- Тогда он должен быть убит. Конечно, это позор! Четвертый не должен вызывать на поединок Первого. Не должен он и требовать от него столь отвратительных вещей. Если бы я был там, я бы предупредил его, что после этого вызову на поединок его самого. Но он был в своем праве. Нет, с точки зрения закона вы - убийцы.
      - Значит, ты донесешь на нас, когда мы прибудем в Дри?
      Ннанджи тяжело сглотнул и покачал головой.
      Капитан недоверчиво фыркнул.
      - Почему бы и нет?
      - Потому что вы никогда больше не возвращались в Йок. Богиня могла бы перенести вас туда. Она могла бы не дать вам уйти.
      Наступила озадаченная тишина, проблеск надежды. Затем послышался шамкающий голос старика:
      - Конечно, это нельзя считать защитой, госпожа. Как я уже объяснял адепту Ннанджи раньше, когда мы обсуждали подобный, но гипотетический случай, боги могут убить на месте любого согрешившего, так что отсутствие божественного вмешательства не может быть истолковано как невиновность.
      Если кто-то еще сомневался в том, что старик - жрец, то эта речь должна была окончательно их в этом убедить.
      - Однако в данном случае, - сказал Ннанджи, - Она перенесла вас. Она доставила вас в Аус, к той каменоломне. Вы тащили за собой якорь; вы проделали очень долгий путь - необычное проявление воли Ее Руки. Богиня сама вынесла приговор. Ваше наказание - помогать лорду Шонсу. Ни один воин или жрец не вправе вмешиваться, когда становится известной Ее воля. Подобное случилось с нами в Ханне. Она сама вынесла приговор, и ни один человек не в силах его отменить.
      - Ты веришь в это, старик? - спросила Брота. За всем этим явно чувствовалось его присутствие. Ни один воин не мог думать подобным образом, и уж никак не Ннанджи.
      Он догадался, о чем она думает.
      - Да, я согласен с доводами адепта, - беззубо улыбнулся он.
      - Я им не верю! - Томияно снова вырвал руку у Броты и вскочил на ноги. - Я никогда не стану им доверять!
      Ннанджи покраснел.
      - Я готов поклясться специально для тебя, моряк. Но мне придется вытащить меч.
      Томияно поколебался.
      - Что ж, послушаем.
      Осторожно, стараясь не делать резких движений, Ннанджи вытащил сверкающий меч Чиоксина и поднял его в клятвенную позицию. В лучах закатного солнца казалось, что на нем отсвечивает кровь.
      - Я, Ннанджи, воин четвертого ранга, брат по клятве Шонсу седьмого ранга, торжественно клянусь, что все члены команды "Сапфира" свободны от греха смерти четверых воинов в Йоке; клянусь своей честью и именем Богини.
      Седьмой меч с легким шелестом скользнул обратно в ножны.
      Последовала ошеломленная пауза.
      - А твой босс? - спросил капитан. - Если он придет в себя...
      Ннанджи устало улыбнулся.
      - Он и я принесли четвертую клятву воинов, капитан. Мои клятвы - его клятвы, так что я поклялся и за лорда Шонсу тоже. И ни один Седьмой никогда не отменит клятвы другого. Это может сделать жрец, но некому будет исполнить его приговор. Вам ничто не угрожает.
      - Ты Четвертый! Ты думаешь, что можешь связать клятвой всех Седьмых в Мире?
      Улыбка Ннанджи стала шире, напоминая скорее дерзкую мальчишескую ухмылку его брата.
      - Это тяжкая ответственность! Я предупреждал Шонсу, когда он говорил мне об этой клятве... Да! Всех Седьмых. То есть, полагаю, всех воинов в Мире. Навсегда. Окончательно. Даже если я ошибаюсь, мы можем оставить вас только на суд Богини.
      - Старик? - бросила Брота.
      Тот кивнул лысой головой.
      - Все верно, госпожа.
      Она прислушивалась к словам нищего?
      Затем вперед выбежала Тана и обхватила руками Ннанджи. На этот раз он рассмеялся и обнял ее, поцеловав в ответ.
      - Что ж, я... - сказал Томияно, глядя на вставшую с места Броту. Все смотрели на Броту.
      Не в силах говорить, она лишь с улыбкой кивнула.
      Долгий кошмар закончился. Над палубой разнеслись радостные крики. Все вскочили на ноги, жены обнимали мужей, дети возбужденно кричали. Катанджи лежал на спине, обняв Диву и Мей, а они обе пытались одновременно его поцеловать. Тана все еще была в объятиях Ннанджи, получая в ответ значительно больше поцелуев, чем отдавала ему сама...
      - Ннанджи! Ннанджи! - сквозь толпу протолкалась Джия.
      Покрасневший Ннанджи вырвался от Таны столь резко, что она чуть не упала.
      - Ннанджи! - Джия схватила его за руку. В глазах ее стояли слезы. - Он пришел в себя... он говорит, что голоден.
      7
      Шонсу не собирался умирать, торговля шла хорошо, каждый день приносил с собой новые впечатления. На "Сапфире" царила атмосфера всеобщего удовлетворения. В конце концов, воины оказались не такими уж и плохими. Меняющие Курс приносили удачу.
      "Сапфир" пришел в Дри.
      Город Дри был залит солнечным светом, отражавшимся от воды; это был город, сверкавший всеми цветами радуги, по оживленным каналам которого скользили гондолы и быстроходные лодки. Высокие арочные мосты соединяли широкие площади; в небо уходили полукруглые купола и алебастровые башни. В воздухе ощущался острый запах экзотических пряностей и цветов; казалось, он вибрировал от многоцветья и грустных старых песен полуголодных гондольеров. Разукрашенные корабли величественно двигались среди выложенных мрамором зданий, под неподвижным взглядом древних статуй.
      Местные таможенники оказались худшими из всех, каких только приходилось встречать Броте. Они вышли навстречу "Сапфиру" на лодках, словно нетерпеливо ожидая своей добычи. Они взяли у нее деньги и направили ее на стоянку возле одного из торговых островков поменьше.
      Шонсу был все еще очень слаб. Даже Томияно не решился предложить отправить его на берег, а Ннанджи не собирался оставлять седьмой меч без охраны, или рисковать оказаться с мечом за спиной рядом с другим воином. Так что воины остались на борту, а моряки начали готовиться к торговле.
      Брота с легкостью продала мебель, и цена была вполне приличной, даже после того, как хищные таможенники забрали причитавшуюся им долю.
      - Ковры, - сказал Томияно, показывая в сторону ближайшего склада. Они вместе с Бротой подошли туда, рассмотрели и пощупали ковры, подумали и поторговались. Торговец оказался неуступчивым и настаивал на том, что может продать товар только другому торговцу... подразумевая плату для одного из его родственников, действовавшего в качестве агента. Это было бы еще одним налогом. Брота вела себя более осторожно, чем тогда, когда покупала медь. Торговля должна была основываться на опыте и знаниях; в Ки или в Хуле она знала, что покупать, что продавать, что сколько стоило. Эта странная коммерция под руководством Богини была азартной игрой, прыжком в неизвестность, вызывавшим у нее тревогу, но в конце концов она решилась, и они ударили по рукам. Рабы начали носить ковры и складывать их возле корабля, поскольку еще один таможенник должен был осмотреть их перед погрузкой.
      Брота вышла на шумную, оживленную улицу вместе с сыном, и они остановились посреди освещенной солнцем толпы, обсуждая, правильно ли они поступили. Группа уличных музыкантов перебирала струны по одну сторону от них, с другой стороны расхваливал достоинства своих цветов лоточник. Со всех сторон их толкали тележки и пешеходы.
      Все-таки, подумала Брота, она что-то упустила. Ковры казались не вполне уместными, хотя сделка была уже заключена и ничего изменить было нельзя.
      - У нас еще есть свободное место, - предложил Томияно, столь же недовольный.
      - Госпожа! - послышался голос возле ее локтя. Она обернулась, нахмурившись, и обнаружила перед собой мальчишку-раба. Он был очень юным, загорелым и худым, так что можно было пересчитать все ребра. Всю его одежду составляла черная набедренная повязка. У него были темные курчавые волосы и большие ясные глаза.
      Брота в ужасе отшатнулась.
      - Катанджи! - выдохнула она. - Ради всех богов, мальчик! Ты сошел с ума!
      Через середину его лица была проведена черная полоса раба. Она скрывала его единственную воинскую метку, и крохотный крестик в виде меча можно было заметить лишь при внимательном рассмотрении - а кто будет внимательно разглядывать раба?
      Томияно схватил его за руку.
      - Это нарушение всех законов, парень, - прошептал он. - Если кто-нибудь заметит, ты навсегда останешься рабом, и они выжгут тебе эту метку каленым железом. Возвращайся на корабль, быстро!
      Катанджи вырвался.
      - Погоди! Все в порядке - я был на складе, и там было темно.
      Брота посмотрела на Томияно, а Томияно на Броту; затем оба посмотрели на Катанджи.
      - И что ты там делал? - спросила она.
      - Осматривал ковры. - Он показал на свою родительскую метку. - Я знаю ковры! Я видел, как вы вошли, и провел для вас небольшую разведку. Рабы все знают, и их не заботит прибыль их хозяев, так что они рассказали мне правду - как другому рабу.
      В этом могла быть доля истины.
      - И что же ты узнал? - с нарастающим любопытством спросила Брота.
      - Самые лучшие - шелковые, верно? Они просто замечательные!
      - Некоторые - да. Но за каждый шелковый приходится покупать десять шерстяных. Таков закон этого города. Другие торговцы говорят то же самое.
      Мальчишка улыбнулся.
      - Это только для торговцев! Местные их покупают. И женщина-воин тоже могла бы их купить! - Он был настолько возбужден, что, казалось, подпрыгивал на булыжной мостовой. - Ты видела тот с золотыми русалками? Это просто чудо! И это единственный, который у них есть на этом складе, потому что горожане обычно скупают их все. Я знаю, куда надо идти, и какую цену платят местные.
      Брота посмотрела на Томияно, а Томияно на Броту. Контрабанда?
      - Шелковые ковры большие, - сказала Брота. - Но даже гондола могла бы выдержать несколько.
      Томияно задумчиво кивнул.
      - Тебе придется подкупить гондольера. Он может потерять свою лодку. Или голову.
      - Обычные моряки не посмели бы - у них могли бы конфисковать корабль.
      Но никто не конфискует корабль, пока на его борту Шонсу.
      - Давай! - сказала Брота. - Том'о, проследи за погрузкой. А ты, новичок? Как нам доставить тебя обратно на корабль?
      Он снова улыбнулся.
      - Увидимся на борту, госпожа. - Он шагнул назад и растворился в толпе.
      Томияно нахмурился и побежал вперед, огибая фургоны и людей. Когда Брота добралась до трапа, он был занят разговором с чиновником, но, увидев ее, покачал головой.
      - Я думал, он оставит вход открытым. Но это не положено.
      Когда корабль стоял в порту, открытые входы являлись серьезным проступком; они могли пропустить крыс, четвероногих или двуногих. Она огляделась вокруг, но нигде не было видно никаких следов Катанджи - что было не удивительно на пристани, столь запруженной грудами товара, фургонами и людьми. Чиновник с официальным видом щелкал на счетах... требовалась очередная взятка.
      ----
      Когда она добралась до своей каюты, там было жарко и душно. Проклятый таможенник лишил ее последних средств. Она заперла дверь, опустилась на колени и отодвинула панель. Из многих потайных мест на корабле этим она пользовалась чаще всего. Она окинула взглядом хранившиеся там запасы. Сколько ковров, даже шелковых, может поместиться в гондоле? Немного, но, возможно, почти столько же, сколько она уже купила, забив при этом трюм "Сапфира" шерстяными. Мальчишка был прав, именно шелковые ковры могли принести прибыль. Если ты не уверен в рынке, обеспечь качество. Шерстяные ковры были не того класса. Парень был прирожденным торговцем.
      Она выбрала маленький кожаный мешочек. В нем было сто золотых, и она была уверена, что гондола не возьмет так много, может быть, даже меньше половины. Затем она взяла свой меч, причесала волосы и вышла на палубу.
      Подойдя к рубке, она услышала глухие удары. Корабль был, естественно, неподвижен, и кто-то пользовался возможностью потренироваться в метании ножа. С удивлением она обнаружила, что это был Ннанджи, сидевший из-за низкого потолка на одном из сундуков и упражнявшийся с набором из дюжины или около того клинков. Судя по виду мишени, у него это получалось очень хорошо.
      Видя ее удивление, он улыбнулся.
      - Быстрее, чем меч! - сказал он. У него был несколько смущенный вид, но он явно был доволен своим искусством.
      - Я думала, что это нарушение всех правил, адепт? Или я пропустила новую сутру?
      - Это я предложил, госпожа, - послышался голос Шонсу. Теперь он сидел, опираясь спиной на груду подушек, все еще очень худой и бледный, но дела его явно пошли на поправку. Каждый день он набирался новых сил. - Ты знаешь, что говорят сутры о колдунах?
      Если бы она созналась в том, сколько сутр она знала, рыжие волосы адепта Ннанджи тут же бы поседели.
      - Не думаю, что когда-либо об этом слышала.
      - Ничего! Они не воины, так что принципы чести к ним не относятся. Они - вооруженные штатские, что само по себе есть нарушение закона - так что любые средства хороши.
      - Но ножи? - Даже водяной крысе могло стать не по себе при мысли о воине, бросающем ножи. Хуже того, Джия спокойно сидела в углу, что-то делая с одним из сапог Шонсу, а рядом с ней стоял сапог Ннанджи. Хуже всего были спрятанные ножи.
      Шонсу пожал плечами. Он выглядел усталым. Тана заботливо сидела на корточках рядом с ним. Она исполняла обязанности медсестры с тех пор, как Шонсу пришел в себя и смог оценить ее усилия. Брота не думала, что ее дочь добьется большего успеха с Шонсу, чем Ннанджи добился с ней, но Седьмой стоил таких усилий.
      - Когда я встретился с колдунами в Аусе, - сказал Шонсу, - они заставили меня отступить перед ними. Я тогда подумал, нужно ли им время для того, чтобы произнести свои заклинания, или что там у них. Из всего, что мы о них знаем, следует, что единственное действенное средство против них скорость. Так что - ножи! - Однако звучало это так, словно он был готов лишь обороняться, но не нападать.
      - Я не возражаю, милорд! Тана, мне нужно, чтобы ты пошла со мной на берег.
      Тана заботливо повернулась к Шонсу.
      - Ты сможешь ненадолго обойтись без меня, милорд?
      - Думаю, справлюсь, - вежливо ответил он.
      Тана похлопала его по руке, поднялась, не спеша продемонстрировав свои длинные загорелые ноги, и по-кошачьи скользнула к двери. Полоски ткани, составлявшие ее одежду, стали уже почти непристойными, превратившись в узкие ленточки, и Брота уловила запах мускуса и фиалок, который мог бы удушить козла. Придется поучить Тану правилам приличия.
      Ннанджи бросил нож. Бум! В яблочко. Он ухмыльнулся и потянулся за следующим ножом.
      Джия встала и подошла к своему господину, который приветствовал ее улыбкой, сказавшей больше, чем дюжина сутр. Потом он снова посмотрел на Броту.
      - Госпожа? Я пытался понять, что же произошло в Вэле. Ты, моряк Олигарро, Ннанджи, капитан - ваши рассказы не вполне совпадают. Удар грома ты сказала, что человек исчез в дыму, но не видела вспышки. Олигарро говорит, что он упал с трапа, и что была вспышка. Ннанджи ничего не видел...
      Она рассказывала ему три раза. Конечно, показания свидетелей никогда не совпадают.
      - Что говорит ученик Катанджи, милорд?
      Шонсу и Ннанджи удивленно переглянулись.
      - Я не знал, что он при этом присутствовал.
      Демоны! Она совсем забыла о том, кто привел ее к источнику незаконных ковров.
      - О да! Он был там, милорд.
      Ннанджи спрыгнул с сундука и целеустремленно направился к двери. Брота последовала за ним на палубу. Катанджи стоял у носового трапа, с мечом, в сапогах и килте. Как он умудрился...
      Она поспешила за Ннанджи, огибая свернутые ковры.
      - Мне нужно с тобой поговорить, подопечный! - зловеще произнес Ннанджи.
      Катанджи широко открыл глаза.
      - Конечно, наставник. - Единственным следом его маскировки было едва заметное маслянистое пятно на носу. В ту ночь в Вэле его лицо тоже было перемазано. - Ты спрашивал госпожу Броту о той сутре?
      Ннанджи поколебался, затем с улыбкой повернулся к Броте.
      - Можешь объяснить мне сутру тысяча сорок четыре, госпожа?
      К счастью, Пятый должен был знать только до девятьсот восемьдесят первой.
      - Мне она незнакома, адепт.
      - Лорд Шонсу рассказал ее мне. Он говорит, что тоже ее не понимает, но я уверен, что он лишь притворяется. - Его взгляд стал отрешенным, и он процитировал голосом, очень похожим на голос Шонсу: "Об Отсутствии Следов: Лучше дать тупой меч, нежели сутру, тем, кому невозможно помочь".
      Брота пожала плечами. Какой-то сухопутный вздор! Как ей добиться хоть слова от Катанджи?
      - Не слишком много смысла, не так ли? Как можно дать что-то кому-то, кому невозможно помочь?
      Ннанджи хмуро кивнул.
      - Я думал, это может означать, что лучше помочь, чем можешь, даже если мало чем можешь помочь, нежели просто давать советы?
      - При чем здесь в таком случае следы?
      - Ну... даже если не достигнешь ни чести, ни славы?
      - А может быть, здесь два смысла, - сказал Катанджи, - и ты можешь выбрать любой, какой захочешь?
      - Какой же второй? - осторожно спросил его брат.
      Из двери на полубаке выплыла Тана в своем лучшем сатиновом платье и желтых сандалиях. За спиной у нее был меч. Ннанджи непроизвольно посмотрел в ее сторону.
      - Пираты не оставляют следов, - пробормотал Катанджи, словно в глубокой задумчивости. - Не как разбойники на суше. А "тупой меч" может означать... рапиру! А свободные не могут помочь морякам...
      - Вот оно! - воскликнул Ннанджи. - Правильно! Это означает, что можно учить моряков фехтовать! Спасибо, мальчуган! - Забыв о колдунах, он развернулся и побежал в сторону рубки.
      Катанджи смотрел ему вслед, с сожалением качая головой. Потом он улыбнулся Броте.
      - Пошли отсюда! - сказал он.
      ----
      Брота выбрала самую большую гондолу из всех, какие только попались ей на глаза; она уселась лицом к гондольеру, чтобы легче было следить за ним. Это был худой, иссушенный солнцем широкоплечий человек, как раз в том возрасте, когда приходится кормить много ртов. Тана с мальчиком сели впереди него, лицом к ней.
      Гондольер оттолкнулся, и лодка заскользила в сторону гавани. Он пропел короткое приветствие, обычную чушь для туристов, а потом спросил:
      - Куда, госпожа?
      - В город, сделать кое-какие покупки, и привезти их обратно на корабль.
      Он сразу же догадался.
      - Ковры: - сказал он, и лицо его окаменело. Тана помогла вести переговоры, обольстительно улыбаясь и демонстрируя ему свои формы. В семье все хорошо знали, что Тана всегда поступает так, как сама считает нужным. Гондольер с широко раскрытыми глазами смотрел на нее, на лбу у него выступил пот. Он согласился за значительно меньшую цену, чем потребовал таможенник.
      Лодка скользила среди широких полос отражавшегося от воды солнечного света. Вдали виднелись туманные очертания башен.
      - Куда? - снова спросил гондольер.
      - Куда, новичок? - спросила Брота. Ковровщик наверняка бы подумал, что ему предстоит обставлять казарму, увидев троих воинов.
      Катанджи отвел взгляд от величественных кораблей, изящных вельботов и быстроходных лодок. Он с ангельским видом улыбнулся.
      - Какова моя доля? - спросил он.
      Какое-то время лодка продолжала плыть вперед, и единственным слышимым звуком была музыка и шум порта, доносившиеся из гавани.
      - Что ты имеешь в виду? - спросила Брота, решив, что пяти серебряных будет более чем достаточно.
      Он ухмыльнулся.
      - Я получаю право выбирать первым, и ты доставляешь меня бесплатно на "Сапфир", и дальше на "Сапфире" куда я захочу, и разгружаешь там мой товар. - Потом он сделал паузу, и лицо его посерьезнело. - И ты обещаешь не говорить ничего Ннанджи. Он говорит, что торговля - недостойное занятие для воинов!
      Тана начала хихикать. Брота не знала, злиться ли ей на себя или удивляться поведению мальчишки.
      - Мы не позволяем частную торговлю на "Сапфире", - мрачно сказала она. - Все члены команды знают, что им причитается доля, и если кто-то хочет уйти, он может ее забрать.
      - Прости, госпожа, - не слишком почтительно сказал Катанджи, - но я не член команды.
      Она сдалась, криво улыбнувшись, сознавая, что Тана получает от этого удовольствие и с радостью расскажет обо всем остальным членам семьи.
      - Нет, ты ведь один из людей Богини, не так ли? Ладно, договорились. Но ты тоже никому ничего не рассказывай. И ты, Тана!
      Он наклонился и протянул обе руки для рукопожатия, что удивило ее еще больше. Потом он сказал гондольеру, чтобы тот направлялся к Каналу Семи Храмов, и вернулся к созерцанию оживленного порта.
      Внезапно Брота вспомнила, что у этого Первого в кошельке по крайней мере пятнадцать золотых. Она думала, что "выбирать первым" означает один ковер. Он бы не посмел... или?
      Прежде чем она успела задать вопрос, Тана ее опередила.
      - Сколько же ты намерен потратить, торговец? - спросила она.
      Катанджи широко улыбнулся, блеснув зубами.
      - Шестьдесят четыре золотых, - ответил он.
      * Книга Четвертая. ВОИН ОБРЕТАЕТ АРМИЮ *
      1
      Каср, следующий город после Дри, тоже располагался на правом берегу, в краю воинов. Бог Ветра равнодушно продолжал исполнять свои обязанности, и когда наконец перед ними появился Каср, жарким и безмятежным утром, Уолли уже в достаточной степени пришел в себя для того, чтобы выйти на воздух. В одном лишь килте, он вытянулся на крышке люка, подложив под голову подушку и наслаждаясь солнцем, словно миллионер на собственной яхте. Доски под ним были теплыми, и паруса заполняли собой все небо.
      Рядом лежал костыль, который сделал ему моряк Холийи. По другую сторону от него сидела Джия, в моряцкой набедренной повязке и полоске ткани на груди. У рабыни они, конечно, были черными, но подчеркивали ее восхитительную фигуру так, что Уолли счел это вызывающе соблазнительным. Время от времени он сжимал ее руку, или она сжимала его руку, а потом они молча удовлетворенно улыбались друг другу. Тана, слава Всевышней, оставила свои ухаживания, и теперь ее не было нигде поблизости видно.
      Мир медленно полз мимо своей неторопливой доиндустриальной поступью. Это был очень мирный путь на войну. Уолли было предоставлено время, чтобы восстановить здоровье, и, видимо, он должен был полностью выздороветь. Верующий человек мог бы счесть подобное чудесным исцелением.
      Моряки занимались своими повседневными делами - кораблем и детьми, одеждой и пищей. Взгляды, которые они бросали на него, были в лучшем случае дружелюбными, в худшем - уважительно-вежливыми... и это было еще одно чудо. От их прежней враждебности не осталось и следа, и ее сменило пусть и неохотное, но все же согласие с присутствием пассажиров на борту. Брота даже нашла для них каюты, уплотнив молодежь и освободив место.
      На корме слышался лязг стали - Ннанджи тренировал Мату. С тех пор как его наставник открыл ему ту удивительно двусмысленную сутру, жизнь на корабле превратилась для него из адской скуки в райское наслаждение ежедневного фехтования. Он больше не ограничивался обучением Таны, Катанджи и Матарро. Моряки это только приветствовали. На Реке это была хорошая подстраховка.
      Из задумчивости Уолли вывела появившаяся над ним тень. Он поднял взгляд и увидел лицо Томияно, напоминавшее черную тучу. Он сел.
      - Скоро Каср... милорд. - У Томияно больше не возникало мыслей об убийстве при виде Шонсу, но он и не испытывал экстаза от братской любви. Мне просто интересно, сможешь ли ты набрать там себе воинов? - Он явно был готов к отрицательному ответу.
      Уолли покачал головой. Он попытался улыбнуться и, убрав костыль, показал на крышку люка позади себя.
      - Пока нет, капитан. Однако сядь на минутку, давай обсудим.
      Томияно пожал плечами и присел на краешек, словно не собираясь задерживаться надолго. Его синяки уже прошли, ссадины зажили. Ожог на лице превратился в белый шрам. Он был горд - горд своим кораблем, выполнявшим теперь божественную миссию; горд своими физическими возможностями, которые сейчас затмевало титаническое присутствие Шонсу; горд своей независимостью...
      - Я еще пока не совсем в форме, - сказал Уолли. - Но однажды, капитан, ты получишь назад свой корабль. Однажды я уничтожу колдунов. Тогда мы оба будем свободны. И, возможно, когда этот день наступит, мы с тобой сможем встретиться где-нибудь в баре и отметить вместе это событие? Или, если хочешь, набьем друг другу морду. А потом - разнесем в щепки весь порт? Отправимся по бабам и войдем в легенду? Устроим себе такое похмелье, что жить больше не захочется? Или...
      Лицо Томияно оставалось безучастным. Он оперся руками о люк, словно собираясь встать.
      - Что-нибудь еще, милорд?
      Уолли вздохнул - подход оказался неверным.
      - Да. После Касра, насколько я знаю, будет Сен. Но это на левом берегу. Следующий город воинов - Тау... примерно неделя пути?
      - Если будет приличный ветер.
      - Что ж, думаю, к тому времени я буду на ногах.
      - Вы высадитесь в Тау? - осторожно спросил моряк.
      Уолли знал, что его беспокоит.
      - Как только я буду здоров, и мы достигнем города, где есть приличные воины, ваши обязательства на этом заканчиваются, и договор считается выполненным. Мы высаживаемся. Все честно?
      Моряк был еще и торговцем.
      - Что значит - "приличные воины"?
      - Парочка Третьих? Достаточно крепких, конечно. Да, я бы сказал, что двоих Третьих для начала бы хватило. По крайней мере, они могли бы прикрыть меня со спины.
      Моряк кивнул и снова собрался уходить.
      - Останься, - сказал Уолли. - Есть у тебя еще минута? У меня возникла проблема, и ты мог бы мне помочь.
      Томияно снова сел, с все так же ничего не выражающим лицом, но в этот момент донесся взрыв смеха со стороны фехтовальщиков и наблюдавших за ними зрителей на корме - громче всего смеялся Ннанджи. Капитан взглянул в ту сторону, и глаза его сузились.
      - Вот еще одно чудо, - тихо сказал Уолли.
      - Чудо?
      - Ннанджи. Немногие могут преодолеть собственные предрассудки, как он, капитан.
      Томияно нахмурился.
      - Предрассудки? Предрассудки - это мнения, не основанные на опыте, не так ли?
      - Или на опыте, который не относится к делу, - Уолли обнаружил, что в присутствии Томияно нелегко сохранять терпение. - Подумай, с чего он начинал - годы общения с одними только воинами. Конечно, он презирал штатских - так его учили думать. Его также учили, что убийство - абсолютно непростительное преступление, исключительная жестокость...
      - Ты не согласен с той присягой, которую он принес?
      - Вовсе нет. Суть в том, что он понял, что его учили неправильно, и нашел в себе силы подняться выше этого. Мало кому это удается, капитан. Старик клянется, что он здесь ни при чем - все это была идея самого Ннанджи. Когда мы впервые поднялись на борт, он считал, что ты и твоя семья должны гордиться тем, что служат ему, лишь потому, что он воин. Теперь же он считает вас своими друзьями и союзниками. Подобная перемена - почти подвиг, тебе не кажется?
      - Он перестроился.
      - А ты? Ты считал, что все воины - убийцы и насильники. Как твои предрассудки, моряк Томияно?
      Капитан покраснел.
      - Мое мнение было основано на опыте.
      - Однако этот опыт не имел отношения к делу.
      - Я согласен, что в данном случае я ошибался. Но только в данном случае.
      Уолли пожал плечами, зная, что большинство воинов за подобное замечание готовы были пролить кровь. Однако капитан корабля должен был высоко ценить лидерство, а Ннанджи продемонстрировал способности к лидерству, о которых Уолли даже не подозревал за этой легкомысленной юношеской улыбкой. Он сам поддался предрассудкам, относясь к своему молодому помощнику лишь как к потенциальному телохранителю и удобной ходячей справочной библиотеке. Так что возникал еще один вопрос: сколь большую роль предназначено было сыграть Ннанджи в миссии Шонсу?
      Томияно вернулся к сути дела.
      - Что за проблему ты хотел со мной обсудить?
      - В некотором смысле, моя проблема заключается в том, чтобы понять, в чем заключается моя проблема, если ты еще не запутался. Бог сказал мне, что мне поручена миссия, но не сказал, в чем она заключается, а лишь сказал, что об этом я узнаю сам. Что ж, теперь я встретился с колдунами, так что знаю, что мне предстоит сделать, хотя до сих пор не знаю, как. Но он также загадал мне загадку.
      Моряк поднял брови, так что три отметины в виде корабля скрылись под его каштановыми волосами. Раздражение уступило место любопытству.
      - Загадку, милорд?
      - Загадку. А вот часть ее, которая касается тебя:
      Когда низко пасть придется,
      Встанет войско, круг замкнется,
      Будет выучен урок.
      - Вполне можно предположить, что "низко пасть" - это мягкое описание того, что произошло со мной в Аусе.
      Явно заинтригованный, Томияно почесал голову.
      - Как ты соберешь войско? - осторожно спросил он.
      Он не стал произносить вслух естественное продолжение вопроса: каким образом лорд Шонсу сможет собрать войско после того, что произошло с ним в Аусе? Если слух об этом доберется сюда раньше, в лучшем случае его поднимут на смех, а в худшем - обвинят в преступлении. Если об этом станет известно после того, как он наберет себе воинов, дело может дойти до мятежа. Его договор с Бротой гласил, что его должны доставить до ближайшего города, где он сможет набрать воинов, но сможет ли теперь Шонсу когда-либо это сделать?
      Возможно, именно поэтому Хонакура высказывал предположение, что означенным войском может быть команда "Сапфира". Все они в достаточной степени владели мечом еще до того, как Ннанджи начал свои уроки, а благодаря его тренировкам они быстро отточили свое мастерство до немыслимого прежде уровня. Тем не менее, Уолли не мог поверить, что от него предполагалось сразиться с колдунами численностью в несколько городов в компании около дюжины непрофессионалов, половину которых составляли женщины, и определенно не собирался делиться этой мыслью с Томияно. К воинам и их спутникам можно было теперь относиться как к неизбежному злу, но члены команды "Сапфира" не были солдатами. Война их не привлекала, и об огненных демонах в договоре ничего не говорилось.
      - Я не знаю, как собрать армию, - сказал Уолли. - Я уверен, что слова об уроке относятся к колдунам - должен быть какой-то способ их победить. Но вот насчет круга я хотел спросить у тебя.