Конан склонился, чтоб вытащить ее. Его руки схватили гибкое тело, и тяжесть его затащила Конана в колодец почти до подмышек. Он вытащил рыжую до щиколоток из воды, и она болталась в его руках над глубиной колодца.
      - Разрази тебя Деркэто! - ругалась она. - Отпусти меня, безродный пес!
      - В Шадизаре, - сказал он неторопливо, - я спас тебя по меньшей мере от оскорблений. Ты обозвала меня мальчишкой варваром, допустила, чтоб мне чуть не снесли голову и под конец исчезла без единого слова благодарности.
      - Сын спившегося болвана! Шлюхино отродье! Выпусти меня наконец!
      - Здесь, - продолжал он, словно вообще не слышал ее, - я избавил тебя от бесчестья или, по крайней мере, от участи быть проданной на невольничьем рынке. А может быть, они просто перерезали бы тебе глотку после того, как вдоволь натешились бы с тобой.
      Она резко дернулась в его руках, и он ниже наклонился над краем колодца, опуская ее в воду глубже еще на ширину ступни. Ее вопли отразились от стен колодца, и она затихла.
      - Ты и не собирался меня спасать, - прохрипела она. - Ты бы просто-напросто проехал мимо, если бы эти псы не затеяли бы с тобой ссоры.
      - Независимо от того, проехал бы ли я мимо или они убили бы меня, тебе бы сейчас пришлось рассуждать самой с собой о том, сколько за тебя заплатят покупатели.
      - А тебе в награду ничего, конечно, не нужно, - сказала она, чуть не плача. - Проклятье Деркэто на твою голову, ты, вонючий остолоп из варварской страны!
      - Я утомился слушать твои оскорбления, - свирепо сказал он. - И я хочу, чтобы ты сейчас же поклялась мне именем Деркэто - раз уж ты постоянно поминаешь богиню любви и смерти. Ты должна дать мне обет, что никогда больше бранное слово в мой адрес не сорвется с твоих губ и ты никогда больше не поднимешь на меня руку.
      - Волосатый кретин! Плоскостопый варвар! Ты что, вообразил, что ты можешь меня заставить...
      Он прервал ее.
      - У меня устали руки. Я не могу больше ждать, твои ноги так легко скользят по камню.
      - Я поклянусь. - Ее голос вдруг стал ясным и отчетливым. - Вытащи меня, и я поклянусь тебе на коленях, в чем ты только захочешь.
      - Сначала клянись, - приказал он. - Я не хотел бы снова кидать тебя в колодец. Сначала определимся с видами на будущее.
      Ему показалось, что он слышит, как маленький кулак в бешенстве ударил о каменную стену колодца. Он улыбнулся.
      - Ты безобразная обезьяна! - выругалась она с прежней горячностью. Хорошо, я клянусь тебе именем Деркэто, что я никогда не скажу тебе дурного слова и никогда не подниму на тебя руку. Я клянусь. Теперь ты доволен?
      Он вытащил ее и бережно опустил на землю возле колодца.
      - Ты... - она прикусила губу и сверкнула на него глазами снизу вверх. - Тебе не обязательно быть таким грубым, - сказала она почти беззвучно.
      Вместо ответа он расстегнул свой пояс и прислонил ножны с мечом к колодцу.
      - Что... что ты собираешься делать?
      - Ты что-то говорила о вознаграждении. - Он выскользнул из своей набедренной повязки. - И поскольку я уже отчаялся услышать из твоих уст хоть слово благодарности, я все равно свое получу.
      - Так ты простой насильник, - горько сказала она.
      - Это очень похоже на слово оскорбления, девушка. О насилии не может быть и речи. Тебе нужно только сказать "стой" - и я со своей стороны могу тебе обещать, что ты уедешь отсюда нетронутой, словно девственница.
      Он улегся на нее, и несмотря на то, что она забарабанила кулаками по его плечам и выкрикнула дикое проклятие, к словечку "стой" однако же не прибегла, и очень скоро их восклицания зазвучали совершенно иначе, потому что она была пылкой цветущей женщиной, а в женщинах Конан кое-что понимал.
      Пока он снова надевал свою набедренную повязку и застегивал пояс, она искала среди вещей убитых что-нибудь, чем можно было бы прикрыть наготу. Ее собственную одежду, как она сказала, негодяи порвали в клочья. Ему пришло в голову, что она выбирает себе оружие, однако у него не было сомнений, поворачиваться ли к ней спиной, даже тогда, когда она будет вооружена.
      Он наполнил водой свою флягу из выделанной козьей кожи и приторочил ее к седлу.
      - Подожди! - крикнула она. - Как тебя зовут?
      На ней были солнечно-желтые, не особенно чистые шаровары, и изумрудно-зеленая куртка, которая была ей чересчур узка на груди, а на талии болталась свободно. Золотая лента с бахромой охватывала рыжие волосы, поднимая их над лицом. Ленту она вытащила из мешка одного из убитых, как успел заметить Конан.
      - Конан, - ответил он. - Конан из Киммерии. А ты?
      - Мое имя Карела, - гордо произнесла она. - И притом Карела из той страны, где нахожусь - по мере надобности. Скажи-ка, эти пилигримы, за которыми ты гонишься, - они что-то украли у тебя? Что-то важное? Я не в состоянии представить себе тебя набожным человеком, Конан из Киммерии.
      Если он ей расскажет о подвесках, она бесспорно захочет участвовать в этом деле. То, как она умеет владеть саблей, не оставляло сомнений - она стоит воина-мужчины. Но он не хотел бы брать ее с собой. Если она почует запах десяти тысяч золотых, ему придется спать с открытыми глазами, давала она там клятву или не давала. В этом-то он был уверен.
      - Да, кое-что важное для одного человека из Шадизара, - вскользь пояснил он. - Танцовщица, которая сбежала с этими пилигримами. А может быть - и это вполне вероятно, кстати, - они ее украли. Как бы то ни было, он влюблен в нее до глупости и готов заплатить пять золотых, если получит ее назад.
      - Не много для прогулок по этой стране. Здесь бродят опасные бандиты, вроде этих сукиных сынов. - Она метнула взор на трупы, которые Конан оттащил подальше от колодца.
      - Я ищу пилигримов, а не бандитов, - возразил он с улыбкой. - Они не окажут серьезного сопротивления. Будь здорова, Карела.
      Он повернулся, чтобы уехать прочь, но ее следующая реплика заставила его остановить коня.
      - Так ты не хочешь знать, где эти пилигримы?
      Он удивленно воззрился на нее, и она встретила его взгляд большими зелеными глазами, совершенно невинными.
      - Если ты знаешь, где они, почему ты до сих пор не упоминала об этом? И вообще, почему ты говоришь о них только сейчас? Мне кажется, на тебя непохоже добровольно рассказывать такие вещи.
      - Эти шакалы - они совершенно вывели меня из терпения. - Она скроила гримаску, но ее взгляд быстро снова стал ясным. - Я была помешана от ярости, Конан. У меня была потребность излить ее на кого-нибудь. Но ведь ты, в конце концов, спас мне жизнь.
      Конан задумчиво кивнул. Ее объяснение могло быть и правдой. Однако столь же вероятно могло быть и то, что она решила направить его по ложному пути. Но он все равно потерял след пилигримов, и ему предстояло, так или иначе, ехать наугад.
      - Где ты их видела?
      - К северу отсюда. Они стояли лагерем под каким-то невысоким холмом. Я покажу тебе. - Она вскочила в седло своего вороного. - Ну что, ты хочешь, чтоб я провела тебя в их лагерь или ты будешь стоять тут целый день?
      Он не видел иной возможности заставить ее говорить, кроме как снова окунуть ее в колодец. Он отбросил край своего плаща, чтоб рукоять меча была свободна, и сделал ей знак трогаться в путь.
      - Я знаю, - сказала она, улыбнувшись, и ударила коня пятками. - Тебе пейзаж нравится.
      Да, здесь она права, подумал он. Однако он постоянно следил за ней одним глазом, потому что предательство с ее стороны считал вполне вероятным. Запасные лошади скакали за ними.
      Глава восьмая
      Остаток дня они ехали на север по холмистой равнине, на которой изредка встречались низкие кустарники. Когда они становились лагерем на ночь, Конан поинтересовался:
      - Далеко они еще?
      Карела пожала плечами. Ее крепкие круглые груди, казалось, вот-вот порвут зеленую куртку.
      - Если мы отправимся в путь на рассвете, то будем там еще ранним утром.
      Она принялась обламывать тонкие ветки кустов, росших поблизости, для костра, но он пинком разбросал хворост.
      - Нам лучше никому не выдавать нашего присутствия, - буркнул он. Почему ты вообще думаешь, что они еще там?
      Она спрятала кресало обратно в свой заплечный мешок и улыбнулась ему, развеселившись.
      - Если они и ушли, то ты по меньшей мере будешь ближе к ним, чем был до сих пор. Кто этот человек из Шадизара, который хочет вернуть невольницу?
      - Если мы выступаем рано, то сейчас нам лучше спать, - ответил он, никак не реагируя на ее вопрос, и она улыбнулась снова.
      Он укрылся своим плащом, однако не уснул. Вместо этого потихоньку наблюдал за ней. Она завернулась в одеяло, которое служило попоной ее вороному, а в качестве подушки использовала высокое седло из выделанной красной кожи. Он совершенно не верил, что она не задумала исчезнуть среди ночи со всеми лошадьми, однако через несколько минут он действительно убедился в том, что она собирается спать.
      Ночь была соткана из глубокого мрака, звезды сверкали, как алмазы на черном бархате. Конан все еще не смыкал глаз. Выглянул прибывающий серп луны, и когда он поднялся над ним, Конан вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Незаметно он вытащил из ножен кинжал с узким лезвием, расстегнул бронзовую пряжку, скалывающую его плащ, и ползком скользнул в ночь. Трижды он проползал вокруг лагеря, и все это время чувствовал на себе глаза, но он не только не видел никого, но и не нашел следов, которые мог бы оставить невидимый шпион. И внезапно чувство, что кто-то за ним наблюдает, исчезло. Еще раз он обошел лагерь, но снова ничего необычного не заметил. Злой на самого себя он встал и вернулся назад к своему плащу. Карела все еще спала. Обессиленный, он укрылся плащом. Во всем виновата женщина. Он все время ждал предательства с ее стороны - и из-за этого начал видеть и чувствовать вещи, которых не существует.
      Когда красное солнце поднялось над горизонтом, Карела проснулась, и они снова поскакали на север. Постепенно волнистая равнина превратилась в гористую местность. Конан спрашивал себя, что нужно этим людям так далеко к северу от караванной дороги. Внезапно девушка помчалась галопом.
      - Там! - крикнула она. - За следующим холмом!
      Он помчался за ней.
      - Карела, назад! Карела!
      Она неслась вперед и скоро пропала за холмом. Чокнутая, подумал он. Если паломники все еще там, она непременно обратит на себя внимание. Поднявшись на холм, он остановил коня. Ее нигде не было видно, и он не слышал больше стука копыт ее вороного.
      - Конан!
      Он повернулся на ее крик. Карела на своем вороном стояла на вершине холма справа от него.
      - Кром! Девушка, что ты".
      - Я Карела! - крикнула она. - Я Рыжий Ястреб!
      Она пронзительно свистнула, и тотчас в ложбинах между холмами из-под земли выросла орда каких-то людей - пестрое смешение ярких одежд и оружия самых разных родов и видов. В мгновение ока он оказался в центре кольца стоящих плечом к плечу бандитов. Он осторожно сложил руки на луке седла. Одно неверное движение, и в него воткнутся четыре болта из четырех арбалетов, которые он обнаружил сразу, а возможно, имеются еще другие.
      - Карела, - громко сказал он, - ты сдержишь обещание?
      - Я не огорчила тебя неприветливым словом, - колко ответила она, - и не подняла на тебя руки. Я не сделаю этого и впредь. Но я боюсь, что не смогу сказать того же о моих людях. Ордо!
      Крепкий чернобородый человек с кожаным браслетом на левой руке вывел своего коня из крута разбойников и остановился перед Конаном. Неровный шрам пересекал его лицо от брови до щетинистой бороды, под которой исчезал. Эта сторона его лица была искажена постоянной издевательской улыбкой. Его кольчуга несомненно раньше принадлежала состоятельному человеку, еще сейчас были заметны следы позолоты. В его ушах качались большие золотые кольца, на боку висел послуживший кривой меч.
      - Она назвала тебя "Конан", - сказал рослый бандит. - А я Ордо, капитан Рыжего Ястреба. Я хочу знать - то есть, мы все хотели бы знать, почему мы прямо здесь и прямо сейчас не должны перерезать тебе горло.
      - Карела привела меня сюда, - начал Конан и оборвал себя, когда Ордо ударил его кулаком размером с добрый окорок. Уцелевший глаз бандита, казалось, выскочит из орбиты, когда Конан отразил его удар.
      Один миг оба они были неподвижны, а потом Ордо взревел:
      - Взять его!
      Десятки рук схватили киммерийца, вырвали у него меч и сбросили его с седла. Но из-за большого их количества нападающие мешали друг другу, и одолеть его было не так-то просто. Его кинжал нашел себе новое прибежище между ребер, скрытых желтой одеждой - в давке он не рассмотрел, кому они принадлежали; неосмотрительная рука была сломана в локтевом суставе, и несколько большее число людей, чем один, выплевывало выбитые зубы после того, как их лица познакомились с его могучими кулаками. Но численное превосходство было слишком велико, и в конце концов его противникам удалось связать ему руки за спиной и затянуть на его щиколотках кожаный ремень длиною в две ступни. После чего те, кто был обут в сапоги, начали пинать его под ребра. Наконец Ордо разогнал их дикими ругательствами и поднял голову Конана, держа его за волосы.
      - Мы называем ее Рыжий Ястреб, - проворчал он. - Ты должен называть ее "госпожа", и не отваживайся больше никогда осквернять ее имя своим грязным ртом! Иначе тебе не жить!
      - А почему он вообще должен жить? - спросил человек с лицом хорька, одетый в трофейную кирасу и лейб-гвардейский шлем, которому недоставало конского султана. - Гепакиах захлебнулся в собственной крови из-за кинжала этого парня. А я... - Он неожиданно скривился и выплюнул зуб. - Перережь ему глотку, и мы избавимся от него.
      Ухмыляясь, Ордо извлек свой вендийский кинжал с "пламенеющим" клинком.
      - Абериусу пришла в голову неплохая мысль.
      Внезапно Карела пробилась на своем коне сквозь толпу, обступившую Конана, и ее зеленые кошачьи глаза сверкнули над ним.
      - А тебе ничего интересного в голову не приходит, Ордо?
      - А, так ты все-таки верна своей клятве? - проворчал Конан. - Милая награда за то, что я спас тебя от невольничьего рынка или кое-чего похуже.
      Ордо отпустил его волосы, и голова Конана упала обратно на землю.
      - Рыжий Ястреб не может быть спасена - никем и ни от чего! запальчиво рявкнул он. - Она получше любого мужчины управляется как с мечом, так и со своими мозгами! Не забывай этого!
      Карела звонко рассмеялась.
      - Конечно, я такая, дружок Конан. Если тебя кто-то и ударил, то это руки моих людей, но не мои. Ордо, мы забираем его в лагерь. Там ты в тишине и покое обдумаешь, что ты с ним хочешь сделать.
      Человек со шрамом прокричал приказ, и под руки Конана мгновенно была продета веревка. Разбойники залезали в свои седла. Ордо схватил конец веревки, и они рысью пустились вскачь. Копыта лошадей вздымали пыль, и мелкие камешки, которые дождем летели в лицо киммерийцу.
      Конан сцепил зубы. Поскольку они связали ему руки за спиной, ему пришлось перевернуться на живот. Острые камни царапали его грудь, и жесткие комья глины раздирали кожу.
      Когда лошади остановились, Конан выплюнул попавший в рот песок и грязь, и жадно глотнул свежего воздуха. Казалось, не было такого мускула, такой кости, которые бы не болели, и кровь капала из тех его ссадин и царапин, которые не были еще забиты пылью. Он был вовсе не уверен в том, что умереть, волочась в пыли за скачущей лошадью, - это худшая участь, чем та, которую они для него приготовили.
      - Ордо! - радостно крикнула Карела. - Ты уже разбил мою палатку!
      Она соскочила с седла и побежала к красной полосатой палатке единственной в лагере. Она стояла, укрытая в ложбине между двумя высокими подковообразными холмами. Скомканные одеяла лежали возле доброго десятка погасших кострищ. Несколько человек принялись снова раскладывать огонь, в то время как остальные вытащили кувшин с килом, крепкой пряной водкой, и пустили его по кругу.
      Конан откатился в сторону, когда Ордо оказался рядом.
      - Ты бандит, - прохрипел киммериец, - зачем тебе королевское сокровище?
      Ордо не удостоил его ни единого взгляда.
      - Вбейте колья! - заорал он. - И привяжите его!
      - Пять подвесок с драгоценными камнями, золотой ларец, усыпанный самоцветами, - продолжал Конан, - подарки Илдиза Тиридату.
      Ему совсем не по душе было, что эти негодяи узнают, из-за каких предметов он оказался в этих краях, ему будет нелегко сохранить свою жизнь и еще труднее - получить даже малую часть того, что он уже привык считать своей собственностью. Но если он этого не сделает, то вряд ли ему вообще удастся спасти свою жизнь.
      - Оторвите задницы от земли! - рявкнул бородатый. - Пить вы сможете и потом!
      - Десять тысяч золотых, - сказал Конан. - Столько этот человек готов выложить за одни только подвески. Может быть, кто-нибудь другой может дать за них больше. И еще имеется ларец.
      В первый раз за то время, что они находились в лагере, Ордо повернулся в его сторону. Единственный глаз разбойника сверкал.
      - Рыжий Ястреб хочет твоей смерти. Мы всегда видели от нее только добро, и поэтому ее желание - это и мое желание тоже.
      Явилось около двадцати уже полупьяных вояк, чтоб поднять Конана и доставить его на место, где они вколотили в сухую землю четыре колышка. Он яростно отбивался, но их было слишком много, и вскоре он, с раскинутыми руками и ногами, был привязан сыромятными ремнями к этим кольям. На солнце его царапины рассыхались и трескались, становясь все более болезненными.
      - Почему Ордо не хочет, чтоб вы получили десять тысяч золотых? заорал Конан хрипло. Все, кроме одноглазого капитана, замерли, и пьяные вопли стихли, как по волшебству.
      Дико ругаясь, одноглазый подскочил к нему. Конан попытался отвернуть голову, когда Ордо оказался рядом. В единственном глазе сверкали молнии.
      - Заткни свою лживую пасть! - взревел капитан.
      Абериус поднял голову и мрачно посмотрел на одноглазого: хорек, изображающий из себя дога.
      - О чем это он говорит, Ордо? - коварно спросил он.
      - Заткнись! - рявкнул на него Ордо, но Абериус был отнюдь не пуглив.
      - Пусть он говорит! - произнес он с угрозой в голосе, и остальные согласно загудели.
      Ордо в ярости метнул на них взгляд, но промолчал.
      Конан втайне ухмыльнулся. Если так пойдет и дальше, эти бандюги освободят его и привяжут к колышкам на его место Ордо и Карелу. Однако в его планы не входило позволить им украсть подвески, из-за которых он уже так много рисковал.
      - Пять подвесок, - заявил он, - и золотой ларец, весь усыпанный драгоценностями. Они были похищены дней четырнадцать назад из дворца Тиридата, я гонюсь за ними. Один человек обещал мне за одни только подвески десять тысяч золотых, а если кто-то платит, то другой может заплатить дороже. Ларец принесет столько же, если не больше.
      Люди вокруг жадно облизывались и сгрудились над ним еще теснее.
      - Что же в них кроется такое, что делает их столь драгоценными? спросил Абериус. - Я никогда не слышал о подвесках, которые бы были настолько ценными и дорогими.
      Конан позволил себе улыбку.
      - Но эти были подарены королю Тиридату королем Илдизом. Драгоценные камни, которых до сих пор не видел ни единый смертный. И такие же украшают ларец, - добавил он, несколько отступая от истины.
      Внезапно Карела растолкала собравшихся вокруг Конана людей, которые при виде ее искаженного гневом лица поспешно шарахнулись в стороны. Она больше не была одета в трофейные шаровары. Золотые чаши, покрытые серебряной филигранью, прикрывали ее грудь, и жемчужный пояс шириной в палец, обвивал ее бедра. Ее стройные ноги были обуты в сапожки из мягкой красной кожи, доходившие до середины икр, а эфес ее кривой сабли был украшен сапфиром размером с голубиное яйцо.
      - Этот пес лжет! - прошипела она. Люди отступили еще на шаг, но не увидеть на их лицах жадность было невозможно.
      - Он ищет не драгоценности, а какую-то невольницу. Это он сам говорил мне. Он просто покрытый мышцами охотник за рабами, нанятый больным от страсти болваном из Шадизара. Сознайся, что ты лжешь, Конан!
      - Я говорю правду!
      Или, по меньшей мере, часть ее, добавил он про себя.
      Она резко повернулась, пальцы ее, сжимавшие эфес, побелели на сгибах.
      - Ползучая тварь! Сознайся, что ты лжешь, или я велю с живого содрать с тебя кожу!
      - Ты нарушила первую половину клятвы, - спокойно ответил он. - Злое слово.
      - Разрази тебя Деркэто! - С диким криком она ударила его под ребра носком сапога. Он не сумел удержаться от стона. - Придумай для него медленную и мучительную смерть, Ордо, - распорядилась она. - Он скоро сознается, что лжет.
      Внезапно она взялась за свою саблю, и острый, как бритва, клинок на длину ладони вышел из кожаных ножен, изящно украшенных.
      - Или кто-нибудь из вас хочет возразить мне?
      - Нет! - взревели они, и к своему удивлению Конан увидел страх не на одном лице, покрытом боевыми шрамами.
      Удовлетворенно кивнув, Карела опустила клинок в ножны и быстрым шагом направилась к своей палатке. Люди толкались, уступая Кареле дорогу.
      - И вторая половина клятвы! - крикнул Конан ей в спину. - Ты ударила меня! Ты нарушила слово, данное именем Деркэто. Как ты думаешь, какой мести захочет богиня любви и смерти от тебя и от каждого, кто ей поклоняется?
      Она слегка замедлила шаг, но не обернулась. Вскоре после этого она закрыла за собой вход в свою палатку.
      - Ты умрешь более легкой смертью, если попридержишь свой язык, Конан, - проворчал Ордо. - У меня руки чешутся вообще его отрезать, но кое-кто из ребят хотел бы послушать, не поболтаешь ли ты еще об этом славном сокровище.
      - Вы собаки, которых отхлестали кнутом, - презрительно сказал Конан. Неужели ни у кого из вас нет собственной воли?
      Ордо покачал лохматой головой.
      - Сейчас я кое-что расскажу тебе, и если ты вынудишь меня потом снова заговорить об этом, я проткну тебя насквозь. Никто не знает, откуда она пришла. Мы нашли ее в этих краях, она бродила, нагая, как дитя, и годами она была немного старше ребенка, но уже тогда она держала в руке саблю, которую носит до сих пор. Тот, кто был тогда нашим вожаком, его звали Констаниус, решил вдоволь с ней натешиться, а после продать. Он был лучший фехтовальщик среди нас, но она убила его, словно лисица курицу, а когда двое из его приближенных попытались схватить ее, она убила и их, и притом так же быстро. С тех пор она ведет нас. И добыча, которую она нам доставляет, всегда хороша, и никто из тех, кто выполняет ее приказы, ни разу не попал в руки врага. Она приказывает - а мы слушаемся и довольны.
      Ордо повернулся и пошел прочь. Конан прислушался к остальным, которые предавались кутежу, сидя у костра. С грубым хохотом они обсуждали, как повеселятся за его счет. Много говорилось о горячих углях и раскаленных шомполах, и о том, сколько кожи можно содрать с человека, не убивая его совсем.
      Солнце поднималось выше, и день становился все жарче. Язык Конана распух от жажды, губы пересохли и потрескались. Пот высох на его коже, и солнце жгло ее. Абериус и еще один мерзавец с рыбьими глазами развлекались тем, что лили воду на землю рядом с его головой, так что струя текла возле его рта, но ни одна капля не попадала туда, куда он мог бы дотянуться. Но даже когда свежая влага была так близко, что он щекой мог чувствовать прохладу, он не шелохнулся. Этой радости он им не доставит.
      Через некоторое время Рыбий Глаз прекратил это, а Абериус присел на корточки возле головы Конана с глиняным кувшином воды в руках.
      - Тебя убьет вода, правда, парень? - тихо спросил Хорек. Он тайком бросил взгляд через плечо на разбойников, которые продолжали напиваться и изобретать для киммерийца всевозможные муки. - Расскажи мне о том сокровище, и я дам тебе воды.
      - Десять... тысяч... золотых... монет... - прохрипел Конан. Слова, как острые камни, кололи его пересохший язык.
      Абериус жадно облизнулся.
      - Еще! Где это сокровище? Скажи мне, и я сделаю так, что тебя развяжут.
      - Сначала... раз... вязать...
      - Ты идиот! Без моей помощи тебе не освободиться, так что говори, где...
      Он испуганно вскрикнул, когда могучая лапа Ордо вздернула его за воротник. Одноглазый встряхнул Хорька, как собака пойманную крысу. Ноги Абериуса болтались над землей.
      - Чем это ты здесь занят? - грозно спросил Ордо. - Он ни с кем не должен разговаривать!
      - Я немного подшутил тут над ним, - Абериус выдавил из себя вымученную улыбку. - Я только поразвлекся чуток - и все...
      - Ха! - Ордо презрительно сплюнул и отшвырнул щуплого разбойника таким резким движением, что тот упал в пыль. - Мы займемся с ним более серьезными вещами, чем просто шутки. Смотри, чтоб я тебя здесь больше не видел!
      Он подождал, пока Абериус доплетется до остальных, наблюдая за ним с ухмылкой, а затем повернулся к Конану.
      - Молись своим богам, варвар. Позже у тебя не будет для этого времени.
      Конан попытался облизнуть сухие губы, чтобы выговорить хоть несколько слов.
      - Стало быть, деньги вам не нужны, а, Ордо?
      - А ты их вообще никогда не увидишь, варвар!
      Конан заметил еще сапог, взмывающий в воздух совсем рядом, а потом мир наполнился огнем и треснул.
      Глава девятая
      Когда киммериец снова пришел в себя, была ночь, и горели костры. Несколько разбойников еще пускали по кругу кувшин с килом, но и они уже были изрядно утомлены буйством и с трудом могли произнести несколько слов. Большинство уже лежали вокруг, там, где они были сражены сном, и храпели. В палатке еще горел свет, и Конан видел красиво очерченный силуэт Карелы на полосатой стене.
      Сыромятные ремни были так сильно стянуты, что они глубоко врезались в кожу. Он почти не чувствовал рук. Если он еще какое-то время проваляется здесь, он уже не сможет быть хорошим бойцом, если даже освободится. Он напряг мощные мускулы рук и дернул, но путы не поддались. Он потянул снова, подключив к рывку и мышцы живота. Опять и опять. Он почувствовал на запястьях кровь, там, где ремень врезался особенно глубоко, и несколько капель сползло на землю. Он дернул еще. Ремень на левом запястье слегка ослаб.
      Внезапно он замер. Как и прошлой ночью, его охватило чувство, что за ним кто-то следит, но теперь оно было тем сильнее, что таинственный наблюдатель подошел ближе. Он осторожно огляделся. Люди возле погашенных костров лежали вповалку, и их храп гремел куда громче, чем прежде их пьяные беседы. Если не принимать во внимание сонное храпение, в лагере было тихо. И несмотря на это, он ощущал чьи-то приближающиеся глаза. У него волосы встали дыбом, потому что неожиданно ему стало совершенно ясно, что эти глаза остановились прямо над ним - и все-таки никого не было видно.
      Он яростно задергал левой рукой, все сильнее и резче, не обращая внимания на жгучую боль. Если над ним действительно кто-то склонился - а он уже достаточно сделал в своей жизни открытий, чтоб не сомневаться, что это кто-то из тех, кто умеет уходить от человеческого взгляда, - он не собирался дать себя зарезать, словно ягненка на жертвеннике.
      Бешенство придало ему дополнительные силы, и неожиданно он вырвал из земли колышек, к которому была привязана его левая рука. Он мгновенно повернулся на правый бок, схватил ремень обеими руками и потянул изо всех сил. Постепенно он выволок и правый колышек.
      Когда он сел, кости его страшно болели. Открытые раны на запястьях были такими глубокими, что ременная полоса врезалась чуть ли не до кости. Он выдрал ремень, морщась от боли, и начал освобождать ноги, что ему удалось сделать ценой немалого напряжения. Любой другой на его месте, испытывая такую жажду, бросился бы к ближайшей фляге с водой, но он первым делом позаботился о том, чтобы вернуть своим мускулам их гибкость и силу. Когда он наконец поднялся на ноги, он, конечно, был не в лучшей своей форме, но тем не менее представлял собой опасного противника.
      Бесшумно, как кошка, он проскользнул между спящими. Он мог бы легко их прикончить, но это было бы не в его духе - убивать пьяных, беспомощных людей. Он нашел свой меч и свой кинжал в ножнах и надел перевязь. Его красные туранские сапоги лежали возле углей погасшего костра. Плаща нигде не было видно, и он не надеялся получить назад пропавшие у него монеты, потому что тогда ему пришлось бы обыскивать спящих. Он натянул сапоги, чтобы полностью быть готовым продолжать погоню за подвесками. Ему еще предстоит разогнать лошадей, чтобы разбойники не смогли сразу броситься за ним в погоню.
      - Конан!
      Этот зов прогремел над ложбиной, словно его прокричала дюжина глоток. Но ни одной фигуры, приближающейся к лагерю, не было видно.
      Киммериец выругался, когда разбойники, вырванные из объятий пьяного сна, начали подниматься с ошеломленным видом. Он все еще находился среди них, и ему не выбраться отсюда, не пробив себе дорогу клинком. Он обнажил свой широкий меч, когда Карела зажгла свет в своей палатке.
      - Конан! Где подвески?
      Этот гремящий голос напоминал Конану уже слышанный когда-то. Но огромный человек, который приближался к нему, был ему незнаком. На нем был высокий шлем, кольчуга, достигавшая до колен, в правой руке он держал двойную боевую секиру, а в левой - круглый щит.
      - Ты кто? - спросил Конан.
      Разбойники поднялись на ноги уже все, и Карела вышла из палатки.
      - Я - Крато. - Воин остановился на расстоянии вытянутой руки от Конана. Его глаза под шлемом были стеклянными и безжизненными. - Я раб Имхеп-Атона. Где подвески, которые ты должен был ему доставить?
      Ледяной пот заструился у Конана по лопаткам. Он узнал наконец этот голос. Он принадлежал Анкару.
      За его спиной Абериус выкрикнул:
      - Так он все же не лгал! Подвески существуют!
      - У меня их нет, Анкар, - сказал Конан. - Я преследую людей, которые их украли - их и девушку, которой я кое-что обещал.
      - Ты знаешь слишком много, - пробормотал гигант голосом Имхеп-Атона. И подвесок у тебя нет. Ты больше не нужен, киммериец!
      Без предупреждения секира опустилась на Конана. Киммериец отскочил назад, и острие оставило только тонкую красную полоску на его груди. Одержимый быстро восстановил равновесие и снова напал на Конана, выставив вперед щит и подняв секиру. Если это тело действительно находится во власти волшебника, то человек, которому оно принадлежит, должен быть опасным бойцом.