На мгновение Куили захотелось повернуться и бежать от жуткого варвара-гиганта, затем она начала, запинаясь, произносить подобающие ритуалу приветствия слова, помня, что, как сказал Ннанджи, женщины стекленеют при виде Шонсу. Она не чувствовала себя остекленевшей, скорее как осиновый лист; руки ее тряслись. Кандору рассказывал, что за всю свою долгую жизнь ни разу не встречал воина ранга выше Шестого. Ей самой никогда не приходилось разговаривать с Седьмым какой-либо гильдии - за исключением ее милости, и все знали, что ее муж купил для нее этот ранг много лет назад. Но никто бы не смог купить семь меток в форме меча.
      Она поклонилась, затем выпрямилась. Смертоносный взгляд был все так же прикован к ее лицу. Поднялась гигантская рука. Солнечный бог блеснул на лезвии меча.
      - Я Шонсу, воин седьмого ранга, и для меня большая честь принять твою милостивую услугу.
      Голос его, казалось, исходил из невообразимых глубин. Затем мускулы на его руке снова напряглись, когда он снова вложил меч в ножны.
      Когда формальности закончились, лорд Шонсу упер руки в бока и улыбнулся.
      Превращение было чудесным, словно перед ней стоял совершенно другой человек. У него была широкая, дружелюбная улыбка, казаишаяся абсурдно мальчишеской для его размеров. Суровый вид внезапно сменился приятной внешностью; мысли о варварах исчезли. Громадный молодой господин был самым мужественным мужчиной из всех, кого она когда-либо встречала.
      - Приношу свои извинения, ученица! - У него был самый низкий голос из всех, что она когда-либо слышала, голос, который, казалось, отдавался эхом внутри нее, внушая уверенность и компетентность, защиту, предупредительность и хорошее настроение. Эта улыбка! - Мы явились без приглашения, и не в слишком подходящее время.
      Вот теперь она действительно остекленела.
      - Вы... вы наши желанные гости, милорд.
      Улыбка стала еще теплее, словно восходящее солнце.
      - Это весьма гостеприимно с твоей стороны, что ты пришла нас встретить... и немалая отвага? - В его глазах мелькнул озорной огонек. Надеюсь, мой окровавленный друг не слишком тебя напугал?
      Куили молча покачала головой.
      - Здесь нет других воинов? А как насчет жрецов? У тебя есть наставник?
      - Он живет в Поле, милорд.
      - Тогда ты - наша хозяйка, по крайней мере, пока не появится этот достопочтенный Гаратонди.
      - Он большей частью живет в Ове, милорд. Его мать, леди Тонди, живет там...
      - Ты вполне сможешь их заменить, - сказал гигант с обезоруживающей улыбкой. - Ннанджи говорит, что ты не знаешь, зачем могли бы понадобиться здесь наши мечи?
      - Э... нет, милорд.
      Лорд Шонсу удовлетворенно кивнул.
      - Рад это слышать. Мы уже достаточно повоевали вчера, как ты можешь видеть. Возможно, Всевышняя прислала нас сюда, чтобы мы немного развлеклись и отдохнули? - Он раскатисто рассмеялся и снова повернулся к лодке.
      Куили сомневалась в том, что адепт Ннанджи удовлетворил свою жажду крови. Она видела, что он разглядывает ее с удовольствием, скорее задумчиво. Она почувствовала, что краснеет, и отвела взгляд.
      Ее взгляд снова невольно остановился на лорде Шонсу, и теперь она заметила меч на его широкой, с перекатывающимися мускулами, спине. Серебряная рукоятка рядом с его черными волосами сверкала в лучах солнечного бога и каплях дождя. Ее конец был украшен огромным голубым камнем, который держал странный, но великолепно выточенный зверь - грифон. Она знала, что грифон - королевский символ, значит, это был королевский меч. Большой камень мог быть только сапфиром, и еще один такой же камень украшал заколку в волосах лорда Шонсу.
      Но...
      Но эти люди, как следовало предполагать, были свободными меченосцами. Свободные меченосцы были людьми бедными. Кандору часто объяснял, что они служили только Богине, путешествуя по Миру и искореняя несправедливость, следя за тем, чтобы другие воины вели себя честно, и защищая слабых. Не имея хозяев, они не принимали никакого вознаграждения, кроме того, что требовалось им, чтобы прожить. Истинный вольный меченосец гордился своей бедностью.
      Королевский меч? Один камень стоил целое состояние, а мастерство, с которым был изготовлен меч, делало его просто бесценным.
      Каким образом могло нечто подобное оказаться у честного воина? В замешательстве она посмотрела на меч Ннанджи, сравнивая. Ннанджи все еще держал на руках неуместного тут ребенка, который наслаждался его вниманием, но взгляд Ннанджи был прикован к Куили.
      - Он принадлежал Богине, - сказал он.
      - Что?
      Он торжественно кивнул.
      - Это очень старый и очень знаменитый, возможно, самый лучший меч, который был когда-либо изготовлен. Его сделал Чиоксин, величайший из всех оружейников, и это был последний и лучший из семи его шедевров. Он подарил его Богине.
      Куили отвернулась, пытаясь скрыть чудовищное подозрение, которое у нее возникло. Эти люди пришли из Ханна, матери всех храмов. Им пришлось сражаться. Не пытался ли кто-либо помешать им уйти - например, храмовая гвардия, к которой раньше принадлежал Ннанджи? Не был ли причиной тому этот меч? Не похитил ли Шонсу королевский меч из сокровищницы храма Богини?
      Но если это так, тогда почему Она позволила кораблю покинуть причал, когда он поднялся на его борт? И почему Она переместила его сюда, где есть колдуны? Воины-Седьмые встречаются очень редко и очень страшны. Ннанджи сказал, что Шонсу убил в сражении шестерых - возможно, у Богини мало воинов, которые в состоянии справиться с подобным колоссом. Но колдуны наверняка могли это сделать.
      Не предстояло ли им всем здесь умереть?
      Она не могла решить - помогать этим людям, или нет? Как насчет недопущения пролития крови? Чьей крови? Простой ученице не под силу были подобные головоломки.
      - Ученица Куили, это Джия, моя любовь.
      Женщина робко улыбнулась, и Куили испытала очередное потрясение. Джия была рабыней: ее лицо пересекала черная полоса от линии волос до верхней губы, и она была одета в черную одежду рабыни. Его любовь? Женщина была высокого роста, и если бы не отвратительный знак рабства и коротко подстриженные неухоженные темные волосы, она была бы восхитительно красива. Нет, даже несмотря на это, она была красива. Ее фигура была великолепно сложена, и она двигалась с чувственной грацией: сильная, уверенная в себе, безмятежная. Даже Седьмой не мог изменить ранга рабыни, но в том, что столь могущественный мужчина любит обычное движимое имущество, была своя ирония. Однако он представил ее так, словно она была личностью, и ждал реакции Куили. Она осторожно улыбнулась и ответила:
      - Приветствую и тебя, Джия.
      По высоким скулам пробежал легкий румянец, темные глаза потупились.
      - Спасибо, ученица.
      Приятный голос. Джия повернулась, чтобы взять ребенка, который теперь сидел на плечах у Ннанджи, удерживаемый на месте рукояткой его меча. Маленький Виксини сопротивлялся, сердито вопя и хватаясь за волосы воина.
      Затем сильная рука лорда Шонсу вытащила из лодки еще одну женщину.
      - Это Телка, - сказал он. В его голосе прозвучала странная нотка, словно он сказал нечто забавное.
      Телка тоже была рабыней, но другого рода. Если лорд Шонсу был воплощением мужественности, то Телка была идеальным секс-партнером. Куили никогда еще не видела столь подчеркнуто женственной фигуры, которая едва была прикрыта легким клочком одежды. Ее груди натягивали ткань, руки и ноги были мягкими и соблазнительно округлыми, привлекательное лицо ничего не выражало. Услышав свое имя, она вызывающе раздвинула губы в автоматической улыбке, но глаза ее продолжали безучастно разглядывать берег.
      Куили вспомнила о собственных опасениях по поводу ее слишком обтягивающего платья. В подобной компании ее просто бы не заметили.
      Ннанджи говорил что-то о покупке рабыни. Она бросила на него взгляд, и он отвернулся.
      Затем снизу поднялась еще одна фигура в черном, которую лорд Шонсу осторожно принял на руки и поставил на землю. Это был очень маленький и очень старый человек, с абсолютно лысой головой и морщинистой шеей. Одежда на нем казалась слишком свободной и напоминала женское платье. Его лоб пересекала черная повязка. Куили удивленно заморгала при его появлении дети, рабы и нищие? Какие еще сюрпризы намерен извлечь на свет лорд Шонсу?
      - Это Хонакура, который предпочитает скрывать свой ранг и гильдию, сказал воин. - Не знаю, почему, но мы уважаем его мнение.
      Маленький старичок сердито развернулся, грозя скрюченным пальцем возвышавшемуся над ним гиганту.
      - Ты не должен никогда произносить моего имени, никогда! Безымянный это именно то и значит: без гильдии, без ранга, без имени! Если хочешь, обращайся ко мне "старик".
      Лорд Шонсу весело посмотрел на него.
      - Как хочешь... старик. Ученица, познакомься со стариком.
      Хонакура, если это действительно было его имя, снова повернулся к Куили. Он хихикнул и улыбнулся, показав беззубый рот.
      - Я тоже служу Ей, - сказал он.
      - Приветствую тебя... старик.
      Лорд Шонсу расхохотался.
      - А это... - Он опустился на одно колено и протянул руки к лодке. Затем он резко вскочил, подхватив юношу, Первого. Юноша висел в воздухе, крепко удерживаемый за плечи могучими руками Шонсу, и лучезарно улыбался Куили, словно в столь необычном появлении не было ничего недостойного, или словно Седьмые постоянно подобным образом забавлялись с Первыми.
      Голос великана доносился откуда-то из-за грязно-белого килта юноши.
      - Это наш талисман. Ученица Куили, позволь мне оказать тебе беспримерную честь представить бесстрашного новичка Катанджи, воина первого ранга!
      Затем он отпустил его. Новичок Катанджи неуверенно приземлился на ноги, пошатнулся, но удержался на ногах и улыбнулся, нашаривая рукоятку меча, висевшего на его левом плече.
      - Оставь, - быстро сказал Шонсу. - Снесешь кому-нибудь голову возможно, что и себе.
      Катанджи пожал плечами, продолжая улыбаться, и отдал честь вышестоящему в штатской манере. Смущенная Куили ответила ему. Ей очень редко приходилось быть формально представленной Первому; рабов и нищих никогда не считали за людей. Лорд Шонсу не только обладал своеобразным чувством юмора, но и, вероятно, не любил формальностей и ритуалов.
      Юный Катанджи был черноглазым бесенком. Его единственна метка на лбу была новой и свежей, черные вьющиеся волосы коротко подстрижены, как у ребенка. В волосах едва держалась заколка, но никакого конского хвоста, естественно, не было. Он был грязен, но не так, как Ннанджи, и на нем не было кровавых пятен. Вспомнив историю Ннанджи, Куили могла предположить, что ученик Катанджи присягнул кодексу воина лишь накануне. Ннанджи, вероятно, был его наставником, поскольку наверняка ни один Седьмой не взял бы под свою опеку Первого. Однако, возможно, этот необычный Шонсу был способен даже на такое.
      - Приветствую и тебя, новичок, - сказала Куили.
      Его большие глаза с серьезным видом смотрели на нее.
      - Твое любезное гостеприимство уже ясно для меня, ученица. - Его взгляд опустился ниже, задержавшись на ее одежде.
      Куили посмотрела вниз и увидела, что весь ее правый бок испачкан, на выцветшем желтом одеянии отчетливо выделялись полосы жира, и возможно, даже крови, оставшиеся после того, как ее обнимал Ннанджи. Она подняла взгляд со смешанным чувством стыда и гнева, и в тот же момент новичок Катанджи отвернулся, нарочито ухмыляясь. Наглый чертенок!
      - Больше нет заблудших душ, капитан? - обратился лорд Шонсу к двоим остававшимся в лодке мужчинам. - Тогда, может быть, вы сойдете на берег поесть и отдохнуть, прежде чем отправляться в обратный путь?
      - О нет, милорд. - Капитан был толст и подобострастен. Вероятно, он был очень рад, что избавился от столь странного груза. Считалось, что Меняющий Курс на борту приносит кораблю счастье, и обычно Богиня быстро отсылала его обратно домой, но лорд Шонсу был беспокойным пассажиром.
      - Мы не можем заставлять Ее ждать, милорд, - объяснил моряк.
      - Да пребудет Она с тобой. - Шонсу протянул руку к мешочку на поясе и бросил вниз несколько монет, блеснувших в лучах солнца. Свободные меченосцы платят золотом простым лодочникам?
      - Ну что ж, ученица. Семеро из нас хотели бы позавтракать. - Лорд Шонсу снова повернулся к Куили, находясь явно в хорошем расположении духа. Его веселил ее изумленный вид. Двое воинов, две рабыни, юноша, ребенок и нищий? Что это за армия?
      Затем он снова угрожающе нахмурился, глядя вдоль пристани на исчезающую в ущелье дорогу. Он резко развернулся к Ннанджи.
      - Транспорт?
      На лице Ннанджи отразился ужас, и он вытянулся в струнку.
      - Я забыл, милорд.
      - Забыл? Ты?
      Ннанджи судорожно сглотнул.
      - Да, милорд.
      На мгновение Шонсу бросил взгляд на Куили, потом снова на Ннанджи.
      - Надеюсь, такое случилось впервые, - мрачно сказал он. - Ученица, у нас проблема. Полагаю, нам придется карабкаться по крайней мере до вершины этой скалы?
      - Боюсь, что да, милорд.
      Шонсу снова повернулся к лодочникам, возившимся с парусами.
      - Подождите! Бросьте нам несколько тюфяков... и тент. Спасибо. Счастливого пути! - Он нагнулся, отвязывая канат. Ннанджи подскочил к другому, внимательно глядя за тем, что делает Шонсу и в точности копируя все его действия.
      Кандору никогда не стал бы играть роль матроса или носильщика, однако этот странный Седьмой собрал тюфяки и парусину и направился вдоль пристани в сторону берега; изумленная Куили вынуждена была семенить рядом с ним.
      - Ученица, ты можешь найти для нас повозку? Старик, вероятно, справился бы, но Телка... - Он снова ухмыльнулся, произнося это имя. - Дорогая Телка потеряла сандалию. Я не могу позволить, чтобы она повредила свои прекрасные мягкие ножки.
      - Я уверена, что сумею найти повозку, милорд, - сказала Куили. Повозка для лорда седьмого ранга? И остались ли в селении мужчины, чтобы запрячь лошадь? Она достаточно часто видела, как это делается...
      - Вот и прекрасно, - весело сказал Шонсу. Они достигли берега, где пристань нависала над сухими камнями. Он быстро расстелил на досках парусину, потом спрыгнул вниз и положил под ним тюфяки. Когда подошли его спутники, он протянул руки и безо всяких усилий спустил их вниз.
      - Нам здесь будет достаточно удобно, пока ты не вернешься.
      - Постараюсь обернуться как можно скорее, милорд.
      - Спешить некуда. Мне нужно побеседовать наедине с Ннанджи. И сейчас, похоже, как раз подходящая возможность. - На его лице снова появилась добродушная улыбка.
      Куили что-то смущенно пробормотала - она была сама не уверена, что именно - и направилась в сторону дороги. Когда она вошла в ущелье, солнце скрылось за облаками, и Мир стал более мрачным и тусклым. Она не солгала, но оставила этих воинов в неведении относительно угрожавшей им опасности. Она должна попытаться предотвратить кровопролитие. Милосердная Богиня! Кого она должна была защищать - работников, или колдунов, или воинов?
      3
      Уолли медленно возвращался вдоль пристани, собираясь с мыслями. Его сапоги гулко стучали по обветренным доскам, и в унисон им отдавались шаги шедшего рядом Ннанджи. Ннанджи в напряженном молчании ждал, какими открытиями намерен поделиться с ним великий лорд Шонсу.
      Пристань была покрыта слоем навоза - вероятно, община поставляла скот в ближайший город, Ов. Река была очень широкой, дальний берег был едва различим, и ни один парус не нарушал монотонности серого неба и безжизненной воды. Возле Ханна Река была примерно такой же ширины, однако Ханн находился в четверти Мира отсюда. Река была везде, как сказал Хонакура, и за всю свою жизнь, разговаривая с пилигримами в храме, он ни разу не слышал каких-либо слов о ее источнике или устье. Вероятно, она была бесконечна, и везде примерно одна и та же, что с точки зрения географии было просто невозможно. Река была Богиней.
      Ни одного паруса...
      - Лодка исчезла!
      - Да, милорд, - в голосе Ннанджи даже не прозвучало удивления.
      Уолли поежился при виде подобного проявления божественной силы, но заставил себя вернуться к более насущным мыслям. Он уже дважды рассказывал свою историю, но на этот раз все должно было быть сложнее. Хонакура отнесся к ней как к упражнению в теологии. Веря во множественность миров и бесконечную последовательность жизней, он был озадачен лишь тем, что умерший Уолли Смит перевоплотился во взрослого Шонсу, а не в ребенка. Это было чудом, но жрецы могли поверить в чудеса. Хонакура хотел услышать о Земле и о предыдущей жизни Уолли, но Ннанджи это не интересовало.
      Джию не заботил механизм или сущность происходящего. Ее вполне удовлетворяло, что человек, которого она любит, скрыт внутри тела воина, невидимка без ранга или гильдии, столь же чуждый Миру, как и она сама. Лишь благодаря этому рабыня посмела полюбить Седьмого. Отношение Ннанджи к подобному было бы совершенно иным.
      Двое дошли до конца пирса и остановились.
      - Ннанджи, мне нужно кое в чем признаться. Я никогда тебе не лгал, но я не сказал тебе всей правды.
      Ннанджи моргнул.
      - Зачем? Это тебя Богиня выбрала в качестве Ее посланника. Для меня большая честь, что мне позволено тебе помогать. Тебе незачем что-то еще мне говорить, лорд Шонсу.
      Уолли вздохнул.
      - Значит, похоже, я тебе все-таки солгал. Я сказал, что мое имя Шонсу... но это не так.
      Глаза Ннанджи расширились - странные бледные пятна на чумазом лице. Ни один мужчина Народа не мог выглядеть небритым, но его рыжие волосы накануне почернели от смеси угля и жира. Последующие приключения добавили к этому гуано и паутину, дорожную пыль и кровь. Размазанная не слишком тщательно, образовавшаяся в результате грязь придавала ему комичный и нелепый вид. Однако шутить с Ннанджи не стоило. Ннанджи стал смертоносным убийцей, слишком молодым для того, чтобы можно было доверять - с его искусством владения мечом, которому столь быстро научил его наставник, или могуществом, которое он получил вместе со своим новым рангом - воин-Четвертый потенциально был способен нанести громадный ущерб. Ннанджи, вероятно, находился под неослабным контролем, пока его возраст и возможности не стали соответствовать друг другу. Возможно, именно поэтому боги повелели, чтобы он был неотвратимо связан колдовской клятвой, к которой вела нынешняя беседа.
      - Я встречался с богом, - сказал Уолли, - и он сказал мне следующее: Богине нужен воин. Она выбрала лучшего во всем Мире, Шонсу-Седьмого. Что ж, бог сказал, что лучшего не нашлось, что, вероятно, не то же самое. Так или иначе, этот воин потерпел неудачу, и неудачу катастрофическую.
      - Что это значит, милорд?
      - Бог не сказал. Но некий демон заставил Шонсу прийти в храм. Попытка жрецов изгнать демона не удалась. Богиня забрала его душу - и оставила вместо нее демона. Или то, что Шонсу считал демоном. Это был я, Уолли Смит. Только я не демон...
      Уолли подумал, что не слишком связно рассказывает, но его забавляли озадаченные кивки в ответ. Другие могли бы попросту высмеять столь абсурдную байку, но Ннанджи, похоже, очень хотелось в нее поверить. Его преклонение перед героем чуть не погибло мучительной смертью накануне, но Богиня ниспослала чудо, чтобы поддержать Ее посланника, и восхищенные чувства Ннанджи ожили вновь, еще более сильные, чем когда-либо. Ему следовало бы уже из этого вырасти, и Уолли оставалось лишь надеяться, что обучение будет не слишком болезненным и не будет откладываться надолго. Ни один человек не мог бы жить согласно принципам героического поведения Ннанджи.
      Они повернулись и снова направились в сторону берега.
      - С другой стороны это, наверное, можно рассматривать, как нить бус таково одно из представлений жрецов. Душа - нить, бусины - отдельные жизни. В этом случае Богиня нарушила правила. Она развязала нить и передвинула одну из бусин.
      - Но... - начал было Ннанджи и замолчал.
      - Нет, я не могу этого объяснить. Никто не знает, какими мотивами руководствуются боги. Так или иначе, я не Шонсу. Я ничего не помню из его жизни до того, как я проснулся в хижине пилигримов, где Джия ухаживала за мной, а старый Хонакура бормотал что-то о том, как я кого-то убил. До этого, насколько я помню, я был Уолли Смитом.
      Он не пытался объяснить, каким образом он думает по-английски, но говорит на языке Народа. Ннанджи вряд ли понял бы саму идею о существовании более чем одного языка, а Уолли сам не знал, каким образом происходит перевод.
      - И ты не был воином в другом мире, милорд?
      Управляющим на нефтехимическом заводе? Как объяснить это воину железного века в доисторическом Мире? Уолли вздохнул.
      - Нет. Наши гильдии и ранги не такие, как у вас. Я бы мог сказать тебе, что я был аптекарем-Пятым.
      Ннанджи поежился и прикусил губу.
      Однако был еще инспектор-детектив Смит, которого, вероятно, крайне потряс бы вид кровожадного, поклоняющегося идолам, владеющего рабами сына.
      - Мой отец был воином.
      Ннанджи облегченно вздохнул. Богиня оказалась не столь непостоянна, как он боялся.
      - И ты был человеком чести, милорд?
      Да, подумал Уолли. Он был законопослушным и порядочным человеком, честным и добросовестным.
      - Думаю, да. Я пытался им быть, как я пытаюсь здесь. Некоторые из наших обычаев иные, но я сделал все, что мог, и я обещал богу, что буду поступать так и здесь.
      Ннанджи заставил себя слабо улыбнуться.
      - Но когда начальник храмовой гвардии заявил, что я самозванец, он был прав. Я не знал, ни как приветствовать вышестоящих, ни как отвечать на приветствия. Я не мог отличить одного конца меча от другого.
      - Но... - быстро заговорил Ннанджи, - но ты же знаешь ритуалы, милорд! Ты великий воин!
      - Это пришло позднее, - сказал Уолли, и продолжал рассказывать, как он трижды встретил полубога, как ему удалось войти к богам в доверие, и как затем он получил искусство Шонсу, легендарный меч и неизвестную миссию.
      - Боги дали мне умение владеть мечом, они дали мне сутры. Но они не дали мне ничего из личной памяти Шонсу, Ннанджи. Я не знаю, кем были его родители, или откуда он, или кто его учил. В этом отношении я все тот же Уолли Смит.
      - И у тебя нет родительских меток?
      - Одна теперь есть. - Он показал Ннанджи меч, появившийся на веке его правого глаза прошлой ночью, знак отца воина. - Вчера утром ее еще не было. Думаю, это какая-то шутка маленького бога, или, возможно, знак, который подтверждает то, чем мы занимались вчера.
      Ннанджи сказал, что вторая возможность ему нравится больше. Мысль о том, что боги могут шутить, его не привлекала.
      Они дошли до конца пристани, упиравшегося в берег, и снова пошли к Реке. Это была странная история, почти столь же странная в Мире, какой она была бы и на Земле, и Уолли пытался, как мог, объяснить, каково это чувствовать себя двумя людьми одновременно, насколько его профессиональные познания отличались от его личной памяти.
      - Кажется, я понял, милорд, - наконец сказал Ннанджи, хмуро глядя на скользкие от дождя, грубо отесанные доски. - Ты меня крайне озадачил, так как вел себя не так, как другие с высоким рангом. Ты говорил со мной, как с другом, хотя я был лишь Вторым. Ты не убил Мелиу и Бриу, когда у тебя была такая возможность - большинство Седьмых с радостью воспользовались бы возможностью сделать очередную зарубку на поясе. Ты относишься к Джии, как к леди, и ты даже дружески расположен к Дикой Эни. Так ведут себя люди чести в твоем другом мире?
      - Да, - сказал Уолли. - Друзей труднее приобрести, чем врагов, но от них больше пользы,
      Лицо Ннанджи прояснилось.
      - Это сутра?
      Уолли рассмеялся.
      - Нет, это лишь моя собственная поговорка, но она основана на некоторых из наших сутр. Так или иначе, она действует; посмотри, сколь полезной оказалась Дикая Эни!
      Ннанджи с некоторым сомнением согласился - воины не должны искать помощи у рабов.
      - Я готов принести тебе вторую присягу, милорд, если ты возьмешь меня под свое покровительство. Я все равно хочу научиться у тебя искусству владения мечом, и кодексу чести... - он сделал паузу и задумчиво добавил: И, думаю, я бы хотел научиться и тому, другому кодексу чести.
      Уолли облегченно вздохнул. Он немного боялся, что его юный друг, что вполне естественно, попросту сбежит от него, как от сумасшедшего.
      - Для меня большая честь снова стать твоим наставником, Ннанджи, поскольку ты чудесный ученик и в один прекрасный день станешь великим воином.
      Ннанджи остановился, вытащил меч и упал на колени. Уолли хотел еще кое-что ему сказать, но Ннанджи никогда не были свойственны колебания или глубокие размышления, и он начал произносить вторую присягу:
      - Я, Ннанджи, воин-Четвертый, принимаю тебя, Шонсу, воин-Седьмой, как своего господина и наставника, и клянусь быть преданным, покорным и смиренным, жить по твоему слову, учиться по твоему примеру, и заботиться о твоей чести, именем Богини.
      Уолли произнес формальные слова согласия. Ннанджи поднялся и с определенным удовлетворением убрал меч в ножны.
      - Ты упоминал и другую присягу, наставник?
      Полубог предупреждал, что воины жить не могут без страшных клятв, и Ннанджи не был исключением.
      - Да. Но прежде чем мы к этому перейдем, я должен сказать тебе о моей миссии. Когда я спросил, чего требует от меня Богиня, в ответ я получил лишь загадку.
      - Бог дал тебе поручение и не сказала, в чем оно заключается? Почему?
      - Хотел бы я это знать! Он сказал, что это вопрос свободы воли; что я должен поступать так, как считаю правильным. Если бы я только следовал приказам, то я был бы даже не слугой, а лишь орудием.
      Другое объяснение могло, конечно, заключаться в том, что полубог не доверял Уолли - его отваге или его честности - и мысль об этом внушала ему беспокойство.
      - Вот что мне сказали:
      Брата первого скуешь,
      От другого - ум возьмешь.
      Когда низко пасть придется,
      Встанет войско, круг замкнется
      Будет выучен урок.
      Меч вернешь, как выйдет срок.
      Неизбежен ход событий,
      Только вместе должно быть им.
      Ннанджи на мгновение скорчил недовольную гримасу, шевеля губами, словно обдумывал только что услышанное.
      - Я не слишком хорошо разбираюсь в загадках, - пробормотал он, потом пожал плечами. Это была проблема Шонсу, не его.
      - Я тоже - пока Имперканни не сказал кое-что вчера, после битвы.
      А! Ннанджи ожидал, что услышит нечто подобное.
      - Тысяча сто сорок четвертая? Последняя сутра?
      Уолли кивнул.
      - Она касается четвертой клятвы, клятвы братства. Она почти столь же ужасна, как клятва на крови, за исключением того, что она связывает двоих как равных, не как сеньора и вассала. Фактически, она еще более серьезна, Ннанджи, поскольку она первостепенна, абсолютна и необратима.
      - Я не думал, что Богиня допускает необратимые клятвы.
      - Видимо, в отношении этой допускает. Думаю, вот почему в загадке говорится "скуешь". Если мы принесем эту клятву, мы оба окажемся скованы одной цепью, Ннанджи!
      Ннанджи кивнул, находясь под впечатлением сказанного. Они снова пошли дальше.
      Уолли дал ему возможность немного подумать.
      - Но... ты не знаешь своей - Шонсу - истории, наставник. У тебя - у него - где-то может быть настоящий брат?
      - Я об этом тоже сначала думал: что я должен разыскать брата. Но бог удалил родительские метки Шонсу, и, вероятно, это было намеком. Действие клятвы ограничено, Ннанджи. Ее могут принести лишь два воина, спасших друг другу жизнь. Это никогда не может случиться по кодексу чести, лишь в настоящей битве. Думаю, вот почему вчера мы оказались в самой гуще той бойни. Я спас тебя от Тарру, ты спас меня от Ганири. Таким образом, ты тоже принял участие в моей миссии, и теперь мы можем принести клятву.
      При первой возможности Ннанджи уселся бы, скрестив ноги, чтобы выслушать сутры, так что Уолли начал еще до того, как он успел это сделать. Речь его была короткой, а сутры намного менее парадоксальны или таинственны, чем некоторые. Ему требовалось произнести эти слова лишь однажды - Ннанджи никогда ничего не забывал.
      Потом они молча пошли дальше; Ннанджи снова хмуро смотрел на доски и шевелил губами. Очевидно, четвертая клятва доставляла ему беспокойство, и Уолли стало несколько не по себе. Он был уверен, что разгадал первую строку загадки, и что от него требовалось принести эту невероятную клятву вместе с этим бандитского вида молодым воином. Но что бы он стал делать, если бы Ннанджи отказался? И почему тот не испытывал страстного желания поклясться? Он должен был ликовать при возможности стать братом величайшему воину в Мире.
      - Как-то это все неправильно, наставник, - наконец сказал Ннанджи. - Я ведь только Четвертый. Эта же клятва, похоже, подходит лишь равным.
      - В ней ничего не говорится о равенстве.
      Ннанджи недовольно надул губы и потянул за длинные волосы.
      - Мне нужна твоя помощь, Ннанджи, - сказал Уолли.
      - Помощь, наставник? - рассмеялся Ннанджи. - Моя?
      - Да! Я великий воин, но я чужой в этом Мире. Я знаю о нем меньше, чем Виксини. Слишком многое мне неизвестно. Например: почему ты всю ночь в лодке провел с мечом на спине? Надо полагать, это несколько стесняло тебя с Телкой?
      - Не особенно, - ухмыльнулся Ннанджи. Затем он озадаченно посмотрел на Уолли. - Это в обычаях свободных, наставник.
      - Об этом нет ничего в сутрах - по крайней мере, я не нашел.
      - Значит, наверное, это просто традиция. Однако свободный меченосец никогда не снимает своего меча. Лишь для того, чтобы помыться - или для того, чтобы им воспользоваться. - Он нахмурился, обеспокоенный тем, что его наставник не знает столь элементарных вещей.
      Если Шонсу был свободным меченосцем, то не стоило проходить мимо этой информации - в памяти Уолли наблюдались провалы в самых странных местах. Даже в постели? Конечно, это могло быть частью секретов свободных меченосцев, но это был крайне неудобный обычай.
      - Что ж, это лишь показывает, насколько я невежествен. Если ты лишь находишься под моим покровительством, вряд ли ты захочешь критиковать меня, или давать советы в тех случаях, когда, по-твоему, я совершаю ошибку. Есть вещи, которые станет делать брат, но не станет делать обычный подопечный.