Рик Бентс (№2) - Расплата

– Буду иметь это в виду. Проходите. – Они вошли на кухню, и в доме она почувствовала себя с ним свободнее. Может, это из-за того, что он был одет по-простому, или потому, что его визит был неофициальным, или она просто постепенно привыкала к нему. Трудно было представить, что менее чем сорок восемь часов назад он для нее был лишь именем в газете. А теперь он... новый человек в ее жизни.

Э-э-э, опомнись. Он же полицейский и выполняет свою работу. Хватит об этом.

– Итак... где надпись? – спросил он, прислоняясь бедром к столу.

– Ах да. У меня в комнате. Одну секундочку. – Она поспешила в спальню. Вечно преданный Хайри С понесся впереди. Из ящика тумбочки она вытащила два листа бумаги: один со списком всех ее знакомых в радиусе пятидесяти миль, который она составила накануне вечером, другой она вынула из принтера в последнюю ночь тех снов, когда она, проснувшись, узнала, что бабушка Джин умерла. На нем она записала странные надписи, которые видела во сне. Сейчас, после того как она взглянула на бессмысленные символы и буквы, хорошее настроение улетучилось, и она почувствовала тот самый холодок, который всегда ощущала, вспоминая это видение.

– Даже не думай об этом, – сказала она себе, быстро выходя из комнаты и спускаясь по ступенькам вслед за радостным псом.

– Верный друг, не так ли? – заметил Бенц.

– Очень верный. – В отличие от мужчин, которых я знала. – Вот символы и список моих друзей и родственников. – Она протянула ему листы, и Бенц, сев за стол, сразу же принялся изучать иероглифы.

– Значит, это было написано в склепе, который вы видели в своих снах? – спросил он.

– Да, это то, что мне удалось вспомнить, когда я проснулась. – Она встала у него за спиной и заглянула ему через плечо. Глядя на символы и буквы, она вздрогнула, вспоминая с полнейшей отчетливостью состояние жертвы.

– Не расскажете ли вы еще раз?

– Конечно. То, что помню. Но эти, как вы их называете, сны не были такими отчетливыми, по крайней мере, сначала. – Тем не менее, она с легкостью их вспоминала. С той же самой леденящей ясностью, как последний. – В основном это был один и тот же сон с незначительными изменениями. – Она потерла плечи и бросила взгляд в окно. Лучи нежаркого солнца проникали через изящные сплетения голых веток, заставляя искриться темную воду, но день внезапно стал казаться холодным и безжизненным, наполненным постоянно меняющимися тенями. Сколько раз она думала о перепуганной женщине, запертой заживо, словно в могиле! Сколько ночей эта картина становилась кошмаром, который она видела снова и снова! – Самый страшный сон был, когда, как я думаю, он действительно убил ее. Это произошло в ту же ночь, когда умерла моя бабушка. Одиннадцатого августа. Я сообщила обо всем этом детективу Бринкману, и что толку? – Она на мгновение встретилась с ним взглядом, затем отвела глаза в сторону – Повторилась старая история. Нет тела, никто не пропал, нет свидетелей... только я. Помешанная.

– А вы такая? – спросил он.

Край ее рта чуть приподнялся в кривой улыбке. На этот раз встретившись с ним взглядом, она не отвела глаз.

– А как вы думаете?

Он не ответил, и ее улыбка превратилась в самоуничижительную усмешку.

– Дайте-ка я угадаю. Что у меня не все дома? Я не от мира сего? Крыша едет? Я все это слышала. Вам придется поверить, детектив Бенц, я не одна из тех идиоток, которые пытаются устроить спектакль в полиции, чтобы привлечь к себе внимание. И вы это знаете. Потому что девушка в том доме была убита именно так, как я вам сказала. И была по меньшей мере еще одна. Может, больше. Кого-то оставили в темноте с этими, – она показала на развернутую перед ним бумагу, – с этими чертовыми надписями!

– Хорошо, хорошо. Давайте начнем сначала. Успокойтесь, ладно. Прошу прощения, я ведь здесь, верно? И слушаю вас. Пытаюсь извлечь из этого какой-нибудь смысл.

Внутри ее все еще кипело, но она кивнула, стараясь сдержать гнев.

– Ладно... что вы об этом думаете? – спросил он, беря бумагу в руки и показывая на ее наброски. – Я видел это в рапорте Бринкмана, но мне они ни о чем не говорили. – Для меня это просто каракули. Что скажете?

Она наклонилась над его плечом и тихо прокляла себя за то, что почувствовала запах его лосьона после бритья. Указывая пальцем на символы, она произнесла:

– Я не знаю точно, что они означают. Не забывайте, я видела их мельком, словно проблески света – вероятно, поток вспышек – освещали комнату. – Она уставилась на образы, которые запомнила. – Думаю, что первый – это якорь, а эти три, – она передвинула палец и показала на группу из заостренных линий, – вероятно, стрелы. Одна с аркой над ней – это, должно быть, лук или что-то горящее. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. – Она прикоснулась к следующему символу. – Вот это, как мне кажется, какой-то цветок, но остальное... не знаю. Это, – она показала на группу букв кончиком пальца, – надпись, но я лишь мельком увидела буквы и попыталась записать их в том порядке, в котором они были нацарапаны на стенах могилы. Вот все, что я запомнила, видя лишь мельком.

Она прочитала странное послание, которое пыталась расшифровать сотни раз: LUM... NA... PA... Е... CU... FI.

– Lum-na-pa-e-cu-fi, – произнес он.

– Некоторых букв не хватает, – сказала она, – и я тысячу раз пыталась заполнить пропуски. Luminary, luminous... Napa – как долина в Калифорнии... не знаю. Может, это иностранный язык, или часть какого-нибудь акронима, или... еще что-нибудь. Возможно, даже тарабарщина. Не исключено, что это было написано на стене еще до того, как ту женщину заперли там, может, это не имеет к ней никакого отношения. Не знаю. – Она бросила взгляд через его плечо на обрывочные слова, и они показались ей такими же бессмысленными, как и в первый раз, когда она их увидела. Прищурившись, она наклонилась вперед, чтобы получше их рассмотреть, и ее груди прикоснулись к его свитеру. Через некоторое время она почувствовала, как напряглись мышцы у него на спине. Осознавая, как далеко она зашла, Оливия быстро отступила.

Смущенная, она выдвинула стул и плюхнулась на него. Затем протянула руку к распечатке.

– Это похоже на одну из головоломок, публикуемых в воскресной газете. Только нельзя обратиться за ответом к странице пятьдесят один.

Его глаза слегка сузились. Ни намека на улыбку. Бенц снова стал совершенно серьезным.

– Не возражаете, если я это заберу? Здесь лучше видно, чем на копии Бринкмана.

– Конечно.

– Были какие-нибудь другие видения? – Он смотрел на нее так, словно пытался отделить правду от вымысла, нормальную психику от любых осколков безумия.

– Время от времени.

– Разные?

– Да. Но ничего столь отчетливого.

– И все связано с тем же парнем?

– Я... я не знаю... Судя по всему, я вижу не все убийства, только некоторые из тех, что происходят в нашем городе, но кое-какие вижу, детектив Бенц, и настолько реально, что у меня буквально бегут мурашки по коже.

Кивая, он переключился на вторую страницу и быстро ее просмотрел.

– Имена, адреса и номера телефонов. – Он поднял взгляд. – Впечатляет.

– Я полна решимости поймать этого ублюдка. – Она откинулась на спинку стула. – Ну... вы собираетесь следовать за мной? Как прошлой ночью. – Она видела его джип в зеркале заднего вида, возвращаясь домой прошлой ночью.

– Может, я просто хотел убедиться, что вы благополучно добрались домой.

– А может, это отговорка и больше ничего.

Он сдвинул вбок челюсть.

– Хорошо. Буду с вами откровенным.

– Это было бы плюсом.

– Я хотел убедиться, куда вы направляетесь, но было и кое-что еще. Я начинаю вам верить и начинаю беспокоиться. Я не шутил, говоря о сигнализации и ротвейлере.

– Значит, теперь вы собираетесь стать моим личным телохранителем? – спросила она, наклоняя голову вбок и пытаясь разгадать его.

– Думаю, мой начальник не полностью с этим согласится, хотя вы представляете немалую ценность – с этим даром и всем остальным.

– И всем остальным, детектив Бенц?

Он сложил бумаги и засунул их в карман джинсов.

– Можете пропускать слово «детектив», – ответил он.

– И как вас называть?

– Меня зовут Рик, но большинство обращается ко мне просто Бенц.

Она понимала, что это своего рода оливковая ветвь, и посчитала, что ею можно воспользоваться.

– Хорошо, Бенц, но только если вы будете называть меня Ливви или Оливия. Я откликаюсь и на то, и на другое.

– Договорились.

– Значит, вы наконец поверили мне? – спросила она, и он одарил ее полуулыбкой.

Что-то мелькнуло в его взгляде.

– Скажем так, я раскрыл свой разум.

– И это вас раздражает.

Его улыбка стала шире.

– У меня репутация иного человека. – Он встал. – Спасибо за помощь, – сказал он, когда они вышли на переднее крыльцо. С завыванием Хайри С пронесся стрелой в погоне за каким-то невидимым существом. – Если мы найдем кого-нибудь в склепе, я вам сообщу.

– Молю бога, чтобы этого не случилось, – ответила она, – но я знаю, что это произойдет. Когда-нибудь.

– Может, к этому времени мы успеем поймать этого парня. – Он поколебался, и на мгновение она подумала, не собирается ли он пожать ей руку, обнять или поцеловать. Вместо этого он просто наклонил голову. – Я дам вам знать.

Оливия наблюдала за тем, как он идет к джипу и забирается внутрь. Он подал машину назад, проехав мимо ее пикапа, затем махнул рукой и уехал. Его машина, подпрыгивая на изрезанной колеями дорожке, скрылась из вида за густыми скоплениями кипарисов и дубов. Прислонившись к дверной коробке, она думала, как долго он выдержит, если он действительно будет держать свой разум открытым, затем сказала себе, что это неважно.

Видения посещали ее.

И именно она должна выяснить, откуда они берутся. В противном случае она никогда не добьется, чтобы ее воспринимали всерьез. Она положила руки на талию и подумала, почему же это, черт возьми, так важно, чтобы Рик Бенц доверял ей. Как-никак, он был всего лишь еще одним полицейским. Какая разница, что она что-то разглядела за его маской чрезвычайно серьезного и резковатого человека? Какое имеет значение, что она заметила, как широки его плечи и как джинсы обтягивают его бедра? Кому какое дело, что он более сложная натура, чем показалось на первый взгляд? Она не может позволить себе находить его привлекательным. Роман с ним стал бы большой ошибкой.

Большой.

Она также не могла сидеть и ждать, пока Рик Бенц или кто-нибудь еще в полицейском управлении воспримет ее всерьез. Ей придется найти больше доказательств, какое-нибудь звено в цепи или что-нибудь еще. Прежде чем убийца, кем бы ни был этот ублюдок, нанесет еще один удар.

Для начала она решила посетить церковь Святого Луки.

Глава 12

Оливия дернула стояночный тормоз и посмотрела через лобовое стекло на церковь. Та оказалась больше, чем она ожидала, побеленное здание с арочными цветными окнами, одиночным шпилем и колокольней, отделенной от остальной церкви и поднимающейся к серому, покрытому облаками небу. Она выбрала церковь Святого Луки из-за ее близости к Французскому кварталу. Недалеко от эспланады, двухсотлетний оплот католической веры был ближайшей церковью к месту преступления. Казалось логичным начать поиски священника-убийцы именно с нее.

– Задание для дурочки, – сказала она себе, вылезая из пикапа и затягивая туже пояс пальто. Она надеялась, что в церкви можно будет найти брошюры с информацией о ее священниках, служащих и, как она надеялась что-нибудь о других церквях в городе.

Была суббота. В вестибюле никого не было. Она толкнула парадные двери, и они с легкостью распахнулись. Внутри здание было просторным и в то же время манящим. Потолок находился на расстоянии двух этажей над кафельным полом и был украшен разноцветными мозаиками в золотых рамках. Неф был освещен тусклыми лампами и дюжинами свечей, их пламя мерцало на фоне грубых каменных стен. Большая часть темных скамей была пуста, внутри было лишь несколько набожных людей.

Оливия остановилась, чтобы посмотреть на алтарь, и что-то почувствовала. Необходимость. Настоятельную необходимость верить. Она никогда не отличалась особой религиозностью, но ходила на мессы, побуждаемая словами бабушки: «Если на тебя сваливается много бед, – говорила бабушка, сжимая руку Оливии, – значит, пришло время поговорить с богом. Посетить его дом».

Однако она пришла сюда не молиться, а выведывать.

Она быстро перекрестилась и приступила к поискам стойки с информацией о том, когда будут проводиться службы. Если она не найдет здесь то, что нужно, тогда она отправится в собор Святого Луи возле Джексон-сквер. Он был самым старым и знаменитым в городе и находился неподалеку от магазина, где она работала. Если и там не повезет, придется прибегнуть к помощи Интернета.

Отец Маккларен наблюдал, как женщина поспешила в вестибюль, и почувствовал запретную эмоцию, которую быстро подавил. Ее вьющиеся волосы были влажными и растрепанными, лицо красным, совершенной формы губы недовольно надуты. Она перекрестилась, словно была чем-то обеспокоена. Казалось, она совсем не такая, как прихожане, ежедневно посещающие церковь. Даже в полумраке он заметил, что ее глаза не обычного золотого цвета и что она покусывает надутую нижнюю губу. Судя по всему, она что-то искала. Или кого-то.

Еще одна заблудшая душа, которая нашла время остановиться, чтобы поставить подпись в гостевом журнале, который он и отец О'Хара держали возле парадного входа.

– Я могу вам помочь? – спросил он, приблизившись.

– Я бы, наверное, хотела поговорить со священником. – Она слегка запыхалась, и он заметил несколько веснушек у нее на переносице.

– Наверное?

– Да. Нет. В смысле, я уверена, что хочу. – Она казалась немного растерянной, но он к этому привык.

– Я священник, – произнес он, и она посмотрела на него так, словно он пригласил ее в бар или заявил, что прилетел с другой планеты. – Правда. Отец Джеймс Маккларен.

Очевидно, она была не из его паствы.

– О. – Она нахмурила брови и все еще колебалась, почти как если бы он сообщил ей страшную новость. Странно. – Мне казалось, что нельзя ходить в джинсах в церкви, – пояснила она, все еще смотря на него – как? С подозрением?

– Вероятно, это не очень удачная идея, – признал он, показывая на выцветшие джинсы, – но я просто решил побыстрее дойти до портика. Я не думал, что кто-нибудь подловит меня, и уверен, что бог не возражает.

Она подняла бровь. Очевидно, он был не тем, кого она искала. Но, с другой стороны, на это и не стоило слишком надеяться.

– Вы пришли обрести мир и душевное спокойствие? – спросил он, показывая на исповедальни возле алтаря. – Отец О'Хара сейчас официально на службе, и я могу пригласить его для вас.

– Нет, – внезапно сказала она. – Я здесь не для того, чтобы исповедоваться. Мне просто нужно поговорить... с кем-нибудь. – Она устремила на него пристальный взгляд. Ее глаза над высокими скулами были цвета виски и окружены густыми, темными ресницами. Она была, в конечном счете, роскошной женщиной. Женщины были его проклятьем. Особенно красивые.

– Я могла бы с вами поговорить? – спросила она, по-видимому, преодолев немного свою скрытность. – Я имею в виду, когда у вас найдется минутка.

– Можно и сейчас. Что вы хотите сказать? – Он старался думать, что, согласившись на ее предложение, он последовал своему призванию, соглашению с богом и церковью, хотя в глубине души он знал, что была и другая причина, не столь возвышенная. – Я не так уж спешу. – Он осторожно прикоснулся к ее плечу и показал в направлении внутреннего двора. – Мы можем поговорить сейчас, если вы смиритесь с тем, что я выступаю в роли разнорабочего. Возникла проблема в одной из водосточных труб, а рабочий слег с гриппом. Одну минутку.

Оливия решила довериться ему, несмотря на то, что немного нервничала. Разве она не видела, как физически развитый священник убивал ту бедную женщину?

Ты не можешь относиться с недоверием ко всем священникам спортивного телосложения, которые попадаются тебе на пути. Какова вероятность того, что этот священник был злодеем из твоего видения?

Кроме того, она просто хотела поговорить с кем-нибудь о своем даре и сопутствующем ему бремени. У нее не было ни малейшего намерения рассказывать священнику об убийствах или что она видела, как какой-то представитель духовенства убивает невинную женщину, но она хотела каким-то образом соприкоснуться с церковью, поговорить со служителем бога, установить связь.

Отец Джеймс провел ее мимо последнего ряда скамеек, затем через дверь вывел к портику, окружающему мраморную площадку с фонтаном в центре и мраморной скульптурой Девы Марии с младенцем Иисусом. Дул холодный ветер, и над городом нависли тучи.

– Это займет лишь минуту, – сказал он, отпирая дверь и доставая метлу, перчатки, ведро и лестницу из чулана. Пока она смотрела, убрав с глаз волосы, он поставил лестницу возле угла крыши рядом с водосточной трубой. Надев перчатки, он поднялся по лестнице и вытащил из трубы мокрые листья и мусор. – Грязное дело, – заметил он и засунул ручку метлы в трубу. – Но, с другой стороны, божье дело никогда не оканчивается. – Он опустил на нее взгляд и улыбнулся. Это была отличная улыбка. Белые зубы на фоне квадратной челюсти с щетиной – ну прямо как у ковбоя «Мальборо». Этот парень был уж слишком красив для священника.

Оливия ощутила приступ дежа-вю, словно она уже где-то с ним встречалась. Глупая идея. Этого парня она бы запомнила.

Он закончил возиться с трубой, и она попыталась не обращать внимания на то, как джинсы обтягивают его ягодицы, когда он спускался вниз и складывал лестницу. Что это с ней? Ее либидо, так долго спавшее, внезапно ожило. Несмотря на то, что ей вечно попадались не те мужчины.

– Если вам холодно, мы можем зайти внутрь, но мне здесь нравится. На улице, но с крышей над головой. Да и к богу как-то ближе. – Он сложил лестницу и убрал ее вместе с ведром и перчатками обратно в чулан.

– Если когда-нибудь отпадет надобность в священниках, вы всегда сможете устроиться рабочим, – заметила она, когда он запирал дверь.

Он засмеялся и провел рукой через свои почти черные волосы, убирая их со лба.

– Не совсем высокое призвание. Итак, скажите мне, что вас беспокоит?

– Вы не поверите.

– А вы попробуйте. – И снова улыбнулся. – Я много чего слышал.

– Ладно, – ответила она, когда они шли по периметру внутреннего двора под навесом. Запах Миссисипи витал над двухсотлетними стенами церкви. – Меня зовут Оливия, – сказала она. – Бенчет. Я переехала сюда несколько месяцев назад, чтобы ухаживать за больной бабушкой, пока она не умерла. Я унаследовала ее дом и кое-что еще. Говорят, это дар, своего рода экстрасенсорика.

– Своего рода что?

– У меня бывают видения, отец. Иногда ужасные. – Она засунула руки в карманы джинсов и задумалась о том, в чем она может признаться. Ветер гонял сухие листья по каменному полу портика. – Иногда эти видения заставляют меня сомневаться в своей вере. – Она искоса бросила на него взгляд, но он смотрел прямо вперед, нахмурив брови, и был немного красным от холода.

– Все сомневаются время от времени, – ответил он. – Даже священники.

– А священники грешат? – поинтересовалась она.

– А как вы думаете? – спросил он, и его губы чуть сжались. – К несчастью, мы люди.

Она задумалась. Человек, которого она видела в своих видениях, вовсе не был человеком. Он был ужасен. Самый настоящий зверь. Воплощение зла в пристойном облачении. Начался дождь, и струи потекли по наклонной крыше и зажурчали по карнизу.

– Значит, вы верите, что я обладаю таким «зрением»?

– Пути господни неисповедимы.

– Продолжайте, это не ответ.

– Нет, думаю, что нет. Это чрезмерно употребляемое клише. – Он остановился у двери в часовню. – Что вы на это скажете? Я думаю, существуют дары, которыми господь награждает нас всех. Некоторые мы можем видеть, или трогать, или доказать, если хотите. Другие же непостижимы, но тем не менее тоже являются дарами. Нам везет, если мы осознаем, чем обладаем.

– А что, если я считаю свой дар проклятьем?

– Тогда вам следует постараться смотреть на него по-другому. Поверните его. Господь желает, чтобы мы использовали все дары, которыми он нас награждает, чтобы приносить пользу роду человеческому и прославлять его. Уверен, что если вы присмотритесь, то сможете обнаружить положительные стороны ваших видений.

– Это будет трудно.

– Уверен, что вы можете это сделать, – сказал он с ободряющей улыбкой, которая коснулась и его глаз.

Если бы вы только знали. Ей хотелось признаться ему, рассказать о том, что она видела, но она сдержалась.

– Я попытаюсь, – пообещала она, думая, не лжет ли она служителю бога. – Значит, вы и отец О'Хара – единственные священники в церкви Святого Луки.

– На данный момент. Иногда к нам приезжают другие, которые проводят службу. И чтобы не было недоразумений – он прелат О'Хара. Иногда он немного щепетилен в отношении этого.

– О! Постараюсь запомнить. Так вы знаете других священников в Новом Орлеане, которые работают в различных приходах?

– Конечно. – Он улыбнулся, словно его это позабавило. – А что?

– Просто любопытно, – ответила она, и это уж точно не было ложью. Несмотря на то, что ей очень хотелось довериться этому служителю бога, она знала, что, поведав ему ужасную правду, она его оттолкнет. А сейчас ей просто нужен был друг в церкви. Такой, с которым она сможет поговорить. – Спасибо, что уделили мне время. – Она протянула руку.

Он пожал ее своими холодными пальцами.

– Когда у вас появятся вопросы, приходите снова в любое время, Оливия. И... возможно, вы иногда захотите посещать мессу. Говорить со мной – хорошо, но, может, вам понадобится пообщаться с господом напрямую.

– Я могу сделать это дома, верно?

– Конечно, но дом божий – особое место. – Он улыбнулся, и она почувствовала себя лучше. – Вот. – Он вытащил из кармана бумажник и достал из него визитную карточку. – Можете приходить ко мне, звонить мне в любое время, и дверь церкви Святого Луки всегда открыта. – Он вложил визитку в ее протянутую руку. – Буду вас ждать.

Не слишком-то надейся, – подумала она, переворачивая карточку.

– Не говорите мне... будто не знали, что священники носят с собой визитки. Или что они пользуются электронной почтой, хорошо? Что ж, не все это делают. Я считаю, что это многое упрощает. А делать визитки на компьютере элементарно.

Она засмеялась, чувствуя облегчение, затем убрала карточку в сумочку.

– Спасибо.

– Не нужно меня благодарить. Тут действует более высокая сила. – Отец Джеймс придержал для нее дверь и принялся смотреть, как она идет к своему красному пикапу. Интересная женщина. Обеспокоенная. Красивая. И она солгала ему. Что ж, если и не солгала, то, по крайней мере, уклонилась от прямого ответа: он видел это в ее глазах. Ему было интересно почему, но он старался не осуждать ее. Никогда. Ибо ни один человек не должен судить другого.

Он понял давным-давно, что осуждение должно быть оставлено богу.

А не знал ли он сам, что значит грешить?

Каково это – чувствовать силу зла?

Сколь тяжело не преступать законы божьи?

Ему придется быть осторожным, подумал он, вспоминая, как легко грех постучал к нему в дверь и как быстро и охотно он ее открыл. Он пообещал господу и самому себе, что никогда больше ее не отопрет.

Он надеялся, что не солгал.

Из затеи с Интернетом ничего не вышло. Оливия выключила свой лэптоп и потерла шею. Сидя на старом бабушкином диване в гостиной, она взяла успевшую остыть чашку с чаем и нахмурилась. А что она, собственно, ожидала? Что все священники в штате Луизиана разместят свои биографии с фотографиями на каком-нибудь сайте типа «Все священники юга»? И даже если бы она нашла фотографии с информацией в Сети, что бы из этого вышло? Она в любом случае не смогла бы узнать этого парня в толпе. Да и вообще он, может, даже и не был священником. Вдруг он просто надевал стихарь, который обычно приберегал для Масленицы. Тот, которому он позволял сгорать в огне. В этом было больше смысла.

«Прекрати», – сказала она себе, направилась на кухню и поставила чашку в раковину. День уже клонился к вечеру, солнце быстро садилось, и над рекой постепенно темнело. Дождь почти прекратился, но по небу по-прежнему плыли тучи, отчего день казался безотрадным и унылым. Хайри С калачиком свернулся на тряпичном коврике возле задней двери. Он поднял взгляд, забил хвостом по полу, затем широко зевнул и снова положил подбородок на лапы. Чиа негромко свистнула, затем попила воды из своей мисочки.

Оливия взглянула на стул с плетеной спинкой, на котором лишь несколько часов назад сидел Рик Бенц. Здоровяк с лицом человека, уставшего от жизни, до тех пор, пока он не улыбался, и тогда он превращался в красивого, решительного мужчину с умными глазами и острым чувством юмора. Ей это нравилось. Он мог сдержаться, но умел и уколоть в ответ. Интересный мужчина, но неприступный. Он полицейский; его интерес к ней был чисто профессиональным, и он думал, что она ненормальная. Она читала это в его глазах.

Затем был еще отец Джеймс Маккларен. Голливудский красавец с яркими голубыми глазами и достаточным количеством седины на висках, чтобы сделать его интересным. Вот тебе и неприступность! Он ведь священник, преданный богу и давший обет безбрачия. Какая жалость, подумала она, вспоминая, как он спускался по лестнице и как ее взгляд задержался на его бедрах и ягодицах...

«Ты слишком долго была одинока, Бенчет, – проворчала она недоверчиво. В последнее время ее либидо пыталось наверстать упущенное время. Она – женщина, которая после разорванной помолвки поклялась больше никогда не связываться с мужчинами. И вот сейчас ей в голову приходили нелепые сексуальные фантазии о двух мужчинах, с которыми она никогда бы не смогла встречаться и уж тем более строить совместную жизнь. – Бенц прав, ты ненормальная», – пробормотала она.

Хайри С вскочил и зарычал.

– Что?

Пес бешено залаял и бросился к входной двери, подняв такой шум, который поднял бы и мертвых в трех ближайших приходах.

– А ну тихо! – велела Оливия и последовала за ним к двери с некоторой надеждой услышать звон музыкальной подвески. Это, наверное, Бенц, который узнал что-то новое или хотел задать вопрос.

Но, выглянув в окно, она никого не увидела. Пес продолжал лаять, наскакивая на дверь, словно с другой стороны кто-то был.

Оливии стало не по себе. Она встала так, чтобы окинуть из окна взглядом все крыльцо. Но ничего не увидела. Ни малейшей тени. Она вспомнила о бабушкином дробовике в чулане под лестницей.

«На всякий случай, – говорила бабушка. – Никогда не знаешь, чего можно ожидать от людей. Стыдно признаться, но теперь я им не доверяю, как раньше».

«Я тоже», – подумала Оливия. Вспомнив предупреждение Бенца, она отправилась в чулан, вытащила оттуда оружие и, отыскав коробку с дробью на полке, зарядила эту чертову штуку, щелкнув затвором. Затем, сказав себе, что в понедельник утром первым делом она вызовет охрану, Оливия зашагала к входной двери и распахнула ее. Снаружи не раздавалось ни звука. Ни малейшего дуновения ветра, кваканья лягушки-быка или жужжания насекомых. Царила полнейшая тишина. Словно все вдруг остановилось. Она вышла на крыльцо, и Хайри С, стараясь держаться к ней поближе, принялся негромко рычать, словно ему было страшно.

– Все в порядке, – сказала она псу, но даже ей самой собственные слова показались фальшивыми. Обнадеживающими. Необоснованными.

Пес заскулил.

– Иди сюда. – Взяв пса с потертых досок крыльца свободной рукой, Оливия устремила пристальный взгляд в сумерки. Тени, казалось, перемещаются, или это была иллюзия, вызванная угасающим светом. Воздух был прохладным и неподвижным, в небе едва виднелись неподвижные облака. Она запустила пальцы в загривок Хайри С, и он, вздрогнув, заскулил. – Пойдем в дом, – прошептала она и, войдя внутрь, заперла за собой дверь, раздумывая, хватит ли у нее смелости по-настоящему выстрелить из дробовика.

Она была не из пугливых. Жизнь в одиночестве обычно не представляла никаких проблем, но сегодня вечером ей хотелось, чтобы рядом с ней кто-нибудь был. Кто-нибудь большой, сильный и бесстрашный. Перед ее мысленным взором мелькнуло лицо Рика Бенца. Он был большим. Сильным. Решительным. И у него было оружие. А еще был Джеймс Маккларен. На его стороне был господь. Несомненно, это лучше, чем оружие.

«Дура», – пробормотала она, качая головой от такого поворота своих мыслей. Неужели она настолько отчаянно нуждалась в мужчине, думала она, убирая дробовик в чулан. Ни за что. Она не собиралась соглашаться с теорией о том, что необходимо полагаться на сильный пол. Ей нужно было лишь вспомнить о мужчинах в ее собственной жизни – об уголовнике-отце или мошеннике-женихе. Иногда попадались и другие парни, и у всех у них имелся какой-нибудь серьезный недостаток, с которым она не могла мириться. Нельзя сказать, что все мужчины, с которыми она встречалась, заявляли о своей вечной любви к ней, – что ж, за исключением Теда. Но ее это совершенно не интересовало.

А сейчас?

Ну, как насчет полицейского и священника? Тебе Оливия, нужен серьезный совет. Серьезный. Она бросила взгляд на свое отражение в зеркале над книжным шкафом возле входной двери. Она снова это почувствовала.

Тот же самый сильный холод. Как обманчиво-доброжелательный тонкий лед на асфальте, это увлекало, создавало ложное чувство безопасности. Она вгляделась в темноту за своим отражением... услышала звуки ночи, ощутила пульсацию... боль... зов крови, которая пробежала по ее венам...

– О господи, – прошептала она, вздрагивая, узнав запах охоты, мрачный всплеск адреналина при мысли об убийстве. Ее сердце бешено заколотилось, и его биение стало отдаваться в ушах. – Нет... нет... – Колени у нее начали подгибаться, и она, схватившись за шкаф, почувствовала кончиками пальцев потрепанные края бабушкиной Библии. Но ее глаза устремились глубже в зеркало и увидели лишь мрачную ночь.