- Разведи костер, - попросила она, кутаясь в плащ, - мне холодно.
      - Никаких костров!
      Даже если бы в этом каменном мешке и было чему гореть, он все равно не стал бы рисковать, раскрывая их тайное пристанище.
      - Вот, держи, - сказал он, протягивая девушке конские подседельные попоны.
      - Но они так пахнут, - поморщилась Дженна, но прежде, чем он успел что-то сказать, она накинула грязные истертые полотна поверх плаща, не переставая, однако, шмыгать носом.
      К седлу Конана был привязан мешок с сухим мясом. Этого хватило бы на несколько дней. Вода, однако, могла стать проблемой. Единственный бурдюк был наполовину пуст.
      - Как ты думаешь, а им удалось выбраться? - неожиданно спросила Дженна. Бомбатте, Зуле и всем остальным?
      - Может быть.
      Конан резким движением сорвал повязку с головы и принялся за ту, что прикрывала рану на груди.
      - Нет! - воскликнула Дженна.- Не трогай их. Акиро сказал...
      - Акиро и остальные, может быть, уже мертвы. И во многом по моей вине.
      Конан стер повязками слой мази, закрывавший раны. К его удивлению, от них остались лишь тонкие розовые полоски, словно после долгих недель лечения.
      - Я слишком увлекся своими ранами, жжением и запахом от повязок. Если бы не это, коринфийцам ни за что не удалось бы застать нас врасплох.
      Он с тяжелым вздохом отбросил в сторону грязные тряпки повязок.
      - Ты не виноват, скорее уж я. Это ведь я приставала к тебе, как ребенок, и дулась на тебя вместо того, чтобы вовремя указывать путь. Если бы не это, мы свернули бы раньше, чем они напали на нас.
      Конан потряс головой:
      - Это глупости, Дженна. В том ущелье ты смогла бы увидеть нужный путь лишь на несколько мгновений раньше. Коринфийцы все равно напали бы на нас, только увидев, что мы поворачиваем.
      Он приступил к ужину, оторвав кусок вяленой баранины, по жесткости не уступавшей плохо выделанной коже, да и по вкусу мало чем отличающейся от нее. Дженна задумчиво хмурилась.
      - Ну, положим, от меня ждать большего было нельзя. Но ты - ведь твой взгляд может проникнуть сквозь стены и за углы, ты видишь и чувствуешь любую опасность. Я и представить себе не могла, что буду путешествовать в сопровождении двух волшебников. Слушай, а почему ты не хотел с самого начала приделать всем нам крылья и в один миг добраться до цели?
      Конан чуть не подавился куском мяса. Восстановив дыхание, он исподлобья посмотрел на нее, но лицо Дженны, как всегда, выражало лишь полную невинность. Неужели она и впрямь верила в то, что говорила, верила, что он... Ну нет, он еще не полный дурак, чтобы не почувствовать насмешки. Конан уже открыл рот, чтобы огрызнуться, но понял, что любой его ответ лишь усугубит его дурацкое положение.
      - Ешь, - сказал он сурово, бросая к ее ногам кусок вяленого мяса.
      Дженна аккуратно взяла его и принялась жевать. Киммерийцу показалось, что уголки ее губ растянулись в тщательно скрываемой улыбке. Этого еще не хватало, недовольно подумал он.
      Сиренево-голубые сумерки спустились над горами. Дженна, закончив скромный ужин, стала подыскивать местечко поудобнее, чтобы лечь спать. Она раскладывала попоны и одеяла то так, то эдак на жестких камнях и вдруг жалобно попросила:
      - Мне холодно. Сделай что-нибудь.
      - Костра не будет. У тебя есть чем укрыться.
      - Тогда забирайся ко мне под одеяло. Если ты не позволяешь мне согреться у огня, будь любезен согреть меня сам.
      Конан уставился на нее. Нет, подумал он, надо же быть таким ребенком.
      - Я не могу. Это... ну, в общем, я не буду.
      - Но почему нет? Тетя зачем тебя послала? Я тут околеваю от холода, а ему и в голову не придет спасти меня от таких мучений.
      Конан застонал и засмеялся одновременно. Послали козла сторожить капусту. Ему даже пришлось встряхнуться, чтобы отогнать ненужные мысли.
      - Подумай, Дженна. Тебе следовало бы поостеречься Тарамис, когда ты вернешься в Шадизар.
      - Бояться тети? С чего бы это?
      - Я не знаю истинной причины, - тихо сказал он, - но короли и королевы, принцы и принцессы - они думают не так, как остальные люди. И совсем по-другому понимают, что такое добро и что такое зло.
      - Тебя беспокоит мой сон? Бомбатта был прав. В этом кратере и не такое приснится. А тетя любит меня. Она вырастила меня, заменив отца и мать.
      - Может, оно и так, Дженна. Но если вдруг когда-нибудь тебе понадобится моя помощь, передай с кем-нибудь пару слов в таверну Абулетеса в Шадизаре. Я приду. И уж мне точно удастся найти для тебя безопасное место.
      - Я так и сделаю, - ответила она, хотя было видно, что ей и в голову не могла прийти мысль, что это может понадобиться. - Но я так и не согрелась, гнула она свое и даже приподняла край одеяла.
      Еще несколько мгновений Киммериец колебался. Наконец, бурча что-то про то, что и вправду похолодало, что нет ничего страшного в том, чтобы согреть друг друга, снял пояс с мечом и устроился рядом с девушкой. Она натянула ему на плечи не только пропахшие конским потом попоны, но и часть своего плаща. Пока он поправлял одеяла, Дженна прижалась к нему. Инстинктивно Конан обнял ее. Его ладонь легла на изгиб ее бедра и отскочила как ошпаренная, судорожно пометалась вдоль тела и наконец успокоилась на талии девушки.
      - Так даже теплее, чем я предполагал, - пробормотал он, вытирая пот со лба. - Лучше, наверное, отодвинуться чуть-чуть.
      "Да не железный же я, - подумал он, - и сколько еще выдержки могут требовать боги от мужчины из плоти и крови".
      Дженна еще плотнее придвинулась к нему и дотронулась пальцем до золотого амулета:
      - Расскажи мне о Валерии.
      Конан удивленно хмыкнул; Дженна подняла глаза:
      - Я ведь не глухая. Я слышу твои разговоры с Малаком, да и с Акиро. Скажи, какой женщиной она была?
      - Какой? Она была единственной из тысяч тысяч других. Наверное, таких больше нет. Воин, друг, боевой товарищ, спутник в путешествиях...
      - И любовница? - добавила она к его перечислению. Конан хотел что-то ответить, но она поспешила опередить его: - А в твоем сердце остался хоть уголок для другой женщины?
      Конан думал, как описать ей их отношения с Валерией. Как она бросалась к нему в постель со страстью тигрицы и как через несколько часов с неменьшей яростью могла закатить ему оплеуху, если он чересчур явно заглядывался на какую-нибудь трактирную девчонку.
      - Понимаешь, - начал он осторожно, - между мужчиной и женщиной есть такие отношения, о которых ты ничего не знаешь и поэтому не сможешь правильно...
      - Много ты понимаешь, - Дженна попыталась изобразить уверенность в голосе, - мы с Зулой хорошенько обсудили разные способы... это... вот, чтобы заарканить мужика.
      Конан рассмеялся, но вдруг почувствовал, что она взяла его руку и опустила ее под расстегнутое платье. Он невольно обнял ладонью маленькую грудь.
      - Слушай, ты сама не понимаешь, что делаешь, - хрипло прошептал он.
      Не успел он договорить, как она резко навалилась на него всем телом. От неожиданности он перевернулся на спину, и она оказалась на нем, все крепче прижимаясь к его груди.
      - Тогда научи меня, - прошептала она, и ее сладкие губы выкинули из его головы весь здравый смысл.
      Холодный ночной ветер хлестал Шадизар, словно жесткая метла, старающаяся вымести из города всю его явную и скрытую грязь.
      Тарамис приняла этот ветер как предзнаменование. Знак ухода старого и прихода нового рассвета. Ее платье - золото на небесно-голубом - тоже означало неизбежный приход нового дня, новой эпохи.
      Темные глаза обежали большой внутренний двор, вымощенный большими полированными плитами светлого мрамора и окруженный алебастровой колоннадой. Выходившие во двор балконы были пусты; ни единого огонька не мигало в темных окнах. Страже было строго приказано не подпускать никого близко ко двору.
      Окруженная свитой жрецов, она смотрела не спящую фигуру Дагота прекраснейшего из мужчин. Жрецы новой веры, возрожденной из тьмы веков, были одеты в золоченые мантии, спадавшие до пят. Голову каждого венчала корона с выгравированным на лбу широко открытым глазом - символом бодрствования служителей Спящего Бога.
      Самая высокая корона венчала того, кто стоял рядом с принцессой, сжимая в руке длинный жезл с алмазом на конце, вставленным в оправу в форме глаза. Это был Ксантерес - Верховный жрец. И действительно, он был выше всех остальных не считая, конечно, Тарамис.
      - Настала третья ночь! - неожиданно произнесла она торжественным голосом.
      Круг жрецов откликнулся эхом:
      - Третья ночь до Ночи Пробуждения.
      - Благословенна будь Ночь Пробуждения, - пропел верховный жрец.
      - Спящий Бог никогда не умрет! - воззвала принцесса, и ответ жрецов эхом вернулся к ней:
      - Там, где есть вера, - нет места смерти!
      - Пусть прольется на нашего Бога то, что должно пролиться в эту ночь.
      - Славься та, кто окропит Спящего Бога, - нараспев ответил хор жрецов.
      Негромко зазвучали свирели, сначала медленно, а затем все быстрее и громче. Еще двое жрецов с коронами на головах появились из колоннады. Между ними шла девушка; ее толстые косы были аккуратно уложены вокруг головы, платье сияло снежной белизной. Введя ее в круг, жрецы сняли с нее одежду, и, не стыдясь своей наготы, девушка шагнула вперед, к изголовью ложа Дагота. Тарамис и Ксантерес подошли и встали по обе стороны от нее.
      - Ания! - позвала ее Тарамис; девушка с усилием отвела взгляд от лежащей фигуры. - Ты первая, избранная Спящим Богом за твою непорочность.
      - Я не достойна такой чести, - прошептала она.
      - При рождении ты была отмечена Спящим Богом. Служишь ли ты ему и по сей день добровольно?
      Тарамис знала ответ еще до того, как искры экстаза запрыгали в глазах девушки. Жестокая принцесса долго и хорошо готовилась сама и готовила других к этому действу.
      - Я, недостойная, молю о разрешении служить ему.
      Свирели залились громкими трелями.
      - О Великий Дагот,- крикнула Тарамис, - прими наше подношение. Прими первое помазание перед Ночью Твоего Возвращения.
      Ни один мускул не дрогнул на лице Ксантереса, когда его пальцы, вцепившись в волосы Ании, резко наклонили ее над головой алебастровой фигуры. Еще одно движение - и ее голова запрокинулась к небу, оставив открытым незащищенное горло. Из складок мантии появился позолоченный кинжал; он блеснул в воздухе и вот уже алый фонтан брызнул на лицо Спящего Бога.
      - О Великий Дагот! Твои слуги приносят тебе первую жертву! - воскликнула Тарамис. Хор жрецов вторил ей.
      Тарамис рухнула на колени и в поклоне опустила к мраморному полу голову. Ее молитва взлетела к ночному небу:
      - О Великий Дагот! Твои слуги ждут Ночи Твоего Пришествия. Я жду Ночи Твоего Пришествия.
      Усиленная хором жрецов молитва вновь и вновь отражалась от дворцовых стен:
      - О Великий Дагот! Твои слуги ждут Ночи Твоего Пришествия!
      Тело Ании вздрогнуло в последний раз и затихло там, где она упала, всеми забытая в луже уже остывшей крови на розовом мраморе пола.
      Глава 16
      Каменистым было дно ущелья, по которому двигался конь Конана. Каменным было и выражение лица его седока. Конан старался занять все мысли только наблюдением за дорогой, не позволяя себе отвлекаться ни на что другое.
      - Ну, поехали же быстрей, - время от времени восклицала Дженна.- Я же знаю дорогу, поехали быстрее!
      Он подождал, пока лошади перебрались через каменную гряду, отделявшую их от склона другого ущелья, и только тогда ответил:
      - Я могу за два дня довести тебя до Шадизара. За один день - если мы до смерти загоним лошадей.
      Он замолчал, в который раз подсчитывая оставшиеся дни и ночи. Теперь многое зависело от того, сколько еще смогут продержаться их кони и как быстро они смогут скакать.
      - Я решил вернуться.
      - Но мое предназначение!
      - В твое предназначение не входит погибнуть в этих горах. Я доставлю тебя во дворец твоей тети.
      - Ты не посмеешь препятствовать моему предназначению!
      - Да пошло оно, твое предназначение...
      Дженна подогнала лошадь и поравнялась с ним.
      - А Валерия? Да, это я тоже слышала, и я знаю, что за награду тебе обещала тетя.
      Титаническим усилием Конану удалось сохранить бесстрастное выражение на лице. Да, долг должен быть отплачен. Отплачен любой ценой. Но платить должен и может только он, но не Дженна.
      - Я могу защитить тебя по дороге. Но не в том случае, если мы сами будем нарываться на неприятности. Неужели ты думаешь, что твое Сокровище будет лежать просто так, на блюдечке.
      - Валерия...
      - Она не просила меня обменять твою жизнь на ее. А теперь замолчи и поезжай за мной.
      Некоторое время она и вправду ехала молча, лишь про себя всхлипывая и беззвучно шевеля губами. Занятый своими мыслями, Конан даже не заметил ее расстройства и раздражения.
      Неожиданно она снова взмолилась:
      - Это где-то здесь. Я чувствую, Конан. Пожалуйста, сверни туда. Я прошу тебя!
      Сам того не желая, он обернулся туда, куда указывала Дженна. Не самая высокая из окружающих гор. Такие же серые склоны. Но у подножия рассыпались гигантским ковром изломанные скалы - каменные столбы и шпили. Лабиринт, вспомнил Конан, как называла их путешествие Дженна. Это был настоящий лабиринт. В его закоулках можно было спрятать целую армию. Нет, это не место для девчонки, даже если там и находится столь нужное для Тарамис Сокровище. Киммериец решил обогнуть гору с юга. Он не сказал Дженне ни единого слова.
      - Конан!
      Он закрыл уши руками, не желая слышать.
      - Конан!
      Вдруг до его сознания дошло, что уже не Дженна, а кто-то другой окликает его. Рука сжала рукоять меча: то, что звавший знал его по имени, еще ни о чем не говорило. Вдруг из-за бугра вылетела низкорослая лошаденка, оседланная на коринфийский манер. Верхом на ней восседал маленький, худенький черноглазый человек.
      Рот Конана растянулся до ушей:
      - Малак! А я думал, что ты...
      - Еще не хватало. Я слишком красив, чтобы умереть.
      По пятам за Малаком скакали остальные:
      Бомбатта, Зула и Акиро, трясущийся в седле и что-то бормочущий про старые кости. Чернокожая женщина сразу метнулась к Дженне, и обе застыли, уткнувшись лицом друг другу в плечи.
      - А как же коринфийцы? - спросил Конан. - И как вы нашли нас?
      Акиро открыл было рот, но Малак поспешил вмешаться в разговор:
      - Когда они увидели, как ты рванул в ущелье, чуть не половина этих ребят двинулись следом, на скаку решая, кому первому достанется девчонка. Ну, что вы на меня уставились? Видит Митра, это они сказали, а не я! В общем, их стало поменьше, и у Акиро появился шанс заняться любимым делом. Давай, расскажи им, что ты такое сотворил.
      Акиро снова попытался что-то сказать, и снова Малак перебил его, залившись звонким смехом:
      - Он напустил на них тигра. Размером эта. киска была со слона. Ты бы видел, что стало с их лошадьми! Ладно, Акиро, рассказывай дальше.
      - Это была лишь слабая иллюзия, - осторожно начал Акиро, все поглядывая на Малака, видимо, опасаясь, что тот снова перебьет его. - Все-таки времени было совсем мало, да и условия - не те. Это был лишь зрительный обман, правда - с запахом тигра. Он и двигаться-то не мог. Но, к счастью, их лошади об этом не знали. Они словно взбесились от ужаса. Наши, впрочем, тоже. Но как бы то ни было, это дало нам возможность смыться. Правда, без запасной кобылы, но зато с целыми шкурами.
      Слишком много колдовства в этом путешествии, снова подумал Конан, но, честно говоря, он ничего не имел против, когда оно спасало жизнь его друзей.
      - Отлично, что вы нашли нас. Мы вместе влезли в эти горы и вместе должны выбраться отсюда. Нет, нам просто повезло, что мы встретились.
      Малак уже раскрыл рот, но осекся под колючим взглядом Акиро.
      - Тут нет никакого везения. Вот, смотри, - он протянул Конану кожаный шнурок с маленьким, покрытым резьбой Камнем на конце. Легким движением Акиро пустил камень по кругу, но круг тотчас превратился в овал, а затем Камень маятником закачался по прямой линии, соединяющей Конана и колдуна.
      Киммериец невольно задержал дыхание:
      - Не люблю я, когда такие штучки связаны со мной.
      - Не с тобой, а с амулетом. Найти такую штуку легче, чем живого человека. Другое дело" если бы у меня был твой волос или хотя бы лоскуток твоей одежды. Мы бы нашли тебя еще быстрее.
      - Кром! - выпалил Конан.
      Еще не хватало, чтобы кто-нибудь из колдунов, пусть даже и дружелюбный пока что Акиро, заполучил себе его волос.
      Воспользовавшись молчанием Конана, Акиро продолжил:
      - А так, настроившись на неживой предмет, мы потратили уйму времени, чтобы точнее определить направление. Это похоже на поиск выхода в темноте в незнакомом доме.
      - А Бомбатта, тот и вовсе не хотел ждать, пока мы разберемся с этой штукой, - не удержавшись, влез в разговор Малак. - Он сказал, что не доверяет колдунам...
      Тут он снова осекся и опасливо поглядел на Акиро.
      - Все в порядке, Малак,- успокоил его Акиро. - Я уже почти закончил.
      Все это время Бомбатта, не слезая с коня, переводил взгляд с Конана на Дженну и обратно. Наконец он громогласно произнес:
      - Он не причинил тебе вреда, дитя?
      Дженна вздрогнула и прервала разговор с Зулой.
      - Что? О чем ты, Бомбатта? Конан защищает меня так же, как и ты.
      Ее ответ, похоже, не удовлетворил воина в черных доспехах. Его лицо потемнело, шрамы резче выступили на коже. Он, поколебавшись, повернулся к Акиро и спросил его:
      - Эй, колдун. Я должен знать правду. Скажи, невинна ли она по-прежнему?
      - Бомбатта! - охнула Дженна, а Зула, стоя рядом с нею, выпалила:
      - Это не тот вопрос, на который нужно отвечать тому наглецу, который посмел задать его.
      - Скажи правду, колдун, - настаивал Бомбатта, - наша жизнь и многое другое, о чем ты даже не можешь предполагать, зависит от этого.
      Акиро разомкнул губы и утвердительно кивнул.
      - Она невинна. Я это ощущаю так сильно, что только удивляюсь вам, не чувствующим этого.
      Подождав, когда Бомбатта, облегченно вздохнув, отойдет, Акиро наклонился к Конану и сказал:
      - Я уже говорил, что здесь все дело в душе, а не в плоти.
      Конан покраснел, а затем покраснел еще сильнее, осознав, что краснеет.
      - Ну ты, соглядатай. Только не надо пробовать на мне свое ясновидение. Надеюсь, ты ночью не подглядывал.
      - Вспомни тот флакон, который я дал тебе. Выпей его содержимое - и скачи отсюда. Бери девчонку, если хочешь, - и вперед. Я не сомневаюсь, что она за тобой хоть на край света... в крайнем случае, через пару таких ночей. А здесь тебе больше нечего ждать. Разве что новых ран. Только учти, раны души куда труднее залечить, чем раны на теле.
      Рука Конана нащупала в поясном мешочке каменный флакон. Валерия... Неоплаченный долг...
      Голос Дженны словно разбудил его:
      - ... и он говорил мне, что не поедет туда со мной. Но нам надо именно туда. Я знаю.
      Бомбатта с презрительной усмешкой повернулся к Киммерийцу:
      - Эй ты, вор, забыл свою ненаглядную Валерию? Может, коринфийцы вытряхнули из тебя последнее мужество? Да и было ли оно у тебя...
      Глаза Конана блеснули таким холодом, что Бомбатта оборвал фразу на полуслове. Его пальцы снова сжали саблю так, что казалось, рукоятка рассыплется в пыль в кулаке. Конан же даже не прикоснулся к своему оружию.
      Спокойствие, повторял он про себя. Человек, лишенный терпения, не протянул бы долго в его родной Киммерии. Время еще не пришло. Свои счеты они сведут позднее. Когда он заговорил, его голос был холоден и спокоен:
      - Я не поведу ее туда, куда она хочет, один, без еще нескольких пар внимательных глаз и еще нескольких острых клинков. Теперь они у нас есть. Давай-ка не будем тянуть время. Нам обоим позарез нужно вернуться в Шадизар завтра ночью. И у нас есть одно дело, которое нужно будет утрясти по возвращении.
      - Я жду не дождусь, когда мы сможем взяться за это дело, - прохрипел Бомбатта.
      - А я уже решаю, чем заняться после, - сказал Конан, встряхивая поводьями.
      Глава 17
      Чтобы добраться до чудовищных ломаных каменных пальцев, им пришлось потратить почти полдня. Вблизи эти громады показались Конану не более привлекательными, чем издали. Каменные стены все теснее обступали их, и вот уже путники вынуждены были двигаться цепочкой, по одному. Сотни миниатюрных каньонов и ущелий переплелись в огромной каменной паутине. Иногда по дюжине узких проходов открывалось на выбор перед ними (причем один хуже другого для продолжения движения и для копыт лошадей) за очередным поворотом.
      - Направо, - слышался голос Дженны из-за плеча Конана. - Еще правее. Нет, не этот. Вот тот, туда! Я чувствую, оно уже так близко! Мы бы двигались вдвое быстрее, если бы вы пустили меня вперед.
      - Нет! - рявкнул Бомбатта.
      Конан промолчал, обшаривая глазами три коридора, открывшиеся перед ним и ведущие в разные стороны этого лабиринта. Уже не в первый раз Дженна просилась вперед, и он давно устал объяснять ей всю опасность такого решения. Бомбатта же не только опасался за девушку, но и очень не хотел оставлять ее рядом с Конаном, не говоря уж о том, чтобы Киммериец оказался между ним и ею. Впрочем, Конану сейчас было не до рассуждений на эти темы.
      - Почему мы стоим? - раздался возглас Дженны. - Сюда, нам нужно сюда, она показала на центральный коридор.
      - Здесь слишком узко для лошадей, - сказал Конан, слезая со своего коня и с трудом пробираясь между его боком и каменной стеной. - Придется оставить их здесь.
      Ему совсем не нравилась эта идея. А вдруг с лошадьми что-нибудь случится? Без них им как своих ушей не видать Шадизара вовремя.
      Его спутники тоже спешились и, связав передние ноги своих коней, пробрались к Конану.
      - Малак, - сказал он, - я думаю, тебе лучше остаться с лошадьми.
      Тот огляделся, окинув взглядом вздымавшиеся вокруг каменные стены, и поежился.
      - Остаться здесь? Лук Сигина! Конан, я-то думал, что нам не стоит разделять наши силы, что мы будем держаться все вместе. Да здесь и вздохнуть-то нечем!
      Собравшись уже ответить порезче, Конан вдруг задумался. Он ведь и сам изрядно мучился в этих каменных щелях. Ему тоже казалось, что эти громады закрывают доступ воздуху. Он внимательно посмотрел на лица своих спутников. Дженна - вся нетерпение, Зула - ожидание; ожидание нападения в любой момент и с любой стороны. Бомбатта, по обыкновению, хмурился и что-то недовольно бурчал. Акиро, тоже как обычно, задумался о чем-то. Может, это удушье - только плод его воображения?
      - Хорошо, остаемся все вместе.
      Конан вынул из ножен меч и кинжал.
      - Так я буду отмечать наш путь, - сказал он, процарапав стрелу на стене коридора, - тогда будет легче найти лошадей. И держитесь поближе друг к другу.
      К радости сгорающей от нетерпения Дженны, Конан двинулся вперед, хотя и не так быстро, как ей бы хотелось. Через каждые десять шагов он чертил на камнях очередную стрелу. Если случится самое страшное, думал он, то даже одна Дженна сможет найти лошадей. Даже одна она будет иметь возможность спастись.
      Подчас коридор был настолько узок, что даже Зула или Дженна не могли свободно пройти между стенами; остальным же приходилось протискиваться, царапая плечи, спины и бока. Но как бы трудно ни было продвижение, меч Конана всегда был наготове, так же как и кинжал, не менее полезный, случись какая-нибудь заварушка в этой тесноте.
      Чем дальше они углублялись в этот лабиринт, тем сильнее он ощущал нависшую опасность. Что-то висело в воздухе, исходило от серых камней; что-то зловещее, недоступное ни зрению, ни слуху, ни обонянию, но ощущаемое какими-то древними, первобытными инстинктами.
      Конан обернулся, чтобы посмотреть на остальных.
      На всех лицах было написано то же чувство. На всех, кроме лица Дженны.
      - Почему мы идем так медленно? - вновь и вновь спрашивала девушка. Она попыталась обойти Киммерийца, но тщетно - ширины прохода едва хватало для его крепкого тела. - Мы ведь уже почти на месте.
      - Акиро, что скажешь? - спросил Конан.
      Лицо седого колдуна было перекошено, словно от какой-то мерзости, попавшей на язык.
      - Я это почувствовал, еще когда мы только вошли в эти щели. Но теперь это чувство все сильнее и сильнее. Это... заклятие, черная магия. Но оно настолько древнее, что вряд ли реально угрожает нам. Оно потеряло свою мощь еще несколько веков назад.
      Конан кивнул и снова двинулся вперед, но слова Акиро вовсе не убедили и не успокоили его. Его чувства, конечно, не были сверхъестественными, но они до сих пор сохраняли ему жизнь там, где ничего не стоило погибнуть. И сейчас они предупреждали его об опасности. Поэтому ни на миг не ослабевали его руки, державшие оружие.
      Неожиданно коридор вывел их на открытое место. Здесь скалы были убраны, а их остатки образовали сложный узор на открытой площадке. На эту площадку выходил портал какого-то огромного храма, вырытого, видимо, прямо в толще горы. Массивные резные колонны украшали вход. Некогда два десятка статуй охраняли его. Каждая - в четыре человеческих роста высотой. Лишь одна из них уцелела - обсидиановый воин, сжимающий в руках гигантское копье. Черты его лица были стерты ветрами и дождями. От других статуй остались лишь черные постаменты да обрубки ног.
      Конан убрал в ножны кинжал и схватил за руку Дженну, уже собравшуюся бежать к храму.
      - Поосторожнее, девочка, - сказал он ей. - Мы здесь все рискуем, но хотелось бы рисковать поменьше.
      Бомбатта сжал ее вторую руку. Оба уставились друг на друга поверх ее головы. Теперь их связывало еще и обещание выйти на смертельный поединок. Еще одна причина поскорее вернуться в Шадизар, мелькнуло в голове у Конана. Таким обещаниям негоже долго оставаться невыполненными.
      - Пустите меня, - сказала Дженна, извиваясь в тисках их рук. - Я должна найти Рог. Он там, внутри! Пустите же меня.
      Зула, злобно глядя на обоих воинов, положила руки на плечи Дженны:
      - Вы решили разорвать ее? Или, может, раздавить промеж ваших боков?
      Конан разжал руку, за ним и Бомбатта. Зула отвела девушку в сторону, что-то тихо говоря ей на ухо. Конан не мигая смотрел на Бомбатту.
      - Это дело нужно решить, вор, - прохрипел воин со шрамами.
      - В Шадизаре, -уточнил Конан, и его противник кивнул в знак подтверждения.
      Когда они подошли ко входу, Акиро принялся, слюнявя палец, стирать пыль с пьедестала статуи, чтобы прочесть сохранившиеся надписи. Их, правда, осталось немного.
      - Что ты там высматриваешь? - привычно подцепил старого колдуна Малак. Читаешь декоративный орнамент? Много ума не надо. Да и рисуночки-то так себе. Видал я такие - их только одноглазый пьяница может нацарапать. А нормальный человек придумает что-нибудь поприличнее.
      Акиро со вздохом выпрямился и вытер руки.
      - Я бы смог прочесть это, по крайней мере большую часть, если бы они получше сохранились. Это не украшения, а надписи. Последние слова на этом языке были записаны три тысячи лет назад, и уже тогда он был древним и мертвым языком. Нет, тут почти ничего не осталось. Может, внутри найдется еще что-нибудь.
      - Мы тут не для того, чтобы расшифровывать древние письмена,- рявкнул Бомбатта.
      По правде говоря, Конан был с ним согласен, но он лишь негромко поторопил всех:
      - Пойдемте же внутрь.
      Стая скальных голубей сорвалась со своих гнезд, свитых под капителями колонн. Их крылья, словно взрыв, разорвали неподвижную тишину.
      Конан подошел к высоким бронзовым дверям, позеленевшим от времени. Сквозь пыль и зелень на каждой двери просматривалось изображение открытого глаза.
      Конан, не очень веря в успех, сильно потянул за кольцо, вделанное в одну из створок. К его удивлению, дверь подалась, хотя и неохотно, сильно скрипя. Конан был доволен, услышав такой скрип. Если бы люди пользовались этими дверьми, то наверняка смазали бы петли. Но это вовсе не было поводом расслабляться.
      - Всем внимание, - скомандовал он, - оружие наизготовку.
      Конан шагнул внутрь.
      За большими дверями пол был покрыт многовековым слоем пыли. В стены были вделаны позолоченные держатели для факелов. Потолок терялся в тени, а само помещение уходило дальше, в глубь горы.
      Вдруг раздался короткий визг Зулы: по ее босой ноге пробежал паук величиной с ладонь.
      - Это всего-то паук, - ехидно сказал Малак, раздавив насекомое и пнув сапогом то, что от него осталось, - вовсе нечего бояться этих...
      Маленький воришка, коротко вскрикнув, замолчал, увидев, как шест Зулы метнулся к самой его переносице. Скосив глаза, он с ужасом смотрел на смертоносное оружие, лишь на ладонь не дошедшее до его лица.
      - Я вовсе не боюсь, - прошипела Зула. - Просто я не люблю пауков. И крыс, - добавила она, покосившись в сторону раздававшегося из темноты попискивания.
      Конан снял со стены факел и полез за кремнем.
      - Если, конечно, эта штука будет гореть...
      Губы Акиро шевельнулись, и неожиданно пламя заплясало между его пальцами. Он поднес их к факелу, загоревшемуся с хорошо слышным в тишине потрескиванием.
      - Она будет гореть, - сказал колдун.
      - А ты не можешь подождать, если тебя не просят лезть с твоими колдовскими штучками? - недовольно поинтересовался Конан.
      Акиро виновато пожал плечами.
      Бомбатта и Малак зажгли свои факелы от факела Конана. Теперь, при свете, они смогли лучше рассмотреть огромный зал. Их ноги потревожили пыль, не тронутую до них никем. Лишь цепочки мелких крысиных следов тянулись из угла в угол. Скелеты зверьков и каких-то мелких птиц валялись тут и там в пыли, некоторые - скрытые под ее слоем, некоторые - поверх нее. Отовсюду слышалось недовольное пищание. В сотнях бусинок глаз отражался свет беспокоивших их факелов. Сотни носов принюхивались к незнакомому запаху людей. Зула что-то бормотала и вертела головой, словно стараясь смотреть во все стороны сразу. Малаку тоже было не до шуток над ее страхами. Он, в свою очередь, всячески старался не смотреть в сторону искрящихся глаз; в его монотонном бормотании смешались проклятья и молитвы, возносимые к дюжине богов одновременно.