Глава 23

Как только позволили приличия, Трей вызвал консьержа, чтобы заказать билеты на корабль до Нью-Йорка. Приняв решение уехать, он хотел закончить все формальности утром, но выяснилось, что корабль отплывает только через день. Трей громко выругался, едва только за слугой захлопнулась дверь, и налил себе еще один бокал бренди, чтобы поднять настроение.

Путешествие в Париж было ошибкой, исключая, конечно, то, что он узнал о существовании сына. Когда он стал взвешивать горечь и разочарование на одной чашке весов, а на другой — радостную весть о Максе, то решил, что итог все же складывается в его пользу. Конечно, братья и сестры Импрес тоже были важны для него, и Трею следовало бы их навестить в любом случае, но после прошедшей ночи едва ли он получит приглашение.

Покончив с бренди, он отправился дать телеграмму родителям, чтобы известить их о своем возвращении, и после обычных задержек вернулся в отель, когда уже было позднее утро. В коридоре было тихо, редкие любители утренних прогулок завтракали в ресторане. Среди них вечерним костюмом вопиюще выделялся Сэм Честер, впрочем, как и Трей, единственный краснокожий в этой компании бизнесменов и праздной знати. Сэм прокричал приветствие Трею через весь зал, будучи не вполне трезвым, и Трей мгновенно решил, что Сэм именно тот человек, в котором он нуждается, чтобы выбросить из головы Импрес.

В тихом уголке они поговорили о лошадях, затем, конечно, о женщинах, и все время сравнивали качество различных сортов коньяка. Солнце, светившее через высокие окна, коньяк, который Трей закусывал кусочками посыпанного сахаром лимона, создавали тепло, которого не было на улице и которое сглаживало и смягчало душевную боль. Переговариваясь с Сэмом, Трей вспоминал безмятежные дни в колледже, когда самым главным были развлечения и игры, проблем же вовсе не существовало. Неужели это было всего несколько лет назад? Сегодня он чувствовал себя глубоким стариком.

— Ты слышал о дуэли из-за герцогини де Монтре? — Рыжеватые волосы Сэма торчали в разные стороны, словно наэлектризованные, что вполне соответствовало его жизненной энергии. В школе он и Трей всегда возглавляли самые смелые юношеские выходки, их, порывистые натуры были сродни друг другу, и теперь глаза Сэма возбужденно светились при упоминании скандала, когда молодой офицер дрался на дуэли из-за замужней женщины на пятнадцать лет старше его.

С удовольствием улыбнувшись, видя живой интерес Сэма к волнующим приключениям, Трей мягко ответил:

— Кто же об этом не слышал?

— Не могу представить себе, что из-за нее дрались на дуэли. Она слишком стара.

Любую женщину старше тридцати Сэм рассматривал как ископаемую древность.

Посмотрев на приятеля через стекло бокала, Трей не согласился:

— Я видел ее в Дюнете и думаю, что большинство считает по-другому. А ты не дрался бы, если бы застал свою жену на месте преступления?

Сэм ухмыльнулся.

— Полагаю, что ради всех женщин в мире не стоит этого делать.

До встречи с Импрес Трей от всего сердца согласился бы с мнением друга, но обстоятельства изменили его прежнюю беспечность. Правда, сейчас он был не в том настроении, чтобы обнародовать свою страсть.

— Кажется, тут есть огромное количество доступных женщин, — сказал Трей уклончиво.

— А разве так не всегда было? — заявил Сэм, пожимая плечами.

Одаренный незаурядным здоровьем, прекрасно сложенным телом атлета и миллионами отца, Сэм никогда не испытывал недостатка в женщинах.

— Гюильи пришлось бежать в Бельгию, — сказал он, продолжая тему волнующей его сплетни.

— Это ненадолго, — заметил Трей, снова наполнив бокал, — ради соблюдения приличий.

— Ее муж покупал здесь выпивку после этого и надоедал всем сказками о своей хозяйке, — проговорил Сэм. — Послушай, ты ведь знаешь того молодого танцовщика из «Комеди Франсез»?

Трей кивнул. Все знали новейшую звезду труппы.

— Монтре не беспокоится о своей жене, а, впрочем, кого это вообще интересует? Ты ведь не женат, не так ли? — спросил Сэм запоздало, поскольку он и Трей не виделись почти два года.

— Нет. — Голос Трея прозвучал резко и отрывисто.

— Я так и думал. Тебя трудно отнести к этой категории, — сказал Сэм с ухмылкой. — А все же, если бы ты был женат, ты бы стал драться на дуэли ради своей жены? — Европейский обычай казался Сэму анахроничным, почти курьезным, в частности, по причине его полного пренебрежения к женскому обществу.

Трей вспомнил о ярости, которую он испытал, когда увидел Импрес в кругу поклонников, и о том, как ему хотелось убить каждого, кто прикасался к ней. Губы его искривила усмешка, и он ответил:

— Не знаю.

Его ледяной голос заставил затуманенный коньяком мозг Сэма вспомнить о слухах, касающихся Трея.

— Боже, я ведь совсем забыл, — проболтался он.

Это было как-то раз после бессонной ночи за выпивкой на Монмартре, когда все были настолько пьяны, что не могли отсчитать шаги. Конечно, за исключением Трея. Рука у него была тверда и не тряслась, только мерцающие глаза необычно блестели. Человек был убит, но не из-за женщины, хотя она имела к дуэли отношение.

— Я старался промахнуться, — сказал Трей, нахмурив брови, хотя голос у него был спокоен. — Чертов дурак качался и не мог устоять на месте.

По мере того как шло время, Сэм стал настаивать, чтобы Трей отправился с ним на бал к Ле Нотру.

— Это невозможно пропустить. Лучший винный подвал Франции.

Для Трея слова Сэма прозвучали достаточно убедительно.

— Пожалуй, тем более что, это мой последний день в Париже.

С Импрес все покончено… наконец-то. Он не сможет жить с ней, женщиной, которая не может обходиться одним мужчиной. Горькая ирония судьбы, подумал он тоскливо. Сколь часто он вежливо отделывался от надоевшей женщины, предпочитая жить своей собственной жизнью. А теперь Трей встретил женщину, которая таким же образом поступила с ним. Внезапно, несмотря на свои годы, он почувствовал, что усталость сожгла его дотла.

Хотя Импрес приняла решение отправиться на бал к Ле Нотру уже несколько недель тому назад, наутро она сообщила Этьену, который собирался сопровождать ее, что нездорова.

Ее страдания были так нестерпимы, словно Трей покинул ее несколько минут тому назад; Импрес думала, что не сможет улыбаться и обмениваться любезностями. При одном виде еды ей делалось плохо, горло перехватывало всякий раз, когда она вспоминала о холодных глазах Трея, и только любезное предложение Аделаиды взять к себе детей спасло ее от ужасной перспективы объяснять им внезапный отъезд Трея.

Проведя утро в слезах и негодовании, вызванными оскорбительным поведением Трея, Импрес решила, что настало время самой строить свою жизнь. Поэтому, когда появившийся в доме Этьен отказался признать заявление дворецкого, что мадам нет дома, и, отдав ему шляпу и перчатки, вошел в гостиную с мальчишеской улыбкой и заявил: «Вы не можете болеть, потому что я везу вас сегодня на бал», Импрес с подлинной радостью приветствовала его.

После минувшей ночи Импрес была особенно чувствительна к его покоряющему обаянию и согласилась с тем, что он заедет за ней в девять часов. Герцог прислал ей десять дюжин чудных роз, чтобы помочь преодолеть хандру. Их аромат поднял настроение Импрес. Так же, как покоряющая галантность Этьена.

Игривый тон присланной вместе с розами записки обладал особенным шармом. В небрежно написанных на гербовой с водяными знаками бумаге строчках, расположившихся непринужденно по всему листу, вместо сонета говорилось о надежде, что головокружительный запах розового масла сделает Импрес настолько легкомысленной, что она скажет ему «да». Обольщение герцога было добрым, неугрожающим, предложение сулило приятное удовольствие им обоим, и после прочтения записки Импрес решила, что выбор герцога своим партнером будет самым благоразумным, приятным и необременительным способом забыть о Трее.

К вечеру Импрес, дыша пропитавшим весь дом запахом роз и еще раз перечитав записку Этьена, решила закончить свое долгое воздержание и нарушить безграничную верность человеку, не держащему своего слова. Этьен даст ей безопасность, избавит от черной меланхолии и… он просто восхитителен. Он отвратит от нее тех поклонников, которые имели серьезные намерения и хотели ответного чувства. Она не готова к подлинной любви, обязательствам и нежности, которых требует замужество. Те почитатели, которые назойливо хотят обзавестись женой, должны подождать, пока перестанет кровоточить ее сердце. Этьен, если верить слухам, настолько искусен в искусстве обольщения, что искоренит Трея из ее сознания.

Казалось, все складывалось удачно для запланированного будущего Импрес: приехал Этьен, прекрасно выглядевший в вечернем костюме, лишний раз, подтверждая своим видом репутацию самого красивого и обаятельного мужчины Парижа. Он был внимателен к детям и дружелюбен с Импрес, полностью посвятив себя на этот вечер обязанностям сопровождающего, собеседника и партнера по танцам. И Импрес искренне смеялась, что, как она думала, будет невозможно после предыдущей ночи.

В признание своих новых намерений Импрес отбросила траур и надела жизнерадостное платье из алого шелка, украшенное черным кружевом и несколькими ярдами серебряных лент, — экстравагантный вечерний туалет, который очень соответствовал ее приподнятому настроению и розам Этьена. Они украшали ее волосы и корсаж сильно декольтированного платья. Когда она под руку с Этьеном вошла в зал, внезапно наступившее молчание показало, что все гости поняли, что герцог де Век выиграл клубное пари. При виде вышедшей из траура бывшей графини де Жордан у всех присутствующих захватило дух. Прекрасные волосы и кожа подчеркивались интенсивным красным цветом платья, а изумительное кружево добавляло в ее облик порочности.

— Ну, эта девушка восстановила семейную судьбу — и сторицей, если привлекла к себе внимание де Века. Он очень великодушный человек. — Сказавшая эти слова, рассматривала Импрес через отделанный эмалью лорнет.

— Она так же дерзка, как и ее отец, и очень обращает на себя внимание… все-таки наследственность много значит, — заметила ее собеседница, в свою очередь разглядывая Импрес. — Кто, кроме Максимилиана де Жордана решился бы увести девушку, обрученную с сыном английского посла? Все пытались флиртовать с дочерью английского графа, которая была самой прекрасной девушкой Парижа в тот сезон, — продолжила она, критически изучая Импрес взглядом вдовы, перед глазами которой прошли десятки красивых девушек, — но каждый понимал границы этого флирта. Только Макс мог позволить себе хотеть то, чего не пристало, — закончила она с видом пожилого человека, обсуждавшего прошлое так, словно оно было настоящим.

Обе владелицы лорнетов одновременно подвинулись поближе, желая оценить великолепную дочь Максимилиана де Жордана, которая в объятиях герцога де Века провальсировала от них так близко, что они почувствовали запах роз.

— Я люблю танцевать, Этьен. — Импрес улыбнулась партнеру. — Вы прекрасно танцуете.

Его ответная улыбка была ободряющей, глаза под немного прикрытыми веками были полны восхищения тем, что она получает удовольствие от танцев. Веселье искрилось в ней, словно шампанское, и Импрес была так хороша, что ему захотелось поцеловать ее. Розы были выбраны превосходно; их цвет изумительно гармонировал с волосами и кожей.

— А ваша жена не будет возражать? — деликатно спросила Импрес, потому что это был их десятый подряд танец, и она только сейчас заметила, что Изабелла также присутствует на балу. Когда герцог предложил сопровождать ее, она предположила, что жены Этьена нет в Париже или она приглашена куда-нибудь еще, и хотя Импрес понимала, что их брак носит династический характер, но все же ей было не по себе от неопределенности, какой декорум требуется соблюдать в присутствии обоих супругов.

— Возражать против чего? — отсутствующе ответил герцог, так как его внимание сосредоточилось на высоком темноволосом молодом человеке индейского происхождения, вошедшем в танцевальный зал из карточной комнаты.

Импрес все более убеждалась в том, что сделала правильный выбор. Сегодня она получит огромное удовольствие. Этьен не только превосходный танцор, он все время развлекает ее, так что она вообще и не думает о Трее.

Как все легко идет, подумала она самодовольно и упрекнула себя, что не видела ранее преимуществ такого восхитительного мужчины, как Этьен.

Однако самодовольство сразу же покинуло ее, когда она заметила темную голову Трея, склонившуюся к светлым, как одуванчик, волосам красивой молодой женщины с вызывающе оголенными плечами, которые он обнимал, улыбаясь ей. Пораженная интимностью его улыбки и собственническим положением его рук, Импрес сбилась, нарушив ритм танца, и наступила на ногу Этьену. С улыбкой извинившись перед ним, она заставила себя отвести взгляд от поразительной картины — дама, которую прижимал к себе в танце Трей, была Клотильда Шиме, пользующаяся огромным успехом в Европе богатая наследница. Клотильду считали отпрыском прибалтийской аристократической семьи, что подтверждалось не только ее белыми волосами, но и диковатым нравом.

Волнующий трепет охватил Импрес, когда она представила себе Трея и Клотильду в постели, и сразу же, как закончился танец, она попросила шампанского.

— Пожалуйста, два бокала, — сказала она с напряженной улыбкой. И, когда Этьен принес их, она выпила шампанское с неприличной поспешностью.

— Надеюсь, это не в предвидении того, чтобы провести со мной время, — шутливо сказал герцог, обезоруживающе улыбаясь.

Импрес покраснела от его предположения и не в состоянии признаться, что она безнадежно ревнует Клотильду Шиме к мужчине, который не питал к Импрес ничего, кроме плотского вожделения, ответила:

— Нет, конечно, нет. Танцы вызвали у меня жажду, вот и все.

— Может быть, еще бокал? — спросил герцог тактично, стараясь, чтобы она чувствовала себя уверенно, и, пытаясь удержать Импрес в ее экспансивном веселье.

— Да, пожалуйста. — И еще один бокал был опустошен так же стремительно.

Было уже совсем поздно, и Импрес с герцогом собирались уезжать, когда Трей подошел к ним. Несмотря на все его благие намерения игнорировать Импрес, он посчитал невозможным уехать в Америку, не попрощавшись с ней. Мысль о том, что он больше никогда не увидит ее, неудержимо повлекла его к Импрес.

— Добрый вечер, — сказал Трей, обращаясь к ним обоим, но глядя на Импрес.

У него под ухом был ясно виден ровный прикушенный овал, заметно выделяющийся на его бронзовой коже. Импрес смятенно покраснела при виде оставленного ею страстного клейма.

— Я не знал, что вы друг Ле Нотра, — сказал герцог.

— Вовсе нет, — ответил Трей, не отрывая глаз от Импрес. Импрес обмахивалась веером из страусовых перьев, чтобы не выдать дрожания рук.

От внимания герцога не укрылись напряженные жесты Импрес и Трея и тоска в их глазах. Было ошибкой показывать страстное желание так явно. Несдержанная юность. Впрочем, потом научатся.

— Утром я уезжаю, — сказал Трей, и желваки заходили у него на скулах, — поэтому я хотел бы попрощаться. Пожалуйста, скажи детям, что я напишу им. — Голос у него был низкий и очень ровный.