Когда Жоржи снова пережила бурный оргазм, он вдруг почувствовал уколы ревности. Сколько мужчин видели ее столь сексуально раскованной, столь готовой к любовной игре, негодующе подумал он, как будто у него было право спрашивать о ее прошлом. Он внезапно снял ее с себя и лег на нее, после чего ворчливо сказал:

— А ты, я вижу, любишь такие игрушки.

— Как ты уже заметил, — тяжело дыша, шепотом подтвердила Жоржи.

Это не должно иметь значения, подумал он; тем не менее это почему-то имело значение, и когда он посмотрел в ее полные желания глаза, его взор опасно вспыхнул.

— В таком случае посмотрим, как тебе понравится это, — с каким-то извращенным сладострастием пробормотал он и вошел в нее с такой силой, что все ее тело подалось к изголовью кровати.

Из ее груди вырвался негромкий звук — полустон-полумольба, и она отдалась ему вся, отдалась готовно и покорно, как рабыня. Она широко раздвинула бедра, энергично приподнималась навстречу его мощным движениям и была столь же неистовой, сколь и он сам. И очень скоро с криками достигла еще одного оргазма, который возбудил в нем такую дикую, невероятную ревность, что он в безрассудстве щедро излил семя в ее лоно.

Жоржи, потрясенная, не веря случившемуся, уставилась на него.

Симон невольно отстранился от нее.

— Ты безумец? — вскричала она и в ярости ткнула в него кулаками. — Самый настоящий безумец!

Чертыхнувшись про себя, он откатился подальше, не отвечая на ее крики, тщетно пытаясь принести извинения. Впрочем, они оба понимали, что теперь извиняться поздно.

— Ах, ты сожалеешь?! — кричала Жоржи, молотя его кулаками. — Он, видите ли, сожалеет! Да какой толк теперь от этих твоих сожалений?

Симон чувствовал себя нашалившим, раскаивающимся и перепуганным подростком, который сам удивлялся тому, что до такой степени потерял над собой контроль.

Если не принимать во внимание это странное чувство ревности, то, наверное, причина в том, что он слишком долго был холостяком, или же переутомился, поскольку эти месяцы ему приходилось часто недосыпать, или же слишком много выпил. А может быть, подумал он, глядя на эффектную, яркую графиню, все дело в том, что она была женщиной чрезвычайно сексуальной, каких он никогда раньше не встречал, и его обычная дисциплинированность изменила ему.

Графиня раскраснелась от страсти и гнева, ее пышные груди колыхались и подпрыгивали, когда она его колотила, и при этом каждый изгиб, каждая часть ее тела будили в Симоне вожделение и желание. Розовые тугие соски манили к себе, он не мог отвести взгляда от пышных, чуть увлажненных кудрявых волос между бедер, а ее раскованность влекла словно древняя Цирцея. И тем не менее оправдания тому, что он совершил, не было. Поймав ее руки, он задержал их.

— Я беру на себя всю ответственность…

— Толку от этого! — с новой силой взвилась Жоржи, вырываясь от него.

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал. — Он каждый день имел дело с компромиссами и решениями.

— Вернуть время на пять минут назад, чтобы ты заново пошевелил своими дурацкими мозгами!

На его лице мелькнула улыбка, которую он тут же погасил.

— Ничего смешного! — отрезала она.

— Я знаю. Прости меня.

— Я не могу в это поверить, — пробормотала она. — Единственный раз я всецело отдалась порыву — и вот тебе на! — Жоржи никак не могла успокоиться.

— Есть разные способы, чтобы предотвратить последствия, — сказал Симон. — Разве у тебя нет чего-нибудь такого?.. — И по ее недоумевающему взгляду он понял, что она даже более наивна, чем он полагал.

— Ты про что?

— Ну… гм… у тебя есть что-нибудь такое, чтобы обезопасить?..

— Например?

— В таком случае позволь мне найти что-нибудь полезное для тебя, пока мы будем добираться до моего дома.

— А я не собираюсь ехать. — Жоржи злилась на себя и раскаивалась в том, что позволила чувствам и страсти взять в ней верх над разумностью.

— Не переживай. Я позабочусь обо всем. Это с гарантией.

Симон сказал это с такой уверенностью, что она вдруг посмотрела на него с затеплившейся надеждой.

— Ты сможешь?

Он знал, что графиня Алвиари будет рада ему помочь. С момента открытия конгресса Вена была переполнена куртизанками и умудренными опытом дамами, у большинства из которых не было ни малейшего желания забеременеть.

— Вне всякого сомнения. Чем скорее мы выедем, тем скорее проблема разрешится.

Это немного успокоило Жоржи. Симон выглядел таким уверенным.

— А ты отвезешь меня домой, как только я пожелаю?

— Непременно. И поверь мне, я действительно сожалею.

— Хочу надеяться. Хотя, — признала она, — виноват в этом не ты один.

Он не ответил, потому что знал: основная вина лежит на ней. Он никогда раньше не терял над собой контроля.

Когда спустя несколько минут маркиз приехал к графине Алвиари, он понимал, что нарушает ее тет-а-тет с царем. Хотя Александр, по слухам, спал со многими дамами в Вене, графиня была его фавориткой. Извинившись за позднее вторжение, Симон быстро объяснил суть проблемы. Царь с улыбкой посочувствовал ему, а графиня, поднявшись с постели, провела Симона в гардеробную комнату.

— Какая невинность, мой дорогой Симон, — проговорила Марибелла Лигур, выдвигая ящик с искомым предметом. — Это не похоже на твоих обычных любовниц. Хотя прусский канцлер сказал, что эта леди, видимо, обладает какими-то особыми достоинствами, если сумела привлечь твое внимание, которого никто не удостаивался в течение столь длительного времени.

— Гарденберг считает все свои встречи чрезвычайно важными. А могли бы обойтись без меня.

— Кто она?

— Французская леди. — Он приподнял брови. — Корректность не позволяет мне — и так далее.

— Она, должно быть, молода.

Он пожал плечами:

— Честно говоря, не знаю.

— Я так полагаю исходя из того, что тебе требуется вот это, — сказала она, передавая ему небольшой кожаный чемоданчик.

— По крайней мере — неопытна, — заметил он.

— Почему ты не отправил ее домой?

Он задержался с ответом лишь на секунду.

— Хороший вопрос. Поздний час, — с полуулыбкой ответил он. — Спасибо тебе, дорогая. Скажи Саше, что ему повезло, что у него есть ты.

Она улыбнулась:

— Он это знает. — Графиня славилась не только красотой, но и дипломатическим талантом. — Желаю тебе хорошо развлечься, дорогой Симон. Ты слишком много работал в последнее время.

— Постараюсь, если сниму страхи своей леди.

Возвратившись к карете, он положил красный кожаный чемоданчик на колени Жоржи.

— Можешь быть спокойна, дорогая. В нашем распоряжении теперь целый арсенал средств.

— А ты умеешь с ними обращаться? — спросила Жоржи, с любопытством разглядывая содержимое чемоданчика.

— Применение всех этих вещей вполне очевидно… Царь шлет тебе привет. Он был в постели с графиней.

Жоржи отодвинула в сторону чемоданчик и уставилась на маркиза.

— И ты осмелился?

— Мы с ней старинные друзья.

— В самом деле? — спросила Жоржи, понимая, что не имеет никакого права чувствовать себя оскорбленной.

— Мы знаем друг друга много лет.

— В самом деле? — снова повторила она как можно более спокойным тоном.

— Я предпочитаю миниатюрных блондинок всем прочим, — галантно сказал Симон.

— Я знаю, что вы были любовниками.

— «Были» — правильное слово. Это судьба, что мы встретились с тобой. А теперь поцелуй меня, потому что я нуждаюсь в тебе.

Жоржи обнаружила, что не может сердиться на него, тем более когда его губы встретились с ее губами и по телу разлилось приятное тепло. Как удивительно, подумала она, что разум и чувства в полном разладе, когда Симон Map пускает в ход свои чары. Как удивительно, что повеса, человек, которого следовало бы предать анафеме, способен вызвать в ней такие чувства.

Когда он приподнял ее и посадил на колени, она ощутила, как восставший ствол прижался к ее плоти, и последние здравые мысли ее тут же покинули. Ее тело словно раскрылось, как если бы к нему подобрали ключ, отчаянно заныло между ног, ею овладело неукротимое желание.

Его рука пробралась ей под юбки и отыскала горячие пухлые складки, и его пальцы затеяли с ними восхитительную игру. Волны удовольствия разлились по всему ее телу. А когда он начал двигать пальцами в расщелине, ей показалось, что она сейчас умрет от сладострастия в его объятиях, и она испытала оргазм такой силы, словно до этого не кончала по меньшей мере лет десять.

Симон принялся мысленно перекраивать свое расписание на утро, поскольку знал, что ему не скоро удастся заснуть, — им владели не менее неукротимые желания, чем ею.

Когда они подъехали к особняку в стиле барокко, который служил ему резиденцией в Вене, он поднял Жоржи, вынес из кареты и понес по лестницам, не обращая внимания на слуг, думая лишь о том чтобы как можно быстрее снова овладеть ею. Он не шел, а бежал, и эти его сила и страсть опьяняюще действовали на все ее чувства. Коридор он преодолел за рекордное время, распахнул дверь в спальню и, войдя, ногой захлопнул ее за собой, привалился спиной к двери, крепко прижав к себе Жоржи.

— Это какое-то безумие, — прошептал он.

— Я хочу тебя, — выдохнула она, испытывая такую жадную страсть, что на момент усомнилась в нормальности своей психики.

Симон мягко улыбнулся.

— В таком случае я должен тебя уважить.

— Да, да, сейчас же, — пробормотала она и стала расстегивать пуговицы на его брюках. Интересно, все ли женщины испытывали к маркизу подобную бешеную страсть? Эта мысль мелькнула у Жоржи всего лишь на мгновение, а уже в следующий миг она хотела лишь одного — как можно скорее ощутить его в себе.

Повернувшись, он прижал ее к двери, задрал юбки и, расстегнув на своих брюках последние пуговицы, чуть приподнял ее и вошел в ее лоно.

Она еле слышно удовлетворенно вздохнула.

— Мы подходим друг другу, — шепотом сказал он. И поднял ее ноги так, чтобы Жоржи смогла обхватить ими его талию. Ладонями он поддерживал ее за попку.

— Абсолютно.

Он скорее почувствовал, чем увидел ее улыбку, она крепко обвила его шею руками.

— Я мог бы еще раз кончить в тебя, — прошептал он.

— Это то, чего и мне хочется, — отозвалась она, и он ощутил тепло ее дыхания на своих губах.

Ее слова прозвучали как откровенное приглашение, и он тут же прикинул, сколько раз можно удовлетворить себя таким образом до того, как они прибегнут к практическим мерам, которые стали возможны благодаря любезности графини Алвиари.

— Ты получишь то, чего тебе хочется…

Похоже, его страстный шепот очень разволновал Жоржи.

— Сделай это сейчас, — потребовала она.

— Прямо сейчас? — поддразнил он ее, уже ощущая первые легкие подрагивания ее вагины.

— Это приказ, Map. — Хотя слова были произнесены шепотом, в них ощущалась сила приказа.

Неожиданный стук в дверь заставил их остановиться.

— Срочное послание, ваша милость.

Жоржи беспокойно заерзала, близость голоса слуги привела ее в смятение.

— Позже, Малкольм. — Симон сказал это негромко, однако твердо, и послышался звук удаляющихся по коридору шагов. — Прости, — пробормотал он.

— Опусти меня на пол. — Даже при тусклом свете на ее лице был заметен румянец смущения.

— Он уже ушел, — сообщил маркиз, прикасаясь губами к ее губам. — Он ушел и не вернется…

— Симон, он слышал нас! — Она напряглась в его руках. — Я не могу это делать.

— А тебе и не надо ничего делать. — Он начал движение внутри ее — мягко, осторожно; шелковистые волосы его касались ее подбородка, когда он целовал ей шею. — Ты только прими меня… позволь мне погрузиться в тебя на всю глубину… позволь мне довести тебя опять до вершины.

Разве могла она ему отказать в этом, когда его слова звучали так нежно, а его твердый ствол медленно и постепенно входил в нее все глубже.

— Я сейчас потеряю сознание, — простонала она.

— Я позабочусь о тебе…

— Ты хочешь сказать, — хрипло пробормотала она, — что ты меня как следует…

— Я тебя порадую, — с обаятельной улыбкой согласился он.

И когда она улыбнулась ему в ответ, он сделал то, что умел делать очень хорошо и из-за чего за ним бегали женщины. Он довел графиню до оргазма один раз, затем второй, третий, поддержав репутацию выносливого мужчины и умелого, изобретательного и обаятельного любовника.

Позже, когда они отдыхали от любовной игры, он целовал ее в глаза, щеки и губы, в уши и шею и нашептывал ей нежные, шутливые и серьезные слова, а она с готовностью отвечала: да, да, да, да, да — на все его предложения и просьбы.

Это был поистине новообретенный рай для них обоих, удивительный как для маркиза с его богатым прошлым и дурной репутацией, так и для простодушной молодой графини, которая лишь вкусила от жизни, но не познала ее прелестей. Когда затеплилась заря, Симон спохватился, что пройдут сроки, когда еще можно предупредить беременность. Он взял со столика небольшой кожаный чемоданчик и поставил его на живот Жоржи.

— Кажется, пора действовать.

— Это так нужно? — поддразнила она, прикоснувшись кончиком пальца к его губам.

— Да, если у тебя не появилось желания стать матерью, — сказал он спокойно, без каких-либо признаков паники. — Тебе решать.

Закинув руки за голову, она лениво потянулась.

— Думаю, что нужно. — Она улыбнулась ему, и в ее глазах засветились теплые искорки. — Поскольку мы только что встретились. Должно быть, это все твои чары, Map. У меня такое впечатление, что я знала тебя всегда.

Он наклонился и поцеловал ее.

— Ты должна остаться со мной. — Затем, вернувшись к прежней полулежачей позе, он подцепил пальцем красный чемоданчик и добавил: — Так будем делать или нет?

— Проклятие, ты ведь знаешь, что выбора нет, — сказала Жоржи и села в кровати. — Дай мне это и расскажи, как пользоваться.

Симон был очаровательно деловит и невозмутим, когда принялся за дело: он заказал горячую воду, взял за дверью медный кувшин из рук слуги, не позволив никому войти в комнату. Быстро вымыв руки, он насыпал в чашу с теплой водой порошок, который дала ему Марибелла, потом, не смущаясь и не смущая Жоржи, взял сосуд для спринцевания.

— Если хочешь, можешь закрыть глаза, — великодушно предложил он, подходя к кровати, — а я дам тебе знать, когда все будет закончено.

Он выглядел очень опытным в таких чисто женских делах. Знал ли он кого-то так же близко, так же интимно? Впрочем, какое это имеет значение? И потом, это нахальство с ее стороны смотреть на него так, словно он принадлежит ей. Она находится здесь для того, чтобы получить удовольствие. Как и он. И сейчас не время для размышлений о чьих-то исключительных нравах.

Она закрыла глаза и развела ноги.

Однако когда прохладный роговой цилиндр вошел в нее, Жоржи подняла ресницы и слегка поморщилась.

— Я бы предпочла, чтобы в меня вошел ты.

— Дай мне пару минут, и я буду к твоим услугам.

Она вскинула брови:

— Это будет моей наградой?

— Моей наградой.

Она взглянула на светлеющее небо за окном.

— Скоро утро.

— Я изменю свое расписание.

— Ради меня?

Такая безыскусная радость может довести мужчину до погибели, подумал Симон не столько с тревогой, сколько с восторгом.

— Только ради тебя, сладостная Жоржи, — весело сказал он.

Она запищала, когда он сжал мягкую кожаную грушу и в ее вагину хлынула теплая жидкость. В воздухе распространился запах жасмина и мирры.

— Какое благовоние! — прошептала Жоржи.

— Врата в рай снова девственно чисты и ароматны, — пошутил Симон, заканчивая процедуру.

— Ты знал слишком многих женщин, — сморщила нос Жоржи.

— Больше не знаю, — добродушно ответил он, деловито вытирая капельки влаги с завитков волос между ног. И эти слова вовсе не были милой дежурной ложью, как некогда в прошлом. Вынув из-под нее турецкое полотенце, предусмотрительно до того подложенное, он свернул его и бросил на пол. — А теперь скажите мне, графиня, каким способом вас удовлетворить?

— А ты удиви меня, — предложила она чувственным контральто. Она видела, как он пожирал ее жадным взглядом и, казалось, предощущала волны сладострастия, пробегающие по ее телу.

Прошлое и будущее более не имели значения.

Важен только этот момент.

— Я думаю, что этот столик по высоте будет в самый раз, — проговорил Симон, наклоняясь, чтобы поднять ее с кровати.

— Ты не будешь возражать, если я напишу о тебе в своих мемуарах? — игривым шепотом спросила Жоржи, обнимая его за шею.

Он улыбнулся:

— Если они выйдут из печати, я посмотрю, о чем ты там напишешь.

— Ну уж о размере точно напишу.

— Ну, если тебе так нравится, душа моя… — Он осторожно положил ее на инкрустированный стол.

— Мне отчаянно, чрезвычайно, со страшной силой хочется, — бормотала она.

За последние несколько часов ее узкий мирок поразительно расширился. Она вдруг почувствовала себя удивительно раскрепощенной, проказливо раздвинула бедра и, приложив указательные пальцы к пухлым, покрытым пушком губам, раздвинула их, предлагая ему войти в нее.

О Боже, он и без того исходил чувственной истомой! Симон застонал.

— Неужели ты думаешь, что я способен вести себя как джентльмен, если ты предлагаешь мне такое обольстительное зрелище?

— Прошу прощения, — игриво проговорила она, нисколько не раскаиваясь.

— Ну да, как же, она просит прощения, — проворчал маркиз.

— Я теперь вся сладкая и чистая, милорд, — сказала она, погружая кончики пальцев в вагину и начиная ими двигать.

Вряд ли кто-либо был способен сохранить самообладание при виде столь пикантного зрелища.

— Так, может быть, я буду первым, кто тебя съест.

Волна наслаждения пробежала по ее телу. Лишь через некоторое время к ней вернулся дар речи.

— Будь моим гостем.

Он не сразу ответил, ему понадобилось время, чтобы совладать с невероятно сильным желанием, — Я подумаю о том, чтобы запереть тебя в комнате, — грубовато сказал он.

— Я стану твоей сексуальной рабыней? — игривым полушепотом спросила она.

— Да, черт возьми.

— Как мило!

— Мило — не то слово, которое у меня на уме. Заниматься с тобой этим до полусмерти — вот моя идея. — Медленно опустившись на колени, он провел ладонями по внутренней стороне бедер, наклонился и провел языком по пульсирующим складкам.

— Еще так, — послышался ее жаркий шепот.

— Вот так? — Кончиками пальцев он извлек из заточения клитор и принялся его нежно посасывать.

Она оттащила его за волосы.

— Нет, Симон, не дразни меня так, прошу тебя! — Ее мольба была настолько горячей и искренней, что он не мог не пойти ей навстречу. Он уже давно не мог относиться к ней бесстрастно. Ни одна из любовниц не волновала его до такой степени, как эта восхитительно маленькая, удивительно красивая и пылкая женщина, и он удивлялся, как она до сих пор сумела остаться такой наивной.

Поднявшись, он откликнулся на ее просьбу и вошел в нее без предварительных ласк и любовной игры. Он действовал так, словно она была его сексуальной рабыней, — яростно и ненасытно. Она отвечала ему столь же неистово и страстно, принимая и даже ускоряя предложенный им ритм, оставляя кровавые следы ногтей у него на спине. Она кончила дважды, после чего он невероятными усилиями воли заставил себя выйти из нее до наступления своего оргазма.

Однако он обнаружил, что испытывает чувство неудовлетворенности, которое переходит в дикое первобытное желание. Как бы возвращаясь в эпоху варварского века, он схватил ее, перебросил через плечо и понес к кровати. Опустив на смятые простыни, он сказал возбужденным хриплым шепотом:

— Ты не уйдешь до тех пор, пока я не смогу насытиться тобой.

— Я не собираюсь уходить. — Ее тело оставалось горячим, в глазах полыхала страсть. — Знаешь, кажется, это я куплю тебе целую повозку бриллиантов, — промурлыкала Жоржи.

— Это похоже на некое состязание? — В хриплом голосе Симона ощущался вызов.

— Не с моей стороны, дорогой. — Она возлежала наподобие наложницы султана в соблазнительно-бесстыдной позе. — Я вполне уступчива.

Но если это и не было состязанием, то наверняка было увлекательной игрой, в которой был дан полный выход их страсти и чувственности. По прошествии нескольких часов их сморила усталость, и они лежали обессиленные в объятиях друг друга, а лучи утреннего солнца пробивались в окно через кружевные шторы.

И хотя Симону уходить не хотелось, он понимал, что позднее утро в разгаре, и неохотно поднялся на локте.

— Завтракать будешь? — тихонько спросил он. — Я хочу принять ванну, выпить кофе, чтобы взбодриться, и начать работать. Надо просмотреть кое-какие документы и почту. Но ты можешь отдыхать, если хочешь, я все прекрасно понимаю.

— Я бы предпочла позавтракать с тобой.

Он улыбнулся:

— Хорошо. Но когда тебе захочется отдохнуть, можешь попросить о чем угодно моих слуг и поспать.

— Я даже не знаю, смогу ли заснуть. Я хочу касаться тебя, смотреть на тебя и слушать тебя и вообще вести себя так, как снедаемая любовью молоденькая девчонка.

— В таком случае мы оба будем выглядеть глупенькими, — ласково сказал Симон и поцеловал ее в нос. — Только, пожалуйста, не говори на людях, что я безумно влюблен. А то меня безжалостно засмеют.

— А если не на публике?

— Не имею возражений, душа моя. Люди всю жизнь живут и не понимают, на какие чувства они способны. Я начинаю думать, что все-таки есть благосклонное ко мне божество.

— Это все как во сне, — сказала с улыбкой Жоржи.

И, чувствуя себя так, словно оказались в новообретенной волшебной стране, они вместе искупались, оделись и позавтракали, как если бы это было совершенно привычным для них делом. Будто они всегда знали и нежно любили друг друга. Она читала утренние газеты, пока он просматривал десятки посланий, которые получил, временами их взгляды встречались, и они дарили друг другу ослепительные улыбки.

— В моем нынешнем настроении я способен бросить вызов целому миру и уж по крайней мере Меттерниху, — бодрым голосом произнес Симон, отодвигая бумаги. — Прошу меня извинить: я должен ненадолго отлучиться — необходимо встретиться с Александром. Ты найдешь чем развлечься в мое отсутствие? Часть моей библиотеки находится здесь.

— Это меня устроит.

— Я постараюсь скоро вернуться. Меня ожидают более приятные вещи. — Поцеловав ее, он поднялся из-за стола. — При благоприятном стечении обстоятельств все это не должно занять более двух часов.

— Я буду ждать.

Симон опустил черные ресницы.

— Это серьезная причина для того, чтобы поторопиться.

Прошло каких-нибудь десять минут. Жоржи не успела допить вторую чашку кофе, как вошел мажордом Симона и объявил о приходе визитера. Должно быть, в ее глазах отразилось смятение, ибо мажордом тут же справился:

— Может, ей следует отказать?

Жоржи не была уверена, что даже полный величавого достоинства Малкольм способен испугать принцессу де Буасси — это еще никому не удавалось.

— Это излишне, Малкольм. Мы с принцессой старинные друзья.

— Очевидно, ты выиграла ожерелье, — бодрым голосом заявила принцесса, входя в комнату, где завтракала Жоржетта. — Наряду с другими приятными призами, о чем можно судить, взглянув на твое лицо. — Она обвела рукой столовую. — А это твое нынешнее обиталище.

— Входи, Каролина, — пригласила Жоржи, не в силах скрыть счастливой улыбки. — Да, ты права. А каким образом ты нашла меня?

— У моих слуг была информация еще до того, как я проснулась, наивная ты душа. Жюльетта и Эмилия буквально идут по моим следам, — продолжила она, бросая роскошную соболью накидку на стул. — Он действительно так великолепен, как о нем говорят? Расскажи мне все, — мягким, вкрадчивым голосом попросила она, опускаясь в отделанное позолотой кресло.

Но Жоржи не успела начать рассказ о тех подробностях, которые можно было поведать, так как Малкольм объявил о приходе еще двух ее подруг. Они появились запыхавшиеся, с широко распахнутыми от удивления глазами.

— Дорогая! — воскликнула Жюльетта. — Ты уютно устроилась в его доме. Как тебе это удалось?

— Map никогда не привозит дам к себе, — пояснила Эмилия, внимательно оглядывая солнечную столовую, словно желая запечатлеть в памяти все детали на будущее. — Талей-ран не находит себе места от любопытства.

— Мы нашли, что у нас много общего. Чай или кофе?

— Ничего, кроме мельчайших подробностей, прошу тебя, — решительно заявила Жюльетта, усаживаясь на стул. — Не опуская абсолютно ничего.

— Он очень мил, — пробормотала Жоржи.

— Мил? Симон Map? Да он разбил больше сердце, чем любой другой мужчина во всей Европе! — возразила Эмилия.

— Я понимаю. Поверь мне, я не собираюсь оставаться долго. Но настоящим я очень довольна.

— Это совершенно ясно, — игриво заметила баронесса. — Ты прямо вся светишься и полыхаешь. Находясь здесь, в логове льва. Однако как все произошло?

— Это его идея. У него очень жесткий график встреч, и он пожелал, чтобы я осталась здесь.

— Чтобы всегда была под рукой, — подмигнула Эмилия.

— Я не жалуюсь, дорогие мои. — Жоржи улыбнулась счастливой улыбкой.

— Очаровательно! — сказала принцесса.

— Просто хорошо провожу время.

— А слухи о нем верны? Он действительно так хорош в постели? — без обиняков спросила Эмилия.

— Ну, я не слишком большой эксперт, но, в общем, да, он очень мил.

— В каком смысле мил? — с еле заметной улыбкой уточнила принцесса. — Может, ты влюбилась, моя дорогая?

— Я не столь уж глупа. — Она отнюдь не собиралась признаваться в своем чувстве.

— Может, он влюблен?

— Об этом лучше спросить его.

Однако никто из них не решился это сделать, когда он через час пришел.

Войдя в столовую, Симон галантно поприветствовал дам и даже сел с ними, чтобы обменяться последними светскими слухами. Однако как только он счел, что приличия соблюдены, тут же заявил с любезной улыбкой:

— Прошу извинить нас, леди. Я приехал домой на очень короткое время. — Поднявшись, он предложил руку Жоржи.

Она покраснела под понимающими взглядами подруг.

Симон никогда в жизни не краснел.

— Приходите с визитом снова, — сердечно сказал он. — Жоржи будет рада вашему обществу. — Галантно поклонившись, он вместе с Жоржи вышел из комнаты.

— Новость о нашей связи будет известна всем еще до вечера, — сказала Жоржи, когда они шли в спальню. — Надеюсь, ты не будешь шокирован?

— Это уже старая новость. Они теперь не смогут воспринимать тебя иначе.

— Так что нет ничего тайного?

— Боюсь, что нет. Ты не красней. Любовные связи вряд ли серьезно повлияют на судьбы наций.

— К счастью, это так, — с иронией заметила Жоржи.

— В самом деле, к счастью. Но я предпочел бы как можно меньше размышлять о характере наших отношений.

Она вопросительно посмотрела на Симона.

Взяв ее руку в свою, он негромко сказал:

— Потому что этого никто не поймет. Черт возьми, даже я не понимаю, — добавил он с улыбкой. — Царь очень удивился, когда я ушел с заседания, но ведь я не видел тебя целый час! И я заранее прошу извинить меня за то, что буду с тобой так недолго. Обещаю все наверстать вечером. Я уже проинформировал Веллингтона, что не смогу быть на вечернем приеме.

— Я так скучала по тебе, — тихо сказала она, стискивая его пальцы.

— Правда? — пробормотал он, заключая ее в объятия. — Может быть, ты покажешь мне, насколько по мне скучала?

Все последние дни они были погружены в приятные домашние дела, чего никогда не было раньше в жизни ни одного из них, и порой спрашивали себя, в здравом ли уме они оба. Большую часть ночей Симон оставался дома, отправляя на вечерние заседания своих помощников. Когда Жоржи и Симон занимались любовью, их изобретательности не было границ. Устав, они лежали перед камином, обнимая друг друга. Он приносил ей дорогие подарки: драгоценности, платья, очаровательные безделушки и предметы искусства. Когда она начинала протестовать, он говорил, что это доставляет ему не меньшее удовольствие, чем ощущать ее в своих объятиях, и что она может отдать их ему, если ей они не нравятся.

Они всегда завтракали вместе, а когда он целовал ее на прощание и уходил на день, непременно обещал вернуться домой до темноты. Маркиз сделался очень нетерпелив во время переговоров, всячески их форсировал. Переговоры пошли более успешно, когда он заменил миротворческий такт энергичностью подходов. Однако, вполне естественно, только давлением решить множество разногласий было невозможно.

Шпионы стали распространять слухи о вероятном возвращении Наполеона. Симону ежедневно присылали отчеты о характере морской блокады на Эльбе.

Многие не верили в то, что Наполеон способен собрать армию, достаточно сильную для того, чтобы вернуться к власти. Однако все говорили о подобной возможности. А наиболее осторожные заботились о диспозиции своих войск.

Седьмое марта стало месячным юбилеем для любовников — прошедшие недели были периодом безмятежного счастья. Однако с каждым днем мир неумолимо приближался к новому конфликту, и любовникам приходилось думать о том, что им придется расстаться. В случае войны Симон должен был немедленно уехать. Во время бесконечных переговоров в Вене он поражался немудрым, недальновидным взглядам европейских монархов, которые преследовали только свои эгоистические интересы и, похоже, не желали задуматься о возможных последствиях их ожесточенных споров.

В ту ночь Симон чувствовал себя совершенно измотанным. Встреча союзников длилась более десяти часов и не принесла никаких результатов, и после любовной игры с Жоржи он лежал с ней рядом, ощущая ее неким якорем спасения в этом обезумевшем мире.

— Должно быть, это любовь, — прошептал он на ухо Жоржи, вдыхая аромат ее душистых волос.

— А если даже и не любовь, — так же шепотом откликнулась она, — то это все равно прекрасно.

— Мы не слишком циничны?

— У нас есть для этого причины. Ничто не вечно в этом мире.

— Может, это будет длиться вечно.

— Это было бы так чудесно. Но не давай обещаний, которые невозможно выполнить. Этот последний месяц был самым счастливым в моей жизни, и я очень довольна.