2

– Вы избаловали мальчика. – Тонкие губы Маргариты сжались в полоску при взгляде на светлую головку Людовика-Карла. Ребенок прижался к груди Жюльетты. – Когда мы вернемся в Версаль, его нянька не поблагодарит вас. Вы только портите его.

– Он же болел. – Руки Жюльетты сильнее сжали теплое крепкое тельце малыша, словно защищая его. Второму сыну королевы было уже больше двух лет, но девочке он по-прежнему казался умилительно беспомощным. – Людовик-Карл нуждается в нашей заботе. Его мутит при езде в экипаже.

– Глупости! Доктор в Фонтенбло объявил, что принц в состоянии путешествовать.

– Но это не значит, что он совсем поправился. – Жюльетта сверкнула глазами на сидевшую напротив Маргариту. – Всего две недели назад у него был такой жар, что королева опасалась за его жизнь.

– От кори обычно умирают. Вы болели ею дважды, но выжили.

Людовик-Карл пошевелился и что-то пробормотал, уткнувшись в плечо девочки.

Лицо Жюльетты осветилось улыбкой.

– Ш-ш-ш, малыш, скоро ты уже будешь со своей мамой. Все хорошо.

– Да, теперь, когда мы возвращаемся в Версаль, – кисло согласилась Маргарита. – Какое непростительное упрямство с вашей стороны – предложить остаться с ребенком в Фонтенбло, когда весь двор вернулся в Версаль! Вы же знали, что мне придется быть с вами, независимо от того, насколько ваша матушка нуждается в моих услугах.

Жюльетта баюкала малыша, поглаживая его пушистые мягкие кудри. «Нет смысла спорить с Маргаритой», – устало подумала она. Ее няньку волновало только удобство и благополучие Селесты, и счастлива Маргарита была только в ее присутствии. Страх королевы за жизнь Людовика-Карла ее не трогал. Мария-Антуанетта потеряла малютку-дочь Софию. Она умерла четыре месяца назад. Ее старший сын Людовик-Иосиф, дофин и наследник престола, не отличался крепким здоровьем, а в последнее время быстро сдавал. Заболел корью и младший сын ее величества Людовик-Карл, и королева впала в отчаяние.

– Не держите мальчика все время на руках! – приказала Маргарита.

Жюльетта упрямо закусила губу.

– Он все еще нездоров. Ее величество сказала, что я должна руководствоваться собственными суждениями, ухаживая за малышом.

– Нечего было легкомысленной четырнадцатилетней девчонке брать на себя заботу о принце.

– Людовик-Карл останется у меня на руках. – Жюльетта, избегая взгляда Маргариты, повернулась к окну. Слава богу, они уже подъезжают к Версалю. Она постарается не обращать внимания на Маргариту и думать о картине в сундуке на крыше экипажа. Следовало еще вернуться к деревьям на холсте. Сквозь ветки пробивается солнечный свет и золотистыми пятнами ложится на землю. Свет и тени играют на листьях. Как остановить это мгновение жизни природы?

– Вы всегда считаете, что обо всем знаете лучше всех, – проворчала Маргарита. – Неужели вы думаете, что королева доверила бы вам Людовика-Карла, не заболей нянька той же болезнью? В один прекрасный день ее величество в вас разберется. Сейчас вы развлекаете ее своими рисунками и дерзким языком, но ей все быстро надоедает, и она… Да вы меня не слушаете?

Жюльетта перевела взгляд на густой зеленый кустарник, обрамлявший холм по ту сторону дороги.

– Вот именно, так что не трудитесь продолжать.

За прошедшие две недели Жюльетта привязалась к принцу, ей стало казаться, что он ее младший брат. «Но теперь он поправился», – печально подумала Жюльетта, и всего через несколько часов ей придется вернуть Людовика-Карла заботам его матери и королевского двора.

Внезапно мысли Жюльетты были прерваны ударом: Маргарита с треском влепила ей пощечину.

Голова девочки дернулась, от неожиданности она чуть не уронила ребенка.

– Это вам за дерзость. – Маргарита удовлетворенно хмыкнула. – Ваша матушка считает, что я знаю, как вышколить вас вопреки тому, что ее величество вас балует.

Жюльетта только крепче прижала к себе Людовика-Карла. Она не ожидала пощечины и явно недооценила накопившееся за вынужденное пребывание в Фонтенбло раздражение Маргариты.

– Не смей бить меня, когда я держу на руках ребенка! – Девочка старалась унять дрожь в голосе. – Я могла покалечить его, если бы уронила.

– Вы мне приказываете?

– Думаю, королеве было бы интересно узнать причину, по которой Людовик-Карл остался бы калекой. А ты как считаешь?

Маргарита отвела ненавидящий взгляд от лица Жюльетты.

– Скоро вы уже не сможете прятаться за принца. Я бы не позволила вам отбиться от рук, не нуждайся ваша матушка в моих услугах.

– Я не прячусь от… – Жюльетта не успела закончить фразу.

Экипаж дернулся и рывком остановился. Жюльетту скинуло на пол. Принца она не выпустила из рук.

Людовик-Карл проснулся и заплакал:

– Жюль…

– Что там такое? – Маргарита высунула голову из окна экипажа. – Эй, дурень, что…

Рядом с ее головой лезвие косы кривым концом вошло в стенку экипажа.

Маргарита взвизгнула и отпрянула от окна.

– Что происходит? – Скорчившись на полу экипажа, Жюльетта смотрела на еще дрожащее лезвие. Она слышала крики, скрежет металла о металл, пронзительное ржание лошадей.

Деревянную раму окна расщепила пуля.

– Фермеры. Крестьяне. Они напали на экипаж. – Голос Маргариты звенел от ужаса. – Они убьют меня по вашей вине. Вы настояли, вам захотелось остаться в Фонтенбло с этим отродьем. Без вас я была бы в Версале с вашей матушкой.

– Замолчи. – Жюльетта подавила охватившую ее панику. Что делать? Ходили слухи об изголодавшихся крестьянах, нападавших на экипажи и замки, но чтобы они набросились на королевскую карету в сопровождении швейцарской гвардии?..

– С нами ничего не случится. Им не справиться с солдатами…

– Дура! Их там сотни!

Жюльетта приподнялась и выглянула в окно. Мужчины и женщины в грубых одеждах размахивали косами и вилами, пытаясь стащить с лошадей гвардейцев, пробивавшихся через обезумевших крестьян, рубя направо и налево попадавшихся на их пути. Две из четырех лошадей упряжки лежали в крови на земле.

Черный бархат.

Взгляд Жюльетты поймал единственную неподвижную фигуру в этой панораме крови и смерти. Высокий стройный мужчина в собольей шапке, в черном бархатном плаще и начищенных черных сапогах до колен сидел на лошади неподалеку от толпы. Темные глаза его бесстрастно взирали на побоище.

Еще одна пуля ударилась в стенку экипажа над скамьей, где совсем недавно сидела Жюльетта. Девочка пригнулась еще ниже, закрыв своим телом плачущего ребенка. Жюльетта не могла больше просто сидеть и ждать, пока одна из этих пуль настигнет Людовика-Карла. Она должна что-то предпринять. Битва шла справа от экипажа. Швейцарская гвардия пыталась не допустить бунтовщиков к принцу. Но как скоро придет помощь? Вдоль дороги рос кустарник, а за ним раскинулся лес.

Жюльетта подползла к двери, крепко прижимая к себе Людовика-Карла.

– Что вы делаете? – спросила Маргарита.

– Пытаюсь убежать в лес. – Жюльетта оторвала от своего платья кусок полотна и завязала им рот малышу, заглушая его плач. – Здесь опасно оставаться.

– Вы с ума сошли!

Жюльетта, приоткрыв дверцу, осторожно выглянула наружу. В нескольких футах от экипажа рос спасительный кустарник. Поблизости никого.

– Не ходите.

– Молчи или иди с нами. – Жюльетта, прижав к себе Людовика-Карла, шире открыла дверцу экипажа, выскочила из него и метнулась через пыльную дорогу. Ветки кустарника хлестали ее по лицу, цеплялись за платье.

– Немедленно возвращайтесь! Вы не можете меня бросить! – несся вслед крик Маргариты.

В какофонии криков, проклятий, звоне мечей и кос слышался пронзительный визг Маргариты. Глупо было бы надеяться, что ее воплей не услышат бандиты.

Людовик-Карл пищал под повязкой. Бедный малыш, он еще так мал, чтобы разобраться в этом безумии. Что ж, она тоже ничего не понимала, но она не позволит этим убийцам причинить вред себе или ребенку.

– Стойте!

Жюльетта бросила взгляд через плечо.

Черный бархат.

Мужчина в собольей шапке, только что бесстрастно наблюдавший за побоищем, пробирался следом за ней через кустарник. Его плащ похож на крылья огромной хищной птицы, мелькнуло в голове Жюльетты, и ей стало совсем страшно.

Жюльетта побежала, пытаясь удрать от него.

По щекам Людовика-Карла катились крупные слезы.

Девочка перепрыгнула через поваленное дерево, споткнулась и, не останавливаясь, помчалась дальше.

– Проклятие, да стойте же! Я не причиню вам… – Мужчина с руганью оборвал фразу.

Жюльетта на бегу оглянулась и увидела, что черный бархатный плащ, зацепившись за дерево, упал. Ей хотелось, чтобы этот негодяй сломал ногу.

И тут мимо уха девочки просвистела пуля и ударилась рядом в дерево.

– Мальчишка! Отдай мне мальчишку! – Гортанный голос раздался впереди нее.

В сотне метров от Жюльетты стоял высокий плотный мужик в рваных штанах и распахнутой белой рубахе, держа в руке дымящийся пистолет. Отбросив его в сторону, он вытащил из-за пояса кинжал.

Жюльетта замерла на месте, не сводя глаз со сверкающего лезвия.

Бежать назад к мужчине в черном? Нет. Он тоже опасен. Есть выход – ветка!

– Не обижайте меня, месье. Видите, я кладу ребенка на землю. – Жюльетта положила Людовика-Карла у своих ног.

Мужик удовлетворенно крякнул и сделал шаг вперед.

Жюльетта схватила ветку и изо всех сил ткнула ему между ног.

Пронзительно закричав, он обеими руками схватился за пах и выронил кинжал.

Жюльетта подхватила Людовика-Карла и промчалась мимо своей жертвы.

Всего через несколько секунд она услышала топот и брань. И как только этот мерзавец так быстро оправился! Девочка знала, какое увечье мужчине мог нанести удар в пах. Всего несколько месяцев назад герцог де Грамон… Ручей… Надо перепрыгнуть. Юбки намокли, отяжелели и глухо хлопали по ногам, мешая бежать.

Через считанные секунды она услышала шлепанье тяжелых башмаков по воде.

Он догонял ее.

Мясистая рука ухватила Жюльетту за плечо и рывком остановила.

– Стерва! Шлюха!

Уголком глаза Жюльетта увидела блеск металла – он занес над ней кинжал…

Пресвятая Дева, она сейчас умрет!

Кинжал так и не опустился.

Не успела она понять, что же все-таки случилось, как сильные руки отбросили ее от убийцы с такой силой, что она упала на землю.

Черный бархат.

Жюльетта смотрела на кровавое пятно, расплывавшееся по плечу человека в черном бархатном плаще. Этот мужчина оттолкнул ее, приняв удар кинжала на себя.

Гримаса боли исказила его лицо, когда его собственный кинжал вонзился в широкую грудь крестьянина.

Мужик со стоном рухнул на землю.

Мужчина в черном бархатном плаще с трудом добрался до сосны и прислонился к ней. Рукой он держался за левое плечо, из которого по-прежнему торчал кинжал. Его оливковая кожа посерела, губы посинели.

– Моя дорогая мадемуазель де Клеман, могу… сказать… – Его голос прервался. – Что вы… делаете… чертовски трудной задачу… спасти вас.

Глаза Жюльетты расширились от удивления.

– Спасти?

– Я привел подкрепление на помощь гвардейцам, как только узнал о плане нападения на экипаж. Если бы вы остались на месте… – Мужчина вслепую схватился за ствол дерева, и лицо его исказилось от боли. – К этому времени… схватка была бы уже окончена.

– Я же не знала, что происходит, – прошептала Жюльетта. – И кому доверять. А кто вы? Откуда вы взялись?

– Жан-Марк… Андреас. Гостиница неподалеку… Гостиница «Слепая сова». – Его взгляд переместился на крестьянина, лежащего на земле в нескольких футах от них. – Глупо. Сапоги…

Глаза Жан-Марка закрылись, и он медленно сполз по стволу в глубоком обмороке.

– Не спорьте со мной. Пошлите за врачом в деревню, а мне приготовьте воду и чистое полотенце.

Жан-Марк открыл глазами увидел Жюльетту де Клеман в воинственной позе против крупного дородного мужчины. Жан-Марк смутно припомнил месье Гийома, владельца гостиницы, где он прожил последние несколько недель.

Владелец гостиницы покачал головой:

– У меня нет ни малейшего желания оскорблять его высочество, посылая за врачом в деревню, если месье Андреас действительно спас жизнь принцу. Мы должны подождать придворного врача.

– Версаль далеко. Вы возьмете на себя ответственность за его смерть?

Да она же почти ребенок, как в тумане сообразил ЖанМарк. Когда он впервые заметил девушку, бежавшую по лесу, то в его глазах запечатлелись тоненькая, грациозная фигурка, вихрь блестящих темных кудрей и огромные испуганные глаза. Теперь же, когда она стояла, ее головка едва доставала до третьей пуговицы рубашки месье Гийома.

– Вы что, не видите, что он истекает кровью и она капает на ваш пол?

Жан-Марка поддерживали двое солдат, одетых в форму швейцарской гвардии.

– Какая печальная картина!.. – прошептал он. – Я искренне надеюсь… что вы говорите не обо мне, мадемуазель.

Жюльетта повернулась к Жан-Марку, и напряжение на ее лице сменилось выражением глубокого облегчения.

– Вы пришли в себя. Я боялась… – Она снова обратилась к месье Гийому:

– Что вы стоите как истукан? Надо немедленно вынуть кинжал из его плеча.

Месье Гийом успокаивающе развел руками.

– Поверьте, лучше послать за придворным врачом. Вы слишком молоды, чтобы понимать…

– Не так молода, чтобы понять, что вы больше опасаетесь за свою шкуру, чем за него, – свирепо прервала его Жюльетта. – И я не позволю, чтобы он истек кровью и умер, пока вы тут стоите и дрожите.

Жан-Марка передернуло.

– Пожалуйста, перестаньте болтать о моей предстоящей кончине. Это вовсе… не утешительно.

– Молчите! – Карие глаза Жюльетты сверкали. – Вам нельзя разговаривать. Вы ведете себя так же глупо, как этот трактирщик.

Жан-Марк только вздохнул.

– Так-то лучше. – Жюльетта кивнула двум солдатам, поддерживающим Жан-Марка. – Отведите его в комнату. Я приду, как только разберусь с этим месье Гийомом. И обращайтесь с ним осторожно, или, клянусь всеми святыми, вы мне ответите.

Ухмылки солдат исчезли. Эта сопливая девчонка их раздражала. Господи, еще минута – и из-за нее они уронят раненого на пол. Жан-Марк содрогнулся и поспешно спросил:

– А принц?

– Я сказала вам не… – Жюльетта встретилась взглядом с Жан-Марком и коротко кивнула:

– Он в безопасности. Я отправила его во дворец со своей няней и капитаном гвардии. Так будет для него безопаснее.

– Хорошо. – Жан-Марк закрыл глаза. Он позволил солдатам взять на себя его вес, и они понесли его к лестнице.

Следующие десять минут были самыми трудными для Жан-Марка. В жизни подобного ужасного состояния он еще не испытывал: под одеялами на широкой кровати он был на грани обморока.

– Вы не умрете.

Жан-Марк открыл глаза и увидел Жюльетту. Она хмуро смотрела на него.

– Надеюсь, вы правы. У меня нет…

– Нет. – Ее пальчики быстро накрыли его губы, и, несмотря на мимолетность этого прикосновения, Жан-Марку оно показалось удивительно нежным. – Я сказала этому месье, что вы истекаете кровью, дабы заставить его пошевеливаться. Он не хотел меня слушать, считая просто глупым ребенком.

– Он жестоко ошибался.

– Вы шутите. – Жюльетта с любопытством посмотрела на Жан-Марка. – Вы очень странный человек, если можете шутить, когда у вас кинжал торчит из плеча.

– Я вовсе не герой и все же оказался в положении, когда должен… – Жан-Марк замолчал – комната накренилась, стала темнеть…

– Вы не считаете себя героем? – Голос Жюльетты прозвучал откуда-то издалека.

– Становится дьявольски темно. По-моему, я собираюсь…

Ладонь Жюльетты легла ему на глаза.

– Поспите. Я присмотрю, чтобы вам не причинили вреда. Можете мне довериться.

Она лжет. Нельзя доверять ни одной женщине. Мысль была вялая, ватная. Все плыло в голове Жан-Марка.

Но Жюльетта еще только сильный, храбрый ребенок, чьи руки так же нежны, как резок ее тон.

Да, сейчас Жан-Марк мог доверять Жюльетте де Клеман.

Он расслабился и провалился в ожидавшую его темноту.

Когда он снова открыл глаза, Жюльетта стояла на коленях у его постели.

– Я надеялась, что вы еще поспите, – прошептала она. – Здесь деревенский врач.

– Стало быть, вы… победили.

– Конечно! У этого человека более щегольской вид, чем у придворного врача, но я надеюсь, что он не дурак. – Девочка замешкалась. – Сейчас он намеревается извлечь кинжал.

Жан-Марк напрягся, и его взгляд устремился к камину. Маленький круглый человечек в фиолетовом парчовом камзоле и тщательно завитом белом парике стоял у камина, грея унизанные кольцами пальцы.

– Теперь я тоже сожалею, что быстро пришел в себя. Не люблю боли, – сознался Жан-Марк.

– Естественно. – Жюльетта по-прежнему стояла на коленях у его постели. – Будет больно, но есть способы ослабить страдания. Постарайтесь думать о чем-то прекрасном.

Врач поправил галстук и отвернулся от огня. Жан-Марк весь подобрался.

– Не напрягайтесь, так будет еще больнее. – Жюльетта взяла обе руки Жан-Марка в свои. – Думайте о… Нет, я не могу сказать вам, о чем думать. Это должна быть ваша собственная прекрасная картина.

Жан-Марк наблюдал за врачом.

– Боюсь, что не последую вашему совету, – сухо сказал Жан-Марк. – Красота что-то ускользает от меня.

Пальцы девушки крепче сжали руки Жан-Марка.

– Я, когда мне больно, думаю о том, что чувствую, когда рисую или смотрю на Танцующий ветер.

– Танцующий ветер? – Жан-Марк напрягся, его взгляд скользнул от подходившего врача к лицу Жюльетты.

– Вы слышали о нем? Это самая прекрасная статуэтка в мире. Иногда я смотрю на нее и думаю… – Жюльетта запнулась и замолчала.

– Думаете о чем?

– Ни о чем.

– Нет, скажите.

– Просто я не понимаю, как мог человек создать такую красоту, – ответила Жюльетта. – Это больше, чем красота, это…

– Не говорите мне, – скривил губы Жан-Марк. – Мечта.

Девушка кивнула:

– Значит, вы его видели. Тогда вы можете думать о Танцующем ветре.

Жан-Марк покачал головой:

– Сожалею, но я никогда не видел эту статуэтку.

Лицо Жюльетты затуманилось.

– Ну, месье, вы пришли в сознание. – У кровати стоял врач, жизнерадостно улыбаясь. – Мое имя Гастон Сен-Лер, и я вытащу кинжал из вашего плеча. – Врач подошел ближе. – Ну, а теперь соберитесь с духом, а я…

– Не слушайте его! – свирепо перебила Жюльетта. – Смотрите на меня.

Карие глаза Жюльетты сияли, искрились. Ее тонкое лицо оживилось. Румянец на щеках цвел розами, на виске пульсировали голубые жилки.

– Что из того, что вам доводилось видеть, было самым прекрасным?

– Море.

– Тогда думайте о море. – Пальцы Жан-Марка сжали запястье Жюльетты. – Держитесь за меня и расскажите мне о море. Расскажите, каким вы его помните.

– Буря… сила… Волны бьются о корабль. Серо-синяя вода сверкает в…

Пронзительная, добела раскаленная боль…

– Море, – прошептала Жюльетта, не сводя с него глаз. – Вспоминайте о море.

– Еще разок, – радостно сообщил врач, крепче ухватившись за рукоятку кинжала.

– Тише. – Взгляд Жюльетты не отрывался от глаз Жан-Марка. – Расскажите мне еще о море.

– В солнечном свете в спокойный день оно… мы словно плыли в гигантском сапфире.

Сверкающие карие глаза отгоняли боль. Жан-Марк провел языком по пересохшим губам.

– И когда корабль подходит к берегу…

Ее кожа – роза в чаше со сливками.

– Вода становится… изумрудной. Никогда нельзя быть уверенным…

Боль!

Жан-Марк, выгнув спину, приподнялся на кровати, когда врач выдернул кинжал из плеча.

– Вот и все. – Врач отвернулся, держа в руке окровавленный кинжал. – Теперь я промою рану и сделаю вам перевязку.

Жан-Марк лежал, перед глазами комната кружилась, потолок опускался. Он почувствовал, как по руке заструилась кровь.

– Вам придется отпустить меня, – сказала Жюльетта. Жан-Марк непонимающе уставился на нее.

Она потянула руки, пытаясь высвободить запястья из его пальцев.

– Я не смогу помогать врачу, если вы меня не отпустите.

Жан-Марк медленно разжал пальцы и выпустил ее руки. Жюльетта вздохнула с облегчением.

– Так-то лучше. Худшее уже позади.

– Разве? – Жан-Марк почувствовал себя страшно одиноким. Ему хотелось снова держать ее руки в своих. Странно. Он пересилил себя и пытался говорить как ни в чем не бывало.

– Приятно знать, что самое худшее уже позади. Вы уже поняли, что я сделан не из того теста, из которого лепят героев. И для меня была бы ужасна мысль, что еще предстоит боль.

– Немногие мужчины пережили бы такой ужас, не закричав.

Слабая улыбка тронула губы Жан-Марка.

– С чего бы мне орать? Я ведь думал о чем-то… прекрасном.

Врач покинул гостиницу несколько часов назад. Сон Андреаса был беспокойным и прерывистым. Жюльетта обвела взглядом комнату. Она уже несколько часов провела в кресле, не решаясь потревожить его.

Для деревенской гостиницы обстановка в номере была даже роскошной, а сама комната – по-видимому, лучшей из тех, что мог предложить месье Гийом, но Жюльетте она была неинтересна.

Она перевела взгляд на лицо Андреаса, изучая его так же зачарованно, как и в первый раз, оно заворожило ее, еще когда она была в экипаже. Боже, как бы ей хотелось написать его!

Жюльетта знала, что этому человеку будет все равно, как бы безжалостно честными ни были мазки ее кисти. Он не нуждался в приукрашивании, ибо точно знал, кто он, какой он, и ему было наплевать, какого мнения о нем придерживаются другие.

Его бронзовое лицо было слишком длинным, скулы – слишком высокими, губы – слишком хорошо очерчены, а взгляд темных глаз под прямыми черными бровями и тяжелыми веками – слишком острым и решительным. Все вместе составляло гармонию целого, более притягательного, чем просто красота.

Каким вызовом для нее было бы написать его портрет, разгадать тайны, скрытые за этими черными глазами! Жюльетта была уверена: будь у нее немного времени, она бы сумела воссоздать лицо, а не маску.

Но что, если у нее не останется времени? Рана глубокая, опасная, и вполне возможно, что он будет отнят у нее, прежде…

Веки Жан-Марка задрожали, он открыл глаза.

– О чем вы думаете?

Вопрос застал Жюльетту врасплох, и она выпалила:

– Я надеялась, что вы не умрете до того, как я успею написать вас.

– Как трогательно! Отправляйтесь в постель.

Жюльетта замерла, потом заставила себя расслабиться.

– Врач предупредил, что у вас может начаться жар. Или вы думаете, я спасла вас, чтобы позволить потом умереть из-за недостатка ухода?

Жан-Марк слабо улыбнулся:

– Мои извинения. Я постараюсь не покидать этот бренный мир, дабы вы не потратили времени даром.

– Я не это хотела сказать… – Жюльетта прикусила нижнюю губу. – Я не всегда выражаюсь точно. Маргарита говорит: у меня язык как у змеи, я жалю.

– Кто такая Маргарита?

– Маргарита Дюкло – моя няня. На самом деле она больше служит моей матери, чем мне.

– И эта Маргарита не одобряет вашей прямоты?

– Да. – Жюльетта нахмурилась. – Вам следует снова заснуть.

– Мне не хочется спать. – Взгляд Жан-Марка изучал лицо девушки. – Почему бы вам не развлечь меня?

Жюльетта изумленно уставилась на него.

– Развлечь?

Жан-Марк рассмеялся, но тут же охнул от боли.

– Возможно, лучше вам меня не смешить. Оказывается, юмор сейчас для меня исключительно болезнен.

– Раз уж вы отказываетесь спать, то с тем же успехом можете ответить на мои вопросы. Перед тем как упасть в обморок, вы сказали, что узнали о нападении. Кто вам сказал?

Жан-Марк удобнее устроился в постели, щадя раненое плечо.

– Слуга в версальском дворце.

– Откуда мог дворцовый слуга знать о нападении крестьян так далеко от Версаля?

– Еще поинтересуйтесь, каким образом кое у кого из парней в этой банде оказались мушкеты вместо вил. – Губы Жан-Марка скривились. – И почему бедный голодающий крестьянин, всадивший мне в плечо кинжал, так хорошо откормлен и сапоги на нем из кожи лучшей, чем на моих собственных.

Так вот о каких сапогах он сказал перед тем, как потерять сознание!

– А почему слуга пришел с этими сведениями к вам, а не к его величеству?

– Деньги. – Жан-Марк насмешливо улыбнулся. – Король Людовик за такую верность раздает медали и свою бесконечную благодарность. А я обещал жирный куш за любую информацию о королевской семье. За деньги можно купить удобную жизнь и быстрого коня, чтобы он унес осведомителя подальше от тех, кого он предал.

– Слуга не сообщил вам, кто в ответе за это нападение?

– Человек с высоким положением. Он сказал лишь, что экипаж с принцем и мадемуазель де Клеман подвергнется нападению по пути в Версаль. Я собрал наемников и, подобно рыцарю без страха и упрека, бросился на выручку. – Он усмехнулся.

– Вы что, никогда не бываете серьезным? Вы спасли жизнь принца. – Жюльетта помедлила. – И мою тоже.

– Не из душевного благородства. – Жан-Марк спокойно взглянул на девушку. – Я деловой человек и никогда ничего не предпринимаю, не рассчитывая получить что-то взамен. Признаюсь, я был крайне раздражен тем, что вы так усложнили мою задачу.

– А что вы рассчитываете получить в обмен на спасение принца?

– Я хочу попросить ее величество об одолжении.

С минуту Жюльетта молча смотрела на него.

– По-моему, вы не такой расчетливый, каким хотите показаться. Вы волновались за Людовика-Карла, хотя и теряли сознание от боли.

– Я не люблю детоубийц.

– И вы приняли на себя удар, предназначенный мне. Разве так ведет себя жестокий и холодный человек, просчитывающий наперед свою выгоду?

Жан-Марк скривился.

– Нет, так повел себя человек в порыве чувств и получивший за это хороший удар. – Он покачал головой. – Добродетель наказуема, помните об этом. Я же не воин и не герой.

– Разрешите думать так, как мне заблагорассудится. – Жюльетта нахмурилась. – Но я не знаю, о чем вы думаете.

– Это вас беспокоит?

Девушка кивнула.

– Обычно многие люди так легко прочитываются. Мне важно проникнуть под кожу.

– Зачем?

– Я собираюсь стать великой художницей и должна познать суть человека, – просто ответила Жюльетта.

– Припоминаю, что, когда я только проснулся, вы выразили желание написать меня. Вы серьезно хотите стать художницей?

– Я просто буду великой художницей. Я намерена учиться и работать, пока не стану великой, как да Винчи или дель Сарто. Знаете его фреску «Рождество Богородицы»?

– Да, и восхищаюсь как его росписью, так и вашей уверенностью.

– Вы хотите сказать – самоуверенностью. Художникам нельзя скромничать, иначе их талант погибнет. Я не… Что вы так странно на меня смотрите?

– Раздумываю, сколько вам лет?

Жюльетта нахмурилась.

– Четырнадцать. Какое это имеет значение?

– Может быть, очень большое. – Жан-Марк закрыл глаза.

– Что вы хотите этим сказать?

– Мне сейчас лучше поспать. Бегите в свою комнату.

Жюльетта не двинулась с места. Жан-Марк открыл глаза.

– Я сказал: идите к себе. А лучше всего вам отправиться во дворец завтра утром.

У Жюльетты как-то странно сжалось сердце.

– Вы хотите, чтобы я уехала?

– Да. – Жан-Марк говорил резко. – Вы здесь мне не нужны.

Жюльетта упрямо сжала рот.

– Нет, нужна. Вы слабы, как младенец, и еще несете чепуху. Думаете, мне будет приятно вспоминать, что, будучи обязанной вам жизнью, я позволила вам умереть, не успев расплатиться? Я не такая, как моя мать. Я ничего не беру, не давая взамен.

Жан-Марк сузившимися глазами посмотрел девушке в лицо.

– Ваша мать?

Жюльетта нетерпеливо тряхнула головой.

– Я не желаю о ней говорить. – Она вздернула подбородок. – Я тоже должна оказать вам услугу. Я уже отослала сообщение королеве, что остаюсь до вашего выздоровления, до тех пор, пока вы не будете в состоянии приехать в Версаль и принять ее благодарность.

– Вы скоро пожалеете, что остались. Я терпеть не могу болеть.

– А я не жалую пациентов с дурным нравом. Вы быстро поправитесь, чтобы избежать моих забот.

Губы Жан-Марка невольно тронула улыбка.

– В ваших словах что-то есть. – Он неожиданно сдался. – Оставайтесь, если хотите. Кто я такой, чтобы отказываться от нежных забот отважной мадемуазель, ради которой пролил кровь?

Жюльетта повеселела.

– Естественно, я не допущу, чтобы мои занятия живописью были прерваны из-за ухода за вами. Пожалуй, поставлю мольберт в том углу у окна. Там очень хороший свет. – Девушка улыбнулась. – Я уверена, мы прекрасно поладим.

Жан-Марк устроился поудобнее и закрыл глаза.

– Когда-нибудь я, возможно, напомню вам, как пытался отослать вас прочь.

– Когда-нибудь? – Жюльетта покачала головой. – Недели за две вы совершенно поправитесь, и мы расстанемся. Никакого «когда-нибудь».

– Это верно. У меня, по-видимому, жар.

– Правда? – Жюльетта дотронулась до его лба и тревожно нахмурилась. Потом она облегченно вздохнула. – Пока нет.

– Нет? – Глаза Жан-Марка оставались закрытыми, но он странно улыбался. – Пока нет, – прошептал он. – Когда-нибудь…

Жар у Жан-Марка начался поздно вечером.

Жюльетта обмывала его прохладной водой, держала холодное полотно на лбу и старалась удержать его на кровати, когда он рвался бежать.

В середине ночи жар сменился страшным ознобом. Жан-Марка трясло, судороги корежили тело. Они беспокоили Жюльетту больше, чем жар.