больших кораблей, находящихся на разной стадии постройки - от остовов с толстыми деревянными ребрами до почти законченных, готовых к спуску на воду. Наверное, Иллиан достаточно большой город, чтобы удержать волков на почтительном расстоянии. Да и вряд ли они будут охотиться на этих болотах. "Снежный гусь" значительно обогнал волков, следовавших за ним по берегу от самых гор. Теперь, как ни тянулся мысленно Перрин, он ничего не чувствовал. Необычное чувство опустошения, давшее ему то, чего он желал. После той, первой, ночи сны Перрина были его собственными - по большей части. Иногда Морейн холодным тоном справлялась о них, и Перрин говорил правду. Дважды он оказывался в том причудливом волчьем сне, и оба раза появлялся Прыгун и прогонял его прочь, говоря, что он еще слишком молод, слишком неопытен. Перрин не понимал, что ценное для себя Морейн извлекает из его слов, - она ничего не объясняла, но несколько раз говорила, чтобы он был осторожен. - Как будто я и сам не знаю, - ворчал Перрин. Он уже почти привык к тому, что погибший Прыгун вроде бы и не мертв - по крайней мере, в волчьих снах. За спиной у Перрина вновь послышались шарканье сапог капитана Адарра и его тихое бормотание, - капитан не решался заговорить громко. Канаты, раскручиваясь, полетели с судна на берег. Пока их обматывали вокруг каменных кнехтов, стоящих вдоль причала, хрупкого сложения капитан бегал по палубе, яростно шепча приказания. Судно было оснащено специальным механизмом для спуска лошадей на причал, который был установлен по прибытии так же быстро, как и основные сходни. Боевой конь Лана неожиданно начал лягаться, чуть было не сломав стрелу, которой его поднимали. Огромному лохматому жеребцу Лойала потребовались две грузовые стрелы. - Честь... - зашептал, поклонившись, Адарра, когда Морейн ступила на широкие сходни, - большая честь для меня услужить вам, Айз Седай. Она закрыла лицо своим глубоким капюшоном и прошествовала на берег, даже не взглянув на капитана. Лойал не вышел из каюты, пока все, включая лошадей, не оказались на причале. Огир, неуклюже ступая по доскам сходней, двинулся на пристань, на ходу пытаясь надеть свою длинную куртку, несмотря на то что руки его были заняты огромными седельными вьюками и свернутым в скатку полосатым одеялом, да и на локте у него висел плащ. - Я не заметил, как мы прибыли, - громыхнул его голос, впрочем, слегка приглушенно. - Я перечитывал свою... - Тут он, взглянув на Морейн, умолк. Та, казалось, была всецело поглощена наблюдением за тем, как Лан седлает Алдиб, но уши у огир нервно задергались, совсем как у кота. Его записи, подумал Перрин. Надо будет как-нибудь посмотреть, что же он там обо всем этом написал. Вдруг что-то защекотало ему шею сзади, и Перрин подскочил чуть ли не на фут, только потом учуяв, что сквозь запах дегтя и зловоние доков до него донесся свежий аромат травы. Заринэ с улыбкой пошевелила пальцами: - Видишь, фермерский сынок, что я могу сделать лишь одним движением пальцев? Представляешь, как высоко ты подпрыгнешь, если я... Он уже устал ловить взгляды этих темных, чуть раскосых глаз. Она прехорошенькая, но смотрит на меня так, как я смотрел бы на не известный мне инструмент, стараясь сообразить, каким образом он сделан и для чего его можно приспособить. - Заринэ. - Голос Морейн звучал как всегда холодно и невозмутимо. - Меня зовут Фэйли, - твердо ответила Заринэ и на какое-то время своим длинным носом действительно напомнила сокола. - Заринэ, - спокойно повторила Морейн, - теперь наши дороги расходятся. Свою Охоту тебе лучше вести не с нами. Так, кстати, будет и безопаснее. - А я считаю, что нет. - Заринэ тоже не изменила тона. - Охотник должен идти по следу. А след, который оставляете вы четверо, слишком заманчив, чтобы оставить его. И меня зовут Фэйли. - Она произнесла это не слишком внятно, слегка испортив тираду, но не моргнув выдержала взгляд Морейн. - Ты уверена, - тихо произнесла та, - ты уверена, что не раскаешься в своем выборе... Сокол? - Уверена. И ни вы, ни ваш каменнолицый Страж не остановите меня. Немного поколебавшись, Заринэ добавила, будто выложила на стол карты: - По крайней мере, вы никак не сможете остановить меня. Об Айз Седай я кое-что знаю. Из рассказов я уяснила, что есть вещи, которые вы не делаете. И я не верю, что этот каменнолицый предпримет действия, которые заставят меня отказаться от задуманного. - Ты вполне уверена, чтобы так рисковать? - не моргнув, спокойно спросил Лан, и Заринэ непроизвольно сглотнула. - Нет никакой необходимости угрожать ей, Лан, - проговорил Перрин, удивляясь, что осмелился поднять глаза на Стража. Морейн взглядом заставила их обоих замолчать. - Ты твердо веришь в то, что Айз Седай так не поступают? - Эти слова она произнесла еще более мягко, но улыбка ее не сулила ничего хорошего. - Если хочешь идти с нами, то вот что должна сделать... Веки Лана дрогнули от удивления. Вид двух женщин напоминал встречу сокола с мышью. Но соколом теперь казалась вовсе не Заринэ. - Ты должна дать клятву Охотника исполнять все, что я скажу, во всем слушаться меня и не покидать нас. Когда ты узнаешь о наших делах больше чем следует, я уже не смогу допустить, чтобы ты попалась в лапы кому не надо. Так что хорошенько это запомни, девочка. Ты клянешься поступать как каждый из нас и не предпринимать действий, которые поставили бы под угрозу достижение нашей цели? Ты не станешь задавать никаких вопросов насчет того, куда мы идем, что и почему делаем, но будешь довольствоваться тем, что я сочту нужным тебе сообщить. Ты поклянешься или останешься здесь, в Иллиане. Но в атом случае ты не сможешь покинуть здешнее болото, пока на то не будет моей воли, пусть даже ожидание займет весь остаток твоей жизни. В этом клянусь уже я! Заринэ осторожно повернула голову, как бы следя за Морейн краешком глаза: - Если я поклянусь, то смогу сопровождать вас? Айз Седай кивнула. - Я буду одной из вас, такой же, как Лойал или каменнолицый, но не смогу задавать вопросы. А им-то спрашивать позволено? Морейн, судя по выражению ее лица, начала терять терпение. Заринэ выпрямилась, высоко вздернув голову: - Хорошо. Я клянусь - той клятвой, которую давала как Охотник. Если я нарушу одну из своих клятв, то тем самым нарушу обе. Клянусь! - Да будет так! - сказала Морейн, касаясь лба девушки. Заринэ вздрогнула. - Поскольку ты привел ее к нам, Перрин, ты за нее отвечаешь. - Я?! - взвизгнул Перрин. - За меня никто не отвечает, кроме меня! - почти прокричала Заринэ. Айз Седай продолжила, будто и не слышала их: - Кажется, та'верен, ты нашел сокола, о котором говорила Мин. Я пыталась отговорить ее, но, похоже, она сядет тебе на плечо, что бы я ни сделала. По-видимому, Узор плетет для тебя будущее. Однако запомни вот что. Если мне понадобится, я обрежу эту нить. Если девчонка станет угрозой тому, что должно быть, ты разделишь ее судьбу. - Я не просил ее идти с нами! - запротестовал Перрин. Морейн спокойно села в седло Алдиб, расправив плащ. - Я не просил! Лойал пожал плечами и молча зашевелил губами. Видимо, не советуя гневить Айз Седай. - Ты та'верен? - недоверчиво спросила Заринэ. Ее взгляд скользнул по простой деревенской одежде Перрина и остановился на его желтых зрачках. Хорошо. Может быть. Кто бы ты ни был, она угрожала тебе так же, как и мне. Кто такая эта Мин? Что она имеет в виду, говоря, что я сяду на твое плечо? - Лицо девушки напряглось. - Если ты попытаешься взять меня под свое крыло, я тебе уши отрежу. Понял? Скривившись, Перрин сунул свой ненатянутый лук под седельную подпругу Ходока и вскарабкался на конягу. Отдохнувший за несколько дней бездействия, проведенных на корабле, мышастый радостно взбрыкнул при звуке своего имени, так что Перрину пришлось успокаивать его, натянув вожжи и поглаживая по шее. - Это даже ответа не заслуживает, - проворчал он. Проклятие, Мин ей сказала! Чтоб тебе сгореть. Мин! И тебе тоже, Морейн! И Заринэ! Он не мог представить, чтобы Ранда или Мэта стращали женщины. Да он и сам был таким же до того, как покинул Эмондов Луг. Правда, Найнив могла внушить почтение. И госпожа Лухан, конечно. Она же помыкала и им, и мастером Луханом везде, кроме кузницы. Правда, и Эгвейн порой вела себя точь-в-точь как она, хотя по большей части с одним лишь Рандом. Да и миссис ал'Вир, мать Эгвейн, всегда улыбалась, но все поворачивалось именно так, как она хотела. А уж Круг Женщин... Да они каждому мужчине через плечо заглядывали! Ворча про себя, он нагнулся вниз, взял Заринэ за руку, так что она, вскрикнув, едва не выронила свой узелок, и посадил ее себе за спину. Юбка-штаны позволили ей с легкостью сидеть верхом на Ходоке. - Морейн должна купить тебе лошадь, - пробормотал Перрин. - Пешим ходом тебе весь путь не осилить. - Ты силен, кузнец, - сказала девушка, потирая руку. - Но я тебе не какая-нибудь железяка. - Она чуть сдвинулась и приткнула перед собой свой узел и плащ. - Я и сама могу купить себе лошадь, если понадобится. А куда мы едем? Лан уже двинулся от пристани к. городу, Морейн и Лойал следовали за ним. Огир оглянулся на Перрина. - Никаких вопросов. Забыла? И зовут меня Перрин. Понятно, Заринэ? Не "большой мужчина", и не "кузнец", и не как-нибудь еще. Перрин. Перрин Айбара. - А меня - Фэйли. Понял, лохматый? Издав звук, похожий на рычание, он погнал Ходока вслед за остальными. Заринэ обхватила его сзади за талию, чтобы не слететь с крупа мышастого. Перрину показалось, что девушка смеется.
      ГЛАВА 42 В "БАРСУКЕ"
      Смех Заринэ - если это был смех - утонул в городском гаме, который показался Перрину значительно более громким, чем в Кэймлине и Кайриэне. Гул Иллиана и в самом деле был иным, звуки протяжные, иной высоты, но источники их были Перрину знакомы - шарканье шагов, рокот колес, металлический стук подков по неровным грубым плитам мостовой, скрип осей экипажей и телег, плывущие из раскрытых дверей и окон гостиниц и таверн музыка, пение, смех. Голоса. Жужжание голосов казалось Перрину таким густым, будто он сунул голову в улей. Огромный город жил своей привычной жизнью. Из боковой улицы до его ушей донеслись гулкие удары молота о наковальню, и плечи кузнеца сами собой задвигались им в такт. Его руки соскучились по молоту, по кузнечным клещам, сжимающим кусок раскаленного добела металла, от которого при каждом ударе летят искры. Звон кузницы стих позади, утонув в рокоте телег и фургонов, болтовне лавочников и уличных зевак. В привычных запахах лошадей и людей, стряпни, свежей выпечки и многого другого, что составляло особый дух городов, Перрин уловил аромат болота и соленой воды. Когда путники подъехали к мосту в черте города - низкой каменной арке над водной гладью канала, имевшего не более тридцати шагов в ширину, Перрин сначала удивился, но, миновав третий, понял, что каналов, которыми Иллиан оказался изрезан вдоль и поперек, здесь не меньше, чем улиц, а людей, сплавляющих с помощью шестов груженые баржи, не меньше, чем возниц, взмахивающих кнутами, пытаясь сдвинуть с места тяжелые фургоны. Иногда сквозь толпу проплывали паланкины и сверкающие лаком коляски богатых купцов или знати с геральдическим нашлемником или гербом Дома, крупно выведенным на дверцах. Многие мужчины носили необычные бороды с выбритой верхней губой. Женщины щеголяли в шляпах с широкими полями, к шляпам были привязаны длинные шарфы, другой конец которых обматывался вокруг шеи. Потом путники пересекли огромную площадь, величиной во много гайдов земли, окруженную по периметру громадными колоннами из белого мрамора, каждая по меньшей мере пятнадцати спанов в высоту и двух спанов в толщину. Колонны ничего не поддерживали, за исключением оливковых венков, также высеченных из мрамора. На площади, друг против друга, стояли огромные белоснежные дворцы с пурпурными крышами; каждый, казалось, состоял из прогулочных галерей с портиками, ажурных балконов и хрупких, воздушных башенок. На первый взгляд они точь-в-точь походили один на другой, будто отраженные в зеркале, но вскоре Перрин понял, что одно здание всем - размером, декором, украшениями - чуть-чуть скромнее, а все его башенки - фута на три ниже. - Королевский Дворец, - объявила из-за спины юноши Заринэ, - и Большой Зал Совета. Говорят, первый король Иллиана постановил, что Совет Девяти может построить себе любой дворец, какой угодно, но он ни в коем случае не должен быть больше королевского. Тогда Совет в точности скопировал королевский дворец, уменьшив каждое измерение на два фунта. С тех пор так в Иллиане и повелось: король и Совет Девяти соперничают друг с другом, а Ассамблея противостоит им обоим; а пока они заняты выяснением отношений, простые люди в большинстве своем коротают век как хотят, и в их дела никто носа не сует. Это очень неплохая система для тех, кто постоянно живет в городе. Полагаю, кузнец, ты должен знать, что это и есть Площадь Таммуз, именно здесь я приняла Клятву Охотника. И на первый раз довольно с тебя сведений, здесь не обратят внимания на такого деревенщину, как ты. Перрин еле сдержался, но решил впредь не глазеть по сторонам так откровенно. Казалось, никто не воспринимает Лойала как нечто необыкновенное. Огир, видимо, были известны в Иллиане, и лишь несколько прохожих пару раз оглянулись на него, да маленькие дети недолго бежали за Лойалом, а потом и они умчались прочь.